– У него был нотариус?
   – Понятия не имею… Скорее всего нет… Я позвонила его адвокату метру Жан-Шарлю Гайару, но того не оказалось дома… Он сегодня спозаранку уехал в Пуатье на защиту и вернется поздно вечером…
   Кто уже говорил ему об адвокате? Мегрэ покопался в своей памяти и вытянул наконец оттуда малопривлекательный образ мсье Резона, сидящего в своем маленьком кабинетике на антресолях. О чем тогда шла речь? Мегрэ спросил, не производятся ли некоторые расчеты из рук в руки, чтобы избежать налогов…
   Мегрэ восстановил цепочку разговора. Счетовод заверил, что мсье Эмиль не принадлежал к числу людей, склонных к мошенничеству и рискующих своим добрым именем, что он придерживался правила все делать в рамках закона и его декларации о доходах составлялись адвокатом…
   – Вы думаете, по поводу завещания ваш зять мог обратиться к нему?
   – Он советовался с ним во всем… Не забывайте, на первых порах он совсем не разбирался в делах. Когда он открыл «Голубой экспресс», соседи подали на него в суд, я не знаю, за что… Возможно, музыка мешала им спать…
   – Где он живет?
   – Метр Гайар?.. На улице Ла Брюйер, небольшой особняк в середине улицы…
   Улица Ла Брюйер! Не более чем в пятистах метрах от «Лотоса»! Чтобы попасть туда, достаточно спуститься по улице Пигаль, пересечь Нотр-Дам-де-Лоретт и немного ниже повернуть налево.
   – Ваш зять часто виделся с ним?
   – Один-два раза в месяц…
   – Вечерами?
   – Нет, днем. Чаще всего после шести часов, когда метр Гайар возвращался из Дворца правосудия…
   – Вы сопровождали его?
   Она помотала головой: нет.
   Возможно, это было смешно, но комиссар уже не выглядел брюзгой.
   – Я могу позвонить?
   – Вы хотите подняться наверх или позвоните из кабины?
   – Из кабины…
   Так же, как Эмиль Буле, с той лишь разницей, что Буле начал звонить только около десяти часов вечера. Сквозь стекло Мегрэ увидел гардеробщицу Жермен, которая расставляла в старой коробке от сигар розовые картонные карточки.
   – Алло! Это квартира метра Гайара?
   – Нет, – мсье… Это аптека Леко…
   – Извините…
   Должно быть, он ошибся, когда набирал номер. Он набрал снова, более внимательно, и услышал отдаленные гудки. Прошла минута, другая, но никто не ответил.
   Трижды он заново набирал номер, и все безрезультатно. Выйдя из кабины, он поискал глазами Аду… В конце концов он нашел ее в каморке, где переодевались две женщины. Они не обратили на него ни малейшего внимания и даже не попытались прикрыть голые груди.
   – Метр Гайар холостяк?
   – Не знаю. Я никогда не слышала о его жене. Но возможно, он женат. Мне не приходилось бывать у него.
   Немного погодя, стоя у двери, Мегрэ расспрашивал Микея.
   – Вы знаете Жан-Шарля Гайара?
   – Адвоката? Слышал это имя. Три года назад он защищал Большого Люсьена, и того оправдали…
   – Он также адвокат вашего хозяина…
   – Это меня не удивляет… Он слывет докой…
   – Вы не знаете, он женат?
   – Простите меня, мсье Мегрэ, но он не из числа моих клиентов, и при всем своем огромном желании я ничего не могу сказать вам…
   Комиссар вернулся в кабину, снова позвонил, и снова безрезультатно.
   Тогда он наудачу набрал номер Шаванона, члена суда, которого знал с незапамятных времен, и ему повезло, тот оказался дома.
   – Это Мегрэ… Нет, у меня в кабинете не сидит клиент для вас. Впрочем, я не на набережной Орфевр… Я хотел бы кое-что узнать. Вы знакомы с Жан-Шарлем Гайаром?
