Итак, Ёсинобу вошел в дом Хитоцубаси…
   – А не слишком ли разбавлена кровь у молодого господина из Мито? – сразу зашептались придворные дамы и члены кабинета. Конечно, и дом Кисю, и дом Овари уже много раз «посылали свою кровь» в дом сёгуна, и теперь это могло бы его ослабить, так что с точки зрения генеалогии здесь все было в порядке, но все же брать ребенка из Мито – такого отродясь не бывало…
   Клан Мито основал Ёрифуса, одиннадцатый сын Токугава Иэясу. С тех пор Мито не вступал в родственные связи с сёгунской фамилией, и хотя считался одним из «трех знатных домов», но по крови был связан с Токугава только через основателя сёгуната Иэясу, который жил более двухсот лет тому назад. Поэтому то обстоятельство, что Ёсинобу, самый младший отпрыск этой ветви, мог войти в сёгунский дом, было для тогдашнего общества поистине удивительным событием.
   Тем не менее сёгун Иэёси был необычайно доволен. Жена Иэёси тоже происходила из киотосской семьи принца императорской крови Арисугава и приходилась родной сестрой матери Ёсинобу. Таким образом, через супругу сёгуна Ёсинобу доводился Иэёси племянником. А поскольку Иэёси обожал свою жену, то, еще не видя Ёсинобу, он крепко полюбил мальчика:
   – Говорят, наш племянник – большая умница!
   (И, надо сказать, что даже такие мелочи не могли укрыться от проницательного ока опытного царедворца Абэ Масахиро.)
   А уж увидав Ёсинобу воочию, Иэёси был буквально очарован бойким мальчуганом:
   – Гёбукё, пора за уроки! – с улыбкой говорил он, называя мальчика официальным, передававшимся по наследству титулом главы дома Хитоцубаси.
   Прежний глава дома, малолетний Масамару, заболел и умер незадолго до того, как Ёсинобу вошел в семью Хитоцубаси. Так что вырастить ребенка в благородной семье в те времена было действительно непросто. Впрочем, и сам сёгун Иэёси был у своего отца Иэнари[18] вторым сыном: его брат Такэтиё умер молодым, оставив Иэёси наследником дома. Говорят, что Такэтиё был тихим мальчиком, ни на кого не державшим зла.
   Возвращаясь к господину из Мито – Нариаки, надо заметить, что хатамото[19] не были к нему столь близки и дружелюбны, как к семьям Овари и Кисю. И если к последним они относились весьма тепло, как к кровным родственникам, то к Мито питали либо отчужденность, либо прямую враждебность. Причины этого крылись, прежде всего, в том, что в жилах обитателей дома Мито кровь Токугава Иэясу была основательно разбавлена. Немалую роль играло и то обстоятельство, что со времен второго главы дома, Мито Комон, или Мито Мицукуни, этот клан всегда был центром идеологии «почитания императора»…
   На протяжении всей своей долгой истории дом Мито тратил большие средства, собирая у себя ученых, оппозиционных сёгунской власти, которые год за годом трудились над составлением «Истории Великой Японии»[20]. Лейтмотивом «Истории» стал лозунг «Почитайте императора, презирайте узурпаторов»; в ней с почтением говорилось об императорском дворе в Киото и с презрением – о военных правителях. Так, например, хотя сёгунат всячески почитал Асикага Такаудзи за ту роль, которую он сыграл в восстановлении власти Гэндзи, с точки зрения историков школы Мито воин Такаудзи оставался всего лишь мятежником[21]. Знаменитого героя Кусуноки Масасигэ историки школы Мито (также в противовес распространенной точке зрения) считали образцом вассальной преданности императору, поскольку он выступал против военных правителей[22].
   Поэтому в знатных семействах сёгуната о клане Мито всегда сохранялось мнение как о каком-то «извечно мятежном доме». Более того, среди правительственных мудрецов ходили неясные слухи о том, что в доме Мито из поколения в поколение передают слова, которые сказал когда-то Мито Комон:
   «Буде дом Токугава в Эдо и императорский двор в Киото почнут распрю, немедля бросайте оружие и отправляйтесь на службу в Киото».
   Наверное, это были не просто слухи, и такое послание действительно существовало – не случайно почти в точности эти слова много лет спустя произнес Ёсинобу.
