Внезапно на экране вспыхнула ярко-зеленая заставка, нарушив однообразную серость обстановки. Еще через мгновенье зеленый узор на экране сменился лысой головой и крайне хмурым лицом Кролла, швейцара Бронзовой Палаты.
— Сэр, некий господин снаружи просит пропустить его, уверяя, что он ваш брат и что вы именно здесь назначили ему свидание.
— Все верно, Кролл. Пропустите его. И пусть Фалкс проведет его сюда.
— Еще одна формальность, сэр. Необходимо ваше подтверждение, что этот господин говорит правду.
С экрана исчезло лицо Кролла, и появилось лицо Фреда.
— Это тот, кого вы ждете, сэр? — раздался голос Кролла.
— Да, — ответил Уолтон. — Проводите его ко мне.
Фреда, казалось, несколько ошеломила окружавшая его роскошь. Явно оробев, он скромно присел на самый краешек кушетки из упругого пенопласта, хотя и пытался придать лицу откровенно равнодушное выражение. Изобразить из себя пресыщенного роскошью светского льва ему так и не удалось, и теперь он мучительно переживал свое очередное поражение.
— Так себе местечко, — в конце концов небрежно бросил Фред.
Уолтон улыбнулся:
— Дворцовая роскошь не совсем в моем вкусе. Я очень редко здесь бываю. Слишком велик контраст с внешним миром, где царят нищета и убогость.
— Это Фиц-Моэм ввел тебя сюда, верно?
Рой кивнул.
— Я так и думал, — сказал Фред. — Что ж, может быть, когда-нибудь я тоже стану членом этого клуба. Тогда мы сможем чаще здесь встречаться. Ты ведь прекрасно понимаешь, что мы вообще-то редко видимся.
— Закажи себе что-нибудь выпить, — предложил Уолтон. — А потом уж рассказывай, что у тебя на уме. Или ты просто закидывал удочку только лишь для того, чтобы попасть сюда?
— Нет, не только. Позволь мне сначала в самом деле чем-нибудь промочить горло перед разговором.
Фред заказал себе коктейль с абсентом и, прежде чем снова повернуться лицом к Рою, сделал несколько пробных маленьких глотков.
— Одна из побочных профессий, которые я приобрел за время своих скитаний, — монтаж и ремонт дверных замков. Этому ремеслу совсем несложно научиться, особенно человеку, привыкшему полагаться только на самого себя.
— Значит, это ты ремонтировал дверь в мой кабинет?
Фред самодовольно ухмыльнулся:
— А кто же еще! На мне, естественно, была маска, да и спецовку пришлось позаимствовать. Очень удобная штука — маска. Сейчас их стали делать настолько здорово, что в маске можно обвести вокруг пальца кого угодно. Как это удалось, например, тому типу, который выдавал себя за Ладвига.
— А что тебе известно об этом…
— Ничего. И это истинная правда, Рой. Я не убивал Фиц-Моэма и понятия не имею, кто это сделал. — Он уже выпил первую порцию спиртного и заказал еще одну. — Нет, смерть старика для меня столь же загадочна, как и для тебя. Но я должен поблагодарить тебя за то, что ты так изуродовал дверь, когда с помощью бластера прокладывал себе путь в директорский кабинет. Это дало мне возможность отремонтировать ее как раз тогда, когда это было наиболее желательно.
Уолтон прилагал немалые усилия, чтобы сохранить самообладание и не сорваться. Он точно знал, о чем через несколько минут заговорит Фред, но делал все возможное, чтобы как можно дольше беседовать о другом.
Продолжая изображать пристальный интерес ко всему, о чем говорил брат, он поднялся, заказал еще порцию хорошо очищенного рома и легким движением пальцев щелкнул выключателем, который запускал в действие электролюминесцентный калейдоскоп, вмонтированный в заднюю стену комнаты.
В одно мгновение стена расцветилась замысловатым ярким узором из непрерывно перемещавшихся желтых, бледно-розовых, голубых, светло-зеленых огоньков. Световые линии соединялись, переплетались между собой, рассыпались неправильными многоугольниками, те в свою очередь распадались на отдельные элементы, которые затем гасли, создавая при этом впечатление, будто падают на ковер снопами ярких искр.
— Выключи сейчас же эту мерзость! — неожиданно вскричал Фред. — Быстрее! Выключи ее! Чего же ты мешкаешь? Выключи ее!
Уолтон повернулся к Фреду лицом. Его брат подался всем телом вперед, плотно зажмурив глаза.
Недоуменно пожав плечами, Рой вернул тумблер в исходное положение, огненный фейерверк на стенке тотчас же погас.
— Можешь открыть глаза. Я выключил эту штуку.
Фред осторожно приоткрыл один глаз.
— Это не какое-нибудь из твоих ухищрений? Фокусов, направленных на то, чтобы сбить меня с толку или с помощью сублимированных сигналов заставить сделать что-нибудь такое, что первоначально вовсе не входило в мои намерения.
— Фокусов? — с совершенно невинным видом спросил Уолтон. — Это просто-напросто один из элементов убранства комнаты, и ничего более. Прелестное украшение. Ничуть не хуже тех калейдоскопических картин, которые ты ежедневно смотришь по видео.
Фред укоризненно покачал головой.
— Это далеко не одно и то же. Откуда мне знать, что это не гипноэкран? А вдруг эти огненные узоры как нибудь подействуют на меня?
Рой понял, что его брат совершенно не знаком с настенными калейдоскопами.
— Это совершенно безвредная штука, — сказал он. — Но раз ты уж так против нее, то мы вполне сможем обойтись и без этого.
— Хорошо.
От внимания Уолтона не ускользнуло, что самоуверенности в поведении его брата изрядно поубавилось. Он допустил серьезную тактическую ошибку, настаивая на том, чтобы разговор состоялся именно здесь, где Рою все было знакомо и привычно.
— Позволь мне еще раз спросить, почему тебе вдруг захотелось со мной встретиться? — поинтересовался Уолтон.
— На свете есть немало людей, — медленно проговорил Фред, — которые категорически возражают против самого принципа выравнивания населенности.
— Знаю. Некоторые из них даже состоят в этом клубе.
— Точно. Некоторые из них. Я же имею в виду джентри, земельных собственников, тех людей, кому посчастливилось прилепиться к земле, к дому. Владельца какой-нибудь сотни акров на плато Мату Гросу, состоятельного крестьянина из Либерии, хозяина плантации каучуковых деревьев на каком-нибудь мелком индонезийском островке. У этих людей, Рой, политика выравнивания не вызывает ни малейшего восторга. Они прекрасно понимают, что рано или поздно ты доберешься до них, ну, скажем, посадив им на голову, то есть на территорию их частного владения сотню китайцев или используя ручей, протекающий через их землю, для охлаждения ядерного реактора. Тебе придется признать, что неудовольствие, которое вызывает у них выравнивание, вполне понятно и оправдано.
