Дмитрий Игоревич Шпаро, Александр Васильевич Шумилов
Три загадки Арктики
ЖЕЛАННЫЙ СЕВЕР
Был август 1973 года. Пятое путешествие в высоких широтах проводила экспедиция газеты «Комсомольская правда». На этот раз нашей целью были поиски исторических памятных мест па Севере, следов экспедиций, пропавших в Северном Ледовитом океане.
Прекрасные дни, полные напряженной работы и счастливых открытий, пронеслись как миг. Мы вернулись с Крайнего Севера, и друзья, встречавшие нас в аэропорту, прямо возле трапа самолета задали вопрос: «Находки есть?» Ответить было легко: «Искали и нашли».
Пусть дело живет. Историко-географические работы на Севере не прекращаются и год от года приносят новые радостные и полезные результаты.
Наша книга о поисках. О загадках, которые удалось разгадать, и тайнах, «осада» которых еще не снята. Наша книга о полярных путешествиях.
Итак, лето 1973 года…
Позади четыре путешествия в Арктике. Сколько пройдено километров, сколько неуютных холодных стоянок, сколько непредвиденных опасных ситуаций, когда выход зависит только от твоего решения! А. тренировки! А снаряжение! А наука! Оказывается, ее проблемы сопутствуют самым разным сторонам организации и проведения полярных автономных походов. Опыт – вот, пожалуй, главный результат этой четырехлетней учебы в арктической школе.
В 1969 году пять лыжников – еще без официального мандата «Комсомольской правды», но с добрыми пожеланиями и напутствиями сотрудников газеты – прошли путь от Воркуты до Амдермы. В 1970 году, получив статус «группы «Комсомольской правды»», мы впятером проложили лыжню по Таймырскому полуострову и по льду моря Лаптевых. От озера Таймыр через горы Бырранга добрались до залива Фаддея, по морскому льду вышли на острова Комсомольской Правды, а затем, минуя исторические места – мыс Прончищева, мыс Амундсена, гавань Мод, мыс Папанина, – достигли северной точки материка – мыса Челюскин.
Предел земли не был на самом деле пределом. Майский ветер и поземка, золотистая в лучах солнца, мчались с земли, которая лежала на севере. Она-то – Северная Земля – и была всамделишным краем суши, за ней простирались льды.
1971 год – Северная Земля. Отряд, теперь из 6 человек, начал путь на лыжах от островов Краснофлотских, затем пересек остров Октябрьской Революции и через пролив Красной Армии вышел к полярной станции острова Голомянный.
В горах Бырранга мороз был минус 46 градусов. На Северной Земле под ледником Университетским нас трепала пурга. С трудом мы выбрались из лабиринта трещин ледника Русанова на острове Октябрьской Революции и долго плутали среди глетчеров, спускающихся с гор Северной Земли в море Лаптевых. Ветры в проливе Красной Армии казались всесильными, возле западного берега острова Комсомолец произошла первая встреча с белым медведем…
Группа обретала полярный опыт. Арктика манила все сильнее, и мы стремились усложнить наши переходы. Это удавалось. В 1972 году па лыжах и лодках, имея на старте рюкзаки весом в 51–52 килограмма, участники экспедиции за 20 дней пересекли пролив Лонга.
В эти годы проявились две закономерности (именно закономерности – теперь-то мы понимаем, что они не могли не проявиться). Одна состояла в том, что многие ученые высказывали пожелания об организации историко-географических поисков на Севере силами экспедиции.
Первым говорил об этом Герой Советского Союза Эрнст Теодорович Кренкель. Визит легендарному полярнику нанесли двое: радист Анатолий Мельников и начальник экспедиции Дмитрий Шпаро. Разговор в основном был о радиосвязи на Севере. Путешествия, которые мы проделали и которые планировали, Эрнст Теодорович одобрил безоговорочно. Его «сердитые» слова: «Вы ходите черт знает где и развенчиваете нашу славу» – были только шуткой. А потом в связи с предстоящим маршрутом на Северную Землю Кренкель сказал:
– С вашим опытом и энтузиазмом надо было бы заняться восстановлением памятников на Севере. В тридцатых годах мы зимовали на берегу пролива Шокальского, на мысе Оловянный. Многое я дал бы за то, чтобы узнать, в каком состоянии сейчас наш дом. Да и поиски на берегах – дело стоящее.
Перед походом на Северную Землю мы побывали у ленинградского историка Василия Михайловича Пасецкого. Крутая низкая лестница вела к нему – ученому секретарю Арктического и Антарктического научно-исследовательского института – в известном особняке на Фонтанке.
– Эх, если бы летом вы шли! – сказал Пасецкий. – Тогда я попросил бы вас изменить маршрут: пройти через кут залива Ахматова, по его северному берегу, а также по западному берегу острова Большевик – вдоль пролива Шокальского.
В. М. Пасецкий кратко рассказал североземельскую версию гибели полярного геолога В. А. Русанова.
Советы были полезны, по сами-то мы знали еще мало и к историко-географическим поискам готовы не были. Общение с Арктикой исподволь готовило нас к ним. Ничто так не смогло бы способствовать глубокому знанию истории конкретного района Арктики, как путешествие в этот район. Книгу истории каждый из нас прочитывал словно трижды: до путешествия (в буквальном смысле), во время пути и после возвращения домой, снова бросаясь к книгам, вспоминая и рассказывая о пройденных километрах.
Вторая закономерность… К 1971 году выяснилось, что целый ряд организаций заинтересован в арктических экспериментах и что эти эксперименты участники могут проводить своими силами.
Мы взялись за дело охотно. Особенно крепкое и полезное сотрудничество установилось с учеными Института медико-биологических проблем (ИМБП) Министерства здравоохранения СССР.
