Саша Сильвер
Меня зовут «Бендер»
Мемуары мошенника
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: использование на практике способов заработка, приведенных в повести, может повлечь за собой применение ст. 159 ч. 1 и 2 Уголовного Кодекса Российской Федерации с лишением свободы от 2 до 10 лет.
Если ты волк — пойди и возьми, что хочешь.
Если ты овца — сиди и жди, когда возьмут тебя.
(Народная чеченская поговорка и девиз спецназа)
Пролог
Меня зовут Бендер. Нет, это не имя, не фамилия, тем более не отчество. Это прозвище, погоняло, кликуха — называйте, как хотите. Для меня же это образ жизни. На сегодняшний день я — очень состоятельный человек. Сколько у меня миллионов баксов, марок и других тугриков вроде рублей — даже сам точно не знаю. Рассованы по всему миру где попало — банки, акции, заводы, фирмы, газеты, казино. Но самое интересное не в том, что я поднялся из грязи в князи. В том, что вся эта прорва денег заработана надувательством, обманом или попросту разводом и кидаловом. Я — профессиональный мошенник, или по-блатному, фармазон. Только не надо думать, что я потомственный негодяй и сволочь! Человек делает себя сам в процессе жизни, если это можно назвать жизнью…
Никогда никого не убив, неисчислимые тысячи людей я развел на различные суммы. За свои проделки я не сидел на зоне, не парился в СИЗО. Много зэков сидят в тюрьмах по смехотворным причинам. Украл банку огурцов у соседа, — получил пять лет. Спрашивается, за что? Если бы мне приписали все провинности, пришлось сидеть бы до окончания всех времен многие тысячи лет. Дело в том, что подобные мне вообще очень редко несут наказание в силу того, что находятся над системой. Любой законодательной системой руководят обыкновенные людишки со своими слабостями и недостатками. Кого-то можно купить, кого-то запугать или шантажировать. Парадокс — мелкие воры могут сидеть за свои проступки всю жизнь, а настоящие крупные фигуры не сядут никогда. Это потому, что система законов и создана для мелкой сошки, а для «крупняка» не придумали еще… И вряд ли придумают!…
Не будем торопить события, расскажу все по-порядку. Родился я в начале семидесятых в провинциальном крупном городе в самой обыкновенной семье инженеров. Папа с мамой дали обычное имя Олег, наградили фамилией Городецкий. Детство беззаботное протекало, как и у многих — в убогих дворах не по времени быстро постаревших домов. Казалось бы, счастливые времена всеобщего равенства и благосостояния! Родители уже тогда начали мотаться по разным дальним стройкам, видел я их редко, но деньги высылали регулярно. Поэтому бабушка во многом меня баловала. Но это всего лишь видимость — уже в соплячьем возрасте я наблюдал, что другие дети ходили в модных заграничных шмотках, жевали что-то вкусное из ярких оберток, из детсада их забирали на больших красивых “Волгах”. Первые сомнения по поводу справедливости жизни возникли уже тогда, а вскоре они нашли свое воплощение. Как-то очень быстро богатые детки стали больше играть вместе, а таких, как я обходить стороной. Мы, в свою очередь, также перестали с ними общаться. Не надо быть пророком, чтобы угадать начало вражды наших группировок. Именно в тот момент я понял, что люди с самого рождения не находятся в равных условиях. Если будешь стоять и хлопать ушами, так и простоишь в той грязи, куда тебя воткнули с рождения…
Первый свой мошеннический опыт я получил внезапно, даже не успев понять, как это произошло. Однажды после детсада я пошел гулять во двор, где, как всегда, резвилась детвора. Ах, эти вечерние детские игры! Как часто вспоминаются они с любовью в более старшем возрасте! Целый отдельный мир со своими правилами и законами, этакая идиллия. Но в каждой идиллии бывают изъяны, как говорят — «в семье не без урода». Вдруг ко мне, важный, как член президиума КПСС, подошел Вовка-толстый из компании «детей богатых родителей». У этого толстосума всегда при себе были разные импортные сладости-конфеты, жвачки и прочая дребедень. Мне тогда казалось, что быть обладателем всего этого — просто несбыточная мечта. Надо сказать, что Вовка хоть и был раза в три больше своих сверстников, но имел довольно спокойный характер — особо не дрался, не обижал маленьких. У него был другой козырь — мания величия. Понимая свое физическое превосходство, Вован любил до самопожертвования донимать людей морально, но не только сверстников, а и постарше, и не просто донимать, а доводить до слез и истерики.
— Что стоишь, мелюзга, дай пройти старшему, — немного толкнув меня, направился дальше.
У меня внутри все закипело, хотелось взять большую палку и избить обидчика. Вовка же остановился, дал задний ход и подошел ко мне.
— Не обижайся, я нечаянно, — притворно ласково защебетал он — хочешь, я тебе жвачки дам американской, мне папа сегодня принес, ух и вкусная, вот та-а-кие пузыри надуваются!
И он достал из кармана несколько тех самых кубиков в яркой обертке, о которых я только и мечтал. Мои глаза заблестели от радости, от обиды не осталось и следа, моя рука сама потянулась к его, как вдруг я ощутил удар, от которого она отскочила прямо в лицо.
— Много хочешь — мало получишь, — сказал толстый и с хохотом уставился на меня в ожидании веселого зрелища.
Мне просто нестерпимо хотелось зареветь от досады и беспомощности, как обычно это делают дети, но я понимал, что от меня только этого и ждут, чтобы еще больше посмеяться. Слезы подступали к горлу, грозя вырваться наружу, но все же мне удалось прийти в себя, и как можно более спокойно уйти в другой конец нашего дворика. Вовка-толстый немного был раздосадован обстоятельством, что не смог довести до слез очередную жертву, пошел дальше с важным видом, тут же забыв про меня. Весь вечер я прокачался на качелях, и все мысли мои были заняты местью, все существо мое было переполнено ненавистью, и не только к Вовке, а ко всем, кто просто наблюдал и даже посмеивался вместе с ним. Когда вечером перед сном бабушка читала сказку, я твердо решил — Вова сильно пожалеет о своем поведении.
