– Случайно заскочил, – пояснил он. – Тормознул мотоциклиста, а он вздумал убегать, да и чёрт бы с ним, а я с дуру начал его преследовать, ну и нарвался на этих. Сначала думал, что авария, а потом…
Инспектор был прав: на аварию это мало похоже. Машина действительно была опрокинута на бок, но тела лежали в стороне, причём настолько в стороне, что вряд ли их отбросило на такое расстояние при столкновении.
– Скорее всего, их встречная машина сбила, – Корытин вопросительно глянул на следователя.
– Может, просто драка, – ответил за Чеботарёва эксперт. – И с кем же они интересно дрались? – скептически хмыкнул Корытин. – Если судить по состоянию тел, то с Кинг-Конгом.
Чеботарёв осмотрел «Жигули»: непохоже, чтобы они перевернулись на скорости, даже стёкла остались целы. Скорее уж какие-то шутники, проходя мимо, опрокинули машину на бок.
– Не такими уж беззащитными были эти молодые люди, – Корытин брезгливо, двумя пальцами, поднял с земли пистолет.
– Проверь, стреляли из него или нет, – попросил Чеботарёв эксперта. – Похоже, стреляли, – кивнул головой Пряхин. – Одной пули в обойме не хватает.
Значит, в последнюю минуту увидели опасность и решили защищаться, но, судя по тому, что выстрел был сделан всего один, события развивались стремительно. Что же их так напугало, прямо не лица, а маски ужаса? И непохоже, что убегали. Если уж бежать, то по направлению к заброшенному дому, где машине не развернуться, а эти почему-то бросились к дороге, на открытое место. И лежат они кучно, хотя выскакивать должны были из разных дверей.
– А мотоциклист твой ушёл? – спросил Чеботарёв у инспектора. – Я думал, что там тупик, ан нет – дыра в заборе и сразу выезд на дорогу. – И машина там пройдёт?
– Вполне.
Чеботарёв не поленился и сходил к забору: дыра, судя по всему, здесь была проделана давно, и вероятно о ней знали многие. Слева – глухая стена, справа – полуразваленное здание. Место узкое, двум машинам не разъехаться. Видимо поэтому «Жигули» перевернули на бок, чтобы освободить дорогу.
Провозились несколько часов. Дотошный Корытин, надо отдать ему должное, треп трепом, а служба службой, настолько усердно взрыл вокруг себя землю, что нашёл целую гореть стреляных гильз,
– Пистолетами вооружены были двое, у третьего, похоже, был автомат, который убийцы прихватили с собой, – сказал он. – Среди гильз только одна «макаровская», а остальные от «Калашникова». – Займись опознанием убитых, – попросил Чеботарёв Корытина. – Сделаем, – кивнул тот головой. – Но на кого они нарвались а?
Слово своё Корытин сдержал и даже быстрее, чем Виктор на то рассчитывал. Все материалы об убитых легли на Чеботарёвский стол уме к обеду.
– Сахаров Алексей Петрович, – докладывал Корытин. – Мигунько Валерий Спиридонович, трижды судимый, Колесов Игорь Александрович, тоже судимый, двадцати пяти лет от роду, привлекался за угон автомобиля и последующую его перепродажу. Кстати, обнаруженная нами машина числится в угнанных около года. Угнана в соседней области. Хозяин, надо полагать, обрадуется без меры – машина-то на ходу, недавно капитально отремонтирована, чуть только дверца с левой стороны примята, перевернули неаккуратно.
– Что ещё известно об убитых?
– Ребятишки были шаловливые, ничем не брезговали: угон машин, вымогательство, наркотики, не исключены и заказные убийства. Кстати, Сахаров единственный несудимый из этой троицы. Бывший офицер, уволенный ещё в девяносто пятом году. Какое-то время числился по разным мелким должностишкам, но потом перестал обременять себя справками о трудоустройстве. Особенно нигде не выпячивался, с мелкой шпаной не знался, но и среди тузов замечен не был. Думаю, что именно он возглавлял группу – двое других хоть и урки со стажем, но интеллектом не блещут, вечные шестёрки.
– Связи их проверяются? – Разумеется, – подтвердил Корытин. – Начальство икру заметало, что с ними в последние годы редко случается. Ты освободи меня хоть на вечер, Виктор Васильевич, – тёща мне не простит подобной неотзывчивости.
– Ладно, – свеликодушничал Чеботарёв. – Свободен до утра.
Корытин исчез раньше, чем Виктор успел закончить фразу, впрочем, самое время ему было отдохнуть, иначе завтра от него толку не добьешься. – Машина? – спросил Чеботарёв у подоспевшего на смену оперу Пряхина. – Сначала машина, а потом добили тяжёлым предметом по черепам. – Зачем такая жестокость?
– Возможно, боялись быть опознанными, а может, страх наводили. – Жестокостью сейчас вряд ли кого испугаешь, – вздохнул Чеботарёв. – Значит, случайный наезд исключается?
– Абсолютно, – подтвердил Пряхин. – Если судить по следам протекторов, то дело обстояло так: Сахаров со товарищи перекрыли своей машиной пролом в заборе и бросились навстречу первой машине, не приняв в расчёт того, что за ней может появиться вторая. Вот эта вторая машина на полном ходу вмяла их в землю, а после выскочившие оттуда бравые ребята добили ещё живого Сахарова, поскольку двое других были уже покойниками.
– Сахаров успел выстрелить из пистолета, – напомнил Чеботарёв. – Он стрелял, скорее всего, по первой машине. А вот автоматная очередь была, по всей видимости, выпущена в белый свет, как в копеечку, просто палец у стрелявшего дёрнулся во время наезда. Я думаю, их ослепила первая машина, а вторую они если и заметили, то в самый последний момент.
Чеботарёв остановился на площадке между первым и вторым этажом, чтобы достать из почтового ящика газеты, и долго шарил по карманам в поисках ключа. Вообще-то рассеянность не была ему свойственна, и он даже рассердился на самого себя за столь раннее проявление старческого склероза. Ключ он всё-таки нашёл, но, видимо, неудовольствие столь отчётливо читалось на его лице, что проходившая мимо соседка взглянула на него с испугом. Чтобы как-то сгладить неловкость ситуации, Чеботарёв ласково улыбнулся ей и кивнул головой. Знал он соседку плохо, хотя жила она всего лишь этажом ниже, но, встречаясь на лестнице, вежливо здоровался. И получал в ответ такое же вежливое – здравствуйте. На этом их общение заканчивалось. Соседке было около тридцати, она была замужем, и у неё был ребёнок. Но сегодня ему показалось, что соседка кроме «здравствуйте» ещё что-то хотела сказать и даже покраснела от смущения, встретившись с ним глазами.
