Страница:
— Пригласите его.
Комиссар недоумевал, кто бы это мог быть, и совсем уж изумился, увидев комиссара Амадье, смущенно поздоровавшегося с г-жой Лауэр.
— Это матушка Филиппа, — представил ее Мегрэ. — Не подняться ли нам ко мне в номер?
Они молча вскарабкались по лестнице. Оказавшись в комнате, Амадье откашлялся, снял шляпу и отложил зонтик, с которым никогда не расставался.
— Я рассчитывал отыскать вас после утреннего допроса, — начал он. — Но вы ушли, никому ничего не сказав.
Мегрэ молча наблюдал за ним: он понимал, что Амадье пришел заключить мир, но у него не хватало героизма облегчить коллеге первые шаги.
— Знаете, нам попались крутые ребята. Я убедился в этом, когда свел их всех вместе.
Амадье сел и — так ему было удобней — закинул ногу на ногу.
— Послушайте, Мегрэ, я пришел сказать вам, что начинаю склоняться к вашей точке зрения. Как видите, я откровенен с вами и зла на вас не держу.
Голос, однако, звучал у него не совсем натурально, и Мегрэ почувствовал, что коллега говорит с чужих слов и пришел к нему не по своей охоте. После утренних допросов начальник полиции и комиссар, несомненно, посовещались, и начальник склонился к точке зрения Мегрэ.
— Вот я и спрашиваю вас: что будем делать? — торжественно отчеканил Амадье.
— Вот уж не знаю.
— Вам не понадобятся мои люди? — И тут же, став неожиданно словоохотлив, Амадье добавил: — Изложу вам свое мнение: я ведь многое передумал, пока допрашивал наших хватов. Известно ли вам, что в момент убийства Пепито на него уже было выдано постановление об аресте? Мы узнали, что во «Флории» хранится довольно много наркотиков. С целью не дать вывезти их я и отрядил туда инспектора, приказав ему находиться там до момента ареста, который будет произведен на рассвете. Так вот, товар исчез.
Мегрэ, казалось, не слушает собеседника.
— Из этого я заключаю, что когда мы наложим руку на товар, то одновременно возьмем убийцу. Мне очень хочется испросить у следователя постановление на обыск у нашего Кажо.
— Не стоит труда, — вздохнул Мегрэ. — Человек, сумевший предусмотреть все детали утренних очных ставок, не станет хранить у себя столь компрометирующий груз. Снежка нет ни у Кажо, ни у Эжена, ни у любого другого из наших приятелей. Кстати, что показал Луи насчет своих клиентов?
— Клянется, что в жизни не видел Эжена и уж подавно никогда не играл с ним в карты. Припоминает, что Одна не раз заходил к нему купить сигарет, но в разговоры с ним не вступал. Что касается Кажо, то фамилию слышал, как все на Монмартре, но в лицо его не знает.
— Друг с другом они, разумеется, не сталкивались?
— Ни разу. Они даже весело переглядывались, как если бы допрос был своего рода развлечением. Шеф был просто взбешен.
Мегрэ не сумел скрыть легкой улыбки: Амадье тем самым признал, что догадка правильна, — поворот событий произошел благодаря начальнику полиции.
— Конечно, пустить топтуна за Кажо всегда можно, — продолжал Амадье, болезненно реагировавший на молчание собеседника. — Но Кажо запросто оторвется от любого инспектора, не говоря о том, что у него серьезные связи и он способен нажаловаться на нас.
Мегрэ вытащил часы и пристально уставился на них.
— У вас встреча?
— Да, вскоре. Если не возражаете, спустимся вместе.
Проходя мимо портье, Мегрэ осведомился насчет свояченицы.
— Эта дама только что уехала. Справилась у меня, на каком автобусе добраться до улицы Фонтен.
Очень на нее похоже! Ей обязательно нужно своими глазами увидеть место, где ее сына заподозрили в убийстве Пепито. И ведь она зайдет в кабаре! Вывалит свою историю официантам!
— Завернем по пути выпить по рюмочке? — предложил Мегрэ.
Они уселись в уголке пивной «У Нового моста» и заказали старый арманьяк.
— Согласитесь, — отважился наконец Амадье, подергивая кончики усов, — что в данном случае ваш метод неприменим. Мы с начальником только что говорили об этом.
Ясно: начальник решительно заинтересовался делом!
— Что вы называете моим методом?
— Вы это знаете лучше, чем я. Обычно вы вживаетесь в шкуру людей, больше интересуетесь их психологией и тем, что с ними произошло лет двадцать назад, чем конкретными уликами. В данном же случае перед нами типы, о которых мы знаем почти все. Они даже не пытаются притворяться. С глазу на глаз Кажо станет отрицать разве что факт убийства.
— А он и не отрицал.
— Как же вы поступите?
— А вы?
— Я, разумеется, начну с того, что раскину вокруг них сеть. Уже с сегодняшнего вечера за каждым будет установлена слежка. Им же придется куда-то ходить, с кем-то общаться. Тех, кто выйдет на контакт с ними, допросят, в свою очередь, и…
— И через полгода Филипп все еще будет в тюрьме.
— Его адвокат намерен ходатайствовать об изменении меры пресечения. А поскольку Лауэру вменяется всего лишь убийство по неосторожности, добиться этого будет нетрудно.
Усталости Мегрэ как не бывало!
— Не повторить ли? — предложил Амадье, указывая на рюмки.
— С удовольствием.
Бедняга Амадье! До чего ж ему муторно входить в гостиную «Альсины». Сейчас-то он успел справиться с собой и, выказывая уверенность в себе, которой у него раньше не было, рассуждает о деле с известной непринужденностью.
— Кстати, я все думаю, — добавил он, отхлебнув арманьяка, — сам ли Кажо совершил убийство. Я много размышлял над вашей версией. Почему ему было не поручить убийство Пепито кому-нибудь другому? Сам он мог спрятаться на улице…
— В таком случае Одна не вернулся бы, чтобы толкнуть моего племянника и поднять тревогу. Он скисает так же быстро, как заводится. Это грязный мелкий негодяй без размаха.
— А Эжен?