Решение принято — но как его реализовать? Драться с ним не имело никакого смысла, да и вообще не настолько было действенно. Даже если его каким-то чудом побить, он все равно не поймет и не испытает такого же чувства обиды от такого издевательства. Дни летели, а я, сколько не придумывал самых зловещих планов, ничего правдоподобного в голову не приходило. Но видимо был дан знак сверху, и решение пришло само.
Как-то рано вечером, когда еще не всех детей отпустили на улицу, я прогуливался в одиночестве по родному дворику в поисках занятия. Мое внимание привлек блестящий цилиндрический предмет, лежавший в траве. Подойдя поближе, я обнаружил, что это самая настоящая алюминиевая банка из-под заграничной газировки. Вот так находка! В то время стать обладателем такой вещицы, пусть и без содержимого, было просто удачей. Даже ребята постарше коллекционировали их, выменивали друг у друга. У меня дома не было ни одной такой, и вдруг — ну надо же — повезло! Я просто застыл от счастья, предвкушая, как похвастаюсь таким кладом перед друзьями, как поставлю ее в своей комнате, и буду глазеть.
В этот момент откуда ни возьмись появился… конечно же Вовка-толстый, важно вышедший из подъезда с вечно полными провизией карманами. Такого поворота я никак не ожидал. Меньше всего на свете в этот момент я хотел видеть его, лучше чудовище какое-нибудь из сказочных фильмов, только не этого толстяка. Однако жизнь вносит свои коррективы, и пришлось срочно что-то предпринимать. Для начала я отошел в сторонку, чтобы он меня не видел, и стал лихорадочно обдумывать свои дальнейшие действия. Сидеть здесь весь вечер или незаметно пробраться домой? Во время раздумий мне и пришла в голову сумасшедшая идея. Вовка был страстный коллекционер этих самых банок, накопил уже целую кучу, и пойдет на что угодно ради нового экземпляра. Посмотрев на банку, и мысленно простившись с ней, я снял штаны и стал справлять малую нужду в свою находку. Когда процесс остановился, я застегнулся и вышел из укрытия.
Вальяжной походкой я пошел по двору, небрежно вертя в руке банку. Толстяк сразу заметил меня, прищурился хитро и стал приближаться, делать было нечего, и от скуки он решил опять поиздеваться надо мной. По мере приближения в его глазах явно стали происходить перемены — сначала открылись широко, затем и вовсе округлились.
— Где взял?!! — с неподдельным интересом загоготал Вова.
— А, это к нам гости приходили вчера, мне несколько банок оставили, — скороговоркой, почти без запинки, бессовестно соврал я.
— Подари, слышь, ты, малявка! — настойчиво попросил тот.
— Еще чего — подари, за просто так не отдам!
Вовка бросился было ко мне с целью забрать находку силой, но не тут-то было — я резво рванул в сторону. В чем-чем, а в беге мне не было равных во всем районе.
— Не хочешь дарить, давай меняться, — подобрел он, поняв, что не догонит меня.
— А что у тебя есть? — как ни в чем не бывало, поинтересовался я.
— Жвачка заграничная! — Толстый наивно подумал, что я купился, и протянул лакомство в руке.
— Всего-то одна?! Это мало! — с притворным сожалением пробурчал я.
— Вот вторая, у меня больше нет, правда! Ну, давай меняться…— с надеждой пролепетал Вован.
— Фиг с тобой, давай две, у меня все равно еще банка есть, — безразлично промямлив, я забрал его жвачки и протянул банку.
— Там еще газировка осталась, ты не будешь допивать?
— Пей, мне уже хватит, больше не лезет, — и я похлопал себя по животу.
Вовка-толстый, довольный собой, одним залпом заглотил содержимое.
— Что-то она какая-то соленая, невкусная, да еще и теплая! — недовольный Вова подозрительно посмотрел на меня, когда банка опустела.
Я больше не мог сдерживать своих чувств — мой рот открылся сам по себе, и я не просто засмеялся, а заржал как лошадь от удовольствия гомеричным, истерическим смехом человека, который исполнил свою заветную мечту. Вовка с недоумением смотрел на меня, я же не только не мог остановиться, смеялся еще громче и сильнее.
— Соленая, теплая!!! — заорал я еще сильнее.
И тут до толстяка дошел весь ужас ситуации. Он понюхал пустую банку, с омерзением отбросил ее в сторону, побагровел, позеленел, затем побелел. После этого его начало тошнить со страшной силой — нескончаемыми потоками наружу рвалось содержимое его желудка. Не в силах стоять, он упал на землю и стал кувыркаться. Меня это насторожило — перестав смеяться, я уставился на Вовку. Ему от этого легче не стало, уже задергало тело в конвульсиях. Дело принимало серьезный оборот — я не знал, что делать. Убежать домой от греха подальше или позвать на помощь взрослых? Ситуацию спасла Вовина мама — она почуяла неладное, выглянула на балкон, затем быстро спустилась во двор, подняла почти безжизненное тело на руки и понесла домой. Через несколько минут во двор приехала “скорая помощь”. Я же быстро ретировался домой. На недоуменный вопрос бабушки о моем скором возвращении соврал, что плохо себя чувствую и хочу спать.
Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, мучительной болью отдавала в голове мысль о наказании за такой злой поступок. Немного жаль было и Вовку, который так сильно пострадал и физически, и наверняка психически. Виделась страшная картина мести, которая неизбежно обрушится на мою голову. Но все эти ужасы перевешивала радость от победы над таким могучим противником. Толстый пострадал в сто раз больше, чем я, и это обстоятельство приятно будоражило мысли. Я был просто очень горд за себя, что так круто отомстил обидчику. Лишь только под утро заснул тревожным сном.
