Страница:
– Он не идиот! – вступилась за меня Наташа.– Он – Герой! Попрошу не оскорблять моего будущего мужа. Скажите, пожалуйста,– Сиротин испугался голых ведьм!.. А кто неделю назад наклюкался в стриптиз-баре до скотского состояния и изображал Черномора, выходящего в окружении русалок на песчаный пляж?
– Наташенька...– прокашлялся Караваев.– Ты не могла этого видеть. А наплести на человека можно что угодно.
– Вот ты и плел! – не пощадила родного отца строгая Наташа.– Бенкендорф не даст соврать.
– Да...– прокашлялся Сеня.– Чудили, чего уж там? Зря ты так, Евграф. Он, видите ли, ненормальный! А кто у нас нормальный? На всех психушек не хватит. Приспособимся как-нибудь.
– У меня машину украли! – сказал подошедший Атасов.– Облазил всю округу – ни черта нет, кроме деревьев. У самого крыльца стояла...
Тут только почтенная публика обнаружила, что исчезли не только брошенные у крыльца механические тележки, но с первыми лучами солнца испарилась и окружавшая особняк металлическая ограда.
– Вот влипли! – дошло наконец до Соловья, и он растерянно оглянулся на ведьму Дуняшу, которая в строгом деловом костюме стояла во главе своих товарок.– Это же параллельный мир!
– Какой такой параллельный? – вскинулся Жигановский.– Что вы мне голову морочите? Выведите же нас отсюда кто-нибудь!
– Вывести-то можно,– вздохнул Соловей,– да вот только куда? Этих параллельных миров – может, тысячи, а может, и миллионы... Век тут, однако, куковать придется.
Соловей был абсолютно прав. Нас завлекли в ловушку с бесчисленным количеством выходов, среди которых терялся единственный, способный вывести туда, где готовился осуществить свой дьявольский план черный маг Каронг.
Задача передо мной стояла абсолютно неразрешимая. Все остальные могли метаться по округе, аукать и звать подмогу, но я точно знал, что накликать в этом мире можно только беду. А помогать нам здесь абсолютно некому. Не исключено, конечно, что лет через десять мы отсюда выберемся, а возможно, для этого потребуется сто лет... Словом, я опустил руки.
– Да что мы, на необитаемом острове, что ли? – возопил Мурзик, потрясая кулаками, и нашел отклик в сердцах подручных, которые хором ответили главарю: – Да не может этого быть!
– Ерунда какая,– сердито сказала Наташа.– Что ты нам голову морочишь? Это наш мир! Я очень хорошо все помню. И если не пропала здесь ночью, то уж утром точно не заплутаю!
Наташа пошла по дорожке столь уверенно, что все последовали за ней, включая нас с Соловьем. Разумеется, мы с ним понимали, что Наташа заблуждается по поводу знания этого мира, куда мы попали хитростью Каронга. Это правда, что она здесь была. Точнее, мы были с ней вместе. Все дело в том, что в тот раз привел ее сюда я, а потом вернулся назад по собственным следам, оставленным во времени и пространстве. Ныне эти следы отсутствовали начисто.
– Ну вот! – сказала Наташа.– Это то самое озеро, где Никита лишил меня девственности!
– Негодяй! – возмущенно выдохнул Караваев.– Соблазнитель невинных девушек!
– А потом мы пошли по этой тропинке,– продолжала как ни в чем не бывало Наташа.– Миновали этот дуб. И очутились прямо у металлической ограды. Вот же она! Ну и что ты мне голову морочил, Герой? Сам же сказал, что это окрестности дворца.
Самое поразительное – мы вернулись в основной мир вслед за Наташей. До этой минуты я был абсолютно уверен, что земляне не обладают способностями, позволяющими им путешествовать самостоятельно из одного мира в другой. Ну за исключением, естественно, подданных Кощеева царства, давно потерявших возможность влиять на процессы, происходящие на планете.
– Она – ведьма,– сказал мне, понизив голос, Соловей.– Помяни мое слово, Лексеич, намаешься ты с ней... А я-то думал, что колдуньи на Земле больше не рождаются!
– Она не ведьма и не колдунья,– возразил я неучу.– Она – экстрасенс.
– Что в лоб, что по лбу! – пожал плечами Свистун (и в своем скептицизме был прав, не при Наташе будь сказано).
Атасов обрадованно завопил, обнаружив у ворот свою машину. Небритый Эдик так торопился на студию, что едва не забыл своего верного подручного Ползунова, увлекшегося съемками Наташи на фоне серой скалы. Положим, смотрелась девушка действительно живописно, но это вовсе не означает, что я позволю любому и каждому пялиться на будущую жену Героя через магический глаз. Впрочем, моего вмешательства не потребовалось: вернувшийся с полдороги Атасов утянул назойливого оператора за собой.
– Подождите...– сказал Сиротин.– А где дворец, за него же уплачено? Я протестую. В конце концов, с нас же в мэрии спросят – был дворец и вдруг на его месте скала!
Я хотел было объяснить Сиротину, что дворец остался в параллельном мире и с этим уже ничего не поделаешь, но меня отвлек Василий, решивший на всякий случай осмотреть свой «мерс».
– А это что еще за чучело у меня здесь сидит?
– Сам ты чучело,– донесся до меня из машины знакомый голос.– Брошенная на дороге телега по паррийскому Уложению считается ничейной.
Это был мой брат Вик – страшный зануда, жуткий законник, знающий Уложения чуть ли не всех планет Светлого круга и без конца этими знаниями козыряющий... Интересно, каким ветром его занесло на Землю в столь ответственный момент, когда его распрекрасная Дарья собирается разрешиться от бремени? По паррийским обычаям, муж должен непременно присутствовать при появлении на свет своих отпрысков – во избежание всяких там подмен, магических воздействий и прочих подобного рода штучек, на которые весьма щедр Темный круг, никогда не обделяющий вниманием мою родную планету.
– Не связывайся,– сказал я Василию.– Тем более не пытайся его ударить. Он, чего доброго, решит дать тебе сдачи, и это будет очень болезненно для твоего организма.
– Трепло ты все-таки, Ник,– вздохнул мой многомудрый и сдержанный брат.– Я как увидел всю эту катавасию по телевизору, сразу понял, что без тебя здесь не обошлось.
Оказывается, премудрая Дарья уже разрешилась от бремени. Тройней. Двумя мальчиками и девочкой. Я-то думал, что будет двойня, но эта пара – я имею в виду Вика и Дарью – всегда опровергала самые смелые мои ожидания. Разумеется, радости по этому поводу в нашем многочисленном семействе не было предела. Хрустальный замок ломился от гостей. Вся Парра веселилась до упаду в связи с увеличением королевского семейства сразу на три порфирородные персоны.