— Вполне понятно, что политика выравнивания практически никому не нравится, — спокойно заметил Уолтон. — Мне самому она не очень-то по душе. Свидетельство этого ты получил всего лишь два дня назад. Никому не хочется расставаться со своими привилегиями.
— Значит, ты согласен со мной. Имеется примерно сотня вот таких людей, которые вступили в тесный контакт друг с другом…
— Что?!
— Да, да, — кивнул Фред. — Образовали некую лигу. Можно даже сказать, пожалуй, нечто вроде заговора. В общем, занимаются весьма сомнительной деятельностью.
— Вот именно.
— Я работаю на этих людей, — сказал Фред.
Такое неожиданное заявление не сразу дошло до Уолтона.
— Неужели ты одновременно работаешь на ВЫНАС, и на заговорщиков, замышляющих сорвать планы ВЫНАСа?
Фред самодовольно осклабился:
— Да, именно так, тютелька в тютельку. Для этого требуется поистине уникальная раздвоенность сознания. Как мне кажется, я сумел достичь такого состояния ума в самом лучшем виде.
— И давно это у тебя? — все еще не веря своим ушам, спросил Уолтон.
— С самого первого дня моего пребывания в ВЫНАСе. Упомянутая мною группа возникла гораздо раньше. Она всеми доступными средствами боролась против организации Бюро, но проиграла и теперь подрывает его деятельность изнутри, пытаясь сорвать все начинания до того, как вам удастся переловить самых умных из них и конфисковать их земельные владения, на что вы сейчас получили вполне законное право.
— Теперь, когда ты рассказал мне об этой группе, — сказал Уолтон, — можешь не сомневаться, что именно это я и сделаю в первую очередь. А затем распоряжусь, чтобы сотрудники службы безопасности проследили за деятельностью всех членов группы в течение нескольких последних лет и определили, на самом ли деле существует заговор, о котором ты говоришь. После этого я выгоню тебя из ВЫНАСа.
Фред покачал головой.
— Ты ничего этого не сделаешь, Рой. Не сможешь.
— Почему?
— Я знаю нечто такое, что сильно навредит тебе, если будет предано огласке. Нечто такое, из-за чего тебя самого с треском прогонят с высокой должности.
— Но не столь быстро, чтобы не успеть провести репрессий, о которых я тебе рассказал. Мой преемник продолжит работу по искоренению этой лиги новоявленных помещиков.
— Сильно сомневаюсь, — спокойно ответил Фред. — Очень сильно, ибо я сам намерен стать твоим преемником.
— Сэр, некий господин снаружи просит пропустить его, уверяя, что он ваш брат и что вы именно здесь назначили ему свидание.
— Все верно, Кролл. Пропустите его. И пусть Фалкс проведет его сюда.
— Еще одна формальность, сэр. Необходимо ваше подтверждение, что этот господин говорит правду.
С экрана исчезло лицо Кролла, и появилось лицо Фреда.
— Это тот, кого вы ждете, сэр? — раздался голос Кролла.
— Да, — ответил Уолтон. — Проводите его ко мне.
Фреда, казалось, несколько ошеломила окружавшая его роскошь. Явно оробев, он скромно присел на самый краешек кушетки из упругого пенопласта, хотя и пытался придать лицу откровенно равнодушное выражение. Изобразить из себя пресыщенного роскошью светского льва ему так и не удалось, и теперь он мучительно переживал свое очередное поражение.
— Так себе местечко, — в конце концов небрежно бросил Фред.
Уолтон улыбнулся:
— Дворцовая роскошь не совсем в моем вкусе. Я очень редко здесь бываю. Слишком велик контраст с внешним миром, где царят нищета и убогость.
— Это Фиц-Моэм ввел тебя сюда, верно?
Рой кивнул.
— Я так и думал, — сказал Фред. — Что ж, может быть, когда-нибудь я тоже стану членом этого клуба. Тогда мы сможем чаще здесь встречаться. Ты ведь прекрасно понимаешь, что мы вообще-то редко видимся.
— Закажи себе что-нибудь выпить, — предложил Уолтон. — А потом уж рассказывай, что у тебя на уме. Или ты просто закидывал удочку только лишь для того, чтобы попасть сюда?
— Нет, не только. Позволь мне сначала в самом деле чем-нибудь промочить горло перед разговором.
Фред заказал себе коктейль с абсентом и, прежде чем снова повернуться лицом к Рою, сделал несколько пробных маленьких глотков.
— Одна из побочных профессий, которые я приобрел за время своих скитаний, — монтаж и ремонт дверных замков. Этому ремеслу совсем несложно научиться, особенно человеку, привыкшему полагаться только на самого себя.
— Значит, это ты ремонтировал дверь в мой кабинет?
Фред самодовольно ухмыльнулся:
— А кто же еще! На мне, естественно, была маска, да и спецовку пришлось позаимствовать. Очень удобная штука — маска. Сейчас их стали делать настолько здорово, что в маске можно обвести вокруг пальца кого угодно. Как это удалось, например, тому типу, который выдавал себя за Ладвига.
— А что тебе известно об этом…
— Ничего. И это истинная правда, Рой. Я не убивал Фиц-Моэма и понятия не имею, кто это сделал. — Он уже выпил первую порцию спиртного и заказал еще одну. — Нет, смерть старика для меня столь же загадочна, как и для тебя. Но я должен поблагодарить тебя за то, что ты так изуродовал дверь, когда с помощью бластера прокладывал себе путь в директорский кабинет. Это дало мне возможность отремонтировать ее как раз тогда, когда это было наиболее желательно.
Уолтон прилагал немалые усилия, чтобы сохранить самообладание и не сорваться. Он точно знал, о чем через несколько минут заговорит Фред, но делал все возможное, чтобы как можно дольше беседовать о другом.
Продолжая изображать пристальный интерес ко всему, о чем говорил брат, он поднялся, заказал еще порцию хорошо очищенного рома и легким движением пальцев щелкнул выключателем, который запускал в действие электролюминесцентный калейдоскоп, вмонтированный в заднюю стену комнаты.
