Страница:
Глава четвертая
ПИК ВЕЛИКОЙ МЕЧТЫ
Отъярились, отбушевали над Кряжем Подлунным январские метели, отзвенели снеговые апрельские ручьи, и вновь синело над лесистыми горами безоблачное майское небо. Тихим утром, насквозь пронизанным золотом разлитых в воздухе солнечных лучей и напоенным ароматом весенней тайги, на бетонном поле аэропорта в Обручевске стояли готовые к отлету два тяжелых вертолета. На проводы новой экспедиции Стогова из Москвы прибыли академик Булавин, а из Крутогорска - секретарь обкома партии Брянцев. Как и всегда перед дальней и трудной дорогой, разговор не jkehkq. Собеседники обменивались короткими, совсем не относящимися к делу фразами. - Жаркий май выдался в этом году, - нарушил молчание Брянцев, печет, как в Крыму. - А скоро здесь и будет настоящий Крым, - оживился Булавин, вот только моря нет. Но мы что-нибудь и насчет моря придумаем. Брянцев охотно поддержал шутку: - Чувствую, чувствую, Виктор Васильевич. Я уж и то думаю, не предложить ли строителям загодя начать в Крутогорске сооружение морского порта. - Порт, не порт, - заговорил Стогов, - а пляж морской заказывайте на берегу реки. Скоро мы здешний климат вот куда зажмем, - он энергично стиснул маленький крепкий кулак, - а потом и на всей Сибири, на всей земле покончим с этой извечной анархией погоды. Вот, смотрите, какой плацдарм создали для штурма неба, Стогов широким жестом обвел вокруг себя... Аэропорт был расположен на взгорье, с которого открывалась широкая панорама Обручевска. Зима не прошла даром для строителей города науки - города крылатой человеческой мечты. Глубже врезался в тайгу отвоеванный у векового леса участок, ширилась стройка. Там, где еще осенью, в прошлый свой приезд сюда, Булавин видел строительные площадки, ныне играли в солнечных лучах цветными пластмассовыми стенами уже законченные институтские здания, которыми сейчас завладели монтажники, а среди поредевших, попятившихся от городского центра деревьев уже маячили крановые стрелы, и упрямые бульдозеры, сердито урча, крушили новых лесных великанов, врезаясь широкими просеками все глубже в тайгу. Считанные минуты оставались до вылета экспедиции. Стогов, его спутники и провожающие двинулись к вертолетам. Положив на плечо Михаилу Павловичу свою широкую сильную руку, Булавин чуть придержал Стогова и доверительно сказал: - Михаил Павлович, вы там слишком-то не рискуйте. Все же условия совершенно неизвестные. В конце концов, бог с ним, с Незримым; экспедицией, людьми, вами рисковать нельзя. Стогов с чувством сжал руку товарища, но возразил: - За заботу спасибо, Виктор Васильевич, но неудачи быть не может. Да и риска я, признаться, не вижу особого. Сейчас не прошлый год, оснащение иное. Оснащение действительно было иным. Всего лишь пять месяцев прошло с того памятного январского дня, когда пятеро ученых первой действующей в Обручевске лаборатории с волнением следили за застывшей на нулевом делении стрелкой радиометра. За эти месяцы антиизлучатель совершил триумфальное шествие по институтам ядерной физики и предприятиям ядерной промышленности всех стран земного шара. Стремясь избавить человечество от опасности, порожденной все возрастающей радиацией, Советское правительство довело до сведения мировой научной общественности рецепт антиизлучателя. Имя Стогова в эти дни стало одним из самых популярных на земле. Не было дня, когда бы в Обручевск, благодаря этому открытию также завоевавшему мировую известность, не приходили письма, написанные на всех языках земли. В них были слова горячей признательности советскому ученому, избавившему человечество от грозной и все усиливавшейся опасности. Открытое группой профессора Стогова вещество, прозрачное, весом втрое легче воды, обладающее прекрасной электропроводностью и, как показали опыты, способное поглощать излучения любой силы, сохраняя при этом свою структуру в течение столетия, получило в честь его создателя имя - стогнин. Свою внезапную шумную славу Стогов воспринимал с присущим всем скромным людям удивлением, досадливо отмахивался от многочисленных корреспондентов и кино- и телеоператоров, а если и вступал в aeqed{ с журналистами - всегда старался подчеркнуть решающую роль своих помощников в открытии и как можно меньше сказать о себе. Во всех публичных выступлениях Михаил Павлович обязательно старался напомнить, что с открытием стогнина проблема борьбы с радиацией решена еще далеко не полностью, что необходимо преодолеть серьезные трудности для налаживания промышленного производства антиизлучателя. Именно это - технология широкого и, главное, дешевого производства стогнина - и составляло сейчас главную заботу Михаила Павловича. Игорь частенько подшучивал над отцом, убеждая его, что совсем не узнает того занятого сугубо теоретическими вопросами ученого, который, как выражался младший Стогов, бесследно исчез где-то на пути между Москвой и Крутогорском. И в этой шутке была доля истины. Стогов не мог не признаться себе, что никогда еще не жил такой полной, содержательной и беспокойной жизнью, как в эти годы. Приходилось заново постигать множество необходимых и совсем не простых вещей. Теперь Стогову были известны не только траектории движения антипротонов в ускорителе, но и стоимость кубометра зем ляных работ и квадратного метра пластмассовой стены. Теперь нужно было самому вникать во все подробности проекта, устранять многочисленные недоразумения, настаивать, спорить. И все это быстро, напористо, решительно. Дни Михаила Павловича были заполнены до предела Утрами кабинет Стогова, размещавшийся у самого шпиля башни главного корпуса, напоминал конторку прораба на строительном участке. В это время директор института выслушивал доклады инженеров о ходе сооружения многочисленных объектов, объединенных получившим ныне мировую известность именем - Сибирский комплексный научно-исследо вательский институт ядерных проблем. Едва кабинет покидали строители, как помещение заполняли многочисленные сотрудники института, делились своими планами, просили совета в