Страница:
– Благодарю вас!
– Не за что. Еще вопрос?
Он держал бутылку наклоненной над бокалом.
– Не сейчас…
– Только не говорите мне, что вы рассчитываете прийти еще раз… Я ничего не имею против вас лично, но в нашем ремесле желательно видеться с вами не слишком часто…
– Сколько я вам должен?
– Сегодня моя очередь… В тот день, когда я три часа отвечал на вопросы вашего инспектора, он угостил меня кружкой пива и бутербродом…
Выйдя на улицу, Мегрэ и Люка долго молчали. Потом Мегрэ вдруг поднял руку, чтобы остановить такси, и инспектору пришлось напомнить ему, что они приехали на полицейской машине. Они отыскали ее, сели.
– Ко мне… – пробурчал Мегрэ.
У него не было никаких серьезных оснований завтракать вне дома. По правде сказать, он еще не представлял себе, с какого конца браться за дело. Единственное, что дал ему разговор с Джо-Кечистом, – а он знал, Джо говорил чистосердечно, – это еще большую уверенность в том, о чем он думал с самого утра.
Да, действительно, Эмиль Буле был дилетантом, который каким-то удивительным образом вклинился в самую гущу Монмартра.
И – любопытная вещь! – все наталкивало на мысль, что убит он тоже дилетантом.
– А ты? – спросил он Люка. Тот понял, о чем его спрашивают.
– Три женщины хорошо известны торговцам квартала. Их называют итальянками. Немного подтрунивают над старухой, над тем, как она коверкает французский язык. Меньше знают Аду, она редко показывается в лавках торговцев, ее видели лишь тогда, когда она проходила мимо в обществе своего зятя… Люди, которых я расспрашивал, пока еще в неведении о случившемся… Семья держится так, словно они думают только о еде. Если мясник не преувеличивает, то просто невероятно, что они еще могут есть, требуют себе лучшие куски… После полудня Марина отправилась гулять в сквер Анвер, одной рукой катила коляску, другой вела мальчика…
– У них нет прислуги?
– Приходящая, три раза в неделю…
– Ты знаешь ее имя и адрес? Люка покраснел.
– К вечеру буду знать…
– Что говорят еще?
– Жена хозяина рыбной лавки сказала мне: «Он хитрец из хитрецов!» Это, конечно, об Эмиле. Он женился на старшей сестре, когда ей было девятнадцать лет… Заметив, что она начала полнеть, прибрал к рукам младшую сестру… Попомните мое слово, когда Ада, в свою очередь, тоже потолстеет, он отыщет в Италии еще одну сестру или какую-нибудь кузину…»
Мегрэ уже думал об этом. Не в первый раз встречал он мужчину, влюбленного в свою свояченицу.
– Постарайся навести справки об Аде… Главным образом узнать, нет ли у нее дружка или любовника…
– Вы думаете, у нее кто-нибудь есть, патрон?
– Нет. Но нельзя пренебрегать ничем. Я хотел бы также побольше узнать об Антонио… Если бы ты сегодня днем прогулялся на улицу Понтье…
– Идет…
Люка остановил машину около дома, где жил комиссар, и Мегрэ, подняв голову, увидел в окне жену. Она едва заметно махнула ему рукой. Он ответил ей тем же и стал подниматься по лестнице.
– Не за что. Еще вопрос?
Он держал бутылку наклоненной над бокалом.
– Не сейчас…
– Только не говорите мне, что вы рассчитываете прийти еще раз… Я ничего не имею против вас лично, но в нашем ремесле желательно видеться с вами не слишком часто…
– Сколько я вам должен?
– Сегодня моя очередь… В тот день, когда я три часа отвечал на вопросы вашего инспектора, он угостил меня кружкой пива и бутербродом…
Выйдя на улицу, Мегрэ и Люка долго молчали. Потом Мегрэ вдруг поднял руку, чтобы остановить такси, и инспектору пришлось напомнить ему, что они приехали на полицейской машине. Они отыскали ее, сели.
– Ко мне… – пробурчал Мегрэ.
У него не было никаких серьезных оснований завтракать вне дома. По правде сказать, он еще не представлял себе, с какого конца браться за дело. Единственное, что дал ему разговор с Джо-Кечистом, – а он знал, Джо говорил чистосердечно, – это еще большую уверенность в том, о чем он думал с самого утра.
Да, действительно, Эмиль Буле был дилетантом, который каким-то удивительным образом вклинился в самую гущу Монмартра.
И – любопытная вещь! – все наталкивало на мысль, что убит он тоже дилетантом.
– А ты? – спросил он Люка. Тот понял, о чем его спрашивают.
– Три женщины хорошо известны торговцам квартала. Их называют итальянками. Немного подтрунивают над старухой, над тем, как она коверкает французский язык. Меньше знают Аду, она редко показывается в лавках торговцев, ее видели лишь тогда, когда она проходила мимо в обществе своего зятя… Люди, которых я расспрашивал, пока еще в неведении о случившемся… Семья держится так, словно они думают только о еде. Если мясник не преувеличивает, то просто невероятно, что они еще могут есть, требуют себе лучшие куски… После полудня Марина отправилась гулять в сквер Анвер, одной рукой катила коляску, другой вела мальчика…
– У них нет прислуги?
– Приходящая, три раза в неделю…
– Ты знаешь ее имя и адрес? Люка покраснел.
– К вечеру буду знать…
– Что говорят еще?
– Жена хозяина рыбной лавки сказала мне: «Он хитрец из хитрецов!» Это, конечно, об Эмиле. Он женился на старшей сестре, когда ей было девятнадцать лет… Заметив, что она начала полнеть, прибрал к рукам младшую сестру… Попомните мое слово, когда Ада, в свою очередь, тоже потолстеет, он отыщет в Италии еще одну сестру или какую-нибудь кузину…»
Мегрэ уже думал об этом. Не в первый раз встречал он мужчину, влюбленного в свою свояченицу.
– Постарайся навести справки об Аде… Главным образом узнать, нет ли у нее дружка или любовника…
– Вы думаете, у нее кто-нибудь есть, патрон?
– Нет. Но нельзя пренебрегать ничем. Я хотел бы также побольше узнать об Антонио… Если бы ты сегодня днем прогулялся на улицу Понтье…
– Идет…
Люка остановил машину около дома, где жил комиссар, и Мегрэ, подняв голову, увидел в окне жену. Она едва заметно махнула ему рукой. Он ответил ей тем же и стал подниматься по лестнице.
Глава 4
Когда зазвонил телефон, Мегрэ, сидя с набитым ртом за столом, сделал жене знак взять трубку.
– Алло!.. Откуда?.. Да, он завтракает… Я позову его.