Мегрэ пожал плечами: он не то чтобы считал Эжена невиновным, но и обвинять его не решался. Все это было как-то расплывчато. Отчасти — из-за Фернанды.
К тому же Мегрэ почти не поддерживал разговор, а карандашом рисовал на мраморе столика какие-то непонятные черточки. Было жарко. Арманьяк вызывал сладостное ощущение благодушия и как бы постепенно снимал груз навалившейся на комиссара усталости.
Люкас, появившийся в компании какого-то молодого коллеги, чуть не подскочил, увидев обоих комиссаров за одним столиком, и Мегрэ через весь зал выразительно глянул на него.
— Вам не в «контору»? — полюбопытствовал Амадье. — Я показал бы вам протоколы допросов.
— Зачем?
— Что вы собираетесь делать?
Любопытство не давало Амадье покоя. Какая тайна прячется за набыченным Мегрэ? Сердечности у него тоже поубавилось.
— Нельзя, чтобы наши усилия взаимно уничтожались. Начальник того же мнения. Это он посоветовал мне договориться с вами.
— Так мы же и договорились.
— О чем?
— О том, что это Кажо убил Пепито и, видимо, он же двумя неделями раньше прикончил Барнабе.
— Этого не достаточно, чтобы мы оба согласились его арестовать.
— Ясное дело.
— И что же тогда?
— А ничего. Вернее, у меня к вам одна просьба. Думаю, что вы без труда получите у следователя Гастамбида постановление о задержании Кажо?
— А дальше?
— А дальше я хочу, чтобы на набережной Орфевр постоянно дежурил инспектор с этим постановлением в кармане. Как только я ему позвоню, пусть приедет ко мне, и все.
— Куда приедет?
— Туда, где я буду. Еще лучше, если он запасется не одним, а несколькими постановлениями. Никогда ведь не угадаешь.
Хмурое лицо Амадье вытянулось.
— Отлично, — сухо заключил он. — Я переговорю с начальником.
Он позвал официанта, уплатил свою долю. Затем долго застегивал и расстегивал пальто в надежде, что Мегрэ наконец заговорит.
— Ну, ладно. Желаю успеха.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Когда, по-вашему, все произойдет?
— Может быть, с минуты на минуту. Может быть, завтра утром. Кстати, я предпочел бы второй вариант.
Когда спутник его уже двинулся к выходу, Мегрэ спохватился:
— Спасибо, что заглянули ко мне.
— Это же так естественно.
Оставшись один, Мегрэ расплатился за себя и на минуту задержался у столика, где сидели Люкас и его молодой коллега.
— Что-нибудь новенькое, шеф?
— В общем, да. Где мне найти тебя завтра, около восьми утра?
— Я буду на Набережной. Если предпочитаете, могу прийти сюда.
— До завтра, здесь!
Выйдя из пивной, Мегрэ остановил такси и велел везти себя на улицу Фонтен. Спускалась ночь. Загорались витрины. Проезжая мимо «Табака», комиссар попросил притормозить.
В маленьком баре вялая девица сидела за кассой, хозяин пребывал за стойкой, официант вытирал столики.
Однако ни Одна, ни Эжена, ни марсельца не было.
«Вот уж побесятся они нынче вечером из-за того, что не смогут сесть за белот!»
Еще через несколько секунд такси остановилось перед «Флорией». Велев шоферу ждать, Мегрэ распахнул полуоткрытую дверь заведения.
Был час уборки. В зале горела всего одна лампа, бросавшая тусклый свет на панели и красно-зеленую роспись стен. Столики из нелакированного дерева еще не были прикрыты скатертями, с музыкальных инструментов на эстраде — не сняты чехлы.
Ансамбль в целом производил бедное, убогое впечатление. Дверь кабинета в глубине зала была распахнута, и Мегрэ, заметив там женскую фигуру, проследовал мимо подметавшего пол официанта и внезапно вышел из полутьмы.
— Ты? — изумилась свояченица.
Она покраснела, растерялась.
— Мне хотелось посмотреть, где… как…
У стены, покуривая сигарету, стоял молодой человек.
Это был г-н Анри, новый владелец «Флории» или, верней сказать, новое подставное лицо на службе у Кажо.
— Этот господин был так любезен… — залепетала г-жа Лауэр.
— Был бы счастлив сделать больше, — вмешался молодой человек. — Мадам сказала, что она мать полицейского, который убил… я хочу сказать, который обвиняется в убийстве Пепито. Лично я ничего не знаю. Я вступил во владение домом на следующий день.
— Еще раз признательна, сударь. Я вижу, вы понимаете, что такое материнское сердце.
Она ждала, что Мегрэ закатит ей сцену. Когда он усадил ее в дожидавшееся такси, она заговорила только для того, чтобы не молчать.
— Зачем ты взял машину? У вас же такие удобные автобусы. Можешь курить свою трубку — я привыкла.
Мегрэ дал адрес гостиницы и по дороге предложил каким-то особенным голосом:
— Вот что мы сделаем. Впереди долгий вечер. Завтра мы должны быть в форме: нам понадобятся спокойные нервы и свежая голова. Если не возражаешь, пойдем в театр.
— В театр, когда Филипп в тюрьме?
— Ба! Это ж последняя его ночь в ней.
— Ты до чего-то докопался?
— Еще нет. В общем, положись на меня. В гостиной уныло. Делать нам нечего.
— А я-то хотела воспользоваться случаем и съездить навести порядок в комнате у Филиппа!
— Он взбесится. Молодые люди не любят, когда матери роются в их вещах.
— Ты считаешь, что у Филиппа роман?
Вся провинциальность г-жи Лауэр нашла выход в этих словах, и Мегрэ расцеловал родственницу в щеку.
— Да нет, старая ты дурочка! К сожалению, нет у Филиппа романа. Он — вылитый портрет своего папочки.
— Я не убеждена, что Эмиль до брака не…
Ну, разве это не омовение в чистом проточном ключе? Приехав в гостиницу, Мегрэ заказал места в «Пале Ройяль», затем, в ожидании обеда, написал письмо жене.
Об убийстве Пепито и аресте племянника упомянуть он забыл.
