Шварц Евгений Львович. Тень. Голый король.

(Делает книксен.)Простите мне мою дерзость.
   Ученый. Пожалуйста! Говорите! Учите меня! Я ведь ученый, а ученые учатся всю жизнь.
   Аннунциата. Вы шутите?
   Ученый. Нет, я говорю совершенно серьезно.
   Аннунциата. Спасибо вам за это. (Оглядывается на дверь.)В книгах о нашей стране много пишут про здоровый климат, чистый воздух, прекрасные виды, жаркое солнце, ну... словом, вы сами знаете, что пишут в книгах о нашей стране...
   Ученый. Конечно, знаю. Ведь поэтому я и приехал сюда.
   Аннунциата. Да. Вам известно то, что написано о нас в книгах, но то, что там о нас не написано, вам неизвестно.
   Ученый. Это иногда случается с учеными.
   Аннунциата. Вы не знаете, что живете в совсем особенной стране. Все, что рассказывают в сказках, все, что кажется у других народов выдумкой, – у нас бывает на самом деле каждый день. Вот, например, Спящая красавица жила в пяти часах ходьбы от табачной лавочки – той, что направо от фонтана. Только теперь Спящая красавица умерла. Людоед до сих пор жив и работает в городском ломбарде оценщиком. Мальчик-с-пальчик женился на очень высокой женщине, по прозвищу Гренадер, и дети их – люди обыкновенного роста, как вы да я. И знаете, что удивительно? Эта женщина, по прозвищу Гренадер, совершенно под башмаком у Мальчика-с-пальчик. Она даже на рынок берет его с собой. Мальчик-с-пальчик сидит в кармане ее передника и торгуется, как дьявол. Но, впрочем, они живут очень дружно. Жена так внимательна к мужу. Каждый раз, когда они по праздникам танцуют менуэт, она надевает двойные очки, чтобы не наступить на своего супруга нечаянно.
   Ученый. Но ведь это очень интересно – почему же об этом не пишут в книгах о вашей стране?
   Аннунциата(оглядываясь на дверь). Не всем нравятся сказки.
   Ученый. Неужели?
   Аннунциата. Да, вот можете себе представить! (Оглядывается на дверь.)Мы ужасно боимся, что если это узнают все, то к нам перестанут ездить. Это будет так невыгодно! Не выдавайте нас, пожалуйста!
   Ученый. Нет, я никому не скажу.
   Аннунциата. Спасибо вам за это. Мой бедный отец очень любит деньги, и я буду в отчаянии, если он заработает меньше, чем ожидает. Когда он расстроен, он страшно ругается.
   Ученый. Но все-таки мне кажется, что число приезжих только вырастет, когда узнают, что в вашей стране сказки – правда.
   Аннунциата. Нет. Если бы к нам ездили дети, то так бы оно и было. А взрослые – осторожный народ. Они прекрасно знают, что многие сказки кончаются печально. Вот об этом я с вами и хотела поговорить. Будьте осторожны.
   Ученый. А как? Чтобы не простудиться, надо тепло одеваться. Чтобы не упасть, надо смотреть под ноги. А как избавиться от сказки с печальным концом?
   Аннунциата. Ну... Я не знаю... Не надо разговаривать с людьми, которых вы недостаточно знаете.
   Ученый. Тогда мне придется все время молчать. Ведь я приезжий.
   Аннунциата. Нет, правда, пожалуйста, будьте осторожны. Вы очень хороший человек, а именно таким чаще всего приходится плохо.
   Ученый. Откуда вы знаете, что я хороший человек?
   Аннунциата. Ведь я часто вожусь на кухне. А у нашей кухарки одиннадцать подруг. И все они знают все, что есть, было и будет. От них ничего не укроется. Им известно, что делается в каждой семье, как будто у домов стеклянные стены. Мы в кухне смеемся, и плачем, и ужасаемся. В дни особенно интересных событий все гибнет на плите. Они говорят хором, что вы прекрасный человек.
   Ученый. Это они и сказали вам, что в вашей стране сказки – правда?
   Аннунциата. Да.