   Словом, от самурайского дома Мито следовало держаться подальше. К тому же его глава, высокомерный и эксцентричный Нариаки, представлял для сёгуната опасность и просто как человек независимо мыслящий…
   Естественно, сёгун тоже избегал Нариаки. Однажды в доверительной беседе с Асахина Масатоси, губернатором провинции Каи и начальником сёгунской канцелярии, он даже сказал, что с Нариаки нужно всегда быть начеку. Однако обычно в разговорах с приближенными сёгун отзывался о Нариаки просто как о «человеке выдающемся», имея в виду, наверное, его исключительно важную роль в делах боковой ветви сёгунской фамилии. Оба эти высказывания типичны для Иэёси, для которого был характерен сбалансированный подход к людям и событиям. Как настоящий глава обширного дома Токугава, Иэёси стремился быть объективным и считать, что Нариаки – это Нариаки, а его сын Ёсинобу – это Ёсинобу.
   Более того, в глубине души он, похоже, сам надеялся усыновить юного отпрыска дома Мито. Об этом свидетельствует такой случай.
   Один из важных постов при дворе сёгуна назывался «Посредник по высочайшим делам в высочайшем окружении» – что-то вроде начальника Тайной канцелярии или личного секретаря. При Иэёси его занимал некто Хонго, правитель провинции Танго. Его друг, уже упоминавшийся выше глава всей сёгунской канцелярии Асахина Масатоси, весьма длительное время находился в дурном расположении духа по случаю того, что никак не мог дождаться причитавшегося ему повышения рисового жалованья. Хонго попытался сказать об этом сёгуну:
   – Осмелюсь заметить, что был бы благодарен и счастлив, если бы Вы, Ваше Высокопревосходительство, оказали милость некоему Асахина, наместнику в земле Каи…
   У Асахина были веские основания ожидать прибавки к жалованью: он отвечал за подготовку охоты на оленей в сёгунских угодьях. Высочайший гон оленя был старинным обычаем. За время правления каждого сёгуна такая охота проводилась лишь единожды, но позволяла ее организатору сколотить немалый капитал: по традиции ответственному за проведение охоты полагалось увеличение жалованья на 500 коку риса. Однако в отношении Асахина подобного приказа не поступало.
   – Нижайше Вас прошу, – завершил свое обращение к сёгуну Хонго. Однако Иэёси неожиданно ответил отказом:
   – Нет в том надобности! – заявил он. И многозначительно добавил: – Асахина скоро и так получит повышение!
   Скрытый смысл сёгунских слов был очень важен не только для Асахина, но и для Хитоцубаси Ёсинобу. С тех пор, как Ёсинобу вошел в дом Хитоцубаси, Асахина постоянно опекал его. И здесь было одно «если». Если Ёсинобу станет сёгуном, то Асахина получит следующий чин и сам поднимется до «Посредника по высочайшим делам в высочайшем окружении», то есть займет при правителе высший административный пост. Именно в этом был тайный смысл слов Иэёси. Теперь уже речь шла не о повышении жалованья; более, чем об увеличении содержания Асахина, сёгун думал о блистательном будущем, которое он прочил Хитоцубаси Ёсинобу.
   – Похоже, Его Высокопревосходительство выдали, наконец, свою тайну, – зашептались придворные замка Эдо…
   Среди челяди замка выделялась группа слуг, которых называли «ободзу „ – „монахи“, или «бритоголовые“[23]. Прислуживая в покоях даймё, они одновременно питали гостей сплетнями и тайнами сёгунского двора. Получаемые за это чаевые давали «монахам» неплохой приработок.
   Усилиями «монахов» слова, сказанные Иэёси, быстро разнеслись по всем самурайским кланам. Так имя гёбукё – Хитоцубаси Ёсинобу, которому было в ту пору всего лишь десять лет, в мгновение ока приобрело в Эдо большой вес…
   Как же прихотливо порой вьется нить человеческой судьбы!
   К особняку Хитоцубаси почти что ежедневно стали прибывать даймё, высшие чиновники сёгуната, да и просто охотники за чинами из ведущих семей хатамото. Сняв, по японскому обычаю, обувь у входа, просители буквально набивались в дом, создавая в прихожей невообразимую толчею.
   Так посеянные когда-то Нариаки семена надежды дали первые ростки, а его чаяния разлетались по стране все дальше и дальше. Казалось, что Ёсинобу начал оправдывать ожидания своего отца, который видел в нем задатки человека большой судьбы. Надежды Нариаки передавались другим людям и вскоре охватили все общество…
   Между тем пока Ёсинобу был всего лишь маленьким мальчиком. Сызмальства больше других дел любил он занятия, укрепляющие тело, например, ловлю рыбы закидным неводом.
