Выполнив свой долг, она выскользнула из гостиницы и торопливо зашагала по направлению к дому. Сказать, что она бросилась бегом, было бы не совсем верно. Но любой, кто попался бы ей навстречу, наверняка увидел бы молодую женщину, которая спешит куда-то со всех ног. Ее спешка не имела абсолютно никакого отношения к Фолкнеру и высказанному им намерению, поговорить о событиях предыдущей ночи. Ровным счетом никакого отношения. Или, по крайней мере, она так убеждала себя, торопясь мимо выбеленных домиков под соломенными крышами, которые жались друг к другу среди каменных кругов Эйвбери.
   Поодаль от дороги стояла церковь. Ее внушительный шпиль одиноко вздымался над деревьями. Церковь и домик священника соединялись с дорогой неширокой тропинкой. По ней сейчас неспешно двигалась худощавая, одетая в черное фигура. Заметив Сару, священник, а это был, конечно же, он, тотчас прибавил шагу и заговорил издали:
   — Мистрис Сара Хаксли, какая приятная встреча. Я наслышан от миссис Дамас, что в последнее время у вас много хлопот.
   Сара улыбнулась вымученно и устало. Ей не хотелось грубо разговаривать с преподобным Эдвардсом. И в то же время не было ни малейшего желания выслушивать очередную продолжительную лекцию по поводу того, что, собственно, означает тот или иной стих из Писания. И какое отношение они имеют к их ежедневным трудам. Вдобавок, она не собиралась отвечать на вопросы о ее теперешних занятиях.
   — Я только что оставила сэра Исаака в гостинице, чтобы он немного передохнул, — выпалила она. — Утром мы поднимались на Сильбери. Боюсь, что он немного переусердствовал и утомился. По правде сказать, я тоже устала. Поэтому, если вы будете так добры…
   — Может, стоит навестить его, как вы думаете? — вытянутое лицо священника сморщилось от озабоченности и сострадания. — Находясь здесь, вдали от своих родных, он, возможно, нуждается в душевной поддержке.
   Как ни велико было желание Сары поскорее расстаться с заботливым, но, все-таки, чересчур усердным священником, ей вовсе не хотелось, чтобы сэр Исаак пал его очередной жертвой.
   — По-моему, будет лучше, если его на время оставят в покое. А если он, действительно, почувствует необходимость, то, несомненно, сам разыщет вас.
   — Что ж, по-моему, возможно и так, — отозвался Эдвардс с явной неохотой. Он был трудолюбивым молодым человеком. Мысль о том, что вверенные ему души, могут оказаться представлены самим себе, тревожила его. Кстати, это не слишком беспокоило доктора Джеффри Гольбейна, его предшественника. Доктор производил впечатление человека несколько непригодного для того рода занятий, которые были уготованы ему судьбой. Он уже удалился от дел и влачил скромное существование, доживая последние годы во флигеле. А его накидка покоилась на плечах его более энергичного коллеги.
   — Кстати, как поживает доктор Гольбейн? — поинтересовалась Сара. Она не видела доктора уже довольно длительное время и, действительно, беспокоилась о состоянии его здоровья.
   — Боюсь, что неважно, — ответил Эдвардс, нахмурившись. — Большую часть времени он проводит, отгородившись от мира. И это несмотря на все мои тщетные усилия вытащить его на свет Божий. — На несколько более бодрой ноте он добавил: — Скажите мне, вам не повстречался джентльмен из Лондона, который прибыл сюда вчера?
   Повстречался. Заключил в объятия. Осыпал поцелуями. Обратил в бегство.
   — Мимоходом, — ответила она.
   — Верны ли слухи о том, что он прибыл сюда расследовать смерть двух цыган?
   — Да, было сказано что-то в этом роде.
   — Подумать только, приехать сюда из самого Лондона. Интересно, что по этому поводу думает констебль Даггин?
   — Понятия не имею, но вы могли бы у него спросить сами. А теперь я, действительно, должна…
   — Этот джентльмен, как его имя?
   — Сэр Уильям Деверо.
   — Кажется, мне так и сказали. Надеюсь, вы догадываетесь, что это очень важная персона? Говорят, будто он правая рука самого Мальборо. Вряд ли он тащился сюда из-за каких-то цыган. Должно быть, он приехал из-за сэра Исаака?
   — Вполне возможно. А теперь прошу…
   — Не подскажете ли вы мне, где можно найти этого Деверо? Я бы желал засвидетельствовать ему почтение.
