Страница:
Я боялся, что не сумею вновь собрать себя в теле, но страхи мои оказались напрасными. Через некоторе время я обнаружил, что вернулся откуда-то с другой стороны. Словно Сила, устроившая эту дивную демонстрацию, завершила в многомерном пространстве Мира некий кольцевой путь и возвратилась на круги своя.
Однако что-то кардинально изменилось. Мое состояние определенно отличалось от того, каким оно было до начала восходящего движения Силы. Немного поэкспериментировав, я понял, чем именно. Тот аспект Силы, который был задействован в этом подъеме, теперь оказался полностью подконтрольным моей воле. Я мог по своему желанию заставить Силу мгновенно подниматься вверх до самой головы и выше, мог с легкостью остановить Ее в любой момент восходящего движения и свернуть обратно в точку в основании туловища, я мог даже заставить Ее по моему желанию пройти полный круг и возвратиться с другой стороны. Я полностью контролировал все Ее побуждения и мог абсолютно осознанно управлять всяким Ее движением. При этом никаких ощущений, подобных ощущению потоков раскаленного металла в теле, больше не возникало. Все происходило очень быстро, легко и естественно и напоминало плотные дуновения горячего степного ветра. И каждая манипуляция с этой Силой вызывала мощный прилив энергии, которая после того, как все заканчивалось, оставалась в теле, концентрируясь в области нижнего света - чуть ниже середины живота.
Всю оставшуюся часть дороги я развлекался тем, что усердно накачивал нижний свет свежей Силой. Когда поздно вечером автобус остановился, наконец, между вокзалом и замершим на ночь рынком, в теле моем уже было сконцентрировано столько энергии, что мне казалось - один неловкий шаг, слишком сильный толчок - и я воспарю, нарушив все законы физики и вызвав нездоровый ажиотаж в сомнительной и непредсказуемой среде ночных обитателей базарнопривокзальной площади.
СОВМЕСТИТЬ НЕСОВМЕСТИМОЕ...
Поезд уже ушел. Все поезда уже ушли. У меня был выбор - либо ждать двое суток, либо утром попытаться куда-нибудь улететь самолетом. Разумеется, я выбрал второе.
За пять тысяч частник довез меня до одноэтажной лачужки местного аэропорта, полустеклянные двери которой, как ни странно, были еще открыты, несмотря на то, что самолеты, выполнявшие все рейсы того дня, уже давно приземлились в аэропортах назначения.
Внутри помещения никого не было. Я бросил рюкзак на одно из счетверенных твердых кресел напротив темного дырчатого окошка кассы с запертой на висячий замок коробочкой для взаимобезопасного денежно-билетного обмена между кассиром и пассажирами, сам опустился на холодный скользкий пластик соседнего кресла, положил на рюкзак голову и начал засыпать под ушераздирающий зуммер единственной горевшей в дальнем углу продолговатой люминесцентной грозди.
Пискнув дверью, откуда-то сбоку на мои шаги выбрел милиционер с помятым лицом без фуражки. Взгляд его сонно проскользил по порожнему пространству присутственного места и ненадолго задержался на мне, нехотя приобретя выражение просыпающейся бдительности... Еще раз пискнула дверь, лязгнул обвисшими ручками полувывалившийся замок, коротко и фальшиво пропела пружина с той стороны, и в помещении вновь установилась мертвенно-жужжащая люминесцентная тишина... Я заснул.
Сквозь сон я услышал, как подъехала машина, и кассирша процокала каблучками по плиточному полу. В шесть часов утра, громыхнув коробочкой, касса открылась. Я проснулся и вслух восхитился пунктуальностью девушки, которая с улыбкой прервала свое термосное кофепитие и продала мне билет на одиннадцатичасовый рейс до Ростова-на-Дону. Оттуда я надеялся без особых сложностей добраться до Днепропетровска или Запорожья, ну а там уже до Киева - рукой подать.
Потом взошло солнце. Я вышел наружу. Небо было удивительно чистым, как будто северный ветер и вчерашний дождь существовали в каком-то другом пространственно-временном континууме, а здесь изначально была заложена возможность только безупречно ясных восходов. Вокруг аэропорта расстилалась подернутая низким туманом степь.
Продрав пелену тумана, откуда-то вывалился служебный автобус. Из него вышли летчики, несколько работников аэропорта и аэродромные техники. Выпорхнула стайка стюардесс.
Минут через двадцать в тумане опять возникло какое-то движение, послышалась тряска и вскоре из стелющейся белой пелены с глуховатым скрипом выкатился рейсовый автобус. Он остановился, хрюкнул пневматикой и натужно разодрал слипшиеся двери, выплюнув нескольких пассажиров первого рейса, которые, суетливо путаясь в сумках, чемоданах и мешках, просеменили мимо моей скамейки и бесследно канули в бесконечность полетного пространства, разверзшегося за полустеклянной шторкой входных дверей аэропорта. Во второй их половине вместо стекла была фанера.
Через полчаса что-то загудело на аэродромном поле, оторвалось nr земли и растворилось в тишине белесого неба, по которому коегде поползли редкие, очень низкие и плотные ярко-белые плоские облачка с сиреневыми брюшками.
Солнце поднималось все выше. Облачка исчезли. Бесследно рассеялся туман. Степь вокруг аэропорта наполнилась жарой и звоном кузнечиков. Я сидел на скамейке и молча ни о чем не думал...
Так замыкается круг... Когда вдруг нечаянно выпадет в долгой сумятице снов полный безмолвия день с белым сияющим шаром в безоблачном небе над залитым в янтарь молчания пустым аэропортом где-то в чужом захолустье...
Потом в очередной раз пришла Сила.
Но теперь Она навалилась откуда-то сверху. Спустившись прозрачным потоком из бесконечности Вселенной, Сила крадучись заполнила мою голову и вдруг проявилась в ней, создав внутри черепа такое давление, что мне показалось - голова моя вот-вот лопнет, разлетевшись на мелкие кусочки и забрызгав все вокруг жирной аэрозольной смесью крови и мозга.
Меня охватил ужас. Сила между тем делалась все более и более неудержимой. Сконцентрировавшись в нижней части головы, Она давила вниз, в шею, отчего у меня не было никакой возможности дышать. Это напоминало ком в горле, с которым я боролся два года назад, но было направлено в противоположную сторону. Через некоторое время из-за недостатка кислорода в глазах потемнело, и вдруг что-то открылось, и Сила свободно ринулась вниз - в тело, прошла его насквозь и вывалилась в землю, а потом дальше - сквозь тело планеты в бесконечность космоса. Мне стало очень легко. Тело превратилось в полую трубу, внутри которой, ритмично сменяя друг друга, волнами прокатывались восходящие и нисходящие потоки Силы, сквозь точку концентрации осознания импульсами перетекавшей из одного конца бесконечности в другой и обратно. Ощущение присутствия в моем теле этого нового проявления Силы изменяло чтото в моем сознании. Я не мог в точности сформулировать, что именно, но мне казалось, что где-то вот-вот возникнет понимание чего-то самого главного, и в мгновение, когда это произойдет, чтото закончится раз и навсегда... А что-то, возможно, начнется...