Чеботарёв нагнал её ещё раз на третьем этаже, где она пыталась открыть дверь собственной квартиры.
– У вас проблемы?
Вопрос имел двоякий смысл, и его интерпретацию Чеботарёв отдавал на усмотрение соседки.
– Почему-то дверь не открывается.
Будь Чеботарёв патентованным жеребцом, вроде Резанова, он вполне мог бы вообразить, что соседка воспылала к нему неземной страстью и ищет только повод, чтобы отдать ему своё слегка располневшее тело. Бабёнка-то как раз в Резановском вкусе, именно таких широкобедрых и полногрудых он и привечает, не обращая внимания на масть. Впрочем, если судить по локону, выбивающемуся из-под косынки, то эта женщина волосы красила.
– Ну вот, – сказал Чеботарев, поворачивая ключ, – Кажется всё в порядке.
И вновь Виктору почудилось, что рот её приоткрылся для вопроса, который так и не прозвучал. Женщина слишком поспешно скрылась за дверью, словно испугалась собственной несостоявшейся смелости. Только на пороге своей квартиры Чеботарёв вспомнил имя соседки – Ирина, но это было, пожалуй, всё, что он о ней знал.
Сон Чеботарёву перебили. Так почему-то получалось всегда, стоило ему только завалиться спать чуть раньше положенного срока. Телефонный звонок следовал незамедлительно и неизбежно, траурной мелодией отзываясь в голове. И после этого сон к нему не возвращался, хоть плач. Приходилось долго лежать, ворочаться с боку на бок, а потом вставать, тащиться на кухню пить чай, просто от безысходности. Он пробовал читать и мучился с подвернувшейся под руку книгой больше часа, пока не понял, что эта галиматья ему абсолютно неинтересна. Однако кое-какую пользу из долгого чтения Чеботарёв извлёк: его неудержимо стало клонить ко сну. В окно он глянул случайно, отправляясь на боковую. Чеботарёв никому не посоветовал бы по нынешним временам разъезжать по тёмным улицам в одиночку, тем более красивой женщине. Он был уверен, что в машину садилась именно Агния, и очень удивился тому, что какая-то нелёгкая занесла её в столь непрестижный район. Впрочем, Чеботарёва прогулки чужой жены по засыпающему городу абсолютно не касались, поэтому, зевнув сладко на чужую суету, он отправился спать.
Проснулся Чеботарёв в прескверном расположении духа: то ли не выспался за ночь, то ли предстоящий день обещал быть не слишком радостным, и настроение испортилось раньше, чем поступили дурные вести. Впрочем, и вести не заставили себя ждать, были они не то, чтобы горестные, но и приятного в них оказалось мало. Ничего нового Корытин добыть не смог, зато долго и нудно рассказывал о связях почившей троицы в известных правоохранительным органам кругах. Всплыл, правда, в связи с Сахаровым некто Рекунов, по сведениям, весьма серьезный субъект, но эту ниточку ещё нужно было проследить досконально. – Звонил тут один журналист, – Корытин долго рылся в бумагах, разыскивая запропавшую фамилию. – Рязанов кажется.
– Резанов, – поправил Чеботарёв. – Это мой хороший знакомый. – Так он не тебя искал, Виктор Васильевич, он спрашивал, кто ведёт дело о тройном убийстве, якобы у него есть важные сведения. Эти журналюги совсем обнаглели, но если он твой друг, то тогда конечно.
– Ему сообщили, что я веду расследование? – С какой стати, – удивился Корытин. – Дали мои координаты и попросили навестить в удобное время. Чем чёрт не шутит, может и сообщит что-нибудь интересное. – С Резановым я сам поговорю.
– В таком случае у меня всё.
Скорее всего, Корытин прав – Сергей Резанов в своём репертуаре. Криминальной хроникой он, правда, до сих пор не занимался, но, видимо, учуял, что дело не обычное. Сведений у него наверняка никаких нет, а позвонил он с целью выведать хоть какую-то информацию.
Резанов был дома и трубку взял сразу. – Сознавайся, какую лапшу ты собирался навесить на уши моим ребятам. – Так это ты ведёшь дело? – Резанов огорчился этому обстоятельству. Знал, что выбить у Чеботарёва по дружбе хоть сколь-нибудь важные сведения – дело безнадежное.
– Соврал всё-таки, – сделал вывод Виктор. – Стыдно, молодой человек, отвлекать занятых людей от дела.
– Если следствию мои показания неинтересны, то тогда о чём разговор.
Судя по ноткам торжества в голосе, кое-что Резанов действительно знал, и Чеботарёв насторожился.
– Видел я этих ребят ночью на том самом месте, где произошло убийство. – Ты уверен, что это были именно они?
– Стопроцентной гарантии я тебе дать не могу, но приметы совладают. Настроение у меня было паршивенькое, а тут ещё Ксения со своими страхами… – Ксения была с тобой?
– Конечно, – удивился Резанов. – Разве я тебе не сказал? Забрал её с работы, поужинали мы в одном хорошем месте и отправились ко мне.
– О дыре в заборе ты давно узнал?
– Уже больше месяца там езжу. Я тебе честно скажу, струхнул малость: темень кругом, а тут нам дорожку аккуратно так подрезали – ни вправо, ни влево хода нет. У моего «Москвича» мотор заглох от чужого коварства. Они посветили фонариками сначала на меня, потом на Ксению: извини, говорят, мужик, ошиблись.
– А про этот проезд многие знают? – Нельзя сказать, что там движение оживлённое особенно по ночам, но автомобилисты народ ушлый и всё время норовят проехать не той дорогой, которую им указывает наше доброжелательное ГИБДД. Я думаю, эти ребята не случайно там оказались, они кого-то ждали. Причём этого кого-то они явно не опасались, иначе не пошли бы на меня столь беззаботно.
– Спасибо за помощь, Сергей Михайлович, – официально поблагодарил информатора Чеботарёв. – Приношу вам свои извинения за проявленное в начале разговора недоверие.
– Какие пустяки, Виктор Васильевич, – хмыкнул Резанов. – Но вы уж не забудьте нас по части информации.
– Ты будешь в очереди первым, – не слишком любезно буркнул Чеботарёв и повесил трубку.
Выходит, ждали. Причём ждали человека абсолютно беззащитного – Резановские слова только подтвердили наблюдения Чеботарёва. Не исключено, что Сахаров с подельниками ошибся во второй раз, а нужная им компания воспользовалась удачно сложившейся ситуацией. Надо поговорить ещё и с Ксенией, Резанов человек с фантазией, мог что-то прибавить, что-то упустить, а у Ксении глаз практичный, женский. Правда, состояние Ксении, если верить Резанову, оставляет желать лучшего, но, в конце концов, Чеботарёвым движет не праздное любопытство: если разговор негативно подействует на женщину, то он в любую минуту может его прекратить.