   — В гостинице, — ответила Сара не слишком учтиво. В душе у нее шевельнулось чувство злорадства. Пусть теперь Фолкнер поломает голову, как избавиться от назойливого священника. Сие занятие наверняка лишит его возможности нагрянуть вслед за ней.
   — Я видела его там минут десять назад. И если вы поторопитесь…
   — Да-да, обязательно. Благодарю вас, милая леди. Я как-нибудь днями навещу вас. Уверяю. Нам надо переговорить о новой крыше и органе — он просто в чудовищном состоянии. И еще, да, мне только что пришло в голову, что нам необходимо организовать для дам кружок шитья. Льщу себя надеждой, что вы захотите его возглавить. Но в данный момент… — он быстро глянул в сторону гостиницы, в явной нерешительности.
   — Если я не ошибаюсь, сэр Уильям говорил, что не собирается здесь долго задерживаться, — нажала на священника Сара.
   — О, милочка, в таком случае я, действительно, должен с вами раскланяться. До встречи, мистрис, — то и дело спотыкаясь от чрезмерной спешки, преподобный Эдварде припустил в деревню.
   Сара облегченно вздохнула. Она, конечно же, сделает взнос на ремонт крыши и органа. Что касается белошвейного кружка, то преподобный ни за какие коврижки не увлечет ее своей идеей.
   Солнце за ее спиной уже начало склоняться к закату. Она добралась до дома, прошла через ворота. Из распахнутой кухонной двери слышались приглушенные звуки. Миссис Дамас давала указания горничной. Звякала посуда. Сара беззвучно проскользнула мимо по вымощенной каменными плитами дорожке. И оказалась в милом ее сердцу садике. В саду царила тишина, если не считать пения птиц и шелеста листьев в кронах высоких тополей, выстроившихся, словно вторая линия обороны, вплотную к стене. Присев на каменную скамью, она задумалась. Аккуратные клумбы были разделены гравийными дорожками. Планировка и растущие здесь травы, наводили на мысль, что на месте, где нынче возвышается дом, находилась средневековая усадьба.
   Но были здесь и другие меты, еще более древние. Таинственные знаки и рисунки, высеченные на камнях фундамента и отличные от тех, что виднелись выше. Это были древние символы, которые, время от времени, появлялись на ее рисунках. Даже скамья, на которой она сидела, покоилась на грубо отесанных подставках. Каждая представляла собой миниатюрную копию каменных часовых, застывших вокруг Эйвбери., Если внимательно вглядеться в них, то острый глаз, наверняка, различит на поверхности рисунок оленьих рогов. Точно таких, какие выкопал на вершине холма сэр Исаак.
   Сара закрыла глаза и попыталась отбросить эти мысли. Умиротворение, которое охватывало ее здесь, неожиданно изменилось. Ее терзали неуверенность и нарастающий страх. Через клумбы и дорожки легли длинные косые тени. Вскоре погаснет день. И снова придет темная ночь.
   У нее перехватило дыхание. Она с силой сжала пальцы в кулаки, чувствуя, что волна панического ужаса вот-вот захлестнет ее. Пока существует возможность ночных блужданий, она не сможет лечь в постель. Сновидения начали являться, когда она была совсем маленькой девочкой. Со временем, она научилась воспринимать их спокойно. Но ни одно до сих пор не было столь будоражащим, как то, что приснилось ей прошлой ночью. Проснувшись, она всегда оказывалась в своей постели. И вот теперь, непонятно по каким причинам, ее сны стали до неприличия откровенными. Более того, некая сила, ускользавшая от ее понимания, заставляла то и дело разыгрывать живые картины. И тот крохотный запас самообладания, который у нее еще сохранился, грозил растаять, как облачко тумана.
   Она не должна спать. Так или иначе, следует найти способ бодрствовать, как можно дольше. Или, по крайней мере, до тех пор, пока она все-таки поймет, что же происходит с ней. Она могла бы заварить травы. А если и они не помогут, то попробовать корни и семена. Она знает какие. Сон отступит, если их съесть.
   Никогда в жизни ей еще не приходилось прибегать к подобным уловкам. Но теперь, казалось, что без них никак не обойтись. Сон стал ее злейшим врагом. Мысль о приближении ночи заставила ее содрогнуться. Сара пристально посмотрела на небо. До наступления темноты осталось еще несколько часов. Она заспешила. Ей необходимо тщательно подготовиться к бессонной ночи.

