Роберт Силверберг
Прыгуны во времени
1
На фоне безлунного ночного неба штата Нью-Мексико пламя взрыва показалось ослепительно ярким. Тем, кто видел его — а таких оказалось немало — представилось рождение новой звезды, распустившей на мгновение бело-голубые раскаленные лепестки.
Сверкающая полоса пересекла небо с северо-востока на юго-запад, с треском и шипением пронеслась над священными горами к востоку от Лаоса и стала еще более неистовой над долиной Рио-Гранде, над пыльными индейскими деревушками и шумным городом Санта-Фе. Потом она стала настолько яркой, что наблюдающие были вынуждены волей-неволей отводить глаза. Затем интенсивность излучения стала падать. То ли яростный факел истощился, то ли потускнел в зареве уличных огней растянувшегося на многие километры Альбукерка — особого значения это не имеет. Где-то в районе Меса-дель-Оро огненная звезда затерялась, и на небо Нью-Мексико, словно приливная волна, нахлынула тьма.
На просторной площади деревушки Сан-Мигель в сорока милях к югу от Санта-Фе, пытаясь унять боль, Чарли Эстанция потер кулачками слезящиеся глаза и усмехнулся, взглянув на черный купол неба.
— Падающая звезда… Красотища! — вырвался у него восторженный возглас.
Ему было одиннадцать лет. Тощий, одна кожа да кости, грязный, но довольно развитый для своего возраста мальчишка. Не раз наблюдавший полет болидов, прочерчивавших небо над пустыней, он знал, что это такое, хотя никому в деревне это было не ведомо.
Но такого метеора Чарли еще никогда не видел. След его обжигал клетчатку даже сквозь опущенные веки, и долго еще огненная линия стояла перед глазами.
В тот вечер на площади было полно народу — через неделю должны были состояться пляски Общины огня и из городов понаедет множество белых, чтобы глазеть на них, фотографировать и, возможно, тратить деньги.
— Майани! — испуганно прошептал кто-то из многочисленных родичей Чарли. — Духи!
Площадь беспокойно загудела. Мальчик увидел, как два его дяди по материнской линии помчались к высокому круглому кива — лишенному окон дому для совершения обрядов, чтобы спрятаться за его стенами, а сестра Росита схватила распятие, висевшее у нее на груди, и прижала его к щеке, словно амулет. Многие лихорадочно крестились. Чарли усмехнулся. Деревня, ощетинившаяся телевизионными антеннами и сверкающая никелем автомобилей последних марок, переполнилась ужасом при виде падающей звезды. Протянув руку, он схватил пробегающую мимо насмерть перепуганную сестру.
— Куда это ты собралась?
— Домой! В небе демоны!
— Конечно. Они сами решили исполнить пляски Общины Огня, потому что мы перестали делать это правильно, — улыбнулся он.
Однако девочка не разделяла его сарказма.
— Да послушай же, Лупе…
Она родилась на год раньше, и была сильнее, поэтому без труда вырвалась и умчалась. Чарли покачал головой.
Они все посходили с ума от страха. Почему никто не хочет думать? Мечутся, разбрасывая кукурузные початки и шепча древние молитвы, которые давно утратили первоначальный смысл — неотесанные индейцы!
— Да ведь это всего лишь падающая звезда! Только очень большая! — пытался он успокоить сородичей, но никто, как обычно, не обращал на него внимания.
Его считали немного не в своем уме, этого худого мальчишку, голова которого набита бреднями белых людей…
Ночной ветер подхватил мальчишеский крик и унес в пустыню. Чарли покрутил у виска пальцем. Ох уж, эти люди! Да, эта суеверная паника была бы смешной, если б не была столь печальной.
О! А вот и падре.
На пороге церквушки появился священник с воздетыми к черному небу руками, что, по мнению Чарли, было жестом утешения.
— Не бойтесь! — кричал он по-испански. — Все в порядке! Идите в церковь и сохраняйте спокойствие!
Женщины, которым запрещен вход в кива, где уже спряталось большинство мужчин, истошно вопя и толкая друг друга, поспешили под защиту церковных выбеленных стен.
Отец Эррера был лысым коротышкой. Он приехал из Эль-Пасо несколько лет тому назад, когда умер старый местный священник. В определенном смысле все в Сан-Мигеле были католиками, но продолжали бережно хранить старинные суеверия, то есть, собственно говоря, никто вообще не придерживался какой-либо веры. Поэтому при потрясениях, подобных этому, мало кто искал спасения в церкви отца Эрреры, что вызывало у него справедливое неудовольствие.
Чарли подошел к священнику и тронул его за руку.
— Что это было, падре? Падающая звезда, правда?
— Скорее всего, сын мой, это знамение, — обратил к нему сияющее лицо отец Эррера.
— Я видел собственными глазами! Это была падающая звезда!
Но священник уже не слушал его, продолжая увещевать перепуганную паству. Чарли понял, что его мягко отстранили. Как-то падре сказал Росите Эстанция, что ее брат — заблудшая овца, и мальчишка был даже несколько польщен этим. Он с надеждой поднял взор к небу, но звезды больше не падали.
Площадь опустела. На противоположном ее конце открылась дверь сувенирной лавки и на пороге появился Марти Макино с банкой спиртного. Из угла его рта свешивалась дымящаяся сигарета.
— Куда это все подевались?
— Разбежались с перепугу. Жаль, что ты не видел, как они драпали, — криво ухмыльнулся Чарли.
Он немного побаивался Марти и в глубине души ненавидел, но все же смотрел на него, как на человека, способного на поступок. Ему было девятнадцать лет. Два года назад он покинул деревню ради жизни в Альбукерке. Жители деревни считали, что Макино побывал в самом Лос-Анджелесе. Словом, он был смутьяном, долго прожившим в мире белых. Потеряв работу, Марти вернулся к сородичам и, как перешептывались, закрутил любовь с Роситой. За это-то Чарли его и ненавидел. И все же понимал, что ему есть чему поучиться у этого насмешника. Мальчишка и сам надеялся когда-нибудь сбежать из Сан-Мигеля.
Они стояли посреди пустой площади — Чарли, низенький и худой, и Марти, высокий и стройный. Марти предложил Чарли сигарету. Тот взял ее и умело стряхнул пепел. Они улыбнулись друг другу, как братья.
— Ты видел ее? Падающую звезду?
Юноша кивнул и, подняв банку с распылителем, брызнул себе в рот струйку виски.
— Видел. Никакая это не звезда.
— Значит, к нам в гости идут кахинас? Духи?
— Эх, малыш, ничего ты не понял, — улыбнулся Марти. — Разве падающие звезды бывают такими? Это где-то над Лаосом взорвалось летающее блюдце!