В одно мгновение стена расцветилась замысловатым ярким узором из непрерывно перемещавшихся желтых, бледно-розовых, голубых, светло-зеленых огоньков. Световые линии соединялись, переплетались между собой, рассыпались неправильными многоугольниками, те в свою очередь распадались на отдельные элементы, которые затем гасли, создавая при этом впечатление, будто падают на ковер снопами ярких искр.
— Выключи сейчас же эту мерзость! — неожиданно вскричал Фред. — Быстрее! Выключи ее! Чего же ты мешкаешь? Выключи ее!
Уолтон повернулся к Фреду лицом. Его брат подался всем телом вперед, плотно зажмурив глаза.
Недоуменно пожав плечами, Рой вернул тумблер в исходное положение, огненный фейерверк на стенке тотчас же погас.
— Можешь открыть глаза. Я выключил эту штуку.
Фред осторожно приоткрыл один глаз.
— Это не какое-нибудь из твоих ухищрений? Фокусов, направленных на то, чтобы сбить меня с толку или с помощью сублимированных сигналов заставить сделать что-нибудь такое, что первоначально вовсе не входило в мои намерения.
— Фокусов? — с совершенно невинным видом спросил Уолтон. — Это просто-напросто один из элементов убранства комнаты, и ничего более. Прелестное украшение. Ничуть не хуже тех калейдоскопических картин, которые ты ежедневно смотришь по видео.
Фред укоризненно покачал головой.
— Это далеко не одно и то же. Откуда мне знать, что это не гипноэкран? А вдруг эти огненные узоры как нибудь подействуют на меня?
Рой понял, что его брат совершенно не знаком с настенными калейдоскопами.
— Это совершенно безвредная штука, — сказал он. — Но раз ты уж так против нее, то мы вполне сможем обойтись и без этого.
— Хорошо.
От внимания Уолтона не ускользнуло, что самоуверенности в поведении его брата изрядно поубавилось. Он допустил серьезную тактическую ошибку, настаивая на том, чтобы разговор состоялся именно здесь, где Рою все было знакомо и привычно.
— Позволь мне еще раз спросить, почему тебе вдруг захотелось со мной встретиться? — поинтересовался Уолтон.
— На свете есть немало людей, — медленно проговорил Фред, — которые категорически возражают против самого принципа выравнивания населенности.
— Знаю. Некоторые из них даже состоят в этом клубе.
— Точно. Некоторые из них. Я же имею в виду джентри, земельных собственников, тех людей, кому посчастливилось прилепиться к земле, к дому. Владельца какой-нибудь сотни акров на плато Мату Гросу, состоятельного крестьянина из Либерии, хозяина плантации каучуковых деревьев на каком-нибудь мелком индонезийском островке. У этих людей, Рой, политика выравнивания не вызывает ни малейшего восторга. Они прекрасно понимают, что рано или поздно ты доберешься до них, ну, скажем, посадив им на голову, то есть на территорию их частного владения сотню китайцев или используя ручей, протекающий через их землю, для охлаждения ядерного реактора. Тебе придется признать, что неудовольствие, которое вызывает у них выравнивание, вполне понятно и оправдано.
— Вполне понятно, что политика выравнивания практически никому не нравится, — спокойно заметил Уолтон. — Мне самому она не очень-то по душе. Свидетельство этого ты получил всего лишь два дня назад. Никому не хочется расставаться со своими привилегиями.
— Значит, ты согласен со мной. Имеется примерно сотня вот таких людей, которые вступили в тесный контакт друг с другом…
— Что?!
— Да, да, — кивнул Фред. — Образовали некую лигу. Можно даже сказать, пожалуй, нечто вроде заговора. В общем, занимаются весьма сомнительной деятельностью.
— Вот именно.
— Я работаю на этих людей, — сказал Фред.
Такое неожиданное заявление не сразу дошло до Уолтона.
— Неужели ты одновременно работаешь на ВЫНАС, и на заговорщиков, замышляющих сорвать планы ВЫНАСа?
Фред самодовольно осклабился:
— Да, именно так, тютелька в тютельку. Для этого требуется поистине уникальная раздвоенность сознания. Как мне кажется, я сумел достичь такого состояния ума в самом лучшем виде.
— И давно это у тебя? — все еще не веря своим ушам, спросил Уолтон.
— С самого первого дня моего пребывания в ВЫНАСе. Упомянутая мною группа возникла гораздо раньше. Она всеми доступными средствами боролась против организации Бюро, но проиграла и теперь подрывает его деятельность изнутри, пытаясь сорвать все начинания до того, как вам удастся переловить самых умных из них и конфисковать их земельные владения, на что вы сейчас получили вполне законное право.
— Теперь, когда ты рассказал мне об этой группе, — сказал Уолтон, — можешь не сомневаться, что именно это я и сделаю в первую очередь. А затем распоряжусь, чтобы сотрудники службы безопасности проследили за деятельностью всех членов группы в течение нескольких последних лет и определили, на самом ли деле существует заговор, о котором ты говоришь. После этого я выгоню тебя из ВЫНАСа.
Фред покачал головой.
— Ты ничего этого не сделаешь, Рой. Не сможешь.
— Почему?
— Я знаю нечто такое, что сильно навредит тебе, если будет предано огласке. Нечто такое, из-за чего тебя самого с треском прогонят с высокой должности.
— Но не столь быстро, чтобы не успеть провести репрессий, о которых я тебе рассказал. Мой преемник продолжит работу по искоренению этой лиги новоявленных помещиков.
— Сильно сомневаюсь, — спокойно ответил Фред. — Очень сильно, ибо я сам намерен стать твоим преемником.
10
Уолтон похолодел от ужаса.
— О чем это ты? — едва выдавил он из себя.
Фред самодовольно скрестил руки на груди.
— Ты, наверное, догадываешься, что это я побывал у тебя в кабинете сегодня утром, пока там никого не было. Сделать это было проще простого: устанавливая замок, я ввел дополнительную цепь к электромагниту его блокировки, которая давала бы мне возможность разблокировать замок, когда это будет нужно. И вот сегодня мне это понадобилось. Я надеялся обнаружить что-нибудь такое, чем можно сразу же воспользоваться как рычагом, с помощью которого потом воздействовать на тебя. Но совершенно не рассчитывал на такую крупную удачу — крайне взрывоопасный материал, оказавшийся в портфеле, который тебя угораздило сунуть в сейф по левую руку от рабочего кресла.
— И где же он теперь?
Фред сразу же осклабился:
— В очень надежном месте, Рой. Даже не думай размахивать бластером и угрожать мне, не поможет. Я принял меры предосторожности.