Шли дни, а Вовка-толстый все не появлялся во дворе. Детвора была весьма довольна этим — особой симпатии к нему никто не питал. Всегда найдется человек, присутствие которого неприятно всем, а его отсутствие явно разряжает обстановку. Для меня оставалось загадкой, где он сейчас, и почему не выдал меня взрослым, чтобы меня наказали? Прошло некоторое время, и бабушка сказала мне, что соседский мальчик Вова сильно заболел сначала отравлением желудка, а потом какой-то психической болезнью. Своего врага я так больше и не увидел, а скоро его семья совсем переехала жить в другой город. Со временем я стал забывать этот случай, но иногда память нет-нет, да и рисовала мне картину Вовкиной расплаты за мое задетое самолюбие. Лишь одного я не мог понять в свои шесть лет — почему же все-таки он не сдал меня взрослым?
Ответ на этот вопрос я получил позднее, когда стал немного разбираться в людях, анализировать события и процессы отношений. Поведение Вовки было стандартным — он был сильным, когда издевался над слабыми, когда же его опустили дальше некуда, да еще таким варварским способом, он просто резко ослаб морально в своих собственных глазах. Не сдал меня потому, что не хотел упасть еще ниже — в глазах окружающих. Это поведение обыкновенной жертвы — его наказали, и вместо того, чтобы противостоять этому, он упал на дно, скрыл все, чтобы не быть еще более обиженным, уже другими людьми, которые наверняка будут постоянно указывать пальцем и смеяться за его спиной. В это же время я узнал, что он после того случая не мог долго прийти в себя. Даже постоянное вождение к светилам медицинской науки не возымели действия — мальчик упорно не хотел ничего никому рассказывать и выходить из дома. Родителям пришлось переехать в другой город из-за своего чада, но он навсегда так и остался неизлечимым параноиком.
Я же, напротив, жил припеваючи — кто-то из дворовых ребят все же видел сцену падения авторитета Вовы толстого, и по всему району поползли слухи о моих хулиганских проделках, которые в основном были выдумкой. Как бы то ни было, но мой авторитет среди местных мальчишек взлетел с нуля и до небес — вот таким образом я превратился из тщедушного тихони в грозу всей местной детворы. Такой поворот событий меня явно устраивал, — кроме того, что я наказал врага, получил за это с него куш в виде двух жвачек, так еще и выбился “в люди”. Таков был мой первый опыт мошенничества, который дал начало другим событиям в моей жизни и определил судьбу. Именно тогда я понял, что не обязательно быть большим и сильным, чтобы иметь власть над другими. И этот свой опыт я постоянно стал применять в повседневной жизни, обманывая и детей, и взрослых. Было явно видно, что большинство людей — недалекого ума и прямолинейны, и это обстоятельство нельзя было не применить в своих корыстных целях.
Однажды я где-то раздобыл импортную жвачку, сел за парту, и начал медленно-медленно, чтобы все заметили, разворачивать яркую обертку. Сиюминутно возле меня образовалась стайка завистников.
— Олег, дай откусить, — плаксиво-просящим голосом начал самый шустрый, — ну хоть немножечко!
— Не дам, не видишь, что ли, самому мало!
Ребята, недолго постояв возле меня, разбежались по своим делам. Я же достал из кармана еще одну жвачку, советского производства, по цене 10 копеек за штуку. По вкусу это чудо русской «жвачной» промышленности явно уступало импортному продукту, однако по размеру они были просто братьями — близнецами. Завернув нашу резину в заграничную обертку, я понял, на чем здесь можно поживиться. После школы я накупил кучу дешевых резинок.
На следующий день в классе предложил купить у меня импортную жвачку по цене пятьдесят копеек. Сразу нашелся желающий — Ромка, который сидел на задней парте.
— Только уговор, — сказал я, — обертку мне отдай, я их коллекционирую.
— Ух ты, ну и вкусная, — защебетал он радостно, жуя обыкновенную дешевку, — не то что наши делают!
Такова сила человеческого самовнушения — в Америке одна фирма выпускала якобы таблетки от рака, и очень удачно сделали рекламу. Мало того, что нажили капитал, получили какую-то премию за то, что действительно несколько человек излечились от недуга. Немалым было удивление этих покупателей, когда выяснилось, что контора продавала простые витамины. Вот тебе и мошенничество — кому-то действительно спасли жизнь!
Забрав бумажку, я украдкой в туалете достал новую резину, и обернул все той же оберткой. Выйдя из толчка, начал предлагать всем подряд. За этот день облапошил двадцать человек, заработав десять рублей. Лишь один очкарик из первого класса усомнился во вкусе.
— Что-то она очень похожа на нашу жевательную резинку, — неуверенно заметил он.
— Много ты понимаешь! — я многозначительно и с упреком посмотрел в его «четыре глаза», — можно подумать, каждый день заграничные жуешь!
Первоклассник смутился, и больше не задавал каверзных вопросов.
В то время существовала так называемая пионерская организация. Все ребята средних классов обязаны были в ней состоять, и носить красные галстуки. В общем, добровольно-принудительная кампания. Примерно так же после гражданской войны создавались колхозы по принципу: колхоз — дело добровольное, если сам не пойдешь, корову заберем. Все бы было ничего, пусть ты и состоишь формально где угодно. Так ведь эти школьные идеологи — учителя и пионервожатые придумывали разные нагрузки. Сбор металлолома, уборка школьной территории, тимуровская помощь пенсионерам, одиноким людям и тому подобное.
Как избавиться от сбора железа, до меня дошло сразу. Схема эта была не отработана до конца школьной администрацией, и поэтому я нашел лазейку, чтобы оградить себя от столь утомительного занятия. Дело в том, что прием лома происходил за школой, возле сарая с инвентарем, и складировался весь этот бесценный хлам прямо тут же. Раз в неделю приезжала машина, и увозила все в неизвестном направлении. Как выяснилось позже, металл попросту увозили на свалку. Вся эта тягомотина была организована для того, чтобы очистить район и занять школьников работой, чтобы не сидели без дела. Я, в отличие от своих сверстников, не бегал как угорелый по близлежащим домам. Приходил раньше всех, набирал себе в сетку лом, отходил за угол, и ждал появления приемщика. Как только он появлялся, я приносил свою сетку. Эту процедуру повторял каждый день. В конце концов, даже занял третье место в школе по сбору металлолома, за что был награжден книгой и грамотой.