ГЛАВА 11

   Прежде, чем отправиться спать, Фолкнер навестил сэра Исаака. Старик сидел в постели, откинувшись на высокие подушки. Судя по всему, он уже оправился от дневных трудов. На коленях у него лежала книга, а прикроватный столик был уставлен аппетитными блюдами. Аннелиз постаралась, как могла. Да и Криспин по собственной инициативе решил, что должен заботиться о старом ученом. Он пришел в ужас, узнав, что сэр Исаак забрался на холм в одиночку — как он выразился «без должного пригляда».
   — Криспин дал мне понять, что пожилой джентльмен никогда не отправится из дома без сопровождения, — вздохнул сэр Исаак. — Но я не привык, чтобы вокруг меня суетились. Я попытался ему втолковать это, но он и слушать не стал. Должен, однако, заметить, что суп, приготовленный по его рецепту, просто отменный!
   — Он добрейший человек. А с тех пор, как мы вернулись в Англию, ему было некуда приложить свои силы по-настоящему. И способности — тоже. Может быть, вы займете его на время.
   Собственно говоря, это был вежливый намек, что сэру Исааку позволено немного себя побаловать. В конце концов, он был национальным достоянием.
   — Но я не думаю, что он согласится ходить со мной и измерять камни? — с надеждой в голосе спросил ученый.
   Фолкнер задумался, пытаясь представить, как такой любитель порядка карабкается по земляным насыпям и ползает вокруг камней. Нет, Криспин на такое не способен.
   — Он предпочел бы заботиться о том, чтобы вам подавали приличные обеды, чтобы у вас постоянно был запас свежих сорочек. Надо признать, на этом он собаку съел. Я помню, как однажды во Франции несколько дней подряд лил дождь. Все мы по уши перепачкались в грязи. Съестные припасы попортились и заплесневели. Даже винные фляги и те дали течь. И вдруг Криспин куда-то пропал. Он отсутствовал несколько часов, а потом появился довольный. Привез вина, свежеиспеченного хлеба и целого поросенка. Никто не осмелился спросить, как ему все это удалось раздобыть. А сам он предпочитал помалкивать. Но могу сказать только одно: в тот день он существенно приподнял боевой дух герцога Мальборо и его офицеров.
   Сэр Исаак рассмеялся.
   — Ну и ловкач, ничего не скажешь. Прекрасно, мне придется временно отдаться под его попечительство. Как ни печально, но, похоже, что я подрастерял былую прыть.
   — О, вы еще на удивление бодры.
   — Какое великодушие с вашей стороны. Однако время от времени на меня находит отчаяние и хандра. Это место… Я все время пытаюсь уловить, что же здесь дразнит мое воображение и постоянно ускользает из моего поля зрения? Сколь многое мне хотелось бы сделать.
   — И как долго вы намерены здесь оставаться?
   — Первоначально предполагал задержаться лишь на пару недель. Но уже провел несколько дней сверх назначенного времени. У меня, безусловно, остались важные дела в Лондоне, требующие моего участия и присутствия. — Сэр Исаак вздохнул, слегка театрально. — Боюсь, что я не сумею завершить самые основные измерения.
   — Может быть, мне стоит помочь вам? — невинно спросил Фолкнер, внимательно глядя на ученого.
   — О нет. Об этом я даже и не помышляю. Достаточно того, что вас прислали сюда расследовать убийства. Было бы весьма самонадеянно с моей стороны требовать от вас помощи.
   — Ничего страшного, ведь я все равно должен обойти деревню и окрестности. А заодно могут запросто провести для вас какие-нибудь измерения.
   — Увы, — отозвался сэр Исаак, — иногда их оказывается довольно непросто произвести. Часто без посторонней помощи никак не обойтись, — его глаза загорелись обрадовано, он предложил: — Минуточку, у меня появилась идея. Возможно, мы сумеем привлечь к этому делу мистрис Хаксли. Мне она очень помогла. Я не вижу причин, почему бы она отказала вам?
   — И впрямь замечательная мысль! — пробормотал Фолкнер. У него возникло ощущение, будто его тянут за руку по садовой дорожке. А ему и без того нужно идти в том же направлении. И он не стал возражать.
   — Великолепно, — воскликнул сэр Исаак. — У меня камень с души свалился, разумеется, я не буду залеживаться в постели и долго. День-другой и достаточно. Как по-вашему, вы много успеете за это время?
   — Вы даже не поверите, — сдержанно сказал Фолкнер, но в его улыбке было что-то охотничье.
