И в эту минуту вздрогнувший Элем увидел то, что подслеповатые глаза Атемиса не увидели бы никогда: там, в дальнем углу, прикрытые непроницаемым мраком, притаились люди, крепкие руки которых сжимали гибкие эбирские луки, а наконечники оперённых стрел целились не только в грудь Атемиса, но и в грудь божественной коровы Огеды. Будь они прокляты, эти знатные эбирские мужи! Они обманули Элема! Умрёт не только Атемис, умрет и Огеда, и её ещё неродившийся ребёнок. Наверняка, вельможи сговорились со жрецами, во всяком случае, с теми из них, кто недоволен всевластием Атемиса. А Элема они силой, и угрозами заставят одобрить смерть как Атемиса, так и Огеды. И народ поверит. Поверит божественному быку, у которого нет ни разума, ни языка. А может быть, не поверит, но всё равно промолчит. Кого волнует жизнь или смерть какого-то барабанщика, был он оболочкой Божественного Огуса или не был?
Свирепое лицо Атемиса надвинулось на Элема, зажженные факела выхватили из полумрака толпу знатных мужей, остановившихся у входа. Всё остальное утонуло в темноте, которая должна была стать для Элема вечной. В эту минуту и пришла в голову барабанщика одна удачная мысль:
– Божественный бык желает проститься со своей коровой.
На лице верховного жреца явственно проявилось неудовольствие, но отказать божественному быку или, точнее, наглецу Элему повода не было. Атемис поднял посох, и божественная корова стала разоблачаться.
Божественный бык проснулся при виде её сверкающего белезиной тела, и покорный его воле Элем шагнул на священную плиту. С глухим стуком ударил о камень рогатый посох Атемиса, и в ту же секунду за храмовой стеной зарокотали барабаны. Элему показалось, что божественный бык щадит Огеду, сдерживая рвущуюся на волю силу, да и внимание его было направлено в тот угол, где таились наёмные убийцы.
– Божественный Огус нас покинул.
Элем обернулся и посмотрел в глаза жреца Атемиса. Свирепое лицо кастрата исказила ненависть, а грозный посох устремился в грудь барабанщика. Но эта грудь так и осталась недосягаемой для двурогого копья. Элем вырвал оружие из рук Атемиса.
– Божественный Огус остаётся, чтобы защитить свою Огеду.
Двурогое копье вонзилось в грудь Атемиса, и тот вспыхнул ярким факелом. Толпа знатных мужей завопила от ужаса, подалась назад и тут же обмерла, повинуясь невидимой, команде. Элем смотрел в их перекошенные ужасом лица и улыбался. Впрочем, торжествовал, кажется, не он – торжествовал кто-то другой, разраставшийся прямо на глазах до невероятных размеров. Во всяком случае, глаза Элема смотрели на происходящее уже сверху, из-под свода храма.
Чудовищный язык пламени рванулся с высоты и накрыл, захлестнул огненным плащом таившихся в углу наёмных убийц. Два десятка жизней слизнул этот красный язык, осветив храм до самых потаённых и удалённых его уголков. Уцелевшие лежали ниц на каменных плитах. Элем подал руку Элии и повёл её к выходу прямо по этим трепещущим от страха телам, и барабаны Огуса дробили Великую песнь Любви и Ликования в честь божественного быка и его Огеды.
Чеботарёв явлению убиенного супостатами Резанова не удивился, даже не попенял ему за беспокойство в столь поздний час. Судя по лицу, Виктор спать ещё не ложился и на все сто процентов был готов к разговору. Надо сказать, что Чеботарёвские апартаменты были наихудшими из всех, в которых за сегодняшний день побывал Резанов, о чём он не постеснялся сказать старому другу. Посетовав вскольз на государство, столь скупо оплачивающее хлопоты своих верных стражей.
– Воскрес, значит, – только и сказал в ответ на его сочувствие Чеботарёв. – А от тебя я ждал большей отзывчивости, – укорил Резанов. – Мог бы и всероссийский розыск объявить.
– Не было необходимости, – махнул рукой Чеботарёв. – Корытин расколол твоего «убийцу» Семёна Крылова в ту же ночь. На чём, кстати, вы с ним поладили?
– Мы с первого взгляда понравились друг другу ещё в ресторане. К тому же нашлись люди, которые склоняли Сеню к тому, чтобы убить меня всерьёз. Сеня хоть и не ангел, но в киллеры не рвётся.
– А зачем ты его заставил якобы звонить Халилову в присутствии Светланы? – Хотел дать в руки Лёшке Астахову козырного туза. Карта была краплёной, но он этого не заметил.
– Арестовать бы тебя, – задумчиво проговорил Чеботарёв. – За что же?
– Хотя бы за хулиганство на вокзале, где ты нанёс побои неустановленному лицу. – Пострадавший типчик, о котором ты столь сочувственно вздыхаешь, как раз и сидел за рулём иномарки, размазавшей троицу в тупике. Шрам у него заметный на подбородке, когда бил, вдруг вспомнил. Это он прикончил одного из ещё дышавших урок, добил рукоятью пистолета.
– На стволе найденного пистолета есть отпечатки пальцев, – подтвердил Чеботарев.
– Ну, тогда сравни, – сказал Резанов, протягивая Виктору футляр от кассеты. – Здесь тоже должны быть отпечатки.
Чеботарёв взял коробочку и аккуратно положил её на стол. Отпечатки жирных пальцев видны были даже невооруженным глазом.
– Моих не ищи, – разочаровал следователя гость. – Я в перчатках работал. – Жаль, – вздохнул Чеботарёв. – Можно было бы и тебя привлечь за сокрытие важной улики и помехи, чинимые следствию.
– Когда государство бессильно, гражданам волей-неволей приходится проявлять активность. – Активность, гражданин Резанов, вы можете проявлять в своих снах. А Россия, это тебе не Эбир, и на божественных быков мы найдём управу. Не надо испытывать моё терпение, Серёжа, все твои художества фиксируются на бумаге. Если ты зайдешь слишком далеко, то я отправлю тебя на скамью подсудимых, хоть и без особой радости, но с чувством исполненного долга.
– Ладно, – согласился Резанов. – Если поймаешь, то посадишь. Кстати, Тяжлов уже созрел для сотрудничества с тобой и готов вернуть в казну деньги, взамен отпущения грехов.
– Не поздновато ли спохватился?
– Начать честную и беспорочную жизнь никогда не поздно, – усмехнулся Резанов. – А губернатор уже, выходит, сдал тебе проштрафившегося зама? Вот сволочь, прости господи. Значит, мы с Тяжловым правильно просчитали ситуацию. Деньги он вернёт в бюджет, кассету с Дерюгинскими откровениями я изыму раньше, чем вы доберетесь до Астахова. Так что шансов у тебя, следователь, будет немного. – Зарываешься, Сережа.