   – Как и со всеми остальными… Я встречаюсь с ним во Дворце правосудия, однажды мне довелось завтракать с ним… Но этот господин слишком важная персона для такой мелкой сошки, как я…
   – Он женат?
   – Думаю, да… Впрочем, подождите… Да, я уверен в этом… Он женился вскоре после войны на какой-то не то певичке, не то танцовщице из «Казино де Пари»… Вот, пожалуй, все, что я могу позволить себе сказать…
   – Вы никогда не видели ее?.. Не бывали у него дома?..
   – Меня туда не приглашали…
   – Они не разведены?.. Живут вместе?..
   – Насколько мне известно, да…
   – Вы не знаете, она сопровождает его, когда он едет на защиту в провинцию?..
   – Почти никогда…
   – Благодарю вас…
   Он снова тщетно пытался дозвониться на улицу Ла Брюйер, и гардеробщица смотрела на него все с большим и большим любопытством.
   Наконец, он решился покинуть «Лотос» и, кивнув Микею, стал медленно спускаться по улице Пигаль. На улице Ла Брюйер он сразу же нашел особняк, который, в общем, оказался обычным небольшим жилым домом – таких много в провинции, и они еще сохранились в некоторых районах Парижа.
   Все окна были темнее. На медной табличке значилось имя адвоката. Мегрэ нажал кнопку, которая находилась под табличкой, и за дверью послышался звонок.
   Никакого отклика. Он позвонил во второй раз, в третий, и все так же тщетно, как и по телефону.
   Почему он перешел на другую сторону улицы, чтобы окинуть взглядом весь дом?
   В тот момент, когда он поднял голову, в темном окне на втором этаже одна из занавесок колыхнулась, и он мог бы поклясться, что заметил там чье-то лицо.



Глава 5


   Можно было подумать, что Мегрэ разыгрывает роль владельца ночных кабаре и, несмотря на различие в ширине плеч и в весе, старается вообразить себя Эмилем Буле. Неторопливо прохаживался он по нескольким улочкам, составлявшим мир бывшего помощника метрдотеля Трансатлантической компании, и по мере того, как шли часы, улочки эти меняли свой облик. Одна за другой зажигались неоновые вывески, на порогах ночных заведений появлялись швейцары в расшитой галуном форме.
   Не только звуки джаза, доносившиеся из кабаре, уже по-иному сотрясали воздух, но и прохожие стали иные. Ночные такси начинали высаживать своих клиентов, и какая-то новая девица уже вышагивала из темноты в свет вывесок и обратно.
   Женщины окликали его. Он шел, заложив руки за спину. Мсье Эмиль тоже ходил, заложив руки за спину? Но уж, во всяком случае, он не дымил трубкой. Он сосал мятные конфетки.
   Мегрэ спустился по улице Нотр-Дам-де-Лоретт до «Сен-Троп». Некогда он знавал здесь заведение под другой вывеской, и тогда оно было любимым местом встреч «дам в смокингах».
   Так ли уж изменился Монмартр? Да, ритмы оркестров были иные. Больше появилось неоновых вывесок и реклам, но люди напоминали тех, прежних. Лишь некоторые изменили амплуа, как, например, швейцар «Сен-Троп», который дружески поздоровался с Мегрэ.
   Это был великан с белой бородой, русский эмигрант, который много лет в другом кабаре квартала красивым басом пел старинные романсы своей родины, аккомпанируя себе на балалайке.
   – Вы помните вечер последнего вторника?
   – Я помню все вечера, которые даровал мне господь! – выспренне ответил старый вояка.
   – В тот вечер ваш хозяин приходил сюда?
   – В половине десятого, с красивой барышней.
   – Вы хотите сказать – с Адой? А потом он не возвращался один?
   – Клянусь святым Георгием!
   Почему святым Георгием? Мегрэ вошел, окинул взглядом бар, круглые столики на одной ножке, за которыми, окутанные оранжевым светом, сидели первые посетители. Похоже, о его приходе уже предупредили, потому что персонал – метрдотель, музыканты и танцовщицы – следили за ним глазами, в которых читалось любопытство и тревога одновременно.