проведении опытов. У Стогова теперь появилось много забот, но лучшими часами дня были те, что он проводил в цехах первого в мире опытного завода по производству стогнина. Михаил Павлович молодел возле этих обдающих жаром, сверкающих никелем автоклавов и тяжко надсадно ухающих прессов. С волнением и радостью следил он за тем, как, покачиваясь в лапах кранов, двигались по направлению к складу прозрачные, напоминающие стекло, листы готового стогнина. Это значило, что еще одна непреодолимая стена поднимется на пути невидимого коварного врага. Производство стогнина еще только осваивалось, а применение нового материала все ширилось. Он открыл новую эпоху атомного века земли. С появлением стогнина атомный двигатель стал поистине уни версальным. Из-за бетонной брони атомных электростанций и кораблей, сразу утративший свою опасность для окружающих, реактор в защитном чехле из стогнина уверенно шагнул на самолеты, автомоби ли, мотоциклы, энергия расщепляющихся ядер зажгла лампочки вечных карманных фонариков, привела в действие механизмы сверхточных вечных часов. Атомный век все более властно заявлял о себе, меняя труд, быт, привычные представления людей. Случилось так, что открытие стогнина стало началом все нарастающей волны новых замечательных открытий. Известный советский физик профессор Клюев, работавший в области электроники и оптики, создал схему телевизионно-радарной гамма-лучевой установки - подлинного "всевидящего глаза", как назвали ее в народе. Для установки Клюева не было непроницаемой среды. Она способна была видеть через стены любой толщины, в полной мгле, в тумане... В эти же дни пришло известие об открытии профессором Карцевым биогена - сильнейшего стимулятора жизненных сил в человеческом организме, практически менявшего методы лечения сложнейших заболеваний. Радостные вести доносились и из таинственных глубин Космоса. Руководитель второй Лунной экспедиции профессор Вахрушев сообщал об успешном ходе геологических исследований поверхности Луны об открытии на седьмом континенте, как стали с недавнего времени называть Луну, неведомых земле минералов. А вскоре мир был поражен сообщениями об успешной высадке советских космонавтов на Марс и на Венеру. Это был период величайшей в истории нашей планеты научнотехнической революции, удивительное время, когда, озаренная светом человеческой мысли, все дальше отступала мгла непознанного, и люди, освобожденные от угрозы войны и смерти, обретали все новые средства закрепления и расширения своего господства над природой. Михаил Павлович Стогов был счастлив, что во главе этого беспримерного по размаху рывка человечества к вершинам знания, могущества, изобилия идет его страна, проторившая людям пути в коммунизм и завершающая построение коммунистического общества. Но мало гордиться своею принадлежностью к семье искателей и пионеров в науке, нужно и самому вносить свой вклад в это неодолимое движение вперед. Таким вкладом во всенародный штурм тайн природы Стогов считал разгадку секретов пика Незримого. С этой мыслью и поднялся Стогов в кабину "воздушного тарантаса", как стали в шутку называть вертолет. И вновь раскрывался внизу узорчатый ковер весенней тайги, прятались в прозрачной сизоватой дымке причудливые вершины Кряжа Подлунного. Вскоре впереди открылось плотное белесое пятно непроби ваемого тумана над Незримым. Непокорный пик не желал приоткрыть даже краешек завесы над своим лицом. Все в кабине было, как и в первый раз. Перекатывая губами неизменную трубочку, склонился над навигационными приборами молчаливый Лазарев. Игорь Стогов не спускал глаз с радиометров. Новый геолог Лукичев, сменивший погибшего Рубичева, чтобы скоротать время, в сотый раз принимался осматривать свой рюкзак. Гидрогеолог Щукин, водолазы Рокотов и Беспалов, пышущие здоровьем люди, негромко толковали о своих подводных делах. Сам Михаил Павлович молча сидел рядом с пилотом. Прошло уже больше полугода после гибели Рубичева, но не утихла, не притупилась в сердце Стогова боль утраты друга. И сейчас, накануне новых трудных испытаний, Стогов не мог не думать о безвременно ушедшем из жизни товарище. - Входим в полосу тумана, - негромко, но так, что его услышали все находившиеся на борту вертолета, возвестил Лазарев. И почти тотчас же раздался встревоженный, как и в первый раз, возглас Игоря Стогова: - Внимание, товарищи, радиация! - Надеть скафандры! Включить прибор Клюева! - коротко скомандовал профессор. Через минуту участников экспедиции трудно было узнать. Люди, до этого одетые в легкие костюмы различных цветов, теперь стали удивительно похожи друг на друга. Их тела были облачены в гибкие и эластичные скафандры, сделанные из особо плотной и прочной искусственной ткани - мезонита, пропитанного жид ким стогнином. Сквозь смотровые отверстия прозрачных шлемов тускло просвечивали лица. Взоры всех, находившихся в эти минуты на борту вертолета, были прикованы к экрану "всевидящего глаза". Заполняя весь экран, клубилась дымчатая пелена тумана. Так прошло несколько минут. Постепенно туманное месиво начало редеть, как бы расступаться, и вот, вначале смутно, точно через запотевшее qrejkn, а потом все явственнее, отчетливее стала проступать столетиями скрытая от взора людей вершина Незримого. На экране открылось плоское красноватое каменистое поле, совершенно лишенное растительности. Во всех направлениях вершину бороздили трещины и впадины, заполненные кое-где водой. В самом центре площадки виднелась чашеобразная впадина, из которой, как из кастрюли с кипящей водой, вырывались густые клубы пара. Не спуская глаз с изображения на экране. Стогов быстро достал из планшета копию единственной фотографии Незримого, сделанной полярным летчиком Гвоздиловым еще до войны. Взглянув на снимок, Стогов молча поставил его рядом с экраном, на котором все отчетливее становилась бурая каменная площадка между двумя впадинами. Лазарев решил приземлить на ней свой вертолет. Положившись на опыт и мастерство летчика, Стогов, указывая на снимок, произнес: - Не прошло