– Ты не можешь посадить Дерюгина и Тяжлова, не затронув Ксению, а я не могу допустить, чтобы любимая женщина провела лучшие годы своей жизни на нарах. Войди же и в моё положение, Виктор Васильевич.
– Бросаешь вызов правоохранительным органам? – Плевал я на твои органы, Витя. Если в стране не действует право, основанное на морали, то эти органы превращаются в бюро обслуживания сильных мира сего. Вот я и хочу проверить, насколько эти ребята сильны. Вот тебе фотографии. Полюбуйся на столпов российского общества, подельников жреца Атемиса. Это их интересы ты защищаешь, Виктор Васильевич. Это они устанавливают в России законы, выгодные для собственного кармана, и эти законы становятся для таких как ты, Чеботарёв, руководством к действию.
– Ты, кажется, вообразил себя народным мстителем? – На народного я не претендую. Эти люди покушаются на мою личную свободу, и на мои права. И я обязан показать им, привыкшим не считаться ни с моралью, ни с законом, как опасно покушаться на права Сергея Резанова. Я, может быть мало смогу, но всё, что смогу, я сделаю. И помощь твоего застенчивого закона мне не нужна. И на мораль я оглядываться не собираюсь. Если хочешь спасти Атемиса, то посади его. Тюрьму я штурмовать не буду.
Экспертиза подтвердила, что отпечатки оставленные на коробке совпадают с отпечатками пальцев на стволе пистолета, найденного на месте преступления. Это было уже кое-что, а потому Корытин, докладывая Чеботарёву результаты экспертизы, сиял как медный пятак. Виктор Васильевич чрезмерного Корытинского оптимизма не разделял, ибо нё приходилось сомневаться, что жрец Атемис тут же открестится от своего шофёра, как лица случайного. Кстати, отпечатки пальцев шофёра в картотекё не значились, и запрос, отправленный по всем инстанциям, надежд Корытина не оправдал. Однако капитан не растерялся, подключил ГИБДД и вскоре выяснил, что фамилия шофёра Морозов, а имя-отчество Никита Сергеевич.
– И ещё одна примечательная подробность, Виктор Васильевич, нарушитель дорожного движения предъявил удостоверение сотрудника ФСБ. И на запрос ГИБДД из кадров этого учреждения пришёл ответ, что такой действительно имеется. А вот когда я сделал запрос в те же места, но от нашего дома, то оттуда ответили, что таковой хоть и имеется, но из Москвы не выезжал и в наши палестины не направлялся. Судя по всему, этого Морозова будут прикрывать, но только до тех пор, пока мы не предъявим серьёзных доказательств его вины, после чего от него немедленно откажутся.
– А что известно об остальных подельниках Атемиса? – Резанов опубликовал в своей газете любопытный снимок. Вот взгляни, Виктор Васильевич.
Старик, изображенный на фотографии, действительно подпадал под описание, данное ему в своё время Агнией. Смотрел жрец в объектив фотоаппарата весьма недружелюбно. А два сопровождающих его молодых человека и вовсе грозили незадачливому фотографу кулаками.
– Мои люди, следившие за Резановым на вокзале, эту троицу, к сожалению, не зафиксировали. – Резанов будет пытаться через Певцова выйти на Астахова и Атемиса, – предупредил Чеботарёв.
– Певцовские дела совсем плохи, Виктор Васильевич. Любопытная картина вырисовывается.
По данным Семёном Крыловым показаниям, он взял из магазина две объемистые сумки. Одна из этих сумок, и это подтверждалось показаниями двух свидетельниц-продавщиц, была привезена Певцовым. Никого это в магазине не удивило, поскольку девушки были в курсе его романтических отношений со Светланой и предположили, что там лежит подарок для любимой женщины. По словам Сени, машина у него действительно сломалась в самый неподходящий момент. Да ещё напротив поста ГИБДД. Сеня по этому поводу не слишком скорбел, но на Светлану, которой он позвонил, эта подробность произвела сильное впечатление. Настолько сильное, что она уговорила Астахова ей помочь, не взяв в расчёт того, что появления Алексея на Рекуновском подворье может быть уликой не только против Резанова, но и против Певцова, а главное, против неё самой.
– Значит, Астахова изначально не планировали использовать как извозчика? – Светланина самодеятельность, – подтвердил Корытин. – Но Астахов вообразил, что его подставили намеренно, и затаил обиду. – Мне нужен Халилов, понимаешь? Астахов мелкая сошка. А Халилов фигура крупная, чуть не вся наркота к нам в область идёт по контролируемым им каналам. – За жабры его трудно будет взять, – покачал головой Корытин. – Осторожен. Люди, прибывающие к нему на подмогу, ни с ним самим, ни с другими в контакт не вступают. Мы засекли только трёх халиловцев, но не исключено, что их много больше. Думаю, он начнёт действовать только после того, как договорится с Атемисом и Тяжловым.
– Ты имеешь в виду отстрел Рекуновской бригады? – Да, – подтвердил Корытин. – Они при таком раскладе лишние. – Кроваво, – покачал головой Чеботарёв. – Значит, нам пора вводить в игру Тяжлова? – Пора. В самый раз.
Для Василия Семёновича Певцова наступила полоса неудач. Всё вроде складывалось как нельзя лучше и вдруг такой облом. Исчезновение Костикова с кассетой сразу же подорвало доверие к доктору наук, как со стороны Халилова, так и со стороны Ивана Ивановича. И по всему выходило, что причиной всех выпавших на долю Василия Степановича бед был не ко времени воскресший журналюга Резанов. Иван Иванович, с которым Певцов имел весьма неприятный разговор, без обиняков заявил, что Резанова надо приструнить раз и навсегда, а кассету из его рук вырвать, во что бы то ни стало. Сумрачный Морозов, слушая шефа, потирал щеку, а у Певцова холодок пробежал по спине. Жрец Атемис явно собирался прикончить божественного быка и рассчитывал на помощь малопригодного для таких дел Василия Семёновича. Хотя функции ему отводились чисто вспомогательные, Певцов вдруг осознал, что Иван Иванович берёт его на короткий поводок, и все мечты о самостоятельности придётся оставить, во всяком случае, до поры до времени. А уж до какой поры и до какого времени, в нынешней ситуации загадывать было трудно.