Потом я понял, что точка и бесконечность во мне никак не могут прийти в соответствие друг другу. Чтобы встать и пройти регистрацию, мне нужно было выключить восприятие потоков Силы. Иначе я не мог пошевелить ни одной частью тела, поскольку тело точка - как бы не имело никакого значения, все восприятие, все внимание и вся сила принятия решений и совершения действий оказались распределенными в бесконечности пульсирующей Силы.
Через некоторое время я достиг успеха - потоки Силы исчезли из поля моего восприятия, я снова стал человеческим существом из плоти и крови, которое, бросив взгляд на часы, опрометью метнулось к стойке регистрации...
Мне повезло. Из Ростова-на Дону я практически без задержек вылетел прямым рейсом в Киев. Пересадка заняла всего лишь час, и ранним вечером я уже выходил из здания Бориспольского аэропорта.
С автобусом мне тоже повезло...
Оставалось совсем немного: пятнадцать минут на трамвае, и я дома. С рюкзаком за спиной я бодро шагал по площади навстречу фантастическому полыханию заката, широко раскрытыми глазами глядя opln на красно-золотое сияние солнечного диска. Внутри меня царило полное безмолвие...
Когда я понял, что допустил роковую ошибку, было уже поздно. Мне не следовало смотреть на сияющее солнце, ритмично шагая и неся безмолвие внутри себя. Ведь всю дорогу и в самолетах, и в автобусе я чувствовал, что, выключив восприятие Силы, всего лишь на время отодвинул то, с чем мне так или иначе предстояло столкнуться и совладать. Или погибнуть... Теперь же, впустив в пространство внутреннего безмолвия сияние солнечного огня, я сам спровоцировал ЭТО. Словно пробку из бутылки теплого взболтанного шампанского, меня мгновенно вышибло из этого мира и швырнуло в восприятие тех сфер бытия, в которых мое самоосознание было тождественно самоосознанию Вселенной.
Сила вновь охватила меня, пронзив насквозь ощущением бесконечности внутри. Я превратился в грандиозный конический поток космического пространства, в котором величественный вихрь в фантастическом танце сворачивал метагалактики и галактики в плотные огненные струи бело-фиолетового звездного вещества, стекавшиеся по сходящейся спирали в середину моей головы - самый центр восприятия и самоосознания.
Я вновь почти было совсем утратил ощущение тела, окаменевшего в глубоком трансе, но тут каким-то краем сознания вспомнил, что ЭТО захватило меня врасплох на самой середине проезжей части дороги, которую я в тот момент переходил, и что прежде, чем провалиться в ощущение себя космической бесконечностью, мне удалось краем глаза заметить метрах в десяти справа от себя большой желтый автобус.
Собрав в комок всю свою волю, я попытался восстановить контроль, сместив внимание обратно в мир нормального человеческого восприятия. Частично мне это удалось, хотя смещаться оно почему-то не захотело, а вместо этого просто растянулось, оставшись в бесконечности, но в то же время захватив изрядную часть нормального человеческого мира. На это действие у меня ушло солько энергии, что я ощутил, как болезненно сжалось нечто внутри живота моего физического тела, а в солнечном сплетении появилось ощущение, о котором обычно говорят "засосало под ложечкой". Я понял, что в какой-то степени ощущаю свое физическое тело, но управлять им по-прежнему не в состоянии.
Все это произошло в какие-то доли мгновения, я как раз делал шаг, я даже не успел еще замереть. Вернее, успел, но для стороннего наблюдателя все еще оставался делающим обычный шаг самоуверенным пешеходом, который неосторожно переходит улицу перед быстро движущимся тяжелым автобусом... Я знал, что, не изменив состояния своего сознания и восприятия, никогда не смогу поставить ногу, а так и останусь стоять на проезжей части посреди площади, замерев в окаменении огненной наполненности тела до тех пор, пока мне не удастся совладать с этим трансом и устранить самодовлеющую Силу из сферы своего восприятия.
Мгновения растянулись в медленную вязкую резину. Автобус неумолимо наползал. Он приблизился уже на целый метр, и его водителю, разумеется, не могло даже в голову прийти, что я так и останусь стоять посреди дороги с поднятой ногой - через полсекунды, секунду, и, если ничего не измениться, то и через вечность.
Я не мог повернуть голову, и только краем глаза наблюдал за rel, как автобус пожирает метр за метром, как вытягивается лицо водителя, как смерть, ехидно посмеиваясь, наваливается сзади, приготавливаясь нанести свой первый и последний решающий удар тот, что расколет хрупкую круглую коробочку, в которую запрятана точка концентрации самоосознания, и выпустит наружу плененный упорядоченностью жизни хаос неживого пространства.
Четыре метра... Водитель в ужасе, он начинает нажимать на тормоза, но сделать уже явно ничего не успевает. Зависшая на полушаге нога отказывается повиноваться. Восприятие вернулось в этот мир не более, чем наполовину, энергии на то, чтобы растянуть внимание еще больше, уже почти не осталось, и свернуть все обратно я тоже уже не могу, потому что Сила очень прочно зафиксировала мое восприятие где-то в самых тонких слоях бесконечности.
Ну и хрен с ним, с вниманием... И с телом... Я сдаюсь... Потому что невозможно совместить несовместимое и объять необъятное... Еще Прутков писал... "Ма-а-ам, папа возвращается!" Сквозь телефонный треск и безмолвие надвигающейся смерти я услышал голос дочери... Ну да, они ведь будут ждать... А-а, плевать... И тут я вдруг понял, что нет, не плевать... И слова Мастера Чу о том, что любовь - тот якорь, который помогает нам растянуть восприятие на бесконечность Вселенной и объять-таки необъятное, вихрем пронеслись в моем сознании... И я выдохнул куда-то вниз, последним усилием вогнав потоки воли в ноги... И ноги пошли!!! Но чего это мне стоило... Словно гигантским магнитом меня неодолимо тянуло вверх, в необозримые дали холодной равнодушной бесконечности, прочь от точки, вон из тоненького слоя кое-как мыслящей плесени, покрывающего эту планету.. Я чувствовал, что, позволив пружине сжаться и унести меня отсюда, утрачу всякую возможность вернуться сюда вновь самим собой...
Три метра!.. Я должен был сделать этот шаг, я знал, что если не сделаю его сейчас, то не сделаю уже никогда...