и тридцати лет, товарищи, а ведь это же совсем другая вершина. Действительно, там, где на снимке Гвоздилова простиралась монолитная каменистая поверхность, теперь зияли впадины и трещины, раздалось вширь, врезалось узкими заливчиками в берега озеро Кипя щее. Казалось, что в эти годы где-то в недрах Незримого и впрямь проснулся спящий богатырь и зашевелился, заворочался, разрывая ставший тесным каменный панцирь. Вот и пошли по нему трещины и вмя тины. Но это была легенда, красивая сказка, и не она влекла Стогова и его спутников. Слишком резким был контраст в облике Незримого на довоенном снимке и тем, что открылось сейчас на экране "все видящего глаза", чтобы не сделать единственно возможный вывод: изменение рельефа вершины произошло под влиянием сил, более могущественных, чем обычное выветривание. Им, первым людям, вступающим на вершину Незримого, предстояло постичь характер этих сил и подчинить их своей воле. Слегка покачнувшись, вертолет с участниками экспедиции приземлился в центре довольно обширной площадки между озером Кипящим и безымянной впадиной, заполненной такой же клубящейся паром водой. Рядом приземлился второй вертолет с оборудованием экспедиции. Первым человеком, ступившим на неприветливую вершину Незримого, был Михаил Павлович Стогов. Давящая водянистая мгла непроницаемого тумана сразу же навалилась на людей, едва они вышли из вертолета. На расстоянии вытянутой руки уже ничего невозможно было различить. Не помогали даже яркие фонари, укрепленные на верхушках шлемов и на груди скафандров, бессильными оказались и установленные на вертолетах прожекторы. В слепящей мгле тумана они едва мерцали чуть различимыми бледно-желтыми пятнами. Одолеть эту ослепляющую давящую мглу оказался способным лишь "всевидящий глаз" Клюева. С какой благодарностью вспоминал в эти минуты Стогов о людях, до мелочей продумавших оснащение экспеди ции, о тех, кто сконструировал и создал все эти прекрасные скафандры, палатки, измерительную и осветительную аппаратуру, все для того, чтобы обеспечить успех в нелегком походе разведчиков Незримого. Как пригодилось сейчас все, что было сделано для успеха экспедиции на заводах Крутогорска и других городов страны. Каждый скафандр был снабжен индивидуальным прибором Клюева, и люди на выдвижном экранчике видели все, что происходило вокруг. Миниатюрные радиопередатчики и радиоприемники на полупроводниках обеспечивали участникам экспедиции надежную связь на любое расстояние. Можно было, находясь на Незримом, не только беспрепят ственно разговаривать друг с другом, но и поговорить с семьей, оставшейся в Крутогорске, или с приятелем, отдыхающим на побережье Wepmncn моря. Включив "всевидящий глаз", Игорь с интересом осматривал непривычный, нигде на земле не встречавшийся пейзаж. "Точно на Луну попали", - подумал младший Стогов, в эту секунду в наушниках зазвучал необычно торжественный и звонкий голос отца: - Товарищи! Друзья мои! Мы вступили на вершину Незримого, на карте нашей земли будет стерто еще одно белое пятно. Труден был путь человека на эту вершину. Во имя разгадки тайны Незримого за долго до наших дней отдали свои жизни геологи группы Саврасова, летчик Гвоздилов, Незримый отнял жизнь у нашего друга Василия Михайловича Рубичева. - Друзья мои! - голос Стогова сорвался, дрогнул. - Мы не можем сейчас обнажить головы над прахом погибших наших товарищей. Они погибли во имя нашего торжества, во имя осуществления своей прекрасной мечты. Почтим же их память традиционным солдатским салютом. Предлагаю обнажить оружие. Тускло блеснули в руках людей вороненые стволы пистолетов. - Огонь! - скомандовал Стогов. Три пистолетных залпа взметнули вековую тишину над вершиной и затихли в туманном месиве, даже не пробудив эха. А в наушниках вновь звучал голос Стогова: - И пусть никогда больше не будет на картах слов "пик Незримый", нет больше Незримого, пусть отныне самая высокая точка Кряжа Подлунного именуется пиком Великой Мечты! В наушниках прозвучало громкое "ура". Так пик обрел новое прекрасное имя. Отлично ориентируясь с помощью "всевидящего глаза" в непроглядной мгле тумана, участники экспедиции, экономя каждую минуту, быстро выгрузили оборудование. Вскоре на широкой косе, врезавшейся в озеро Кипящее, появились жилые палатки, покрытые прозрачной пленочкой из стогнина. В таких же стогниновых чехлах было укрыто оборудование. Уже в первые минуты пребывания на вершине люди почувствовали, что воздух вокруг точно раскален. От изнуряющего зноя едва спасали даже установки искусственного климата, которыми были снабжены скафандры. К полудню температура поднялась до семидесяти градусов. Клубы густого пара из водоемов смешивались с хлопьями тумана, воздух даже через кондиционеры шлемов стал жарким, влажным, тяжелым. Казалось, что находишься в парной бане или в оранжерее с повышенной влажностью. Для дыхания пришлось подключить к кондиционерам кислородные баллоны. Стогов с интересом присматривался к товарищам. Их лица за пластмассовыми щитками скафандров осунулись, посуровели. Уж слишком непривычной, какой-то неземной была эта давящая влажная жара, неподвластное свету месиво тумана, нерушимая и в то же время зловещая, точно предгрозовая тишина. Умолкли в наушниках веселые шутки, то и дело раздававшиеся в первые минуты. Люди работали молча, стиснув зубы, все чаще вскидывали глаза на часы, укрепленные в верхней части смотровых стекол. Стогов чувствовал: нужно дать товарищам отдых. Наконец, утомленные напряженной работой и продолжительным пребыванием в скафандрах, исследователи собрались в палатке, снабженной герметически закрывающимся, непроницаемым для излучения тамбуром и установкой искусственного климата. С огромным наслаждением люди снимали с себя шлемы, подставляли разгоряченные лица под освежающие струи мощных вентиляторов. За тонкими стенами палатки остались тропическая жара и неподвижная, непроницаемая пелена вечного тумана. А здесь, в хрупком на вид стогниновом домике, совсем по домашнему горели лампы дневного света, кондиционеры