Ущемлённое Певцовское самолюбие страдало, но разум подсказывал, что надо бы поумерить гонор, иначе можно оказаться в большой грязной луже и это ещё в лучшем случае. Честолюбивые надежды Василия Семеновича окончательно развеял Халилов, намекнув, что вместо благодарности один его хороший знакомый может заработать пулю, если вздумает и дальше водить за нос озабоченных проблемами людей. Халилов заподозрил Певцова в преднамеренном обмане. Ссылки на Резановскую наглость он в расчёт не принял, бросив вскольз, что очень хорошо знает, кто исполнил роль божественного быка на Рекуновских похоронах. Певцов, рассчитывавший на достойное посредничество в сделке двух солидных партнёров вдруг остро осознал, что высокие договаривающиеся стороны способны в два счёта порвать его на куски, в случае отклонения от полученных инструкций. Слуга двух господ оказался меж двух огней с весьма проблематичными шансами на выживание.
До сих пор Василий Семёнович, увлечённый продумыванием искусных комбинаций, где ему удавалось блеснуть остротой ума, как-то упускал из виду, что разменной монетой в большой игре может стать и его жизнь. Жизни чужие он поначалу и вовсе в расчёт не брал, увлечённый открывшимися перспективами. Устранение Паленова Певцов задумывал вместе с Астаховым, и провели они операцию на таким высоком уровне, что даже сам Иван Иванович прицокнул языком от восхищения. Далее пошло несколько хуже: и если в тупике Василий Семенович выступал в роли пассивного участника, то в Рекуновском деле он стал участником активным. Более того, инициатива по устранению Рекунова исходила именно от него. Иван Иванович к планам Певцова отнёсся благосклонно, вскольз заметив, что обуздание уголовников бесспорное благо для России. Певцов, получив благословение жреца Атемиса, почувствовал себя кем-то вроде Джеймса Бонда, агента 007 с правом на убийство. Совесть Василия Семёновича не мучила ни тогда, ни сейчас. В сущности, он исполнил роль провидения, взяв око за око, зуб за зуб. Да бесспорно, Певцов получил от смерти двух негодяев свою выгоду, но ведь без его вмешательства эти убийцы, до сих пор бы топтали землю и жили в своё удовольствие, поплёвывая на правоохранительные органы. Участие Певцова в операции свелось лишь к тому, что он доставил приготовленную Морозовым коробку в магазин. А дальше всё вершилось почти божьей воле.
Певцов киллером себя не считал, хотя его вполне можно было бы назвать участником акта возмездия, и Василий Семёнович против такой оценки возражать не стал бы. Нынешняя ситуация угнетала его вовсе не фатальностью последствий для разыскиваемых им людей, а тем, что он превратился по сути дела в шестёрку на подхвате даже не у Ивана Ивановича, а у Морозова и его мрачноватых товарищей.
На Астахова Певцов собирался выйти через Агнию и даже успел созвониться с этой весьма увёртливой особой, но к разочарованию Василия Семеновича жена беглого мужа на свидание не пришла, и он совершенно напрасно проторчал на ветру целый час. Проклиная в душе всех баб на свете, он вернулся в машину, где его ждал сюрприз в виде пистолета недружелюбно упёршегося ему стволом в голову как раз над правым ухом. Голову осторожный Певцов поворачивать не стал, но глаза скосил.
– Очень удобная штука, эти тонированные стёкла, вы не находите?
Певцов едва не выругался. Вот и работай после этого с профессионалами. Морозов со своими пас его всю дорогу, но при этом умудрился просмотреть Резанова под самым носом.
– Сознавайся, какую гадость ты подсыпал мне в вино тогда в ресторане?
– Чёрт его знает, – не стал запираться Певцов. – Сева дал какую-то таблетку. Пока вы с Ксенией топтались на кругу, я бросил её в твой бокал.
– Кто он такой, этот Сева? – Всеволод Зайцев, капитан ФСБ. На опубликованной тобой фотографии он справа от жреца Атемиса.
– А почему кстати «Атемис»? – Иван Иванович поведал Ксении в нашем с Костиковым присутствии, что в молодости он работал под псевдонимом «Артём», вероятно поэтому. – Соврал он, твой Иван Иванович, – усмехнулся Резанов. – Кликух у него было много, но такой не было. А в КГБ он никогда не работал, разве что стучал на подельников. Аферист он с большим стажем. – Врёшь, – напружинился Певцов. – Я сам видел удостоверения у Морозова и у Зайцева.
– Липа для дурачков вроде тебя. – Но Астахов нам с Александром Аверьяновичем сказал, что лично… – Ложь, – небрежно бросил Резанов. – Неужели ты думаешь, что Лёшка настолько отчаянная голова, что стал бы играть в прятки с генералом спецслужб. Экая наивность в ваши-то годы, гражданин Певцов. Такая наивность, Вася, приведёт тебя прямиком на кладбище.
– Не пугай. – Да кто тебя пугает, – удивился Резанов, убирая пистолет. – Как только Халилов с Атемисом договорятся, так вас и устранят. Астахов это понял, потому и прячется. Костикову я объяснил суть дела, после чего он благополучно залёг на дно, а ты, Вася, обречён. Много знаешь.
Певцов открыл было рот для возражения, но потом его закрыл: слишком уж похожи на правду были объяснения и пророчества Резанова. К некоторому своему удивлению Василий Семёнович даже страха не испытал. Как-то всё это по киношному выглядело. Разве можно вот так просто взять и устранить известного учёного, доктора наук Певцова? И устранить, потому что он лишний. Ранее Певцов мог счесть себя кем угодно: талантливым, несправедливо обойдённым, недостаточно оценённым, плохо оплачиваемым, но лишним он никогда не был.
– У тебя только один шанс на выживание, Вася: надо устранить и жреца Атемиса, и Рустема Халилова, но это, как ты понимаешь, даже Джеймсу Бонду не под силу. А ты у нас всего лишь среднестатистический российский интеллигент, вдрызг проигравшийся на чужом празднике жизни. Мой тебе совет, иди в прокуратуру и сдайся Чеботарёву. За Рекунова тебе много не дадут, ну лет пять-шесть от силы. Да и то если уж очень не повезёт. В крайнем случае, скажешь, что запугали тебя, принудили. И общественность тебе будет сочувствовать, и правоохранители тоже. Урки, они и есть урки, плакать по ним некому.
– За твою жизнь я тоже медного грота не дам, – огрызнулся Певцов. – Иван Иванович приказал тебя устранить.
– Сволочь он, однако, этот твой Иван Иванович. Как всё-таки генеральский чин, пусть и самозвано присвоенный, портит человека. Раньше за ним мокрых дел не числилось
– Бред, – высказал вслух мучившую его оценку ситуации Певцов. – Абсолютно с тобой согласен. Сидят в машине посреди родного города два интеллигентных человека, видный учёный и видный журналист, и обсуждают проблему собственной выживаемости.