Кэтрин Мэсон увидела свет на небе случайно. Обычно она не выходила из дому после двенадцати в такие темные зимние ночи. В доме было тепло и уютно. Мало ли, что может случиться на улице. Но три дня назад куда-то запропал котенок ее дочери, а Кэтрин почудилось, что за дверью кто-то слабо мяукает. Пропажа маленького пушистого друга была для всей семьи большой трагедией, и она решилась покинуть дом в отчаянной надежде, что обнаружит под дверью черно-белый живой комочек, царапающий половичок. Но котенка там не оказалось. Кэтрин уже собиралась вернуться в дом, как вдруг в небе вспыхнула огненная полоса. Она была настолько яркой, что женщина закрыла глаза руками, но любопытство пересилило, и она заставила себя смотреть, как полоса завершает свою пламенную траекторию.
Что же это могло быть?
Ответ пришел на ум сразу — это след взорвавшегося истребителя ВВС. Кто-то из ребят с базы в Киртлэнде нашел свою смерть во время тренировочного полета. Конечно же! Конечно! И сегодня станет одной вдовой больше. Кэтрин задрожала. Но, к удивлению, на этот раз обошлось без слез.
Полоса загнулась к центру Альбукерка и пропала, исчезнув в ярком зареве города. Ум Кэтрин мгновенно заработал, ибо в ее личном мире катастрофы всегда были под рукой. Она отчетливо представила, как горящий самолет врезается в один из домов на Центральной Авеню, перепахивает десяток улиц, унося тысячи жизней и разбрызгивая струи горящего бензина с вулканической яростью. Вопли сирен, крики женщин, визг тормозов скорой помощи, гробы…
Полагая, что распускаться глупо, женщина подавила истерику и попробовала более спокойно переварить только что увиденное. След самолета растаял в черном небе, мир вокруг принял привычный вид, такой же обыденный, как и во все эти дни ее неожиданного вдовства. Ей почудилось, что она слышит приглушенный грохот где-то вдали — грохот падения. Но весь опыт жизни вблизи базы ВВС говорил ей, что эта огненная полоса не могла быть взорвавшимся самолетом, если только это не экспериментальная модель с еще не объявленными техническими данными. Кэтрин доводилось видеть, как взрываются реактивные самолеты, но никогда взрыв не сопровождался настолько яркой вспышкой.
Что же тогда? Может, межконтинентальная ракета, несущая на борту пятьсот обреченных на ужасную смерть пассажиров?
Она почти слышала голос своего мужа. «Подумай, Кэт, подумай!». И пыталась думать. Яркий свет пришел с севера, от Санта-Фе или Лаоса и пропал на юге. Межконтинентальные ракеты следуют восточно-западным курсом. Если только одна из них не сбилась с пути… Тогда другое дело. Однако ракетам не положено сбиваться с заданного курса. Их системы управления абсолютно надежны.
Думай, Кэт, хорошенько думай!
Может быть, китайская ракета? Может быть, в конце концов началась война? Но тогда бы ночь обратилась в день, и водородная бомба разнесла бы на мельчайшие частицы весь Нью-Мексико…
Думай!
Что-то вроде метеорита? Или летающее блюдце, направляющееся на посадку в Киртлэнде? Сейчас очень много говорят о летающих тарелках. И что существа из космоса следят за нами. Зеленые человечки с клейкими щупальцами и выпученными глазками? Кэтрин покачала головой. Это можно только по телевизору увидеть.
А небо было таким чистым, мирным…
Женщина плотнее закуталась в плед. Здесь, на краю пустыни, ветер, казалось бы, дует прямо с полюса.
Семейство Мэсонов жило в самом северном доме своего микрорайона. Выглядывая из окна, Кэтрин могла увидеть только сухие заросли полыни и песок пустыни. Когда два года назад они с Тэдом покупали этот дом, агент торжественно пообещал им, что вскорости район застроится, но этого до сих пор не произошло — финансовые затруднения… Так и живут они теперь на самой границе между чем-то и ничем. В основном цивилизация распространялась все расширяющейся полосой вдоль шоссе N25 от Альбукерка. А здесь была просто открытая местность, полная койотов и еще бог знает чего. Койоты, наверное, и сожрали котенка… Вспомнив о нем, Кэтрин сжала кулаки и еще раз прислушалась.
Ничего. Лишь свист ветра и насмешливый вой койотов. Женщина еще раз взглянула на небо и вернулась в дом. Она заперла дверь, включила сторожевую сигнализацию и подождала ответного сигнала из центральной конторы. Как хорошо находиться внутри ярко освещенного, уютного дома… Раньше, когда Тэд был еще жив, она очень любила свое жилище. Теперь оно служило ей своеобразной крепостью, укрытием, в котором она терпеливо ждала, когда покинет ее вдовье оцепенение. Ей всего тридцать. Слишком она молода, чтобы навсегда похоронить себя в этих стенах.
— Мама… Где ты, мама? — отвлек ее от дум сонный голосок дочери.
— Здесь, Джилли. Я здесь, дорогая.
— Ты нашла моего котеночка?
— Нет, любимая.
— А зачем же ты выходила?
— Мне показалось, что он сидит под дверью.
— Котеночек пошел искать папу, правда, мамочка?
С трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Кэтрин вошла в спальню дочери. Девочка лежала в постели, сверху за ней бдительно наблюдал золотой глазок монитора. В свои неполные три года Джил была уже достаточно большой, чтобы вылезти из кровати, но недостаточно взрослой, чтобы сделать это без посторонней помощи. Поэтому Кэтрин все еще использовала электронного сторожа в роли няньки, хотя от него полагалось отказаться, как только ребенку исполнится два года. Она просто не могла отказать себе в удовольствии усилить безопасность.
Протянув руку, Кэтрин включила ночник. Джил зажмурилась. У нее были темные, как у отца, волосы и тонкие, как у отца, черты лица. Когда-нибудь она станет красавицей. Не такой невзрачной замухрышкой, как ее мать, не такой. И за это Кэтрин была благодарна судьбе. Но что в этом толку, если Тэд никогда уже не увидит дочь? Пропал без вести где-то в Сирии. Что для него Сирия? Почему чужая земля отняла у нее то единственное, что было ей особенно дорого?
Нет, не совсем так. Почти единственное!
— Котенок найдет папочку и приведет его домой, правда? — спросила Джил.
— Надеюсь, дорогая. Спи. Пусть тебе приснится котенок. И папа.