нагнетали прохладный, привычный, тоже домашний воздух в электрокофейнике аппетитно ask|j`k закипающий кофе, суровый с виду, молчаливый Лазарев неожиданно для всех обнаружил рвение к кулинарному искусству и сейчас не отходил от элекродуховки, обещая поразить всех каким то необыкновенным пирогом собственного рецепта. Словом складывался нехитрый быт, такой знакомый каждому геологу, охотнику или иному любителю скитаний и дальних походов. И хотя не было обязательного для кочевого быта жаркого костра, люди, сидевшие вокруг раздвижного пластмассового стола, чувствовали себя именно такими скитальцами по земным далям, и разговор шел неторопливый, обстоятельный, типично "костровый" разговор. Общим вниманием завладел водолаз Беспалов, средних лет черноволосый мужчина, такой могучий и широкий в кости, что казалось необъяснимым чудом, как держится на нем, не расползается по швам щегольски обтянувший его морской китель. Беспалов рассказывал о закончившихся недавно первых обследованиях подводного хребта Ломоносова, открытого советскими полярниками еще в начале пятидесятых годов. Эти обследования вызвали широкий интерес мировой научной общественности, и сейчас разведчики с удовольствием слушали очевидца и участника памятных всем событий. - Ты, Кузьма, все на холод жаловался, - пошутил Рокотов, когда Беспалов закончил свой рассказ. - А завтра окунешься в Кипящее, согреешься, все арктические простуды, как рукой снимет. - Что ж, Кипящее, так Кипящее, - усмехнулся Беспалов, - наше дело подводное, была бы вода, а скафандр будет. - Да, завтра Кипящее, - задумчиво заговорил Стогов, - и сдается мне, что далеко ведут дороги от этого озера. И Стогов заговорил о том, что все три года пребывания в Сибири влекло и манило его к себе, волновало воображение и вдохновляло на упорную, кропотливую работу по подготовке этой экспедиции. Часами не выходя из лаборатории, где рождался стогнин возглавляя гигантские работы по созданию города науки, Стогов ни на один день не забывал о тайне пика Незримого. Поиски разгадки этой тайны вели беспокойного профессора в геологические архивы и в библиотеки, в минералогические музеи и, что было уже совсем неожиданно, к историкам, этнографам и даже фольклористам. Еще до первого неудачного полета Стогов собрал довольно многочисленные, но очень противоречивые и порой фантастичные сведения о таинственном пике. Коренные народности, населявшие в древности этот район, видели в Незримом проявление враждебных человеку сверхъестественных сил и молениями и жертвами пытались умилостивить таинственную, не виденную никем гору. Особенно страшили здешних старожилов доносившиеся время от времени с покры той белесой завесой вершины Незримого громовые раскаты и видимые издалека вспышки ослепительного пламени, от которых зловеще багровела пелена неподвижного тумана. В древности этот гром, слышавшийся иной раз даже зимой, жители этих мест воспринимали как голос злых духов; позднее, пытаясь объяснить эту загадку природы, отдельные ученые считали, что Незримый - это действующий вулкан несколько особого рода. Но так как никаких других признаков вулканической деятельности Незримого, кроме грома и пламени, не было, "вулканическая гипотеза" оказалась недолговечной. Были и еще попытки объяснить тайну Незримого, но все они за неимением фактов оказывались беспочвенными. В последние годы, в связи с успехами геофизики, были даны новые объяснения загадки пика. Геологи установили, что Кряж Подлунный является хранилищем руд расщепляющихся ядерных элементов. Наличием большого количества радиоактивных материалов объяснялся и причудливый рельеф Кряжа Подлунного, и неравномерность p`qrhrek|mncn покрова. Наблюдение за изменениями радиации в моменты вспышек и громовых раскатов на Незримом навело ученых на мысль, что необычный облик таинственного пика является результатом постоянного и длительного влияния ограниченных в действии самой природой могучих ядерных сил. Впервые эта гипотеза была выдвинута Василием Михайловичем Рубичевым. После тщательной проверки имевшихся фактов и длительных наблюдений горячим сторонником этой гипотезы стал и Михаил Павлович Стогов. - И вот теперь, друзья мои, - закончил свои пояснения профессор, - нам, первым людям, ступившим на вершину пика Великой Мечты, как мы его окрестили, предстоит разгадать характер и могущество этих сил и поискать средства подчинения их человеку. И я очень верю, что эти силы ускорят нам и процесс создания Земного Солнца. ...Рассвета на вершине не было, как не было ни ночи, ни жаркого полдня, ни ласковых сумерек. Неподвластная солнцу, непробиваемая светом мгла висела над растрескавшейся каменистой кручей, одуряющий зной опалял тело, и лишь незначительные колебания температуры свидетельствовали о смене времени суток. Никому не спалось в ту первую ночь пребывания на вершине. И хотя в стогниновой палатке царила тишина, негромкое покашливание, светлячки негаснущих папирос в темноте показывали, что люди не спят, нетерпеливо и тревожно ожидая утра. Отлично понимавший настроение товарищей, Игорь, тоже не смыкавший глаз, тихонько шепнул лежавшему рядом Михаилу Павловичу: - Может быть, объявишь подъем, отец? Люди все равно не спят. Время суток здесь не имеет значения, а ночью все-таки зной меньше. - Пожалуй, ты прав, Игорек, - так же негромко отозвался Стогов. - Здесь, видимо, удобнее вести работу ночью. Михаил Павлович еще несколько минут подумал, потом решительно поднялся, включил свет. Сразу же, точно сговорившись, подняли головы с подушек все участники экспедиции. - Товарищи! - заговорил Стогов. - Кажется, никто не спит. Есть такая мысль: начать работу сейчас, а днем, когда станет жарче, отдохнем. Через десять минут в палатке никого не было. Игорь, геолог Лукичев и вызвавшиеся помочь им пилоты вертолетов Лазарев и Максимов ушли на северный участок вершины за образцами горных пород. Гидрогеолог Щукин, водолазы Беспалов и Рокотов опустились на дно озера Кипящего. Сам Михаил Павлович занялся радиометрическими исследованиями различных точек вершины.