Ксения приняла Чеботарёва, как старого друга и засмеялась, глядя в его озабоченное лицо:
– Признайся, я произвожу необычное впечатление? – Давненько не виделись, – вильнул Чеботарев. – К тому же я более выдержанный человек, чем Резанов.
– А он тебе обо всём рассказал?
Глаза Ксении излучали уверенность и оптимизм. Зря, между прочим, Резанов утверждал, что она пополнела, никаких особых изменений в ёё фигуре Чеботарёв не обнаружил, а худенькой Ксения никогда не была.
– В общих чертах, – сказал Чеботарёв. – Он за тебя испугался. – Заигралась, – Ксения состроила извиняющуюся гримасу. – Я никак не предполагала, что он воспримет всё это всерьез. Он меня достал своими упрёками в отсутствии фантазии. А тут ещё я себе волосы испортила. Пришлось стричься под ноль.
– Представляю, – сочувственно поддакнул Чеботарёв. – Да ничего ты не представляешь, – возмутилась его лицемерию Ксения. – Понять меня может только женщина, пережившая подобное несчастье.
– Резанов здорово расстроился. – Да, я это слишком поздно поняла, мне то казалось, что он оценил мою игру.
Виктору Ксения всегда нравилась – сильная, волевая, целеустремленная. И в этом своем офисе она не выглядела элементом чужеродным, наоборот смотрелась среди телефонов и компьютеров, как рыба в воде. Некто, Чеботареву незнакомый, приоткрыл дверь, но, встретив суровый взгляд начальства, тут же её и закрыл, не осмелившись даже слова произнести без разрешения.
– Строга, – попенял Чеботарёв. – Мягче надо с людьми.
Ксения вновь засмеялась:
– Мягче с мужиками никак нельзя, у них воображение начинает разыгрываться, а мне Резанова с его фантазиями хватает за глаза.
– Резанов мне говорил, что тебе кто-то угрожает? – Мало ли психов, – махнула рукой Ксения. – Звонил какой-то ненормальный, напугал мою секретаршу. Девочка у меня недавно и к хамству ещё не привыкла. – Я к тебе, собственно, по другому поводу, – уточнил Чеботарёв.
Тень набежала на лицо Ксении, но Виктор не придал этому значения – редко кто добровольно рвётся в свидетели, да ещё по столь пакостному делу, как убийство трёх человек. Это у Резанова к подобным проблемам профессиональное любопытство, а для делового человека, чем он дальше от правоохранительных органов, тем лучше. – Я просто хотел кое-что уточнить, глаз у тебя трезвее, чем у Сергея. – Насчёт трезвости ты в самую точку попал, – улыбнулась Ксения. – Мы выпили в ресторане, я поменьше, он побольше. Поэтому Резанов и полез в тот тупик, не захотел перед гаишниками светиться.
– Ты никого из этих людей прежде не встречала? – Нет, – уверенно отозвалась Ксения. – Она, видимо, в тени забора прятались, а затем выскочили неожиданно наперерез.
– Резанов сразу вышел из машины? – А что ему оставалось делать, мотор-то заглох. Разговор, правда, был недолгим. Они подали машину назад и освободили проезд.
– Спасибо за информацию. – Спасибо оставь себе, а меня, будь добр, не впутывай в это дело, Виктор Васильевич. Терпеть не могу, ходить в свидетелях.
Визит к Ксении дал Чеботарёву ещё меньше, чем разговор с Резановым. Впрочем, никаких открытий он от этой встречи не ждал и пошёл на неё только для очистки совести.
И всё-таки что-то в этом разговоре было не так. Чеботарёв несколько раз прокрутил его в памяти и не нашёл к чему придраться, но ощущение неискренности со стороны Ксении не пропало. Фальшь была не столько в словах Ксении, сколько в её поведении. Когда Резанов появился в Чеботарёвской квартире, он был не на шутку встревожен и расстроен. Да фантазёр, но не настолько же, чтобы не почувствовать игры женщины, с которой знаком пять лет. Сергей слишком умён и наблюдателен, чтобы его можно было так легко провести.
Почему-то в сознании Чеботарёва всё время пересекаются два этих совершенно, казалось бы, не связанных друг с другом дела: Кинг-Конг, божественный бык, убийство Паленова и чудовищно изуродованные тела.
Нельзя сказать, что Чеботарёв поджидал соседку, он просто знал, что в это время она укладывает своего малыша спать и отправляется в магазин на углу. Как-то, помимо его воли, этот факт отпечатался в памяти. Иной раз он досадовал на себя за излишнюю наблюдательность, но в данном случае она ему пригодилась.
Интерес к Чеботарёву в глазах Ирины пропал, но всё-таки она вежливо ему улыбнулась и поздоровалась, с намерением проскочить мимо. – Извините, Ирина, но мне в прошлый раз показалось, что вы хотели меня о чём-то спросить?
– Не о чём-то, а о ком-то, – Ирина слегка порозовела. – О человеке, который выходил из вашей квартиры, он показался мне знакомым:
– А почему не спросили? – Постеснялась, да и не очень важно всё это было. – Видимо у нас с вами масса общих знакомых Ирина. Вчера я видел женщину у нашего подъезда…
– Это моя подруга, – прервала Чеботарёва Ирина. – Давняя, ещё со школы. Мы с ней потеряли друг друга на долгие годы, а недавно случайно в кафе встретились. – Обознался, – виновато пожал плечами Чеботарёв. – Извините, что побеспокоил.
Конечно, у женщин могут быть свои тайны, о которых мужчинам знать не обязательно, но лгут они с такой поразительной ловкостью и лёгкостью, что не всякий следователь прокуратуры способен разобраться в их показаниях.
Элем и сам не знал, почему ему вдруг пришла в голову мысль навестить Элию. Во всяком случае, некоторое томление плоти он ощущал и в случае недовольства божественной коровы вполне мог на него сослаться. Вообще-то Элия ни в грош не ставила отставного барабанщика и не особенно скрывала своё к нему презрение. Не то, чтобы подобное отношение уж слишком обижало Элема, но всё-таки он полагал, что знатная женщина могла бы поснисходительнее относиться к тому, кто был отмечен божественным быком.