   Ученый. Знаете, вечером, да еще сняв очки, я готов в это верить. Но утром, выйдя из дому, я вижу совсем другое. Ваша страна – увы! – похожа на все страны в мире. Богатство и бедность, знатность и рабство, смерть и несчастье, разум и глупость, святость, преступление, совесть, бесстыдство – все это перемешано так тесно, что просто ужасаешься. Очень трудно будет все это распутать, разобрать и привести в порядок так, чтобы не повредить ничему живому. В сказках все это гораздо проще.
   Аннунциата(делая книксен). Благодарю вас.
   Ученый. За что?
   Аннунциата. За то, что вы со мною, простой девушкой, говорите так красиво.
   Ученый. Ничего, с учеными это бывает. А скажите, мой друг Ганс-Христиан Андерсен, который жил здесь, в этой комнате, до меня, знал о сказках?
   Аннунциата. Да, он как-то проведал об этом.
   Ученый. И что он на это сказал?
   Аннунциата. Он сказал: «Я всю жизнь подозревал, что пишу чистую правду». Он очень любил наш дом. Ему нравилось, что у нас так тихо.
   Оглушительный выстрел.
   Ученый. Что это?
   Аннунциата. О, не обращайте внимания. Это мой отец поссорился с кем-то. Он очень вспыльчив и чуть что – стреляет из пистолета. Но до сих пор он никого не убил. Он нервный – и всегда поэтому дает промах.
   Ученый. Понимаю. Это явление мне знакомо. Если бы он попадал в цель, то не палил бы так часто.
   За сценой рев: «Аннунциата!»
   Аннунциата(кротко). Иду, папочка, миленький. До свидания! Ах, я совсем забыла, зачем пришла. Что вы прикажете вам подать – кофе или молоко?
   Дверь с грохотом распахивается. В комнату вбегает стройный, широкий в плечах моложавый человек. Он похож лицом на Аннунциату. Угрюм, не смотрит в глаза. Это хозяин меблированных комнат, отец Аннунциаты,Пьетро.
   Пьетро. Почему ты не идешь, когда тебя зовут?! Поди немедленно перезаряди пистолет. Слышала ведь – отец стреляет. Все нужно объяснять, во все нужно ткнуть носом. Убью!
   Аннунциата спокойно и смело подходит к отцу, целует его в лоб.
   Аннунциата. Иду, папочка. До свидания, сударь! (Уходит.)
   Ученый. Как видно, ваша дочь не боится вас, синьор Пьетро.
   Пьетро. Нет, будь я зарезан. Она обращается со мною так, будто я самый нежный отец в городе.
   Ученый. Может быть, это так и есть?
   Пьетро. Не ее дело это знать. Терпеть не могу, когда догадываются о моих чувствах и мыслях. Девчонка! Кругом одни неприятности. Жилец комнаты номер пятнадцать сейчас опять отказался платить. От ярости я выстрелил в жильца комнаты номер четырнадцать.
   Ученый. И этот не платит?
   Пьетро. Платит. Но он, четырнадцатый, ничтожный человек. Его терпеть не может наш первый министр. А тот, проклятый неплательщик, пятнадцатый, работает в нашей трижды гнусной газете. О, пусть весь мир провалится! Верчусь как штопор, вытягиваю деньги из жильцов моей несчастной гостиницы и не свожу концы с концами. Еще приходится служить, чтобы не околеть с голоду.
   Ученый. А разве вы служите?
   Пьетро. Да.
   Ученый. Где?
   Пьетро. Оценщиком в городском ломбарде.
   Внезапно начинает играть музыка – иногда еле слышно, иногда так, будто играют здесь же, в комнате.
   Ученый. Скажите... Скажите мне... Скажите, пожалуйста, где это играют?
   Пьетро. Напротив.
   Ученый. А кто там живет?
   Пьетро. Не знаю. Говорят, какая-то чертова принцесса.
   Ученый. Принцесса?!
   Пьетро. Говорят. Я к вам по делу. Этот проклятый пятнадцатый номер просит вас принять его. Этот газетчик. Этот вор, который норовит даром жить в прекрасной комнате. Можно?
