Затем все отправились выразить свое почтение государю, который вышел для приема в Залу Сановников. Играла музыка, Митинага напился, как обычно. Я подумала, что добром это не кончится, и хотела было спрятаться, но он меня заметил. Митинага раздраженно воскликнул: «Я лригласил твоего отца на представление, а он ушел так скоро. Почему?» Затем он стал меня понукать: «Ты должна загладить его вину и сочинить стихотворение. Вместо отца. Сегодня первый день Крысы. Ну скорей же, скорей!»
Но уступить ему было бы совсем уж неправильно. В сущности, Митинага не был так уж пьян; кровь прилила к его щекам и в пламени светильников он выглядел весьма привлекательно. «Мне было очень горько видеть, что у государыни нет детей так долго. А теперь – куда ни посмотришь – всюду суета. Очень приятно», – сказал он и отошел поглядеть на почивавших принцев. «Если б не было сосенок в полях…», – бормотал он. Это старое стихотворение подходило к случаю много лучше любого нового, чем Митинага и покорил меня.
XL. 3-й день 1-й луны
XLI. 15-й день 1-й луны
Но уступить ему было бы совсем уж неправильно. В сущности, Митинага не был так уж пьян; кровь прилила к его щекам и в пламени светильников он выглядел весьма привлекательно. «Мне было очень горько видеть, что у государыни нет детей так долго. А теперь – куда ни посмотришь – всюду суета. Очень приятно», – сказал он и отошел поглядеть на почивавших принцев. «Если б не было сосенок в полях…», – бормотал он. Это старое стихотворение подходило к случаю много лучше любого нового, чем Митинага и покорил меня.
XL. 3-й день 1-й луны
Вечером следующего дня небо как-то вдруг затуманилось, но кроме полоски над крышей галереи напротив я ничего не видела, поскольку карнизы были расположены слишком близко друг к другу. Кормилице Накацукаса случилось быть возле меня, и мы обе восхищались находчивостью Митинага, которую он проявил вчера вечером. Душа у нее такая понимающая и тонкая!
XLI. 15-й день 1-й луны
Я пробыла дома совсем недолго и вернулась во дворец 15-го дня 1-й луны, чтобы принять участие в чествовании принца Ацунага, которому исполнилось пятьдесят дней. А госпожа Косесе прибыла, когда уже рассвело, почему я чувствовала себя весьма неловко. Как и прежде, мы поселились вместе. Еще раньше мы две комнаты объединили в одну, и все оставалось на своих местах, даже когда кто-то из нас отсутствовал. Когда же мы обе находились при дворе, нас разделяла лишь занавеска. Митинага посмеивался над нами. «А что если одна из вас решит пригласить кого-то сюда, то что тогда станет делать другая?» – бесцеремонно спрашивал он. Напрасное беспокойство – ведь у нас и в мыслях такого не было.
Солнце поднялось высоко, и мы отправились к государыне. Косесе одела алую короткую накидку поверх бело-красных нижних одеяний вместе с обычным набивным шлейфом. Мои же одежды состояли из темно-зеленой накидки поверх нижних одеяний цветов сливы. На шлейфе был набивной узор. Мои одежды носили печать нынешнего дня, и лучше бы я поменялась ими с Косесе, чтобы не выглядеть столь молодо. Семнадцать дам из государева дворца находились при государыне.
Татибана-но Самми прислуживала за столом принцу Ацунага. Подавали еду Кодаю и Гэнсикибу, которые доносили блюда до входа в залу, где их принимала Косесе.
Государь и государыня пребывали на двух зашторенных помостах. В лучах утреннего солнца они выглядели сиятельно прекрасно. На государе были обычные придворные одежды – широкие штаны-хакама. Государыня же поверх обычной алой накидки одела накидки цветов сливы, свежей зелени, ивы, цветов ямабуки. Поверх этого – накидка лиловая, а потом еще одна – бледно-зеленая с белым. Крой одежд и их цвета выглядели необычайно современно. Чувствуя, что на меня устремлено слишком много глаз, я поспешила занять место подальше.