Что же касается моего предшественника на посту земного резидента Аббудалы Каха, то он предпринимал воистину героические усилия, чтобы привлечь внимание членов Высшего Совета к негативным событиям на планете Земля. Надо сказать, что за неделю неустанных трудов ему удалось почти невозможное: он добился, чтобы слушания по земным проблемам были включены в план работы на текущий квартал. Месяца через три можно ожидать принятия судьбоносного решения.
Словом, у меня появилась уйма времени, чтобы разделаться с Каронгом и вернуться на родную планету в ореоле победителя. А Вика на Землю отправила Ма, всерьез напуганная истерическими воплями сиринца по поводу отданного на заклание темным силам младенца, то есть меня. Тем более что предлог для частного визита принца Нимерийского на Землю уже пищал в люльках. Должен же был Вик известить тестя и тещу, что они стали дедушкой и бабушкой.
– Все здешние телевизионные каналы живо обсуждают безобразное шоу, устроенное в Москве заезжими масонами, а также участие в нем некоторых видных политических деятелей и олигархов. По мнению полито-логов, мы имеем дело с заговором против избранной народом власти. Правда, выступивший с заявлением президент все домыслы про масонов и заговорщиков опроверг и обещал разобраться с теми, кто будоражит общественное мнение непристойным поведением в людных местах.
– Я так и знал! – схватился за голову Сиротин, внимательно слушавший моего брата.– Но при чем здесь масоны?
– Президент сказал, что ни при чем. И уже отдал указание руководителям спецслужб разобраться с экстремистами, возбуждающими межнациональную рознь безответственными заявлениями.
Все-таки Вик молодец. Прямо мыслитель. Сразу же постиг все хитросплетения местной политической жизни. А я ведь до сих пор считал, что Землей правит царь. Мне и в голову не приходило выяснить, чем царь отличается от президента. И по поводу Джорджа я дал маху. Он вовсе не премьер-министр, а тоже президент, но совсем другой державы. Оказывается, на Земле, как на Альбукерке, более сотни государств. Кажется, в Школе резидентов нам об этом говорили, но я, видимо, посчитал эти сведения не особо важными и пропустил мимо ушей. Выходит, ошибся...
– Я этого так не оставлю! – не очень уверенно воскликнул Жигановский.– Я на Атасова в суд подам. Меня обозвать масоном – это же уму непостижимо!
Венедикт Владимирович выглядел растерянным, похоже, он впервые столкнулся с явлениями, выходящими за рамки привычных с детства понятий, и почувствовал сильный дискомфорт. Весь его апломб куда-то испарился, и в поведении стало проскакивать что-то заискивающее.
А вот у магната от пережитых потрясений случился ступор. Появление еще одного «идиота» в дополнение к уже имеющемуся и ожидание новых неприятностей повергло его в глубочайшую депрессию.
Сиротин настаивал на своем помешательстве и собирался немедленно отправиться в институт Сербского, где, по его словам, и не таких поднимали на ноги.
Остальные держались бодро. Шайка разбойников в силу некоторой ущербности интеллекта ее членов не совсем уловила суть произошедших событий. Для Караваева и лже-Бенкендорфа метаморфозы не были чем-то таким уж удивительным, поскольку они, будучи актерами, чуть не каждый день меняли личины... Во всяком случае, именно так объяснил нам с Виком причину своего спокойствия Александр Сергеевич.
– Умом-то я понимаю, что надо бы ужаснуться, увидев это,– развел он руками,– а вот настоящего страха, чтобы до печенок достал, нет!.. Я ведь кого только не играл. И лешим был, и вурдалаком гнусным, и даже чертом в инсценировке повести Николая Васильевича Гоголя. А Сеня Курицын – и вовсе Кощея Бессмертного изображал – главного злодея всех времен и народов.
– Сеня – Кощей Бессмертный?! – захрюкал, давясь смехом, Соловей-разбойник.– Ой, держите меня, я лопну!
– Это искусство! – обиделся на Свистуна разжалованный в нечистую силу шеф жандармов.– Я тебе удивляюсь, Степаныч: художественная натура, певец – и вдруг такое непонимание очевидных вещей!
– Ну, положим,– покраснел Соловей,– кое-что и мы понимаем. Я к тому, что маловато в вас реализму. Все на сказочки тянет. Уж я тебя, Сеня, познакомлю с истинным Кощеем – и ты сразу поймешь, чем жизнь отличается от искусства.
Соловей, прямо скажу, удивил меня своими познаниями в столь специфической области. Все-таки не зря он целыми днями торчал в квартире Капитолины перед телеящиком... А я, честно говоря, никак не мог понять, что такое театр. Если это магия, то какой категории, а если метаморфоза, то какого качества? Можно ли считать подобную метаморфозу полной и устойчивой, или же она лишь частичное погружение в иную структуру бытия с последующим неизбежным возвращением в первоначальное состояние? И наконец, появляются ли в результате подобных входов и выходов фантомные структуры, продолжающие существовать, допустим, и в иных измерениях – независимо от первичного объекта?
– Загнул ты однако, Лексеич! – покачал головой Соловей.– Даже я не понял, что ты сказал.
– А я поняла! – выручила меня Наташа.– Фантомные структуры остаются на плоскости – только не в театре, а в кино.
– Но ведь бесконечное и беспорядочное перемещение из плоскости бытия в иную плоскость давно бы уже привело жизнь на Земле в неуправляемое состояние? – засомневался Вик.
Мой брат, как всегда, зрит в корень: если каждый начнет ходить туда-сюда, оставляя за собой хвост устойчивых фантомов, то жизнь на Земле превратится в ад. Фантомы захотят жизненного пространства и в реальном бытии, не ограничиваясь параллельными мирами. Более того, фантомы сами начнут оставлять после себя фантомы. Словом, начнется полный хаос... Нечто подобное случилось много лет назад на планете Дриада, и цивилизация там погибла в рекордно короткий срок.
– В кино все упорядочено,– возразила Наташа.– Есть сценарий, есть режиссер, есть пленка, на которой все зафиксировано. Если фантом и способен выйти за пределы пленки, то только на экран телевизора.
– Как хотите, а я уезжаю в психушку! – сказал Сиротин.– Мне надоело быть бредовым фантомом мающейся с похмелья сивой кобылы!
– Все отправятся, куда пожелают, но только после того, как мы покончим с Каронгом! – возразил я.– Перед нами стоит очень непростая задача: предотвратить вторжение темных сил на вашу замечательную планету. И в этом нам поможет магия кино.