И я сделал этот проклятый шаг!.. И еще, и еще, и еще...
Автобус с ревом пронесся сзади, с облегчением ударив меня в спину плотным потоком тяжелого ветра и обдав клубами дизтопливной копоти, которая шлейфом тянулась за ним вслед.
Я шел, и ноги слушались меня, но, Боже, как это было тяжело!.. Я зафиксировал свое тело в центре бесконечности и внимательно по-очереди переставлял ноги, но выходило так, что я не передвигаю по поверхности планеты изолированно существующее крохотное физическое тело человеческого существа, а вращаю ногами всю планету, каждым шагом проталкивая под себя ее поверхность в безмолвной неподвижности пространства.
С каждым мгновением я чувствовал, как уходит энергия, как я слабею, как пот струится по телу, пропитывает одежду, скапливается в кроссовках и хлюпает в них, когда я делаю шаг.
С отчаянным усилием я откуда-то издалека сверху втащил тело в трамвай. Дверь закрылась, трамвай сдвинулся с места, но так и не смог набрать скорость. Запахло горелой резиной, и водитель с истерическим пришептыванием попросил всех покинуть вагон. И я понял, что никто и ничто не поможет мне сделать последние шаги на пути домой. Я должен дойти сам.
Я шел, кто-то что-то спрашивал, я отвечал, что все нормально, мне смотрели вслед, а я шел, и шел, и шел, не оборачиваясь и onkmnqr|~ сосредоточившись лишь на одном. Вернуться домой...
Я понял, что весь фокус состоит в том, чтобы совместить несовместимое и примирить точку с бесконечностью, тогда вся Сила бесконечности станет подвластной воле точки... Но как это сделать? Я чувствовал, что смогу найти ответ только после того, как окажусь дома.
Кажется, я стонал, поднимаясь к себе на четвертый этаж.
Я отпер дверь и вошел в квартиру... Уже почти теряя сознание автоматически захлопнул ногой дверь, по стене пробрался в свою комнату, сбросил на пол рюкзак. Стало немного легче, но катастрофически не хватало воздуха.
Я дышал все чаще и чаще. Наконец наступил момент, когда я понял, что больше не в силах контролировать действия тела. Сделав над собой отчаянное усилие, чтобы не рухнуть навзничь, я тщательно улегся на пол, вытянулся во весь рост и провалился в какое-то вообще, где не было ничего, кроме никакого ничто. Пустая бесконечность втянула меня в безумную даль и почти оторвала восприятие от тела. Последним моим ощущением был невиданной силы взрыв в голове, медленно затихающее эхо которого, покачиваясь, продолжало звучать до тех пор, пока я не пришел в себя. И по какому-то наитию я сумел использовать это эхо для того, чтобы остаться, привязав к нему тоненький хвостик внимания, уже совсем было готового оторваться и за ненадобностью распасться...
...И ПРИ ЭТОМ ОСТАТЬСЯ СОБОЙ
Был вечер. Я открыл глаза и прислушался. Во дворе визжали дети, футболисты на площадке под окнами колотили по мячу, мужики пьяно матерились и забивали козла, бабки судачили, и кто-то пьяный орал что-то из старого репертуара Софии Ротару, а из окна дома напротив поверх воскресной сумеречной суеты вечернего двора голос Виктора Цоя ритмично и отрешенно кодировал правдой жизненное пространство ничего не подозревающих мирных граждан:
Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне. Нарисуй мне портреты погибших на этом пути. Покажи мне того, кто выжил один из полка... Но кто-то должен стать дверью, а кто-то - замком, а ктото - ключем от замка... Земля... Небо... Между землей и небом война... И где бы ты ни был, чтоб ты ни делал, между землей и небом - война...
Я встал с пола, пошел в ванную и, засунув голову под холодную воду, долго стоял, согнувшись над раковиной, и сквозь мельтешение струй смотрел, как мерцает и закручивается по часовой стрелке белая жидкость, втягиваясь в сливное отверстие.
За время моего отсутствия точка и бесконечность отыскали, по всей видимости, общий язык, потому что я был спокоен. Но не так, как бывал спокоен раньше. Мое теперешнее спокойствие отличалось от прежнего некоторым совершенно новым качеством. Я ощущал себя бесконечностью, и в то же время оставался обычным человеком в обыкновенном привычном с детства и ограниченном во многих отношениях теле. Точка в бесконечности. Или бесконечность, внутри которой кто-то поставил крохотную точку. Никакой разницы теперь уже не было. Кроме, разве что, направления взгляда. Я чувствовал, что это - нормально и вполне естественно. Между телом и aeqjnmewmnqr|~, которой я себя ощущал, и в которой визжали дети, судачили бабки, парни гоняли мяч, а мужики забивали козла, и ктото пьяный орал что-то из старого репертуара Софии Ротару, имелась граница, но она воспринималась как некая условная грань, существующая скорее в моем воображении, чем в реальности проявленного бытия. Она была прозрачной и сквозь нее, подобно прибою, прокатывающемуся сквозь пляжный сетчатый забор, волнами проникал голос Виктора Цоя:
...И две тысячи лет - война, война без особых причин, война дело молодых, лекарство против морщин...
Никто нигде не зажигал свет, и я понял, что в квартире, кроме меня, никого нет. Вероятно, они остались ночевать на даче, поскольку решили, что я, как обычно, добираюсь по железной дороге с пересадками в Астрахани, Торжке и Новоалексеевке, а потому буду дома не раньше, чем через четыре дня.
Холодильник был пуст, чему я, кажется, даже обрадовался, так как есть не хотел и заглянул туда только потому, что по возвращении из путешествия принято заглядывать в холодильник, чтонибудь оттуда извлекать и в холодном виде автоматически употреблять в пищу, пробегая глазами заголовки в газете двухнедельной давности, выдернутой из-под под банок, которые ктото когда-то оставил сушиться на полу под столом. Если, конечно, никто не ждет... Когда ждут, нужно сначала пойти в душ и что-то рассказывать оттуда, перекрикивая шипение струй, а потом уже садиться за стол и основательно питаться, внимательно делая вид, что слушаешь детский взахлеб о самых важных событиях прошедшего месяца, случавшихся каждый день и всегда непременно по нескольку штук кряду.
Было лень и ничего не хотелось. Я вернулся в комнату, опустился на пол рядом с рюкзаком и, сложив ноги в полный лотос, с закрытыми глазами принялся молча смотреть внутрь. Я все еще вяло надеялся увидеть там привычную пустоту исходного места, которой и это я знал со всей определенностью - там уже не было. Вместо нее в моем восприятии сразу же возник вихрь, он втянул меня в себя и завертел по часовой стрелке и понес сквозь немыслимые дали неизвестных пространств, которыми я теперь был.