— Сегодня мы с тобой кутнем! — объявил он свояченице. — Если будешь умницей, покажу тебе «Флорию» в самый разгар вечера.
— Но у меня же нет подходящего туалета!
Мегрэ сдержал слово. После изысканного обеда на Бульварах — в гостинице комиссар есть не пожелал — он повел свояченицу в театр и с удовольствием понаблюдал, как она невольно хохочет над водевильными кви-про-кво[8].
— И все-таки я стыжусь того, что ты заставляешь меня делать, — вздохнула она в антракте. — Знал бы Филипп, чем занимается сейчас его мать!
— Ты забыла Эмиля. Если, конечно, он не приударяет в это время за вашей прислугой.
— Но ей же, бедняжке, давно за пятьдесят.
Труднее оказалось уговорить ее заглянуть во «Флорию»; освещенный неоном вход в кабаре и тот уже внушал ей робость. Мегрэ усадил ее за столик у самого бара, задев на ходу Фернанду, расположившуюся у стойки в обществе Эжена и марсельца.
Как и следовало ожидать, появление добропорядочной провинциалки в сопровождении бывшего комиссара вызвало улыбки.
Мегрэ был в восторге. Казалось, именно этого он и добивался. Как бравый подгулявший провинциал, заказал шампанского.
— Я же опьянею! — зажеманилась г-жа Лауэр.
— Тем лучше.
— Знаешь, я ведь впервые в таком месте.
От нее в полном смысле слова пахло пирогом. Вот уж чудо нравственного и физического здоровья!
— Кто эта женщина, которая не сводит с тебя глаз?
— Фернанда, моя приятельница.
— На месте сестры я забеспокоилась бы: у этой особы влюбленный вид.
Это было верно и неверно. Фернанда в самом деле посматривала на Мегрэ так, словно сожалела об утраченной доверительности. В то же время она буквально висела на Эжене, подчеркнуто вызывающе цепляясь за него.
— С ней очень красивый парень.
— Беда только, что завтра этот красивый парень сядет в тюрьму.
— Что он натворил?
— Он один из бандитов, по вине которых арестован Филипп.
— Он?
Г-жа Лауэр долго не могла прийти в себя. Еще хуже получилось, когда Кажо, как он делал это каждый вечер, высунул голову из-за занавеса, любопытствуя, хорошо ли идут дела.
— Видишь вон того господина, похожего на адвоката?
— Седого?
— Да. Так вот, внимание. Постарайся не вскрикнуть.
Это убийца.
Глаза у Мегрэ смеялись, как будто Кажо и остальные были уже в его власти. Это выглядело так странно, что Фернанда удивленно обернулась и неожиданно нахмурилась с озабоченным и встревоженным видом.
Чуть позже она направилась в туалет и по пути метнула взгляд на Мегрэ, который в свою очередь встал и нагнал ее.
— Есть что-нибудь новое? — почти злобно спросила она.
— А у тебя?
— Ничего. Да вы и сами видите. Мы скоро уйдем.
Она наблюдала за Мегрэ. Помолчав, спросила:
— Его возьмут?
— Не сразу.
Она нетерпеливо стукнула об пол высоким каблуком.
— Большая любовь?
Но Фернанда уже пошла прочь, бросив на ходу:
— Еще не знаю.
Г-жа Лауэр, к стыду своему, легла спать в третьем часу утра; Мегрэ, едва добравшись до постели, уснул глубоким сном и храпел так, как не храпел уже несколько дней.
Глава 9
Комиссар недоумевал, кто бы это мог быть, и совсем уж изумился, увидев комиссара Амадье, смущенно поздоровавшегося с г-жой Лауэр.
— Это матушка Филиппа, — представил ее Мегрэ. — Не подняться ли нам ко мне в номер?
Они молча вскарабкались по лестнице. Оказавшись в комнате, Амадье откашлялся, снял шляпу и отложил зонтик, с которым никогда не расставался.
— Я рассчитывал отыскать вас после утреннего допроса, — начал он. — Но вы ушли, никому ничего не сказав.
Мегрэ молча наблюдал за ним: он понимал, что Амадье пришел заключить мир, но у него не хватало героизма облегчить коллеге первые шаги.
— Знаете, нам попались крутые ребята. Я убедился в этом, когда свел их всех вместе.
Амадье сел и — так ему было удобней — закинул ногу на ногу.
— Послушайте, Мегрэ, я пришел сказать вам, что начинаю склоняться к вашей точке зрения. Как видите, я откровенен с вами и зла на вас не держу.
Голос, однако, звучал у него не совсем натурально, и Мегрэ почувствовал, что коллега говорит с чужих слов и пришел к нему не по своей охоте. После утренних допросов начальник полиции и комиссар, несомненно, посовещались, и начальник склонился к точке зрения Мегрэ.
— Вот я и спрашиваю вас: что будем делать? — торжественно отчеканил Амадье.
— Вот уж не знаю.
— Вам не понадобятся мои люди? — И тут же, став неожиданно словоохотлив, Амадье добавил: — Изложу вам свое мнение: я ведь многое передумал, пока допрашивал наших хватов. Известно ли вам, что в момент убийства Пепито на него уже было выдано постановление об аресте? Мы узнали, что во «Флории» хранится довольно много наркотиков. С целью не дать вывезти их я и отрядил туда инспектора, приказав ему находиться там до момента ареста, который будет произведен на рассвете. Так вот, товар исчез.
Мегрэ, казалось, не слушает собеседника.
— Из этого я заключаю, что когда мы наложим руку на товар, то одновременно возьмем убийцу. Мне очень хочется испросить у следователя постановление на обыск у нашего Кажо.
— Не стоит труда, — вздохнул Мегрэ. — Человек, сумевший предусмотреть все детали утренних очных ставок, не станет хранить у себя столь компрометирующий груз. Снежка нет ни у Кажо, ни у Эжена, ни у любого другого из наших приятелей. Кстати, что показал Луи насчет своих клиентов?
— Клянется, что в жизни не видел Эжена и уж подавно никогда не играл с ним в карты. Припоминает, что Одна не раз заходил к нему купить сигарет, но в разговоры с ним не вступал. Что касается Кажо, то фамилию слышал, как все на Монмартре, но в лицо его не знает.