– Я всегда говорил, что ты идиот, Никита,– вздохнул Жигановский.– И, кажется, не ошибся на твой счет. Ну при чем здесь кино?
– Скоро узнаете, Венедикт Владимирович,– утешил я его.– На какое время у вас назначено начало симпозиума?
– На двенадцать,– взглянул на часы Сиротин.– Через сорок минут.
– Мы должны быть в офисе через двадцать минут, максимум – через полчаса.
– Нет,– твердо сказал Василий.– Как хочешь, Никита, но руль я тебе не дам. Как маг ты, может быть, и велик, но как шофер – ни к черту не годишься. Если нарвемся на гаишников – плакали мои права. К тому же мы все в одной машине не поместимся, а твой брат водить тачку не умеет.
– Почему это не умею? – возмутился Вик.– Да я первый наездник на Парре. Объездил не один десяток крылатых жеребцов!
– Ох уж эти ковбои! – простонал Василий.
Наш с Виком проезд по московским улицам был впечатляющим. Мурзик и его ребята, последовавшие за нами на трех своих машинах, остались далеко позади. Мы же на двух «мерсах» Жигановского нарушили все без исключения правила, которые только есть. Так, во всяком случае, утверждал Василий. Зато добились нужного результата – мы были у дверей офиса Казюкевича без пятнадцати двенадцать.
Сиротин сказал правду. К офису съезжались роскошные механические тележки. Из них выходили очень важные люди и, сопровождаемые беспрестанно вертевшими головами охранниками, медленно поднимались по мраморным ступенькам.
Казюкевич отчего-то заволновался, что помогло ему выйти из ступора, но помешало смело войти в собственный офис. Сиротину и Жигановскому пришлось вести магната чуть ли не силой. Местные минотавры-задохлики, увидев босса, взяли на караул. Подозрение у них вызвал только Соловей-разбойник. Вмешался Казюкевич, простонавший слабым голосом: «Пропустить...» – и дело, к счастью для охраны, обошлось без силового вмешательства.
В фойе огромного здания народу собралось уже изрядно. Наше появление вызвало настоящий фурор: сначала все замолчали, потом зашушукались с новой силой.
Перепуганный Казюкевич опять потерял лицо. Жигановский же взял себя в руки и раскланивался со знакомыми – даже вступил с одним из них, наиболее настойчивым, в разговор.
– А я вам говорю – полномасштабная провокация! Совершенно с вами согласен: искажение светлого облика. Новое издание «Кукол»!.. Я специально пригласил специалистов, чтобы они разоблачили Атасова. Все будет объяснено, господа. Масонов не будет. Нет в Москве никаких масонов. Обыкновенные иллюзионисты из цирка. Их Атасов пригласил, чтобы бросить тень на нашу партию. Ах, этот сукин сын здесь, ну тем лучше!
Атасов действительно с видом победителя прохаживался по коридору, а следом за ним, как привязанный, семенил Ползунов, пугая окружающих магическим глазом. Надо отдать должное расторопному журналисту: передвигался он по Москве с замечательной скоростью. Впрочем, отъехал он от дворца Пушкина на полчаса раньше нас, так что его появление в офисе Казюкевича к подвигу не отнесешь.
Кроме небритого Эдика и Ползунова было еще десятка два людей с микрофонами и телекамерами. Как сказал мне Жигановский, все они явились освещать предстоящее событие. Честно говоря, не совсем понял Венедикта Владимировича: в каком смысле – «освещать»? Света, по-моему, в построенном по проекту Каронга здании хватало вполне. В крайнем случае можно было бы включить лампы, которые на Земле самой примитивной конструкции.
На правах хозяев, проталкивая перед собой Казюкевича, мы вошли в конференц-зал и прикрыли за собой двери. Необходимо было проверить помещение до начала событий, которые, как мне представлялось, должны иметь самые дурные для Земли последствия. Я узнал, что столы на возвышении называются президиумом, а сооружение справа – трибуной. Пока объяснял это любопытному Вику, зазвонил мой мобильник, и я услышал голос Мурзика, который вежливо уточнил, входит ли в его обязанности штурм офиса Казюкевича или же ему оставаться в засаде?
– Штурмовать не надо,– ответил я.– Но если из здания полезет нечто неземной наружности, стреляйте не раздумывая.
Мурзик не совсем понял, что означает «неземная наружность», и попросил уточнить.
– Шестиглавые, шестирукие, пятиногие,– перечислил я.– Оборотни всякие... Ты их ни с кем не перепутаешь. Если тварей будет слишком много – рвите когти.
Должен признать, что Мурзик был прав в своем недоумении. Уж слишком неточно я описывал врагов. Но дело в том, что я и сам не ведал, какую пакость пришлют на Землю черные маги. Хотя твердо знал, что пакость будет.
Надо сказать, что прорыв на другую планету – предприятие весьма и весьма трудоемкое, особенно если вам нужно перебросить через время и пространство существа, генетически несовместимые с жителями избранного мира. Дело сильно облегчается, когда на объекте уже существуют пусть не аналоги данных существ, но хотя бы их фантомы.
Вик долго разглядывал президиум, потом сосредоточенно поковырял ногтем сооружение, именуемое трибуной. Выражение лица у него было на редкость глубокомысленным. Он даже попробовал сдвинуть трибуну с места, но без особого успеха – она словно вросла в пол.
Венедикт Владимирович пристально наблюдал за действиями моего брата, потом вздохнул и покрутил пальцем у виска. Вик очень хорошо знал, что означает на Земле этот жест, но на Жигановского не обиделся. Моего брата вообще трудно смутить, а уж тем более вывести из себя. Вик у нас на редкость терпеливый и рассудительный.
– А белый прямоугольник зачем? – спросил он у Сиротина.
– На нем кино показывают,– опередил Евграфа оруженосец Василий.
– Про Арнольда? – спросил я, заинтересованный не меньше Вика.
– Можно и про Арнольда.
– Не понимаю,– возмущенно завибрировал Жигановский,– что вы привязались к этой трибуне. Таких в столице тысячи и тысячи!
– Это вряд ли...– покачал головой Вик.– Трибуна сделана из очень редкого материала – черная смола – ее еще называют на Альдебаране «слезой Сагкха». Обычно слезы Сагкха применяются в черной магии.
– Так давайте выбросим эту трибуну к чертовой матери! – возмущенно воскликнул Сиротин.
– Времени нет! – вздохнул Вик.– Магический сеанс уже начался.