   Пробыл ли Буле здесь дольше? Мегрэ пошел обратно, у двери «Лотоса» снова кивнул Микею, затем девушке-гардеробщице и попросил у нее жетон.
   В застекленной кабине он еще раз – и опять безуспешно! – попытался дозвониться на улицу Ла Брюйер.
   Потом он заглянул в «Голубой экспресс», внутреннее убранство которого напоминало пульмановский вагон. Оркестр там играл так оглушительно, что он тут же поспешил уйти и, погрузившись в спокойствие и темноту другого конца улицы Виктор-Массе, дошел до сквера Анвер, где были открыты всего два кафе.
   То, что находилось под вывеской «Кружка пива из Антверпена», напоминало старую провинциальную пивнушку. У окон завсегдатаи играли в карты, в глубине можно было увидеть бильярд, вокруг которого не спеша, почти торжественным шагом ходили двое мужчин.
   Один из них был мсье Резон. Без пиджака. Его толстопузый партнер – с сигарой в зубах и в зеленых подтяжках.
   Мегрэ не вошел, он остановился на пороге, словно это зрелище заворожило его, на самом же деле он думал о другом и вздрогнул, когда чей-то голос произнес рядом:
   – Добрый вечер, патрон…
   Это был Лапуэнт, получивший задание заняться счетоводом. Он проговорил:
   – А я как раз собирался домой… Я выяснил, что он делал во вторник вечером… Из кафе ушел в четверть двенадцатого… Позже половины двенадцатого он никогда не задерживается… Меньше чем через десять минут был уже дома… Консьержка убеждена… Именно в этот вечер она долго не ложилась спать, поджидала из кино мужа и дочь… Она видела, как мсье Резон вернулся, и уверена, что больше он не выходил…
   Юный Лапуэнт был сбит с толку, потому что Мегрэ, казалось, не слушал его.
   – У вас есть новости? – рискнул спросить он. – Хотите, чтобы я остался с вами?
   – Нет. Иди спать…
   Он предпочел снова начать свой обход в одиночестве, вскоре опять вошел в «Голубой экспресс», как раз в тот момент, когда там открывали занавес, и бросил взгляд в глубь зала, как некоторые посетители, которые прежде чем войти, хотят убедиться, что они найдут здесь то, что ищут.
   Потом – снова «Лотос». Снова Микей, занятый таинственным разговором с двумя американцами, – должно быть, сулил им запрещенные развлечения, – подмигнул ему.
   Теперь Мегрэ не нужно было просить жетон для телефона, и звонок – уже не в первый раз! – опять зазвучал в доме, который внешне отныне был знаком Мегрэ и в котором, он был убежден, тогда колыхнулась занавеска.
   Он даже растерялся немного, когда ему ответил мужской голос:
   – Я слушаю…
   Он уже не надеялся больше на это.
   – Мэтр Жан-Шарль Гайар?
   – Да, это я… Кто со мной говорит?..
   – Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции…
   Молчание. Потом несколько нетерпеливым голосом:
   – Так… Да, я слушаю…
   – Простите, что беспокою вас в такое время…
   – Вы чудом застали меня… Я только сейчас вернулся машиной из Пуатье и перед сном просматривал корреспонденцию…
   – Могли бы вы принять меня на несколько минут?
   – Вы звоните с набережной Орфевр?
   – Нет, я в двух шагах от вас…
   – Я вас жду…
   Все тот же Микей у двери, еще более оживленная улица, женщина, которая вынырнула из какого-то закоулка и положила ладонь, на руку комиссара, но внезапно отпрянула, узнав его.
   – Я не хотела оскорбить вас… – пробормотала она.