   Однажды, прогуливаясь в сопровождении свиты, он увидел в заливе Синагава рыбака, ловко забрасывавшего сети.
   – Я тоже хочу попробовать! – заявил мальчик, не желавший слышать никаких возражений. В конце концов, он забрался в лодку и под присмотром рыбака попытался первый раз в жизни забросить сеть. Но все его умение в этом деле ограничивалось тем, что он видел, как это делают другие, поэтому сеть из рук Ёсинобу сначала комком взлетела вверх, а затем рухнула в воду.
   – Только рыбу распугали! – Рыбак и не догадывался, что перед ним сам молодой господин из дома Хитоцубаси. – Сеть должна в полете раскрываться и плавно садиться на воду, вот тогда это и будет настоящая ловля! А у Вас она – бултых! – и камнем в воду! Да, впрочем, что с новичка взять! Тут надо три года учиться!
   – Три года?! – В ответ Ёсинобу выкупил у рыбака сеть и, вернувшись домой, начал упражняться во саду усадьбы. Каждый день, как одержимый, он только и делал, что бросал и бросал сеть, и уже через месяц научился при броске глубоко прогибаться в пояснице, как это делают настоящие рыбаки, в результате чего сеть взмывала высоко в небо, а затем плавно опускалась на лужайку.
   – А рыбак говорил «три года»! За месяц не хотите ли! – Уже тогда появились ростки того упорства и настойчивости, которые Ёсинобу проявлял на протяжении всей своей жизни. И действительно, никак нельзя назвать заурядным человеком маленького мальчика, всего за один месяц освоившего искусство, которое только называется забрасыванием сети, а на самом деле представляет собой тонкую технику рыбной ловли, от коей в конечном счете зависит само существование рыбака…
   В это время в Японии гремела слава самурая Фудзита Токо из клана Мито. Особенно славился он наблюдательностью и знанием человеческой натуры. Присматриваясь к развитию выдающихся способностей Ёсинобу и опасаясь, как бы они не навредили мальчику, Токо написал письмо Такахаси Таитиро, главному секретарю резиденции клана Мито в Эдо. В письме говорилось:
   «Боюсь, как бы выдающиеся таланты и редкостные способности этого юноши не навлекли на него несчастья. За талантами нередко идут протесты, и какая-нибудь группа бездумных людей может выбить почву у него из-под ног. Наставляйте его всегда быть со всеми сдержанным и скромным, а свои таланты впредь, что называется, держать при себе. Самое опасное – это людские наветы!» – писал Токо, демонстрируя редкостное знание человеческой натуры.
   Примерно в это же время личный врач сёгуна, военный лекарь Ито Соэки направил секретное послание близкому соратнику Нариаки, самураю клана Мито по имени Амако Нагасабуро. Соэки тайно получал небольшие средства от клана Мито, а взамен сообщал руководству клана секреты сёгунских покоев. Надо сказать, что дом Мито не являлся в этом смысле исключением: так собирал информацию о положении дел в семействе Токугава и военном правительстве практически каждый крупный феодал.
   По содержанию письмо Ито было крайне неординарным; фактически в нем излагалась история болезни Иэсада, наследника сёгуна Иэёси.
   С тех пор, как Иэёси в возрасте шестнадцати лет женился на принцессе Сатиномия из дома принца крови Арисугава, у него от законной жены и от наложниц за 40 лет родилось 23 ребенка, но почти все они умерли в младенческом возрасте. Выжил лишь четвертый сын – Иэсада. Как наследник, он занимал при сёгунском дворе второй по значимости пост Правого вице-командующего, но не было бы преувеличением сказать, что жизнь в этом слабом 25-летнем юноше едва теплилась. Об этом и писал в своем послании лекарь Ито Соэки:
   «Господин из Западного бастиона (Иэсада)[24] неизъяснимо слаб здоровьем. К тому же боюсь, с рождения его вряд ли кто считает мудрым. – Иными словами, его умственные способности не были даже средними. – Если он простужается и требует ухода, то за ним присматривает такое число сиделок, что это не только не помогает, а, напротив, вредит здоровью. При том одна из сиделок находится при нем неотлучно».
   Далее лекарь пишет о том, что у наследника нет должного интереса к противоположному полу и отсутствует «детородная сила». «Имея столь слабый интерес к женщинам, юноша вряд ли оставит после себя наследника», – подчеркивает врач, и делает затем важное политическое наблюдение, отмечая, что вельможам, окружающим глупца-наследника, будет гораздо легче влиять на него, чем на его отца – сёгуна Иэёси. «А такие настроения в кабинете есть», – заключает Ито Соэки.