Я открыл глаза. Все оставалось на своих местах - мое тело в позе лотоса, полутемная комната, рюкзак на полу рядом и голос Виктора Цоя поверх дворового белого шума:
...Хочешь ли ты изменить этот мир Можешь ли ты принять, как есть? Встать и выйти из ряда вон? Сесть на электрический стул или трон? Снова за окнами белый день, день вызывает меня на бой, я чувствую, закрывая глаза - весь мир идет на меня войной...
Все было на месте... И в то же время я чувствовал, как внутри меня мимо этой планеты в безумном вращении проносятся серебристые облака звезд и холодной галактической пыли. Закрыв глаза, я вновь погрузился в чувство полета - оно ввинчивалось в пространство и разрывалось в центробежном порыве, все быстрее и быстрее растягиваясь в невидимых далях клочьями тугих спиралей космического ветра. Я сидел в позе лотоса на полу своей комнаты, и я был вихрем Силы в беспредельности неведомых пространств, а то место, где находилось мое физическое тело, было точкой, в которую проецировалось и в которой концентрировалось грандиозное самоосознание этого величественного в своей непостижимости bkemh...
Так продолжалось довольно долго. Потом радио за стеной у соседа сообщило, что уже полночь, и тогда все это мне надоело. Вращение мгновенно прекратилось, а там, куда стекался вихрь, обнаружился золотой свет. Он заполнял собою все мое сердце, в котором больше не было пустоты. Я не знал, что это значит, и мне было на это наплевать, я только по привычке решил, что нужно втянуть откуда-то сверху язык нисходящего света и зацепить его за свет в сердце. Едва попытавшись это сделать, я понял, что ошибся. Нисходящего света не было, вместо него существовал просто свет, он был повсюду вокруг, и это был тот же самый свет, который я видел внутри. Он стал серебристо-белым, а потом утратил всякий цвет, уйдя куда-то за грань того, что хотя бы сколько-нибудь поддается описанию. Я больше не видел его, я вновь был самим собой, но только теперь - состоящим из невидимого тончайшего света Изначальной Силы, который - ВСЕ и который ВЕЗДЕ. И я с пронзительной ясностью понял, что нет никакой разницы между этим светом и пространством вообще, между пространством вообще и мной, между мной и этим светом, что все это - Одно. Одно и то же...
Все - Одно и то же.
И я возликовал... Я подумал... Нет, не подумал неформулируемо почувствовал: - Ну, вот теперь я!.. Вот теперь Я!.. Теперь, когда Я - такая Сила, когда Я - всемогущ, вот теперь Я... Собственно, я не знал, что теперь будет, что именно "вот теперь я...", но само по себе ощущение тождественности с Силой рождало во мне чувство такого... Такого... Такого... Такого кайфа!....
Вероятнее всего, ничего бы не было... Никакого "вот теперь я"... Потому что тому, кто воистину всемогущ, ничего не нужно, ибо он не нуждается в подтверждениях... А тот, кто активно пользуется искусством управления Силой, обычно просто-напросто стремится этим убедить самого себя в том, что является чем-то исключительным... И именно это не позволяет ему в действительности таковым быть. Осознание ищущего подтверждений не может развиваться, потому что он напрочь лишен свободы, он - раб своей уверенности в собственной исключительности, уверенности, которая ежесекундно требует того, чтобы ее питали новыми и новыми подтверждениями... И тем самым пожирает весь запас свободной энергии... Но это я понял несколько позже... А в тот момент всеобъемлющего всепоглощающего отождествления с Силой...
И вдруг внутри себя я услышал голос. Назойливый, как ночной комариный писк, он вещал что-то на языке, из которого я не знал ни слова... Однако я понял, что голос меня ругает. Даже не ругает, а просто методично отчитывает, как нашкодившего школьника... Я ничего не понимал... Голос монотонно вещал... Но я все равно ничего не понимал... Голос продолжал терпеливо вещать, шурша электрической искрой в точке, где пересекались серебристые лучи, входившие в тело из бесконечности сверху, снизу, спереди - сквозь межбровье - и сзади - сквозь мозжечок...
Он вещал не менее двадцати минут. Я ничего не понимал, только в сознании появлялся все более и более заметный неприятный осадок чувства вины. Я ощущал себя этаким котенком, который случайно чтото опрокинул... И причиной тому было - это я знал откуда-то без тени сомнения - мое "вот теперь Я!" Однако, что именно пытался nazqmhr| мне таинственный - хотя, нет, совсем не таинственный, а вполне знакомый - голос, разобрать я так и не сумел...
И тогда, видимо, потеряв терпение и поняв, что на настоящий момент я безнадежен, голос перешел на русский. Причем не просто перешел, а, набрав силу и сделавшись низким и не по-человечески глубоким, пророкотал громыхающими утробно-пространственными раскатами, которые до основания сотрясли всю бесконечность Вселенной и Ее центр в моем кишечнике, вызвав знакомое по сну о Рыбе Дхарме ощущение - оно заставило меня молниеносно выпрямить затекшие ноги и, не приводя их в чувство, прямо на четвереньках ринуться в клозет: - НО НИКТО ЖЕ - НЕ ВЗЯЛ - СЕБЕ - ВСЕГО - ТОГО - ЧТО ПРИЧИТАЛОСЬ - ЕМУ!!! Уже выбегая из комнаты в коридор, я сквозь грохот коленок и шлепанье босых ладоней по паркету услышал позади странный звук звенящее шипение, которое возникает в ушах в абсолютной тишине или после основательной затрещины. Бросив через плечо быстрый взгляд, я увидел, что на том месте, где я сидел секунду назад в позе лотоса, что-то осталось. Оно продолжало сидеть неподвижно, ни на миллиметр не изменив положения ног, туловища и головы, и было похоже на прозрачный дымчато-серый слепок моего тела. Я не стал его разглядывать, но устремился вперед, ибо вся моя воля была сосредоточена в едином порыве к реализации несгибаемого намерения добраться до унитаза прежде, чем произойдет непоправимое... Но, сломя голову галопируя по коридору, я вдруг вспомнил еще один момент из сна о Рыбе Дхарме и сообразил, что для того, чтобы перенаправить вверх неукротимое на первый взгляд движение вышедшего из-под котроля нисходящего потока апаны, можно воспользоваться водой. Сцепив зубы и с помощью мула-бандхи совершая душераздирающее насилие над своей прямой кишкой, я промчался мимо двери клозета, вскочил в ванну и открыл душ. Едва холодная вода коснулась тела, как ощущение роковой неотвратимости в области прямой кишки мигом исчезло без следа. Но, в отличие от того, что было в том странном сне, больше ничего не произошло. Никаких потоков в теле, никаких торчащих из живота завитков, вообще - НИЧЕГО. Я отрегулировал температуру воды, сделав ее такой, о которой в умных книжках пишут "комфортная", как следует вымылся с мылом и лэндеровским Two-in-One помыл голову.