Кэтрин подкрутила одну из рукояток на пульте управления и матрац на детской кроватке слегка завибрировал. Джил улыбнулась и закрыла глаза. Кэтрин выключила свет и вернулась в гостиную, надеясь услышать в выпуске новостей что-нибудь об этой небесной штуковине. Она приложила ладонь к кнопке в стене, и телеэкран ожил. Как раз вовремя.
— …сообщают из Лаоса и дальше на юг, вплоть до Альбукерка. Наблюдался также в Лос-Анджелесе, Грантсе и Жемез-Пуэбло. Доктор Келлинз Лос-Аламос утверждает, что это был один из самых ярких метеоров из когда-либо наблюдавшихся. Группа ученых начнет поиски его остатков завтра. А для тех, кто пропустил это зрелище, мы повторим запись через полторы минуты. Убедительно просим не волноваться. Никаких причин для беспокойства нет. Вы увидите падение очень крупного метеорита.
Слава Богу. Просто метеорит — падающая звезда. Не самолет и не ракета. Кэтрин не хотела, чтобы еще кому-нибудь достались те же страдания, что выпали на ее долю.
Если бы еще вернулся котенок… Она не могла надеяться на то, что на пороге вдруг появится Тэд, но котенок вполне мог быть живым и прятаться в чьем-нибудь гараже на соседней улице. Кэтрин выключила телеэкран. Прислушалась, не донесется ли с улицы мяуканье. Но вокруг было тихо.
Полковник Том Фолкнер не видел огненного шара. Когда яркая дуга прорезала небо, он сидел в комнате отдыха для офицеров авиабазы, потягивал отвратительный японский виски и без особого интереса просматривал видеозапись баскетбольного матча между командами Нью-Йорка и Сан-Диего. В дальнем углу комнаты два лейтенанта громким шепотом спорили о летающих тарелках. Один страстно отстаивал свою уверенность в том, что это — космические корабли. Другой занял ортодоксальную позицию скептика — покажите мне хотя бы кусок посадочного модуля, хоть что-нибудь, до чего я мог бы дотронуться, и тогда я поверю вам, но только тогда. Оба были слегка под градусом, иначе не затеяли бы этот разговор о блюдцах вообще — во всяком случае, в его присутствии. Всем было известно, что полковник терпеть не может разговоров на эту тему. К тому же, зная, насколько сурово обошлась с ним судьба, товарищи по оружию старались напрасно его не раздражать.
Фолкнер поднялся и бесшумно подошел к бару.
— Еще один виски. Двойной, пожалуйста.
Был ли упрек во взгляде бармена? Секундная жалость к пьянице-полковнику? Бармену не полагается покровительственно смотреть на своих клиентов, даже если он — чистюля из Оклахомы, который ни глотка не пригубит, разве что получив на то непосредственный приказ офицера.
Фолкнер нахмурился, отметив про себя, что стал слишком чувствительным, приглядывающимся к каждому жесту, слову, даже молчанию. Что пьет этот вонючий эрзац-виски только для того, чтобы хоть немного разрядиться, но в результате остается с новым грузом вины.
Бармен пододвинул к нему стакан. Банки с разбрызгивателем не в моде в офицерской комнате отдыха. Офицеры были джентльменами, и им нравилось, что обслуживающий персонал наливает им спиртные напитки в пристойную посуду.
Фолкнер хмыкнул и стиснул стакан в волосатой руке.
— Поехали! Тьфу, пакость.
Скривился.
— Простите за навязчивость, сэр, но, все-таки, каково на вкус это японское пойло?
— Вы его что, не пробовали?
— Нет, сэр. — Бармен посмотрел на полковника так, словно тот предложил ему совершить нечто непристойное. — Никогда. Я непьющий. Именно поэтому, как мне кажется, компьютер и поставил меня дежурить здесь. Вот так, сэр.
— Да-а, — кисло протянул Фолкнер, пристально глядя на бутылку так называемого виски. — Ну, не такое уж оно и гадкое, как кажется с первого раза. Довольно крепкое и немного напоминает настоящее виски, только вот отрыжка… Пока снова не наладим отношения с Шотландией, придется обходиться этим. Чертово эмбарго! Президенту следовало бы…
Он заставил себя умолкнуть. Бармен робко улыбнулся. Вопреки себе Фолкнер улыбнулся тоже и поплелся на свое место досматривать баскетбол. Центровой из Сан-Диего, парень ростом в 228 сантиметров, красиво подпрыгнув, уложил мяч в корзину. «Ну подожди немного, длинноногий балбес. В следующем сезоне в лиге появится парочка игроков ростом в 240, бьюсь об заклад. Посмотрим, как ты тогда попрыгаешь».
Спорщики все не унимались.
— …если и существуют чужаки, следящие за нами из космоса, как же получилось, что они до сих пор не вступили с нами в контакт?
— А может, уже вступили?
— Ну да. А Фредерик Сторм — пророк нашего столетия. Не говорите, что исповедуете культ Контакта!
— Я вовсе не говорил…
Фолкнер силой заставил себя смотреть на занимающий всю стену телеэкран. Он не должен был, никак не мог позволить себе думать в свое свободное время о летающих блюдцах. Ему был ненавистен сам этот термин. Все это было плохой шуткой, и никак не по его адресу.
Полковнику 43 года, и он помнил, когда летающие блюдца попали в выпуски последних новостей впервые. Это было в 1947, вскоре после второй мировой войны. Саму войну Фолкнер помнить не мог — он родился в 1939 году, в день, когда произошло вторжение в Польшу, и был в первом классе, когда война закончилась. Но сообщения о летающих тарелках запомнил, потому что всегда, с самого раннего детства интересовался космосом, можно сказать, был в числе первых, помешавшихся на этой проблеме.
Рассказы о блюдцах появлялись и исчезали, Том Фолкнер вырос, выбросил на помойку коллекцию своих фантастических журналов и поступил в Военно-Воздушную Академию, намереваясь посвятить свою жизнь американской космической программе, если таковая начнет разворачиваться. А через пару недель после того, как стал курсантом, русские вывели на орбиту свой спутник. Со временем материализовалась и американская космическая программа, усеченная, запоздалая, но настоящая. И как только фантастика стала реальностью, старое понятие «космонавт» сменилось гордым «астронавт», а Том Фолкнер приступил к программе подготовки астронавтов. Для участия в проекте «Мэркюри» он был еще слишком молод и отчаянно завидовал летающим на «Джемини», однако в проекте «Аполло» место ему нашлось, правда, в самом конце списка претендентов на полет на Луну. Если повезет, мечтал Фолкнер, он успеет еще слетать на Марс до своих сорока. Космос стал для него работой, важным делом. Дни он проводил в тренажерных залах, вечерами корпел над математикой. Летающие блюдца? Это для лунатиков. «Калифорнийские бредни» — так называл он рассказы о них, независимо от того, откуда приходили сообщения — из Мичигана или Северной Дакоты. В Калифорнии верили чему угодно, включая побасенки о багровых пожирателях людей.