   Разумеется, собирая эту информацию, придворный лекарь имел в виду и Хитоцубаси Ёсинобу. Ведь если Ёсинобу станет приемным сыном бездетного Иэсада, то у него появляется шанс стать следующим сёгуном.
   Но как этого добиться? Все правительство бакуфу страдает хронической неприязнью к клану Мито, так что и чиновники, и дамы из ближнего круга правителя предпочтут видеть сёгуном не самостоятельно мыслящего человека, а исполнителя чужих советов. Это очевидно. Так что сумеет ли Ёсинобу использовать удачный шанс и стать наследником сёгуна – это еще вопрос…
   В Канъэйдзи[25], родовом буддийском храме семейства сёгунов в Уэно, жил один монах по имени Ёсимити, отличавшийся крайней вспыльчивостью. Несмотря на этот недостаток, многие прочили ему в будущем место главы буддийской школы, ибо с молодых лет он преуспевал в буддийском учении и в церемониях, до тонкости знал ритуал. Но, обладая выдающимися способностями, Ёсимити постоянно подтрунивал над глупостью других, высмеивал их взгляды и вообще был крайне несдержан на язык. В конце концов вся братия ополчилась на монаха, и он был сослан в отдаленную обитель. Но тому предшествовали следующие события.
   Однажды Ёсимити увидел пришедшего на богомолье Ёсинобу и воскликнул:
   – Ой, как он похож на меня! – Остальные монахи замерли: Ёсимити был мастер предсказывать судьбу человека по чертам его лица.
   – Нет, властителем он не станет, – продолжал Ёсимити. – И полководцем не станет. А вот домоправитель будет – лучше некуда!
   Под домоправителем имелся в виду глава самурайского дома или его управляющий. Другими словами, несдержанный на язык Ёсимити намекал на то, что Ёсинобу, может быть, поднимется до уровня Исида Мицунари при Тоётоми Хидэёси или Хонда Масанобу, хранителя острова Садо, при Токугава Иэясу, но никак не до уровня самих великих объединителей Японии. И Исида, и Хонда были людьми выдающегося ума, но не смогли стать правителями страны[26].
   Ёсимити действительно был человек опрометчивый. В конце концов его слова дошли до дома Мито и возымели свое действие: вскоре монах оказался настоятелем крохотного храма в сельской глуши…
   Обратимся теперь к судьбе будущего члена правительства бакуфу по имени Хираока Энсиро, известного непоколебимой твердостью своих убеждений.
   Как уже говорилось, дом Хитоцубаси получал «на кормление» всего сто тысяч коку риса в год, не был самурайским кланом и не имел в подчинении самураев из других домов. Хитоцубаси были прямыми вассалами сёгуна и должны были все свои шаги согласовывать с сёгунским правительством.
   – Нет ли среди сёгунских вассалов твердого в Учении человека на должность личного слуги? – спросил как-то Нариаки, родной отец Ёсинобу, своего самурая Фудзита Токо. Токо и порекомендовал Нариаки взять на службу Хираока Энсиро.
   В действительности Хираока носил имя Кэтати, которое писалось двумя иероглифами со значениями «сторона» и «середина». Имя было редким. По старинному поверью, и его обладатель должен был быть человеком необычайным.
   Энсиро, четвертый сын прямого сёгунского вассала Окамото, правителя провинции Оми, родился в особняке клана в переулке Нэрибэй района Ситая в Эдо. Поскольку он был только четвертым сыном и потому никак не мог претендовать на наследство в родном доме, его усыновил обедневший хатамото по имени Хираока.
   По природе добрый, Хираока Энсиро прилежно учился и вообще был человеком небесталанным, но отличался грубыми манерами и очень не любил общаться с вышестоящими лицами. Посещая дома высокопоставленных чиновников, он даже не кланялся![27]
   В это время Хираока служил в Судебной палате на незаметной должности мирового судьи и не имел никаких перспектив выдвинуться.
   Получив распоряжение перейти на службу в дом Хитоцубаси, строптивый Хираока поначалу ответил отказом, поскольку сам собирался пойти служить в одно из знатных семейств, в котором, как говорится, «были длинные рукава, да все износились»[28].