   Через некоторое время он ушел от старика. Причем, настроение у него значительно улучшилось. Ему даже захотелось спать. Путешествие из Лондона и то, что предыдущую ночь он провел почти без сна, совершенно доконали его. Но когда он вытянулся на перине, мысли снова вернулись к Саре. Задумчиво глядя на старинные балки, он думал о том, какая загадка таится в ней? Что с ней станется нынешней ночью? Вскоре сон сморил его, однако все его мечты и сонные грезы были о ней.
   Взошла луна. Жутко закричала сова. Она ухала в ветвях дерева, прямо за окном спальни. Сара сидела, не раздеваясь, у столика, в противоположном от кровати углу. Мягкая перина так и манила к себе. Но стоило только Саре вспомнить о черной ленточке, которую она обнаружила утром на подушке, решимость тотчас же возвращалась к ней. На столике горела масляная лампа. Отвар трав, который она выпила медленными глотками, наконец-то, подействовал. Она чувствовала себя усталой, но могла не опасаться, что сон возьмет над ней верх. Она будет бодрствовать всю ночь. Ночь ущербной луны.
   Она держала в руках одну из старых записных книжек, которые обычно хранила в деревянном сундуке, задвинув его в глубь стенного шкафа. Дата на последней странице указывала, что записи закончены пять лет назад. Примерно в середине книжки был портрет мужчины, выполненный в профиль. Мужчина улыбался. Волосы на затылке стягивал кожаный шнурок. Он был обнажен по пояс, одетый лишь в штаны до колен. В руке держал охотничье копье. Мужчина был молод, мужественен и прекрасен. Таким его могла увидеть только любящая женщина.
   Она нарисовала его точно так же, как и все остальное, не раздумывая и не задаваясь вопросами. Пребывая в том странном состоянии, которое накатывалось на нее, когда реальный мир вокруг тускнел и отступал. А на первый план выходили воспоминания. Нет, не собственные, а более древние. Те, которые сохранились в курганах и камнях, слышались в перешептывании ветра и потрескивании костра.
   Когда-то она нарисовала охотника и позабыла. Отложила подальше с остальными рисунками. И вот теперь, перелистывая книжицу, она снова наткнулась на этот портрет. Ее словно ударило. Она узнала его. Она лежала в объятиях этого человека, ощущала вкус его поцелуя.
   А может быть, она просто помнила Фолкнера?
   Сходства, безусловно, отрицать нельзя. Хотя Фолкнер выше ростом и старше. Таким мог бы стать юный охотник, доживи он до более зрелого возраста. Но дожил ли? Воспоминания Сары умалчивают об этом. Больше она не рисовала его, не являлись и сновидения о нем. Сара была этому несказанно рада.
   Сова прокричала еще раз. Женщина захлопнула книжку. Поднялась, подошла к окну. Бледный свет луны струился на листья стройных тополей, растущих вдоль дороги. Позади них виднелась деревенская улица. Вдоль нее дремали во мраке домики Эйвбери. Ночь была теплой. Саре хотелось выйти на улицу. На этот раз вполне сознательно. Попытаться заново проделать путь, которым прошла вчерашней ночью. Но это была рискованная затея. Ей. конечно, не следовало забывать, что по деревне до сих пор бродит убийца.
   Может быть, Фолкнеру нипочем разгуливать в полночный час по деревне? Но о ней этого сказать нельзя. И, тем не менее, бархатистый мрак теней завораживал. Каждый поворот дороги, будь то днем или ночью, был знаком ей так же хорошо, как черты собственного лица. Более того, ей претила мысль о том, что страх вынуждает ее сидеть взаперти. Ночь всегда служила для нее надежным прибежищем, как и каменная ограда ее садика. Никогда раньше она не испытывала страха и тревоги, прежде чем выйти в ночную темень.
   Но сейчас она стояла у окна в нерешительности. И не только потому, что на дороге ей мог повстречаться убийца, что, в конечном счете, маловероятно. Она боялась, что очертания этого мира, под призрачным светом убывающей луны, окажутся слишком хрупкими. Она опять скатится на грань сумасшествия.
   Поэтому Сара так и осталась стоять у окна, завернувшись в восточную шаль с бахромой. От шали пахло прошлогодней сиренью. Она рассуждала сама с собой о том, что же ей делать. Остаться дома и сохранить видимость собственной безопасности? Или все-таки отважиться и шагнуть в неведомое?