— И…
— И ты прекрасно понимаешь, ничуть не хуже меня, что будет, если сыворотка бессмертия попадет в руки к первому же встречному-поперечному добренькому старичку с улицы, — усмехнулся Фред. — Ох какая славная будет паника! Ее последствия, а ажиотаж будет такой, что погибнут миллионы, на какое-то время решат проблему перенаселенности, над которой вы сейчас с таким отчаянием бьетесь. Но вот после… Куда вам девать, в какие еще регионы заткнуть излишки населения, чтобы выравнять населенность, когда каждый мужчина и каждая женщина на Земле будут жить вечно, да еще при этом непременно рожать таких же бессмертных деток?
— Мы пока еще не представляем последствий применения эликсира бессмертия в долговременной перспективе…
— Не тяни время. Ты отлично знаешь, это будет самый грандиозный переворот, какого мир еще не видел. — Фред на какое-то время задумался. — Формула Ламарра, — сказал затем он, — сейчас находится в руках людей, которые меня наняли.
— И теперь они со всем пылом и энтузиазмом, на который только способны, заняты тем, чтобы обеспечить себе бессмертие?
— Нет. Они не доверяют записям Ламарра и не воспользуются сами этой сывороткой, пока не испробуют ее на двух-трех миллиардах подопытных кроликов, двуногих, прямоходящих.
— Значит, они пока не намерены обнародовать химический состав сыворотки Ламарра, я правильно тебя понял? — удивился Уолтон.
— Они пока воздержатся, — сказал Фред. — В обмен на определенные уступки с твоей стороны они даже согласны вернуть тебе портфель Ламарра, так и не воспользовавшись его содержимым.
— Уступки? Какие именно?
— Ты не объявишь их частные землевладения территориями, открытыми для выравнивания, откажешься от должности исполняющего обязанности директора и будешь ходатайствовать перед Генеральной Ассамблеей о моем назначении на это место.
— Ты???
— А кто еще лучше всего подходит группе людей, интересы которой я представляю?
Уолтон откинулся назад, лицо его явно повеселело, хотя вряд ли у него было столь же весело на душе.
— Здорово придумано, Фред. Хотя и не без множества проколов. Во-первых, какие мне предоставят гарантии, что твои состоятельные друзья не оставят у себя копии записей Ламарра и не используют потом сыворотку как дубинку против всякого, с кем будут не согласны?
— Никаких, — признался Фред.
— Естественно. Более того, предположим, я не пойду на уступки и твои хозяева начнут раздавать чудодейственную сыворотку направо и налево всем подряд. Кому от этого будет хуже? Во всяком случае не мне. Я-то живу в жалкой однокомнатной конуре. А вот свободной раздачей сыворотки они заполнят мир миллиардами бездомных, которые и набросятся на столь тщательно оберегаемые ими поместья бесчисленными стаями голодных шакалов, не спрашивая, нравится это твоим покровителям или нет. И никакие заборы не остановят миллионные толпы голодных людей.
— Это тот риск, на который они идут вполне сознательно, — сказал Фред.
Уолтон торжествующе улыбнулся:
— Ты хочешь сказать, что они блефуют? Они понимают, что никогда не отважатся поделиться с остальным миром сывороткой Ламарра, однако считают, что сумеют убрать меня с политической арены и поставить на мое место тебя, их послушную марионетку, с помощью шумных угроз, которые должны меня запугать. Ладно. Я принимаю вызов.
— Ты хочешь сказать, что не пойдешь ни на какие уступки?
— Да, — решительно заявил Уолтон. — Я вовсе не собираюсь добровольно уходить в отставку до истечения срока моего временного директорства, а когда соберется Генеральная Ассамблея, выдвину свою кандидатуру на эту должность на весь установленный законом срок. И не сомневаюсь, что Ассамблея будет ко мне благосклонна.
— И при этом ты нисколько не боишься моих показаний против тебя? О твоей афере с ребенком Приора?
— Вздорный слух. Пропаганда. Я рассмеюсь тебе прямо в лицо.
— Когда речь пойдет о сыворотке, тебе будет не до смеха, Рой. Твое положение станет совершенно безвыходным.
— Не сомневаюсь, что и в этом случае успешно справлюсь с ситуацией, — твердо произнес Уолтон, после чего пересек комнату и нажал на кнопку вызова. Засветился видеоэкран, на нем появилось морщинистое лицо карлика-официанта.
— Сэр?
— Фалкс, будьте любезны, проводите к выходу этого джентльмена, пожалуйста. Он больше не хочет оставаться со мной.
— Сию минуту, мистер Уолтон.
— Прежде чем ты вышвырнешь меня отсюда, — сказал Фред, — позволь сказать еще кое-что.
— Валяй.
— Ты поступаешь очень глупо, хотя такие глупые поступки для тебя не в новинку, Рой. Я даю тебе неделю на окончательное решение. И не забывай, что это любезность с моей стороны. По истечении этого срока сыворотку запустят в производство.
— Мое решение окончательное, — все так же твердо проговорил Уолтон.
Створки двери зашли одна за другую, за ней показалась карликовая фигура Фалкса. Он подобострастно улыбнулся Уолтону, слегка поклонился Фреду, после чего сразу же обратился к нему:
— Не угодно ли пройти со мной, сэр? Пожалуйста.
Сцена эта очень напомнила Уолтону сон, когда ты официант, несущий тарелки к обеденному столу, а поднос с тарелками прилип к кончикам пальцев и никак не отрывается, или когда на торжественный прием в муниципалитете вдруг являешься совершенно голым, или, наконец, когда все глубже и глубже погружаешься, ныряя в море или реке, но никак не достаешь ногами дна.
В любом из таких снов кажется, будто нет выхода из положения, в котором ты очутился. Одной силе противостоит другая, а ты, похоже, обречен навечно остаться где-то между ними, не имея ни малейшей возможности выскользнуть из западни, в которую угодил.
В сердцах он снова включил настенный калейдоскоп, надеясь, что непрекращающийся вихрь цветовых узоров поможет успокоиться, прийти в себя. Однако уже через несколько секунд где-то между двумя темно-фиолетовыми завитками в его воображении всплыло насмешливое лицо младшего брата.
Он снова вызвал Фалкса.
Взгляд гнома был все таким же подобострастным.
— Закажите для меня турболет, — распорядился Уолтон. — Я буду ждать на западной стенке.
— Слушаюсь, сэр.
«У Фалкса, — с некоторой злостью отметил про себя Уолтон, — никогда нет никаких проблем. Этот маленький человечек нашел для себя жизненную нишу: жизнь его протекает среди роскоши и комфорта Бронзовой Палаты, где так несложно угождать запросам членов этого клуба для избранных. Ему никогда не нужно выбирать, не надо мучиться, принимая решения, которые так усложняют жизнь».