   Многие удивились этому решению: дело в том, что примкнув сейчас к дому Хитоцубаси, Хираока смог бы в будущем не только достичь высокого положения в обществе, но и вообще исполнить любые желания, которые самурай только может себе представить (если, конечно, случится так, что Ёсинобу станет сёгуном).
   Узнав об отказе Хираока, Нариаки выразил восхищение его решимостью, но настоял на своем.
   Кроме жалованья, положенного самураю дома Хитоцубаси, для Хираока установили специальную доплату за службу в размере ста соломенных мешков риса в год.
   Вскоре Хираока предстал пред очами Ёсинобу. К тому времени прошло уже несколько лет с тех пор, как юноша вошел в дом Хитоцубаси.
   Кроме всего прочего, Хираока должен был прислуживать господину за обедом. Однажды во время трапезы он, как обычно, принес своими загрубелыми руками маленькую деревянную кадушечку со свежесваренным рисом, зачерпнул немного зерен ковшиком, взял в руку чашку, но вместо того, чтобы аккуратно наполнить ее рисом, просыпал еду на пол.
   – Хираока, ты что, не знаешь, как подавать рис? – с показной строгостью заметил Ёсинобу слуге, который по возрасту был старше него. С этими словами он забрал у Хираока кадушечку, ковшик и чашки и стал спокойно показывать, как именно нужно раскладывать рис. Постороннему человеку в этот момент было бы трудно понять, кто здесь слуга, а кто – господин.
   Хираока покрылся холодным потом. Чтобы сам даймё учил слугу, как нужно подавать рис! На это был способен, наверное, только Хитоцубаси Ёсинобу. Природа действительно наградила его многочисленными талантами; похоже, этот человек умел делать все.
   Тому есть и другие примеры.
   В услужении у Ёсинобу были как люди из семейств хатамото, так и самураи из дома Мито, которые, поступив на службу в дом Хитоцубаси, стали прямыми вассалами сёгуна. Среди последних был младший постельничий Ватараи Рёдзо, самурай из далекого захолустья, совершенно незнакомый с этикетом.
   Однажды Ёсинобу и его братья устроили состязания по стрельбе из лука. Луки были не боевые, а небольшие, учебные, размером не более двух сяку восьми сун со стрелами длиной всего лишь в девять сун. В мишень нужно было попадать с расстояния семь с половиной кэн[29]. Стрельба из лука была старинной придворной забавой со своими строгими правилами. Ватараи Рёдзо в состязании доверили одну из главных ролей – его задачей было подавать участникам стрелы. Но провинциальный самурай правила состязаний знал плохо.
   – Рёдзо, смотри, как я подаю стрелы и делай так же! – обратился к нему Ёсинобу и несколько раз показал, как нужно собирать и подносить стрелы.
   Еще один пример. Худородный самурай по имени Игаи Кацусабуро каждое утро брил Ёсинобу, поддерживая его традиционную прическу сакаяки[30]. Парикмахером Игаи был неважным и чуть ли не ежедневно оставлял на голове своего господина порезы. Но Ёсинобу совершенно не сердился.
   – Давай я наконец научу тебя делать сакаяки! – сказал однажды Ёсинобу и, усадив другого слугу на свое место, показал Игаи, как нужно подбривать волосы.
   Ёсинобу действительно был на редкость талантлив: несмотря на то, что наследникам даймё строго-настрого запрещалось брать в руки бритву, он и этим инструментом владел в совершенстве, словно заправский городской цирюльник…
   Самураи дома Хитоцубаси, конечно, уважали Ёсинобу, но считали его человеком со странностями. Верно говорил монах Ёсимити: если бы Ёсинобу стал управляющим делами клана, то вряд ли кто мог бы с ним сравниться. А родись он в семье горожанина – вообще был бы мастером на все руки…
   Каждый день в доме Хитоцубаси был у Ёсинобу до предела занят учебой. Уроки, естественно, давались частным образом. Изучали девять предметов: каллиграфию, китайский язык, родной язык, японское стихосложение, искусство верховой езды, стрельбу из лука, фехтование на мечах, искусство владения копьем, стрельбу из лука с седла. В каждом из предметов Ёсинобу достиг хороших результатов, но не более того. Учился он без интереса и вообще не любил, когда его учили: с большим толком он проявлял свои способности сам. Наверное, именно поэтому проницательный Фудзита Токо прозвал его «наш герой». Позднее даже оппоненты Ёсинобу считали его деятелем масштаба по крайней мере Токугава Иэясу. Неизвестно, впрочем, заходил ли сам Токо в оценках Ёсинобу так далеко…