Мой брат оказался прав. Вдруг сами собой распахнулись двери, и томившаяся в коридоре солидная публика кинулась занимать пустующие кресла, предвкушая обещанные Жигановским разоблачения. Людей собралось гораздо более сотни – на что я и указал хозяину офиса Казюкевичу. Магнат нервно дернулся и буркнул что-то насчет халявщиков, которые ходят не столько на симпозиумы, сколько на банкеты... В любом случае гости господина Казюкевича, заполнившие обширный зал, были людьми – за это я мог поручиться. Зато не рискнул бы поручиться, что ими они и останутся в ближайшее время.
– А Каронга-то нет! – торжествующе глянул на нас Жигановский.– Кто теперь, по-вашему, будет людям мозги пудрить?! Попробуйте загипнотизировать такой зал! Тут вас мигом разоблачат, иллюзионисты! Это ведь элита. Лучшие умы страны.
– Каронг не полезет в свару,– пояснил Венедикту Владимировичу мой брат.– Он слишком умный для этого.
– А что, здесь будет опасно? – насторожился Сиротин.
– Скоро начнется ад,– честно ответил мой брат.
В этом весь Вик. Он всегда отвечает прямо и честно на поставленные вопросы. Сколько раз я его убеждал, что в критической ситуации покривить душой бывает совсем не лишним. Нет, он рубит правду-матку прямо в глаза.
– Я уйду! – истерично воскликнул Сиротин.– Пусть не в институт Сербского, пусть в простую районную поликлинику, но уйду! Я этого не выдержу!
– Никто никуда не уйдет,– пожал плечами Вик.– Все общавшиеся с Каронгом уже втянуты в магическую игру и не властны над своими поступками.
Вик, разумеется, был прав. Иначе я ни за что бы не взял в проклятый офис Наташу, а отправил бы ее куда-нибудь подальше – может быть, даже на другую планету... К сожалению, для магии такого уровня нет ни границ, ни расстояний, ни укромных уголков. Не спрашивайте меня, почему это происходит, ибо многие пытались перевести магическую силу на язык математических формул, но пока это никому не удалось.
Наше единственное преимущество перед Каронгом заключалось в том, что он не знал, где мы находимся. Наверняка черный маг был уверен, что мы не вырвемся из параллельного мира, в который он нас так искусно забросил. Он настолько уверовал в свою победу, что даже не явился в офис убедиться собственными глазами, что все идет по заранее намеченному плану. Подобные типы всегда самоуверенны, и это дает шанс неробким людям постоять и за свою жизнь, и за благополучие планеты.
– Вы хотите сказать, что мы сейчас погибнем? – ужаснулся Казюкевич, до которого наконец дошел весь ужас создавшейся по его вине ситуации.
– Не обязательно,– отозвался Соловей, пристально вглядываясь в экран, который вдруг засветился голубоватым светом.– Вы можете переметнуться в рать Каронга, но тогда доживать вам придется в шкуре инопланетного монстра.
Вот вам еще один правдолюбец и правдоруб. Ну кто их, спрашивается, за язык тянет?! И без того приходится иметь дело со страшно нервной и непредсказуемой агентурой, готовой в любую секунду предать своего резидента, а тут еще субъекты со стороны постоянно усугубляют положение, подсказывая, как удобнее всего сделать его неконтролируемым.
– Я тебе в морду дам, Венедикт! – пригрозил подошедший к нашей группе Атасов.– Ты какого рожна погнал на меня волну? Нашел, понимаешь, чародея! Сам развел вокруг себя полтергейст, а меня черт-те в чем обвиняешь!
Венедикт Владимирович напором разбитного журналиста был смущен и даже всерьез, по-моему, обеспокоился за область лица. Ибо Эдик буквально горел благородным негодованием и был, разумеется, прав в своем неистовстве. Другое дело, что Венедикт Владимирович если и был виноват, то только в самой примитивной лжи, которая, как я успел заметить, на Земле большим грехом не считается. Во всем остальном вину Жигановского можно считать лишь косвенной.
– Это что же,– воскликнул вдруг Сиротин,– нам будут показывать кино про вампиров?
– Ага...– шмыгнул носом Соловей.– Щас такое кино начнется, что мало никому не покажется. А я ведь еще когда говорил Капитолине, что они доиграются в этом Голливуде!
На экране действительно появились существа, о которых наслышаны на многих планетах. Большие любители попить кровушки, но относительно благообразные на вид. Впрочем, благообразными они были только в первую минуту. Потом у них начали отрастать остренькие зубки, довольно выразительно посверкивавшие во рту в ожидании привычной работы.
– Опять Голливуд! – разочарованно махнул рукой Атасов.– Ты зачем нас здесь собрал, Казюкевич?
– А скажите, Эдуард,– взял я журналиста под руку,– этот ваш Ползунов – очень нервный человек? Бросит ли он камеру от испуга?
– Да никогда в жизни! – обиделся за партнера Атасов.– Визжать будет от страха, но камеру не выключит, тем более не бросит. Она же огромных деньжищ стоит!
– А остальные?
– Тут профессионалы собрались...– пожал плечами Атасов.– Было бы что снимать. Пока я ничего интересного не вижу.
– Сейчас будет очень любопытное зрелище, господин журналист,– куда любопытнее того, что мы с вами наблюдали ночью. Словом, если жизнь вам дорога – требуйте прямого эфира. И для себя, и для своих коллег.
Атасов мне поверил. Минувшая ночь не прошла для него даром. Возможно, он не очень разобрался в сути и причинах шабаша, зато прокомментировал невероятное зрелище для всей страны и, кажется, был горд своей удачей.
– Щас полезут...– сказал дрогнувшим голосом Соловей.
Свистун хоть и принадлежит к нечистой силе, но кое-какие нервы у него тоже есть. А зрелище на наших глазах разворачивалось жутковатое. За относительно благообразными вампирами на экране замаячили совсем уж безобразные монстры, а сам экран начал устрашающе пульсировать, словно готовый в любую секунду лопнуть от напряжения.
– Что-то я не пойму... какая-то окрошка...– задергался Василий.– Такое впечатление, будто кто-то изорвал несколько пленок с фильмами ужасов, а потом их как попало склеил.
Я мог назвать оруженосцу имя существа, проделавшего эту нелепую, на его взгляд, работу, но мне недостало для этого времени. Светящийся экран треснул посередине, и в образовавшуюся щель вывалился первый вампир, которому Вик мгновенно снес голову энергетическим мечом.