Однако что-то кардинально изменилось. Мое состояние определенно отличалось от того, каким оно было до начала восходящего движения Силы. Немного поэкспериментировав, я понял, чем именно. Тот аспект Силы, который был задействован в этом подъеме, теперь оказался полностью подконтрольным моей воле. Я мог по своему желанию заставить Силу мгновенно подниматься вверх до самой головы и выше, мог с легкостью остановить Ее в любой момент восходящего движения и свернуть обратно в точку в основании туловища, я мог даже заставить Ее по моему желанию пройти полный круг и возвратиться с другой стороны. Я полностью контролировал все Ее побуждения и мог абсолютно осознанно управлять всяким Ее движением. При этом никаких ощущений, подобных ощущению потоков раскаленного металла в теле, больше не возникало. Все происходило очень быстро, легко и естественно и напоминало плотные дуновения горячего степного ветра. И каждая манипуляция с этой Силой вызывала мощный прилив энергии, которая после того, как все заканчивалось, оставалась в теле, концентрируясь в области нижнего света - чуть ниже середины живота.
Всю оставшуюся часть дороги я развлекался тем, что усердно накачивал нижний свет свежей Силой. Когда поздно вечером автобус остановился, наконец, между вокзалом и замершим на ночь рынком, в теле моем уже было сконцентрировано столько энергии, что мне казалось - один неловкий шаг, слишком сильный толчок - и я воспарю, нарушив все законы физики и вызвав нездоровый ажиотаж в сомнительной и непредсказуемой среде ночных обитателей базарнопривокзальной площади.
СОВМЕСТИТЬ НЕСОВМЕСТИМОЕ...
Поезд уже ушел. Все поезда уже ушли. У меня был выбор - либо ждать двое суток, либо утром попытаться куда-нибудь улететь самолетом. Разумеется, я выбрал второе.
За пять тысяч частник довез меня до одноэтажной лачужки местного аэропорта, полустеклянные двери которой, как ни странно, были еще открыты, несмотря на то, что самолеты, выполнявшие все рейсы того дня, уже давно приземлились в аэропортах назначения.
Внутри помещения никого не было. Я бросил рюкзак на одно из счетверенных твердых кресел напротив темного дырчатого окошка кассы с запертой на висячий замок коробочкой для взаимобезопасного денежно-билетного обмена между кассиром и пассажирами, сам опустился на холодный скользкий пластик соседнего кресла, положил на рюкзак голову и начал засыпать под ушераздирающий зуммер единственной горевшей в дальнем углу продолговатой люминесцентной грозди.
Пискнув дверью, откуда-то сбоку на мои шаги выбрел милиционер с помятым лицом без фуражки. Взгляд его сонно проскользил по порожнему пространству присутственного места и ненадолго задержался на мне, нехотя приобретя выражение просыпающейся бдительности... Еще раз пискнула дверь, лязгнул обвисшими ручками полувывалившийся замок, коротко и фальшиво пропела пружина с той стороны, и в помещении вновь установилась мертвенно-жужжащая люминесцентная тишина... Я заснул.
Сквозь сон я услышал, как подъехала машина, и кассирша процокала каблучками по плиточному полу. В шесть часов утра, громыхнув коробочкой, касса открылась. Я проснулся и вслух восхитился пунктуальностью девушки, которая с улыбкой прервала свое термосное кофепитие и продала мне билет на одиннадцатичасовый рейс до Ростова-на-Дону. Оттуда я надеялся без особых сложностей добраться до Днепропетровска или Запорожья, ну а там уже до Киева - рукой подать.
Потом взошло солнце. Я вышел наружу. Небо было удивительно чистым, как будто северный ветер и вчерашний дождь существовали в каком-то другом пространственно-временном континууме, а здесь изначально была заложена возможность только безупречно ясных восходов. Вокруг аэропорта расстилалась подернутая низким туманом степь.
Продрав пелену тумана, откуда-то вывалился служебный автобус. Из него вышли летчики, несколько работников аэропорта и аэродромные техники. Выпорхнула стайка стюардесс.
Минут через двадцать в тумане опять возникло какое-то движение, послышалась тряска и вскоре из стелющейся белой пелены с глуховатым скрипом выкатился рейсовый автобус. Он остановился, хрюкнул пневматикой и натужно разодрал слипшиеся двери, выплюнув нескольких пассажиров первого рейса, которые, суетливо путаясь в сумках, чемоданах и мешках, просеменили мимо моей скамейки и бесследно канули в бесконечность полетного пространства, разверзшегося за полустеклянной шторкой входных дверей аэропорта. Во второй их половине вместо стекла была фанера.
Через полчаса что-то загудело на аэродромном поле, оторвалось nr земли и растворилось в тишине белесого неба, по которому коегде поползли редкие, очень низкие и плотные ярко-белые плоские облачка с сиреневыми брюшками.
Солнце поднималось все выше. Облачка исчезли. Бесследно рассеялся туман. Степь вокруг аэропорта наполнилась жарой и звоном кузнечиков. Я сидел на скамейке и молча ни о чем не думал...
Так замыкается круг... Когда вдруг нечаянно выпадет в долгой сумятице снов полный безмолвия день с белым сияющим шаром в безоблачном небе над залитым в янтарь молчания пустым аэропортом где-то в чужом захолустье...
Потом в очередной раз пришла Сила.
Но теперь Она навалилась откуда-то сверху. Спустившись прозрачным потоком из бесконечности Вселенной, Сила крадучись заполнила мою голову и вдруг проявилась в ней, создав внутри черепа такое давление, что мне показалось - голова моя вот-вот лопнет, разлетевшись на мелкие кусочки и забрызгав все вокруг жирной аэрозольной смесью крови и мозга.
Меня охватил ужас. Сила между тем делалась все более и более неудержимой. Сконцентрировавшись в нижней части головы, Она давила вниз, в шею, отчего у меня не было никакой возможности дышать. Это напоминало ком в горле, с которым я боролся два года назад, но было направлено в противоположную сторону. Через некоторое время из-за недостатка кислорода в глазах потемнело, и вдруг что-то открылось, и Сила свободно ринулась вниз - в тело, прошла его насквозь и вывалилась в землю, а потом дальше - сквозь тело планеты в бесконечность космоса. Мне стало очень легко. Тело превратилось в полую трубу, внутри которой, ритмично сменяя друг друга, волнами прокатывались восходящие и нисходящие потоки Силы, сквозь точку концентрации осознания импульсами перетекавшей из одного конца бесконечности в другой и обратно. Ощущение присутствия в моем теле этого нового проявления Силы изменяло чтото в моем сознании. Я не мог в точности сформулировать, что именно, но мне казалось, что где-то вот-вот возникнет понимание чего-то самого главного, и в мгновение, когда это произойдет, чтото закончится раз и навсегда... А что-то, возможно, начнется...