В тот год Фолкнер женился, и нельзя сказать, что брак оказался неудачным, если не считать того, что детей у них не было. Он хорошо запомнил один из вечеров 1970-го года, когда компания ребят из «Аполло» хорошенько приложилась к большой бутылке виски, настоящего шотландского виски «Амбассадор» двенадцатилетней выдержки, и Нэд Рейнольдс, прилично нагрузившись, неосторожно заметил: «Ты не покинешь Землю, Том. Хочешь знать, почему? Потому что у тебя нет детей. Это очень не понравится публике. У астронавта должна быть пара картинных детишек, ожидающих возвращения папочки из космоса. Иначе телерепортаж будет совсем негодным».
Тогда Фолкнер не обратил внимания на эти слова. Подумаешь, пьяная болтовня. Только улыбнулся.
«ТынепокинешьЗемлю, Том…»
Истина в вине. Через шесть месяцев, во время очередной проверки здоровья, у него нашли что-то неладное во внутреннем ухе. Какое-то нарушение вестибулярного аппарата. Это стало концом его карьеры в «Аполло». Ему мягко объяснили, что выводить склонного к головокружению человека на орбиту нельзя, даже если до сих пор это ни в чем не проявлялось…
Конечно, без работы Фолкнер не остался. Его пристроили к проекту «Синяя книга» — состоящей из трех частей программы ВВС, задачей которой было заверить широкую общественность в том, что никаких летающих тарелок нет и никогда не было. Случилось это десять лет назад. Попав в руки бюрократов, проект непрерывно разрастался и сменил название на ИАО — Исследование Атмосферных Объектов. А бедняга Том Фолкнер, неудавшийся астронавт, стал координатором ИАО в штатах Аризона, Нью-Мексико, Юта и Колорадо, полковником в отряде наблюдения. Если сцепить зубы и продержаться достаточно долго, можно дослужиться до генерала ВВС по летающим тарелкам…
Фолкнер усмехнулся и одним глотком допил виски. И только тут до его сознания дошло, что баскетбольный репортаж прерван экстренным выпуском новостей, и что в новостях речь идет о каком-то метеоре.
«Нет причин для беспокойства, абсолютно никаких причин для беспокойства…»
Он потряс головой, приводя мысли в порядок. Ну, наконец-то! Синелицые негодяи с Бетельгейзе все-таки почтили нас своим вниманием. Никаких причин для беспокойства! Они только сожрут Вашингтон, столицу США, и уберутся восвояси. Все в порядке!
В углу бара настойчиво трезвонил телефон. Бармен, не отрывая завороженного взгляда от экрана, снял трубку.
— Это вас, полковник. Из управления. Судя по голосу, сэр, они там очень взволнованы.
Сверкающая полоса пересекла небо с северо-востока на юго-запад, с треском и шипением пронеслась над священными горами к востоку от Лаоса и стала еще более неистовой над долиной Рио-Гранде, над пыльными индейскими деревушками и шумным городом Санта-Фе. Потом она стала настолько яркой, что наблюдающие были вынуждены волей-неволей отводить глаза. Затем интенсивность излучения стала падать. То ли яростный факел истощился, то ли потускнел в зареве уличных огней растянувшегося на многие километры Альбукерка — особого значения это не имеет. Где-то в районе Меса-дель-Оро огненная звезда затерялась, и на небо Нью-Мексико, словно приливная волна, нахлынула тьма.
На просторной площади деревушки Сан-Мигель в сорока милях к югу от Санта-Фе, пытаясь унять боль, Чарли Эстанция потер кулачками слезящиеся глаза и усмехнулся, взглянув на черный купол неба.
— Падающая звезда… Красотища! — вырвался у него восторженный возглас.
Ему было одиннадцать лет. Тощий, одна кожа да кости, грязный, но довольно развитый для своего возраста мальчишка. Не раз наблюдавший полет болидов, прочерчивавших небо над пустыней, он знал, что это такое, хотя никому в деревне это было не ведомо.
Но такого метеора Чарли еще никогда не видел. След его обжигал клетчатку даже сквозь опущенные веки, и долго еще огненная линия стояла перед глазами.
В тот вечер на площади было полно народу — через неделю должны были состояться пляски Общины огня и из городов понаедет множество белых, чтобы глазеть на них, фотографировать и, возможно, тратить деньги.
— Майани! — испуганно прошептал кто-то из многочисленных родичей Чарли. — Духи!
Площадь беспокойно загудела. Мальчик увидел, как два его дяди по материнской линии помчались к высокому круглому кива — лишенному окон дому для совершения обрядов, чтобы спрятаться за его стенами, а сестра Росита схватила распятие, висевшее у нее на груди, и прижала его к щеке, словно амулет. Многие лихорадочно крестились. Чарли усмехнулся. Деревня, ощетинившаяся телевизионными антеннами и сверкающая никелем автомобилей последних марок, переполнилась ужасом при виде падающей звезды. Протянув руку, он схватил пробегающую мимо насмерть перепуганную сестру.
— Куда это ты собралась?
— Домой! В небе демоны!
— Конечно. Они сами решили исполнить пляски Общины Огня, потому что мы перестали делать это правильно, — улыбнулся он.
Однако девочка не разделяла его сарказма.
— Да послушай же, Лупе…
Она родилась на год раньше, и была сильнее, поэтому без труда вырвалась и умчалась. Чарли покачал головой.
Они все посходили с ума от страха. Почему никто не хочет думать? Мечутся, разбрасывая кукурузные початки и шепча древние молитвы, которые давно утратили первоначальный смысл — неотесанные индейцы!
— Да ведь это всего лишь падающая звезда! Только очень большая! — пытался он успокоить сородичей, но никто, как обычно, не обращал на него внимания.
Его считали немного не в своем уме, этого худого мальчишку, голова которого набита бреднями белых людей…
Ночной ветер подхватил мальчишеский крик и унес в пустыню. Чарли покрутил у виска пальцем. Ох уж, эти люди! Да, эта суеверная паника была бы смешной, если б не была столь печальной.
О! А вот и падре.
На пороге церквушки появился священник с воздетыми к черному небу руками, что, по мнению Чарли, было жестом утешения.
— Не бойтесь! — кричал он по-испански. — Все в порядке! Идите в церковь и сохраняйте спокойствие!
Женщины, которым запрещен вход в кива, где уже спряталось большинство мужчин, истошно вопя и толкая друг друга, поспешили под защиту церковных выбеленных стен.