   Наконец, словно оазис, он нашел тишину и покой на улице Ла Брюйер, где перед домом адвоката стояла длинная американская машина нежно-голубого цвета. Над дверью горела лампочка. Мегрэ одолел три ступеньки, ведущие к двери, и, прежде чем он успел нажать на кнопку звонка, она отворилась, и он увидел холл, выстланный белыми плитами.
   Жан-Шарль Гайар был такой же высокий, такой же широкоплечий, как и русский швейцар в «Сен-Троп». Лет сорока пяти, розовощекий, крепкий, словно игрок в регби, он, должно быть, прежде состоял из одних мускулов и лишь недавно начал обрастать жирком.
   – Входите, комиссар…
   Он закрыл дверь, через коридор провел гостя в свой кабинет – довольно просторную комнату, обставленную комфортабельно, но без кричащей роскоши, освещенную только лампой под зеленым абажуром, которая стояла на столе, частью заваленном только что распечатанными письмами.
   – Садитесь, прошу вас… У меня был утомительный день, к тому же в дороге я попал в сильную грозу, и это задержало меня…
   Мегрэ завороженно смотрел на левую руку своего собеседника: на ней не хватало четырех пальцев. Остался только большой.
   – Я хотел бы задать вам два-три вопроса по поводу одного из ваших клиентов…
   Адвокат проявил беспокойство? Или просто интерес? Трудно сказать. У него были голубые глаза и светлые волосы, стриженные ежиком.
   – Если это не профессиональная тайна… – проговорил он.
   Он сел против комиссара, правой рукой поигрывая пресс-папье из слоновой кости.
   – Сегодня утром обнаружили тело Буле…
   – Буле? – переспросил адвокат, словно отыскивая это имя в недрах своей памяти.
   – Хозяин «Лотоса» и других кабаре…
   – А-а… Да-да… знаю…
   – Он недавно приходил к вам, не так ли?
   – Смотря по тому, что вы называете недавно…
   – Во вторник, например…
   – Во вторник на этой неделе?
   – Да…
   Жан-Шарль Гайар покачал головой.
   – Если он и приходил, то в мое отсутствие… Возможно, он был, когда я еще не вернулся из Дворца правосудия… Надо спросить завтра у моей секретарши.
   И, глядя Мегрэ прямо в глаза, он, в свою очередь, задал вопрос:
   – Вы говорите, обнаружили его тело… Сам факт вашего появления здесь свидетельствует о том, что делом занимается полиция… В таком случае, речь, по-видимому, идет о насильственной смерти?..
   – Он задушен…
   – Странно…
   – Почему?
   – Потому что, несмотря на свое ремесло, он был славный человек и я не думал, что у него имелись враги… Правда, он был всего лишь одним из моих многочисленных клиентов…
   – Когда вы видели его в последний раз?
   – Я должен ответить вам точно… Минутку…
   Он встал, прошел в соседний кабинет, зажег там свет, покопался в каком-то ящике и вернулся с красным блокнотом в руке.
   – Моя секретарша записывает все мои встречи… Подождите…
   Он листал блокнот с конца, шепча про себя имена. Пролистал таким образом страниц двадцать.
   – Вот!.. Двадцать второго мая, в пять часов… Еще я вижу пометку о другом визите – восемнадцатого мая в одиннадцать часов утра…
   – Вы не виделись с ним с двадцать второго мая?
   – Что-то не припомню…
   – И он не звонил вам?
   – Если он звонил сюда, то с ним могла разговаривать только моя секретарша, и только она сможет ответить вам на этот вопрос. Она будет здесь завтра в девять…
   – Вы вели все дела Буле?
   – Смотря что вы называете «всеми делами»? – и добавил, улыбаясь: – Коварный вопрос… Я отнюдь не посвящен во всю его деятельность…
   – Но, кажется, именно вы составляли его декларации о доходах…
   – Вот на этот вопрос я не вижу причины не ответить вам… Да, верно… Буле был не очень-то образован и не мог делать это сам… – Гайар снова помолчал, затем уточнил: – Добавлю: он никогда не просил меня жульничать… Конечно, как и все налогоплательщики, он старался платить как можно меньше, но не преступая закона… Иначе я не стал бы вести его дела…
   – Вы упомянули о визите, который он нанес вам восемнадцатого мая… А накануне ночью неподалеку от «Лотоса» был убит некий Мазотти…
   Гайар невозмутимо закурил сигарету, протянул Мегрэ серебряный портсигар, но, увидев, что тот достал трубку, отвел руку.