ПИК ВЕЛИКОЙ МЕЧТЫ
Отъярились, отбушевали над Кряжем Подлунным январские метели, отзвенели снеговые апрельские ручьи, и вновь синело над лесистыми горами безоблачное майское небо. Тихим утром, насквозь пронизанным золотом разлитых в воздухе солнечных лучей и напоенным ароматом весенней тайги, на бетонном поле аэропорта в Обручевске стояли готовые к отлету два тяжелых вертолета. На проводы новой экспедиции Стогова из Москвы прибыли академик Булавин, а из Крутогорска - секретарь обкома партии Брянцев. Как и всегда перед дальней и трудной дорогой, разговор не jkehkq. Собеседники обменивались короткими, совсем не относящимися к делу фразами. - Жаркий май выдался в этом году, - нарушил молчание Брянцев, печет, как в Крыму. - А скоро здесь и будет настоящий Крым, - оживился Булавин, вот только моря нет. Но мы что-нибудь и насчет моря придумаем. Брянцев охотно поддержал шутку: - Чувствую, чувствую, Виктор Васильевич. Я уж и то думаю, не предложить ли строителям загодя начать в Крутогорске сооружение морского порта. - Порт, не порт, - заговорил Стогов, - а пляж морской заказывайте на берегу реки. Скоро мы здешний климат вот куда зажмем, - он энергично стиснул маленький крепкий кулак, - а потом и на всей Сибири, на всей земле покончим с этой извечной анархией погоды. Вот, смотрите, какой плацдарм создали для штурма неба, Стогов широким жестом обвел вокруг себя... Аэропорт был расположен на взгорье, с которого открывалась широкая панорама Обручевска. Зима не прошла даром для строителей города науки - города крылатой человеческой мечты. Глубже врезался в тайгу отвоеванный у векового леса участок, ширилась стройка. Там, где еще осенью, в прошлый свой приезд сюда, Булавин видел строительные площадки, ныне играли в солнечных лучах цветными пластмассовыми стенами уже законченные институтские здания, которыми сейчас завладели монтажники, а среди поредевших, попятившихся от городского центра деревьев уже маячили крановые стрелы, и упрямые бульдозеры, сердито урча, крушили новых лесных великанов, врезаясь широкими просеками все глубже в тайгу. Считанные минуты оставались до вылета экспедиции. Стогов, его спутники и провожающие двинулись к вертолетам. Положив на плечо Михаилу Павловичу свою широкую сильную руку, Булавин чуть придержал Стогова и доверительно сказал: - Михаил Павлович, вы там слишком-то не рискуйте. Все же условия совершенно неизвестные. В конце концов, бог с ним, с Незримым; экспедицией, людьми, вами рисковать нельзя. Стогов с чувством сжал руку товарища, но возразил: - За заботу спасибо, Виктор Васильевич, но неудачи быть не может. Да и риска я, признаться, не вижу особого. Сейчас не прошлый год, оснащение иное. Оснащение действительно было иным. Всего лишь пять месяцев прошло с того памятного январского дня, когда пятеро ученых первой действующей в Обручевске лаборатории с волнением следили за застывшей на нулевом делении стрелкой радиометра. За эти месяцы антиизлучатель совершил триумфальное шествие по институтам ядерной физики и предприятиям ядерной промышленности всех стран земного шара. Стремясь избавить человечество от опасности, порожденной все возрастающей радиацией, Советское правительство довело до сведения мировой научной общественности рецепт антиизлучателя. Имя Стогова в эти дни стало одним из самых популярных на земле. Не было дня, когда бы в Обручевск, благодаря этому открытию также завоевавшему мировую известность, не приходили письма, написанные на всех языках земли. В них были слова горячей признательности советскому ученому, избавившему человечество от грозной и все усиливавшейся опасности. Открытое группой профессора Стогова вещество, прозрачное, весом втрое легче воды, обладающее прекрасной электропроводностью и, как показали опыты, способное поглощать излучения любой силы, сохраняя при этом свою структуру в течение столетия, получило в честь его создателя имя - стогнин. Свою внезапную шумную славу Стогов воспринимал с присущим всем скромным людям удивлением, досадливо отмахивался от многочисленных корреспондентов и кино- и телеоператоров, а если и вступал в aeqed{ с журналистами - всегда старался подчеркнуть решающую роль своих помощников в открытии и как можно меньше сказать о себе. Во всех публичных выступлениях Михаил Павлович обязательно старался напомнить, что с открытием стогнина проблема борьбы с радиацией решена еще далеко не полностью, что необходимо преодолеть серьезные трудности для налаживания промышленного производства антиизлучателя. Именно это - технология широкого и, главное, дешевого производства стогнина - и составляло сейчас главную заботу Михаила Павловича. Игорь частенько подшучивал над отцом, убеждая его, что совсем не узнает того занятого сугубо теоретическими вопросами ученого, который, как выражался младший Стогов, бесследно исчез где-то на пути между Москвой и Крутогорском. И в этой шутке была доля истины. Стогов не мог не признаться себе, что никогда еще не жил такой полной, содержательной и беспокойной жизнью, как в эти годы. Приходилось заново постигать множество необходимых и совсем не простых вещей. Теперь Стогову были известны не только траектории движения антипротонов в ускорителе, но и стоимость кубометра зем ляных работ и квадратного метра пластмассовой стены. Теперь нужно было самому вникать во все подробности проекта, устранять многочисленные недоразумения, настаивать, спорить. И все это быстро, напористо, решительно. Дни Михаила Павловича были заполнены до предела Утрами кабинет Стогова, размещавшийся у самого шпиля башни главного корпуса, напоминал конторку прораба на строительном участке. В это время директор института выслушивал доклады инженеров о ходе сооружения многочисленных объектов, объединенных получившим ныне мировую известность именем - Сибирский комплексный научно-исследо вательский институт ядерных проблем. Едва кабинет покидали строители, как помещение заполняли многочисленные сотрудники института, делились своими планами, просили совета в проведении