Да, да. Вот именно. Решение. Уолтон вдруг понял, что сейчас совершенно непроизвольно принял одно весьма специфическое решение — добиваться должности директора на вполне законной основе. Еще недавно он совсем не намеревался этого делать. Теперь же не оставалось ничего иного, как цепляться за занимаемую должность как можно дольше.
Он вышел на посадочную площадку. Там уже дожидался турболет.
— Каллин-Билдинг, — бросил он пилоту-роботу.
На душе у него было тоскливо.
Пульт интеркома в кабинете Уолтона расцветился огоньками, как рождественская елка. Горели все сигнальные лампочки, каждому из абонентов внутренней связи было невтерпеж переговорить непосредственно с самим директором. Уолтон переключил тумблер пульта на режим «прием», показывая всем жаждавшим с ним связаться, что вернулся в кабинет, и первым, чье изображение сформировалось на видеоэкране, оказался Ли Перси.
— Только что слушал речь, которую вы произнесли сегодня утром у входа в здание Бюро, — сказал он, улыбаясь. — Ее транслируют во всех выпусках последних известий, Рой. Прекрасная речь! Просто великолепная! Очень сомневаюсь, что нам удалось бы придумать что-нибудь лучшее.
— Очень приятно слышать, — ответил Уолтон. — Это была самая настоящая импровизация.
— Тогда еще лучше. Вы просто гений, полностью в этом уверен. Однако я хотел прежде всего сказать не об этом, а доложить, что мы завершили работу над телепрограммой, посвященной памяти директора Фиц-Моэма и готовы выпустить ее в эфир. Начало на всех каналах массовой информации ровно — ровно в 20.00… Без каких-либо перерывов в течение часа. Все получилось в самом лучшем виде. Просто отменно.
— В программу включили мою речь?
— А как же иначе, Рой. И, кроме того, тщательно отредактированное выступление. Таким образом, сегодня в эфир выходят две ваши речи.
— Пришлите копию моей речи, прежде чем она пойдет в эфир, — распорядился Уолтон. — Я хочу прочесть ее и утвердить текст, раз уж его предполагают вкладывать в мои уста.
— Естественно, Рой. Можете не беспокоиться.
— Я хочу прочесть выступление заблаговременно! — повысив голос, отчеканил Уолтон.
— Хорошо, хорошо. Я совсем не страдаю тугоухостью. Я тотчас же переправлю вам текст. Успокойтесь. Не годится вам, Рой, выходить из себя.
— Я не позволю доводить меня до такого состояния, — предупредил Уолтон, после чего прервал контакт с Ли Перси, а на экране мгновенно сформировалось изображение следующего подчиненного, домогавшегося его, одного из техников узла связи.
— В чем дело?
— Мы получили еще одно сообщение от Мак-Леода, сэр. Примерно полчаса назад, и с тех пор тщетно пытаемся с вами связаться.
— Я отсутствовал. Передайте мне текст сообщения.
Техник развернул лист бумаги.
— Вот что в нем говорится: «Сегодня ночью прибываем в Найроби, к утру будем в Нью-Йорке. Мак-Леод».
— Прекрасно. Передайте ему подтверждение получения и скажите, что я все утро буду свободен, чтобы встретиться с ним тотчас же по прибытии.
— Слушаюсь, сэр.
— А с Венеры никаких вестей?
Техник покачал головой:
— Ни звука. Нам вообще не удается выйти на связь с доктором Лэнгом.
Уолтон нахмурился. Его уже начинало беспокоить, не случилось ли чего с десантом переустроителей.
— Пожалуйста, ни в коем случае не прекращайте попыток связаться с ним, ясно? Организуйте круглосуточное дежурство у приемной аппаратуры. Не экономьте сверхурочные. Делайте все, что хотите, но свяжитесь, черт побери, с Лэнгом!
— С-слушаюсь, сэр. Какие еще будут указания?
— Никаких. Освободите канал связи.
Как только прервалась связь с двадцать третьим этажом, Уолтон выключил аудиовизуальный блок интеркома, оставив без внимания еще добрый десяток жаждавших с ним связаться, о чем свидетельствовала длинная вереница горящих лампочек на пульте — большинство абонентов интеркома не оставили надежды узреть своего начальника. Уолтон включил информационный канал телевизионной сети.
Как раз сейчас передавали выпуск новостей. Рой подрегулировал четкость изображения и увидел на экране себя, стоявшего у входа в Каллин-Билдинг и глядящего прямо в объектив телекамеры, а на заднем плане
— скрюченное тело в пальто. Мертвого гершелита.
Уолтон на экране говорил:
— …Человек этот сам напрашивался на неприятности. Деятельность Бюро Выравнивания полностью отвечает самым сокровенным чаяниям людей доброй воли на всем земном шаре. Гершель и его сторонники пытаются посеять смуту в умах и сердцах людей, ввергнуть мир в пучину беспорядков и хаоса. Я, естественно, не одобряю насилие в какой бы то ни было форме, однако служение целям ВЫНАСа — моя святая обязанность. Его противников я рассматриваю как людей недалеких, введенных в заблуждение вот такими доморощенными агитаторами.
Он улыбался в камеру, однако в улыбке было нечто холодное, непреклонное, и это немало удивило Уолтона, глядящего на телеэкран. «Боже мой, — подумал он. — Неужели так оно и есть на самом деле? Неужели я действительно стал таким жестоким и черствым?»
По-видимому, стал. Рой глядел на то, как величественно он развернулся и с гордым видом прошел в Каллин-Билдинг, цитадель ВЫНАСа. Во всей его манере поведения четко просматривалось испытываемое им чувство превосходства, сознание своего права распоряжаться судьбами миллионов людей.
А комментатор тем временем говорил:
— Произнеся эту прочувствованную речь, директор Уолтон направился в свой кабинет продолжать нести взваленное им на себя бремя. Вырывать жизнь из когтей смерти, нести людям радость, избавляя их от горестей — вот конечная цель всей деятельности ВЫНАСа, и вот тот человек, которому доверено достижение этой цели. Рой Уолтон, мы приветствуем вас!
На экране появился портрет директора Фиц-Моэма.
— Тем временем, — продолжал комментатор, — сегодня состоялась кремация предшественника Уолтона на посту директора Бюро, покойного Д.Ф.Фиц-Моэма. Полиция не оставляет попыток раскрыть террористическую группу, повинную в этом злодейском убийстве, и сообщает о весьма высокой вероятности успеха. Сегодня вечером по всем каналам будет транслироваться специальная программа, посвященная памяти этого великого человека. Спасибо тебе, доктор Фиц-Моэм. Покойся с миром!