   Ученый. Пожалуйста. Я буду очень рад.
   Пьетро. Не радуйтесь раньше времени. До свидания! (Уходит.)
   Ученый. Хозяин гостиницы – оценщик в городском ломбарде. Людоед? Подумать только!
   Открывает дверь, ведущую на балкон. Видна стена противоположного дома. Балкон противоположного дома почти касается балкона комнаты ученого. Едва открывает он дверь, как шум улицы врывается в комнату. Из общего гула выделяются отдельные голоса.
   Голоса. Арбузы, арбузы! Кусками!
   – Вода, вода, ледяная вода!
   – А вот – ножи для убийц! Кому ножи для убийц?!
   – Цветы, цветы! Розы! Лилии! Тюльпаны!
   – Дорогу ослу, дорогу ослу! Посторонитесь, люди: идет осел!
   – Подайте бедному немому!
   – Яды, яды, свежие яды!
   Ученый. Улица наша кипит, как настоящий котел. Как мне нравится здесь!.. Если бы не вечное мое беспокойство, если бы не казалось мне, что весь мир несчастен из-за того, что я не придумал еще, как спасти его, то было бы совсем хорошо. И когда девушка, живущая напротив, выходит на балкон, то мне кажется, что нужно сделать одно, только одно маленькое усилие – и все станет ясно.
   В комнату входит очень красивая молодаяженщина, прекрасно одетая. Она щурится, оглядывается. Ученый не замечает ее.
   Если есть гармония в море, в горах, в лесу и в тебе, то, значит, мир устроен разумнее, чем...
   Женщина. Это не будет иметь успеха.
   Ученый(оборачивается). Простите?
   Женщина. Нет, не будет. В том, что вы бормотали, нет и тени остроумия. Это ваша новая статья? Где же вы? Что это сегодня с вами? Вы не узнаете меня, что ли?
   Ученый. Простите, нет.
   Женщина. Довольно подшучивать над моей близорукостью. Это неэлегантно. Где вы там?
   Ученый. Я здесь.
   Женщина. Подойдите поближе.
   Ученый. Вот я. (Подходит к незнакомке.)
   Женщина(она искренне удивлена). Кто вы?
   Ученый. Я приезжий человек, живу здесь в гостинице. Вот кто я.
   Женщина. Простите... Мои глаза опять подвели меня. Это не пятнадцатый номер?
   Ученый. Нет, к сожалению.
   Женщина. Какое у вас доброе и славное лицо! Почему вы до сих пор не в нашем кругу, не в кругу настоящих людей?
   Ученый. А что это за круг?
   Женщина. О, это артисты, писатели, придворные. Бывает у нас даже один министр. Мы элегантны, лишены предрассудков и понимаем все. Вы знамениты?
   Ученый. Нет.
   Женщина. Какая жалость! У нас это не принято. Но... Но я, кажется, готова простить вам это – до того вы мне вдруг понравились. Вы сердитесь на меня?
   Ученый. Нет, что вы!
   Женщина. Я немного посижу у вас. Можно?
   Ученый. Конечно.
   Женщина. Мне вдруг показалось, что вы как раз тот человек, которого я ищу всю жизнь. Бывало, покажется – по голосу и по речам, – вот он, такой человек, а подойдет он поближе, и видишь – это совсем не то. А отступать уже поздно, слишком близко он подошел. Ужасная вещь – быть красивой и близорукой. Я надоела вам?
   Ученый. Нет, что вы!
   Женщина. Как просто и спокойно вы отвечаете мне! А он раздражает меня.
   Ученый. Кто?
   Женщина. Тот, к кому я пришла. Он ужасно беспокойный человек. Он хочет нравиться всем на свете. Он раб моды. Вот, например, когда в моде было загорать, он загорел до того, что стал черен, как негр. А тут загар вдруг вышел из моды. И он решился на операцию. Кожу из-под трусов – это было единственное белое место на его теле – врачи пересадили ему на лицо.
   Ученый. Надеюсь, это не повредило ему?