Элема пугала мрачная громадина храма, под сенью которого он жил вот уже несколько дней, в окружении свирепых жрецов божественного Огуса. Он даже вздрагивал иной раз, заметив вдруг в полутёмной нише застывшую в неподвижности фигуру жреца-кастрата с рогатым копьём в руках. Ему почему-то сразу же вспоминался жестокий удар Атемиса, насквозь пробивший грудь Фалена. Всё-таки Элем, наверное, не был рождён солдатом, потому что кровь несостоявшегося вождя на плитах повергла его в ужас. А вот Элия шагнула в кровь так, словно это была самая обычная вода. Иногда очень выгодно родиться в доме знатного человека, это даёт уверенность в праве идти по чужим трупам к вершине власти. А Элем боялся – боялся жрецов, боялся казней, боялся гнева народного. Ибо народ в любую минуту может вообразить, что божественный бык покинул тело Элема, и тогда опустевшую оболочку, скорее всего, уничтожат. Таков, говорят, обычай. А обычаи своего народа Элем привык уважать. Правда, в данном конкретном случае народ мог бы войти в положение барабанщика, который к власти не рвался, а стал в некотором смысле жертвой любви божественного быка. Но Элем был почти уверен, что эбирская чернь в такие тонкости входить не будет, а будет наоборот рвать глотки, требуя его казни.
Барабанщик дураком не был и отлично понимал, что присутствие божественного быка на грешной эбирской земле выгодно в первую очередь верховному жрецу Атемису, и тот без крайней нужды не станет сообщать народу об уходе Огуса. Иное дело божественная корова Огеда – эта вдовушка Доху-о-доху в любую минуту могла заявить, что Огус покинул бренное тело барабанщика Элема и выбрал для себя иную, более достойную оболочку. Поэтому Элем делал всё от него зависящее, чтобы ненароком не раздразнить божественную корову, которая в гневе была просто невыносима, и успокоить её мог только сам божественный бык, который, надо отдать ему должное, всёгда в критические моменты приходил на помощь преданному барабанщику. Перед силой божественного быка Элия смиряла гордыню и становилась покладистой и услужливой, как проститутка из эбирского бардака, которой хорошо заплатили. Может, это и не совсем благочестиво, но Элем божественному быку завидовал, и много бы дал, чтобы Элия столь же истово покланялась и ему, простому барабанщику. Но всё это, конечно, из области несбыточных фантазий. Если Элия кого-то и уважала, то только старого жреца Атемиса, к советам которого неизменно прислушивалась. Тоже не глупой курицей оказалась дочка знатного эбирского мужа Улека, сразу поняла, что повязана с жрецами одной верёвочкой.
Покои божественной коровы Огеды были расположены довольно далеко от покоев её божественного супруга. Так пожелала Элия, а Элем не рискнул ей возразить. Конечно, для молодых его ног расстояние в пятьсот шагов не в тягость, и кабы речь шла о городских мостовых, барабанщик готов был прошагать и вдесятеро больше. Но храм, это совсем иное дело. Элем всё время боялся заблудиться в его бесчисленных переходах. По Эбиру ходили слухи, что человек, попавший в храмовый лабиринт, не выберется оттуда никогда. Элем с опаской косился на бесчисленные ответвления, попадающиеся на его пути, и молил Огуса о том, чтобы не позволил ему сбиться с верного курса. Впрочем, этот сегмент храма был барабанщику знаком, и он был почти уверен, что доберется до Элии без приключений.
Свернув за угол, Элем едва не столкнулся нос к носу с кастратом Юдизом, который в сопровождении закутанного в тёмный плащ человека стремительно двигался ему навстречу. Барабанщик на всякий случай отступил в спасительную тень и, кажется, остался незамеченным. Испугался он не кастрата Юдиза, а его спутника, который, не будучи жрецом, тем не менее, расхаживал по храму, как по собственному дворцу. Хотя слово «расхаживал» в данном случае не совсем верно, поскольку эти двое бежали, словно спасались от погони. Элему показалось, что он опознал в спутника Юдиза знатного мужа Регула, и он очень удивился, что жрецы подпустили ближайшего сподвижника Фалена так близко к божественной корове.
На взгляд Элема, в покоях божественной коровы Огеды было неестественно тихо для этого ещё не позднего времени. Обычно на ее половине толпились по нескольку десятков рабынь, служанок и прочих шумливых особ женского пола. Увидев подле дверей опочивальни божественной коровы спящую Ледию, Элем удивился ещё больше. И не только удивился, но некоторое время с удовольствием разглядывал её вольно раскинувшееся на лежанке тело. Божественный бык при виде столь лакомого куска тоже распалился, и барабанщик с некоторым испугом, как это с ним бывало всегда, почувствовал его пробуждение. И в этот самый момент в спальне закричала Элия…
Увидев трёх мужчин, проникших в спальню Огеды, Элем обомлел от страха. Мужчины были вооружены мечами и явно пришли убивать. Объектом их внимания был не Элем, которого они даже не видели, а Элия, вскочившая с постели и в ужасе застывшая у противоположной стены. В руках у нее был кинжал, которым она беспорядочно размахивала, словно пыталась отпугнуть приближающихся убийц. У Элема был шанс скрыться незамеченным, и очень может быть, что он так и поступил, если бы не охватившая его вдруг нечеловеческая ярость, от которой тело затрясло крупной дрожью. Божественная корова подверглась нападению, и гнев быка Огуса был просто страшен. Ничего подобного до сих пор барабанщик Элем не переживал и не ощущал. Да и не было уже в этой комнате Элема, или, точнее, он был, но скукоженный до неприличия, и его уже можно было не принимать в расчёт. Божественный бык издал такой потрясающий рёв, что задрожали дворцовые стены. Элем не видел быка со стороны, но зато он отчётливо видел искажённые ужасом лица убийц и их выпученные глаза. Краешком сознания, чудом ещё сохраняющемся в океане ярости, Элем уловил, что происходит нечто совершенно невообразимое, неукладывающееся в человеческие понятия. Божественный бык рвал и ломал своих противников, которые только хрипели, парализованные чудовищной мощью. Кровь жертв распаляла быка, и Элем отключился, чтобы окончательно не сойти с ума от всего пережитого и увиденного. В эту минуту ему показалось, что он уходит навсегда, поскольку его разум был слишком ничтожен по сравнению с той животной силой, которая овладела его телом.
И всё-таки Элем вернулся в этот мир, когда бык, утолив и свою ярость, и свою страсть к божественной корове, утихомирился. На лице Огеды ещё оставались следы пережитого ужаса, но тело исходило в сладкой истоме завершающей фазы божественной любви. Элия была перепачкана кровью, что не помешало ей отдаться быку среди трупов с такой же страстью, как на священном ложе храма.
Элема затошнило от отвращения, во всяком случае, должно было затошнить, но в эту минуту Резанов проснулся. Похоже, он съел сегодня за ужином что-то несвежее, и оно напомнило ему о себе чудовищным сном. Ну и, конечно, на него подействовала история с тройным убийством. Подсознание откликнулось на газетную шумиху таким вот странным образом.