Небольшой коллектив лыжников в Арктике, находящихся в условиях реальной опасности, «социальной изоляции», дискомфорта, вполне подходит ученым-психологам как модель для проверки различных теоретических построений и практических выводов. Если же добавить высокие физические нагрузки (в переходе через пролив Лонга они в самом деле были изрядные), нервное напряжение, сложные климатические условия, то существование самой группы, с точки зрения психологов, выглядит смелым опытом. Меняются привязанности людей друг к другу, выявляются и трансформируются глубинные личностные свойства. Как? Специалисты это с успехом выясняют. Совместные доклады и статьи ученых ИМБП и участников экспедиции стали результатом такого сотрудничества.
Другая заинтересованная организация – ВНИИ консервной и овощесушильной промышленности (ВНИИКОП). Насущная для нас задача – составить сбалансированный по химическому составу рацион с минимальным весом и максимальной калорийностью – была интересна и для специалистов.
Полярная экспедиция «Комсомолки» к 1973 году представляла слаженную, крепкую группу. Людей объединяла преданная любовь к Северу, радость от борьбы с трудностями, верность целям и дисциплина. Весной 1973 года встал естественный вопрос об организации поисковых летних работ на Севере. Мы выбрали Западный Таймыр – берег Харитона Лаптева и шхеры Минина.
На Таймырский полуостров лето приходит в июле, и к концу месяца обычно открываются берега. Можно искать… Но в последних числах августа нередко уже идет снег. Пришлось «втискивать» экспедицию в эти короткие сроки.
Поиски мы решили вести тремя группами. В Восточную входили Юрий Хмелевский, Игорь Марков, Володя Владимиров и Таня Шпаро. Начать работу они должны были с полуострова Заря и двигаться по побережью па запад.
Две другие группы шли им навстречу.
Володя Леденев, Леонид Лабутин, Володя Наливайко и Лена Склокина составляли Центральную группу. Их маршрут начинался от фьорда Хутуда.
Третья группа – Островная. Путь ее участников – Федора Склокина, Владимира Ростова, Анатолия Денискина, Тани Ростовой и авторов этих строк – проходил сперва по полуострову Минина, потом по маленьким и большим островам в шхерах Минина.
Местом финиша всех трех отрядов была полярная станция «Мыс Стерлегова», которая находится почти посередине района, выбранного для поисков.
В Норильске 18 июля ветер дул со скоростью 20 метров в секунду, с порывами до 23. Норильчане говорили: «Неудачная погода, десять дней назад еще шел снег, и сейчас необычно холодно. И тундра только-только зеленеет, только-только оживает. А Диксон к северу, там еще холоднее. Как же вы пойдете?»
В отделе перевозок норильского аэропорта жаловались на плохую связь с Диксоном: опять их не слышно. Будет ли у нас, па наших маршрутах, связь с Диксоном? Нет, конечно, не будет; это какое-то гиблое место для радиоволн, глупо даже рассчитывать. Диссонансом в этих печальных прогнозах был оптимизм Сергея Мусиенко – начальника Норильской радиолюбительской станции. В сутолоке аэропорта он появился неожиданно и увел старшего радиста экспедиции Леонида Лабутина смотреть свое радиохозяйство. Вернувшись, Лабутин уверенно заявил: «Связь будет – если не с Диксоном, то с Норильском». Тогда мы еще не верили Лабутину.
Столица полярников – поселок Диксон – встретила нас солнцем. Плюс 19 – небывалое дело в этих краях с 1964 года.
Начались испытания экспедиционного снаряжения: солнечных батарей (благо было солнце), сигнальных средств (тумана тоже хватало), раций. С увлечением заполняли мы медицинские тесты. Лабутин, Марков и Ростов вместе с диксонскими радиолюбителями Сашей Малыгиным и Игорем Морозовым облазили все крыши домов на острове Диксон, устанавливая необходимое для будущей связи антенное хозяйство. И связь заработала.
Все нужное для жизни и работы в Арктике мы несем в рюкзаках. И первое требование к радиоаппаратуре после надежности – малый вес. «Ледовая-1» весит всего 2,2 килограмма. Аккумуляторы к ней – 2 килограмма, обеспечивая 30-часовую непрерывную связь. Есть также солнечные батареи, которые подзаряжают аккумуляторы, а на случай катастрофической непогоды – генератор с ручным приводом – 2,7 килограмма.
Три группы испытывали на маршрутах три типа мачт для антенн. Лучшей оказалась мачта из шести горнолыжных палок. Па сильном ветре два человека устанавливали семиметровый блестящий столбик без особых усилий. Оттяжки служили антенной.
Забегая вперед, скажем, что радиосвязь и на маршрутах была прекрасной. В этом, в частности, бесценный опыт экспедиции 1973 года.
… Первой в путь на атомоходе «Ленин» отправилась Центральная группа. 25 июля Ростов и Марков приняли на Диксоне депешу:
Стояла светлая холодная ночь. На палубе лежал иней. Винт вертолета бешено вращался. Ледокол бил лед и сам дрожал. Склокин, Денискин, Ростова и Шумилов первыми вылетели к месту старта. «Киев» не сбавлял хода. За ледоколом на заданном расстоянии, изредка пропадая в тумане, послушно шли суда. Они точно скользили по тихой воде, которая оставалась за ведущим.
На восточном берегу полуострова Минина, под горой Минина, высадились Ростов и Шпаро. Они заложили склад: бидон и бочку с продуктами, канистру с бензином, взяли азимут па гору, па ближайшие мысы, записали приметы места. Вертолет их ждал. Теперь на западный берег, к друзьям. Садимся у древней избушки – низенькой, с присыпанной землей крышей. Она стоит у воды, у зеркального залива, а вокруг кружится масса птиц. Дымится костер, и люди бегут навстречу вертолету.