Ощутив подкатывающийся к горлу комок, Уолтон выключил телеэкран. Невозможно было не восхищаться Ли Перси: глава пропагандистского аппарата Бюро знал толк в своем деле. Воспользовавшись совсем небольшой помощью со стороны Уолтона, экспромтом произнесшего речь перед входом в главное здание Бюро, Перси ухитрился урвать огромный кусок драгоценнейшего эфирного времени для популяризации ВЫНАСа. Как бы подтверждая древнюю как мир поговорку — нет худа без добра.
А пульт интеркома все еще продолжал светиться множеством огоньков. Казалось, он готов вот-вот взорваться, не выдержав нагрузки, которую ему приходилось терпеть, сдерживая натиск измочаленных длительным ожиданием, но все еще не потерявших надежды связаться с Уолтоном абонентов. Уолтон прикоснулся к красной кнопке в верхней части пульта, и на видеоэкране возникло лицо главы службы безопасности Селлорса.
— Селлорс докладывает, сэр. Мы все еще разыскиваем этого Ламарра. Пока нигде не удается его отыскать.
— Что?
— Мы проследили его до самого дома. Он вошел, все было вроде бы вполне нормально. А вот затем исчез, притом совершенно бесследно. Мы перетряхнули весь город — безрезультатно. Что делать, сэр?
Уолтон почувствовал, как у него задрожали пальцы.
— Объявите розыск по всем Аппалачам. Нет, что там Аппалачам — по всей стране! Разошлите повсюду приметы. У вас есть его фотография?
— Да, сэр.
— Покажите ее по всем телеканалам. Скажите, что найти этого человека жизненно необходимо для безопасности населения всего земного шара. Разыщите его, Селлорс.
— Попробуем, сэр.
— Никаких отговорок, Селлорс — вы обязаны его отыскать. Если не удастся этого сделать в ближайшие восемь часов, объявите розыск во всемирном масштабе. Он может оказаться где угодно, но ведь где-то он все-таки должен быть!
Уолтон отключил видеоканал и не стал подключать следующего абонента. Вместо этого он велел секретарше:
— Дайте, пожалуйста, указание всем, кто еще пытается пробиться непосредственно ко мне, обращаться по своим делам к моему заместителю Эглину. Если же они станут возражать, передайте, чтобы обращались ко мне в письменном виде, а полученные таким образом материалы препровождайте ко мне. Сейчас я просто не в состоянии переговорить со всеми желающими. — Задумавшись на мгновение, он добавил: — И соедините меня с Эглином, прежде чем переадресуете к нему все вызовы.
— О чем это ты? — едва выдавил он из себя.
Фред самодовольно скрестил руки на груди.
— Ты, наверное, догадываешься, что это я побывал у тебя в кабинете сегодня утром, пока там никого не было. Сделать это было проще простого: устанавливая замок, я ввел дополнительную цепь к электромагниту его блокировки, которая давала бы мне возможность разблокировать замок, когда это будет нужно. И вот сегодня мне это понадобилось. Я надеялся обнаружить что-нибудь такое, чем можно сразу же воспользоваться как рычагом, с помощью которого потом воздействовать на тебя. Но совершенно не рассчитывал на такую крупную удачу — крайне взрывоопасный материал, оказавшийся в портфеле, который тебя угораздило сунуть в сейф по левую руку от рабочего кресла.
— И где же он теперь?
Фред сразу же осклабился:
— В очень надежном месте, Рой. Даже не думай размахивать бластером и угрожать мне, не поможет. Я принял меры предосторожности.
— И…
— И ты прекрасно понимаешь, ничуть не хуже меня, что будет, если сыворотка бессмертия попадет в руки к первому же встречному-поперечному добренькому старичку с улицы, — усмехнулся Фред. — Ох какая славная будет паника! Ее последствия, а ажиотаж будет такой, что погибнут миллионы, на какое-то время решат проблему перенаселенности, над которой вы сейчас с таким отчаянием бьетесь. Но вот после… Куда вам девать, в какие еще регионы заткнуть излишки населения, чтобы выравнять населенность, когда каждый мужчина и каждая женщина на Земле будут жить вечно, да еще при этом непременно рожать таких же бессмертных деток?
— Мы пока еще не представляем последствий применения эликсира бессмертия в долговременной перспективе…
— Не тяни время. Ты отлично знаешь, это будет самый грандиозный переворот, какого мир еще не видел. — Фред на какое-то время задумался. — Формула Ламарра, — сказал затем он, — сейчас находится в руках людей, которые меня наняли.
— И теперь они со всем пылом и энтузиазмом, на который только способны, заняты тем, чтобы обеспечить себе бессмертие?
— Нет. Они не доверяют записям Ламарра и не воспользуются сами этой сывороткой, пока не испробуют ее на двух-трех миллиардах подопытных кроликов, двуногих, прямоходящих.
— Значит, они пока не намерены обнародовать химический состав сыворотки Ламарра, я правильно тебя понял? — удивился Уолтон.
— Они пока воздержатся, — сказал Фред. — В обмен на определенные уступки с твоей стороны они даже согласны вернуть тебе портфель Ламарра, так и не воспользовавшись его содержимым.
— Уступки? Какие именно?
— Ты не объявишь их частные землевладения территориями, открытыми для выравнивания, откажешься от должности исполняющего обязанности директора и будешь ходатайствовать перед Генеральной Ассамблеей о моем назначении на это место.
— Ты???
— А кто еще лучше всего подходит группе людей, интересы которой я представляю?
Уолтон откинулся назад, лицо его явно повеселело, хотя вряд ли у него было столь же весело на душе.
— Здорово придумано, Фред. Хотя и не без множества проколов. Во-первых, какие мне предоставят гарантии, что твои состоятельные друзья не оставят у себя копии записей Ламарра и не используют потом сыворотку как дубинку против всякого, с кем будут не согласны?
— Никаких, — признался Фред.
— Естественно. Более того, предположим, я не пойду на уступки и твои хозяева начнут раздавать чудодейственную сыворотку направо и налево всем подряд. Кому от этого будет хуже? Во всяком случае не мне. Я-то живу в жалкой однокомнатной конуре. А вот свободной раздачей сыворотки они заполнят мир миллиардами бездомных, которые и набросятся на столь тщательно оберегаемые ими поместья бесчисленными стаями голодных шакалов, не спрашивая, нравится это твоим покровителям или нет. И никакие заборы не остановят миллионные толпы голодных людей.