Инспектор был прав: на аварию это мало похоже. Машина действительно была опрокинута на бок, но тела лежали в стороне, причём настолько в стороне, что вряд ли их отбросило на такое расстояние при столкновении.
– Скорее всего, их встречная машина сбила, – Корытин вопросительно глянул на следователя.
– Может, просто драка, – ответил за Чеботарёва эксперт. – И с кем же они интересно дрались? – скептически хмыкнул Корытин. – Если судить по состоянию тел, то с Кинг-Конгом.
Чеботарёв осмотрел «Жигули»: непохоже, чтобы они перевернулись на скорости, даже стёкла остались целы. Скорее уж какие-то шутники, проходя мимо, опрокинули машину на бок.
– Не такими уж беззащитными были эти молодые люди, – Корытин брезгливо, двумя пальцами, поднял с земли пистолет.
– Проверь, стреляли из него или нет, – попросил Чеботарёв эксперта. – Похоже, стреляли, – кивнул головой Пряхин. – Одной пули в обойме не хватает.
Значит, в последнюю минуту увидели опасность и решили защищаться, но, судя по тому, что выстрел был сделан всего один, события развивались стремительно. Что же их так напугало, прямо не лица, а маски ужаса? И непохоже, что убегали. Если уж бежать, то по направлению к заброшенному дому, где машине не развернуться, а эти почему-то бросились к дороге, на открытое место. И лежат они кучно, хотя выскакивать должны были из разных дверей.
– А мотоциклист твой ушёл? – спросил Чеботарёв у инспектора. – Я думал, что там тупик, ан нет – дыра в заборе и сразу выезд на дорогу. – И машина там пройдёт?
– Вполне.
Чеботарёв не поленился и сходил к забору: дыра, судя по всему, здесь была проделана давно, и вероятно о ней знали многие. Слева – глухая стена, справа – полуразваленное здание. Место узкое, двум машинам не разъехаться. Видимо поэтому «Жигули» перевернули на бок, чтобы освободить дорогу.
Провозились несколько часов. Дотошный Корытин, надо отдать ему должное, треп трепом, а служба службой, настолько усердно взрыл вокруг себя землю, что нашёл целую гореть стреляных гильз,
– Пистолетами вооружены были двое, у третьего, похоже, был автомат, который убийцы прихватили с собой, – сказал он. – Среди гильз только одна «макаровская», а остальные от «Калашникова». – Займись опознанием убитых, – попросил Чеботарёв Корытина. – Сделаем, – кивнул тот головой. – Но на кого они нарвались а?
Слово своё Корытин сдержал и даже быстрее, чем Виктор на то рассчитывал. Все материалы об убитых легли на Чеботарёвский стол уме к обеду.
– Сахаров Алексей Петрович, – докладывал Корытин. – Мигунько Валерий Спиридонович, трижды судимый, Колесов Игорь Александрович, тоже судимый, двадцати пяти лет от роду, привлекался за угон автомобиля и последующую его перепродажу. Кстати, обнаруженная нами машина числится в угнанных около года. Угнана в соседней области. Хозяин, надо полагать, обрадуется без меры – машина-то на ходу, недавно капитально отремонтирована, чуть только дверца с левой стороны примята, перевернули неаккуратно.
– Что ещё известно об убитых?
– Ребятишки были шаловливые, ничем не брезговали: угон машин, вымогательство, наркотики, не исключены и заказные убийства. Кстати, Сахаров единственный несудимый из этой троицы. Бывший офицер, уволенный ещё в девяносто пятом году. Какое-то время числился по разным мелким должностишкам, но потом перестал обременять себя справками о трудоустройстве. Особенно нигде не выпячивался, с мелкой шпаной не знался, но и среди тузов замечен не был. Думаю, что именно он возглавлял группу – двое других хоть и урки со стажем, но интеллектом не блещут, вечные шестёрки.
– Связи их проверяются? – Разумеется, – подтвердил Корытин. – Начальство икру заметало, что с ними в последние годы редко случается. Ты освободи меня хоть на вечер, Виктор Васильевич, – тёща мне не простит подобной неотзывчивости.
– Ладно, – свеликодушничал Чеботарёв. – Свободен до утра.
Корытин исчез раньше, чем Виктор успел закончить фразу, впрочем, самое время ему было отдохнуть, иначе завтра от него толку не добьешься. – Машина? – спросил Чеботарёв у подоспевшего на смену оперу Пряхина. – Сначала машина, а потом добили тяжёлым предметом по черепам. – Зачем такая жестокость?
– Возможно, боялись быть опознанными, а может, страх наводили. – Жестокостью сейчас вряд ли кого испугаешь, – вздохнул Чеботарёв. – Значит, случайный наезд исключается?
– Абсолютно, – подтвердил Пряхин. – Если судить по следам протекторов, то дело обстояло так: Сахаров со товарищи перекрыли своей машиной пролом в заборе и бросились навстречу первой машине, не приняв в расчёт того, что за ней может появиться вторая. Вот эта вторая машина на полном ходу вмяла их в землю, а после выскочившие оттуда бравые ребята добили ещё живого Сахарова, поскольку двое других были уже покойниками.
– Сахаров успел выстрелить из пистолета, – напомнил Чеботарёв. – Он стрелял, скорее всего, по первой машине. А вот автоматная очередь была, по всей видимости, выпущена в белый свет, как в копеечку, просто палец у стрелявшего дёрнулся во время наезда. Я думаю, их ослепила первая машина, а вторую они если и заметили, то в самый последний момент.
Чеботарёв остановился на площадке между первым и вторым этажом, чтобы достать из почтового ящика газеты, и долго шарил по карманам в поисках ключа. Вообще-то рассеянность не была ему свойственна, и он даже рассердился на самого себя за столь раннее проявление старческого склероза. Ключ он всё-таки нашёл, но, видимо, неудовольствие столь отчётливо читалось на его лице, что проходившая мимо соседка взглянула на него с испугом. Чтобы как-то сгладить неловкость ситуации, Чеботарёв ласково улыбнулся ей и кивнул головой. Знал он соседку плохо, хотя жила она всего лишь этажом ниже, но, встречаясь на лестнице, вежливо здоровался. И получал в ответ такое же вежливое – здравствуйте. На этом их общение заканчивалось. Соседке было около тридцати, она была замужем, и у неё был ребёнок. Но сегодня ему показалось, что соседка кроме «здравствуйте» ещё что-то хотела сказать и даже покраснела от смущения, встретившись с ним глазами.
Чеботарёв нагнал её ещё раз на третьем этаже, где она пыталась открыть дверь собственной квартиры.