Певцов засмеялся – ситуация была абсурдной до ужаса. Сдаваться властям Василий Семенович не собирался. Что-то злобное, дикое и по сути своей разрушительное зашевелилось в его душе. Но Певцова это не испугало. – Отдай им кассету, – предложил он Резанову, – и они оставят тебя в покое. – Не оставят. Ни меня, ни Ксению.
Трезвый Резановский взгляд на проблему Певцову понравился. В конце концов, почему бы и нет. Кто они такие, эти халиловы и атемисы, чтобы вот так, за здорово живёшь, забирать Певцовскую жизнь. Но ведь уверены, что вправе. И эта уверенность имеет под собой прочный фундамент из костей. Ибо российская интеллигенция всегда вымирала покорно, хотя и небезгласно, но это был глас вопиющего в пустыне.
– Привыкли, что мы сдаёмся без боя, – высказал вслух Певцовские мысли Резанов. – А потому пускать нас в расход можно безбоязненно.
– Значит, за Атемисом всё-таки стоят «государственные» люди? – Ну а как же без них в таком большом и денежном деле. Правда, если Атемис здесь у нас провалится, то они от него немедленно отрекутся. Скажут, что их не так поняли. И вообще это не их стиль, а за урок-самозванцев они не в ответе. Может, нас с тобой ещё и наградят. За заслуги перед Отечеством.
– И похоронят за казённый счёт? – Это у тебя завышенные претензии, Василий Семёнович, – запротестовал Резанов. – На такие траты в бюджете денег нет. Меня похоронят за счёт редакции, а тебя за счёт института. Ну и коллеги скинутся, надо полагать.
– Не будем о грустном, – остановил журналиста Певцов. – Что ты предлагаешь?
Резановский план Певцову понравился. Больших шансов на удачу он не сулил, но отчего бы не рискнуть, если положение всё равно безвыходное.
Тяжлов откликнулся на предложение о встрече сразу же, как только получил на руки компрометирующие бумаги. В сущности, как и предупреждал прозорливый Резанов, жрец Атемис скрупулезно перечислял подробности финансовой операции, которую Тяжлов долгое время считал самой удачной из проведённых ранее, но, увы, она-то и обернулась страшным провалом. Из этих бумаг Николай Ефимович уяснил, что жрецу Атемису в сборе оглушающего компромата помогала чья-то уверенная рука, а возможно даже не одна. Каким бы изворотливым аферистом не был этот Атемис, но без помощи федеральных структур он до этой информации вряд ли добрался бы.
Чеботарёв предложил Тяжлову прихватить с собой на встречу Корытина. На сомнения Николая Ефимовича, следователь прокуратуры откликнулся вескими аргументами:
– Корытин под своим именем пойдёт. Пусть не думают, что мы здесь такие сироты, что и прикрыть нас некому.
Тяжлов согласился: с Корытиным в тылу он чувствовал себя увереннее, да и обвинить его в случае чего в двойной игре было бы затруднительно. Конспиративная квартира обнаглевшего жреца охранялась тремя хорошо тренированными, если судить по внешнему виду, молодыми людьми. Они и встретили гостей в прихожей. На столь роскошном фоне Корытин, однако, не затерялся и продемонстрировал провинциальную уверенность в себе перед столичными штучками, наотрез отказавшись сдать оружие.
– В чем дело, господа, – возмутился Тяжлов. – За кого вы нас принимаете?
Хозяева проконсультировались с шефом и более препятствий гостям не чинили.
Сидевший посреди комнаты в кресле Атемис навстречу вошедшим не поднялся, ограничившись полулюбёзной улыбкой и приглашением садиться. Тяжлов в ответ сухо кивнул головой и приглашение принял. – Капитан ФСБ Морозов, – представил стоявшего в задумчивости у окна молодого человека Атемис. – А меня можете называть Иваном Ивановичем. – Николай Ефимович, – в свою очередь представился Тяжлов. – А это капитан Корытин и, в отличие от вашего, не липовый.
– Что вы хотите этим сказать? – слегка опешил от такого отпора Иван Иванович, и сухое лицо его потеряло благообразно-снисходительное выражение.
– Только то, что сказал. По нашим сведениям, полученным из соответствующих структур, капитан Морозов сейчас находится в Москве.
Демарш, предпринятый провинциалами, страшно не понравился столичному гостю, и он не сумел скрыть раздражение:
– Вы получили мои бумаги? – Да. И отдаем должное вашей расторопности. – Это не только моя расторопность, – нахмурился Иван Иванович. – Я здесь представляю солидных людей и солидную организацию. – В солидных людей я верю, на этот счёт у нас имеется информация. А ват что касается солидной организации – извините, Иван Иванович, вы там не служили. И по нашим сведениям, не служите и сейчас.
– Что не помешает мне отправить на нары лично вас в рекордные сроки, – ощерился на строптивца Атемис. – В это я верю, – слегка поморщился Тяжлов. – Я ведь трезво оцениваю ситуацию, вы напрасно взволновались. Просто не надо нас держать за беззащитных провинциальных лохов. У нас тоже есть кое-какие материалы и на вас, и на ваших покровителей. Итак, ваши предложения?
Иван Иванович, ждавший, видимо, от гостей полной и безоговорочной капитуляции, растерялся. Тяжлову же его замешательство позволило попристальнее присмотреться к оппоненту. Лицо жреца Атемиса дышало благородством и, можно даже сказать, несло на себе отпечаток аристократизма. В кино или в театре такой человек вполне мог сыграть генерала КГБ и сыграть убедительно, но в жизни он никогда бы не смог им стать. Николай Ефимович постиг это даже не умом, а шестым чувством. И уже потом, по ходу разговора понял, почему у него создалось такое впечатление. Этот человек выражал себя в позе, а не деянии, оттого и пошел, наверное, в аферисты, а не в госслужащие.
– Ваши планы, Иван Иванович, очень любопытны, – прервал Тяжлов излияния жреца. – Но мне не совсем понятно, почему мы с вами должны делиться. В ваших бумагах содержится серьёзный компромат, но сидящий за моей спиной юрист, господин Корытин, вам скажет, что преступным может считаться только тот умысел, который предполагает личную корысть. – Ловко, – сообразил Иван Иванович, к чему клонит Николай Ефимович.