— Друг с другом они, разумеется, не сталкивались?
— Ни разу. Они даже весело переглядывались, как если бы допрос был своего рода развлечением. Шеф был просто взбешен.
Мегрэ не сумел скрыть легкой улыбки: Амадье тем самым признал, что догадка правильна, — поворот событий произошел благодаря начальнику полиции.
— Конечно, пустить топтуна за Кажо всегда можно, — продолжал Амадье, болезненно реагировавший на молчание собеседника. — Но Кажо запросто оторвется от любого инспектора, не говоря о том, что у него серьезные связи и он способен нажаловаться на нас.
Мегрэ вытащил часы и пристально уставился на них.
— У вас встреча?
— Да, вскоре. Если не возражаете, спустимся вместе.
Проходя мимо портье, Мегрэ осведомился насчет свояченицы.
— Эта дама только что уехала. Справилась у меня, на каком автобусе добраться до улицы Фонтен.
Очень на нее похоже! Ей обязательно нужно своими глазами увидеть место, где ее сына заподозрили в убийстве Пепито. И ведь она зайдет в кабаре! Вывалит свою историю официантам!
— Завернем по пути выпить по рюмочке? — предложил Мегрэ.
Они уселись в уголке пивной «У Нового моста» и заказали старый арманьяк.
— Согласитесь, — отважился наконец Амадье, подергивая кончики усов, — что в данном случае ваш метод неприменим. Мы с начальником только что говорили об этом.
Ясно: начальник решительно заинтересовался делом!
— Что вы называете моим методом?
— Вы это знаете лучше, чем я. Обычно вы вживаетесь в шкуру людей, больше интересуетесь их психологией и тем, что с ними произошло лет двадцать назад, чем конкретными уликами. В данном же случае перед нами типы, о которых мы знаем почти все. Они даже не пытаются притворяться. С глазу на глаз Кажо станет отрицать разве что факт убийства.
— А он и не отрицал.
— Как же вы поступите?
— А вы?
— Я, разумеется, начну с того, что раскину вокруг них сеть. Уже с сегодняшнего вечера за каждым будет установлена слежка. Им же придется куда-то ходить, с кем-то общаться. Тех, кто выйдет на контакт с ними, допросят, в свою очередь, и…
— И через полгода Филипп все еще будет в тюрьме.
— Его адвокат намерен ходатайствовать об изменении меры пресечения. А поскольку Лауэру вменяется всего лишь убийство по неосторожности, добиться этого будет нетрудно.
Усталости Мегрэ как не бывало!
— Не повторить ли? — предложил Амадье, указывая на рюмки.
— С удовольствием.
Бедняга Амадье! До чего ж ему муторно входить в гостиную «Альсины». Сейчас-то он успел справиться с собой и, выказывая уверенность в себе, которой у него раньше не было, рассуждает о деле с известной непринужденностью.
— Кстати, я все думаю, — добавил он, отхлебнув арманьяка, — сам ли Кажо совершил убийство. Я много размышлял над вашей версией. Почему ему было не поручить убийство Пепито кому-нибудь другому? Сам он мог спрятаться на улице…
— В таком случае Одна не вернулся бы, чтобы толкнуть моего племянника и поднять тревогу. Он скисает так же быстро, как заводится. Это грязный мелкий негодяй без размаха.
— А Эжен?
Мегрэ пожал плечами: он не то чтобы считал Эжена невиновным, но и обвинять его не решался. Все это было как-то расплывчато. Отчасти — из-за Фернанды.
К тому же Мегрэ почти не поддерживал разговор, а карандашом рисовал на мраморе столика какие-то непонятные черточки. Было жарко. Арманьяк вызывал сладостное ощущение благодушия и как бы постепенно снимал груз навалившейся на комиссара усталости.
Люкас, появившийся в компании какого-то молодого коллеги, чуть не подскочил, увидев обоих комиссаров за одним столиком, и Мегрэ через весь зал выразительно глянул на него.
— Вам не в «контору»? — полюбопытствовал Амадье. — Я показал бы вам протоколы допросов.
— Зачем?
— Что вы собираетесь делать?
Любопытство не давало Амадье покоя. Какая тайна прячется за набыченным Мегрэ? Сердечности у него тоже поубавилось.
— Нельзя, чтобы наши усилия взаимно уничтожались. Начальник того же мнения. Это он посоветовал мне договориться с вами.
— Так мы же и договорились.
— О чем?
— О том, что это Кажо убил Пепито и, видимо, он же двумя неделями раньше прикончил Барнабе.
— Этого не достаточно, чтобы мы оба согласились его арестовать.
— Ясное дело.
— И что же тогда?
— А ничего. Вернее, у меня к вам одна просьба. Думаю, что вы без труда получите у следователя Гастамбида постановление о задержании Кажо?
— А дальше?
— А дальше я хочу, чтобы на набережной Орфевр постоянно дежурил инспектор с этим постановлением в кармане. Как только я ему позвоню, пусть приедет ко мне, и все.
— Куда приедет?
— Туда, где я буду. Еще лучше, если он запасется не одним, а несколькими постановлениями. Никогда ведь не угадаешь.
Хмурое лицо Амадье вытянулось.
— Отлично, — сухо заключил он. — Я переговорю с начальником.
Он позвал официанта, уплатил свою долю. Затем долго застегивал и расстегивал пальто в надежде, что Мегрэ наконец заговорит.
— Ну, ладно. Желаю успеха.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Когда, по-вашему, все произойдет?
— Может быть, с минуты на минуту. Может быть, завтра утром. Кстати, я предпочел бы второй вариант.
Когда спутник его уже двинулся к выходу, Мегрэ спохватился:
— Спасибо, что заглянули ко мне.
— Это же так естественно.
Оставшись один, Мегрэ расплатился за себя и на минуту задержался у столика, где сидели Люкас и его молодой коллега.
— Что-нибудь новенькое, шеф?
— В общем, да. Где мне найти тебя завтра, около восьми утра?
— Я буду на Набережной. Если предпочитаете, могу прийти сюда.