Потом я понял, что точка и бесконечность во мне никак не могут прийти в соответствие друг другу. Чтобы встать и пройти регистрацию, мне нужно было выключить восприятие потоков Силы. Иначе я не мог пошевелить ни одной частью тела, поскольку тело точка - как бы не имело никакого значения, все восприятие, все внимание и вся сила принятия решений и совершения действий оказались распределенными в бесконечности пульсирующей Силы.
Через некоторое время я достиг успеха - потоки Силы исчезли из поля моего восприятия, я снова стал человеческим существом из плоти и крови, которое, бросив взгляд на часы, опрометью метнулось к стойке регистрации...
Мне повезло. Из Ростова-на Дону я практически без задержек вылетел прямым рейсом в Киев. Пересадка заняла всего лишь час, и ранним вечером я уже выходил из здания Бориспольского аэропорта.
С автобусом мне тоже повезло...
Оставалось совсем немного: пятнадцать минут на трамвае, и я дома. С рюкзаком за спиной я бодро шагал по площади навстречу фантастическому полыханию заката, широко раскрытыми глазами глядя opln на красно-золотое сияние солнечного диска. Внутри меня царило полное безмолвие...
Когда я понял, что допустил роковую ошибку, было уже поздно. Мне не следовало смотреть на сияющее солнце, ритмично шагая и неся безмолвие внутри себя. Ведь всю дорогу и в самолетах, и в автобусе я чувствовал, что, выключив восприятие Силы, всего лишь на время отодвинул то, с чем мне так или иначе предстояло столкнуться и совладать. Или погибнуть... Теперь же, впустив в пространство внутреннего безмолвия сияние солнечного огня, я сам спровоцировал ЭТО. Словно пробку из бутылки теплого взболтанного шампанского, меня мгновенно вышибло из этого мира и швырнуло в восприятие тех сфер бытия, в которых мое самоосознание было тождественно самоосознанию Вселенной.
Сила вновь охватила меня, пронзив насквозь ощущением бесконечности внутри. Я превратился в грандиозный конический поток космического пространства, в котором величественный вихрь в фантастическом танце сворачивал метагалактики и галактики в плотные огненные струи бело-фиолетового звездного вещества, стекавшиеся по сходящейся спирали в середину моей головы - самый центр восприятия и самоосознания.
Я вновь почти было совсем утратил ощущение тела, окаменевшего в глубоком трансе, но тут каким-то краем сознания вспомнил, что ЭТО захватило меня врасплох на самой середине проезжей части дороги, которую я в тот момент переходил, и что прежде, чем провалиться в ощущение себя космической бесконечностью, мне удалось краем глаза заметить метрах в десяти справа от себя большой желтый автобус.
Собрав в комок всю свою волю, я попытался восстановить контроль, сместив внимание обратно в мир нормального человеческого восприятия. Частично мне это удалось, хотя смещаться оно почему-то не захотело, а вместо этого просто растянулось, оставшись в бесконечности, но в то же время захватив изрядную часть нормального человеческого мира. На это действие у меня ушло солько энергии, что я ощутил, как болезненно сжалось нечто внутри живота моего физического тела, а в солнечном сплетении появилось ощущение, о котором обычно говорят "засосало под ложечкой". Я понял, что в какой-то степени ощущаю свое физическое тело, но управлять им по-прежнему не в состоянии.
Все это произошло в какие-то доли мгновения, я как раз делал шаг, я даже не успел еще замереть. Вернее, успел, но для стороннего наблюдателя все еще оставался делающим обычный шаг самоуверенным пешеходом, который неосторожно переходит улицу перед быстро движущимся тяжелым автобусом... Я знал, что, не изменив состояния своего сознания и восприятия, никогда не смогу поставить ногу, а так и останусь стоять на проезжей части посреди площади, замерев в окаменении огненной наполненности тела до тех пор, пока мне не удастся совладать с этим трансом и устранить самодовлеющую Силу из сферы своего восприятия.
Мгновения растянулись в медленную вязкую резину. Автобус неумолимо наползал. Он приблизился уже на целый метр, и его водителю, разумеется, не могло даже в голову прийти, что я так и останусь стоять посреди дороги с поднятой ногой - через полсекунды, секунду, и, если ничего не измениться, то и через вечность.
Я не мог повернуть голову, и только краем глаза наблюдал за rel, как автобус пожирает метр за метром, как вытягивается лицо водителя, как смерть, ехидно посмеиваясь, наваливается сзади, приготавливаясь нанести свой первый и последний решающий удар тот, что расколет хрупкую круглую коробочку, в которую запрятана точка концентрации самоосознания, и выпустит наружу плененный упорядоченностью жизни хаос неживого пространства.
Четыре метра... Водитель в ужасе, он начинает нажимать на тормоза, но сделать уже явно ничего не успевает. Зависшая на полушаге нога отказывается повиноваться. Восприятие вернулось в этот мир не более, чем наполовину, энергии на то, чтобы растянуть внимание еще больше, уже почти не осталось, и свернуть все обратно я тоже уже не могу, потому что Сила очень прочно зафиксировала мое восприятие где-то в самых тонких слоях бесконечности.
Ну и хрен с ним, с вниманием... И с телом... Я сдаюсь... Потому что невозможно совместить несовместимое и объять необъятное... Еще Прутков писал... "Ма-а-ам, папа возвращается!" Сквозь телефонный треск и безмолвие надвигающейся смерти я услышал голос дочери... Ну да, они ведь будут ждать... А-а, плевать... И тут я вдруг понял, что нет, не плевать... И слова Мастера Чу о том, что любовь - тот якорь, который помогает нам растянуть восприятие на бесконечность Вселенной и объять-таки необъятное, вихрем пронеслись в моем сознании... И я выдохнул куда-то вниз, последним усилием вогнав потоки воли в ноги... И ноги пошли!!! Но чего это мне стоило... Словно гигантским магнитом меня неодолимо тянуло вверх, в необозримые дали холодной равнодушной бесконечности, прочь от точки, вон из тоненького слоя кое-как мыслящей плесени, покрывающего эту планету.. Я чувствовал, что, позволив пружине сжаться и унести меня отсюда, утрачу всякую возможность вернуться сюда вновь самим собой...
Три метра!.. Я должен был сделать этот шаг, я знал, что если не сделаю его сейчас, то не сделаю уже никогда...
И я сделал этот проклятый шаг!.. И еще, и еще, и еще...