– У вас проблемы?
Вопрос имел двоякий смысл, и его интерпретацию Чеботарёв отдавал на усмотрение соседки.
– Почему-то дверь не открывается.
Будь Чеботарёв патентованным жеребцом, вроде Резанова, он вполне мог бы вообразить, что соседка воспылала к нему неземной страстью и ищет только повод, чтобы отдать ему своё слегка располневшее тело. Бабёнка-то как раз в Резановском вкусе, именно таких широкобедрых и полногрудых он и привечает, не обращая внимания на масть. Впрочем, если судить по локону, выбивающемуся из-под косынки, то эта женщина волосы красила.
– Ну вот, – сказал Чеботарев, поворачивая ключ, – Кажется всё в порядке.
И вновь Виктору почудилось, что рот её приоткрылся для вопроса, который так и не прозвучал. Женщина слишком поспешно скрылась за дверью, словно испугалась собственной несостоявшейся смелости. Только на пороге своей квартиры Чеботарёв вспомнил имя соседки – Ирина, но это было, пожалуй, всё, что он о ней знал.
Сон Чеботарёву перебили. Так почему-то получалось всегда, стоило ему только завалиться спать чуть раньше положенного срока. Телефонный звонок следовал незамедлительно и неизбежно, траурной мелодией отзываясь в голове. И после этого сон к нему не возвращался, хоть плач. Приходилось долго лежать, ворочаться с боку на бок, а потом вставать, тащиться на кухню пить чай, просто от безысходности. Он пробовал читать и мучился с подвернувшейся под руку книгой больше часа, пока не понял, что эта галиматья ему абсолютно неинтересна. Однако кое-какую пользу из долгого чтения Чеботарёв извлёк: его неудержимо стало клонить ко сну. В окно он глянул случайно, отправляясь на боковую. Чеботарёв никому не посоветовал бы по нынешним временам разъезжать по тёмным улицам в одиночку, тем более красивой женщине. Он был уверен, что в машину садилась именно Агния, и очень удивился тому, что какая-то нелёгкая занесла её в столь непрестижный район. Впрочем, Чеботарёва прогулки чужой жены по засыпающему городу абсолютно не касались, поэтому, зевнув сладко на чужую суету, он отправился спать.
Проснулся Чеботарёв в прескверном расположении духа: то ли не выспался за ночь, то ли предстоящий день обещал быть не слишком радостным, и настроение испортилось раньше, чем поступили дурные вести. Впрочем, и вести не заставили себя ждать, были они не то, чтобы горестные, но и приятного в них оказалось мало. Ничего нового Корытин добыть не смог, зато долго и нудно рассказывал о связях почившей троицы в известных правоохранительным органам кругах. Всплыл, правда, в связи с Сахаровым некто Рекунов, по сведениям, весьма серьезный субъект, но эту ниточку ещё нужно было проследить досконально. – Звонил тут один журналист, – Корытин долго рылся в бумагах, разыскивая запропавшую фамилию. – Рязанов кажется.
– Резанов, – поправил Чеботарёв. – Это мой хороший знакомый. – Так он не тебя искал, Виктор Васильевич, он спрашивал, кто ведёт дело о тройном убийстве, якобы у него есть важные сведения. Эти журналюги совсем обнаглели, но если он твой друг, то тогда конечно.
– Ему сообщили, что я веду расследование? – С какой стати, – удивился Корытин. – Дали мои координаты и попросили навестить в удобное время. Чем чёрт не шутит, может и сообщит что-нибудь интересное. – С Резановым я сам поговорю.
– В таком случае у меня всё.
Скорее всего, Корытин прав – Сергей Резанов в своём репертуаре. Криминальной хроникой он, правда, до сих пор не занимался, но, видимо, учуял, что дело не обычное. Сведений у него наверняка никаких нет, а позвонил он с целью выведать хоть какую-то информацию.
Резанов был дома и трубку взял сразу. – Сознавайся, какую лапшу ты собирался навесить на уши моим ребятам. – Так это ты ведёшь дело? – Резанов огорчился этому обстоятельству. Знал, что выбить у Чеботарёва по дружбе хоть сколь-нибудь важные сведения – дело безнадежное.
– Соврал всё-таки, – сделал вывод Виктор. – Стыдно, молодой человек, отвлекать занятых людей от дела.
– Если следствию мои показания неинтересны, то тогда о чём разговор.
Судя по ноткам торжества в голосе, кое-что Резанов действительно знал, и Чеботарёв насторожился.
– Видел я этих ребят ночью на том самом месте, где произошло убийство. – Ты уверен, что это были именно они?
– Стопроцентной гарантии я тебе дать не могу, но приметы совладают. Настроение у меня было паршивенькое, а тут ещё Ксения со своими страхами… – Ксения была с тобой?
– Конечно, – удивился Резанов. – Разве я тебе не сказал? Забрал её с работы, поужинали мы в одном хорошем месте и отправились ко мне.
– О дыре в заборе ты давно узнал?
– Уже больше месяца там езжу. Я тебе честно скажу, струхнул малость: темень кругом, а тут нам дорожку аккуратно так подрезали – ни вправо, ни влево хода нет. У моего «Москвича» мотор заглох от чужого коварства. Они посветили фонариками сначала на меня, потом на Ксению: извини, говорят, мужик, ошиблись.
– А про этот проезд многие знают? – Нельзя сказать, что там движение оживлённое особенно по ночам, но автомобилисты народ ушлый и всё время норовят проехать не той дорогой, которую им указывает наше доброжелательное ГИБДД. Я думаю, эти ребята не случайно там оказались, они кого-то ждали. Причём этого кого-то они явно не опасались, иначе не пошли бы на меня столь беззаботно.
– Спасибо за помощь, Сергей Михайлович, – официально поблагодарил информатора Чеботарёв. – Приношу вам свои извинения за проявленное в начале разговора недоверие.
– Какие пустяки, Виктор Васильевич, – хмыкнул Резанов. – Но вы уж не забудьте нас по части информации.
– Ты будешь в очереди первым, – не слишком любезно буркнул Чеботарёв и повесил трубку.
Выходит, ждали. Причём ждали человека абсолютно беззащитного – Резановские слова только подтвердили наблюдения Чеботарёва. Не исключено, что Сахаров с подельниками ошибся во второй раз, а нужная им компания воспользовалась удачно сложившейся ситуацией. Надо поговорить ещё и с Ксенией, Резанов человек с фантазией, мог что-то прибавить, что-то упустить, а у Ксении глаз практичный, женский. Правда, состояние Ксении, если верить Резанову, оставляет желать лучшего, но, в конце концов, Чеботарёвым движет не праздное любопытство: если разговор негативно подействует на женщину, то он в любую минуту может его прекратить.