— До завтра, здесь!
Выйдя из пивной, Мегрэ остановил такси и велел везти себя на улицу Фонтен. Спускалась ночь. Загорались витрины. Проезжая мимо «Табака», комиссар попросил притормозить.
В маленьком баре вялая девица сидела за кассой, хозяин пребывал за стойкой, официант вытирал столики.
Однако ни Одна, ни Эжена, ни марсельца не было.
«Вот уж побесятся они нынче вечером из-за того, что не смогут сесть за белот!»
Еще через несколько секунд такси остановилось перед «Флорией». Велев шоферу ждать, Мегрэ распахнул полуоткрытую дверь заведения.
Был час уборки. В зале горела всего одна лампа, бросавшая тусклый свет на панели и красно-зеленую роспись стен. Столики из нелакированного дерева еще не были прикрыты скатертями, с музыкальных инструментов на эстраде — не сняты чехлы.
Ансамбль в целом производил бедное, убогое впечатление. Дверь кабинета в глубине зала была распахнута, и Мегрэ, заметив там женскую фигуру, проследовал мимо подметавшего пол официанта и внезапно вышел из полутьмы.
— Ты? — изумилась свояченица.
Она покраснела, растерялась.
— Мне хотелось посмотреть, где… как…
У стены, покуривая сигарету, стоял молодой человек.
Это был г-н Анри, новый владелец «Флории» или, верней сказать, новое подставное лицо на службе у Кажо.
— Этот господин был так любезен… — залепетала г-жа Лауэр.
— Был бы счастлив сделать больше, — вмешался молодой человек. — Мадам сказала, что она мать полицейского, который убил… я хочу сказать, который обвиняется в убийстве Пепито. Лично я ничего не знаю. Я вступил во владение домом на следующий день.
— Еще раз признательна, сударь. Я вижу, вы понимаете, что такое материнское сердце.
Она ждала, что Мегрэ закатит ей сцену. Когда он усадил ее в дожидавшееся такси, она заговорила только для того, чтобы не молчать.
— Зачем ты взял машину? У вас же такие удобные автобусы. Можешь курить свою трубку — я привыкла.
Мегрэ дал адрес гостиницы и по дороге предложил каким-то особенным голосом:
— Вот что мы сделаем. Впереди долгий вечер. Завтра мы должны быть в форме: нам понадобятся спокойные нервы и свежая голова. Если не возражаешь, пойдем в театр.
— В театр, когда Филипп в тюрьме?
— Ба! Это ж последняя его ночь в ней.
— Ты до чего-то докопался?
— Еще нет. В общем, положись на меня. В гостиной уныло. Делать нам нечего.
— А я-то хотела воспользоваться случаем и съездить навести порядок в комнате у Филиппа!
— Он взбесится. Молодые люди не любят, когда матери роются в их вещах.
— Ты считаешь, что у Филиппа роман?
Вся провинциальность г-жи Лауэр нашла выход в этих словах, и Мегрэ расцеловал родственницу в щеку.
— Да нет, старая ты дурочка! К сожалению, нет у Филиппа романа. Он — вылитый портрет своего папочки.
— Я не убеждена, что Эмиль до брака не…
Ну, разве это не омовение в чистом проточном ключе? Приехав в гостиницу, Мегрэ заказал места в «Пале Ройяль», затем, в ожидании обеда, написал письмо жене.
Об убийстве Пепито и аресте племянника упомянуть он забыл.
— Сегодня мы с тобой кутнем! — объявил он свояченице. — Если будешь умницей, покажу тебе «Флорию» в самый разгар вечера.
— Но у меня же нет подходящего туалета!
Мегрэ сдержал слово. После изысканного обеда на Бульварах — в гостинице комиссар есть не пожелал — он повел свояченицу в театр и с удовольствием понаблюдал, как она невольно хохочет над водевильными кви-про-кво[8].
— И все-таки я стыжусь того, что ты заставляешь меня делать, — вздохнула она в антракте. — Знал бы Филипп, чем занимается сейчас его мать!
— Ты забыла Эмиля. Если, конечно, он не приударяет в это время за вашей прислугой.
— Но ей же, бедняжке, давно за пятьдесят.
Труднее оказалось уговорить ее заглянуть во «Флорию»; освещенный неоном вход в кабаре и тот уже внушал ей робость. Мегрэ усадил ее за столик у самого бара, задев на ходу Фернанду, расположившуюся у стойки в обществе Эжена и марсельца.
Как и следовало ожидать, появление добропорядочной провинциалки в сопровождении бывшего комиссара вызвало улыбки.
Мегрэ был в восторге. Казалось, именно этого он и добивался. Как бравый подгулявший провинциал, заказал шампанского.
— Я же опьянею! — зажеманилась г-жа Лауэр.
— Тем лучше.
— Знаешь, я ведь впервые в таком месте.
От нее в полном смысле слова пахло пирогом. Вот уж чудо нравственного и физического здоровья!
— Кто эта женщина, которая не сводит с тебя глаз?
— Фернанда, моя приятельница.
— На месте сестры я забеспокоилась бы: у этой особы влюбленный вид.
Это было верно и неверно. Фернанда в самом деле посматривала на Мегрэ так, словно сожалела об утраченной доверительности. В то же время она буквально висела на Эжене, подчеркнуто вызывающе цепляясь за него.
— С ней очень красивый парень.
— Беда только, что завтра этот красивый парень сядет в тюрьму.
— Что он натворил?
— Он один из бандитов, по вине которых арестован Филипп.
— Он?
Г-жа Лауэр долго не могла прийти в себя. Еще хуже получилось, когда Кажо, как он делал это каждый вечер, высунул голову из-за занавеса, любопытствуя, хорошо ли идут дела.
— Видишь вон того господина, похожего на адвоката?
— Седого?
— Да. Так вот, внимание. Постарайся не вскрикнуть.
Это убийца.
Глаза у Мегрэ смеялись, как будто Кажо и остальные были уже в его власти. Это выглядело так странно, что Фернанда удивленно обернулась и неожиданно нахмурилась с озабоченным и встревоженным видом.