   Женщина. Нет. Он только стал чрезвычайно бесстыден, и пощечину он теперь называет просто «шлепок».
   Ученый. Почему же вы ходите к нему в гости?
   Женщина. Ну, все-таки это человек из нашего круга, из круга настоящих людей. А кроме того, он работает в газете. Вы знаете, кто я?
   Ученый. Нет.
   Женщина. Я певица. Меня зовут Юлия Джули.
   Ученый. Вы очень знамениты в этой стране!
   Юлия. Да. Все знают мои песни «Мама, что такое любовь», «Девы, спешите счастье найти», «Но к тоске его любовной остаюсь я хладнокровной» и «Ах, зачем я не лужайка». Вы доктор?
   Ученый. Нет, я историк.
   Юлия. Вы отдыхаете здесь?
   Ученый. Я изучаю историю вашей страны.
   Юлия. Наша страна – маленькая.
   Ученый. Да, но история ее похожа на все другие. И это меня радует.
   Юлия. Почему?
   Ученый. Значит, есть на свете законы, общие для всех. Когда долго живешь на одном месте, в одной и той же комнате, и видишь одних и тех же людей, которых сам выбрал себе в друзья, то мир кажется очень простым. Но едва выедешь из дому – все делается чересчур уж разнообразным. И это...
   За дверью кто-то испуганно вскрикивает. Звон разбитого стекла.
   Кто там?
   Входит, отряхиваясь, изящныймолодой человек. За ним растеряннаяАннунциата.
   Молодой человек. Здравствуйте! Я стоял тут, у вашей двери, и Аннунциата испугалась меня. Разве я так уж страшен?
   Аннунциата(Ученому). Простите, я разбила стакан с молоком, который несла вам.
   Молодой человек. А у меня вы не просите прощения?..
   Аннунциата. Но вы сами виноваты, сударь! Зачем вы притаились у чужой двери и стояли не двигаясь?
   Молодой человек. Я подслушивал. (Ученому.)Вам нравится моя откровенность? Все ученые – прямые люди. Вам должно это понравиться. Да? Ну скажите же, вам нравится моя откровенность? А я вам нравлюсь?
   Юлия. Не отвечайте. Если вы скажете «да» – он вас будет презирать, а если скажете «нет» – он вас возненавидит.
   Молодой человек. Юлия, Юлия, злая Юлия! (Ученому.)Разрешите представиться: Цезарь Борджиа. Слышали?
   Ученый. Да.
   Цезарь Борджиа. Ну? Правда? А что именно вы слышали?
   Ученый. Многое.
   Цезарь Борджиа. Меня хвалили? Или ругали? А кто именно?
   Ученый. Просто я сам читал ваши критические и политические статьи в здешней газете.
   Цезарь Борджиа. Они имеют успех. Но всегда кто-нибудь недоволен. Выругаешь человека, а он недоволен. Мне бы хотелось найти секрет полного успеха. Ради этого секрета я готов на все. Нравится вам моя откровенность?
   Юлия. Идемте. Мы пришли к ученому, а ученые вечно заняты.
   Цезарь Борджиа. Я предупредил господина ученого. Наш хозяин говорил ему, что я приду. А вы, блистательная Юлия, ошиблись комнатой?
   Юлия. Нет, мне кажется, что я пришла как раз туда, куда следует.
   Цезарь Борджиа. Но ведь вы шли ко мне! Я как раз кончаю статью о вас. Она понравится вам, но – увы! – не понравится вашим подругам. (Ученому.)Вы разрешите еще раз зайти к вам сегодня?
   Ученый. Пожалуйста.
   Цезарь Борджиа. Я хочу написать статью о вас.
   Ученый. Спасибо. Мне пригодится это для работы в ваших архивах. Меня там больше будут уважать.
   Цезарь Борджиа. Хитрец! Я ведь знаю, зачем вы приехали к нам. Здесь дело не в архиве.
   Ученый. А в чем же?
   Цезарь Борджиа. Хитрец! Вы всё глядите на соседний балкон.
   Ученый. Разве я гляжу туда?