– Я же сказал, что мы приняли меры. Вы слишком неуклюже работали, уж извините за откровенность, уважаемый. Вы предлагаете нам серьёзное дело, в то время когда не урегулировали проблемы внутри своей команды. Извините, Иван Иванович, но так дела не делаются. Дошло до того, что ваши портреты в газетах печатаются. – Что вы имеете в виду? – А вот полюбуйтесь, – протянул Тяжлов газету собеседнику. – Я этого Резанова знаю. У него на вас собрано целое досье. Представляете, что будет, если всё это начнёт появляться в газетах в разгар предвыборной компании. Вы нас скомпроментируете в глазах избирателей.
Свирепое лицо Атемиса надвинулось на Элема, зажженные факела выхватили из полумрака толпу знатных мужей, остановившихся у входа. Всё остальное утонуло в темноте, которая должна была стать для Элема вечной. В эту минуту и пришла в голову барабанщика одна удачная мысль:
– Божественный бык желает проститься со своей коровой.
На лице верховного жреца явственно проявилось неудовольствие, но отказать божественному быку или, точнее, наглецу Элему повода не было. Атемис поднял посох, и божественная корова стала разоблачаться.
Божественный бык проснулся при виде её сверкающего белезиной тела, и покорный его воле Элем шагнул на священную плиту. С глухим стуком ударил о камень рогатый посох Атемиса, и в ту же секунду за храмовой стеной зарокотали барабаны. Элему показалось, что божественный бык щадит Огеду, сдерживая рвущуюся на волю силу, да и внимание его было направлено в тот угол, где таились наёмные убийцы.
– Божественный Огус нас покинул.
Элем обернулся и посмотрел в глаза жреца Атемиса. Свирепое лицо кастрата исказила ненависть, а грозный посох устремился в грудь барабанщика. Но эта грудь так и осталась недосягаемой для двурогого копья. Элем вырвал оружие из рук Атемиса.
– Божественный Огус остаётся, чтобы защитить свою Огеду.
Двурогое копье вонзилось в грудь Атемиса, и тот вспыхнул ярким факелом. Толпа знатных мужей завопила от ужаса, подалась назад и тут же обмерла, повинуясь невидимой, команде. Элем смотрел в их перекошенные ужасом лица и улыбался. Впрочем, торжествовал, кажется, не он – торжествовал кто-то другой, разраставшийся прямо на глазах до невероятных размеров. Во всяком случае, глаза Элема смотрели на происходящее уже сверху, из-под свода храма.
Чудовищный язык пламени рванулся с высоты и накрыл, захлестнул огненным плащом таившихся в углу наёмных убийц. Два десятка жизней слизнул этот красный язык, осветив храм до самых потаённых и удалённых его уголков. Уцелевшие лежали ниц на каменных плитах. Элем подал руку Элии и повёл её к выходу прямо по этим трепещущим от страха телам, и барабаны Огуса дробили Великую песнь Любви и Ликования в честь божественного быка и его Огеды.
Чеботарёв явлению убиенного супостатами Резанова не удивился, даже не попенял ему за беспокойство в столь поздний час. Судя по лицу, Виктор спать ещё не ложился и на все сто процентов был готов к разговору. Надо сказать, что Чеботарёвские апартаменты были наихудшими из всех, в которых за сегодняшний день побывал Резанов, о чём он не постеснялся сказать старому другу. Посетовав вскольз на государство, столь скупо оплачивающее хлопоты своих верных стражей.
– Воскрес, значит, – только и сказал в ответ на его сочувствие Чеботарёв. – А от тебя я ждал большей отзывчивости, – укорил Резанов. – Мог бы и всероссийский розыск объявить.
– Не было необходимости, – махнул рукой Чеботарёв. – Корытин расколол твоего «убийцу» Семёна Крылова в ту же ночь. На чём, кстати, вы с ним поладили?
– Мы с первого взгляда понравились друг другу ещё в ресторане. К тому же нашлись люди, которые склоняли Сеню к тому, чтобы убить меня всерьёз. Сеня хоть и не ангел, но в киллеры не рвётся.
– А зачем ты его заставил якобы звонить Халилову в присутствии Светланы? – Хотел дать в руки Лёшке Астахову козырного туза. Карта была краплёной, но он этого не заметил.
– Арестовать бы тебя, – задумчиво проговорил Чеботарёв. – За что же?
– Хотя бы за хулиганство на вокзале, где ты нанёс побои неустановленному лицу. – Пострадавший типчик, о котором ты столь сочувственно вздыхаешь, как раз и сидел за рулём иномарки, размазавшей троицу в тупике. Шрам у него заметный на подбородке, когда бил, вдруг вспомнил. Это он прикончил одного из ещё дышавших урок, добил рукоятью пистолета.
– На стволе найденного пистолета есть отпечатки пальцев, – подтвердил Чеботарев.
– Ну, тогда сравни, – сказал Резанов, протягивая Виктору футляр от кассеты. – Здесь тоже должны быть отпечатки.
Чеботарёв взял коробочку и аккуратно положил её на стол. Отпечатки жирных пальцев видны были даже невооруженным глазом.
– Моих не ищи, – разочаровал следователя гость. – Я в перчатках работал. – Жаль, – вздохнул Чеботарёв. – Можно было бы и тебя привлечь за сокрытие важной улики и помехи, чинимые следствию.
– Когда государство бессильно, гражданам волей-неволей приходится проявлять активность. – Активность, гражданин Резанов, вы можете проявлять в своих снах. А Россия, это тебе не Эбир, и на божественных быков мы найдём управу. Не надо испытывать моё терпение, Серёжа, все твои художества фиксируются на бумаге. Если ты зайдешь слишком далеко, то я отправлю тебя на скамью подсудимых, хоть и без особой радости, но с чувством исполненного долга.
– Ладно, – согласился Резанов. – Если поймаешь, то посадишь. Кстати, Тяжлов уже созрел для сотрудничества с тобой и готов вернуть в казну деньги, взамен отпущения грехов.
– Не поздновато ли спохватился?
– Начать честную и беспорочную жизнь никогда не поздно, – усмехнулся Резанов. – А губернатор уже, выходит, сдал тебе проштрафившегося зама? Вот сволочь, прости господи. Значит, мы с Тяжловым правильно просчитали ситуацию. Деньги он вернёт в бюджет, кассету с Дерюгинскими откровениями я изыму раньше, чем вы доберетесь до Астахова. Так что шансов у тебя, следователь, будет немного. – Зарываешься, Сережа.
– Ты не можешь посадить Дерюгина и Тяжлова, не затронув Ксению, а я не могу допустить, чтобы любимая женщина провела лучшие годы своей жизни на нарах. Войди же и в моё положение, Виктор Васильевич.