Чуть позже она направилась в туалет и по пути метнула взгляд на Мегрэ, который в свою очередь встал и нагнал ее.
— Есть что-нибудь новое? — почти злобно спросила она.
— А у тебя?
— Ничего. Да вы и сами видите. Мы скоро уйдем.
Она наблюдала за Мегрэ. Помолчав, спросила:
— Его возьмут?
— Не сразу.
Она нетерпеливо стукнула об пол высоким каблуком.
— Большая любовь?
Но Фернанда уже пошла прочь, бросив на ходу:
— Еще не знаю.
Г-жа Лауэр, к стыду своему, легла спать в третьем часу утра; Мегрэ, едва добравшись до постели, уснул глубоким сном и храпел так, как не храпел уже несколько дней.
Глава 9
Без десяти восемь Мегрэ остановился у гостиничной регистратуры в момент, когда только что появившийся хозяин вместе с ночным дежурным просматривал списки постояльцев. Дорогу загораживало ведро с грязной водой, у стены стояла швабра, и Мегрэ, с самым серьезным видом завладев ею, принялся изучать ее рукоятку.
— Позволите воспользоваться? — спросил он хозяина, который, запинаясь, выдавил:
— Пожалуйста.
И, тут же спохватившись, тревожно осведомился:
— В вашем номере недостаточно чисто?
Мегрэ с ничем не омраченной радостью раскурил первую трубку.
— По-моему, вполне достаточно, — невозмутимо возразил он. — Меня интересует не швабра. Мне нужен всего лишь кусочек рукоятки.
Подоспевшая уборщица, вытирая руки о голубой фартук, решила, вероятно, что постоялец рехнулся.
— У вас не найдется чем отпилить? — продолжал Мегрэ, адресуясь к ночному дежурному.
— Конечно, найдется. Жозеф, — распорядился хозяин, — сходите за пилкой для господина Мегрэ.
Итак, решительный день начался веселым дуракавалянием. Утро опять было солнечное. Мимо прошла горничная с первым завтраком на подносе. Коридор мыли, не жалея воды. Почтальон рылся в своей кожаной сумке.
Мегрэ, держа в руке метлу, дожидался пилы.
— Не правда ли, в гостиной есть телефон? — полюбопытствовал он у хозяина.
— Да, господин Мегрэ. На левом столе. Я вас немедленно подключу.
— Не стоит.
— Вы не будете звонить?
— Спасибо, необходимость в этом отпала.
Мегрэ ушел со шваброй в гостиную, а уборщица, воспользовавшись этим, заявила:
— Сами убедитесь: не моя вина, что я ничего не делаю. И пусть на меня не орут, если я не успею закончить холл.
Дежурный вернулся с заржавленной пилой, которую отыскал в подвале. В свой черед Мегрэ принес швабру, вооружился пилой и принялся отделять конец ручки.
Швабру он прижал к письменному столу. На свежевымытый пол посыпались опилки. Другим концом деревяшка елозила по регистрационному журналу, и хозяин опасливо наблюдал за нею.
— Вот и все! Благодарю вас, — объявил наконец комиссар, подняв с пола отпиленный кружочек древесины.
Одновременно с этим он возвратил уборщице швабру, ставшую короче на несколько миллиметров.
— Это вам и требовалось? — с серьезным видом полюбопытствовал хозяин гостиницы.
— Совершенно верно.
В пивной «У Нового моста», во втором зале которой Мегрэ отыскал Люкаса, уборщицы с ведрами свирепствовали не менее усердно, чем в «Альсине».
— Знаете, шеф, отдел работал всю ночь. Расставшись с вами, Амадье вбил себе в голову, что обязан обогнать вас, и задействовал всех своих людей. Судите сами — я, например, знаю, что вы были в «Пале Ройяль» с дамой.
— А затем отправился во «Флорию». Бедный Амадье!
А что остальные?
— Эжен тоже был во «Флории». Вы, несомненно, его видели. Без четверти три он ушел оттуда с профессионалкой.
— Да, знаю — с Фернандой. Держу пари, что он переспал с ней на улице Бланш.
— Вы правы. Он даже оставил свою машину на всю ночь у тротуара. Она и сейчас там.
Мегрэ поморщился, хотя он-то уж никак не был влюблен. Однако прошлым утром в залитой солнцем квартирке Фернанды был именно он. Она, полуодетая, пила кофе с молоком, и между ними существовала атмосфера доверительной интимности.
Это была не ревность — просто комиссар не любил мужчин типа Эжена. Ему казалось, что в данную минуту молодой человек еще лежит, а Фернанда хлопочет, подавая ему кофе в постель. И он наверняка снисходительно улыбается.
— Он таки заставит ее плясать под свою дудку! — вздохнул комиссар. — Продолжай, Люкас.
— Его марсельский приятель до возвращения в «Альсину» обошел несколько ночных кабаков. Сейчас он, несомненно, дрыхнет, потому что никогда не встает раньше одиннадцати-двенадцати.
— А глухой коротышка?
— Его фамилия Колен. Живет с женой на улице Коленкура, потому как состоит в законном браке. Когда он возвращается поздно, супруга закатывает ему сцены. В прошлом она была помощницей хозяйки «заведения».
— Чем он занят сейчас?
— Ходит по лавкам. Съестное покупает всегда он: на шее толстый шарф, на ногах туфли из Шаранты[9].
— Одна?
— Этот надрался до свинства, обойдя кучу бистро. К себе в гостиницу на улице Лепик вернулся около часа, и ночной дежурный вынужден был помочь ему подняться по лестнице.
— Кажо, надеюсь, у себя?
Выходя из пивной, Мегрэ словно увидел всех подельников разом, каждого в своей точке Монмартра, вокруг Сакре-Кер[10], белеющей над прибоем Парижа.
Добрых десять минут он вполголоса инструктировал Люкаса и заключил наконец, пожимая ему руку:
— Все понял? Уверен, что тебе не потребуется больше, чем полчаса?
— Оружие при вас, шеф?
Мегрэ похлопал себя по брючному карману и подозвал проезжавшее мимо такси:
— Улица Батиньоль.