   Вопросы так и остались без ответа. Внезапно в стороне деревни вспыхнул огонек. Он колебался и подпрыгивал, двигаясь среди домов и деревьев. Ей почудилось, будто ночной ветерок принес с собой отзвук возбужденных голосов. Там явно что-то случилось. Отбросив сомнения, Сара выбежала из комнаты, быстро спустилась с лестницы и выскочила в парадную дверь. За воротами она на минуту остановилась. Теперь в деревне металось уже несколько огней. Если так пойдет дальше, скоро переполошатся все жители. Дурные предчувствия захлестнули Сару, горло стиснуло. Неужели очередное убийство? Подхватив юбку, она со всех ног побежала в деревню.

ГЛАВА 12

   Фолкнер вскочил, словно ужаленный. Ему только что привиделся приятный сон. Он очень не хотел расставаться с Сарой. Они были в той лощине. Он обнимал ее. Она счастливо смеялась, была вовсе не похожа на ту Сару, которую он представляет и знает. Эта Сара всегда печально-таинственна.
   Он с удовольствием остался бы в сновидении, покуда оно дарит соблазнительные предвкушения. Однако внезапный вопль, донесшийся с улицы, словно вытолкнул его в более суровую и жестокую действительность. В комнате было темно. Обнаженный, он поднялся с кровати, потянулся за огнивом и свечой. Когда огонек свечи затеплился, он подошел к окну и выглянул.
   Внизу суетились люди. Он узнал Джона Морли, сжимавшего в руке фонарь. Рядом с ним — нет, быть того не может? Неужели его дражайший Криспин собственной персоной?
   — Что там у вас? — спросил из окна Фолкнер. Времени одеться у него не было, и он не стал ради приличия слишком высоко поднимать раму.
   — Приношу глубочайшие извинения, сэр, но здесь у нас какой-то шум, суета.
   — Что за шум? — он ничего не понимал, все еще грезя покоем и тишиной лощины.
   — Стоны, сэр. Звон цепей. И достаточно громкие.
   — Вы, молодой человек, спите сном мертвого, — воскликнул сэр Исаак. Наскоро одетый, он тоже стоял внизу, опираясь на трость.
   Он был явно взволнован и одновременно чрезвычайно доволен. Наверное, тем, что в его присутствии происходят таинственные события, будоражащие деревню.
   — Я не потерплю подобного, — заявил Морли. Лицо его раскраснелось, руки, сжимавшие фонарь, заметно вздрагивали. — Если понадобится, я призову священника. И попрошу его изгнать отсюда нечистую силу! Я никому не позволю издеваться надо мной, будь то живой или мертвец!
   — Священника? — возмущенно воскликнул преподобный Эдвардс, который только что появился без привычного всем парика и бледный от волнения. Услышав угрозы Морли, он замер как вкопанный. — Вы не посмеете, дорогой сэр. Я не потерплю папской ереси в моем приходе.
   — Я приму любые меры, какие в состоянии положить конец этому издевательству, — не унимался Морли. — Я честно плачу налоги в казну графства. Я заседаю в суде присяжных. Я наливаю полную меру. Я попросту не заслужил подобного отношения.
   Фолкнер терпеливо слушал. В Лондоне он прославился своим непробиваемым спокойствием. Невозмутимостью он частенько приводил в бешенство своих недругов. Сейчас он с трудом сдерживал желание позатыкать всем глотки.
   — Что, собственно, происходит? — потребовал он объяснения. — Я спрашиваю, что здесь происходит?
   — Появились привидения, — сообщил сэр Исаак. Кажется, он был в полнейшем восторге. — Настоящие, неподдельные привидения. Я всю жизнь мечтал встретиться с такими.
   Фолкнер понял, что теперь уже не уснуть. Он тяжело вздохнул и оделся, натянув черные панталоны и рубашку. Пусть Лондон гордится тем, что никогда не ложится спать. Порой идиллическая Эйвбери, несомненно, может его посрамить. Воистину, здесь ни на минуту не утихает кипучая деятельность.
   — И откуда они явились? — спросил он, присоединяясь к столпившимся во дворе людям. Народу заметно прибывало. Сюда поспешили придти жители домиков, что выстроились вдоль дороги. Зажгли еще несколько фонарей. Ночь стала почти такой же светлой, как день. Фолкнер заметил констебля Даггина, с которым накануне беседовал. Тот стоял поодаль и яростно спорил о чем-то с мужчинами. Рядом с ним стояла невысокая пожилая женщина, под руку ее поддерживал молодой парень. Это была миссис Хемпер, местная целительница и колдунья, понял Фолкнер. Но где же старый добрый доктор Костоправ? Вот он, прямо напротив своей извечной соперницы. Этакое пугало, а не человек. Какие негодующие взгляды он мечет в сторону миссис Хемпер.