Ксения приняла Чеботарёва, как старого друга и засмеялась, глядя в его озабоченное лицо:
– Признайся, я произвожу необычное впечатление? – Давненько не виделись, – вильнул Чеботарев. – К тому же я более выдержанный человек, чем Резанов.
– А он тебе обо всём рассказал?
Глаза Ксении излучали уверенность и оптимизм. Зря, между прочим, Резанов утверждал, что она пополнела, никаких особых изменений в ёё фигуре Чеботарёв не обнаружил, а худенькой Ксения никогда не была.
– В общих чертах, – сказал Чеботарёв. – Он за тебя испугался. – Заигралась, – Ксения состроила извиняющуюся гримасу. – Я никак не предполагала, что он воспримет всё это всерьез. Он меня достал своими упрёками в отсутствии фантазии. А тут ещё я себе волосы испортила. Пришлось стричься под ноль.
– Представляю, – сочувственно поддакнул Чеботарёв. – Да ничего ты не представляешь, – возмутилась его лицемерию Ксения. – Понять меня может только женщина, пережившая подобное несчастье.
– Резанов здорово расстроился. – Да, я это слишком поздно поняла, мне то казалось, что он оценил мою игру.
Виктору Ксения всегда нравилась – сильная, волевая, целеустремленная. И в этом своем офисе она не выглядела элементом чужеродным, наоборот смотрелась среди телефонов и компьютеров, как рыба в воде. Некто, Чеботареву незнакомый, приоткрыл дверь, но, встретив суровый взгляд начальства, тут же её и закрыл, не осмелившись даже слова произнести без разрешения.
– Строга, – попенял Чеботарёв. – Мягче надо с людьми.
Ксения вновь засмеялась:
– Мягче с мужиками никак нельзя, у них воображение начинает разыгрываться, а мне Резанова с его фантазиями хватает за глаза.
– Резанов мне говорил, что тебе кто-то угрожает? – Мало ли психов, – махнула рукой Ксения. – Звонил какой-то ненормальный, напугал мою секретаршу. Девочка у меня недавно и к хамству ещё не привыкла. – Я к тебе, собственно, по другому поводу, – уточнил Чеботарёв.
Тень набежала на лицо Ксении, но Виктор не придал этому значения – редко кто добровольно рвётся в свидетели, да ещё по столь пакостному делу, как убийство трёх человек. Это у Резанова к подобным проблемам профессиональное любопытство, а для делового человека, чем он дальше от правоохранительных органов, тем лучше. – Я просто хотел кое-что уточнить, глаз у тебя трезвее, чем у Сергея. – Насчёт трезвости ты в самую точку попал, – улыбнулась Ксения. – Мы выпили в ресторане, я поменьше, он побольше. Поэтому Резанов и полез в тот тупик, не захотел перед гаишниками светиться.
– Ты никого из этих людей прежде не встречала? – Нет, – уверенно отозвалась Ксения. – Она, видимо, в тени забора прятались, а затем выскочили неожиданно наперерез.
– Резанов сразу вышел из машины? – А что ему оставалось делать, мотор-то заглох. Разговор, правда, был недолгим. Они подали машину назад и освободили проезд.
– Спасибо за информацию. – Спасибо оставь себе, а меня, будь добр, не впутывай в это дело, Виктор Васильевич. Терпеть не могу, ходить в свидетелях.
Визит к Ксении дал Чеботарёву ещё меньше, чем разговор с Резановым. Впрочем, никаких открытий он от этой встречи не ждал и пошёл на неё только для очистки совести.
И всё-таки что-то в этом разговоре было не так. Чеботарёв несколько раз прокрутил его в памяти и не нашёл к чему придраться, но ощущение неискренности со стороны Ксении не пропало. Фальшь была не столько в словах Ксении, сколько в её поведении. Когда Резанов появился в Чеботарёвской квартире, он был не на шутку встревожен и расстроен. Да фантазёр, но не настолько же, чтобы не почувствовать игры женщины, с которой знаком пять лет. Сергей слишком умён и наблюдателен, чтобы его можно было так легко провести.
Почему-то в сознании Чеботарёва всё время пересекаются два этих совершенно, казалось бы, не связанных друг с другом дела: Кинг-Конг, божественный бык, убийство Паленова и чудовищно изуродованные тела.
Нельзя сказать, что Чеботарёв поджидал соседку, он просто знал, что в это время она укладывает своего малыша спать и отправляется в магазин на углу. Как-то, помимо его воли, этот факт отпечатался в памяти. Иной раз он досадовал на себя за излишнюю наблюдательность, но в данном случае она ему пригодилась.
Интерес к Чеботарёву в глазах Ирины пропал, но всё-таки она вежливо ему улыбнулась и поздоровалась, с намерением проскочить мимо. – Извините, Ирина, но мне в прошлый раз показалось, что вы хотели меня о чём-то спросить?
– Не о чём-то, а о ком-то, – Ирина слегка порозовела. – О человеке, который выходил из вашей квартиры, он показался мне знакомым:
– А почему не спросили? – Постеснялась, да и не очень важно всё это было. – Видимо у нас с вами масса общих знакомых Ирина. Вчера я видел женщину у нашего подъезда…
– Это моя подруга, – прервала Чеботарёва Ирина. – Давняя, ещё со школы. Мы с ней потеряли друг друга на долгие годы, а недавно случайно в кафе встретились. – Обознался, – виновато пожал плечами Чеботарёв. – Извините, что побеспокоил.
Конечно, у женщин могут быть свои тайны, о которых мужчинам знать не обязательно, но лгут они с такой поразительной ловкостью и лёгкостью, что не всякий следователь прокуратуры способен разобраться в их показаниях.
Элем и сам не знал, почему ему вдруг пришла в голову мысль навестить Элию. Во всяком случае, некоторое томление плоти он ощущал и в случае недовольства божественной коровы вполне мог на него сослаться. Вообще-то Элия ни в грош не ставила отставного барабанщика и не особенно скрывала своё к нему презрение. Не то, чтобы подобное отношение уж слишком обижало Элема, но всё-таки он полагал, что знатная женщина могла бы поснисходительнее относиться к тому, кто был отмечен божественным быком.