На «Киеве» остались четверо: Хмелевский, Марков, Владимиров и Таня Шпаро. На полуострове Воронцова они соорудят склад для Центральной и Островной групп, а в устье реки Толевой заложат склад для себя. Потом двинутся в свой маршрут – будут искать депо Эдуарда Толля.
7 часов утра. После завтрака решили начать работу. Трое направятся на юг, пересекут полуостров Минина, первыми придут к складу, и гора Минина «принадлежит» им. Другая тройка обойдет полуостров с севера и осмотрит острова Утиный, Скалистый, Циркуль, рассыпанные вблизи полуострова. Потом, соединившись, обе группы переправятся на остров Колосовых…
Прекрасные дни, полные напряженной работы и счастливых открытий, пронеслись как миг. Мы вернулись с Крайнего Севера, и друзья, встречавшие нас в аэропорту, прямо возле трапа самолета задали вопрос: «Находки есть?» Ответить было легко: «Искали и нашли».
Пусть дело живет. Историко-географические работы на Севере не прекращаются и год от года приносят новые радостные и полезные результаты.
Наша книга о поисках. О загадках, которые удалось разгадать, и тайнах, «осада» которых еще не снята. Наша книга о полярных путешествиях.
Итак, лето 1973 года…
Позади четыре путешествия в Арктике. Сколько пройдено километров, сколько неуютных холодных стоянок, сколько непредвиденных опасных ситуаций, когда выход зависит только от твоего решения! А. тренировки! А снаряжение! А наука! Оказывается, ее проблемы сопутствуют самым разным сторонам организации и проведения полярных автономных походов. Опыт – вот, пожалуй, главный результат этой четырехлетней учебы в арктической школе.
В 1969 году пять лыжников – еще без официального мандата «Комсомольской правды», но с добрыми пожеланиями и напутствиями сотрудников газеты – прошли путь от Воркуты до Амдермы. В 1970 году, получив статус «группы «Комсомольской правды»», мы впятером проложили лыжню по Таймырскому полуострову и по льду моря Лаптевых. От озера Таймыр через горы Бырранга добрались до залива Фаддея, по морскому льду вышли на острова Комсомольской Правды, а затем, минуя исторические места – мыс Прончищева, мыс Амундсена, гавань Мод, мыс Папанина, – достигли северной точки материка – мыса Челюскин.
Предел земли не был на самом деле пределом. Майский ветер и поземка, золотистая в лучах солнца, мчались с земли, которая лежала на севере. Она-то – Северная Земля – и была всамделишным краем суши, за ней простирались льды.
1971 год – Северная Земля. Отряд, теперь из 6 человек, начал путь на лыжах от островов Краснофлотских, затем пересек остров Октябрьской Революции и через пролив Красной Армии вышел к полярной станции острова Голомянный.
В горах Бырранга мороз был минус 46 градусов. На Северной Земле под ледником Университетским нас трепала пурга. С трудом мы выбрались из лабиринта трещин ледника Русанова на острове Октябрьской Революции и долго плутали среди глетчеров, спускающихся с гор Северной Земли в море Лаптевых. Ветры в проливе Красной Армии казались всесильными, возле западного берега острова Комсомолец произошла первая встреча с белым медведем…
Группа обретала полярный опыт. Арктика манила все сильнее, и мы стремились усложнить наши переходы. Это удавалось. В 1972 году па лыжах и лодках, имея на старте рюкзаки весом в 51–52 килограмма, участники экспедиции за 20 дней пересекли пролив Лонга.
В эти годы проявились две закономерности (именно закономерности – теперь-то мы понимаем, что они не могли не проявиться). Одна состояла в том, что многие ученые высказывали пожелания об организации историко-географических поисков на Севере силами экспедиции.
Первым говорил об этом Герой Советского Союза Эрнст Теодорович Кренкель. Визит легендарному полярнику нанесли двое: радист Анатолий Мельников и начальник экспедиции Дмитрий Шпаро. Разговор в основном был о радиосвязи на Севере. Путешествия, которые мы проделали и которые планировали, Эрнст Теодорович одобрил безоговорочно. Его «сердитые» слова: «Вы ходите черт знает где и развенчиваете нашу славу» – были только шуткой. А потом в связи с предстоящим маршрутом на Северную Землю Кренкель сказал:
– С вашим опытом и энтузиазмом надо было бы заняться восстановлением памятников на Севере. В тридцатых годах мы зимовали на берегу пролива Шокальского, на мысе Оловянный. Многое я дал бы за то, чтобы узнать, в каком состоянии сейчас наш дом. Да и поиски на берегах – дело стоящее.
Перед походом на Северную Землю мы побывали у ленинградского историка Василия Михайловича Пасецкого. Крутая низкая лестница вела к нему – ученому секретарю Арктического и Антарктического научно-исследовательского института – в известном особняке на Фонтанке.
– Эх, если бы летом вы шли! – сказал Пасецкий. – Тогда я попросил бы вас изменить маршрут: пройти через кут залива Ахматова, по его северному берегу, а также по западному берегу острова Большевик – вдоль пролива Шокальского.
В. М. Пасецкий кратко рассказал североземельскую версию гибели полярного геолога В. А. Русанова.
Советы были полезны, по сами-то мы знали еще мало и к историко-географическим поискам готовы не были. Общение с Арктикой исподволь готовило нас к ним. Ничто так не смогло бы способствовать глубокому знанию истории конкретного района Арктики, как путешествие в этот район. Книгу истории каждый из нас прочитывал словно трижды: до путешествия (в буквальном смысле), во время пути и после возвращения домой, снова бросаясь к книгам, вспоминая и рассказывая о пройденных километрах.
Вторая закономерность… К 1971 году выяснилось, что целый ряд организаций заинтересован в арктических экспериментах и что эти эксперименты участники могут проводить своими силами.
Мы взялись за дело охотно. Особенно крепкое и полезное сотрудничество установилось с учеными Института медико-биологических проблем (ИМБП) Министерства здравоохранения СССР.