До сих пор довольно спокойно взиравший на происходящее зал отозвался вздохом изумления. Потом послышались голоса протеста, наконец, вопли ужаса. И было отчего вопить. Очень трудно удержаться от крика, когда на вас валит с экрана, оживая прямо на глазах, нечисть.
– Наташенька...– прокашлялся Караваев.– Ты не могла этого видеть. А наплести на человека можно что угодно.
– Вот ты и плел! – не пощадила родного отца строгая Наташа.– Бенкендорф не даст соврать.
– Да...– прокашлялся Сеня.– Чудили, чего уж там? Зря ты так, Евграф. Он, видите ли, ненормальный! А кто у нас нормальный? На всех психушек не хватит. Приспособимся как-нибудь.
– У меня машину украли! – сказал подошедший Атасов.– Облазил всю округу – ни черта нет, кроме деревьев. У самого крыльца стояла...
Тут только почтенная публика обнаружила, что исчезли не только брошенные у крыльца механические тележки, но с первыми лучами солнца испарилась и окружавшая особняк металлическая ограда.
– Вот влипли! – дошло наконец до Соловья, и он растерянно оглянулся на ведьму Дуняшу, которая в строгом деловом костюме стояла во главе своих товарок.– Это же параллельный мир!
– Какой такой параллельный? – вскинулся Жигановский.– Что вы мне голову морочите? Выведите же нас отсюда кто-нибудь!
– Вывести-то можно,– вздохнул Соловей,– да вот только куда? Этих параллельных миров – может, тысячи, а может, и миллионы... Век тут, однако, куковать придется.
Соловей был абсолютно прав. Нас завлекли в ловушку с бесчисленным количеством выходов, среди которых терялся единственный, способный вывести туда, где готовился осуществить свой дьявольский план черный маг Каронг.
Задача передо мной стояла абсолютно неразрешимая. Все остальные могли метаться по округе, аукать и звать подмогу, но я точно знал, что накликать в этом мире можно только беду. А помогать нам здесь абсолютно некому. Не исключено, конечно, что лет через десять мы отсюда выберемся, а возможно, для этого потребуется сто лет... Словом, я опустил руки.
– Да что мы, на необитаемом острове, что ли? – возопил Мурзик, потрясая кулаками, и нашел отклик в сердцах подручных, которые хором ответили главарю: – Да не может этого быть!
– Ерунда какая,– сердито сказала Наташа.– Что ты нам голову морочишь? Это наш мир! Я очень хорошо все помню. И если не пропала здесь ночью, то уж утром точно не заплутаю!
Наташа пошла по дорожке столь уверенно, что все последовали за ней, включая нас с Соловьем. Разумеется, мы с ним понимали, что Наташа заблуждается по поводу знания этого мира, куда мы попали хитростью Каронга. Это правда, что она здесь была. Точнее, мы были с ней вместе. Все дело в том, что в тот раз привел ее сюда я, а потом вернулся назад по собственным следам, оставленным во времени и пространстве. Ныне эти следы отсутствовали начисто.
– Ну вот! – сказала Наташа.– Это то самое озеро, где Никита лишил меня девственности!
– Негодяй! – возмущенно выдохнул Караваев.– Соблазнитель невинных девушек!
– А потом мы пошли по этой тропинке,– продолжала как ни в чем не бывало Наташа.– Миновали этот дуб. И очутились прямо у металлической ограды. Вот же она! Ну и что ты мне голову морочил, Герой? Сам же сказал, что это окрестности дворца.
Самое поразительное – мы вернулись в основной мир вслед за Наташей. До этой минуты я был абсолютно уверен, что земляне не обладают способностями, позволяющими им путешествовать самостоятельно из одного мира в другой. Ну за исключением, естественно, подданных Кощеева царства, давно потерявших возможность влиять на процессы, происходящие на планете.
– Она – ведьма,– сказал мне, понизив голос, Соловей.– Помяни мое слово, Лексеич, намаешься ты с ней... А я-то думал, что колдуньи на Земле больше не рождаются!
– Она не ведьма и не колдунья,– возразил я неучу.– Она – экстрасенс.
– Что в лоб, что по лбу! – пожал плечами Свистун (и в своем скептицизме был прав, не при Наташе будь сказано).
Атасов обрадованно завопил, обнаружив у ворот свою машину. Небритый Эдик так торопился на студию, что едва не забыл своего верного подручного Ползунова, увлекшегося съемками Наташи на фоне серой скалы. Положим, смотрелась девушка действительно живописно, но это вовсе не означает, что я позволю любому и каждому пялиться на будущую жену Героя через магический глаз. Впрочем, моего вмешательства не потребовалось: вернувшийся с полдороги Атасов утянул назойливого оператора за собой.
– Подождите...– сказал Сиротин.– А где дворец, за него же уплачено? Я протестую. В конце концов, с нас же в мэрии спросят – был дворец и вдруг на его месте скала!
Я хотел было объяснить Сиротину, что дворец остался в параллельном мире и с этим уже ничего не поделаешь, но меня отвлек Василий, решивший на всякий случай осмотреть свой «мерс».
– А это что еще за чучело у меня здесь сидит?
– Сам ты чучело,– донесся до меня из машины знакомый голос.– Брошенная на дороге телега по паррийскому Уложению считается ничейной.
Это был мой брат Вик – страшный зануда, жуткий законник, знающий Уложения чуть ли не всех планет Светлого круга и без конца этими знаниями козыряющий... Интересно, каким ветром его занесло на Землю в столь ответственный момент, когда его распрекрасная Дарья собирается разрешиться от бремени? По паррийским обычаям, муж должен непременно присутствовать при появлении на свет своих отпрысков – во избежание всяких там подмен, магических воздействий и прочих подобного рода штучек, на которые весьма щедр Темный круг, никогда не обделяющий вниманием мою родную планету.
– Не связывайся,– сказал я Василию.– Тем более не пытайся его ударить. Он, чего доброго, решит дать тебе сдачи, и это будет очень болезненно для твоего организма.
– Трепло ты все-таки, Ник,– вздохнул мой многомудрый и сдержанный брат.– Я как увидел всю эту катавасию по телевизору, сразу понял, что без тебя здесь не обошлось.
Оказывается, премудрая Дарья уже разрешилась от бремени. Тройней. Двумя мальчиками и девочкой. Я-то думал, что будет двойня, но эта пара – я имею в виду Вика и Дарью – всегда опровергала самые смелые мои ожидания. Разумеется, радости по этому поводу в нашем многочисленном семействе не было предела. Хрустальный замок ломился от гостей. Вся Парра веселилась до упаду в связи с увеличением королевского семейства сразу на три порфирородные персоны.