Кормилица Накацукаса вынесла младенца из прохода между двумя помостами и расположилась в южной части залы. Облик ее не показался мне уж особенно впечатляющим, но выглядела она спокойно и достойно – вполне подходяще для ее должности. Поверх длинных накидок – шелковой лиловой и однотонной голубой – на ней была короткая накидка цветов сакуры.
В этот день все женщины были одеты превосходно, и лишь Кодаю и Гэнсикибу обнаруживали погрешности в расцветке рукавов. Когда они внесли еду, то привлекли к себе недоуменные взгляды сановников и придворных. Я слышала потом, как госпожа Сайсе досадовала по этому поводу. В сущности, ничего страшного не случилось. Просто сочетание цветов вышло не слишком удачным. Поверх однотонной накидки алого цвета Кодаю одела пять слоев накидок различных оттенков алого на лиловой подкладке. Ее короткая накидка была цветов сакуры. У Гэнсикибу поверх темно-алой накидки на лиловой подкладке была одета еще одна тонкая – алое лицо на лиловой же подкладке. Плохо, что ее короткая накидка была выполнена не из узорчатого шелка. Однако узорчатый шелк все равно не полагался ей по рангу. И Кодаю и Гэнсикибу находились прямо перед глазами, и любая погрешность в их одеждах привлекала внимание, но придираться к качеству ткани – это уж слишком.
После того, как рисовые лепешки положили перед принцами и подносы уже убрали, дамы из дворца государя расселись к западу от помоста, где были подняты бамбуковые шторы, отделяющие залу от галереи. Татибана-но Самми была там же вместе со своими помощниками.
Дамы из дворца государыни разместились так: юные – на веранде, старшие – в восточной галерее, где раздвижные перегородки на южной стороне были открыты и повешены бамбуковые шторы. Я же присоединилась к госпоже Дайнагон и госпоже Косесе, которые сидели в узком проходе между помостом и восточной галереей, и наблюдала за происходящим уже оттуда.
Государь занял свое место, и тогда подали еду. Блюда выглядели так красиво – словом не скажешь. На южной веранде лицом к северу, рядком с запада на восток сидели сановники: министры – Левый, Правый и Центра; Митицуна – наставник наследного принца; управитель дворца государыни Таданобу; дайнагон Кинто. Остальных мне не было видно.
Играла музыка. Высшие придворные сидели в коридоре в юго-восточном крыле. Низшие же чины сидели там, где им положено – в саду. Там были: Кагэмаса-но Асон, Корэкадзэ-но Асон, Юкиеси, Томаса. Дайнагон Кинто находился в галерее и отмерял ритм хлопками. Митиката играл на бива, кто-то еще – на кото, Левый советник Цунэфуса в чине тюдзе – на флейте. Они спели «Священную песню», потом – «Мусирода» и «Этот дворец», все – в тональности содзе на музыку двух последних частей «Танца птицы Калавинка». Люди в саду подыгрывали им на флейтах. Когда в отбивке ритма вышла ошибка, раздался ропот. Потом исполняли «Море в Исэ». Правый министр Акимицу слушал-слушал, да и скажи: «Японское кото – инструмент и вправду замечательный!» Настроение у него было чересчур игривое, и он допустил непростительную ошибку. Всех аж холодный пот прошиб. Я видела, как Митинага преподнес государю ларец с флейтой Хафутацу.
Солнце поднялось высоко, и мы отправились к государыне. Косесе одела алую короткую накидку поверх бело-красных нижних одеяний вместе с обычным набивным шлейфом. Мои же одежды состояли из темно-зеленой накидки поверх нижних одеяний цветов сливы. На шлейфе был набивной узор. Мои одежды носили печать нынешнего дня, и лучше бы я поменялась ими с Косесе, чтобы не выглядеть столь молодо. Семнадцать дам из государева дворца находились при государыне.