Автобус с ревом пронесся сзади, с облегчением ударив меня в спину плотным потоком тяжелого ветра и обдав клубами дизтопливной копоти, которая шлейфом тянулась за ним вслед.
Я шел, и ноги слушались меня, но, Боже, как это было тяжело!.. Я зафиксировал свое тело в центре бесконечности и внимательно по-очереди переставлял ноги, но выходило так, что я не передвигаю по поверхности планеты изолированно существующее крохотное физическое тело человеческого существа, а вращаю ногами всю планету, каждым шагом проталкивая под себя ее поверхность в безмолвной неподвижности пространства.
С каждым мгновением я чувствовал, как уходит энергия, как я слабею, как пот струится по телу, пропитывает одежду, скапливается в кроссовках и хлюпает в них, когда я делаю шаг.
С отчаянным усилием я откуда-то издалека сверху втащил тело в трамвай. Дверь закрылась, трамвай сдвинулся с места, но так и не смог набрать скорость. Запахло горелой резиной, и водитель с истерическим пришептыванием попросил всех покинуть вагон. И я понял, что никто и ничто не поможет мне сделать последние шаги на пути домой. Я должен дойти сам.
Я шел, кто-то что-то спрашивал, я отвечал, что все нормально, мне смотрели вслед, а я шел, и шел, и шел, не оборачиваясь и onkmnqr|~ сосредоточившись лишь на одном. Вернуться домой...
Я понял, что весь фокус состоит в том, чтобы совместить несовместимое и примирить точку с бесконечностью, тогда вся Сила бесконечности станет подвластной воле точки... Но как это сделать? Я чувствовал, что смогу найти ответ только после того, как окажусь дома.
Кажется, я стонал, поднимаясь к себе на четвертый этаж.
Я отпер дверь и вошел в квартиру... Уже почти теряя сознание автоматически захлопнул ногой дверь, по стене пробрался в свою комнату, сбросил на пол рюкзак. Стало немного легче, но катастрофически не хватало воздуха.
Я дышал все чаще и чаще. Наконец наступил момент, когда я понял, что больше не в силах контролировать действия тела. Сделав над собой отчаянное усилие, чтобы не рухнуть навзничь, я тщательно улегся на пол, вытянулся во весь рост и провалился в какое-то вообще, где не было ничего, кроме никакого ничто. Пустая бесконечность втянула меня в безумную даль и почти оторвала восприятие от тела. Последним моим ощущением был невиданной силы взрыв в голове, медленно затихающее эхо которого, покачиваясь, продолжало звучать до тех пор, пока я не пришел в себя. И по какому-то наитию я сумел использовать это эхо для того, чтобы остаться, привязав к нему тоненький хвостик внимания, уже совсем было готового оторваться и за ненадобностью распасться...
...И ПРИ ЭТОМ ОСТАТЬСЯ СОБОЙ
Был вечер. Я открыл глаза и прислушался. Во дворе визжали дети, футболисты на площадке под окнами колотили по мячу, мужики пьяно матерились и забивали козла, бабки судачили, и кто-то пьяный орал что-то из старого репертуара Софии Ротару, а из окна дома напротив поверх воскресной сумеречной суеты вечернего двора голос Виктора Цоя ритмично и отрешенно кодировал правдой жизненное пространство ничего не подозревающих мирных граждан:
Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне. Нарисуй мне портреты погибших на этом пути. Покажи мне того, кто выжил один из полка... Но кто-то должен стать дверью, а кто-то - замком, а ктото - ключем от замка... Земля... Небо... Между землей и небом война... И где бы ты ни был, чтоб ты ни делал, между землей и небом - война...
Я встал с пола, пошел в ванную и, засунув голову под холодную воду, долго стоял, согнувшись над раковиной, и сквозь мельтешение струй смотрел, как мерцает и закручивается по часовой стрелке белая жидкость, втягиваясь в сливное отверстие.
За время моего отсутствия точка и бесконечность отыскали, по всей видимости, общий язык, потому что я был спокоен. Но не так, как бывал спокоен раньше. Мое теперешнее спокойствие отличалось от прежнего некоторым совершенно новым качеством. Я ощущал себя бесконечностью, и в то же время оставался обычным человеком в обыкновенном привычном с детства и ограниченном во многих отношениях теле. Точка в бесконечности. Или бесконечность, внутри которой кто-то поставил крохотную точку. Никакой разницы теперь уже не было. Кроме, разве что, направления взгляда. Я чувствовал, что это - нормально и вполне естественно. Между телом и aeqjnmewmnqr|~, которой я себя ощущал, и в которой визжали дети, судачили бабки, парни гоняли мяч, а мужики забивали козла, и ктото пьяный орал что-то из старого репертуара Софии Ротару, имелась граница, но она воспринималась как некая условная грань, существующая скорее в моем воображении, чем в реальности проявленного бытия. Она была прозрачной и сквозь нее, подобно прибою, прокатывающемуся сквозь пляжный сетчатый забор, волнами проникал голос Виктора Цоя:
...И две тысячи лет - война, война без особых причин, война дело молодых, лекарство против морщин...
Никто нигде не зажигал свет, и я понял, что в квартире, кроме меня, никого нет. Вероятно, они остались ночевать на даче, поскольку решили, что я, как обычно, добираюсь по железной дороге с пересадками в Астрахани, Торжке и Новоалексеевке, а потому буду дома не раньше, чем через четыре дня.
Холодильник был пуст, чему я, кажется, даже обрадовался, так как есть не хотел и заглянул туда только потому, что по возвращении из путешествия принято заглядывать в холодильник, чтонибудь оттуда извлекать и в холодном виде автоматически употреблять в пищу, пробегая глазами заголовки в газете двухнедельной давности, выдернутой из-под под банок, которые ктото когда-то оставил сушиться на полу под столом. Если, конечно, никто не ждет... Когда ждут, нужно сначала пойти в душ и что-то рассказывать оттуда, перекрикивая шипение струй, а потом уже садиться за стол и основательно питаться, внимательно делая вид, что слушаешь детский взахлеб о самых важных событиях прошедшего месяца, случавшихся каждый день и всегда непременно по нескольку штук кряду.
Было лень и ничего не хотелось. Я вернулся в комнату, опустился на пол рядом с рюкзаком и, сложив ноги в полный лотос, с закрытыми глазами принялся молча смотреть внутрь. Я все еще вяло надеялся увидеть там привычную пустоту исходного места, которой и это я знал со всей определенностью - там уже не было. Вместо нее в моем восприятии сразу же возник вихрь, он втянул меня в себя и завертел по часовой стрелке и понес сквозь немыслимые дали неизвестных пространств, которыми я теперь был.