Отец Эррера был лысым коротышкой. Он приехал из Эль-Пасо несколько лет тому назад, когда умер старый местный священник. В определенном смысле все в Сан-Мигеле были католиками, но продолжали бережно хранить старинные суеверия, то есть, собственно говоря, никто вообще не придерживался какой-либо веры. Поэтому при потрясениях, подобных этому, мало кто искал спасения в церкви отца Эрреры, что вызывало у него справедливое неудовольствие.
Чарли подошел к священнику и тронул его за руку.
— Что это было, падре? Падающая звезда, правда?
— Скорее всего, сын мой, это знамение, — обратил к нему сияющее лицо отец Эррера.
— Я видел собственными глазами! Это была падающая звезда!
Но священник уже не слушал его, продолжая увещевать перепуганную паству. Чарли понял, что его мягко отстранили. Как-то падре сказал Росите Эстанция, что ее брат — заблудшая овца, и мальчишка был даже несколько польщен этим. Он с надеждой поднял взор к небу, но звезды больше не падали.
Площадь опустела. На противоположном ее конце открылась дверь сувенирной лавки и на пороге появился Марти Макино с банкой спиртного. Из угла его рта свешивалась дымящаяся сигарета.
— Куда это все подевались?
— Разбежались с перепугу. Жаль, что ты не видел, как они драпали, — криво ухмыльнулся Чарли.
Он немного побаивался Марти и в глубине души ненавидел, но все же смотрел на него, как на человека, способного на поступок. Ему было девятнадцать лет. Два года назад он покинул деревню ради жизни в Альбукерке. Жители деревни считали, что Макино побывал в самом Лос-Анджелесе. Словом, он был смутьяном, долго прожившим в мире белых. Потеряв работу, Марти вернулся к сородичам и, как перешептывались, закрутил любовь с Роситой. За это-то Чарли его и ненавидел. И все же понимал, что ему есть чему поучиться у этого насмешника. Мальчишка и сам надеялся когда-нибудь сбежать из Сан-Мигеля.
Они стояли посреди пустой площади — Чарли, низенький и худой, и Марти, высокий и стройный. Марти предложил Чарли сигарету. Тот взял ее и умело стряхнул пепел. Они улыбнулись друг другу, как братья.
— Ты видел ее? Падающую звезду?
Юноша кивнул и, подняв банку с распылителем, брызнул себе в рот струйку виски.
— Видел. Никакая это не звезда.
— Значит, к нам в гости идут кахинас? Духи?
— Эх, малыш, ничего ты не понял, — улыбнулся Марти. — Разве падающие звезды бывают такими? Это где-то над Лаосом взорвалось летающее блюдце!
Кэтрин Мэсон увидела свет на небе случайно. Обычно она не выходила из дому после двенадцати в такие темные зимние ночи. В доме было тепло и уютно. Мало ли, что может случиться на улице. Но три дня назад куда-то запропал котенок ее дочери, а Кэтрин почудилось, что за дверью кто-то слабо мяукает. Пропажа маленького пушистого друга была для всей семьи большой трагедией, и она решилась покинуть дом в отчаянной надежде, что обнаружит под дверью черно-белый живой комочек, царапающий половичок. Но котенка там не оказалось. Кэтрин уже собиралась вернуться в дом, как вдруг в небе вспыхнула огненная полоса. Она была настолько яркой, что женщина закрыла глаза руками, но любопытство пересилило, и она заставила себя смотреть, как полоса завершает свою пламенную траекторию.
Что же это могло быть?
Ответ пришел на ум сразу — это след взорвавшегося истребителя ВВС. Кто-то из ребят с базы в Киртлэнде нашел свою смерть во время тренировочного полета. Конечно же! Конечно! И сегодня станет одной вдовой больше. Кэтрин задрожала. Но, к удивлению, на этот раз обошлось без слез.
Полоса загнулась к центру Альбукерка и пропала, исчезнув в ярком зареве города. Ум Кэтрин мгновенно заработал, ибо в ее личном мире катастрофы всегда были под рукой. Она отчетливо представила, как горящий самолет врезается в один из домов на Центральной Авеню, перепахивает десяток улиц, унося тысячи жизней и разбрызгивая струи горящего бензина с вулканической яростью. Вопли сирен, крики женщин, визг тормозов скорой помощи, гробы…
Полагая, что распускаться глупо, женщина подавила истерику и попробовала более спокойно переварить только что увиденное. След самолета растаял в черном небе, мир вокруг принял привычный вид, такой же обыденный, как и во все эти дни ее неожиданного вдовства. Ей почудилось, что она слышит приглушенный грохот где-то вдали — грохот падения. Но весь опыт жизни вблизи базы ВВС говорил ей, что эта огненная полоса не могла быть взорвавшимся самолетом, если только это не экспериментальная модель с еще не объявленными техническими данными. Кэтрин доводилось видеть, как взрываются реактивные самолеты, но никогда взрыв не сопровождался настолько яркой вспышкой.
Что же тогда? Может, межконтинентальная ракета, несущая на борту пятьсот обреченных на ужасную смерть пассажиров?
Она почти слышала голос своего мужа. «Подумай, Кэт, подумай!». И пыталась думать. Яркий свет пришел с севера, от Санта-Фе или Лаоса и пропал на юге. Межконтинентальные ракеты следуют восточно-западным курсом. Если только одна из них не сбилась с пути… Тогда другое дело. Однако ракетам не положено сбиваться с заданного курса. Их системы управления абсолютно надежны.
Думай, Кэт, хорошенько думай!
Может быть, китайская ракета? Может быть, в конце концов началась война? Но тогда бы ночь обратилась в день, и водородная бомба разнесла бы на мельчайшие частицы весь Нью-Мексико…
Думай!
Что-то вроде метеорита? Или летающее блюдце, направляющееся на посадку в Киртлэнде? Сейчас очень много говорят о летающих тарелках. И что существа из космоса следят за нами. Зеленые человечки с клейкими щупальцами и выпученными глазками? Кэтрин покачала головой. Это можно только по телевизору увидеть.
А небо было таким чистым, мирным…
Женщина плотнее закуталась в плед. Здесь, на краю пустыни, ветер, казалось бы, дует прямо с полюса.
Семейство Мэсонов жило в самом северном доме своего микрорайона. Выглядывая из окна, Кэтрин могла увидеть только сухие заросли полыни и песок пустыни. Когда два года назад они с Тэдом покупали этот дом, агент торжественно пообещал им, что вскорости район застроится, но этого до сих пор не произошло — финансовые затруднения… Так и живут они теперь на самой границе между чем-то и ничем. В основном цивилизация распространялась все расширяющейся полосой вдоль шоссе N25 от Альбукерка. А здесь была просто открытая местность, полная койотов и еще бог знает чего. Койоты, наверное, и сожрали котенка… Вспомнив о нем, Кэтрин сжала кулаки и еще раз прислушалась.