   – Я не вижу никакой причины скрывать от вас, что заставило его прийти. Мазотти пытался шантажировать Буле, и тот, дабы отвязаться от него, заручился поддержкой трех или четырех здоровяков из своего родного Гавра…
   – Да, я знаю…
   – Узнав о смерти Мазотти, он понял что полиция будет его допрашивать… Ему нечего было скрывать, но он боялся, как бы его имя не попало в газеты…
   – И он просил у вас совета?
   – Совершенно верно. Я сказал ему, чтобы он отвечал со всей искренностью… Причем, убежден, он так и поступил… Если я не ошибаюсь, вторично он был вызван на набережную Орфевр двадцать второго или двадцать третьего мая, и он снова пришел посоветоваться со мной перед этим визитом… Надеюсь, его не подозревали?.. На мой взгляд, это было бы ложным шагом…
   – Вы уверены, что он снова не приходил к вам на этой неделе, во вторник, например?
   – Абсолютно уверен и еще раз повторяю, если бы эта встреча имела место, она была бы записана в блокноте секретарши… Вот, взгляните сами…
   Он протянул блокнот комиссару, но тот не коснулся его.
   – Вы были дома во вторник вечером? Теперь уже адвокат нахмурился.
   – Это начинает напоминать допрос, – заметил он, – и, признаюсь, я уже думаю, что у вас на уме… Пожав плечами, он тем не менее улыбнулся.
   – Покопавшись в памяти, я, разумеется, мог бы вспомнить, чем занимался во вторник… Большинство вечеров я провожу здесь, в своем кабинете, ведь это – единственное время, когда я могу спокойно поработать… По утрам один за другим идут клиенты… После обеда я зачастую во Дворце правосудия…
   – Вы не обедаете в городе?
   – Почти никогда… Видите ли, я не светский адвокат…
   – И все-таки во вторник вечером?..
   – Сегодня пятница, не так ли?.. Вернее суббота, поскольку уже перевалило за полночь… Сегодня на рассвете я уехал в Пуатье…
   – Один?
   Похоже, вопрос его удивил.
   – Один, разумеется, ведь я ездил туда на защиту… Вчера я не покидал своего кабинета весь вечер… Насколько я понимаю, вам нужно мое алиби?..
   Он сохранял легкий, иронический тон.
   – Мне любопытно другое: почему алиби нужно на вечер вторника, в то время как смерть настигла моего клиента, если я правильно вас понял, этой ночью… Ну ладно… Я, как и бедный Буле, в делах педантичен… Четверг – не выходил… В среду вечером… Посмотрим!.. В среду я работал до десяти часов, а потом пошел прогуляться около дома, так как у меня немного разболелась голова… Что же касается вторника… После полудня я защищал в гражданском суде… Путаное дело, которое тянется уже три года, и конца ему не видно… Потом вернулся домой пообедать…
   – Вы обедали с женой?
   Гайар остановил на комиссаре тяжелый взгляд и четко проговорил:
   – Да, с женой…
   – Она дома?
   – Наверху…
   – Она уходила сегодня вечером?
   – Практически она не выходит никогда, по здоровью… Моя жена уже много лет больна и очень страдает…
   – Простите…
   – Ничего… Итак, мы пообедали… Я, как обычно, спустился сюда, в кабинет… Так! Я здесь… Я устал на защите… Я сел в машину, решил часок-другой посидеть за рулем, развеяться, это со мной бывает иногда… Когда-то я много занимался спортом, и мне не хватает вольного воздуха… Проезжая по Елисейским полям, я увидел, что там идет один русский фильм, который мне хвалили…
   – Короче, вы пошли в кино…
   – Совершенно верно… Вы видите, никакой тайны… После кино я зашел к Фуке пропустить стаканчик, прежде чем вернуться…
   – Никто вас не ждал?