   Трактирщик подскочил к преподобному Эдвардсу, ткнул пальцем ему в лицо, словно требуя Божественного вмешательства:
   — Монахи! — возопил Морли так, будто от этого слова его, того гляди, стошнит. — Искусанные блохами, воняющие ладаном, блудливые монахи!
   — В деревенской гостинице? — удивился Фолкнер. — Что они здесь забыли?
   — Когда-то тут располагался монастырь. До тех пор, пока Генри Тюдор не рассорился с Римом. Говорят, он захватил его, выкурил отсюда монахов за все их прегрешения, а местечко прибрал к рукам.
   — Понятно! — Фолкнер взглянул на гостиницу по-иному. Она, впрямь, была выстроена в Тюдоровском стиле. Скорее всего, в эпоху Елизаветы. Внешние стены были укреплены перекрещивающимися балками, которые резко выделялись на фоне побеленного фасада. Но прямо под окном первого этажа, виднелась кладка на вид значительно старше стен.
   — И давно они не дают вам покоя? — спросил он.
   Морли покачал головой. Боевой дух из него вышел весь. Вид у него был теперь усталый и растерянный.
   — Ни слуху, ни духу не было еще пару недель назад. Истинный ужас, скажу я вам. Все началось потихоньку. Сперва слышались слабые стоны с кладбища позади дома. У меня туда выходят окна. Потому я первым услышал их. Но затем стало вовсе невмоготу. И тогда я пошел посоветоваться вот с ним, — он сердито ткнул пальцем в преподобного Эдвардса.
   — А я ему объяснил, что Англиканская церковь не признает обряда изгнания нечистой силы, и предложил помолиться за него.
   — Можно подумать, что от этого была какая-то польза. И сколько, по-вашему, мне придется терпеть эти измывательства?
   Морли стукнул о ладонь своим увесистым кулачищем.
   — Говорю вам, я привезу сюда католического священника. У меня есть знакомый в Данфорде. Он согласится. Больше мне ничего не остается.
   — Подождите, — умолял Эдвардс. — Неужели вы и впрямь отринете добрую англиканскую молитву? Вот что я скажу — я еще вернусь сюда. Пойду, похожу вокруг кладбища, почитаю Писание, помолюсь. Вы можете, если пожелаете, присоединиться, ко мне» Нам необходимо уладить это недоразумение.
   — Давно пора, — проворчал Морли несколько усмиренно. Он побрел прочь, бормоча что-то себе под нос. До слуха донеслось словечко «католика», которое он с вызовом сказал через плечо.
   Эдвардс застонал. Однако, тотчас же просиял, заметив Аннелиз, которая стояла поодаль с отчаянным видом. Ее кулачки были прижаты к груди, полные губки дрожали. Помощник викария расправил плечи, вздохнул, набравшись мужества, и подскочил к девушке со словами утешения, которые тотчас же пришли ему на ум.
   Потихоньку жители деревни начали разбредаться по домам. Криспин пробормотал, принося извинения сэру Исааку, и предложил тому руку, чтобы помочь старику преодолеть лестницу. Фолкнер вскоре остался один. Даже злокозненные монахи и те удалились, перестали стонать и звенеть цепями.
   А может быть, он все-таки не один? Что там белеет возле дерева? Изящная фигурка, укутанная в восточную шаль? Что за проза? Узор «огурцами». А, в общем-то, довольно мило. Он попытался разглядеть под восточной шалью очертания средневекового монаха.
   — Мистрис Хаксли?
   Она медленно двинулась ему навстречу, вся закутанная в шаль, а затем остановилась в нескольких шагах, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.
   — Какой-то переполох?
   — Почему бы и нет? Как я понял, это излюбленный способ развлечения веселых жителей Эйвбери. Вот они и развлекаются преимущественно по ночам.
   Помимо ее воли, улыбка заиграла в уголках губ. И ему вдруг снова захотелось прикоснуться к ее губам.
   — Интересно, какое же у вас сложилось мнение о нашей деревне?
   — О, только то, что, по-видимому, мне придется поскорее, хотя бы на время, вернуться в Лондон и там хорошенько отоспаться.