Насупив брови, он хмуро смотрел на нее.
– Это Лесуан…
Мегрэ поднялся, продолжая жевать и захватив с собой салфетку, чтобы вытереть рот. Последние пять минут он как раз думал о своем товарище Лесуане, начальнике полиции по борьбе с наркотиками, к которому намеревался зайти сегодня во второй половине дня. Связи Мегрэ со средой Монмартра и особенно площади Пигаль начинали ослабевать, у Лесуана же в этом смысле все было в полном порядке.
– Алло!.. Да, я слушаю тебя… Нет… Пустяки… Я как раз собирался зайти к тебе…
Шеф полиции по борьбе с наркотиками был по меньшей мере лет на десять моложе Мегрэ; он жил неподалеку от бульвара Ришар-Ленуар, на бульваре Вольтер, в квартире, где всегда царил кавардак, потому что у него было шестеро или семеро детей.
– У меня здесь сидит человек, которого ты, конечно, знаешь… – говорил Лесуан. – Он уже давно один из моих осведомителей… Но предпочитает не появляться на набережной Орфевр, а когда у него есть какие-нибудь новости, приходит ко мне домой. Сегодня вышло так, что его информация скорее представляет интерес для тебя… Разумеется, я не знаю, чего она стоит… Что же касается его самого, то если отбросить прикрасы, которые он охотно добавляет, потому что он своего рода артист, то ему можно доверять…
– Кто это?
– Луи Бубе по прозвищу Микей, швейцар одного из кабаре…
– Пришли его тотчас же ко мне…
– Ничего, если он придет к тебе домой?
Мегрэ быстро закончил завтрак, и когда у входной двери прозвучал звонок, он с чашкой кофе, который ему только что подала жена, прошел в гостиную.
Он не видел этого человека много лет, но сразу узнал его. Впрочем, как же иначе, ведь Бубе был существом необычным. Сколько лет ему теперь? Комиссар попробовал подсчитать. Сам Мегрэ был еще довольно юным инспектором, когда его гость уже служил на Монмартре посыльным.
С тех пор Бубе не вырос ни на мизинец. У него всегда была фигура мальчишки двенадцати-тринадцати лет и, что самое удивительное, и лицо у него было такое же. Худой лопоухий подросток с длинным острым носом и словно растянутым в насмешке ртом, сделанным, казалось, из каучука.
И только если смотреть вблизи, можно заметить, что лицо его покрыто сеткой тонких морщин.
– Сколько лет, сколько зим!.. – воскликнул Бубе, оглядываясь, с кепкой в руках. – Вы помните «Триполи» и Тетун?
Да, эти двое мужчин – Мегрэ и Бубе – были почти ровесниками, ну, может, с разницей в два-три года.
– Доброе было времечко, а?
Бубе говорил о пивной, существовавшей некогда на улице Дюпре, неподалеку от «Лотоса», которая, равно как и ее хозяйка, пользовалась известностью до войны.
Тетун была пышная марсельянка, она слыла хозяйкой лучшей южной кухни в Париже и имела привычку встречать посетителей смачными поцелуями и «тыкать» им.
Это было традицией: придя в пивную, заглянуть к Тету, на кухню… У нее можно было встретить самых неожиданных людей.
– А помните толстяка Луи, владельца трех домов на улице Прованс? А Эжена ле Борн? А красавчика Фернана, который потом снимался в кино?..
Мегрэ знал: бесполезно требовать от Микея, чтобы он перешел к делу. Микей ломал комедию: он очень хотел поставлять полиции сведения, но на свой лад, делая при этом вид, будто подобными вещами не занимается.
Люди, о которых он говорил, были в те времена крупными тузами на Монмартре, владельцами публичных домов, которые процветают и поныне, и все эти господа захаживали к Тетун. Там они назначали свидания своим адвокатам – у большинства это были мэтры из коллегии адвокатов – и, кроме того, поскольку заведение Тетун считалось модным, там можно было встретить актрис и даже министров. – Тогда я играл на матчах по боксу…
Еще одной отличительной особенностью Микея было отсутствие бровей и ресниц, что придавало его лицу странное выражение.
– С тех пор, как вы стали важной персоной в уголовной полиции, вас почти не встретишь на Монмартре… Мсье Лесуан, тот изредка заглядывает… Мне случается мимоходом оказывать ему, как и вам некогда, небольшие услуги… Вы же знаете, сколько мы всего слышим…
Он не добавил, что крайне нуждается в том, чтобы полиция закрывала глаза на кое-какую его деятельность. Посетители «Лотоса», которые, уходя, давали ему на чай, даже не подозревали, что Микей обделывает еще и свои делишки.
Иногда он шептал на ухо кому-нибудь из них: «Живые картинки, мсье?..»
Он мог сказать эту фразу на десяти языках, сопровождая слова многозначительным подмигиванием. После чего совал в руку мужчины адрес ближайшей квартирки.
Впрочем, это бог весть какой грех. То, что смотрели там в большой тайне, было, по сути дела, почти тем же самым, только чуть более замшелым, более мерзким, но, в общем, тем же самым спектаклем, который предлагало любое кабаре на площади Пигаль. С той лишь разницей, что «девочки» были не двадцатилетние, а чаще всего сорокалетние, а то и постарше…
– Ваш инспектор, маленький толстяк…
– Люка…
– Да… Он вызывал меня недели три назад, после смерти Мазотти, но я ничего не знал стоящего…
Он подходил к делу потихоньку, на свой манер.
– Я ему сказал, что мой хозяин к делу непричастен, это уж точно, и не ошибся… Теперь у меня есть верные сведения… Вы всегда относились ко мне с пониманием, и я передам их вам, но за ту цену, конечно, какой они стоят… Поймите меня правильно, я говорю это не полиции… Я говорю человеку, которого знаю много лет… Мы беседуем… Случайно вспомнили Мазотти, а он, между нами говоря, совсем зарвался… Так вот, я лишь повторяю вам то, что мне сказали… Не надо тратить силы и искать стрелявшего на площади Пигаль… На пасху… Когда в этом году была пасха?..
– В конце марта…
– Прекрасно! Так вот, на пасху Мазотти, этот жалкий проходимец, полное ничтожество. Который, однако, хотел, чтобы его почитали за человека, уехал в Тулон… Там он встретил красавицу Иоланду… Вы знаете, кто она?.. Жена Матте!.. А Матте – главарь марсельской банды «Фальшивые носы», она сумела совершить двадцать вооруженных ограблений, прежде чем дала полиции сцапать себя… Улавливаете?.. Матте в каталажке… Мазотти, считающий, что ему все дозволено, вернулся в Париж с Иоландой… Теперь у меня нет надобности дорисовывать вам картину… В Марселе еще оставались люди Матте, и двое или трое из них приехали в Париж, чтобы уладить дело…
Это выглядело правдоподобно… Объясняло, как разворачивались события на улице Фонтэн. Профессиональная работа, без сучка и задоринки.