   – Никто…
   – Никто не звонил вам по телефону? Казалось, он снова роется в своей памяти.
   – Нет… Нет… Мне пришлось выкурить перед сном одну или две сигареты, иначе я с трудом засыпаю… А теперь позвольте сказать вам, что я весьма удивлен…
   Наступила очередь Мегрэ разыгрывать чистосердечие.
   – Чем?
   – Я ожидал, что вы будете расспрашивать меня о моем клиенте… Вы же расспрашиваете обо мне, о том, как я провожу время… Я мог бы счесть себя оскорбленным…
   – А на самом деле я пытаюсь восстановить, где и как провел свой последний вечер Эмиль Буле…
   – Не понимаю…
   – Он был убит не этой ночью, а в ночь со вторника на среду…
   – Но вы же сказали…
   – Я сказал, что тело обнаружили сегодня утром…
   – Выходит, со вторника оно…
   С видом послушного ребенка Мегрэ согласно кивал головой. Казалось, он олицетворял самое откровенность.
   – Почти наверняка установлено, что во вторник вечером у Буле была назначена встреча… Возможно, встреча в этом же квартале…
   – И вы вообразили, что он приходил ко мне? Комиссар рассмеялся.
   – Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы удушили своего клиента…
   – Он удушен?
   – Таково медицинское заключение… Было бы слишком долго перечислять вам все признаки, подтверждающие это… Он имел обыкновение приходить к вам за советом…
   – Я не принял бы его в полночь…
   – Он мог находиться в затруднительном положении… Ну, к примеру, кто-нибудь шантажировал его…
   Гайар закурил новую сигарету и медленно выпустил перед собой дым.
   – Если судить по его чековой книжке, совсем недавно он снял со счета в банке весьма солидную сумму…
   – Могу я узнать сколько?
   – Полмиллиона старых франков… А это не в его правилах… Обычно в случае надобности он брал наличными в кассе одного из кабаре…
   – А это – единственный раз?
   – Насколько нам известно, да… Точно я буду знать завтра, когда проверят его счет в банке…
   – И все-таки я не понимаю, какова в этом деле моя роль…
   – Сейчас… Предположим, он однажды уступил, и его снова решили шантажировать, назначили ему встречу в ночь со вторника на среду… Ему могла прийти в голову мысль посоветоваться с вами… Возможно, он много раз звонил вам в течение вечера, пока вы были в кино… Кто подходит к телефону, когда вас нет дома?
   – Никто…
   И так как Мегрэ казался удивленным, добавил:
   – Моя жена, как я уже сказал вам, больна… Нервная депрессия, которая продолжает прогрессировать… Кроме того, она страдает полиневритом, и врачи бессильны помочь ей… Она почти не спускается со второго этажа, и при ней всегда под видом горничной находится медицинская сестра… Жена не знает об этом… Телефон наверху я снял…
   – А прислуга?
   – Их две, и они спят на третьем этаже… Что же касается вашего вопроса, который теперь мне понятнее, то лично я не представляю себе, объектом какого шантажа мог бы стать мой клиент… больше того, сам факт шантажа меня удивил бы, ибо, зная его дела, я не вижу, на какой почве его могли бы шантажировать. Итак, он не приходил ко мне за советом во вторник вечером… И – заявляю априори! – я не знаю, что делал он в ту ночь… Когда вы сказали мне, что он убит, я не очень поразился, ведь в его положении на Монмартре не обойтись без ярых врагов… Гораздо больше меня удивило то, что он задушен, и еще больше – что тело его обнаружили лишь сегодня утром… Но где его нашли?.. Вероятно, вытащили из Сены?
   – Он лежал на тротуаре возле кладбища Пер-Лашез…
   – Как восприняла весть его жена?
   – Вы знакомы с ней?