Небольшой коллектив лыжников в Арктике, находящихся в условиях реальной опасности, «социальной изоляции», дискомфорта, вполне подходит ученым-психологам как модель для проверки различных теоретических построений и практических выводов. Если же добавить высокие физические нагрузки (в переходе через пролив Лонга они в самом деле были изрядные), нервное напряжение, сложные климатические условия, то существование самой группы, с точки зрения психологов, выглядит смелым опытом. Меняются привязанности людей друг к другу, выявляются и трансформируются глубинные личностные свойства. Как? Специалисты это с успехом выясняют. Совместные доклады и статьи ученых ИМБП и участников экспедиции стали результатом такого сотрудничества.
Другая заинтересованная организация – ВНИИ консервной и овощесушильной промышленности (ВНИИКОП). Насущная для нас задача – составить сбалансированный по химическому составу рацион с минимальным весом и максимальной калорийностью – была интересна и для специалистов.
Полярная экспедиция «Комсомолки» к 1973 году представляла слаженную, крепкую группу. Людей объединяла преданная любовь к Северу, радость от борьбы с трудностями, верность целям и дисциплина. Весной 1973 года встал естественный вопрос об организации поисковых летних работ на Севере. Мы выбрали Западный Таймыр – берег Харитона Лаптева и шхеры Минина.
На Таймырский полуостров лето приходит в июле, и к концу месяца обычно открываются берега. Можно искать… Но в последних числах августа нередко уже идет снег. Пришлось «втискивать» экспедицию в эти короткие сроки.
Поиски мы решили вести тремя группами. В Восточную входили Юрий Хмелевский, Игорь Марков, Володя Владимиров и Таня Шпаро. Начать работу они должны были с полуострова Заря и двигаться по побережью па запад.
Две другие группы шли им навстречу.
Володя Леденев, Леонид Лабутин, Володя Наливайко и Лена Склокина составляли Центральную группу. Их маршрут начинался от фьорда Хутуда.
Третья группа – Островная. Путь ее участников – Федора Склокина, Владимира Ростова, Анатолия Денискина, Тани Ростовой и авторов этих строк – проходил сперва по полуострову Минина, потом по маленьким и большим островам в шхерах Минина.
Местом финиша всех трех отрядов была полярная станция «Мыс Стерлегова», которая находится почти посередине района, выбранного для поисков.
В Норильске 18 июля ветер дул со скоростью 20 метров в секунду, с порывами до 23. Норильчане говорили: «Неудачная погода, десять дней назад еще шел снег, и сейчас необычно холодно. И тундра только-только зеленеет, только-только оживает. А Диксон к северу, там еще холоднее. Как же вы пойдете?»
В отделе перевозок норильского аэропорта жаловались на плохую связь с Диксоном: опять их не слышно. Будет ли у нас, па наших маршрутах, связь с Диксоном? Нет, конечно, не будет; это какое-то гиблое место для радиоволн, глупо даже рассчитывать. Диссонансом в этих печальных прогнозах был оптимизм Сергея Мусиенко – начальника Норильской радиолюбительской станции. В сутолоке аэропорта он появился неожиданно и увел старшего радиста экспедиции Леонида Лабутина смотреть свое радиохозяйство. Вернувшись, Лабутин уверенно заявил: «Связь будет – если не с Диксоном, то с Норильском». Тогда мы еще не верили Лабутину.
Столица полярников – поселок Диксон – встретила нас солнцем. Плюс 19 – небывалое дело в этих краях с 1964 года.
Начались испытания экспедиционного снаряжения: солнечных батарей (благо было солнце), сигнальных средств (тумана тоже хватало), раций. С увлечением заполняли мы медицинские тесты. Лабутин, Марков и Ростов вместе с диксонскими радиолюбителями Сашей Малыгиным и Игорем Морозовым облазили все крыши домов на острове Диксон, устанавливая необходимое для будущей связи антенное хозяйство. И связь заработала.
Все нужное для жизни и работы в Арктике мы несем в рюкзаках. И первое требование к радиоаппаратуре после надежности – малый вес. «Ледовая-1» весит всего 2,2 килограмма. Аккумуляторы к ней – 2 килограмма, обеспечивая 30-часовую непрерывную связь. Есть также солнечные батареи, которые подзаряжают аккумуляторы, а на случай катастрофической непогоды – генератор с ручным приводом – 2,7 килограмма.
Три группы испытывали на маршрутах три типа мачт для антенн. Лучшей оказалась мачта из шести горнолыжных палок. Па сильном ветре два человека устанавливали семиметровый блестящий столбик без особых усилий. Оттяжки служили антенной.
Забегая вперед, скажем, что радиосвязь и на маршрутах была прекрасной. В этом, в частности, бесценный опыт экспедиции 1973 года.
… Первой в путь на атомоходе «Ленин» отправилась Центральная группа. 25 июля Ростов и Марков приняли на Диксоне депешу:
«Все заливы в шхерах покрыты льдом. Высадка прошла нормально. Спасибо экипажу ледокола „Ленин“. Вышли на маршрут.Затем оставшихся в три приема перебросил на ледокол «Киев» бортовой вертолет. Ледокол уже шел полным ходом…
Леденев».
Стояла светлая холодная ночь. На палубе лежал иней. Винт вертолета бешено вращался. Ледокол бил лед и сам дрожал. Склокин, Денискин, Ростова и Шумилов первыми вылетели к месту старта. «Киев» не сбавлял хода. За ледоколом на заданном расстоянии, изредка пропадая в тумане, послушно шли суда. Они точно скользили по тихой воде, которая оставалась за ведущим.