— Это тот риск, на который они идут вполне сознательно, — сказал Фред.
Уолтон торжествующе улыбнулся:
— Ты хочешь сказать, что они блефуют? Они понимают, что никогда не отважатся поделиться с остальным миром сывороткой Ламарра, однако считают, что сумеют убрать меня с политической арены и поставить на мое место тебя, их послушную марионетку, с помощью шумных угроз, которые должны меня запугать. Ладно. Я принимаю вызов.
— Ты хочешь сказать, что не пойдешь ни на какие уступки?
— Да, — решительно заявил Уолтон. — Я вовсе не собираюсь добровольно уходить в отставку до истечения срока моего временного директорства, а когда соберется Генеральная Ассамблея, выдвину свою кандидатуру на эту должность на весь установленный законом срок. И не сомневаюсь, что Ассамблея будет ко мне благосклонна.
— И при этом ты нисколько не боишься моих показаний против тебя? О твоей афере с ребенком Приора?
— Вздорный слух. Пропаганда. Я рассмеюсь тебе прямо в лицо.
— Когда речь пойдет о сыворотке, тебе будет не до смеха, Рой. Твое положение станет совершенно безвыходным.
— Не сомневаюсь, что и в этом случае успешно справлюсь с ситуацией, — твердо произнес Уолтон, после чего пересек комнату и нажал на кнопку вызова. Засветился видеоэкран, на нем появилось морщинистое лицо карлика-официанта.
— Сэр?
— Фалкс, будьте любезны, проводите к выходу этого джентльмена, пожалуйста. Он больше не хочет оставаться со мной.
— Сию минуту, мистер Уолтон.
— Прежде чем ты вышвырнешь меня отсюда, — сказал Фред, — позволь сказать еще кое-что.
— Валяй.
— Ты поступаешь очень глупо, хотя такие глупые поступки для тебя не в новинку, Рой. Я даю тебе неделю на окончательное решение. И не забывай, что это любезность с моей стороны. По истечении этого срока сыворотку запустят в производство.
— Мое решение окончательное, — все так же твердо проговорил Уолтон.
Створки двери зашли одна за другую, за ней показалась карликовая фигура Фалкса. Он подобострастно улыбнулся Уолтону, слегка поклонился Фреду, после чего сразу же обратился к нему:
— Не угодно ли пройти со мной, сэр? Пожалуйста.
Сцена эта очень напомнила Уолтону сон, когда ты официант, несущий тарелки к обеденному столу, а поднос с тарелками прилип к кончикам пальцев и никак не отрывается, или когда на торжественный прием в муниципалитете вдруг являешься совершенно голым, или, наконец, когда все глубже и глубже погружаешься, ныряя в море или реке, но никак не достаешь ногами дна.
В любом из таких снов кажется, будто нет выхода из положения, в котором ты очутился. Одной силе противостоит другая, а ты, похоже, обречен навечно остаться где-то между ними, не имея ни малейшей возможности выскользнуть из западни, в которую угодил.
В сердцах он снова включил настенный калейдоскоп, надеясь, что непрекращающийся вихрь цветовых узоров поможет успокоиться, прийти в себя. Однако уже через несколько секунд где-то между двумя темно-фиолетовыми завитками в его воображении всплыло насмешливое лицо младшего брата.
Он снова вызвал Фалкса.
Взгляд гнома был все таким же подобострастным.
— Закажите для меня турболет, — распорядился Уолтон. — Я буду ждать на западной стенке.
— Слушаюсь, сэр.
«У Фалкса, — с некоторой злостью отметил про себя Уолтон, — никогда нет никаких проблем. Этот маленький человечек нашел для себя жизненную нишу: жизнь его протекает среди роскоши и комфорта Бронзовой Палаты, где так несложно угождать запросам членов этого клуба для избранных. Ему никогда не нужно выбирать, не надо мучиться, принимая решения, которые так усложняют жизнь».
Да, да. Вот именно. Решение. Уолтон вдруг понял, что сейчас совершенно непроизвольно принял одно весьма специфическое решение — добиваться должности директора на вполне законной основе. Еще недавно он совсем не намеревался этого делать. Теперь же не оставалось ничего иного, как цепляться за занимаемую должность как можно дольше.
Он вышел на посадочную площадку. Там уже дожидался турболет.
— Каллин-Билдинг, — бросил он пилоту-роботу.
На душе у него было тоскливо.
Пульт интеркома в кабинете Уолтона расцветился огоньками, как рождественская елка. Горели все сигнальные лампочки, каждому из абонентов внутренней связи было невтерпеж переговорить непосредственно с самим директором. Уолтон переключил тумблер пульта на режим «прием», показывая всем жаждавшим с ним связаться, что вернулся в кабинет, и первым, чье изображение сформировалось на видеоэкране, оказался Ли Перси.
— Только что слушал речь, которую вы произнесли сегодня утром у входа в здание Бюро, — сказал он, улыбаясь. — Ее транслируют во всех выпусках последних известий, Рой. Прекрасная речь! Просто великолепная! Очень сомневаюсь, что нам удалось бы придумать что-нибудь лучшее.
— Очень приятно слышать, — ответил Уолтон. — Это была самая настоящая импровизация.
— Тогда еще лучше. Вы просто гений, полностью в этом уверен. Однако я хотел прежде всего сказать не об этом, а доложить, что мы завершили работу над телепрограммой, посвященной памяти директора Фиц-Моэма и готовы выпустить ее в эфир. Начало на всех каналах массовой информации ровно — ровно в 20.00… Без каких-либо перерывов в течение часа. Все получилось в самом лучшем виде. Просто отменно.
— В программу включили мою речь?
— А как же иначе, Рой. И, кроме того, тщательно отредактированное выступление. Таким образом, сегодня в эфир выходят две ваши речи.
— Пришлите копию моей речи, прежде чем она пойдет в эфир, — распорядился Уолтон. — Я хочу прочесть ее и утвердить текст, раз уж его предполагают вкладывать в мои уста.
— Естественно, Рой. Можете не беспокоиться.
— Я хочу прочесть выступление заблаговременно! — повысив голос, отчеканил Уолтон.
— Хорошо, хорошо. Я совсем не страдаю тугоухостью. Я тотчас же переправлю вам текст. Успокойтесь. Не годится вам, Рой, выходить из себя.
— Я не позволю доводить меня до такого состояния, — предупредил Уолтон, после чего прервал контакт с Ли Перси, а на экране мгновенно сформировалось изображение следующего подчиненного, домогавшегося его, одного из техников узла связи.