Однажды наше звено в составе шести человек отправили для тимуровской работы в один из домов нашего района. Для молодого поколения поясню — есть такая книга писателя Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». В ней рассказывается о хорошем мальчике Тимуре, который со своими друзьями нелегально, по ночам, помогал нуждающимся людям по хозяйству. Забор поправить, дров наколоть. И попутно воевал с плохими ребятами. Короче, чтиво для наивных мальчиков-колокольчиков. Но пионерская организация серьезно взялась за эту утопическую затею. Шефская помощь была поставлена на широкую ногу, и проводилось все это легально. Никого не спрашивали, хочешь ты это делать или нет. Нам же было дано задание обзвонить все квартиры и узнать, кому требуется помощь. В доме было пять подъездов, по одному на брата. Мы быстро распределились, и работа закипела.
Закипела же она для остальных, только не для меня. Я отсиделся, дождался, пока все соберутся во дворе, и вышел.
— В моем подъезде все отказываются…— сказал один.
— В моем тоже, — вторил другой.
— А у меня целых три бабушки, которым нужно помогать! — не без гордости заявил я, зная, что если ты не найдешь нуждающихся здесь, тебя отправят в другое место, и будешь мотаться туда-сюда неизвестно сколько.
Так я официально взял шефство над тремя несуществующими старушками. Конечно, все это было бы мало интересно, если бы я не придумал, как на этом можно подзаработать. Я отправился на другой конец города и начал обзванивать квартиры в первом же доме.
— Здрасьте, вам помощь не нужна? Я — тимуровец из соседней школы!
— Как же, как же, нужна! — обрадовалась бабушка предсмертного возраста, — Сходи в магазин за хлебом и молоком.
С этими словами она вручила мне рубль и пакет. Деньги тут же перекочевали в мой карман, и я двинул к следующей квартире. Естественно, никуда я не ходил, а деньги «на молоко» оставил себе. Так я надул несколько десятков стариков и старушек в течение нескольких дней.
Вскоре как гром среди ясного неба ужасная новость об этом разнеслась по всему городу. Обманутых пенсионеров стали водить по школам того района, где я промышлял. Конечно, безрезультатно.
— Вот видите, какие бывают плохие дети! — говорила наша классная руководительница, — берите в пример Олега Городецкого, который каждый день помогает сразу трем бабушкам.
Конечно, помогаю каждый день! — думал я. Тем более для этого меня отпускают с «продленки» — группы продленного дня, а сидеть в школе до вечера никак не хочется.
— Кстати, Олег, на следующей неделе я пойду с тобой и познакомлюсь с твоими подшефными, — сказала классная, видимо, решив все же проверить меня.
Нужно было срочно спасать положение.
— Анастасия Петровна, понимаете, одна бабушка переехала, — залепетал я, — другую в больницу хотят положить, а третья…
— Что третья?
— А третья два дня назад умерла… — я насупился и зашвыркал носом, как будто хотел расплакаться.
— Ну, ничего, не расстраивайся, это бывает, — попыталась успокоить меня учительница.
Однажды я не вытерпел и подошел к нему после школы, когда вокруг никого не было.
— Жень, покажи, что у тебя есть, — без лишних слов начал я.
Он сначала обалдел от такой наглости, но потом сменил гнев на милость.
— Ну, раз ты свой, покажу, только никому ни-ни! — заговорщическим тоном изрек Евгений и вынул из сумки помаду и тушь для ресниц.
— Фу, ерунда какая, я-то думал!
— Да ты что, это же импортная косметика! Знаешь, сколько стоит?! — обиделся Женька и назвал цену этим безделушкам.
— Не может быть, врешь ты все! — изумился я.
— Как же вру, если только что восемь штук продал!! — не унимался он.
— А у меня тетя за границу часто ездит, она мне сколько хочешь может достать! — непонятно для чего соврал я.
— Слушай, молодой, обманывать старших нехорошо, — поучительно сказал Женька.
— А я и не обманываю, могу завтра принести, — меня просто понесло непонятно куда, но остановиться было невозможно, ведь я не хотел упасть в его глазах.
— Так принеси, посмотрим, что у тебя есть, может быть, начнем сотрудничать! — засмеялся он, удаляясь восвояси.
Я побрел домой, а в голове крутились нехорошие мысли — если завтра не принести косметику, прослыву болтуном. Незаметно для себя завернул в магазин, где стал возле прилавка и начал разглядывать товар. Вдруг мой взгляд наткнулся на тушь советского производства, и я без промедления ее купил. Теперь у меня в голове начал рождаться план. Придя домой, достал из своего стола наклейку с импортным словом “Lankome”, которую недавно выменял у приятеля, и приклеил на тушь. Получилось очень даже правдоподобно, и я остался доволен своим изобретением.