На восточном берегу полуострова Минина, под горой Минина, высадились Ростов и Шпаро. Они заложили склад: бидон и бочку с продуктами, канистру с бензином, взяли азимут па гору, па ближайшие мысы, записали приметы места. Вертолет их ждал. Теперь на западный берег, к друзьям. Садимся у древней избушки – низенькой, с присыпанной землей крышей. Она стоит у воды, у зеркального залива, а вокруг кружится масса птиц. Дымится костер, и люди бегут навстречу вертолету.
На «Киеве» остались четверо: Хмелевский, Марков, Владимиров и Таня Шпаро. На полуострове Воронцова они соорудят склад для Центральной и Островной групп, а в устье реки Толевой заложат склад для себя. Потом двинутся в свой маршрут – будут искать депо Эдуарда Толля.
7 часов утра. После завтрака решили начать работу. Трое направятся на юг, пересекут полуостров Минина, первыми придут к складу, и гора Минина «принадлежит» им. Другая тройка обойдет полуостров с севера и осмотрит острова Утиный, Скалистый, Циркуль, рассыпанные вблизи полуострова. Потом, соединившись, обе группы переправятся на остров Колосовых…
ЗАГАДКА МЫСА ПРИМЕТНЫЙ
1. ТРАГИЧЕСКАЯ НАХОДКА
Передовая упряжка оленей, увязая в глине, с трудом вытащила санки на взгорок и остановилась. Никифор Бегичев, начальник отряда, оглянулся. Упряжка Егора Кузнецова поднималась по склону, остальные сбились у реки. Альфред Карлсен, размахивая руками, видимо, о чем-то спорил с проводниками. Чуть в стороне, нагнувшись, счищал ножом налипшую глину с сапога капитан Ларс Якобсен.
– Может, ночевать будем? – окликнул Бегичева подошедший Егор. – Олени совсем плохие стали, подкормить надо.
Через час в котлах булькала надоевшая похлебка из оленины, приправленная сухарями, дымился чай. На следующий день было решено устроить дневку: осмотреть берег и заодно дать отдохнуть оленям…
Осенью прошлого года к Бегичеву, в Дудинское, заехал Шольц – заместитель председателя акционерного общества «Комсеверпуть». Он рассказал, что где-то на побережье Таймыра пропали без вести спутники Амундсена – Питер Тессем и Пауль Кнутсен. Шольц предложил Бегичеву организовать спасательную экспедицию, взяв в помощь людей с зазимовавшей на Диксоне норвежской шхуны «Хеймен». И вот теперь спасатели уже третий месяц шли «по следам» Питера Тессема и Пауля Кнутсена.
Дневник Бегичева. «10-го августа. Среда. Дневали. В 12 час. дня пошел я к морю по западную сторону Приметного мыса, а капитан и Альфред пошли на мыс Приметный. Я обошел кругом глубокую бухту и пошел западным берегом, вышел на мыс земляной, высокий, обрывистый, пошел по мысу на NW. Немного пройдя, мыс кончился, у западной стороны мыса есть бухта, вдается очень глубоко в материк, верст 40 на юг. Я пошел на N, здесь образовалась коса, я увидел сожженные дрова и подошел к ним. Здесь лежат обгоревшие кости человека и много пуговиц и пряжек, гвозди и еще кой-что есть, патрон дробовый, бумажный и несколько патрон от винтовки… Я вернулся обратно в чум, которой шел дорогой. Пришел в палатку, капитана и Альфреда еще нет. Я разобрался с вещами, которые нашел. Патроны оказались норвежского военного образца 1915 года. Тогда я узнал, что погиб какой-то из спутников Амундсена».
2. ПУТЕШЕСТВИЕ В ПОЛЯРНУЮ НОЧЬ
Руал Амундсен достиг вершины славы. В 1903–1906 годах ему впервые в истории удалось пройти на 47-тонной яхте «Йоа» Северо-западным проходом – путем, который оставался недоступным человеку в течение трех сотен лет. В 1911 году он первым водрузил флаг своей страны на Южном полюсе.
Две блестяще проведенные экспедиции! Крупнейшие географические открытия! Почести, ордена, медали! И вот в 1918 году Амундсен вновь собирается в Арктику. На шхуне «Мод» норвежец предполагает повторить путь знаменитого «Фрама» – вмерзнуть в лед к северу от Новосибирских островов, продрейфовать через центральную часть Арктического бассейна и попытаться достичь Северного полюса.
К сожалению, в первый год дойти до Новосибирских островов не удалось. Зима застала «Мод» у мыса Челюскин, точнее, в 20 милях к востоку от него, в заливе, который с той поры получил название гавань Мод. Еще ни одна экспедиция не зимовала в этом районе, и экипаж «Мод» с головой окунулся в работу. Санные поездки, астрономические, магнитные, метеорологические, океанологические наблюдения…
Год прошел незаметно. С наступлением лета на «Мод» стали готовиться к продолжению путешествия. Впереди многолетний дрейф. Какие еще неожиданности подстерегают судно? Не будет ли оно раздавлено льдами? И не случится ли так, что уже собранные научные данные погибнут? Безусловно, это было бы невосполнимой потерей.
Шхуна «Мод» – судно экспедиции Р. Амудсена
Август 1919 года. Говорит Руал Амундсен:
17 августа 1919 года.
Оба не были новичками в Арктике. Тессем родился в 1875 году и, как многие норвежцы, связал свою жизнь с морем. Судовой плотник по профессии, он много плавал, а в 1903–1905 годах принимал участие в экспедиции Циглера – Фиала, которая от Земли Франца-Иосифа пыталась достичь Северного полюса. Он зарекомендовал себя превосходно и был даже награжден именными золотыми часами.
После окончания экспедиции Тессем жил и работал плотником в городе Тромсе, а в 1918 году поступил на «Мод». Здесь Тессем также проявил себя с самой лучшей стороны. Амундсен отзывается о нем только хорошо: «Он столяр и плотник и знает свое ремесло в совершенстве. Видно, какую суровую школу он прошел – работает быстро и не тратит зря время на разговоры». Именно Тессему весной 1919 года Амундсен доверил руководить трудным санным походом через пролив Бориса Вилькицкого.