Дверь привратницкой была приоткрыта, сквозь щель виднелась фигура газовщика.
— Вам кого? — услышал Мегрэ пронзительный женский голос.
— Господина Кажо, пожалуйста.
— Антресоль, налево.
Мегрэ остановился на растрепанном коврике, перевел дух и потянул за длиннющий басон, на что квартира отозвалась по-детски игрушечным звоночком.
Зашаркали шаги. Звякнула дверная цепочка. В замке повернулся ключ, и дверь приотворилась, но всего сантиметров на десять, не больше.
Отпер сам Кажо, непричесанный, брови взлохмачены еще больше обычного. Он удивился. Глядя Мегрэ в глаза, мрачно процедил:
— Что нужно?
— Для начала войти.
— Вы пришли официально, с постановлением по всей форме?
— Нет.
Кажо попробовал захлопнуть дверь, но из этого ничего не получилось — Мегрэ успел сунуть в щель ногу.
— Не находите, что нам лучше бы потолковать? — бросил он.
Кажо понял, что дверь ему все равно не закрыть, и взгляд его потяжелел.
— Я ведь и полицию вызвать могу.
— Разумеется. Только я думаю, это бесполезно — нам разумней поговорить по-хорошему.
За спиной Нотариуса прислуга в черном прервала работу и прислушалась. Ввиду уборки все двери в квартире были распахнуты. Справа, видимо, располагалась очень светлая комната окнами на улицу.
— Входите.
Кажо запер входную дверь на ключ, завел цепочку на место и сориентировал посетителя:
— Направо, ко мне в кабинет.
Это была типичная квартирка мелкого буржуа с Монмартра: кухня еле в метр шириной с окном во двор, бамбуковая вешалка в прихожей, темная столовая, занавеси тоже темные, выцветшие обои в цветочек.
То, что Кажо именовал своим кабинетом, оказалось помещением, которое по замыслу архитектора должно было играть роль гостиной и — единственное в квартире — имело два окна, в которые проникал свет.
Навощенный паркет. Посредине вытертый ковер и три стула с обивкой, ткань которой приобрела тот же неопределенный цвет, что и ковер.
Стены, оклеенные гранатовыми обоями, загромождены бесчисленными картинами и фотографиями в позолоченных рамочках. По углам столики и этажерки с дешевыми безделушками.
У окна возвышалось бюро красного дерева с вытертой сафьяновой обивкой; за него и уселся Кажо, отодвинув вправо какие-то бумаги.
— Марта, мой шоколад подадите сюда.
Кажо больше не смотрел на Мегрэ, предпочитая выжидать, пока противник первым перейдет в наступление.
Что касается комиссара, усевшегося на слишком хрупкий для него стул, он расстегнул пальто и, поглядывая вокруг, неторопливо набивал большим пальцем трубку.
Одно из окон — несомненно, из-за уборки — было распахнуто, и, когда прислуга подала шоколад, Мегрэ спросил хозяина:
— Не будете возражать, если закроем окно? Позавчера я подцепил насморк, и мне не хотелось бы простужаться еще сильнее.
— Закройте окно, Марта.
Марта отнюдь не испытывала симпатии к посетителю. Это было заметно по тому, как она ходила взад и вперед мимо Мегрэ, всякий раз находя способ задеть его ноги и не извиниться.
По комнате плыл запах шоколада. Кажо держал чашку обеими руками, словно согревая ее. По улице катились фургоны, и верх их, ровно как серебристые крыши автобусов, маячил почти что на уровне окна.
Прислуга вышла, но дверь не закрыла и продолжала хлопотать в прихожей.
— Не предлагаю вам шоколад, — сказал Кажо. — Думаю, что у вас уже был первый завтрак.
— Да, был. Зато если у вас найдется стаканчик белого…
Сейчас значение имело все — даже малейшее слово, и Кажо нахмурился, спрашивая себя, с какой стати гость просит дать ему выпить.
Мегрэ понял и улыбнулся:
— Я привык работать на улице. Зимой холодно, летом жарко. В обоих случаях хочется выпить, верно?
— Марта, принесите белого вина и стакан.
ЮЗ
— Обычного?
— Именно. Предпочитаю обычное, — вставил Мегрэ.
Его котелок лежал на бюро, рядом с телефоном. Кажо, не сводя глаз с собеседника, маленькими глоточками пил шоколад.
Утром он выглядел еще более бледным, чем вечером; кожа у него была по-прежнему бесцветная, а глаза тускло-серые, как волосы и брови, голова костистая, лицо длинное. Кажо относился к тем личностям, которых невозможно представить себе иначе как людьми неопределенного возраста. Трудно было даже вообразить, что он был когда-то ребенком, школьником или юным влюбленным. Такой, как он, не мог держать женщину в объятиях, шептать ей нежные слова.
Зато его волосатые, довольно ухоженные руки всегда были приучены орудовать пером. Ящики бюро были наверняка набиты всяческими бумагами, отчетами, счетами, квитанциями, заметками.
— Встаете вы сравнительно рано, — заметил Мегрэ, взглянув на часы.
— Я сплю не больше трех часов за ночь.
Безусловно, не врет. Неизвестно — почему, но это чувствовалось.
— Значит, читаете?
— Да, читаю или работаю.
Оба давали друг другу минуту передышки. Не сговариваясь, решили, что серьезное объяснение начнется после того, как Марта подаст белое.
Книжного шкафа Мегрэ не обнаружил, но на столике рядом с бюро стояли книги в солидных переплетах — кодекс, тома Даллоза[11], книги по юриспруденции.
— Оставьте нас, Марта, — распорядился Кажо, когда на столе появилось вино.
Прислуга направилась на кухню. Нотариус хотел было окликнуть ее и велеть закрыть дверь, но передумал.
— Наливайте себе сами.
Совершенно непринужденным движением Кажо открыл один из ящиков бюро, вытащил оттуда пистолет и положил так, чтобы без труда дотянуться до него. Это даже не выглядело вызовом: Нотариус словно совершал общепринятый обряд. Затем он отодвинул чашку и оперся о подлокотники кресла.
— Позволите воспользоваться? — спросил он хозяина, который, запинаясь, выдавил:
— Пожалуйста.