   Цезарь Борджиа. Да. Вы думаете, там живет она.
   Ученый. Кто?
   Цезарь Борджиа. Не надо быть таким скрытным. Ведь вы историк, изучаете нашу страну, стало быть, вы знаете завещание нашего последнего короля, Людовика Девятого Мечтательного.
   Ученый. Простите, но я дошел только до конца шестнадцатого века.
   Цезарь Борджиа. Вот как? И вы ничего не слышали о завещании?
   Ученый. Уверяю вас, нет.
   Цезарь Борджиа. Странно. Почему же вы просили у хозяина отвести вам как раз эту комнату?
   Ученый. Потому, что здесь жил мой друг Ганс-Христиан Андерсен.
   Цезарь Борджиа. Только поэтому?
   Ученый. Даю вам слово, что это так. А какое отношение имеет моя комната к завещанию покойного короля?
   Цезарь Борджиа. О, очень большое. До свидания! Позвольте проводить вас, блистательная Юлия.
   Ученый. Разрешите спросить, что именно было написано в этом таинственном завещании?
   Цезарь Борджиа. О нет, я не скажу. Я сам заинтересован в нем. Я хочу власти, почета, и мне ужасно не хватает денег. Ведь я, Цезарь Борджиа, имя которого известно всей стране, должен еще служить простым оценщиком в городском ломбарде. Нравится вам моя откровенность?
   Юлия. Идемте! Идемте же! Вы тут всем понравились. Он никогда не уходит сразу. (Ученому.)Мы еще увидимся с вами.
   Ученый. Я буду очень рад.
   Цезарь Борджиа. Не радуйтесь прежде времени.
   Цезарь Борджиа и Юлия Джули уходят.
   Ученый. Аннунциата, сколько оценщиков в вашем городском ломбарде?
   Аннунциата. Много.
   Ученый. И все они бывшие людоеды?
   Аннунциата. Почти все.
   Ученый. Что с вами? Почему вы такая грустная?
   Аннунциата. Ах, ведь я просила вас быть осторожным! Говорят, что эта певица Юлия Джули и есть та самая девочка, которая наступила на хлеб, чтобы сохранить свои новые башмачки.
   Ученый. Но ведь та девочка, насколько я помню, была наказана за это.
   Аннунциата. Да, она провалилась сквозь землю, но потом выкарабкалась обратно и с тех пор опять наступает и наступает на хороших людей, на лучших подруг, даже на самое себя – и все это для того, чтобы сохранить свои новые башмачки, чулочки и платьица. Сейчас я принесу вам другой стакан молока.
   Ученый. Погодите! Я не хочу пить, мне хочется поговорить с вами.
   Аннунциата. Спасибо вам за это.
   Ученый. Скажите, пожалуйста, какое завещание оставил ваш покойный король Людовик Девятый Мечтательный?
   Аннунциата. О, это тайна, страшная тайна! Завещание было запечатано в семи конвертах семью сургучными печатями и скреплено подписями семи тайных советников. Вскрывала и читала завещание принцесса в полном одиночестве. У окон и дверей стояла стража, заткнув уши на всякий случай, хотя принцесса читала завещание про себя. Что сказано в этом таинственном документе, знает только принцесса и весь город.
   Ученый. Весь город?
   Аннунциата. Да.
   Ученый. Каким же это образом?
   Аннунциата. Никто не может объяснить этого. Уж, кажется, все предосторожности были соблюдены. Это просто чудо. Завещание знают все. Даже уличные мальчишки.
   Ученый. Что же в нем сказано?
   Аннунциата. Ах, не спрашивайте меня.
   Ученый. Почему?
   Аннунциата. Я очень боюсь, что завещание это – начало новой сказки, которая кончится печально.
   Ученый. Аннунциата, ведь я приезжий. Завещание вашего короля меня никак не касается. Расскажите. А то получается нехорошо: я ученый, историк – и вдруг не знаю того, что известно каждому уличному мальчишке! Расскажите, пожалуйста!