– Я подумал, может, вас это заинтересует, но адреса вашего не знал, вот и зашел к вашему коллеге…
Непохоже было, чтобы Микей собирался уходить, а это означало, что он еще не все выложил или ждет вопросов. Мегрэ с невинным видом спросил:
– Вы знаете новость?
– Какую новость? – с той же искренностью полюбопытствовал его собеседник. И тут же хитро улыбнулся: – Вы хотите поговорить о мсье Эмиле? Я вроде слышал, будто его нашли…
– Вы были сейчас у Джо?
– Не такие уж мы с ним друзья, но слухом земля полнится…
– Куда больше, чем дело Мазотти, меня интересует, что случилось с Эмилем Буле…
– Но вот здесь, господин комиссар, скажу вам, я не знаю ничего… Святая истина!..
– Что вы думаете об Эмиле Буле?
– То, что я уже сказал мсье Люка… Что думают о нем все…
– А именно?..
– Мсье Эмиль вел дела на свой лад, но он был порядочный человек…
– Вы помните вечер вторника?
– У меня довольно хорошая память…
Он все время улыбался, словно каждое его слово заслуживало особого внимания, и еще у него была привычка без конца подмигивать.
– Тогда не произошло ничего необычного?
– Все зависит от того, что вы считаете необычным… Мсье Эмиль, как и каждый вечер, пришел около девяти часов вместе с мадемуазель Адой, чтобы проследить за подготовкой… Вы знаете это… Затем он отправился взглянуть, что происходит в «Голубом экспрессе», и еще сходил на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт…
– В котором часу он вернулся?
– Погодите… Оркестр начал играть… Должно быть, уже миновало десять… Заведение было еще пусто… В это время мы даем музыку погромче, чтобы привлечь гостей, ведь они в основном приходят только после театра или кино…
– Секретарша была с ним?
– Нет… Она вернулась домой…
– Вы видели, как она вошла в дом?
– Пожалуй, да… Я проводил ее взглядом, она красивая девушка, и я всегда чуточку заигрываю с ней, но поручиться я бы не мог…
– А Буле?
– Он вернулся в «Лотос» позвонить…
– Откуда вы знаете, что он звонил?
– Мне сказала Жермен, гардеробщица… Телефон находится около вешалки… В кабине за стеклянной дверью… Он набрал номер, но там не ответили, и когда он вышел из кабины, вид у него был раздосадованный…
– Почему это удивило гардеробщицу?
– Потому что обычно по вечерам он звонил по телефону или в одно из кабаре, или шурину, а там всегда отвечают… Мало того, минут через пятнадцать он снова стал звонить…
– И снова безрезультатно?
– Да… Он звонил кому-то, кого не было дома, и это, верно, выводило его из терпения… Между звонками он бродил по залу… Оглядел танцовщиц, у них оказались несвежие платья, учинил разнос бармену… Он пытался дозвониться три или четыре раза, а потом вышел на улицу подышать свежим воздухом…
– Он разговаривал с вами?
– Вы же знаете, – мой хозяин не любил много говорить… Он, бывало, и раньше так стоял у двери… Смотрел на небо, на проезжавшие мимо машины, мог сказать, что, мол, сегодня будет полный сбор, или наоборот…
– Он все же дозвонился?
– Около одиннадцати…
– И ушел?
– Не сразу… Сначала снова постоял возле меня… Такая уж у него была привычка… Два или три раза, я видел, вытаскивал из кармашка часы… Потом, минут через двадцать, пошел вниз по улице Пигаль…
– Короче говоря, у него было назначено свидание…
– Я вижу, мы рассуждаем одинаково…
– Мне говорили, он почти никогда не пользовался такси…
– Точно… После аварии он не любил автомобили… Предпочитал метро…
– Вы уверены, что он пошел по улице Пигаль вниз, а не вверх?
– Уверен!
– Но если бы он намеревался поехать на метро, он пошел бы вверх…
– На метро он обычно ехал, когда хотел взглянуть, что делается на улице Берри…
– В таком случае свидание скорее всего было назначено в том же квартале…
– Я даже решил, что он отправился в «Сен-Троп», на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, но там его не видели…
– Как вы думаете, у него была любовница?
– Убежден, что нет…
И, снова подмигнув, этот сморщенный подросток добавил:
– Вы же знаете, в таких делах у меня есть некоторый опыт… В какой-то степени это мое ремесло, не правда ли?
– Где живет мсье Резон? Вопрос удивил Микея.
– Счетовод? Он уже не меньше тридцати лет живет в одном и том же доме на бульваре Рошешуар…
– Один?
– Ну ясно!.. У него тоже, уж поверьте мне, нет любовницы… И не потому, что ему начхать на женщин… Просто его желания не соответствуют его средствам, вот он и обходится тем, что тискает девочек, которые приходят к нему в кабинет просить аванс…
– Вы знаете, чем он занимается по вечерам?
– Играет в бильярд, всегда в одном и том же кафе на углу сквера Анвер… Он там чуть ли не чемпион…
Еще одна версия, кажется, рассыпалась. И все же Мегрэ спросил, не желая ничего оставлять невыясненным:
– Откуда он взялся, этот мсье Резон?
– Из банка… Он, уж не ведаю сколько лет, служил кассиром в филиале банка, где у хозяина был счет, это на улице Бланш… Сдается мне, он снабжал мсье Эмиля информацией… Мсье Эмиль нуждался в верном человеке, который вел бы его счета, ведь в его ремесле легко проторговаться… Мне, конечно, неизвестно, сколько хозяин положил этому счетоводу жалованья, но, почитай, кругленькую сумму, если мсье Резон оставил банк…
Мегрэ снова и снова возвращался к вечеру вторника. Это становилось каким-то наваждением. В конце концов перед его мысленным взором явственно возник образ худощавого мсье Эмиля: вот он стоит под светящейся вывеской «Лотоса», время от времени поглядывая на часы, вот решительным шагом внезапно направляется вниз по улице Пигаль.
Мсье Эмиль шел куда-то недалеко, иначе он спустился бы в метро, оно находится всего в ста метрах. Если бы, несмотря на его неприязнь к автомобилям, ему потребовалось такси, он мог бы остановить его около кабаре, они то и дело проезжают мимо.
Своего рода план вырисовывался в мозгу Мегрэ, план небольшого кусочка Парижа, к которому его вело все. Три кабаре Эмиля Буле находились неподалеку одно от другого, и только «Пари-Стрип», управляемое Антонио, составляло исключение.