Ничего. Лишь свист ветра и насмешливый вой койотов. Женщина еще раз взглянула на небо и вернулась в дом. Она заперла дверь, включила сторожевую сигнализацию и подождала ответного сигнала из центральной конторы. Как хорошо находиться внутри ярко освещенного, уютного дома… Раньше, когда Тэд был еще жив, она очень любила свое жилище. Теперь оно служило ей своеобразной крепостью, укрытием, в котором она терпеливо ждала, когда покинет ее вдовье оцепенение. Ей всего тридцать. Слишком она молода, чтобы навсегда похоронить себя в этих стенах.
— Мама… Где ты, мама? — отвлек ее от дум сонный голосок дочери.
— Здесь, Джилли. Я здесь, дорогая.
— Ты нашла моего котеночка?
— Нет, любимая.
— А зачем же ты выходила?
— Мне показалось, что он сидит под дверью.
— Котеночек пошел искать папу, правда, мамочка?
С трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Кэтрин вошла в спальню дочери. Девочка лежала в постели, сверху за ней бдительно наблюдал золотой глазок монитора. В свои неполные три года Джил была уже достаточно большой, чтобы вылезти из кровати, но недостаточно взрослой, чтобы сделать это без посторонней помощи. Поэтому Кэтрин все еще использовала электронного сторожа в роли няньки, хотя от него полагалось отказаться, как только ребенку исполнится два года. Она просто не могла отказать себе в удовольствии усилить безопасность.
Протянув руку, Кэтрин включила ночник. Джил зажмурилась. У нее были темные, как у отца, волосы и тонкие, как у отца, черты лица. Когда-нибудь она станет красавицей. Не такой невзрачной замухрышкой, как ее мать, не такой. И за это Кэтрин была благодарна судьбе. Но что в этом толку, если Тэд никогда уже не увидит дочь? Пропал без вести где-то в Сирии. Что для него Сирия? Почему чужая земля отняла у нее то единственное, что было ей особенно дорого?
Нет, не совсем так. Почти единственное!
— Котенок найдет папочку и приведет его домой, правда? — спросила Джил.
— Надеюсь, дорогая. Спи. Пусть тебе приснится котенок. И папа.
Кэтрин подкрутила одну из рукояток на пульте управления и матрац на детской кроватке слегка завибрировал. Джил улыбнулась и закрыла глаза. Кэтрин выключила свет и вернулась в гостиную, надеясь услышать в выпуске новостей что-нибудь об этой небесной штуковине. Она приложила ладонь к кнопке в стене, и телеэкран ожил. Как раз вовремя.
— …сообщают из Лаоса и дальше на юг, вплоть до Альбукерка. Наблюдался также в Лос-Анджелесе, Грантсе и Жемез-Пуэбло. Доктор Келлинз Лос-Аламос утверждает, что это был один из самых ярких метеоров из когда-либо наблюдавшихся. Группа ученых начнет поиски его остатков завтра. А для тех, кто пропустил это зрелище, мы повторим запись через полторы минуты. Убедительно просим не волноваться. Никаких причин для беспокойства нет. Вы увидите падение очень крупного метеорита.
Слава Богу. Просто метеорит — падающая звезда. Не самолет и не ракета. Кэтрин не хотела, чтобы еще кому-нибудь достались те же страдания, что выпали на ее долю.
Если бы еще вернулся котенок… Она не могла надеяться на то, что на пороге вдруг появится Тэд, но котенок вполне мог быть живым и прятаться в чьем-нибудь гараже на соседней улице. Кэтрин выключила телеэкран. Прислушалась, не донесется ли с улицы мяуканье. Но вокруг было тихо.
Полковник Том Фолкнер не видел огненного шара. Когда яркая дуга прорезала небо, он сидел в комнате отдыха для офицеров авиабазы, потягивал отвратительный японский виски и без особого интереса просматривал видеозапись баскетбольного матча между командами Нью-Йорка и Сан-Диего. В дальнем углу комнаты два лейтенанта громким шепотом спорили о летающих тарелках. Один страстно отстаивал свою уверенность в том, что это — космические корабли. Другой занял ортодоксальную позицию скептика — покажите мне хотя бы кусок посадочного модуля, хоть что-нибудь, до чего я мог бы дотронуться, и тогда я поверю вам, но только тогда. Оба были слегка под градусом, иначе не затеяли бы этот разговор о блюдцах вообще — во всяком случае, в его присутствии. Всем было известно, что полковник терпеть не может разговоров на эту тему. К тому же, зная, насколько сурово обошлась с ним судьба, товарищи по оружию старались напрасно его не раздражать.
Фолкнер поднялся и бесшумно подошел к бару.
— Еще один виски. Двойной, пожалуйста.
Был ли упрек во взгляде бармена? Секундная жалость к пьянице-полковнику? Бармену не полагается покровительственно смотреть на своих клиентов, даже если он — чистюля из Оклахомы, который ни глотка не пригубит, разве что получив на то непосредственный приказ офицера.
Фолкнер нахмурился, отметив про себя, что стал слишком чувствительным, приглядывающимся к каждому жесту, слову, даже молчанию. Что пьет этот вонючий эрзац-виски только для того, чтобы хоть немного разрядиться, но в результате остается с новым грузом вины.
Бармен пододвинул к нему стакан. Банки с разбрызгивателем не в моде в офицерской комнате отдыха. Офицеры были джентльменами, и им нравилось, что обслуживающий персонал наливает им спиртные напитки в пристойную посуду.
Фолкнер хмыкнул и стиснул стакан в волосатой руке.
— Поехали! Тьфу, пакость.
Скривился.
— Простите за навязчивость, сэр, но, все-таки, каково на вкус это японское пойло?
— Вы его что, не пробовали?
— Нет, сэр. — Бармен посмотрел на полковника так, словно тот предложил ему совершить нечто непристойное. — Никогда. Я непьющий. Именно поэтому, как мне кажется, компьютер и поставил меня дежурить здесь. Вот так, сэр.