   Аннунциата(вздыхая). Ладно, расскажу. Когда хороший человек меня просит, я не могу ему отказать. Наша кухарка говорит, что это доведет меня до большой беды. Но пусть беда эта падет на мою голову, а не на вашу. Итак... Вы не слушаете меня?
   Ученый. Что вы!
   Аннунциата. А почему вы смотрите на балкон противоположного дома?
   Ученый. Нет, нет... Вот видите, я уселся поудобнее, закурил трубку и глаз не свожу с вашего лица.
   Аннунциата. Спасибо. Итак, пять лет назад умер наш король Людовик Девятый Мечтательный. Уличные мальчишки называли его не мечтательным, а дурачком, но это неверно. Покойный, правда, часто показывал им язык, высунувшись в форточку, но ребята сами были виноваты. Зачем они дразнили его? Покойный был умный человек, но такая уж должность королевская, что характер от нее портится. В самом начале его царствования первый министр, которому государь верил больше, чем родному отцу, отравил родную сестру короля. Король казнил первого министра. Второй первый министр не был отравителем, но он так лгал королю, что тот перестал верить всем, даже самому себе. Третий первый министр не был лжецом, но он был ужасно хитер. Он плел, и плел, и плел тончайшие паутины вокруг самых простых дел. Король во время его последнего доклада хотел сказать «утверждаю» – и вдруг зажужжал тоненько, как муха, попавшая в паутину. И министр слетел по требованию королевского лейб-медика. Четвертый первый министр не был хитер. Он был прям и прост. Он украл у короля золотую табакерку и убежал. И государь махнул рукой на дела управления. Первые министры с тех пор стали сами сменять друг друга. А государь занялся театром. Но говорят, что это еще хуже, чем управлять государством. После года работы в театре король стал цепенеть.
   Ученый. Как – цепенеть?
   Аннунциата. А очень просто. Идет – и вдруг застынет, подняв одну ногу. И лицо его при этом выражает отчаяние. Лейб-медик объяснял это тем, что король неизлечимо запутался, пытаясь понять отношения работников театра друг к другу. Ведь их так много!
   Ученый. Лейб-медик был прав.
   Аннунциата. Он предлагал простое лекарство, которое несомненно вылечило бы бедного короля. Он предлагал казнить половину труппы, но король не согласился.
   Ученый. Почему?
   Аннунциата. Он никак не мог решить, какая именно половина труппы заслуживает казни. И наконец король махнул рукой на все и стал увлекаться плохими женщинами, и только они не обманули его.
   Ученый. Неужели?
   Аннунциата. Да, да! Уж они-то оказались воистину плохими женщинами. То есть в точности такими, как о них говорили. И это очень утешило короля, но вконец расстроило его здоровье. И у него отнялись ноги. И с тех пор его стали возить в кресле по дворцу, а он все молчал и думал, думал, думал. О чем он думал, он не говорил никому. Изредка государь приказывал подвезти себя к окну и, открывши форточку, показывал язык уличным мальчишкам, которые прыгали и кричали: «Дурачок, дурачок, дурачок!» А потом король составил завещание. А потом умер.
   Ученый. Наконец-то мы подошли к самой сути дела.
   Аннунциата. Когда король умер, его единственной дочери, принцессе, было тринадцать лет. «Дорогая, – писал он ей в завещании, – я прожил свою жизнь плохо, ничего не сделал. Ты тоже ничего не сделаешь – ты отравлена дворцовым воздухом. Я не хочу, чтобы ты выходила замуж за принца. Я знаю наперечет всех принцев мира. Все они слишком большие дураки для такой маленькой страны, как наша. Когда тебе исполнится восемнадцать лет, поселись где-нибудь в городе и ищи, ищи, ищи. Найди себе доброго, честного, образованного и умного мужа. Пусть это будет незнатный человек. А вдруг ему удастся сделать то, чего не удавалось ни одному из знатнейших? Вдруг он сумеет управлять, и хорошо управлять? А? Вот будет здорово! Так постарайся, пожалуйста. Папа».
   Ученый. Так он и написал?
   Аннунциата. В точности. На кухне столько раз повторяли завещание, что я запомнила его слово в слово.