Буле со своими тремя итальянками жил на улице Виктор-Массе, совсем рядом с «Лотосом».
От бара Джо-Кечиста, на пороге которого убили Мазотти, до «Лотоса» почти рукой подать.
Банк, где у Эмиля Буле был счет, едва ли находился дальше, и мсье Резон, наконец, тоже жил в этом же квартале.
Все это немного напоминало деревню, которую Эмиль покинул не так уж давно и не без сожаления.
– У вас есть какая-нибудь догадка, кто мог назначить ему свидание?
– Клянусь вам… Помолчав, Микей добавил:
– Я тоже думал об этом, из чистого любопытства… Я люблю ясность… В моем ремесле ясность необходима, не правда ли?
Мегрэ, вздохнув, поднялся. Больше вопросов у него не было. Осведомитель дал ему кое-какие сведения, которых он не знал и мог бы не узнать еще долго, но и они, однако, не объясняли смерти Буле и тем более почти невероятный факт, что его труп два дня и три ночи прятали, прежде чем подкинуть под ограду кладбища Пер-Лашез.
– Благодарю вас, Бубе… Выходя, коротышка бросил:
– Вы по-прежнему не интересуетесь боксом?
– А что?
– Завтра будет встреча, об исходе которой у меня есть точная информация… Если хотите…
– Спасибо…
Он не дал ему денег. Микей работал не за деньги, а в обмен на некоторую снисходительность.
– Если я что-нибудь узнаю, я вам позвоню…
Примерно час спустя в своем кабинете в уголовной полиции Мегрэ что-то рисовал на листке бумаги, звонил в комнату инспекторов, требовал прислать к нему Лапуэнта.
Лапуэнту не пришлось дважды смотреть на патрона, чтобы узнать, как обстоят дела. Никак! Мегрэ сидел угрюмый, неприступный, таким он обычно бывал в самые плохие минуты расследования, когда не знаешь, с какого конца браться, и хватаешься, сам ни во что не веря, за все версии сразу.
– Пойдешь на бульвар Рошешуар, разузнаешь о некоем мсье Резоне… Это счетовод «Лотоса» и других заведений Эмиля Буле… Говорят, мсье Резон каждый вечер на сквере Анвер играет в бильярд в каком-то кафе, не знаю, в каком, но ты его найдешь… Постарайся там как можно больше расспросить об этом счетоводе, о его привычках… Особенно я хотел бы знать, был ли он в кафе во вторник вечером, в котором часу ушел оттуда, в котором вернулся домой…
– Иду туда, патрон…
Люка в это время занимался Адой и Антонио. Мегрэ, чтобы унять нетерпение, опять погрузился в административные досье. К половине пятого эта работа ему надоела, и он, надев пиджак, пошел выпить в одиночестве кружку пива в «Дофине». Он едва не заказал вторую, и не потому, что его мучила жажда, а просто в пику своему другу Пардону, который предписал ему воздержание.
Мысль, что он не может разобраться в деле Буле, приводила его в ярость. Это становилось уже вопросом престижа. Перед его глазами то и дело возникали одни и те же картины: Эмиль Буле в темно-синем костюме стоит на пороге «Лотоса», возвращается в кабаре, звонит – безрезультатно! – по телефону, ходит взад и вперед, под безразличным взглядом гардеробщицы снова звонит, потом еще…
Ада уже вернулась домой. Антонио занимается первыми посетителями на улице Берри. Во всех четырех кабаре бармены расставляют бокалы, бутылки, музыканты настраивают инструменты, девицы в грязных комнатенках облачаются в безвкусные наряды, чтобы затем занять свои места за маленькими столиками на одной ножке.
Буле наконец дозвонился, поговорил, но ушел не сразу… Свидание должно было состояться через какое-то время… Ему назначили определенный час…
Он снова выжидал у входа в кабаре, несколько раз вынимал из кармана часы и вдруг направился вниз по улице Пигаль…
Буле пообедал в восемь вечера. Согласно заключению врача, он умер спустя часа четыре или пять, то есть между полуночью и часом ночи.
«Лотос» он покинул в половине двенадцатого.
Ему оставалось жить от получаса до полутора часов.
Итак, он не имел отношения к смерти Мазотти. Те, кто остался из корсиканской банды, Буле не знали, да у них и не было ни малейшего повода убивать его.
Наконец, никто из преступной среды не обстряпал бы это дело так, как обстряпал его убийца: он задушил Буле и хранил труп двое суток, чтобы потом с риском для себя подбросить его на улицу Рондо.
Аде ни о каком свидании зятя известно не было. Мсье Резону тоже Антонио, как он заверяет, рассказал все, что знал. И даже Микей, имевший неплохой шанс разобраться, пребывает в неведении.
Мегрэ, мрачный, уже снова сидел в своем кабинете, сжимая зубами мундштук трубки, когда в дверь постучал Люка. Вид у него был отнюдь не торжествующий, нет, он не походил на человека, которому только что улыбнулась удача.
Мегрэ лишь молча взглянул на него.
– Я не узнал почти ничего нового, патрон. Разве только одно – во вторник вечером и ночью Антонио не покидал свое кабаре ни на минуту…
Черт побери! Это было бы слишком просто!
– Я повидал его жену, она итальянка, ждет ребенка… Они занимают нарядную квартирку на улице Понтье…
Пустой взгляд комиссара обескураживал Люка.
– Я же не виноват… Так вот, все их очень любят… Я поговорил с консьержкой, с поставщиками, с теми, кто живет рядом с кабаре… Потом снова зашел на улицу Виктор-Массе… Попросил у счетовода – он сидел у себя в кабинете – адреса нескольких артисток, которые выступают в заведениях Эмиля Буле… Две из них еще спали, обе в одной и той же гостинице…
У Люка было такое ощущение, будто он разговаривает со стенкой, тем более что Мегрэ время от времени поворачивался к нему спиной и смотрел на Сену…
– Еще одна живет в квартирке на улице Лепик, у нее ребенок и…
Люка растерянно замолчал, потому что комиссар казался очень раздраженным.
– Я не хочу сказать, будто то, что я узнал… Естественно, все они в какой-то степени ревниво относятся к Аде… Они считают, что рано или поздно она стала бы любовницей своего зятя, но пока ничего подобного не произошло… Из-за одного только Антонио это было бы нелегко…
– Все?
Люка сокрушенно развел руками.
– Что мне делать теперь?
– Что хочешь…
Мегрэ вернулся домой спустя добрый час, просидев, чертыхаясь, еще какое-то время над этим дурацким проектом по реорганизации, которая все равно пройдет не так, как он наметит.