опытов. У Стогова теперь появилось много забот, но лучшими часами дня были те, что он проводил в цехах первого в мире опытного завода по производству стогнина. Михаил Павлович молодел возле этих обдающих жаром, сверкающих никелем автоклавов и тяжко надсадно ухающих прессов. С волнением и радостью следил он за тем, как, покачиваясь в лапах кранов, двигались по направлению к складу прозрачные, напоминающие стекло, листы готового стогнина. Это значило, что еще одна непреодолимая стена поднимется на пути невидимого коварного врага. Производство стогнина еще только осваивалось, а применение нового материала все ширилось. Он открыл новую эпоху атомного века земли. С появлением стогнина атомный двигатель стал поистине уни версальным. Из-за бетонной брони атомных электростанций и кораблей, сразу утративший свою опасность для окружающих, реактор в защитном чехле из стогнина уверенно шагнул на самолеты, автомоби ли, мотоциклы, энергия расщепляющихся ядер зажгла лампочки вечных карманных фонариков, привела в действие механизмы сверхточных вечных часов. Атомный век все более властно заявлял о себе, меняя труд, быт, привычные представления людей. Случилось так, что открытие стогнина стало началом все нарастающей волны новых замечательных открытий. Известный советский физик профессор Клюев, работавший в области электроники и оптики, создал схему телевизионно-радарной гамма-лучевой установки - подлинного "всевидящего глаза", как назвали ее в народе. Для установки Клюева не было непроницаемой среды. Она способна была видеть через стены любой толщины, в полной мгле, в тумане... В эти же дни пришло известие об открытии профессором Карцевым биогена - сильнейшего стимулятора жизненных сил в человеческом организме, практически менявшего методы лечения сложнейших заболеваний. Радостные вести доносились и из таинственных глубин Космоса. Руководитель второй Лунной экспедиции профессор Вахрушев сообщал об успешном ходе геологических исследований поверхности Луны об открытии на седьмом континенте, как стали с недавнего времени называть Луну, неведомых земле минералов. А вскоре мир был поражен сообщениями об успешной высадке советских космонавтов на Марс и на Венеру. Это был период величайшей в истории нашей планеты научнотехнической революции, удивительное время, когда, озаренная светом человеческой мысли, все дальше отступала мгла непознанного, и люди, освобожденные от угрозы войны и смерти, обретали все новые средства закрепления и расширения своего господства над природой. Михаил Павлович Стогов был счастлив, что во главе этого беспримерного по размаху рывка человечества к вершинам знания, могущества, изобилия идет его страна, проторившая людям пути в коммунизм и завершающая построение коммунистического общества. Но мало гордиться своею принадлежностью к семье искателей и пионеров в науке, нужно и самому вносить свой вклад в это неодолимое движение вперед. Таким вкладом во всенародный штурм тайн природы Стогов считал разгадку секретов пика Незримого. С этой мыслью и поднялся Стогов в кабину "воздушного тарантаса", как стали в шутку называть вертолет. И вновь раскрывался внизу узорчатый ковер весенней тайги, прятались в прозрачной сизоватой дымке причудливые вершины Кряжа Подлунного. Вскоре впереди открылось плотное белесое пятно непроби ваемого тумана над Незримым. Непокорный пик не желал приоткрыть даже краешек завесы над своим лицом. Все в кабине было, как и в первый раз. Перекатывая губами неизменную трубочку, склонился над навигационными приборами молчаливый Лазарев. Игорь Стогов не спускал глаз с радиометров. Новый геолог Лукичев, сменивший погибшего Рубичева, чтобы скоротать время, в сотый раз принимался осматривать свой рюкзак. Гидрогеолог Щукин, водолазы Рокотов и Беспалов, пышущие здоровьем люди, негромко толковали о своих подводных делах. Сам Михаил Павлович молча сидел рядом с пилотом. Прошло уже больше полугода после гибели Рубичева, но не утихла, не притупилась в сердце Стогова боль утраты друга. И сейчас, накануне новых трудных испытаний, Стогов не мог не думать о безвременно ушедшем из жизни товарище. - Входим в полосу тумана, - негромко, но так, что его услышали все находившиеся на борту вертолета, возвестил Лазарев. И почти тотчас же раздался встревоженный, как и в первый раз, возглас Игоря Стогова: - Внимание, товарищи, радиация! - Надеть скафандры! Включить прибор Клюева! - коротко скомандовал профессор. Через минуту участников экспедиции трудно было узнать. Люди, до этого одетые в легкие костюмы различных цветов, теперь стали удивительно похожи друг на друга. Их тела были облачены в гибкие и эластичные скафандры, сделанные из особо плотной и прочной искусственной ткани - мезонита, пропитанного жид ким стогнином. Сквозь смотровые отверстия прозрачных шлемов тускло просвечивали лица. Взоры всех, находившихся в эти минуты на борту вертолета, были прикованы к экрану "всевидящего глаза". Заполняя весь экран, клубилась дымчатая пелена тумана. Так прошло несколько минут. Постепенно туманное месиво начало редеть, как бы расступаться, и вот, вначале смутно, точно через запотевшее qrejkn, а потом все явственнее, отчетливее стала проступать столетиями скрытая от взора людей вершина Незримого. На экране открылось плоское красноватое каменистое поле, совершенно лишенное растительности. Во всех направлениях вершину бороздили трещины и впадины, заполненные кое-где водой. В самом центре площадки виднелась чашеобразная впадина, из которой, как из кастрюли с кипящей водой, вырывались густые клубы пара. Не спуская глаз с изображения на экране. Стогов быстро достал из планшета копию единственной фотографии Незримого, сделанной полярным летчиком Гвоздиловым еще до войны. Взглянув на снимок, Стогов молча поставил его рядом с экраном, на котором все отчетливее становилась бурая каменная площадка между двумя впадинами. Лазарев решил приземлить на ней свой вертолет. Положившись на опыт и мастерство летчика, Стогов, указывая на снимок, произнес: - Не прошло и тридцати