– Бросаешь вызов правоохранительным органам? – Плевал я на твои органы, Витя. Если в стране не действует право, основанное на морали, то эти органы превращаются в бюро обслуживания сильных мира сего. Вот я и хочу проверить, насколько эти ребята сильны. Вот тебе фотографии. Полюбуйся на столпов российского общества, подельников жреца Атемиса. Это их интересы ты защищаешь, Виктор Васильевич. Это они устанавливают в России законы, выгодные для собственного кармана, и эти законы становятся для таких как ты, Чеботарёв, руководством к действию.
– Ты, кажется, вообразил себя народным мстителем? – На народного я не претендую. Эти люди покушаются на мою личную свободу, и на мои права. И я обязан показать им, привыкшим не считаться ни с моралью, ни с законом, как опасно покушаться на права Сергея Резанова. Я, может быть мало смогу, но всё, что смогу, я сделаю. И помощь твоего застенчивого закона мне не нужна. И на мораль я оглядываться не собираюсь. Если хочешь спасти Атемиса, то посади его. Тюрьму я штурмовать не буду.
Экспертиза подтвердила, что отпечатки оставленные на коробке совпадают с отпечатками пальцев на стволе пистолета, найденного на месте преступления. Это было уже кое-что, а потому Корытин, докладывая Чеботарёву результаты экспертизы, сиял как медный пятак. Виктор Васильевич чрезмерного Корытинского оптимизма не разделял, ибо нё приходилось сомневаться, что жрец Атемис тут же открестится от своего шофёра, как лица случайного. Кстати, отпечатки пальцев шофёра в картотекё не значились, и запрос, отправленный по всем инстанциям, надежд Корытина не оправдал. Однако капитан не растерялся, подключил ГИБДД и вскоре выяснил, что фамилия шофёра Морозов, а имя-отчество Никита Сергеевич.
– И ещё одна примечательная подробность, Виктор Васильевич, нарушитель дорожного движения предъявил удостоверение сотрудника ФСБ. И на запрос ГИБДД из кадров этого учреждения пришёл ответ, что такой действительно имеется. А вот когда я сделал запрос в те же места, но от нашего дома, то оттуда ответили, что таковой хоть и имеется, но из Москвы не выезжал и в наши палестины не направлялся. Судя по всему, этого Морозова будут прикрывать, но только до тех пор, пока мы не предъявим серьёзных доказательств его вины, после чего от него немедленно откажутся.
– А что известно об остальных подельниках Атемиса? – Резанов опубликовал в своей газете любопытный снимок. Вот взгляни, Виктор Васильевич.
Старик, изображенный на фотографии, действительно подпадал под описание, данное ему в своё время Агнией. Смотрел жрец в объектив фотоаппарата весьма недружелюбно. А два сопровождающих его молодых человека и вовсе грозили незадачливому фотографу кулаками.
– Мои люди, следившие за Резановым на вокзале, эту троицу, к сожалению, не зафиксировали. – Резанов будет пытаться через Певцова выйти на Астахова и Атемиса, – предупредил Чеботарёв.
– Певцовские дела совсем плохи, Виктор Васильевич. Любопытная картина вырисовывается.
По данным Семёном Крыловым показаниям, он взял из магазина две объемистые сумки. Одна из этих сумок, и это подтверждалось показаниями двух свидетельниц-продавщиц, была привезена Певцовым. Никого это в магазине не удивило, поскольку девушки были в курсе его романтических отношений со Светланой и предположили, что там лежит подарок для любимой женщины. По словам Сени, машина у него действительно сломалась в самый неподходящий момент. Да ещё напротив поста ГИБДД. Сеня по этому поводу не слишком скорбел, но на Светлану, которой он позвонил, эта подробность произвела сильное впечатление. Настолько сильное, что она уговорила Астахова ей помочь, не взяв в расчёт того, что появления Алексея на Рекуновском подворье может быть уликой не только против Резанова, но и против Певцова, а главное, против неё самой.
– Значит, Астахова изначально не планировали использовать как извозчика? – Светланина самодеятельность, – подтвердил Корытин. – Но Астахов вообразил, что его подставили намеренно, и затаил обиду. – Мне нужен Халилов, понимаешь? Астахов мелкая сошка. А Халилов фигура крупная, чуть не вся наркота к нам в область идёт по контролируемым им каналам. – За жабры его трудно будет взять, – покачал головой Корытин. – Осторожен. Люди, прибывающие к нему на подмогу, ни с ним самим, ни с другими в контакт не вступают. Мы засекли только трёх халиловцев, но не исключено, что их много больше. Думаю, он начнёт действовать только после того, как договорится с Атемисом и Тяжловым.
– Ты имеешь в виду отстрел Рекуновской бригады? – Да, – подтвердил Корытин. – Они при таком раскладе лишние. – Кроваво, – покачал головой Чеботарёв. – Значит, нам пора вводить в игру Тяжлова? – Пора. В самый раз.
Для Василия Семёновича Певцова наступила полоса неудач. Всё вроде складывалось как нельзя лучше и вдруг такой облом. Исчезновение Костикова с кассетой сразу же подорвало доверие к доктору наук, как со стороны Халилова, так и со стороны Ивана Ивановича. И по всему выходило, что причиной всех выпавших на долю Василия Степановича бед был не ко времени воскресший журналюга Резанов. Иван Иванович, с которым Певцов имел весьма неприятный разговор, без обиняков заявил, что Резанова надо приструнить раз и навсегда, а кассету из его рук вырвать, во что бы то ни стало. Сумрачный Морозов, слушая шефа, потирал щеку, а у Певцова холодок пробежал по спине. Жрец Атемис явно собирался прикончить божественного быка и рассчитывал на помощь малопригодного для таких дел Василия Семёновича. Хотя функции ему отводились чисто вспомогательные, Певцов вдруг осознал, что Иван Иванович берёт его на короткий поводок, и все мечты о самостоятельности придётся оставить, во всяком случае, до поры до времени. А уж до какой поры и до какого времени, в нынешней ситуации загадывать было трудно.
Ущемлённое Певцовское самолюбие страдало, но разум подсказывал, что надо бы поумерить гонор, иначе можно оказаться в большой грязной луже и это ещё в лучшем случае. Честолюбивые надежды Василия Семеновича окончательно развеял Халилов, намекнув, что вместо благодарности один его хороший знакомый может заработать пулю, если вздумает и дальше водить за нос озабоченных проблемами людей. Халилов заподозрил Певцова в преднамеренном обмане. Ссылки на Резановскую наглость он в расчёт не принял, бросив вскольз, что очень хорошо знает, кто исполнил роль божественного быка на Рекуновских похоронах. Певцов, рассчитывавший на достойное посредничество в сделке двух солидных партнёров вдруг остро осознал, что высокие договаривающиеся стороны способны в два счёта порвать его на куски, в случае отклонения от полученных инструкций. Слуга двух господ оказался меж двух огней с весьма проблематичными шансами на выживание.