Докладные записки, вечные докладные записки! У него спрашивают его мнение. Его просят разработать детальный план. Потом большая часть его докладных застревает в кабинетах начальства и о них больше не слышишь. Слава богу, что хотя бы не принимают решений противоположных тому, что он предложил.
– Сегодня вечером я уйду… – ворчливым голосом объявил он жене.
Она знала, что лучше ни о чем не расспрашивать его. Он сел за стол и стал смотреть телевизор, время от времени бормоча:
– Глупо!
Потом он пошел в спальню сменить рубашку и галстук.
– Не знаю, когда я вернусь… Пойду на Монмартр в ночные кабаре…
Он говорил с таким видом, словно пытался вызвать у нее чувство ревности, и был раздосадован, увидев на ее лице улыбку.
– Ты бы взял зонтик… По радио обещали грозу…
В сущности, если у Мегрэ и было плохое настроение, то только по одной причине: его не оставляло ощущение, что он пожинает плоды собственной ошибки. Он был убежден, что в какой-то момент днем, он не смог бы точно определить, в какой именно, он был на пути к истине.
Кто-то сказал ему что-то весьма существенное. Но кто? Он повидал сегодня столько народу!
В девять часов он сел в такси, в девять двадцать остановился у дверей «Лотоса», где его встретил Микей и, заговорщицки подмигнув, откинул перед ним красную бархатную портьеру.
Музыканты в белых смокингах еще не заняли свои места, а болтали в углу. Бармен за стойкой перетирал бокалы. Красивая рыжая девица в платье с глубоким декольте подравнивала в сторонке ногти.
Никто не спрашивал Мегрэ, зачем он пришел, словно все всё знали. Лишь поглядывали на него с любопытством.
Официанты расставляли на столах ведерки с шампанским. Из комнаты в глубине зала вышла Ада в темном костюме, с блокнотом и карандашом в руке, заметила Мегрэ и, немного поколебавшись, направилась к нему.
– Брат посоветовал мне открыть кабаре… – проговорила она с некоторым смущением. – По правде говоря, никто из нас не знает толком, что нам надо делать… Ведь по случаю траура, кажется, не принято закрывать…
Глядя на ее блокнот и карандаш, он спросил:
– Чем вы намеревались заняться?
– Тем же, чем занимался в этот час каждый вечер мой зять… Уточнить с барменами и метрдотелями запасы шампанского и виски… Потом организовать переход артисток из одного кабаре в другое… Какая-нибудь из них, как всегда, не явится… Каждый вечер приходится в последний момент производить замены… Я уже побывала в «Голубом экспрессе»…
– Как чувствует себя ваша сестра?
– Она ужасно подавлена… Это счастье, что Антонио весь день провел у нас… Приходили из похоронного бюро… Завтра утром должны перевезти тело домой… Телефон не умолкает ни на минуту… Еще нужно заняться уведомительными письмами…
Она не теряла головы и, разговаривая, так же, как это делал бы Буле, продолжала следить за приготовлениями в зале. Она даже прервала разговор, чтобы сказать молодому метрдотелю:
– Нет, Жермен… Класть в ведерки лед еще рано…
Новичок, наверно!
Мегрэ спросил на всякий случай:
– Он оставил завещание?
– Нам ничего не известно, и это во многом усложняет наши дела, так как мы не знаем, какие меры принимать…
– Алло!.. Откуда?.. Да, он завтракает… Я позову его.
Насупив брови, он хмуро смотрел на нее.
– Это Лесуан…
Мегрэ поднялся, продолжая жевать и захватив с собой салфетку, чтобы вытереть рот. Последние пять минут он как раз думал о своем товарище Лесуане, начальнике полиции по борьбе с наркотиками, к которому намеревался зайти сегодня во второй половине дня. Связи Мегрэ со средой Монмартра и особенно площади Пигаль начинали ослабевать, у Лесуана же в этом смысле все было в полном порядке.
– Алло!.. Да, я слушаю тебя… Нет… Пустяки… Я как раз собирался зайти к тебе…
Шеф полиции по борьбе с наркотиками был по меньшей мере лет на десять моложе Мегрэ; он жил неподалеку от бульвара Ришар-Ленуар, на бульваре Вольтер, в квартире, где всегда царил кавардак, потому что у него было шестеро или семеро детей.
– У меня здесь сидит человек, которого ты, конечно, знаешь… – говорил Лесуан. – Он уже давно один из моих осведомителей… Но предпочитает не появляться на набережной Орфевр, а когда у него есть какие-нибудь новости, приходит ко мне домой. Сегодня вышло так, что его информация скорее представляет интерес для тебя… Разумеется, я не знаю, чего она стоит… Что же касается его самого, то если отбросить прикрасы, которые он охотно добавляет, потому что он своего рода артист, то ему можно доверять…
– Кто это?
– Луи Бубе по прозвищу Микей, швейцар одного из кабаре…
– Пришли его тотчас же ко мне…
– Ничего, если он придет к тебе домой?
Мегрэ быстро закончил завтрак, и когда у входной двери прозвучал звонок, он с чашкой кофе, который ему только что подала жена, прошел в гостиную.
Он не видел этого человека много лет, но сразу узнал его. Впрочем, как же иначе, ведь Бубе был существом необычным. Сколько лет ему теперь? Комиссар попробовал подсчитать. Сам Мегрэ был еще довольно юным инспектором, когда его гость уже служил на Монмартре посыльным.
С тех пор Бубе не вырос ни на мизинец. У него всегда была фигура мальчишки двенадцати-тринадцати лет и, что самое удивительное, и лицо у него было такое же. Худой лопоухий подросток с длинным острым носом и словно растянутым в насмешке ртом, сделанным, казалось, из каучука.
И только если смотреть вблизи, можно заметить, что лицо его покрыто сеткой тонких морщин.
– Сколько лет, сколько зим!.. – воскликнул Бубе, оглядываясь, с кепкой в руках. – Вы помните «Триполи» и Тетун?
Да, эти двое мужчин – Мегрэ и Бубе – были почти ровесниками, ну, может, с разницей в два-три года.
– Доброе было времечко, а?
Бубе говорил о пивной, существовавшей некогда на улице Дюпре, неподалеку от «Лотоса», которая, равно как и ее хозяйка, пользовалась известностью до войны.
Тетун была пышная марсельянка, она слыла хозяйкой лучшей южной кухни в Париже и имела привычку встречать посетителей смачными поцелуями и «тыкать» им.
Это было традицией: придя в пивную, заглянуть к Тету, на кухню… У нее можно было встретить самых неожиданных людей.
– А помните толстяка Луи, владельца трех домов на улице Прованс? А Эжена ле Борн? А красавчика Фернана, который потом снимался в кино?..