— В чем дело?
— Мы получили еще одно сообщение от Мак-Леода, сэр. Примерно полчаса назад, и с тех пор тщетно пытаемся с вами связаться.
— Я отсутствовал. Передайте мне текст сообщения.
Техник развернул лист бумаги.
— Вот что в нем говорится: «Сегодня ночью прибываем в Найроби, к утру будем в Нью-Йорке. Мак-Леод».
— Прекрасно. Передайте ему подтверждение получения и скажите, что я все утро буду свободен, чтобы встретиться с ним тотчас же по прибытии.
— Слушаюсь, сэр.
— А с Венеры никаких вестей?
Техник покачал головой:
— Ни звука. Нам вообще не удается выйти на связь с доктором Лэнгом.
Уолтон нахмурился. Его уже начинало беспокоить, не случилось ли чего с десантом переустроителей.
— Пожалуйста, ни в коем случае не прекращайте попыток связаться с ним, ясно? Организуйте круглосуточное дежурство у приемной аппаратуры. Не экономьте сверхурочные. Делайте все, что хотите, но свяжитесь, черт побери, с Лэнгом!
— С-слушаюсь, сэр. Какие еще будут указания?
— Никаких. Освободите канал связи.
Как только прервалась связь с двадцать третьим этажом, Уолтон выключил аудиовизуальный блок интеркома, оставив без внимания еще добрый десяток жаждавших с ним связаться, о чем свидетельствовала длинная вереница горящих лампочек на пульте — большинство абонентов интеркома не оставили надежды узреть своего начальника. Уолтон включил информационный канал телевизионной сети.
Как раз сейчас передавали выпуск новостей. Рой подрегулировал четкость изображения и увидел на экране себя, стоявшего у входа в Каллин-Билдинг и глядящего прямо в объектив телекамеры, а на заднем плане
— скрюченное тело в пальто. Мертвого гершелита.
Уолтон на экране говорил:
— …Человек этот сам напрашивался на неприятности. Деятельность Бюро Выравнивания полностью отвечает самым сокровенным чаяниям людей доброй воли на всем земном шаре. Гершель и его сторонники пытаются посеять смуту в умах и сердцах людей, ввергнуть мир в пучину беспорядков и хаоса. Я, естественно, не одобряю насилие в какой бы то ни было форме, однако служение целям ВЫНАСа — моя святая обязанность. Его противников я рассматриваю как людей недалеких, введенных в заблуждение вот такими доморощенными агитаторами.
Он улыбался в камеру, однако в улыбке было нечто холодное, непреклонное, и это немало удивило Уолтона, глядящего на телеэкран. «Боже мой, — подумал он. — Неужели так оно и есть на самом деле? Неужели я действительно стал таким жестоким и черствым?»
По-видимому, стал. Рой глядел на то, как величественно он развернулся и с гордым видом прошел в Каллин-Билдинг, цитадель ВЫНАСа. Во всей его манере поведения четко просматривалось испытываемое им чувство превосходства, сознание своего права распоряжаться судьбами миллионов людей.
А комментатор тем временем говорил:
— Произнеся эту прочувствованную речь, директор Уолтон направился в свой кабинет продолжать нести взваленное им на себя бремя. Вырывать жизнь из когтей смерти, нести людям радость, избавляя их от горестей — вот конечная цель всей деятельности ВЫНАСа, и вот тот человек, которому доверено достижение этой цели. Рой Уолтон, мы приветствуем вас!
На экране появился портрет директора Фиц-Моэма.
— Тем временем, — продолжал комментатор, — сегодня состоялась кремация предшественника Уолтона на посту директора Бюро, покойного Д.Ф.Фиц-Моэма. Полиция не оставляет попыток раскрыть террористическую группу, повинную в этом злодейском убийстве, и сообщает о весьма высокой вероятности успеха. Сегодня вечером по всем каналам будет транслироваться специальная программа, посвященная памяти этого великого человека. Спасибо тебе, доктор Фиц-Моэм. Покойся с миром!
Ощутив подкатывающийся к горлу комок, Уолтон выключил телеэкран. Невозможно было не восхищаться Ли Перси: глава пропагандистского аппарата Бюро знал толк в своем деле. Воспользовавшись совсем небольшой помощью со стороны Уолтона, экспромтом произнесшего речь перед входом в главное здание Бюро, Перси ухитрился урвать огромный кусок драгоценнейшего эфирного времени для популяризации ВЫНАСа. Как бы подтверждая древнюю как мир поговорку — нет худа без добра.
А пульт интеркома все еще продолжал светиться множеством огоньков. Казалось, он готов вот-вот взорваться, не выдержав нагрузки, которую ему приходилось терпеть, сдерживая натиск измочаленных длительным ожиданием, но все еще не потерявших надежды связаться с Уолтоном абонентов. Уолтон прикоснулся к красной кнопке в верхней части пульта, и на видеоэкране возникло лицо главы службы безопасности Селлорса.
— Селлорс докладывает, сэр. Мы все еще разыскиваем этого Ламарра. Пока нигде не удается его отыскать.
— Что?
— Мы проследили его до самого дома. Он вошел, все было вроде бы вполне нормально. А вот затем исчез, притом совершенно бесследно. Мы перетряхнули весь город — безрезультатно. Что делать, сэр?
Уолтон почувствовал, как у него задрожали пальцы.
— Объявите розыск по всем Аппалачам. Нет, что там Аппалачам — по всей стране! Разошлите повсюду приметы. У вас есть его фотография?
— Да, сэр.
— Покажите ее по всем телеканалам. Скажите, что найти этого человека жизненно необходимо для безопасности населения всего земного шара. Разыщите его, Селлорс.
— Попробуем, сэр.
— Никаких отговорок, Селлорс — вы обязаны его отыскать. Если не удастся этого сделать в ближайшие восемь часов, объявите розыск во всемирном масштабе. Он может оказаться где угодно, но ведь где-то он все-таки должен быть!
Уолтон отключил видеоканал и не стал подключать следующего абонента. Вместо этого он велел секретарше:
— Дайте, пожалуйста, указание всем, кто еще пытается пробиться непосредственно ко мне, обращаться по своим делам к моему заместителю Эглину. Если же они станут возражать, передайте, чтобы обращались ко мне в письменном виде, а полученные таким образом материалы препровождайте ко мне. Сейчас я просто не в состоянии переговорить со всеми желающими. — Задумавшись на мгновение, он добавил: — И соедините меня с Эглином, прежде чем переадресуете к нему все вызовы.