— Да-а, — кисло протянул Фолкнер, пристально глядя на бутылку так называемого виски. — Ну, не такое уж оно и гадкое, как кажется с первого раза. Довольно крепкое и немного напоминает настоящее виски, только вот отрыжка… Пока снова не наладим отношения с Шотландией, придется обходиться этим. Чертово эмбарго! Президенту следовало бы…
Он заставил себя умолкнуть. Бармен робко улыбнулся. Вопреки себе Фолкнер улыбнулся тоже и поплелся на свое место досматривать баскетбол. Центровой из Сан-Диего, парень ростом в 228 сантиметров, красиво подпрыгнув, уложил мяч в корзину. «Ну подожди немного, длинноногий балбес. В следующем сезоне в лиге появится парочка игроков ростом в 240, бьюсь об заклад. Посмотрим, как ты тогда попрыгаешь».
Спорщики все не унимались.
— …если и существуют чужаки, следящие за нами из космоса, как же получилось, что они до сих пор не вступили с нами в контакт?
— А может, уже вступили?
— Ну да. А Фредерик Сторм — пророк нашего столетия. Не говорите, что исповедуете культ Контакта!
— Я вовсе не говорил…
Фолкнер силой заставил себя смотреть на занимающий всю стену телеэкран. Он не должен был, никак не мог позволить себе думать в свое свободное время о летающих блюдцах. Ему был ненавистен сам этот термин. Все это было плохой шуткой, и никак не по его адресу.
Полковнику 43 года, и он помнил, когда летающие блюдца попали в выпуски последних новостей впервые. Это было в 1947, вскоре после второй мировой войны. Саму войну Фолкнер помнить не мог — он родился в 1939 году, в день, когда произошло вторжение в Польшу, и был в первом классе, когда война закончилась. Но сообщения о летающих тарелках запомнил, потому что всегда, с самого раннего детства интересовался космосом, можно сказать, был в числе первых, помешавшихся на этой проблеме.
Рассказы о блюдцах появлялись и исчезали, Том Фолкнер вырос, выбросил на помойку коллекцию своих фантастических журналов и поступил в Военно-Воздушную Академию, намереваясь посвятить свою жизнь американской космической программе, если таковая начнет разворачиваться. А через пару недель после того, как стал курсантом, русские вывели на орбиту свой спутник. Со временем материализовалась и американская космическая программа, усеченная, запоздалая, но настоящая. И как только фантастика стала реальностью, старое понятие «космонавт» сменилось гордым «астронавт», а Том Фолкнер приступил к программе подготовки астронавтов. Для участия в проекте «Мэркюри» он был еще слишком молод и отчаянно завидовал летающим на «Джемини», однако в проекте «Аполло» место ему нашлось, правда, в самом конце списка претендентов на полет на Луну. Если повезет, мечтал Фолкнер, он успеет еще слетать на Марс до своих сорока. Космос стал для него работой, важным делом. Дни он проводил в тренажерных залах, вечерами корпел над математикой. Летающие блюдца? Это для лунатиков. «Калифорнийские бредни» — так называл он рассказы о них, независимо от того, откуда приходили сообщения — из Мичигана или Северной Дакоты. В Калифорнии верили чему угодно, включая побасенки о багровых пожирателях людей.
В тот год Фолкнер женился, и нельзя сказать, что брак оказался неудачным, если не считать того, что детей у них не было. Он хорошо запомнил один из вечеров 1970-го года, когда компания ребят из «Аполло» хорошенько приложилась к большой бутылке виски, настоящего шотландского виски «Амбассадор» двенадцатилетней выдержки, и Нэд Рейнольдс, прилично нагрузившись, неосторожно заметил: «Ты не покинешь Землю, Том. Хочешь знать, почему? Потому что у тебя нет детей. Это очень не понравится публике. У астронавта должна быть пара картинных детишек, ожидающих возвращения папочки из космоса. Иначе телерепортаж будет совсем негодным».
Тогда Фолкнер не обратил внимания на эти слова. Подумаешь, пьяная болтовня. Только улыбнулся.
«ТынепокинешьЗемлю, Том…»
Истина в вине. Через шесть месяцев, во время очередной проверки здоровья, у него нашли что-то неладное во внутреннем ухе. Какое-то нарушение вестибулярного аппарата. Это стало концом его карьеры в «Аполло». Ему мягко объяснили, что выводить склонного к головокружению человека на орбиту нельзя, даже если до сих пор это ни в чем не проявлялось…
Конечно, без работы Фолкнер не остался. Его пристроили к проекту «Синяя книга» — состоящей из трех частей программы ВВС, задачей которой было заверить широкую общественность в том, что никаких летающих тарелок нет и никогда не было. Случилось это десять лет назад. Попав в руки бюрократов, проект непрерывно разрастался и сменил название на ИАО — Исследование Атмосферных Объектов. А бедняга Том Фолкнер, неудавшийся астронавт, стал координатором ИАО в штатах Аризона, Нью-Мексико, Юта и Колорадо, полковником в отряде наблюдения. Если сцепить зубы и продержаться достаточно долго, можно дослужиться до генерала ВВС по летающим тарелкам…
Фолкнер усмехнулся и одним глотком допил виски. И только тут до его сознания дошло, что баскетбольный репортаж прерван экстренным выпуском новостей, и что в новостях речь идет о каком-то метеоре.
«Нет причин для беспокойства, абсолютно никаких причин для беспокойства…»
Он потряс головой, приводя мысли в порядок. Ну, наконец-то! Синелицые негодяи с Бетельгейзе все-таки почтили нас своим вниманием. Никаких причин для беспокойства! Они только сожрут Вашингтон, столицу США, и уберутся восвояси. Все в порядке!
В углу бара настойчиво трезвонил телефон. Бармен, не отрывая завороженного взгляда от экрана, снял трубку.
— Это вас, полковник. Из управления. Судя по голосу, сэр, они там очень взволнованы.
2
Неприятности начались над полюсом.
Это был стандартный корабль-разведчик, один из многих, несколько десятилетий совершающих патрульные облеты Земли. До сих пор за всю историю из эксплуатации ничего подобного не происходило.
Первые признаки аварии выявились на высоте 27 тысяч метров, когда на пульте зажглась сигнальная лампочка. И сразу же запульсировали сигналы под кожей трех членов экипажа. Среди различных полезных схем, вмонтированных в их тела, была и такая, которая сразу давала знать о технических неполадках.
Земляне ни в коем случае не должны были узнать о ведущемся наблюдении, поэтому дирнанцы любой ценой старались избежать аварии, связанной с посадкой на планету.
Экипаж состоял из двух мужчин и женщины. Они провели на корабле почти столетие по земным меркам, причем последние десять лет выполняли над Землей функцию Наблюдателей. Женщина, Глэйр, заведовала записывающим оборудованием, Миртин обрабатывал и анализировал ее, а Ворнин передавал на родную планету. Кроме этого, у них были еще дополнительные обязанности, которые они делили без соблюдения формальностей: обслуживание механизмов корабля, приготовление пищи, связь с другими Наблюдателями и тому подобное. Это был дружный экипаж, отлично сработавшийся за долгие годы.