Мегрэ знал: бесполезно требовать от Микея, чтобы он перешел к делу. Микей ломал комедию: он очень хотел поставлять полиции сведения, но на свой лад, делая при этом вид, будто подобными вещами не занимается.
Люди, о которых он говорил, были в те времена крупными тузами на Монмартре, владельцами публичных домов, которые процветают и поныне, и все эти господа захаживали к Тетун. Там они назначали свидания своим адвокатам – у большинства это были мэтры из коллегии адвокатов – и, кроме того, поскольку заведение Тетун считалось модным, там можно было встретить актрис и даже министров. – Тогда я играл на матчах по боксу…
Еще одной отличительной особенностью Микея было отсутствие бровей и ресниц, что придавало его лицу странное выражение.
– С тех пор, как вы стали важной персоной в уголовной полиции, вас почти не встретишь на Монмартре… Мсье Лесуан, тот изредка заглядывает… Мне случается мимоходом оказывать ему, как и вам некогда, небольшие услуги… Вы же знаете, сколько мы всего слышим…
Он не добавил, что крайне нуждается в том, чтобы полиция закрывала глаза на кое-какую его деятельность. Посетители «Лотоса», которые, уходя, давали ему на чай, даже не подозревали, что Микей обделывает еще и свои делишки.
Иногда он шептал на ухо кому-нибудь из них: «Живые картинки, мсье?..»
Он мог сказать эту фразу на десяти языках, сопровождая слова многозначительным подмигиванием. После чего совал в руку мужчины адрес ближайшей квартирки.
Впрочем, это бог весть какой грех. То, что смотрели там в большой тайне, было, по сути дела, почти тем же самым, только чуть более замшелым, более мерзким, но, в общем, тем же самым спектаклем, который предлагало любое кабаре на площади Пигаль. С той лишь разницей, что «девочки» были не двадцатилетние, а чаще всего сорокалетние, а то и постарше…
– Ваш инспектор, маленький толстяк…
– Люка…
– Да… Он вызывал меня недели три назад, после смерти Мазотти, но я ничего не знал стоящего…
Он подходил к делу потихоньку, на свой манер.
– Я ему сказал, что мой хозяин к делу непричастен, это уж точно, и не ошибся… Теперь у меня есть верные сведения… Вы всегда относились ко мне с пониманием, и я передам их вам, но за ту цену, конечно, какой они стоят… Поймите меня правильно, я говорю это не полиции… Я говорю человеку, которого знаю много лет… Мы беседуем… Случайно вспомнили Мазотти, а он, между нами говоря, совсем зарвался… Так вот, я лишь повторяю вам то, что мне сказали… Не надо тратить силы и искать стрелявшего на площади Пигаль… На пасху… Когда в этом году была пасха?..
– В конце марта…
– Прекрасно! Так вот, на пасху Мазотти, этот жалкий проходимец, полное ничтожество. Который, однако, хотел, чтобы его почитали за человека, уехал в Тулон… Там он встретил красавицу Иоланду… Вы знаете, кто она?.. Жена Матте!.. А Матте – главарь марсельской банды «Фальшивые носы», она сумела совершить двадцать вооруженных ограблений, прежде чем дала полиции сцапать себя… Улавливаете?.. Матте в каталажке… Мазотти, считающий, что ему все дозволено, вернулся в Париж с Иоландой… Теперь у меня нет надобности дорисовывать вам картину… В Марселе еще оставались люди Матте, и двое или трое из них приехали в Париж, чтобы уладить дело…
Это выглядело правдоподобно… Объясняло, как разворачивались события на улице Фонтэн. Профессиональная работа, без сучка и задоринки.
– Я подумал, может, вас это заинтересует, но адреса вашего не знал, вот и зашел к вашему коллеге…
Непохоже было, чтобы Микей собирался уходить, а это означало, что он еще не все выложил или ждет вопросов. Мегрэ с невинным видом спросил:
– Вы знаете новость?
– Какую новость? – с той же искренностью полюбопытствовал его собеседник. И тут же хитро улыбнулся: – Вы хотите поговорить о мсье Эмиле? Я вроде слышал, будто его нашли…
– Вы были сейчас у Джо?
– Не такие уж мы с ним друзья, но слухом земля полнится…
– Куда больше, чем дело Мазотти, меня интересует, что случилось с Эмилем Буле…
– Но вот здесь, господин комиссар, скажу вам, я не знаю ничего… Святая истина!..
– Что вы думаете об Эмиле Буле?
– То, что я уже сказал мсье Люка… Что думают о нем все…
– А именно?..
– Мсье Эмиль вел дела на свой лад, но он был порядочный человек…
– Вы помните вечер вторника?
– У меня довольно хорошая память…
Он все время улыбался, словно каждое его слово заслуживало особого внимания, и еще у него была привычка без конца подмигивать.
– Тогда не произошло ничего необычного?
– Все зависит от того, что вы считаете необычным… Мсье Эмиль, как и каждый вечер, пришел около девяти часов вместе с мадемуазель Адой, чтобы проследить за подготовкой… Вы знаете это… Затем он отправился взглянуть, что происходит в «Голубом экспрессе», и еще сходил на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт…
– В котором часу он вернулся?
– Погодите… Оркестр начал играть… Должно быть, уже миновало десять… Заведение было еще пусто… В это время мы даем музыку погромче, чтобы привлечь гостей, ведь они в основном приходят только после театра или кино…
– Секретарша была с ним?
– Нет… Она вернулась домой…
– Вы видели, как она вошла в дом?
– Пожалуй, да… Я проводил ее взглядом, она красивая девушка, и я всегда чуточку заигрываю с ней, но поручиться я бы не мог…
– А Буле?
– Он вернулся в «Лотос» позвонить…
– Откуда вы знаете, что он звонил?
– Мне сказала Жермен, гардеробщица… Телефон находится около вешалки… В кабине за стеклянной дверью… Он набрал номер, но там не ответили, и когда он вышел из кабины, вид у него был раздосадованный…
– Почему это удивило гардеробщицу?
– Потому что обычно по вечерам он звонил по телефону или в одно из кабаре, или шурину, а там всегда отвечают… Мало того, минут через пятнадцать он снова стал звонить…
– И снова безрезультатно?
– Да… Он звонил кому-то, кого не было дома, и это, верно, выводило его из терпения… Между звонками он бродил по залу… Оглядел танцовщиц, у них оказались несвежие платья, учинил разнос бармену… Он пытался дозвониться три или четыре раза, а потом вышел на улицу подышать свежим воздухом…
– Он разговаривал с вами?