лет, товарищи, а ведь это же совсем другая вершина. Действительно, там, где на снимке Гвоздилова простиралась монолитная каменистая поверхность, теперь зияли впадины и трещины, раздалось вширь, врезалось узкими заливчиками в берега озеро Кипя щее. Казалось, что в эти годы где-то в недрах Незримого и впрямь проснулся спящий богатырь и зашевелился, заворочался, разрывая ставший тесным каменный панцирь. Вот и пошли по нему трещины и вмя тины. Но это была легенда, красивая сказка, и не она влекла Стогова и его спутников. Слишком резким был контраст в облике Незримого на довоенном снимке и тем, что открылось сейчас на экране "все видящего глаза", чтобы не сделать единственно возможный вывод: изменение рельефа вершины произошло под влиянием сил, более могущественных, чем обычное выветривание. Им, первым людям, вступающим на вершину Незримого, предстояло постичь характер этих сил и подчинить их своей воле. Слегка покачнувшись, вертолет с участниками экспедиции приземлился в центре довольно обширной площадки между озером Кипящим и безымянной впадиной, заполненной такой же клубящейся паром водой. Рядом приземлился второй вертолет с оборудованием экспедиции. Первым человеком, ступившим на неприветливую вершину Незримого, был Михаил Павлович Стогов. Давящая водянистая мгла непроницаемого тумана сразу же навалилась на людей, едва они вышли из вертолета. На расстоянии вытянутой руки уже ничего невозможно было различить. Не помогали даже яркие фонари, укрепленные на верхушках шлемов и на груди скафандров, бессильными оказались и установленные на вертолетах прожекторы. В слепящей мгле тумана они едва мерцали чуть различимыми бледно-желтыми пятнами. Одолеть эту ослепляющую давящую мглу оказался способным лишь "всевидящий глаз" Клюева. С какой благодарностью вспоминал в эти минуты Стогов о людях, до мелочей продумавших оснащение экспеди ции, о тех, кто сконструировал и создал все эти прекрасные скафандры, палатки, измерительную и осветительную аппаратуру, все для того, чтобы обеспечить успех в нелегком походе разведчиков Незримого. Как пригодилось сейчас все, что было сделано для успеха экспедиции на заводах Крутогорска и других городов страны. Каждый скафандр был снабжен индивидуальным прибором Клюева, и люди на выдвижном экранчике видели все, что происходило вокруг. Миниатюрные радиопередатчики и радиоприемники на полупроводниках обеспечивали участникам экспедиции надежную связь на любое расстояние. Можно было, находясь на Незримом, не только беспрепят ственно разговаривать друг с другом, но и поговорить с семьей, оставшейся в Крутогорске, или с приятелем, отдыхающим на побережье Wepmncn моря. Включив "всевидящий глаз", Игорь с интересом осматривал непривычный, нигде на земле не встречавшийся пейзаж. "Точно на Луну попали", - подумал младший Стогов, в эту секунду в наушниках зазвучал необычно торжественный и звонкий голос отца: - Товарищи! Друзья мои! Мы вступили на вершину Незримого, на карте нашей земли будет стерто еще одно белое пятно. Труден был путь человека на эту вершину. Во имя разгадки тайны Незримого за долго до наших дней отдали свои жизни геологи группы Саврасова, летчик Гвоздилов, Незримый отнял жизнь у нашего друга Василия Михайловича Рубичева. - Друзья мои! - голос Стогова сорвался, дрогнул. - Мы не можем сейчас обнажить головы над прахом погибших наших товарищей. Они погибли во имя нашего торжества, во имя осуществления своей прекрасной мечты. Почтим же их память традиционным солдатским салютом. Предлагаю обнажить оружие. Тускло блеснули в руках людей вороненые стволы пистолетов. - Огонь! - скомандовал Стогов. Три пистолетных залпа взметнули вековую тишину над вершиной и затихли в туманном месиве, даже не пробудив эха. А в наушниках вновь звучал голос Стогова: - И пусть никогда больше не будет на картах слов "пик Незримый", нет больше Незримого, пусть отныне самая высокая точка Кряжа Подлунного именуется пиком Великой Мечты! В наушниках прозвучало громкое "ура". Так пик обрел новое прекрасное имя. Отлично ориентируясь с помощью "всевидящего глаза" в непроглядной мгле тумана, участники экспедиции, экономя каждую минуту, быстро выгрузили оборудование. Вскоре на широкой косе, врезавшейся в озеро Кипящее, появились жилые палатки, покрытые прозрачной пленочкой из стогнина. В таких же стогниновых чехлах было укрыто оборудование. Уже в первые минуты пребывания на вершине люди почувствовали, что воздух вокруг точно раскален. От изнуряющего зноя едва спасали даже установки искусственного климата, которыми были снабжены скафандры. К полудню температура поднялась до семидесяти градусов. Клубы густого пара из водоемов смешивались с хлопьями тумана, воздух даже через кондиционеры шлемов стал жарким, влажным, тяжелым. Казалось, что находишься в парной бане или в оранжерее с повышенной влажностью. Для дыхания пришлось подключить к кондиционерам кислородные баллоны. Стогов с интересом присматривался к товарищам. Их лица за пластмассовыми щитками скафандров осунулись, посуровели. Уж слишком непривычной, какой-то неземной была эта давящая влажная жара, неподвластное свету месиво тумана, нерушимая и в то же время зловещая, точно предгрозовая тишина. Умолкли в наушниках веселые шутки, то и дело раздававшиеся в первые минуты. Люди работали молча, стиснув зубы, все чаще вскидывали глаза на часы, укрепленные в верхней части смотровых стекол. Стогов чувствовал: нужно дать товарищам отдых. Наконец, утомленные напряженной работой и продолжительным пребыванием в скафандрах, исследователи собрались в палатке, снабженной герметически закрывающимся, непроницаемым для излучения тамбуром и установкой искусственного климата. С огромным наслаждением люди снимали с себя шлемы, подставляли разгоряченные лица под освежающие струи мощных вентиляторов. За тонкими стенами палатки остались тропическая жара и неподвижная, непроницаемая пелена вечного тумана. А здесь, в хрупком на вид стогниновом домике, совсем по домашнему горели лампы дневного света, кондиционеры нагнетали