Никогда никого не убив, неисчислимые тысячи людей я развел на различные суммы. За свои проделки я не сидел на зоне, не парился в СИЗО. Много зэков сидят в тюрьмах по смехотворным причинам. Украл банку огурцов у соседа, — получил пять лет. Спрашивается, за что? Если бы мне приписали все провинности, пришлось сидеть бы до окончания всех времен многие тысячи лет. Дело в том, что подобные мне вообще очень редко несут наказание в силу того, что находятся над системой. Любой законодательной системой руководят обыкновенные людишки со своими слабостями и недостатками. Кого-то можно купить, кого-то запугать или шантажировать. Парадокс — мелкие воры могут сидеть за свои проступки всю жизнь, а настоящие крупные фигуры не сядут никогда. Это потому, что система законов и создана для мелкой сошки, а для «крупняка» не придумали еще… И вряд ли придумают!…
Не будем торопить события, расскажу все по-порядку. Родился я в начале семидесятых в провинциальном крупном городе в самой обыкновенной семье инженеров. Папа с мамой дали обычное имя Олег, наградили фамилией Городецкий. Детство беззаботное протекало, как и у многих — в убогих дворах не по времени быстро постаревших домов. Казалось бы, счастливые времена всеобщего равенства и благосостояния! Родители уже тогда начали мотаться по разным дальним стройкам, видел я их редко, но деньги высылали регулярно. Поэтому бабушка во многом меня баловала. Но это всего лишь видимость — уже в соплячьем возрасте я наблюдал, что другие дети ходили в модных заграничных шмотках, жевали что-то вкусное из ярких оберток, из детсада их забирали на больших красивых “Волгах”. Первые сомнения по поводу справедливости жизни возникли уже тогда, а вскоре они нашли свое воплощение. Как-то очень быстро богатые детки стали больше играть вместе, а таких, как я обходить стороной. Мы, в свою очередь, также перестали с ними общаться. Не надо быть пророком, чтобы угадать начало вражды наших группировок. Именно в тот момент я понял, что люди с самого рождения не находятся в равных условиях. Если будешь стоять и хлопать ушами, так и простоишь в той грязи, куда тебя воткнули с рождения…
Первый свой мошеннический опыт я получил внезапно, даже не успев понять, как это произошло. Однажды после детсада я пошел гулять во двор, где, как всегда, резвилась детвора. Ах, эти вечерние детские игры! Как часто вспоминаются они с любовью в более старшем возрасте! Целый отдельный мир со своими правилами и законами, этакая идиллия. Но в каждой идиллии бывают изъяны, как говорят — «в семье не без урода». Вдруг ко мне, важный, как член президиума КПСС, подошел Вовка-толстый из компании «детей богатых родителей». У этого толстосума всегда при себе были разные импортные сладости-конфеты, жвачки и прочая дребедень. Мне тогда казалось, что быть обладателем всего этого — просто несбыточная мечта. Надо сказать, что Вовка хоть и был раза в три больше своих сверстников, но имел довольно спокойный характер — особо не дрался, не обижал маленьких. У него был другой козырь — мания величия. Понимая свое физическое превосходство, Вован любил до самопожертвования донимать людей морально, но не только сверстников, а и постарше, и не просто донимать, а доводить до слез и истерики.
— Что стоишь, мелюзга, дай пройти старшему, — немного толкнув меня, направился дальше.
У меня внутри все закипело, хотелось взять большую палку и избить обидчика. Вовка же остановился, дал задний ход и подошел ко мне.
— Не обижайся, я нечаянно, — притворно ласково защебетал он — хочешь, я тебе жвачки дам американской, мне папа сегодня принес, ух и вкусная, вот та-а-кие пузыри надуваются!
И он достал из кармана несколько тех самых кубиков в яркой обертке, о которых я только и мечтал. Мои глаза заблестели от радости, от обиды не осталось и следа, моя рука сама потянулась к его, как вдруг я ощутил удар, от которого она отскочила прямо в лицо.
— Много хочешь — мало получишь, — сказал толстый и с хохотом уставился на меня в ожидании веселого зрелища.
Мне просто нестерпимо хотелось зареветь от досады и беспомощности, как обычно это делают дети, но я понимал, что от меня только этого и ждут, чтобы еще больше посмеяться. Слезы подступали к горлу, грозя вырваться наружу, но все же мне удалось прийти в себя, и как можно более спокойно уйти в другой конец нашего дворика. Вовка-толстый немного был раздосадован обстоятельством, что не смог довести до слез очередную жертву, пошел дальше с важным видом, тут же забыв про меня. Весь вечер я прокачался на качелях, и все мысли мои были заняты местью, все существо мое было переполнено ненавистью, и не только к Вовке, а ко всем, кто просто наблюдал и даже посмеивался вместе с ним. Когда вечером перед сном бабушка читала сказку, я твердо решил — Вова сильно пожалеет о своем поведении.
Решение принято — но как его реализовать? Драться с ним не имело никакого смысла, да и вообще не настолько было действенно. Даже если его каким-то чудом побить, он все равно не поймет и не испытает такого же чувства обиды от такого издевательства. Дни летели, а я, сколько не придумывал самых зловещих планов, ничего правдоподобного в голову не приходило. Но видимо был дан знак сверху, и решение пришло само.
Как-то рано вечером, когда еще не всех детей отпустили на улицу, я прогуливался в одиночестве по родному дворику в поисках занятия. Мое внимание привлек блестящий цилиндрический предмет, лежавший в траве. Подойдя поближе, я обнаружил, что это самая настоящая алюминиевая банка из-под заграничной газировки. Вот так находка! В то время стать обладателем такой вещицы, пусть и без содержимого, было просто удачей. Даже ребята постарше коллекционировали их, выменивали друг у друга. У меня дома не было ни одной такой, и вдруг — ну надо же — повезло! Я просто застыл от счастья, предвкушая, как похвастаюсь таким кладом перед друзьями, как поставлю ее в своей комнате, и буду глазеть.
В этот момент откуда ни возьмись появился… конечно же Вовка-толстый, важно вышедший из подъезда с вечно полными провизией карманами. Такого поворота я никак не ожидал. Меньше всего на свете в этот момент я хотел видеть его, лучше чудовище какое-нибудь из сказочных фильмов, только не этого толстяка. Однако жизнь вносит свои коррективы, и пришлось срочно что-то предпринимать. Для начала я отошел в сторонку, чтобы он меня не видел, и стал лихорадочно обдумывать свои дальнейшие действия. Сидеть здесь весь вечер или незаметно пробраться домой? Во время раздумий мне и пришла в голову сумасшедшая идея. Вовка был страстный коллекционер этих самых банок, накопил уже целую кучу, и пойдет на что угодно ради нового экземпляра. Посмотрев на банку, и мысленно простившись с ней, я снял штаны и стал справлять малую нужду в свою находку. Когда процесс остановился, я застегнулся и вышел из укрытия.