Что же касается моего предшественника на посту земного резидента Аббудалы Каха, то он предпринимал воистину героические усилия, чтобы привлечь внимание членов Высшего Совета к негативным событиям на планете Земля. Надо сказать, что за неделю неустанных трудов ему удалось почти невозможное: он добился, чтобы слушания по земным проблемам были включены в план работы на текущий квартал. Месяца через три можно ожидать принятия судьбоносного решения.
Словом, у меня появилась уйма времени, чтобы разделаться с Каронгом и вернуться на родную планету в ореоле победителя. А Вика на Землю отправила Ма, всерьез напуганная истерическими воплями сиринца по поводу отданного на заклание темным силам младенца, то есть меня. Тем более что предлог для частного визита принца Нимерийского на Землю уже пищал в люльках. Должен же был Вик известить тестя и тещу, что они стали дедушкой и бабушкой.
– Все здешние телевизионные каналы живо обсуждают безобразное шоу, устроенное в Москве заезжими масонами, а также участие в нем некоторых видных политических деятелей и олигархов. По мнению полито-логов, мы имеем дело с заговором против избранной народом власти. Правда, выступивший с заявлением президент все домыслы про масонов и заговорщиков опроверг и обещал разобраться с теми, кто будоражит общественное мнение непристойным поведением в людных местах.
– Я так и знал! – схватился за голову Сиротин, внимательно слушавший моего брата.– Но при чем здесь масоны?
– Президент сказал, что ни при чем. И уже отдал указание руководителям спецслужб разобраться с экстремистами, возбуждающими межнациональную рознь безответственными заявлениями.
Все-таки Вик молодец. Прямо мыслитель. Сразу же постиг все хитросплетения местной политической жизни. А я ведь до сих пор считал, что Землей правит царь. Мне и в голову не приходило выяснить, чем царь отличается от президента. И по поводу Джорджа я дал маху. Он вовсе не премьер-министр, а тоже президент, но совсем другой державы. Оказывается, на Земле, как на Альбукерке, более сотни государств. Кажется, в Школе резидентов нам об этом говорили, но я, видимо, посчитал эти сведения не особо важными и пропустил мимо ушей. Выходит, ошибся...
– Я этого так не оставлю! – не очень уверенно воскликнул Жигановский.– Я на Атасова в суд подам. Меня обозвать масоном – это же уму непостижимо!
Венедикт Владимирович выглядел растерянным, похоже, он впервые столкнулся с явлениями, выходящими за рамки привычных с детства понятий, и почувствовал сильный дискомфорт. Весь его апломб куда-то испарился, и в поведении стало проскакивать что-то заискивающее.
А вот у магната от пережитых потрясений случился ступор. Появление еще одного «идиота» в дополнение к уже имеющемуся и ожидание новых неприятностей повергло его в глубочайшую депрессию.
Сиротин настаивал на своем помешательстве и собирался немедленно отправиться в институт Сербского, где, по его словам, и не таких поднимали на ноги.
Остальные держались бодро. Шайка разбойников в силу некоторой ущербности интеллекта ее членов не совсем уловила суть произошедших событий. Для Караваева и лже-Бенкендорфа метаморфозы не были чем-то таким уж удивительным, поскольку они, будучи актерами, чуть не каждый день меняли личины... Во всяком случае, именно так объяснил нам с Виком причину своего спокойствия Александр Сергеевич.
– Умом-то я понимаю, что надо бы ужаснуться, увидев это,– развел он руками,– а вот настоящего страха, чтобы до печенок достал, нет!.. Я ведь кого только не играл. И лешим был, и вурдалаком гнусным, и даже чертом в инсценировке повести Николая Васильевича Гоголя. А Сеня Курицын – и вовсе Кощея Бессмертного изображал – главного злодея всех времен и народов.
– Сеня – Кощей Бессмертный?! – захрюкал, давясь смехом, Соловей-разбойник.– Ой, держите меня, я лопну!
– Это искусство! – обиделся на Свистуна разжалованный в нечистую силу шеф жандармов.– Я тебе удивляюсь, Степаныч: художественная натура, певец – и вдруг такое непонимание очевидных вещей!
– Ну, положим,– покраснел Соловей,– кое-что и мы понимаем. Я к тому, что маловато в вас реализму. Все на сказочки тянет. Уж я тебя, Сеня, познакомлю с истинным Кощеем – и ты сразу поймешь, чем жизнь отличается от искусства.
Соловей, прямо скажу, удивил меня своими познаниями в столь специфической области. Все-таки не зря он целыми днями торчал в квартире Капитолины перед телеящиком... А я, честно говоря, никак не мог понять, что такое театр. Если это магия, то какой категории, а если метаморфоза, то какого качества? Можно ли считать подобную метаморфозу полной и устойчивой, или же она лишь частичное погружение в иную структуру бытия с последующим неизбежным возвращением в первоначальное состояние? И наконец, появляются ли в результате подобных входов и выходов фантомные структуры, продолжающие существовать, допустим, и в иных измерениях – независимо от первичного объекта?
– Загнул ты однако, Лексеич! – покачал головой Соловей.– Даже я не понял, что ты сказал.
– А я поняла! – выручила меня Наташа.– Фантомные структуры остаются на плоскости – только не в театре, а в кино.
– Но ведь бесконечное и беспорядочное перемещение из плоскости бытия в иную плоскость давно бы уже привело жизнь на Земле в неуправляемое состояние? – засомневался Вик.
Мой брат, как всегда, зрит в корень: если каждый начнет ходить туда-сюда, оставляя за собой хвост устойчивых фантомов, то жизнь на Земле превратится в ад. Фантомы захотят жизненного пространства и в реальном бытии, не ограничиваясь параллельными мирами. Более того, фантомы сами начнут оставлять после себя фантомы. Словом, начнется полный хаос... Нечто подобное случилось много лет назад на планете Дриада, и цивилизация там погибла в рекордно короткий срок.
– В кино все упорядочено,– возразила Наташа.– Есть сценарий, есть режиссер, есть пленка, на которой все зафиксировано. Если фантом и способен выйти за пределы пленки, то только на экран телевизора.
– Как хотите, а я уезжаю в психушку! – сказал Сиротин.– Мне надоело быть бредовым фантомом мающейся с похмелья сивой кобылы!
– Все отправятся, куда пожелают, но только после того, как мы покончим с Каронгом! – возразил я.– Перед нами стоит очень непростая задача: предотвратить вторжение темных сил на вашу замечательную планету. И в этом нам поможет магия кино.