прохладный, привычный, тоже домашний воздух в электрокофейнике аппетитно ask|j`k закипающий кофе, суровый с виду, молчаливый Лазарев неожиданно для всех обнаружил рвение к кулинарному искусству и сейчас не отходил от элекродуховки, обещая поразить всех каким то необыкновенным пирогом собственного рецепта. Словом складывался нехитрый быт, такой знакомый каждому геологу, охотнику или иному любителю скитаний и дальних походов. И хотя не было обязательного для кочевого быта жаркого костра, люди, сидевшие вокруг раздвижного пластмассового стола, чувствовали себя именно такими скитальцами по земным далям, и разговор шел неторопливый, обстоятельный, типично "костровый" разговор. Общим вниманием завладел водолаз Беспалов, средних лет черноволосый мужчина, такой могучий и широкий в кости, что казалось необъяснимым чудом, как держится на нем, не расползается по швам щегольски обтянувший его морской китель. Беспалов рассказывал о закончившихся недавно первых обследованиях подводного хребта Ломоносова, открытого советскими полярниками еще в начале пятидесятых годов. Эти обследования вызвали широкий интерес мировой научной общественности, и сейчас разведчики с удовольствием слушали очевидца и участника памятных всем событий. - Ты, Кузьма, все на холод жаловался, - пошутил Рокотов, когда Беспалов закончил свой рассказ. - А завтра окунешься в Кипящее, согреешься, все арктические простуды, как рукой снимет. - Что ж, Кипящее, так Кипящее, - усмехнулся Беспалов, - наше дело подводное, была бы вода, а скафандр будет. - Да, завтра Кипящее, - задумчиво заговорил Стогов, - и сдается мне, что далеко ведут дороги от этого озера. И Стогов заговорил о том, что все три года пребывания в Сибири влекло и манило его к себе, волновало воображение и вдохновляло на упорную, кропотливую работу по подготовке этой экспедиции. Часами не выходя из лаборатории, где рождался стогнин возглавляя гигантские работы по созданию города науки, Стогов ни на один день не забывал о тайне пика Незримого. Поиски разгадки этой тайны вели беспокойного профессора в геологические архивы и в библиотеки, в минералогические музеи и, что было уже совсем неожиданно, к историкам, этнографам и даже фольклористам. Еще до первого неудачного полета Стогов собрал довольно многочисленные, но очень противоречивые и порой фантастичные сведения о таинственном пике. Коренные народности, населявшие в древности этот район, видели в Незримом проявление враждебных человеку сверхъестественных сил и молениями и жертвами пытались умилостивить таинственную, не виденную никем гору. Особенно страшили здешних старожилов доносившиеся время от времени с покры той белесой завесой вершины Незримого громовые раскаты и видимые издалека вспышки ослепительного пламени, от которых зловеще багровела пелена неподвижного тумана. В древности этот гром, слышавшийся иной раз даже зимой, жители этих мест воспринимали как голос злых духов; позднее, пытаясь объяснить эту загадку природы, отдельные ученые считали, что Незримый - это действующий вулкан несколько особого рода. Но так как никаких других признаков вулканической деятельности Незримого, кроме грома и пламени, не было, "вулканическая гипотеза" оказалась недолговечной. Были и еще попытки объяснить тайну Незримого, но все они за неимением фактов оказывались беспочвенными. В последние годы, в связи с успехами геофизики, были даны новые объяснения загадки пика. Геологи установили, что Кряж Подлунный является хранилищем руд расщепляющихся ядерных элементов. Наличием большого количества радиоактивных материалов объяснялся и причудливый рельеф Кряжа Подлунного, и неравномерность p`qrhrek|mncn покрова. Наблюдение за изменениями радиации в моменты вспышек и громовых раскатов на Незримом навело ученых на мысль, что необычный облик таинственного пика является результатом постоянного и длительного влияния ограниченных в действии самой природой могучих ядерных сил. Впервые эта гипотеза была выдвинута Василием Михайловичем Рубичевым. После тщательной проверки имевшихся фактов и длительных наблюдений горячим сторонником этой гипотезы стал и Михаил Павлович Стогов. - И вот теперь, друзья мои, - закончил свои пояснения профессор, - нам, первым людям, ступившим на вершину пика Великой Мечты, как мы его окрестили, предстоит разгадать характер и могущество этих сил и поискать средства подчинения их человеку. И я очень верю, что эти силы ускорят нам и процесс создания Земного Солнца. ...Рассвета на вершине не было, как не было ни ночи, ни жаркого полдня, ни ласковых сумерек. Неподвластная солнцу, непробиваемая светом мгла висела над растрескавшейся каменистой кручей, одуряющий зной опалял тело, и лишь незначительные колебания температуры свидетельствовали о смене времени суток. Никому не спалось в ту первую ночь пребывания на вершине. И хотя в стогниновой палатке царила тишина, негромкое покашливание, светлячки негаснущих папирос в темноте показывали, что люди не спят, нетерпеливо и тревожно ожидая утра. Отлично понимавший настроение товарищей, Игорь, тоже не смыкавший глаз, тихонько шепнул лежавшему рядом Михаилу Павловичу: - Может быть, объявишь подъем, отец? Люди все равно не спят. Время суток здесь не имеет значения, а ночью все-таки зной меньше. - Пожалуй, ты прав, Игорек, - так же негромко отозвался Стогов. - Здесь, видимо, удобнее вести работу ночью. Михаил Павлович еще несколько минут подумал, потом решительно поднялся, включил свет. Сразу же, точно сговорившись, подняли головы с подушек все участники экспедиции. - Товарищи! - заговорил Стогов. - Кажется, никто не спит. Есть такая мысль: начать работу сейчас, а днем, когда станет жарче, отдохнем. Через десять минут в палатке никого не было. Игорь, геолог Лукичев и вызвавшиеся помочь им пилоты вертолетов Лазарев и Максимов ушли на северный участок вершины за образцами горных пород. Гидрогеолог Щукин, водолазы Беспалов и Рокотов опустились на дно озера Кипящего. Сам Михаил Павлович занялся радиометрическими исследованиями различных точек вершины.