Пауль Кнутсен был на четырнадцать лет моложе Тессема (он родился в 1889 году), но, пожалуй, не уступал ему в опыте. Как и Тессем, он с юношеских лет породнился с морем. Сначала коком, а потом матросом ходил к берегам Исландии, Южной и Северной Америки, Южной Африки. Он был разносторонним спортсменом, хорошо плавал и бегал на лыжах, справлялся с любой работой. В Тронхейме учился в штурманском училище, а в 1914–1915 годах участвовал в плавании и зимовке па судне «Эклипс», которое под началом знаменитого Отто Свердрупа было послано на поиски пропавших без вести русских экспедиций В. А. Русанова и Г. Л. Брусилова. Пауль пользовался большим уважением товарищей. Он был мастер в изготовлении саней, сноровисто управлялся с собачьей упряжкой. В экспедиции Свердрупа он получил шутливое, но весьма почетное звание «лучший человек для любой санной экспедиции». Неизменно хорошо отзывался о нем и Амундсен: «Кнутсен на редкость полезный человек». Во время зимовки «Мод» Кнутсен совершил три санных путешествия.
Спутников в свои трудные, продолжительные походы Амундсен выбирал тщательно и придирчиво. Известно классическое утверждение великого норвежца: «Ничто так по оправдывает себя, как затрата времени на подбор участников полярной экспедиции». Он не приглашал в свои путешествия людей моложе тридцати лет. Каждый из отобранных Амундсеном знал и умел многое. Достаточно сказать, что из десяти человек на «Мод» шестеро имели диплом штурмана. Все, конечно, легко управлялись с нартами, хорошо ходили на лыжах. Но для задуманного похода Тессем и Кнутсен все же казались наиболее подходящими.
Амундсен писал:
«Путь туда, – писал Амундсен, – около 900 километров, безусловно, самый безопасный, и, вероятно, может быть проделан в относительно короткое время. Путь на Диксон я считаю самым безопасным ввиду того, что на этом расстоянии имеются три склада».
Склады продовольствия, о которых упоминает Амундсен, были оставлены экспедицией О. Свердрупа в 1915 году. Читатель помнит, что в этой экспедиции участвовал и П. Кнутсен. Он сам устраивал продовольственные депо, прекрасно знал их местоположение, и, наверное, это обстоятельство также сыграло свою роль в выборе Амундсена.
Первое на пути депо располагалось на мысе Гелленорм в восточной части Таймырского пролива. Следующее было заложено на острове Рыкачева в заливе Миддендорфа. И наконец, ближайшее к Диксону – на мысе Вильда. Знал Амундсен и еще о двух продовольственных складах – их случайно обнаружили его товарищи во время санных поездок по Таймыру. Оба были оставлены в 1914–1915 годах экспедицией Б. А. Вилькицкого: один – на мысе Могильный (залив Дика), другой – на северном входном мысе в Гафнер-фьорде.
План Амундсена был безусловно хорош. Но «безопасность» пути от мыса Челюскин до Диксона может в полной мере представить себе только человек, побывавший в этих краях. Тессем и Кнутсен должны были уйти с места зимовки осенью, когда установится санный путь. Им предстояло двигаться полярной ночью, когда лишь звезды в разрывах облаков да сполохи полярного сияния освещают путь, когда морозы достигают 40–45 градусов. Темнота, частые в это время года пурги и сильнейшие магнитные аномалии затрудняли ориентировку. Даже на карту нельзя было положиться. Собственно говоря, карта этого района была впервые создана лишь в середине 30-х годов. На картах, которые были у Амундсена, береговая линия то и дело прерывалась стыдливым пунктиром: «берег нанесен предположительно», «необследованная группа островов», «возможный пролив».
Правда, участок побережья до мыса Вильда Кнутсену был знаком. Он дважды прошел его еще в 1915 году. Но это только половина пути. От мыса Вильда до Диксона оставалось еще 500 незнакомых километров, и тут не было ни одного продовольственного склада…
С середины августа Тессем и Кнутсен стали готовиться к походу. На берегу была построена хижина из обломков каменных плит; в ней моряки должны были жить до октября, ожидая, когда установится санный путь. А пока они помогали своим товарищам.
Амундсен тщетно пытался высвободить судно из ледового плена. Бухта, где стояла «Мод», такая спокойная и удобная, оказалась ловушкой. За мысом, всего в 800 метрах, была чистая вода, но в самой гавани лед стоял неподвижно. День за днем люди занимались тяжелой работой. Сначала в крепком льду толщиной около двух метров делали прорубь, потом туда опускали «мины» – заряды пороха по 8, 10, 20 килограммов. Взрыв, еще взрыв… Выше мачт поднимается столб воды, летят куски льда. С трудом, буквально метр за метром, двигается «Мод» к такой близкой и такой недоступной чистой воде.
Здесь мы не можем не сделать небольшое отступление. Двое норвежцев погибли на пути к Диксону. Обстоятельства их гибели не выяснены до конца. И как обычно бывает в таких случаях, их судьба обросла различными домыслами. Видимо, в погоне за сенсационностью, стремясь придать сюжету дополнительную пикантность, некоторые авторы утверждают, что поход Тессема и Кнутсена не диктовался необходимостью. Эти авторы «намекают» на разногласия в экспедиции Амундсена и обвиняют в них то Тессема и Кнутсена, то самого начальника экспедиции.
Известные популяризаторы Алиса и Чеслав Центкевичи в своей книге об Амундсене (Человек, которого позвало море. Л., 1971) рисуют, например, такую картину:
«Амундсена беспокоило поведение одного из участников экспедиции, Тессема. Молодой моряк, отличающийся смелостью и энергией, вдруг загрустил, ушел в себя, стал уединяться, на вопросы отвечал раздраженно…
Подобные симптомы были знакомы Амундсену. Он знал, что эта полярная болезнь легко передается другим. Дело принимало серьезный оборот. Наконец наступил день, когда Тессем без всякой причины стал ссориться с товарищами.