Вальяжной походкой я пошел по двору, небрежно вертя в руке банку. Толстяк сразу заметил меня, прищурился хитро и стал приближаться, делать было нечего, и от скуки он решил опять поиздеваться надо мной. По мере приближения в его глазах явно стали происходить перемены — сначала открылись широко, затем и вовсе округлились.
— Где взял?!! — с неподдельным интересом загоготал Вова.
— А, это к нам гости приходили вчера, мне несколько банок оставили, — скороговоркой, почти без запинки, бессовестно соврал я.
— Подари, слышь, ты, малявка! — настойчиво попросил тот.
— Еще чего — подари, за просто так не отдам!
Вовка бросился было ко мне с целью забрать находку силой, но не тут-то было — я резво рванул в сторону. В чем-чем, а в беге мне не было равных во всем районе.
— Не хочешь дарить, давай меняться, — подобрел он, поняв, что не догонит меня.
— А что у тебя есть? — как ни в чем не бывало, поинтересовался я.
— Жвачка заграничная! — Толстый наивно подумал, что я купился, и протянул лакомство в руке.
— Всего-то одна?! Это мало! — с притворным сожалением пробурчал я.
— Вот вторая, у меня больше нет, правда! Ну, давай меняться…— с надеждой пролепетал Вован.
— Фиг с тобой, давай две, у меня все равно еще банка есть, — безразлично промямлив, я забрал его жвачки и протянул банку.
— Там еще газировка осталась, ты не будешь допивать?
— Пей, мне уже хватит, больше не лезет, — и я похлопал себя по животу.
Вовка-толстый, довольный собой, одним залпом заглотил содержимое.
— Что-то она какая-то соленая, невкусная, да еще и теплая! — недовольный Вова подозрительно посмотрел на меня, когда банка опустела.
Я больше не мог сдерживать своих чувств — мой рот открылся сам по себе, и я не просто засмеялся, а заржал как лошадь от удовольствия гомеричным, истерическим смехом человека, который исполнил свою заветную мечту. Вовка с недоумением смотрел на меня, я же не только не мог остановиться, смеялся еще громче и сильнее.
— Соленая, теплая!!! — заорал я еще сильнее.
И тут до толстяка дошел весь ужас ситуации. Он понюхал пустую банку, с омерзением отбросил ее в сторону, побагровел, позеленел, затем побелел. После этого его начало тошнить со страшной силой — нескончаемыми потоками наружу рвалось содержимое его желудка. Не в силах стоять, он упал на землю и стал кувыркаться. Меня это насторожило — перестав смеяться, я уставился на Вовку. Ему от этого легче не стало, уже задергало тело в конвульсиях. Дело принимало серьезный оборот — я не знал, что делать. Убежать домой от греха подальше или позвать на помощь взрослых? Ситуацию спасла Вовина мама — она почуяла неладное, выглянула на балкон, затем быстро спустилась во двор, подняла почти безжизненное тело на руки и понесла домой. Через несколько минут во двор приехала “скорая помощь”. Я же быстро ретировался домой. На недоуменный вопрос бабушки о моем скором возвращении соврал, что плохо себя чувствую и хочу спать.
Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, мучительной болью отдавала в голове мысль о наказании за такой злой поступок. Немного жаль было и Вовку, который так сильно пострадал и физически, и наверняка психически. Виделась страшная картина мести, которая неизбежно обрушится на мою голову. Но все эти ужасы перевешивала радость от победы над таким могучим противником. Толстый пострадал в сто раз больше, чем я, и это обстоятельство приятно будоражило мысли. Я был просто очень горд за себя, что так круто отомстил обидчику. Лишь только под утро заснул тревожным сном.
Шли дни, а Вовка-толстый все не появлялся во дворе. Детвора была весьма довольна этим — особой симпатии к нему никто не питал. Всегда найдется человек, присутствие которого неприятно всем, а его отсутствие явно разряжает обстановку. Для меня оставалось загадкой, где он сейчас, и почему не выдал меня взрослым, чтобы меня наказали? Прошло некоторое время, и бабушка сказала мне, что соседский мальчик Вова сильно заболел сначала отравлением желудка, а потом какой-то психической болезнью. Своего врага я так больше и не увидел, а скоро его семья совсем переехала жить в другой город. Со временем я стал забывать этот случай, но иногда память нет-нет, да и рисовала мне картину Вовкиной расплаты за мое задетое самолюбие. Лишь одного я не мог понять в свои шесть лет — почему же все-таки он не сдал меня взрослым?
Ответ на этот вопрос я получил позднее, когда стал немного разбираться в людях, анализировать события и процессы отношений. Поведение Вовки было стандартным — он был сильным, когда издевался над слабыми, когда же его опустили дальше некуда, да еще таким варварским способом, он просто резко ослаб морально в своих собственных глазах. Не сдал меня потому, что не хотел упасть еще ниже — в глазах окружающих. Это поведение обыкновенной жертвы — его наказали, и вместо того, чтобы противостоять этому, он упал на дно, скрыл все, чтобы не быть еще более обиженным, уже другими людьми, которые наверняка будут постоянно указывать пальцем и смеяться за его спиной. В это же время я узнал, что он после того случая не мог долго прийти в себя. Даже постоянное вождение к светилам медицинской науки не возымели действия — мальчик упорно не хотел ничего никому рассказывать и выходить из дома. Родителям пришлось переехать в другой город из-за своего чада, но он навсегда так и остался неизлечимым параноиком.