Самый старший и спокойный из них, Миртин, избравший для маскировки тело землянина средних лет, первым добрался до пульта обработки данных.
— Вышло из строя устройство фокусировки плазмы. Мы взорвемся через шесть минут.
— Но это невозможно! — воскликнула Глэйр. — Мы…
— И все же это случилось, — грустно улыбнулся Ворнин. — Теоретически такая возможность не исключена.
Будучи довольно тщеславным, он выбрал тело привлекательного молодого человека, даже красивого. Разумеется, любой дирнанец, занимающийся наблюдением, должен принимать вид землянина, и он счел проявлением здравого смысла то, что эта форма наилучшим образом выражает внутренний мир. Все это было допустимо — и красота Ворнина, и неприметность Миртина, и даже то, что Глэйр согрешила в направлении возбуждения чувственных желаний.
— Если мы введем в действие резервные цепи, то, может быть, удастся удержать плазму, — задумчиво произнесла она. — Но это снимет маскировку.
— Попробуй, — согласился Ворнин, и тонкие пальцы женщины с поразительной скоростью пробежали по пульту.
— Ну вот, теперь нас видно, — констатировал Миртин. — Прямо как в центре рыночной площади в солнечный день.
— Да. И великолепно отражаемся на экранах радаров, — пробурчал Ворнин. — Так что в нашу сторону, скорее всего, уже летят ракеты.
— Сомневаюсь, — решительно заявила Глэйр. — Они засекали наши корабли и раньше, но не нападали. Им известно, что мы здесь. По крайней мере, правительствам.
Ворнин понимал, что она права. Главным сейчас было предотвратить взрыв, а не сокрушаться по поводу того, что они стали доступны для обозрения любой земной системы обнаружения. Он открыл дверь и протиснулся в силовой отсек.
Дирнанские корабли могли выполнять бесконечные полеты без пополнения топлива. Сплющенная сфера корабля сужалась книзу, образуя купол, в котором размещался термоядерный реактор — по сути миниатюрное солнце, из которого черпалась необходимая энергия. Сердцевиной системы была плазма — чудовищной температуры смесь электронов и атомных ядер без оболочки — которая удерживалась мощным магнитным полем. Ничто материальное не могло содержать в себе плазму, не становясь ее частью, так что во всей Вселенной могло служить сосудом для газа, температура которого исчислялась сотнями миллионов градусов? Но магнитное поле сжимало ее, контролировало, держа на расстоянии от всего, что она могла бы пожрать. Пока плазма оставалась под контролем, дирнанцы могли пользоваться ее энергией вечно или настолько близко к вечности, что для живых существ это не составляло никакой разницы. Но если сжимающий эффект пропадал…
Это был стандартный корабль-разведчик, один из многих, несколько десятилетий совершающих патрульные облеты Земли. До сих пор за всю историю из эксплуатации ничего подобного не происходило.
Первые признаки аварии выявились на высоте 27 тысяч метров, когда на пульте зажглась сигнальная лампочка. И сразу же запульсировали сигналы под кожей трех членов экипажа. Среди различных полезных схем, вмонтированных в их тела, была и такая, которая сразу давала знать о технических неполадках.
Земляне ни в коем случае не должны были узнать о ведущемся наблюдении, поэтому дирнанцы любой ценой старались избежать аварии, связанной с посадкой на планету.
Экипаж состоял из двух мужчин и женщины. Они провели на корабле почти столетие по земным меркам, причем последние десять лет выполняли над Землей функцию Наблюдателей. Женщина, Глэйр, заведовала записывающим оборудованием, Миртин обрабатывал и анализировал ее, а Ворнин передавал на родную планету. Кроме этого, у них были еще дополнительные обязанности, которые они делили без соблюдения формальностей: обслуживание механизмов корабля, приготовление пищи, связь с другими Наблюдателями и тому подобное. Это был дружный экипаж, отлично сработавшийся за долгие годы.
Самый старший и спокойный из них, Миртин, избравший для маскировки тело землянина средних лет, первым добрался до пульта обработки данных.
— Вышло из строя устройство фокусировки плазмы. Мы взорвемся через шесть минут.
— Но это невозможно! — воскликнула Глэйр. — Мы…
— И все же это случилось, — грустно улыбнулся Ворнин. — Теоретически такая возможность не исключена.
Будучи довольно тщеславным, он выбрал тело привлекательного молодого человека, даже красивого. Разумеется, любой дирнанец, занимающийся наблюдением, должен принимать вид землянина, и он счел проявлением здравого смысла то, что эта форма наилучшим образом выражает внутренний мир. Все это было допустимо — и красота Ворнина, и неприметность Миртина, и даже то, что Глэйр согрешила в направлении возбуждения чувственных желаний.
— Если мы введем в действие резервные цепи, то, может быть, удастся удержать плазму, — задумчиво произнесла она. — Но это снимет маскировку.
— Попробуй, — согласился Ворнин, и тонкие пальцы женщины с поразительной скоростью пробежали по пульту.
— Ну вот, теперь нас видно, — констатировал Миртин. — Прямо как в центре рыночной площади в солнечный день.
— Да. И великолепно отражаемся на экранах радаров, — пробурчал Ворнин. — Так что в нашу сторону, скорее всего, уже летят ракеты.
— Сомневаюсь, — решительно заявила Глэйр. — Они засекали наши корабли и раньше, но не нападали. Им известно, что мы здесь. По крайней мере, правительствам.
Ворнин понимал, что она права. Главным сейчас было предотвратить взрыв, а не сокрушаться по поводу того, что они стали доступны для обозрения любой земной системы обнаружения. Он открыл дверь и протиснулся в силовой отсек.
Дирнанские корабли могли выполнять бесконечные полеты без пополнения топлива. Сплющенная сфера корабля сужалась книзу, образуя купол, в котором размещался термоядерный реактор — по сути миниатюрное солнце, из которого черпалась необходимая энергия. Сердцевиной системы была плазма — чудовищной температуры смесь электронов и атомных ядер без оболочки — которая удерживалась мощным магнитным полем. Ничто материальное не могло содержать в себе плазму, не становясь ее частью, так что во всей Вселенной могло служить сосудом для газа, температура которого исчислялась сотнями миллионов градусов? Но магнитное поле сжимало ее, контролировало, держа на расстоянии от всего, что она могла бы пожрать. Пока плазма оставалась под контролем, дирнанцы могли пользоваться ее энергией вечно или настолько близко к вечности, что для живых существ это не составляло никакой разницы. Но если сжимающий эффект пропадал…