– Вы же знаете, – мой хозяин не любил много говорить… Он, бывало, и раньше так стоял у двери… Смотрел на небо, на проезжавшие мимо машины, мог сказать, что, мол, сегодня будет полный сбор, или наоборот…
– Он все же дозвонился?
– Около одиннадцати…
– И ушел?
– Не сразу… Сначала снова постоял возле меня… Такая уж у него была привычка… Два или три раза, я видел, вытаскивал из кармашка часы… Потом, минут через двадцать, пошел вниз по улице Пигаль…
– Короче говоря, у него было назначено свидание…
– Я вижу, мы рассуждаем одинаково…
– Мне говорили, он почти никогда не пользовался такси…
– Точно… После аварии он не любил автомобили… Предпочитал метро…
– Вы уверены, что он пошел по улице Пигаль вниз, а не вверх?
– Уверен!
– Но если бы он намеревался поехать на метро, он пошел бы вверх…
– На метро он обычно ехал, когда хотел взглянуть, что делается на улице Берри…
– В таком случае свидание скорее всего было назначено в том же квартале…
– Я даже решил, что он отправился в «Сен-Троп», на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, но там его не видели…
– Как вы думаете, у него была любовница?
– Убежден, что нет…
И, снова подмигнув, этот сморщенный подросток добавил:
– Вы же знаете, в таких делах у меня есть некоторый опыт… В какой-то степени это мое ремесло, не правда ли?
– Где живет мсье Резон? Вопрос удивил Микея.
– Счетовод? Он уже не меньше тридцати лет живет в одном и том же доме на бульваре Рошешуар…
– Один?
– Ну ясно!.. У него тоже, уж поверьте мне, нет любовницы… И не потому, что ему начхать на женщин… Просто его желания не соответствуют его средствам, вот он и обходится тем, что тискает девочек, которые приходят к нему в кабинет просить аванс…
– Вы знаете, чем он занимается по вечерам?
– Играет в бильярд, всегда в одном и том же кафе на углу сквера Анвер… Он там чуть ли не чемпион…
Еще одна версия, кажется, рассыпалась. И все же Мегрэ спросил, не желая ничего оставлять невыясненным:
– Откуда он взялся, этот мсье Резон?
– Из банка… Он, уж не ведаю сколько лет, служил кассиром в филиале банка, где у хозяина был счет, это на улице Бланш… Сдается мне, он снабжал мсье Эмиля информацией… Мсье Эмиль нуждался в верном человеке, который вел бы его счета, ведь в его ремесле легко проторговаться… Мне, конечно, неизвестно, сколько хозяин положил этому счетоводу жалованья, но, почитай, кругленькую сумму, если мсье Резон оставил банк…
Мегрэ снова и снова возвращался к вечеру вторника. Это становилось каким-то наваждением. В конце концов перед его мысленным взором явственно возник образ худощавого мсье Эмиля: вот он стоит под светящейся вывеской «Лотоса», время от времени поглядывая на часы, вот решительным шагом внезапно направляется вниз по улице Пигаль.
Мсье Эмиль шел куда-то недалеко, иначе он спустился бы в метро, оно находится всего в ста метрах. Если бы, несмотря на его неприязнь к автомобилям, ему потребовалось такси, он мог бы остановить его около кабаре, они то и дело проезжают мимо.
Своего рода план вырисовывался в мозгу Мегрэ, план небольшого кусочка Парижа, к которому его вело все. Три кабаре Эмиля Буле находились неподалеку одно от другого, и только «Пари-Стрип», управляемое Антонио, составляло исключение.
Буле со своими тремя итальянками жил на улице Виктор-Массе, совсем рядом с «Лотосом».
От бара Джо-Кечиста, на пороге которого убили Мазотти, до «Лотоса» почти рукой подать.
Банк, где у Эмиля Буле был счет, едва ли находился дальше, и мсье Резон, наконец, тоже жил в этом же квартале.
Все это немного напоминало деревню, которую Эмиль покинул не так уж давно и не без сожаления.
– У вас есть какая-нибудь догадка, кто мог назначить ему свидание?
– Клянусь вам… Помолчав, Микей добавил:
– Я тоже думал об этом, из чистого любопытства… Я люблю ясность… В моем ремесле ясность необходима, не правда ли?
Мегрэ, вздохнув, поднялся. Больше вопросов у него не было. Осведомитель дал ему кое-какие сведения, которых он не знал и мог бы не узнать еще долго, но и они, однако, не объясняли смерти Буле и тем более почти невероятный факт, что его труп два дня и три ночи прятали, прежде чем подкинуть под ограду кладбища Пер-Лашез.
– Благодарю вас, Бубе… Выходя, коротышка бросил:
– Вы по-прежнему не интересуетесь боксом?
– А что?
– Завтра будет встреча, об исходе которой у меня есть точная информация… Если хотите…
– Спасибо…
Он не дал ему денег. Микей работал не за деньги, а в обмен на некоторую снисходительность.
– Если я что-нибудь узнаю, я вам позвоню…
Примерно час спустя в своем кабинете в уголовной полиции Мегрэ что-то рисовал на листке бумаги, звонил в комнату инспекторов, требовал прислать к нему Лапуэнта.
Лапуэнту не пришлось дважды смотреть на патрона, чтобы узнать, как обстоят дела. Никак! Мегрэ сидел угрюмый, неприступный, таким он обычно бывал в самые плохие минуты расследования, когда не знаешь, с какого конца браться, и хватаешься, сам ни во что не веря, за все версии сразу.
– Пойдешь на бульвар Рошешуар, разузнаешь о некоем мсье Резоне… Это счетовод «Лотоса» и других заведений Эмиля Буле… Говорят, мсье Резон каждый вечер на сквере Анвер играет в бильярд в каком-то кафе, не знаю, в каком, но ты его найдешь… Постарайся там как можно больше расспросить об этом счетоводе, о его привычках… Особенно я хотел бы знать, был ли он в кафе во вторник вечером, в котором часу ушел оттуда, в котором вернулся домой…
– Иду туда, патрон…
Люка в это время занимался Адой и Антонио. Мегрэ, чтобы унять нетерпение, опять погрузился в административные досье. К половине пятого эта работа ему надоела, и он, надев пиджак, пошел выпить в одиночестве кружку пива в «Дофине». Он едва не заказал вторую, и не потому, что его мучила жажда, а просто в пику своему другу Пардону, который предписал ему воздержание.