– Капитан, я хочу вернуться домой! – заявил он в конце концов. – Мой мозг превратился в лед. При мысли, что я могу еще три-четыре года проторчать среди этих проклятых льдов, меня охватывает какое-то бешенство. Отпустите меня. Я хорошо хожу на лыжах и доберусь до острова Диксон, а если потребуется, то хотя бы до самого Архангельска. Только бы подальше отсюда! Больше я не выдержу!
Две блестяще проведенные экспедиции! Крупнейшие географические открытия! Почести, ордена, медали! И вот в 1918 году Амундсен вновь собирается в Арктику. На шхуне «Мод» норвежец предполагает повторить путь знаменитого «Фрама» – вмерзнуть в лед к северу от Новосибирских островов, продрейфовать через центральную часть Арктического бассейна и попытаться достичь Северного полюса.
К сожалению, в первый год дойти до Новосибирских островов не удалось. Зима застала «Мод» у мыса Челюскин, точнее, в 20 милях к востоку от него, в заливе, который с той поры получил название гавань Мод. Еще ни одна экспедиция не зимовала в этом районе, и экипаж «Мод» с головой окунулся в работу. Санные поездки, астрономические, магнитные, метеорологические, океанологические наблюдения…
Год прошел незаметно. С наступлением лета на «Мод» стали готовиться к продолжению путешествия. Впереди многолетний дрейф. Какие еще неожиданности подстерегают судно? Не будет ли оно раздавлено льдами? И не случится ли так, что уже собранные научные данные погибнут? Безусловно, это было бы невосполнимой потерей.
Август 1919 года. Говорит Руал Амундсен:
«Еще в начале зимы я стал подумывать о том, как бы нам отправить отсюда на родину все наши научные материалы: материал большой и хороший, и как-то страшно тащить его с собою в Ледовитый океан в многолетний дрейф. Ведь рискуешь утратить его или так или иначе попортить. Да к нашему возвращению он и устареет. Конечно, он все еще останется пригодным, но чем свежее, тем лучше. Правда, для этого нужно было выделить двух человек… Я обратился с этим предложением к Тессему, которого считал наиболее подходящим для этого поручения. Услышав, что он может принести экспедиции большую пользу, он тотчас же согласился».Вскоре решился вопрос и о спутнике Тессема.
17 августа 1919 года.
«Вчера вечером на мой вопрос, кто пожелал бы сопровождать Тессема, вызвался Кнутсен, и я принял его предложение. Очень грустно расставаться с ним, потому что он приятный и дельный человек».Почему выбор пал именно на них – Питера Тессема и Пауля Кнутсена?
Оба не были новичками в Арктике. Тессем родился в 1875 году и, как многие норвежцы, связал свою жизнь с морем. Судовой плотник по профессии, он много плавал, а в 1903–1905 годах принимал участие в экспедиции Циглера – Фиала, которая от Земли Франца-Иосифа пыталась достичь Северного полюса. Он зарекомендовал себя превосходно и был даже награжден именными золотыми часами.
После окончания экспедиции Тессем жил и работал плотником в городе Тромсе, а в 1918 году поступил на «Мод». Здесь Тессем также проявил себя с самой лучшей стороны. Амундсен отзывается о нем только хорошо: «Он столяр и плотник и знает свое ремесло в совершенстве. Видно, какую суровую школу он прошел – работает быстро и не тратит зря время на разговоры». Именно Тессему весной 1919 года Амундсен доверил руководить трудным санным походом через пролив Бориса Вилькицкого.
Пауль Кнутсен был на четырнадцать лет моложе Тессема (он родился в 1889 году), но, пожалуй, не уступал ему в опыте. Как и Тессем, он с юношеских лет породнился с морем. Сначала коком, а потом матросом ходил к берегам Исландии, Южной и Северной Америки, Южной Африки. Он был разносторонним спортсменом, хорошо плавал и бегал на лыжах, справлялся с любой работой. В Тронхейме учился в штурманском училище, а в 1914–1915 годах участвовал в плавании и зимовке па судне «Эклипс», которое под началом знаменитого Отто Свердрупа было послано на поиски пропавших без вести русских экспедиций В. А. Русанова и Г. Л. Брусилова. Пауль пользовался большим уважением товарищей. Он был мастер в изготовлении саней, сноровисто управлялся с собачьей упряжкой. В экспедиции Свердрупа он получил шутливое, но весьма почетное звание «лучший человек для любой санной экспедиции». Неизменно хорошо отзывался о нем и Амундсен: «Кнутсен на редкость полезный человек». Во время зимовки «Мод» Кнутсен совершил три санных путешествия.
Спутников в свои трудные, продолжительные походы Амундсен выбирал тщательно и придирчиво. Известно классическое утверждение великого норвежца: «Ничто так по оправдывает себя, как затрата времени на подбор участников полярной экспедиции». Он не приглашал в свои путешествия людей моложе тридцати лет. Каждый из отобранных Амундсеном знал и умел многое. Достаточно сказать, что из десяти человек на «Мод» шестеро имели диплом штурмана. Все, конечно, легко управлялись с нартами, хорошо ходили на лыжах. Но для задуманного похода Тессем и Кнутсен все же казались наиболее подходящими.
Амундсен писал:
«Тессем и Кнутсен старые, опытные путешественники и люди спокойного и разумного характера, никогда не терявшие головы… Задача, возлагаемая на Тессема, имеет особо важное значение для нашей экспедиции, и я надеюсь, что ему удастся с ней справиться. Лучшего исполнителя для нее, во всяком случае, нельзя найти».После обсуждения различных планов было решено, что Тессем и Кнутсен отправятся к острову Диксон. Здесь еще в 1915 году была построена радиостанция – одна из первых в Арктике. Восемь зимовщиков Диксона были в то время единственными жителями на всем побережье Таймыра.