   – Видел ее один-единственный раз… Буле был от нее без ума… Он очень хотел представить мне жену и детей… Пригласил как-то к себе на улицу Виктор-Массе, на обед, и там я познакомился со всей семьей…
   – И с Антонио?
   – И с Антонио и с его женой… Воистину тесный семейный круг… По натуре своей Буле был типичный мелкий буржуа, и тому, кто видел его дома, никогда бы и в голову не пришло, что источником его доходов является женская нагота…
   – Вы бывали в его кабаре?
   – Два или три раза – это уже не меньше года назад – был в «Лотосе»… Еще я присутствовал на торжественном открытии кабаре на улице Берри…
   В голове Мегрэ крутилась куча вопросов, но он не отваживался произнести их вслух. Например, при болезни жены не искал ли адвокат в другом месте удовольствий, которых не находил больше у себя дома?
   – А с Адой вы познакомились?
   – С младшей сестрой? Разумеется! Она была на обеде… Очаровательная девушка, такая же красивая, как и Марина, но умнее…
   – Как вы думаете, она была любовницей своего зятя?
   – Я пытаюсь поставить себя на ваше место, комиссар… Я понимаю, вы обязаны искать во всех направлениях… И все же некоторые из ваших гипотез довольно ошеломляющи… Если бы вы знали Буле, вы не задали бы мне такого вопроса… Он испытывал ужас перед сложностями… Интрижка с Адой восстановила бы против него Антонио, ведь Антонио, как каждый добрый итальянец, строгий семьянин… Извините меня, если я позевываю, но я сегодня встал еще до рассвета, чтобы успеть в Пуатье к началу процесса…
   – Вы обычно оставляете свою машину у подъезда?
   – Чаще всего да, лень заводить ее в гараж… Здесь почти всегда находится местечко…
   – Не гневайтесь на меня, что я докучаю вам… Последний вопрос… Буле оставил завещание?
   – Насколько я знаю – нет… Да и чего ради он стал бы делать это? У него двое детей… Помимо того, его брачный контракт предусматривает общность имущества… С наследством не может возникнуть никаких осложнений…
   – Благодарю вас…
   – Завтра утром я зайду к вдове выразить свое соболезнование и предоставить себя в ее распоряжение… Бедная женщина!..
   Сколько еще вопросов Мегрэ с удовольствием задал бы ему!.. Как он потерял четыре пальца на левой руке?.. В котором часу он покинул сегодня утром улицу Да-Брюйер?.. И, наконец, памятуя о фразе, брошенной Микеем, комиссар с интересом взглянул бы на список клиентов адвоката…
   Спустя несколько минут Мегрэ взял такси на площади Сен-Жорж и поехал домой спать.
   И все же в восемь часов он поднялся и в половине десятого уже выходил из кабинета шефа уголовной полиции, где просидел на летучке, ни разу не раскрыв рта.
   Вернувшись к себе, он первым делом распахнул окно, снял пиджак и тут же позвонил метру Шаванону, с которым уже разговаривал накануне.
   – Это снова я… Мегрэ… Я оторвал вас от дел?..
   – Я сейчас в кабинете не один…
   – Единственный вопрос… Знаете ли вы, кто из ваших коллег достаточно близок с Жан-Шарлем Гайаром?..
   – Опять! Можно подумать, будто вы что-то имеете против него…
   – Я ничего против него не имею, но хотел бы кое-что узнать о нем…
   – Почему бы вам не спросить у него самого?.. Встретьтесь с ним, наконец…
   – Я с ним встретился…
   – И что? Он не пожелал отвечать?
   – Напротив! И тем не менее вопросы слишком деликатны, чтобы так вот вдруг задавать их кому бы то ни было…
   Шаванон не проявил большого энтузиазма. Впрочем, Мегрэ этого ожидал. Почти во всех профессиях существует кастовость… В своем кругу можно свободно говорить о ком-то из коллег, но посторонние вмешиваться не должны… Особенно полиция…