   Ученый. И принцесса живет одна в городе?
   Аннунциата. Да. Но ее не так просто найти.
   Ученый. Почему?
   Аннунциата. Масса плохих женщин сняли целые этажи домов и притворяются принцессами.
   Ученый. А разве вы не знаете свою принцессу в лицо?
   Аннунциата. Нет. Прочтя завещание, принцесса стала носить маску, чтобы ее не узнали, когда она отправится искать мужа.
   Ученый. Скажите, она... (Замолкает.)
   На балкон противоположного дома выходитдевушкас белокурыми волосами, в темном и скромном наряде.
   А скажите, она... О чем это я хотел вас спросить?.. Впрочем... нет, ни о чем.
   Аннунциата. Вы опять не смотрите на меня?
   Ученый. Как не смотрю?.. А куда же я смотрю?
   Аннунциата. Вон туда... Ах! Разрешите, я закрою дверь на балкон.
   Ученый. Зачем же? Не надо! Ведь только сейчас стало по-настоящему прохладно.
   Аннунциата. После заката солнца следует закрывать окна и двери. Иначе можно заболеть малярией. Нет, не в малярии здесь дело! Не надо смотреть туда. Пожалуйста... Вы сердитесь на меня? Не сердитесь... Не смотрите на эту девушку. Позвольте мне закрыть дверь на балкон. Вы ведь все равно что маленький ребенок. Вы вот не любите супа, а без супа что за обед! Вы отдаете белье в стирку без записи. И с таким же прямодушным, веселым лицом пойдете вы прямо на смерть. Я говорю так смело, что сама перестаю понимать, что говорю: это дерзость, но нельзя же не предупредить вас. Об этой девушке говорят, что она нехорошая женщина... Стойте, стойте... Это, по-моему, не так страшно... Я боюсь, что тут дело похуже.
   Ученый. Вы думаете?
   Аннунциата. Да. А вдруг эта девушка принцесса? Тогда что? Что вы будете делать тогда?
   Ученый. Конечно, конечно.
   Аннунциата. Вы не слышали, что я вам сказала?
   Ученый. Вот как!
   Аннунциата. Ведь если она действительно принцесса, все захотят жениться на ней и вас растопчут в давке.
   Ученый. Да, да, конечно.
   Аннунциата. Нет, я вижу, что мне тут ничего не поделать. Какая я несчастная девушка, сударь.
   Ученый. Не правда ли?
   Аннунциата идет к выходной двери. Ученый – к двери, ведущей на балкон. Аннунциата оглядывается. Останавливается.
   Аннунциата. До свидания, сударь. (Тихо, с неожиданной энергией.)Никому не позволю тебя обижать. Ни за что. Никогда. (Уходит.)
   Ученый смотрит на девушку, стоящую на противоположном балконе, она глядит вниз, на улицу. Ученый начинает говорить тихо, потом все громче. К концу его монолога девушка смотрит на него не отрываясь.
   Ученый. Конечно, мир устроен разумнее, чем кажется. Еще немножко – дня два-три работы – и я пойму, как сделать всех людей счастливыми. Все будут счастливы, но не так, как я. Я только здесь, вечерами, когда вы стоите на балконе, стал понимать, что могу быть счастлив, как ни один человек. Я знаю вас, – вас нельзя не знать. Я понимаю вас, как понимают хорошую погоду, луну, дорожку в горах. Ведь это так просто. Я не могу точно сказать, о чем вы думаете, но зато знаю точно, что мысли ваши обрадовали бы меня, как ваше лицо, ваши косы и ресницы. Спасибо вам за все: за то, что вы выбрали себе этот дом, за то, что родились и живете тогда же, когда живу я. Что бы я стал делать, если бы вдруг не встретил вас! Страшно подумать!
   Девушка. Вы говорите это наизусть?
   Ученый. Я... Я...
   Девушка. Продолжайте.
   Ученый. Вы заговорили со мной!
   Девушка. Вы сами сочинили все это или заказали кому-нибудь?
   Ученый. Простите, но голос ваш так поразил меня, что я ничего не понимаю.