«Путь туда, – писал Амундсен, – около 900 километров, безусловно, самый безопасный, и, вероятно, может быть проделан в относительно короткое время. Путь на Диксон я считаю самым безопасным ввиду того, что на этом расстоянии имеются три склада».
Склады продовольствия, о которых упоминает Амундсен, были оставлены экспедицией О. Свердрупа в 1915 году. Читатель помнит, что в этой экспедиции участвовал и П. Кнутсен. Он сам устраивал продовольственные депо, прекрасно знал их местоположение, и, наверное, это обстоятельство также сыграло свою роль в выборе Амундсена.
Первое на пути депо располагалось на мысе Гелленорм в восточной части Таймырского пролива. Следующее было заложено на острове Рыкачева в заливе Миддендорфа. И наконец, ближайшее к Диксону – на мысе Вильда. Знал Амундсен и еще о двух продовольственных складах – их случайно обнаружили его товарищи во время санных поездок по Таймыру. Оба были оставлены в 1914–1915 годах экспедицией Б. А. Вилькицкого: один – на мысе Могильный (залив Дика), другой – на северном входном мысе в Гафнер-фьорде.
План Амундсена был безусловно хорош. Но «безопасность» пути от мыса Челюскин до Диксона может в полной мере представить себе только человек, побывавший в этих краях. Тессем и Кнутсен должны были уйти с места зимовки осенью, когда установится санный путь. Им предстояло двигаться полярной ночью, когда лишь звезды в разрывах облаков да сполохи полярного сияния освещают путь, когда морозы достигают 40–45 градусов. Темнота, частые в это время года пурги и сильнейшие магнитные аномалии затрудняли ориентировку. Даже на карту нельзя было положиться. Собственно говоря, карта этого района была впервые создана лишь в середине 30-х годов. На картах, которые были у Амундсена, береговая линия то и дело прерывалась стыдливым пунктиром: «берег нанесен предположительно», «необследованная группа островов», «возможный пролив».
Правда, участок побережья до мыса Вильда Кнутсену был знаком. Он дважды прошел его еще в 1915 году. Но это только половина пути. От мыса Вильда до Диксона оставалось еще 500 незнакомых километров, и тут не было ни одного продовольственного склада…
С середины августа Тессем и Кнутсен стали готовиться к походу. На берегу была построена хижина из обломков каменных плит; в ней моряки должны были жить до октября, ожидая, когда установится санный путь. А пока они помогали своим товарищам.
Амундсен тщетно пытался высвободить судно из ледового плена. Бухта, где стояла «Мод», такая спокойная и удобная, оказалась ловушкой. За мысом, всего в 800 метрах, была чистая вода, но в самой гавани лед стоял неподвижно. День за днем люди занимались тяжелой работой. Сначала в крепком льду толщиной около двух метров делали прорубь, потом туда опускали «мины» – заряды пороха по 8, 10, 20 килограммов. Взрыв, еще взрыв… Выше мачт поднимается столб воды, летят куски льда. С трудом, буквально метр за метром, двигается «Мод» к такой близкой и такой недоступной чистой воде.
«Начинаем работы в 81/2 часов утра и редко кончаем их раньше 10 часов вечера, – писал Амундсен. – Тессем и Кнутсен работают по пробиванию прорубей, и до кромки льда им осталось метров триста. Мы продвигаемся 20 м в час».Одно время казалось, что экспедицию ожидает повторная зимовка. Короткое полярное лето было на исходе, у берегов началось образование нового льда. К 8 сентября молодой лед настолько окреп, что по нему можно было ездить на собачьих упряжках. И все-таки «Мод» вырвалась на чистую воду. «Тессем и Кнутсен пришли на борт и позавтракали с нами в последний раз, – записал Амундсен в дневнике 12 сентября. – В 9 часов, сопровождаемые неутомимыми прощальными приветствиями товарищей, стоявших у кромки льда, мы двинулись дальше». Тессем и Кнутсен остались в каменной хижине у северной оконечности материка…
Здесь мы не можем не сделать небольшое отступление. Двое норвежцев погибли на пути к Диксону. Обстоятельства их гибели не выяснены до конца. И как обычно бывает в таких случаях, их судьба обросла различными домыслами. Видимо, в погоне за сенсационностью, стремясь придать сюжету дополнительную пикантность, некоторые авторы утверждают, что поход Тессема и Кнутсена не диктовался необходимостью. Эти авторы «намекают» на разногласия в экспедиции Амундсена и обвиняют в них то Тессема и Кнутсена, то самого начальника экспедиции.
Известные популяризаторы Алиса и Чеслав Центкевичи в своей книге об Амундсене (Человек, которого позвало море. Л., 1971) рисуют, например, такую картину:
«Амундсена беспокоило поведение одного из участников экспедиции, Тессема. Молодой моряк, отличающийся смелостью и энергией, вдруг загрустил, ушел в себя, стал уединяться, на вопросы отвечал раздраженно…
Подобные симптомы были знакомы Амундсену. Он знал, что эта полярная болезнь легко передается другим. Дело принимало серьезный оборот. Наконец наступил день, когда Тессем без всякой причины стал ссориться с товарищами.
– Капитан, я хочу вернуться домой! – заявил он в конце концов. – Мой мозг превратился в лед. При мысли, что я могу еще три-четыре года проторчать среди этих проклятых льдов, меня охватывает какое-то бешенство. Отпустите меня. Я хорошо хожу на лыжах и доберусь до острова Диксон, а если потребуется, то хотя бы до самого Архангельска. Только бы подальше отсюда! Больше я не выдержу!