– Я всегда говорил, что ты идиот, Никита,– вздохнул Жигановский.– И, кажется, не ошибся на твой счет. Ну при чем здесь кино?
– Скоро узнаете, Венедикт Владимирович,– утешил я его.– На какое время у вас назначено начало симпозиума?
– На двенадцать,– взглянул на часы Сиротин.– Через сорок минут.
– Мы должны быть в офисе через двадцать минут, максимум – через полчаса.
– Нет,– твердо сказал Василий.– Как хочешь, Никита, но руль я тебе не дам. Как маг ты, может быть, и велик, но как шофер – ни к черту не годишься. Если нарвемся на гаишников – плакали мои права. К тому же мы все в одной машине не поместимся, а твой брат водить тачку не умеет.
– Почему это не умею? – возмутился Вик.– Да я первый наездник на Парре. Объездил не один десяток крылатых жеребцов!
– Ох уж эти ковбои! – простонал Василий.
Наш с Виком проезд по московским улицам был впечатляющим. Мурзик и его ребята, последовавшие за нами на трех своих машинах, остались далеко позади. Мы же на двух «мерсах» Жигановского нарушили все без исключения правила, которые только есть. Так, во всяком случае, утверждал Василий. Зато добились нужного результата – мы были у дверей офиса Казюкевича без пятнадцати двенадцать.
Сиротин сказал правду. К офису съезжались роскошные механические тележки. Из них выходили очень важные люди и, сопровождаемые беспрестанно вертевшими головами охранниками, медленно поднимались по мраморным ступенькам.
Казюкевич отчего-то заволновался, что помогло ему выйти из ступора, но помешало смело войти в собственный офис. Сиротину и Жигановскому пришлось вести магната чуть ли не силой. Местные минотавры-задохлики, увидев босса, взяли на караул. Подозрение у них вызвал только Соловей-разбойник. Вмешался Казюкевич, простонавший слабым голосом: «Пропустить...» – и дело, к счастью для охраны, обошлось без силового вмешательства.
В фойе огромного здания народу собралось уже изрядно. Наше появление вызвало настоящий фурор: сначала все замолчали, потом зашушукались с новой силой.
Перепуганный Казюкевич опять потерял лицо. Жигановский же взял себя в руки и раскланивался со знакомыми – даже вступил с одним из них, наиболее настойчивым, в разговор.
– А я вам говорю – полномасштабная провокация! Совершенно с вами согласен: искажение светлого облика. Новое издание «Кукол»!.. Я специально пригласил специалистов, чтобы они разоблачили Атасова. Все будет объяснено, господа. Масонов не будет. Нет в Москве никаких масонов. Обыкновенные иллюзионисты из цирка. Их Атасов пригласил, чтобы бросить тень на нашу партию. Ах, этот сукин сын здесь, ну тем лучше!
Атасов действительно с видом победителя прохаживался по коридору, а следом за ним, как привязанный, семенил Ползунов, пугая окружающих магическим глазом. Надо отдать должное расторопному журналисту: передвигался он по Москве с замечательной скоростью. Впрочем, отъехал он от дворца Пушкина на полчаса раньше нас, так что его появление в офисе Казюкевича к подвигу не отнесешь.
Кроме небритого Эдика и Ползунова было еще десятка два людей с микрофонами и телекамерами. Как сказал мне Жигановский, все они явились освещать предстоящее событие. Честно говоря, не совсем понял Венедикта Владимировича: в каком смысле – «освещать»? Света, по-моему, в построенном по проекту Каронга здании хватало вполне. В крайнем случае можно было бы включить лампы, которые на Земле самой примитивной конструкции.
На правах хозяев, проталкивая перед собой Казюкевича, мы вошли в конференц-зал и прикрыли за собой двери. Необходимо было проверить помещение до начала событий, которые, как мне представлялось, должны иметь самые дурные для Земли последствия. Я узнал, что столы на возвышении называются президиумом, а сооружение справа – трибуной. Пока объяснял это любопытному Вику, зазвонил мой мобильник, и я услышал голос Мурзика, который вежливо уточнил, входит ли в его обязанности штурм офиса Казюкевича или же ему оставаться в засаде?
– Штурмовать не надо,– ответил я.– Но если из здания полезет нечто неземной наружности, стреляйте не раздумывая.
Мурзик не совсем понял, что означает «неземная наружность», и попросил уточнить.
– Шестиглавые, шестирукие, пятиногие,– перечислил я.– Оборотни всякие... Ты их ни с кем не перепутаешь. Если тварей будет слишком много – рвите когти.
Должен признать, что Мурзик был прав в своем недоумении. Уж слишком неточно я описывал врагов. Но дело в том, что я и сам не ведал, какую пакость пришлют на Землю черные маги. Хотя твердо знал, что пакость будет.
Надо сказать, что прорыв на другую планету – предприятие весьма и весьма трудоемкое, особенно если вам нужно перебросить через время и пространство существа, генетически несовместимые с жителями избранного мира. Дело сильно облегчается, когда на объекте уже существуют пусть не аналоги данных существ, но хотя бы их фантомы.
Вик долго разглядывал президиум, потом сосредоточенно поковырял ногтем сооружение, именуемое трибуной. Выражение лица у него было на редкость глубокомысленным. Он даже попробовал сдвинуть трибуну с места, но без особого успеха – она словно вросла в пол.
Венедикт Владимирович пристально наблюдал за действиями моего брата, потом вздохнул и покрутил пальцем у виска. Вик очень хорошо знал, что означает на Земле этот жест, но на Жигановского не обиделся. Моего брата вообще трудно смутить, а уж тем более вывести из себя. Вик у нас на редкость терпеливый и рассудительный.
– А белый прямоугольник зачем? – спросил он у Сиротина.
– На нем кино показывают,– опередил Евграфа оруженосец Василий.
– Про Арнольда? – спросил я, заинтересованный не меньше Вика.
– Можно и про Арнольда.
– Не понимаю,– возмущенно завибрировал Жигановский,– что вы привязались к этой трибуне. Таких в столице тысячи и тысячи!
– Это вряд ли...– покачал головой Вик.– Трибуна сделана из очень редкого материала – черная смола – ее еще называют на Альдебаране «слезой Сагкха». Обычно слезы Сагкха применяются в черной магии.
– Так давайте выбросим эту трибуну к чертовой матери! – возмущенно воскликнул Сиротин.
– Времени нет! – вздохнул Вик.– Магический сеанс уже начался.