Я открыл глаза. Все оставалось на своих местах - мое тело в позе лотоса, полутемная комната, рюкзак на полу рядом и голос Виктора Цоя поверх дворового белого шума:
...Хочешь ли ты изменить этот мир Можешь ли ты принять, как есть? Встать и выйти из ряда вон? Сесть на электрический стул или трон? Снова за окнами белый день, день вызывает меня на бой, я чувствую, закрывая глаза - весь мир идет на меня войной...
Все было на месте... И в то же время я чувствовал, как внутри меня мимо этой планеты в безумном вращении проносятся серебристые облака звезд и холодной галактической пыли. Закрыв глаза, я вновь погрузился в чувство полета - оно ввинчивалось в пространство и разрывалось в центробежном порыве, все быстрее и быстрее растягиваясь в невидимых далях клочьями тугих спиралей космического ветра. Я сидел в позе лотоса на полу своей комнаты, и я был вихрем Силы в беспредельности неведомых пространств, а то место, где находилось мое физическое тело, было точкой, в которую проецировалось и в которой концентрировалось грандиозное самоосознание этого величественного в своей непостижимости bkemh...
Так продолжалось довольно долго. Потом радио за стеной у соседа сообщило, что уже полночь, и тогда все это мне надоело. Вращение мгновенно прекратилось, а там, куда стекался вихрь, обнаружился золотой свет. Он заполнял собою все мое сердце, в котором больше не было пустоты. Я не знал, что это значит, и мне было на это наплевать, я только по привычке решил, что нужно втянуть откуда-то сверху язык нисходящего света и зацепить его за свет в сердце. Едва попытавшись это сделать, я понял, что ошибся. Нисходящего света не было, вместо него существовал просто свет, он был повсюду вокруг, и это был тот же самый свет, который я видел внутри. Он стал серебристо-белым, а потом утратил всякий цвет, уйдя куда-то за грань того, что хотя бы сколько-нибудь поддается описанию. Я больше не видел его, я вновь был самим собой, но только теперь - состоящим из невидимого тончайшего света Изначальной Силы, который - ВСЕ и который ВЕЗДЕ. И я с пронзительной ясностью понял, что нет никакой разницы между этим светом и пространством вообще, между пространством вообще и мной, между мной и этим светом, что все это - Одно. Одно и то же...
Все - Одно и то же.
И я возликовал... Я подумал... Нет, не подумал неформулируемо почувствовал: - Ну, вот теперь я!.. Вот теперь Я!.. Теперь, когда Я - такая Сила, когда Я - всемогущ, вот теперь Я... Собственно, я не знал, что теперь будет, что именно "вот теперь я...", но само по себе ощущение тождественности с Силой рождало во мне чувство такого... Такого... Такого... Такого кайфа!....
Вероятнее всего, ничего бы не было... Никакого "вот теперь я"... Потому что тому, кто воистину всемогущ, ничего не нужно, ибо он не нуждается в подтверждениях... А тот, кто активно пользуется искусством управления Силой, обычно просто-напросто стремится этим убедить самого себя в том, что является чем-то исключительным... И именно это не позволяет ему в действительности таковым быть. Осознание ищущего подтверждений не может развиваться, потому что он напрочь лишен свободы, он - раб своей уверенности в собственной исключительности, уверенности, которая ежесекундно требует того, чтобы ее питали новыми и новыми подтверждениями... И тем самым пожирает весь запас свободной энергии... Но это я понял несколько позже... А в тот момент всеобъемлющего всепоглощающего отождествления с Силой...
И вдруг внутри себя я услышал голос. Назойливый, как ночной комариный писк, он вещал что-то на языке, из которого я не знал ни слова... Однако я понял, что голос меня ругает. Даже не ругает, а просто методично отчитывает, как нашкодившего школьника... Я ничего не понимал... Голос монотонно вещал... Но я все равно ничего не понимал... Голос продолжал терпеливо вещать, шурша электрической искрой в точке, где пересекались серебристые лучи, входившие в тело из бесконечности сверху, снизу, спереди - сквозь межбровье - и сзади - сквозь мозжечок...
Он вещал не менее двадцати минут. Я ничего не понимал, только в сознании появлялся все более и более заметный неприятный осадок чувства вины. Я ощущал себя этаким котенком, который случайно чтото опрокинул... И причиной тому было - это я знал откуда-то без тени сомнения - мое "вот теперь Я!" Однако, что именно пытался nazqmhr| мне таинственный - хотя, нет, совсем не таинственный, а вполне знакомый - голос, разобрать я так и не сумел...
И тогда, видимо, потеряв терпение и поняв, что на настоящий момент я безнадежен, голос перешел на русский. Причем не просто перешел, а, набрав силу и сделавшись низким и не по-человечески глубоким, пророкотал громыхающими утробно-пространственными раскатами, которые до основания сотрясли всю бесконечность Вселенной и Ее центр в моем кишечнике, вызвав знакомое по сну о Рыбе Дхарме ощущение - оно заставило меня молниеносно выпрямить затекшие ноги и, не приводя их в чувство, прямо на четвереньках ринуться в клозет: - НО НИКТО ЖЕ - НЕ ВЗЯЛ - СЕБЕ - ВСЕГО - ТОГО - ЧТО ПРИЧИТАЛОСЬ - ЕМУ!!! Уже выбегая из комнаты в коридор, я сквозь грохот коленок и шлепанье босых ладоней по паркету услышал позади странный звук звенящее шипение, которое возникает в ушах в абсолютной тишине или после основательной затрещины. Бросив через плечо быстрый взгляд, я увидел, что на том месте, где я сидел секунду назад в позе лотоса, что-то осталось. Оно продолжало сидеть неподвижно, ни на миллиметр не изменив положения ног, туловища и головы, и было похоже на прозрачный дымчато-серый слепок моего тела. Я не стал его разглядывать, но устремился вперед, ибо вся моя воля была сосредоточена в едином порыве к реализации несгибаемого намерения добраться до унитаза прежде, чем произойдет непоправимое... Но, сломя голову галопируя по коридору, я вдруг вспомнил еще один момент из сна о Рыбе Дхарме и сообразил, что для того, чтобы перенаправить вверх неукротимое на первый взгляд движение вышедшего из-под котроля нисходящего потока апаны, можно воспользоваться водой. Сцепив зубы и с помощью мула-бандхи совершая душераздирающее насилие над своей прямой кишкой, я промчался мимо двери клозета, вскочил в ванну и открыл душ. Едва холодная вода коснулась тела, как ощущение роковой неотвратимости в области прямой кишки мигом исчезло без следа. Но, в отличие от того, что было в том странном сне, больше ничего не произошло. Никаких потоков в теле, никаких торчащих из живота завитков, вообще - НИЧЕГО. Я отрегулировал температуру воды, сделав ее такой, о которой в умных книжках пишут "комфортная", как следует вымылся с мылом и лэндеровским Two-in-One помыл голову.