Татибана-но Самми прислуживала за столом принцу Ацунага. Подавали еду Кодаю и Гэнсикибу, которые доносили блюда до входа в залу, где их принимала Косесе.
Государь и государыня пребывали на двух зашторенных помостах. В лучах утреннего солнца они выглядели сиятельно прекрасно. На государе были обычные придворные одежды – широкие штаны-хакама. Государыня же поверх обычной алой накидки одела накидки цветов сливы, свежей зелени, ивы, цветов ямабуки. Поверх этого – накидка лиловая, а потом еще одна – бледно-зеленая с белым. Крой одежд и их цвета выглядели необычайно современно. Чувствуя, что на меня устремлено слишком много глаз, я поспешила занять место подальше.
Кормилица Накацукаса вынесла младенца из прохода между двумя помостами и расположилась в южной части залы. Облик ее не показался мне уж особенно впечатляющим, но выглядела она спокойно и достойно – вполне подходяще для ее должности. Поверх длинных накидок – шелковой лиловой и однотонной голубой – на ней была короткая накидка цветов сакуры.
В этот день все женщины были одеты превосходно, и лишь Кодаю и Гэнсикибу обнаруживали погрешности в расцветке рукавов. Когда они внесли еду, то привлекли к себе недоуменные взгляды сановников и придворных. Я слышала потом, как госпожа Сайсе досадовала по этому поводу. В сущности, ничего страшного не случилось. Просто сочетание цветов вышло не слишком удачным. Поверх однотонной накидки алого цвета Кодаю одела пять слоев накидок различных оттенков алого на лиловой подкладке. Ее короткая накидка была цветов сакуры. У Гэнсикибу поверх темно-алой накидки на лиловой подкладке была одета еще одна тонкая – алое лицо на лиловой же подкладке. Плохо, что ее короткая накидка была выполнена не из узорчатого шелка. Однако узорчатый шелк все равно не полагался ей по рангу. И Кодаю и Гэнсикибу находились прямо перед глазами, и любая погрешность в их одеждах привлекала внимание, но придираться к качеству ткани – это уж слишком.
После того, как рисовые лепешки положили перед принцами и подносы уже убрали, дамы из дворца государя расселись к западу от помоста, где были подняты бамбуковые шторы, отделяющие залу от галереи. Татибана-но Самми была там же вместе со своими помощниками.
Дамы из дворца государыни разместились так: юные – на веранде, старшие – в восточной галерее, где раздвижные перегородки на южной стороне были открыты и повешены бамбуковые шторы. Я же присоединилась к госпоже Дайнагон и госпоже Косесе, которые сидели в узком проходе между помостом и восточной галереей, и наблюдала за происходящим уже оттуда.
Государь занял свое место, и тогда подали еду. Блюда выглядели так красиво – словом не скажешь. На южной веранде лицом к северу, рядком с запада на восток сидели сановники: министры – Левый, Правый и Центра; Митицуна – наставник наследного принца; управитель дворца государыни Таданобу; дайнагон Кинто. Остальных мне не было видно.
Играла музыка. Высшие придворные сидели в коридоре в юго-восточном крыле. Низшие же чины сидели там, где им положено – в саду. Там были: Кагэмаса-но Асон, Корэкадзэ-но Асон, Юкиеси, Томаса. Дайнагон Кинто находился в галерее и отмерял ритм хлопками. Митиката играл на бива, кто-то еще – на кото, Левый советник Цунэфуса в чине тюдзе – на флейте. Они спели «Священную песню», потом – «Мусирода» и «Этот дворец», все – в тональности содзе на музыку двух последних частей «Танца птицы Калавинка». Люди в саду подыгрывали им на флейтах. Когда в отбивке ритма вышла ошибка, раздался ропот. Потом исполняли «Море в Исэ». Правый министр Акимицу слушал-слушал, да и скажи: «Японское кото – инструмент и вправду замечательный!» Настроение у него было чересчур игривое, и он допустил непростительную ошибку. Всех аж холодный пот прошиб. Я видела, как Митинага преподнес государю ларец с флейтой Хафутацу.