Элема пугала мрачная громадина храма, под сенью которого он жил вот уже несколько дней, в окружении свирепых жрецов божественного Огуса. Он даже вздрагивал иной раз, заметив вдруг в полутёмной нише застывшую в неподвижности фигуру жреца-кастрата с рогатым копьём в руках. Ему почему-то сразу же вспоминался жестокий удар Атемиса, насквозь пробивший грудь Фалена. Всё-таки Элем, наверное, не был рождён солдатом, потому что кровь несостоявшегося вождя на плитах повергла его в ужас. А вот Элия шагнула в кровь так, словно это была самая обычная вода. Иногда очень выгодно родиться в доме знатного человека, это даёт уверенность в праве идти по чужим трупам к вершине власти. А Элем боялся – боялся жрецов, боялся казней, боялся гнева народного. Ибо народ в любую минуту может вообразить, что божественный бык покинул тело Элема, и тогда опустевшую оболочку, скорее всего, уничтожат. Таков, говорят, обычай. А обычаи своего народа Элем привык уважать. Правда, в данном конкретном случае народ мог бы войти в положение барабанщика, который к власти не рвался, а стал в некотором смысле жертвой любви божественного быка. Но Элем был почти уверен, что эбирская чернь в такие тонкости входить не будет, а будет наоборот рвать глотки, требуя его казни.
Барабанщик дураком не был и отлично понимал, что присутствие божественного быка на грешной эбирской земле выгодно в первую очередь верховному жрецу Атемису, и тот без крайней нужды не станет сообщать народу об уходе Огуса. Иное дело божественная корова Огеда – эта вдовушка Доху-о-доху в любую минуту могла заявить, что Огус покинул бренное тело барабанщика Элема и выбрал для себя иную, более достойную оболочку. Поэтому Элем делал всё от него зависящее, чтобы ненароком не раздразнить божественную корову, которая в гневе была просто невыносима, и успокоить её мог только сам божественный бык, который, надо отдать ему должное, всёгда в критические моменты приходил на помощь преданному барабанщику. Перед силой божественного быка Элия смиряла гордыню и становилась покладистой и услужливой, как проститутка из эбирского бардака, которой хорошо заплатили. Может, это и не совсем благочестиво, но Элем божественному быку завидовал, и много бы дал, чтобы Элия столь же истово покланялась и ему, простому барабанщику. Но всё это, конечно, из области несбыточных фантазий. Если Элия кого-то и уважала, то только старого жреца Атемиса, к советам которого неизменно прислушивалась. Тоже не глупой курицей оказалась дочка знатного эбирского мужа Улека, сразу поняла, что повязана с жрецами одной верёвочкой.
Покои божественной коровы Огеды были расположены довольно далеко от покоев её божественного супруга. Так пожелала Элия, а Элем не рискнул ей возразить. Конечно, для молодых его ног расстояние в пятьсот шагов не в тягость, и кабы речь шла о городских мостовых, барабанщик готов был прошагать и вдесятеро больше. Но храм, это совсем иное дело. Элем всё время боялся заблудиться в его бесчисленных переходах. По Эбиру ходили слухи, что человек, попавший в храмовый лабиринт, не выберется оттуда никогда. Элем с опаской косился на бесчисленные ответвления, попадающиеся на его пути, и молил Огуса о том, чтобы не позволил ему сбиться с верного курса. Впрочем, этот сегмент храма был барабанщику знаком, и он был почти уверен, что доберется до Элии без приключений.
Свернув за угол, Элем едва не столкнулся нос к носу с кастратом Юдизом, который в сопровождении закутанного в тёмный плащ человека стремительно двигался ему навстречу. Барабанщик на всякий случай отступил в спасительную тень и, кажется, остался незамеченным. Испугался он не кастрата Юдиза, а его спутника, который, не будучи жрецом, тем не менее, расхаживал по храму, как по собственному дворцу. Хотя слово «расхаживал» в данном случае не совсем верно, поскольку эти двое бежали, словно спасались от погони. Элему показалось, что он опознал в спутника Юдиза знатного мужа Регула, и он очень удивился, что жрецы подпустили ближайшего сподвижника Фалена так близко к божественной корове.
На взгляд Элема, в покоях божественной коровы Огеды было неестественно тихо для этого ещё не позднего времени. Обычно на ее половине толпились по нескольку десятков рабынь, служанок и прочих шумливых особ женского пола. Увидев подле дверей опочивальни божественной коровы спящую Ледию, Элем удивился ещё больше. И не только удивился, но некоторое время с удовольствием разглядывал её вольно раскинувшееся на лежанке тело. Божественный бык при виде столь лакомого куска тоже распалился, и барабанщик с некоторым испугом, как это с ним бывало всегда, почувствовал его пробуждение. И в этот самый момент в спальне закричала Элия…
Увидев трёх мужчин, проникших в спальню Огеды, Элем обомлел от страха. Мужчины были вооружены мечами и явно пришли убивать. Объектом их внимания был не Элем, которого они даже не видели, а Элия, вскочившая с постели и в ужасе застывшая у противоположной стены. В руках у нее был кинжал, которым она беспорядочно размахивала, словно пыталась отпугнуть приближающихся убийц. У Элема был шанс скрыться незамеченным, и очень может быть, что он так и поступил, если бы не охватившая его вдруг нечеловеческая ярость, от которой тело затрясло крупной дрожью. Божественная корова подверглась нападению, и гнев быка Огуса был просто страшен. Ничего подобного до сих пор барабанщик Элем не переживал и не ощущал. Да и не было уже в этой комнате Элема, или, точнее, он был, но скукоженный до неприличия, и его уже можно было не принимать в расчёт. Божественный бык издал такой потрясающий рёв, что задрожали дворцовые стены. Элем не видел быка со стороны, но зато он отчётливо видел искажённые ужасом лица убийц и их выпученные глаза. Краешком сознания, чудом ещё сохраняющемся в океане ярости, Элем уловил, что происходит нечто совершенно невообразимое, неукладывающееся в человеческие понятия. Божественный бык рвал и ломал своих противников, которые только хрипели, парализованные чудовищной мощью. Кровь жертв распаляла быка, и Элем отключился, чтобы окончательно не сойти с ума от всего пережитого и увиденного. В эту минуту ему показалось, что он уходит навсегда, поскольку его разум был слишком ничтожен по сравнению с той животной силой, которая овладела его телом.
И всё-таки Элем вернулся в этот мир, когда бык, утолив и свою ярость, и свою страсть к божественной корове, утихомирился. На лице Огеды ещё оставались следы пережитого ужаса, но тело исходило в сладкой истоме завершающей фазы божественной любви. Элия была перепачкана кровью, что не помешало ей отдаться быку среди трупов с такой же страстью, как на священном ложе храма.
Элема затошнило от отвращения, во всяком случае, должно было затошнить, но в эту минуту Резанов проснулся. Похоже, он съел сегодня за ужином что-то несвежее, и оно напомнило ему о себе чудовищным сном. Ну и, конечно, на него подействовала история с тройным убийством. Подсознание откликнулось на газетную шумиху таким вот странным образом.