До сих пор Василий Семёнович, увлечённый продумыванием искусных комбинаций, где ему удавалось блеснуть остротой ума, как-то упускал из виду, что разменной монетой в большой игре может стать и его жизнь. Жизни чужие он поначалу и вовсе в расчёт не брал, увлечённый открывшимися перспективами. Устранение Паленова Певцов задумывал вместе с Астаховым, и провели они операцию на таким высоком уровне, что даже сам Иван Иванович прицокнул языком от восхищения. Далее пошло несколько хуже: и если в тупике Василий Семенович выступал в роли пассивного участника, то в Рекуновском деле он стал участником активным. Более того, инициатива по устранению Рекунова исходила именно от него. Иван Иванович к планам Певцова отнёсся благосклонно, вскольз заметив, что обуздание уголовников бесспорное благо для России. Певцов, получив благословение жреца Атемиса, почувствовал себя кем-то вроде Джеймса Бонда, агента 007 с правом на убийство. Совесть Василия Семёновича не мучила ни тогда, ни сейчас. В сущности, он исполнил роль провидения, взяв око за око, зуб за зуб. Да бесспорно, Певцов получил от смерти двух негодяев свою выгоду, но ведь без его вмешательства эти убийцы, до сих пор бы топтали землю и жили в своё удовольствие, поплёвывая на правоохранительные органы. Участие Певцова в операции свелось лишь к тому, что он доставил приготовленную Морозовым коробку в магазин. А дальше всё вершилось почти божьей воле.
Певцов киллером себя не считал, хотя его вполне можно было бы назвать участником акта возмездия, и Василий Семёнович против такой оценки возражать не стал бы. Нынешняя ситуация угнетала его вовсе не фатальностью последствий для разыскиваемых им людей, а тем, что он превратился по сути дела в шестёрку на подхвате даже не у Ивана Ивановича, а у Морозова и его мрачноватых товарищей.
На Астахова Певцов собирался выйти через Агнию и даже успел созвониться с этой весьма увёртливой особой, но к разочарованию Василия Семеновича жена беглого мужа на свидание не пришла, и он совершенно напрасно проторчал на ветру целый час. Проклиная в душе всех баб на свете, он вернулся в машину, где его ждал сюрприз в виде пистолета недружелюбно упёршегося ему стволом в голову как раз над правым ухом. Голову осторожный Певцов поворачивать не стал, но глаза скосил.
– Очень удобная штука, эти тонированные стёкла, вы не находите?
Певцов едва не выругался. Вот и работай после этого с профессионалами. Морозов со своими пас его всю дорогу, но при этом умудрился просмотреть Резанова под самым носом.
– Сознавайся, какую гадость ты подсыпал мне в вино тогда в ресторане?
– Чёрт его знает, – не стал запираться Певцов. – Сева дал какую-то таблетку. Пока вы с Ксенией топтались на кругу, я бросил её в твой бокал.
– Кто он такой, этот Сева? – Всеволод Зайцев, капитан ФСБ. На опубликованной тобой фотографии он справа от жреца Атемиса.
– А почему кстати «Атемис»? – Иван Иванович поведал Ксении в нашем с Костиковым присутствии, что в молодости он работал под псевдонимом «Артём», вероятно поэтому. – Соврал он, твой Иван Иванович, – усмехнулся Резанов. – Кликух у него было много, но такой не было. А в КГБ он никогда не работал, разве что стучал на подельников. Аферист он с большим стажем. – Врёшь, – напружинился Певцов. – Я сам видел удостоверения у Морозова и у Зайцева.
– Липа для дурачков вроде тебя. – Но Астахов нам с Александром Аверьяновичем сказал, что лично… – Ложь, – небрежно бросил Резанов. – Неужели ты думаешь, что Лёшка настолько отчаянная голова, что стал бы играть в прятки с генералом спецслужб. Экая наивность в ваши-то годы, гражданин Певцов. Такая наивность, Вася, приведёт тебя прямиком на кладбище.
– Не пугай. – Да кто тебя пугает, – удивился Резанов, убирая пистолет. – Как только Халилов с Атемисом договорятся, так вас и устранят. Астахов это понял, потому и прячется. Костикову я объяснил суть дела, после чего он благополучно залёг на дно, а ты, Вася, обречён. Много знаешь.
Певцов открыл было рот для возражения, но потом его закрыл: слишком уж похожи на правду были объяснения и пророчества Резанова. К некоторому своему удивлению Василий Семёнович даже страха не испытал. Как-то всё это по киношному выглядело. Разве можно вот так просто взять и устранить известного учёного, доктора наук Певцова? И устранить, потому что он лишний. Ранее Певцов мог счесть себя кем угодно: талантливым, несправедливо обойдённым, недостаточно оценённым, плохо оплачиваемым, но лишним он никогда не был.
– У тебя только один шанс на выживание, Вася: надо устранить и жреца Атемиса, и Рустема Халилова, но это, как ты понимаешь, даже Джеймсу Бонду не под силу. А ты у нас всего лишь среднестатистический российский интеллигент, вдрызг проигравшийся на чужом празднике жизни. Мой тебе совет, иди в прокуратуру и сдайся Чеботарёву. За Рекунова тебе много не дадут, ну лет пять-шесть от силы. Да и то если уж очень не повезёт. В крайнем случае, скажешь, что запугали тебя, принудили. И общественность тебе будет сочувствовать, и правоохранители тоже. Урки, они и есть урки, плакать по ним некому.
– За твою жизнь я тоже медного грота не дам, – огрызнулся Певцов. – Иван Иванович приказал тебя устранить.
– Сволочь он, однако, этот твой Иван Иванович. Как всё-таки генеральский чин, пусть и самозвано присвоенный, портит человека. Раньше за ним мокрых дел не числилось
– Бред, – высказал вслух мучившую его оценку ситуации Певцов. – Абсолютно с тобой согласен. Сидят в машине посреди родного города два интеллигентных человека, видный учёный и видный журналист, и обсуждают проблему собственной выживаемости.
Певцов засмеялся – ситуация была абсурдной до ужаса. Сдаваться властям Василий Семенович не собирался. Что-то злобное, дикое и по сути своей разрушительное зашевелилось в его душе. Но Певцова это не испугало. – Отдай им кассету, – предложил он Резанову, – и они оставят тебя в покое. – Не оставят. Ни меня, ни Ксению.