Я же, напротив, жил припеваючи — кто-то из дворовых ребят все же видел сцену падения авторитета Вовы толстого, и по всему району поползли слухи о моих хулиганских проделках, которые в основном были выдумкой. Как бы то ни было, но мой авторитет среди местных мальчишек взлетел с нуля и до небес — вот таким образом я превратился из тщедушного тихони в грозу всей местной детворы. Такой поворот событий меня явно устраивал, — кроме того, что я наказал врага, получил за это с него куш в виде двух жвачек, так еще и выбился “в люди”. Таков был мой первый опыт мошенничества, который дал начало другим событиям в моей жизни и определил судьбу. Именно тогда я понял, что не обязательно быть большим и сильным, чтобы иметь власть над другими. И этот свой опыт я постоянно стал применять в повседневной жизни, обманывая и детей, и взрослых. Было явно видно, что большинство людей — недалекого ума и прямолинейны, и это обстоятельство нельзя было не применить в своих корыстных целях.
* * * *
На следующий год я пошел в первый класс. Большинство ребят класса были из моего детского сада, и поэтому авторитет моей личности не только не утратил силу, но даже возрос. Незнакомые мальчишки из других мест, видя, как почтительно относятся ко мне друзья, посматривали на меня с опаской и общались осторожно, без гонора. Я же, не упуская времени, развил бурное поле деятельности. Начал по мелочам разводить одноклассников на мелкие деньги, устраивал розыгрыши, но самой главной фишкой было издевательство над нашей молодой учительницей. Нет, я не хулиганил на уроках, не нарушал дисциплину, но при каждом удобном случае поправлял педагога, когда она ошибалась, даже пытался давать советы по преподаванию. Уже в то время я понял, что взрослые совсем не такие идеальные, как кажутся — у каждого есть привычки, манера поведения и уязвимые точки. Для моих одноклассников же взрослый человек, тем более педагог, был незыблемым авторитетом, нечто вроде идола. Возможно, я быстрее их поумнел, и общался с учителем на равных, что ее бесило до ужаса, а поделать она ничего не могла — в своих замечаниях я всегда был прав. Ребята за это чуть ли не молились на меня, и уже в третьем классе я был известен всем учителям школы и ученикам.Однажды я где-то раздобыл импортную жвачку, сел за парту, и начал медленно-медленно, чтобы все заметили, разворачивать яркую обертку. Сиюминутно возле меня образовалась стайка завистников.
— Олег, дай откусить, — плаксиво-просящим голосом начал самый шустрый, — ну хоть немножечко!
— Не дам, не видишь, что ли, самому мало!
Ребята, недолго постояв возле меня, разбежались по своим делам. Я же достал из кармана еще одну жвачку, советского производства, по цене 10 копеек за штуку. По вкусу это чудо русской «жвачной» промышленности явно уступало импортному продукту, однако по размеру они были просто братьями — близнецами. Завернув нашу резину в заграничную обертку, я понял, на чем здесь можно поживиться. После школы я накупил кучу дешевых резинок.
На следующий день в классе предложил купить у меня импортную жвачку по цене пятьдесят копеек. Сразу нашелся желающий — Ромка, который сидел на задней парте.
— Только уговор, — сказал я, — обертку мне отдай, я их коллекционирую.
— Ух ты, ну и вкусная, — защебетал он радостно, жуя обыкновенную дешевку, — не то что наши делают!
Такова сила человеческого самовнушения — в Америке одна фирма выпускала якобы таблетки от рака, и очень удачно сделали рекламу. Мало того, что нажили капитал, получили какую-то премию за то, что действительно несколько человек излечились от недуга. Немалым было удивление этих покупателей, когда выяснилось, что контора продавала простые витамины. Вот тебе и мошенничество — кому-то действительно спасли жизнь!
Забрав бумажку, я украдкой в туалете достал новую резину, и обернул все той же оберткой. Выйдя из толчка, начал предлагать всем подряд. За этот день облапошил двадцать человек, заработав десять рублей. Лишь один очкарик из первого класса усомнился во вкусе.
— Что-то она очень похожа на нашу жевательную резинку, — неуверенно заметил он.
— Много ты понимаешь! — я многозначительно и с упреком посмотрел в его «четыре глаза», — можно подумать, каждый день заграничные жуешь!
Первоклассник смутился, и больше не задавал каверзных вопросов.
* * * *
В пятом классе обо мне знали не только в школе, но и далеко за ее пределами. На уроках вел себя вызывающе, в наглую критиковал всех подряд. Педагоги делали вид, что не замечают моих высказываний. Это также стандартное поведение жертвы — спрятаться от проблемы за ширмой мнимого невидения ее, как страус — головой в песок. Всех учителей я достал настолько, что те готовы были вышвырнуть меня из школы. Но было не за что — учился хорошо и дисциплину не нарушал. Среди своих сверстников я был просто богом, а ребята из старших классов называли меня «своим человеком». До этого времени я не проворачивал каких-либо афер, но мелких делишек провернул множество. Простейший способ быть для своих родных отличником я изобрел именно тогда. Для этого купил два дневника. Когда учителя просили дневник, чтобы поставить оценку «4» или «5», подавал первый, для менее престижных оценок — второй. Конечно, бабушке и родителям показывал только «хороший» дневник.В то время существовала так называемая пионерская организация. Все ребята средних классов обязаны были в ней состоять, и носить красные галстуки. В общем, добровольно-принудительная кампания. Примерно так же после гражданской войны создавались колхозы по принципу: колхоз — дело добровольное, если сам не пойдешь, корову заберем. Все бы было ничего, пусть ты и состоишь формально где угодно. Так ведь эти школьные идеологи — учителя и пионервожатые придумывали разные нагрузки. Сбор металлолома, уборка школьной территории, тимуровская помощь пенсионерам, одиноким людям и тому подобное.