Мысль, что он не может разобраться в деле Буле, приводила его в ярость. Это становилось уже вопросом престижа. Перед его глазами то и дело возникали одни и те же картины: Эмиль Буле в темно-синем костюме стоит на пороге «Лотоса», возвращается в кабаре, звонит – безрезультатно! – по телефону, ходит взад и вперед, под безразличным взглядом гардеробщицы снова звонит, потом еще…
Ада уже вернулась домой. Антонио занимается первыми посетителями на улице Берри. Во всех четырех кабаре бармены расставляют бокалы, бутылки, музыканты настраивают инструменты, девицы в грязных комнатенках облачаются в безвкусные наряды, чтобы затем занять свои места за маленькими столиками на одной ножке.
Буле наконец дозвонился, поговорил, но ушел не сразу… Свидание должно было состояться через какое-то время… Ему назначили определенный час…
Он снова выжидал у входа в кабаре, несколько раз вынимал из кармана часы и вдруг направился вниз по улице Пигаль…
Буле пообедал в восемь вечера. Согласно заключению врача, он умер спустя часа четыре или пять, то есть между полуночью и часом ночи.
«Лотос» он покинул в половине двенадцатого.
Ему оставалось жить от получаса до полутора часов.
Итак, он не имел отношения к смерти Мазотти. Те, кто остался из корсиканской банды, Буле не знали, да у них и не было ни малейшего повода убивать его.
Наконец, никто из преступной среды не обстряпал бы это дело так, как обстряпал его убийца: он задушил Буле и хранил труп двое суток, чтобы потом с риском для себя подбросить его на улицу Рондо.
Аде ни о каком свидании зятя известно не было. Мсье Резону тоже Антонио, как он заверяет, рассказал все, что знал. И даже Микей, имевший неплохой шанс разобраться, пребывает в неведении.
Мегрэ, мрачный, уже снова сидел в своем кабинете, сжимая зубами мундштук трубки, когда в дверь постучал Люка. Вид у него был отнюдь не торжествующий, нет, он не походил на человека, которому только что улыбнулась удача.
Мегрэ лишь молча взглянул на него.
– Я не узнал почти ничего нового, патрон. Разве только одно – во вторник вечером и ночью Антонио не покидал свое кабаре ни на минуту…
Черт побери! Это было бы слишком просто!
– Я повидал его жену, она итальянка, ждет ребенка… Они занимают нарядную квартирку на улице Понтье…
Пустой взгляд комиссара обескураживал Люка.
– Я же не виноват… Так вот, все их очень любят… Я поговорил с консьержкой, с поставщиками, с теми, кто живет рядом с кабаре… Потом снова зашел на улицу Виктор-Массе… Попросил у счетовода – он сидел у себя в кабинете – адреса нескольких артисток, которые выступают в заведениях Эмиля Буле… Две из них еще спали, обе в одной и той же гостинице…
У Люка было такое ощущение, будто он разговаривает со стенкой, тем более что Мегрэ время от времени поворачивался к нему спиной и смотрел на Сену…
– Еще одна живет в квартирке на улице Лепик, у нее ребенок и…
Люка растерянно замолчал, потому что комиссар казался очень раздраженным.
– Я не хочу сказать, будто то, что я узнал… Естественно, все они в какой-то степени ревниво относятся к Аде… Они считают, что рано или поздно она стала бы любовницей своего зятя, но пока ничего подобного не произошло… Из-за одного только Антонио это было бы нелегко…
– Все?
Люка сокрушенно развел руками.
– Что мне делать теперь?
– Что хочешь…
Мегрэ вернулся домой спустя добрый час, просидев, чертыхаясь, еще какое-то время над этим дурацким проектом по реорганизации, которая все равно пройдет не так, как он наметит.
Докладные записки, вечные докладные записки! У него спрашивают его мнение. Его просят разработать детальный план. Потом большая часть его докладных застревает в кабинетах начальства и о них больше не слышишь. Слава богу, что хотя бы не принимают решений противоположных тому, что он предложил.
– Сегодня вечером я уйду… – ворчливым голосом объявил он жене.
Она знала, что лучше ни о чем не расспрашивать его. Он сел за стол и стал смотреть телевизор, время от времени бормоча:
– Глупо!
Потом он пошел в спальню сменить рубашку и галстук.
– Не знаю, когда я вернусь… Пойду на Монмартр в ночные кабаре…
Он говорил с таким видом, словно пытался вызвать у нее чувство ревности, и был раздосадован, увидев на ее лице улыбку.
– Ты бы взял зонтик… По радио обещали грозу…
В сущности, если у Мегрэ и было плохое настроение, то только по одной причине: его не оставляло ощущение, что он пожинает плоды собственной ошибки. Он был убежден, что в какой-то момент днем, он не смог бы точно определить, в какой именно, он был на пути к истине.
Кто-то сказал ему что-то весьма существенное. Но кто? Он повидал сегодня столько народу!
В девять часов он сел в такси, в девять двадцать остановился у дверей «Лотоса», где его встретил Микей и, заговорщицки подмигнув, откинул перед ним красную бархатную портьеру.
Музыканты в белых смокингах еще не заняли свои места, а болтали в углу. Бармен за стойкой перетирал бокалы. Красивая рыжая девица в платье с глубоким декольте подравнивала в сторонке ногти.
Никто не спрашивал Мегрэ, зачем он пришел, словно все всё знали. Лишь поглядывали на него с любопытством.
Официанты расставляли на столах ведерки с шампанским. Из комнаты в глубине зала вышла Ада в темном костюме, с блокнотом и карандашом в руке, заметила Мегрэ и, немного поколебавшись, направилась к нему.
– Брат посоветовал мне открыть кабаре… – проговорила она с некоторым смущением. – По правде говоря, никто из нас не знает толком, что нам надо делать… Ведь по случаю траура, кажется, не принято закрывать…
Глядя на ее блокнот и карандаш, он спросил:
– Чем вы намеревались заняться?
– Тем же, чем занимался в этот час каждый вечер мой зять… Уточнить с барменами и метрдотелями запасы шампанского и виски… Потом организовать переход артисток из одного кабаре в другое… Какая-нибудь из них, как всегда, не явится… Каждый вечер приходится в последний момент производить замены… Я уже побывала в «Голубом экспрессе»…
– Как чувствует себя ваша сестра?
– Она ужасно подавлена… Это счастье, что Антонио весь день провел у нас… Приходили из похоронного бюро… Завтра утром должны перевезти тело домой… Телефон не умолкает ни на минуту… Еще нужно заняться уведомительными письмами…
Она не теряла головы и, разговаривая, так же, как это делал бы Буле, продолжала следить за приготовлениями в зале. Она даже прервала разговор, чтобы сказать молодому метрдотелю:
– Нет, Жермен… Класть в ведерки лед еще рано…
Новичок, наверно!
Мегрэ спросил на всякий случай:
– Он оставил завещание?
– Нам ничего не известно, и это во многом усложняет наши дела, так как мы не знаем, какие меры принимать…