Мой брат оказался прав. Вдруг сами собой распахнулись двери, и томившаяся в коридоре солидная публика кинулась занимать пустующие кресла, предвкушая обещанные Жигановским разоблачения. Людей собралось гораздо более сотни – на что я и указал хозяину офиса Казюкевичу. Магнат нервно дернулся и буркнул что-то насчет халявщиков, которые ходят не столько на симпозиумы, сколько на банкеты... В любом случае гости господина Казюкевича, заполнившие обширный зал, были людьми – за это я мог поручиться. Зато не рискнул бы поручиться, что ими они и останутся в ближайшее время.
– А Каронга-то нет! – торжествующе глянул на нас Жигановский.– Кто теперь, по-вашему, будет людям мозги пудрить?! Попробуйте загипнотизировать такой зал! Тут вас мигом разоблачат, иллюзионисты! Это ведь элита. Лучшие умы страны.
– Каронг не полезет в свару,– пояснил Венедикту Владимировичу мой брат.– Он слишком умный для этого.
– А что, здесь будет опасно? – насторожился Сиротин.
– Скоро начнется ад,– честно ответил мой брат.
В этом весь Вик. Он всегда отвечает прямо и честно на поставленные вопросы. Сколько раз я его убеждал, что в критической ситуации покривить душой бывает совсем не лишним. Нет, он рубит правду-матку прямо в глаза.
– Я уйду! – истерично воскликнул Сиротин.– Пусть не в институт Сербского, пусть в простую районную поликлинику, но уйду! Я этого не выдержу!
– Никто никуда не уйдет,– пожал плечами Вик.– Все общавшиеся с Каронгом уже втянуты в магическую игру и не властны над своими поступками.
Вик, разумеется, был прав. Иначе я ни за что бы не взял в проклятый офис Наташу, а отправил бы ее куда-нибудь подальше – может быть, даже на другую планету... К сожалению, для магии такого уровня нет ни границ, ни расстояний, ни укромных уголков. Не спрашивайте меня, почему это происходит, ибо многие пытались перевести магическую силу на язык математических формул, но пока это никому не удалось.
Наше единственное преимущество перед Каронгом заключалось в том, что он не знал, где мы находимся. Наверняка черный маг был уверен, что мы не вырвемся из параллельного мира, в который он нас так искусно забросил. Он настолько уверовал в свою победу, что даже не явился в офис убедиться собственными глазами, что все идет по заранее намеченному плану. Подобные типы всегда самоуверенны, и это дает шанс неробким людям постоять и за свою жизнь, и за благополучие планеты.
– Вы хотите сказать, что мы сейчас погибнем? – ужаснулся Казюкевич, до которого наконец дошел весь ужас создавшейся по его вине ситуации.
– Не обязательно,– отозвался Соловей, пристально вглядываясь в экран, который вдруг засветился голубоватым светом.– Вы можете переметнуться в рать Каронга, но тогда доживать вам придется в шкуре инопланетного монстра.
Вот вам еще один правдолюбец и правдоруб. Ну кто их, спрашивается, за язык тянет?! И без того приходится иметь дело со страшно нервной и непредсказуемой агентурой, готовой в любую секунду предать своего резидента, а тут еще субъекты со стороны постоянно усугубляют положение, подсказывая, как удобнее всего сделать его неконтролируемым.
– Я тебе в морду дам, Венедикт! – пригрозил подошедший к нашей группе Атасов.– Ты какого рожна погнал на меня волну? Нашел, понимаешь, чародея! Сам развел вокруг себя полтергейст, а меня черт-те в чем обвиняешь!
Венедикт Владимирович напором разбитного журналиста был смущен и даже всерьез, по-моему, обеспокоился за область лица. Ибо Эдик буквально горел благородным негодованием и был, разумеется, прав в своем неистовстве. Другое дело, что Венедикт Владимирович если и был виноват, то только в самой примитивной лжи, которая, как я успел заметить, на Земле большим грехом не считается. Во всем остальном вину Жигановского можно считать лишь косвенной.
– Это что же,– воскликнул вдруг Сиротин,– нам будут показывать кино про вампиров?
– Ага...– шмыгнул носом Соловей.– Щас такое кино начнется, что мало никому не покажется. А я ведь еще когда говорил Капитолине, что они доиграются в этом Голливуде!
На экране действительно появились существа, о которых наслышаны на многих планетах. Большие любители попить кровушки, но относительно благообразные на вид. Впрочем, благообразными они были только в первую минуту. Потом у них начали отрастать остренькие зубки, довольно выразительно посверкивавшие во рту в ожидании привычной работы.
– Опять Голливуд! – разочарованно махнул рукой Атасов.– Ты зачем нас здесь собрал, Казюкевич?
– А скажите, Эдуард,– взял я журналиста под руку,– этот ваш Ползунов – очень нервный человек? Бросит ли он камеру от испуга?
– Да никогда в жизни! – обиделся за партнера Атасов.– Визжать будет от страха, но камеру не выключит, тем более не бросит. Она же огромных деньжищ стоит!
– А остальные?
– Тут профессионалы собрались...– пожал плечами Атасов.– Было бы что снимать. Пока я ничего интересного не вижу.
– Сейчас будет очень любопытное зрелище, господин журналист,– куда любопытнее того, что мы с вами наблюдали ночью. Словом, если жизнь вам дорога – требуйте прямого эфира. И для себя, и для своих коллег.
Атасов мне поверил. Минувшая ночь не прошла для него даром. Возможно, он не очень разобрался в сути и причинах шабаша, зато прокомментировал невероятное зрелище для всей страны и, кажется, был горд своей удачей.
– Щас полезут...– сказал дрогнувшим голосом Соловей.
Свистун хоть и принадлежит к нечистой силе, но кое-какие нервы у него тоже есть. А зрелище на наших глазах разворачивалось жутковатое. За относительно благообразными вампирами на экране замаячили совсем уж безобразные монстры, а сам экран начал устрашающе пульсировать, словно готовый в любую секунду лопнуть от напряжения.
– Что-то я не пойму... какая-то окрошка...– задергался Василий.– Такое впечатление, будто кто-то изорвал несколько пленок с фильмами ужасов, а потом их как попало склеил.
Я мог назвать оруженосцу имя существа, проделавшего эту нелепую, на его взгляд, работу, но мне недостало для этого времени. Светящийся экран треснул посередине, и в образовавшуюся щель вывалился первый вампир, которому Вик мгновенно снес голову энергетическим мечом.
До сих пор довольно спокойно взиравший на происходящее зал отозвался вздохом изумления. Потом послышались голоса протеста, наконец, вопли ужаса. И было отчего вопить. Очень трудно удержаться от крика, когда на вас валит с экрана, оживая прямо на глазах, нечисть.