Как избавиться от сбора железа, до меня дошло сразу. Схема эта была не отработана до конца школьной администрацией, и поэтому я нашел лазейку, чтобы оградить себя от столь утомительного занятия. Дело в том, что прием лома происходил за школой, возле сарая с инвентарем, и складировался весь этот бесценный хлам прямо тут же. Раз в неделю приезжала машина, и увозила все в неизвестном направлении. Как выяснилось позже, металл попросту увозили на свалку. Вся эта тягомотина была организована для того, чтобы очистить район и занять школьников работой, чтобы не сидели без дела. Я, в отличие от своих сверстников, не бегал как угорелый по близлежащим домам. Приходил раньше всех, набирал себе в сетку лом, отходил за угол, и ждал появления приемщика. Как только он появлялся, я приносил свою сетку. Эту процедуру повторял каждый день. В конце концов, даже занял третье место в школе по сбору металлолома, за что был награжден книгой и грамотой.
Однажды наше звено в составе шести человек отправили для тимуровской работы в один из домов нашего района. Для молодого поколения поясню — есть такая книга писателя Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». В ней рассказывается о хорошем мальчике Тимуре, который со своими друзьями нелегально, по ночам, помогал нуждающимся людям по хозяйству. Забор поправить, дров наколоть. И попутно воевал с плохими ребятами. Короче, чтиво для наивных мальчиков-колокольчиков. Но пионерская организация серьезно взялась за эту утопическую затею. Шефская помощь была поставлена на широкую ногу, и проводилось все это легально. Никого не спрашивали, хочешь ты это делать или нет. Нам же было дано задание обзвонить все квартиры и узнать, кому требуется помощь. В доме было пять подъездов, по одному на брата. Мы быстро распределились, и работа закипела.
Закипела же она для остальных, только не для меня. Я отсиделся, дождался, пока все соберутся во дворе, и вышел.
— В моем подъезде все отказываются…— сказал один.
— В моем тоже, — вторил другой.
— А у меня целых три бабушки, которым нужно помогать! — не без гордости заявил я, зная, что если ты не найдешь нуждающихся здесь, тебя отправят в другое место, и будешь мотаться туда-сюда неизвестно сколько.
Так я официально взял шефство над тремя несуществующими старушками. Конечно, все это было бы мало интересно, если бы я не придумал, как на этом можно подзаработать. Я отправился на другой конец города и начал обзванивать квартиры в первом же доме.
— Здрасьте, вам помощь не нужна? Я — тимуровец из соседней школы!
— Как же, как же, нужна! — обрадовалась бабушка предсмертного возраста, — Сходи в магазин за хлебом и молоком.
С этими словами она вручила мне рубль и пакет. Деньги тут же перекочевали в мой карман, и я двинул к следующей квартире. Естественно, никуда я не ходил, а деньги «на молоко» оставил себе. Так я надул несколько десятков стариков и старушек в течение нескольких дней.
Вскоре как гром среди ясного неба ужасная новость об этом разнеслась по всему городу. Обманутых пенсионеров стали водить по школам того района, где я промышлял. Конечно, безрезультатно.
— Вот видите, какие бывают плохие дети! — говорила наша классная руководительница, — берите в пример Олега Городецкого, который каждый день помогает сразу трем бабушкам.
Конечно, помогаю каждый день! — думал я. Тем более для этого меня отпускают с «продленки» — группы продленного дня, а сидеть в школе до вечера никак не хочется.
— Кстати, Олег, на следующей неделе я пойду с тобой и познакомлюсь с твоими подшефными, — сказала классная, видимо, решив все же проверить меня.
Нужно было срочно спасать положение.
— Анастасия Петровна, понимаете, одна бабушка переехала, — залепетал я, — другую в больницу хотят положить, а третья…
— Что третья?
— А третья два дня назад умерла… — я насупился и зашвыркал носом, как будто хотел расплакаться.
— Ну, ничего, не расстраивайся, это бывает, — попыталась успокоить меня учительница.
* * * *
На дворе были восьмидесятые годы — расцвет спекуляции заграничным товаром. Я часто стал замечать, как после школы девчонки из старших классов крутились возле восьмиклассника Женьки, рассматривали какие-то безделушки, торговались, покупали и расходились по домам. По школе ходили слухи, что Женька — фарцовщик и торгует импортной косметикой по бешеным ценам. В то время за такие проделки из школы запросто можно было попасть в колонию, но у него дядя работал в гороно (городской отдел народного образования), и поэтому учителя закрывали на все глаза.Однажды я не вытерпел и подошел к нему после школы, когда вокруг никого не было.
— Жень, покажи, что у тебя есть, — без лишних слов начал я.
Он сначала обалдел от такой наглости, но потом сменил гнев на милость.
— Ну, раз ты свой, покажу, только никому ни-ни! — заговорщическим тоном изрек Евгений и вынул из сумки помаду и тушь для ресниц.
— Фу, ерунда какая, я-то думал!
— Да ты что, это же импортная косметика! Знаешь, сколько стоит?! — обиделся Женька и назвал цену этим безделушкам.
— Не может быть, врешь ты все! — изумился я.
— Как же вру, если только что восемь штук продал!! — не унимался он.
— А у меня тетя за границу часто ездит, она мне сколько хочешь может достать! — непонятно для чего соврал я.
— Слушай, молодой, обманывать старших нехорошо, — поучительно сказал Женька.
— А я и не обманываю, могу завтра принести, — меня просто понесло непонятно куда, но остановиться было невозможно, ведь я не хотел упасть в его глазах.
— Так принеси, посмотрим, что у тебя есть, может быть, начнем сотрудничать! — засмеялся он, удаляясь восвояси.
Я побрел домой, а в голове крутились нехорошие мысли — если завтра не принести косметику, прослыву болтуном. Незаметно для себя завернул в магазин, где стал возле прилавка и начал разглядывать товар. Вдруг мой взгляд наткнулся на тушь советского производства, и я без промедления ее купил. Теперь у меня в голове начал рождаться план. Придя домой, достал из своего стола наклейку с импортным словом “Lankome”, которую недавно выменял у приятеля, и приклеил на тушь. Получилось очень даже правдоподобно, и я остался доволен своим изобретением.