Трезвый Резановский взгляд на проблему Певцову понравился. В конце концов, почему бы и нет. Кто они такие, эти халиловы и атемисы, чтобы вот так, за здорово живёшь, забирать Певцовскую жизнь. Но ведь уверены, что вправе. И эта уверенность имеет под собой прочный фундамент из костей. Ибо российская интеллигенция всегда вымирала покорно, хотя и небезгласно, но это был глас вопиющего в пустыне.
– Привыкли, что мы сдаёмся без боя, – высказал вслух Певцовские мысли Резанов. – А потому пускать нас в расход можно безбоязненно.
– Значит, за Атемисом всё-таки стоят «государственные» люди? – Ну а как же без них в таком большом и денежном деле. Правда, если Атемис здесь у нас провалится, то они от него немедленно отрекутся. Скажут, что их не так поняли. И вообще это не их стиль, а за урок-самозванцев они не в ответе. Может, нас с тобой ещё и наградят. За заслуги перед Отечеством.
– И похоронят за казённый счёт? – Это у тебя завышенные претензии, Василий Семёнович, – запротестовал Резанов. – На такие траты в бюджете денег нет. Меня похоронят за счёт редакции, а тебя за счёт института. Ну и коллеги скинутся, надо полагать.
– Не будем о грустном, – остановил журналиста Певцов. – Что ты предлагаешь?
Резановский план Певцову понравился. Больших шансов на удачу он не сулил, но отчего бы не рискнуть, если положение всё равно безвыходное.
Тяжлов откликнулся на предложение о встрече сразу же, как только получил на руки компрометирующие бумаги. В сущности, как и предупреждал прозорливый Резанов, жрец Атемис скрупулезно перечислял подробности финансовой операции, которую Тяжлов долгое время считал самой удачной из проведённых ранее, но, увы, она-то и обернулась страшным провалом. Из этих бумаг Николай Ефимович уяснил, что жрецу Атемису в сборе оглушающего компромата помогала чья-то уверенная рука, а возможно даже не одна. Каким бы изворотливым аферистом не был этот Атемис, но без помощи федеральных структур он до этой информации вряд ли добрался бы.
Чеботарёв предложил Тяжлову прихватить с собой на встречу Корытина. На сомнения Николая Ефимовича, следователь прокуратуры откликнулся вескими аргументами:
– Корытин под своим именем пойдёт. Пусть не думают, что мы здесь такие сироты, что и прикрыть нас некому.
Тяжлов согласился: с Корытиным в тылу он чувствовал себя увереннее, да и обвинить его в случае чего в двойной игре было бы затруднительно. Конспиративная квартира обнаглевшего жреца охранялась тремя хорошо тренированными, если судить по внешнему виду, молодыми людьми. Они и встретили гостей в прихожей. На столь роскошном фоне Корытин, однако, не затерялся и продемонстрировал провинциальную уверенность в себе перед столичными штучками, наотрез отказавшись сдать оружие.
– В чем дело, господа, – возмутился Тяжлов. – За кого вы нас принимаете?
Хозяева проконсультировались с шефом и более препятствий гостям не чинили.
Сидевший посреди комнаты в кресле Атемис навстречу вошедшим не поднялся, ограничившись полулюбёзной улыбкой и приглашением садиться. Тяжлов в ответ сухо кивнул головой и приглашение принял. – Капитан ФСБ Морозов, – представил стоявшего в задумчивости у окна молодого человека Атемис. – А меня можете называть Иваном Ивановичем. – Николай Ефимович, – в свою очередь представился Тяжлов. – А это капитан Корытин и, в отличие от вашего, не липовый.
– Что вы хотите этим сказать? – слегка опешил от такого отпора Иван Иванович, и сухое лицо его потеряло благообразно-снисходительное выражение.
– Только то, что сказал. По нашим сведениям, полученным из соответствующих структур, капитан Морозов сейчас находится в Москве.
Демарш, предпринятый провинциалами, страшно не понравился столичному гостю, и он не сумел скрыть раздражение:
– Вы получили мои бумаги? – Да. И отдаем должное вашей расторопности. – Это не только моя расторопность, – нахмурился Иван Иванович. – Я здесь представляю солидных людей и солидную организацию. – В солидных людей я верю, на этот счёт у нас имеется информация. А ват что касается солидной организации – извините, Иван Иванович, вы там не служили. И по нашим сведениям, не служите и сейчас.
– Что не помешает мне отправить на нары лично вас в рекордные сроки, – ощерился на строптивца Атемис. – В это я верю, – слегка поморщился Тяжлов. – Я ведь трезво оцениваю ситуацию, вы напрасно взволновались. Просто не надо нас держать за беззащитных провинциальных лохов. У нас тоже есть кое-какие материалы и на вас, и на ваших покровителей. Итак, ваши предложения?
Иван Иванович, ждавший, видимо, от гостей полной и безоговорочной капитуляции, растерялся. Тяжлову же его замешательство позволило попристальнее присмотреться к оппоненту. Лицо жреца Атемиса дышало благородством и, можно даже сказать, несло на себе отпечаток аристократизма. В кино или в театре такой человек вполне мог сыграть генерала КГБ и сыграть убедительно, но в жизни он никогда бы не смог им стать. Николай Ефимович постиг это даже не умом, а шестым чувством. И уже потом, по ходу разговора понял, почему у него создалось такое впечатление. Этот человек выражал себя в позе, а не деянии, оттого и пошел, наверное, в аферисты, а не в госслужащие.
– Ваши планы, Иван Иванович, очень любопытны, – прервал Тяжлов излияния жреца. – Но мне не совсем понятно, почему мы с вами должны делиться. В ваших бумагах содержится серьёзный компромат, но сидящий за моей спиной юрист, господин Корытин, вам скажет, что преступным может считаться только тот умысел, который предполагает личную корысть. – Ловко, – сообразил Иван Иванович, к чему клонит Николай Ефимович.
– Я же сказал, что мы приняли меры. Вы слишком неуклюже работали, уж извините за откровенность, уважаемый. Вы предлагаете нам серьёзное дело, в то время когда не урегулировали проблемы внутри своей команды. Извините, Иван Иванович, но так дела не делаются. Дошло до того, что ваши портреты в газетах печатаются. – Что вы имеете в виду? – А вот полюбуйтесь, – протянул Тяжлов газету собеседнику. – Я этого Резанова знаю. У него на вас собрано целое досье. Представляете, что будет, если всё это начнёт появляться в газетах в разгар предвыборной компании. Вы нас скомпроментируете в глазах избирателей.