И, тут же спохватившись, тревожно осведомился:
— В вашем номере недостаточно чисто?
Мегрэ с ничем не омраченной радостью раскурил первую трубку.
— По-моему, вполне достаточно, — невозмутимо возразил он. — Меня интересует не швабра. Мне нужен всего лишь кусочек рукоятки.
Подоспевшая уборщица, вытирая руки о голубой фартук, решила, вероятно, что постоялец рехнулся.
— У вас не найдется чем отпилить? — продолжал Мегрэ, адресуясь к ночному дежурному.
— Конечно, найдется. Жозеф, — распорядился хозяин, — сходите за пилкой для господина Мегрэ.
Итак, решительный день начался веселым дуракавалянием. Утро опять было солнечное. Мимо прошла горничная с первым завтраком на подносе. Коридор мыли, не жалея воды. Почтальон рылся в своей кожаной сумке.
Мегрэ, держа в руке метлу, дожидался пилы.
— Не правда ли, в гостиной есть телефон? — полюбопытствовал он у хозяина.
— Да, господин Мегрэ. На левом столе. Я вас немедленно подключу.
— Не стоит.
— Вы не будете звонить?
— Спасибо, необходимость в этом отпала.
Мегрэ ушел со шваброй в гостиную, а уборщица, воспользовавшись этим, заявила:
— Сами убедитесь: не моя вина, что я ничего не делаю. И пусть на меня не орут, если я не успею закончить холл.
Дежурный вернулся с заржавленной пилой, которую отыскал в подвале. В свой черед Мегрэ принес швабру, вооружился пилой и принялся отделять конец ручки.
Швабру он прижал к письменному столу. На свежевымытый пол посыпались опилки. Другим концом деревяшка елозила по регистрационному журналу, и хозяин опасливо наблюдал за нею.
— Вот и все! Благодарю вас, — объявил наконец комиссар, подняв с пола отпиленный кружочек древесины.
Одновременно с этим он возвратил уборщице швабру, ставшую короче на несколько миллиметров.
— Это вам и требовалось? — с серьезным видом полюбопытствовал хозяин гостиницы.
— Совершенно верно.
В пивной «У Нового моста», во втором зале которой Мегрэ отыскал Люкаса, уборщицы с ведрами свирепствовали не менее усердно, чем в «Альсине».
— Знаете, шеф, отдел работал всю ночь. Расставшись с вами, Амадье вбил себе в голову, что обязан обогнать вас, и задействовал всех своих людей. Судите сами — я, например, знаю, что вы были в «Пале Ройяль» с дамой.
— А затем отправился во «Флорию». Бедный Амадье!
А что остальные?
— Эжен тоже был во «Флории». Вы, несомненно, его видели. Без четверти три он ушел оттуда с профессионалкой.
— Да, знаю — с Фернандой. Держу пари, что он переспал с ней на улице Бланш.
— Вы правы. Он даже оставил свою машину на всю ночь у тротуара. Она и сейчас там.
Мегрэ поморщился, хотя он-то уж никак не был влюблен. Однако прошлым утром в залитой солнцем квартирке Фернанды был именно он. Она, полуодетая, пила кофе с молоком, и между ними существовала атмосфера доверительной интимности.
Это была не ревность — просто комиссар не любил мужчин типа Эжена. Ему казалось, что в данную минуту молодой человек еще лежит, а Фернанда хлопочет, подавая ему кофе в постель. И он наверняка снисходительно улыбается.
— Он таки заставит ее плясать под свою дудку! — вздохнул комиссар. — Продолжай, Люкас.
— Его марсельский приятель до возвращения в «Альсину» обошел несколько ночных кабаков. Сейчас он, несомненно, дрыхнет, потому что никогда не встает раньше одиннадцати-двенадцати.
— А глухой коротышка?
— Его фамилия Колен. Живет с женой на улице Коленкура, потому как состоит в законном браке. Когда он возвращается поздно, супруга закатывает ему сцены. В прошлом она была помощницей хозяйки «заведения».
— Чем он занят сейчас?
— Ходит по лавкам. Съестное покупает всегда он: на шее толстый шарф, на ногах туфли из Шаранты[9].
— Одна?
— Этот надрался до свинства, обойдя кучу бистро. К себе в гостиницу на улице Лепик вернулся около часа, и ночной дежурный вынужден был помочь ему подняться по лестнице.
— Кажо, надеюсь, у себя?
Выходя из пивной, Мегрэ словно увидел всех подельников разом, каждого в своей точке Монмартра, вокруг Сакре-Кер[10], белеющей над прибоем Парижа.
Добрых десять минут он вполголоса инструктировал Люкаса и заключил наконец, пожимая ему руку:
— Все понял? Уверен, что тебе не потребуется больше, чем полчаса?
— Оружие при вас, шеф?
Мегрэ похлопал себя по брючному карману и подозвал проезжавшее мимо такси:
— Улица Батиньоль.
Дверь привратницкой была приоткрыта, сквозь щель виднелась фигура газовщика.
— Вам кого? — услышал Мегрэ пронзительный женский голос.
— Господина Кажо, пожалуйста.
— Антресоль, налево.
Мегрэ остановился на растрепанном коврике, перевел дух и потянул за длиннющий басон, на что квартира отозвалась по-детски игрушечным звоночком.
Зашаркали шаги. Звякнула дверная цепочка. В замке повернулся ключ, и дверь приотворилась, но всего сантиметров на десять, не больше.
Отпер сам Кажо, непричесанный, брови взлохмачены еще больше обычного. Он удивился. Глядя Мегрэ в глаза, мрачно процедил:
— Что нужно?
— Для начала войти.
— Вы пришли официально, с постановлением по всей форме?
— Нет.
Кажо попробовал захлопнуть дверь, но из этого ничего не получилось — Мегрэ успел сунуть в щель ногу.
— Не находите, что нам лучше бы потолковать? — бросил он.
Кажо понял, что дверь ему все равно не закрыть, и взгляд его потяжелел.
— Я ведь и полицию вызвать могу.
— Разумеется. Только я думаю, это бесполезно — нам разумней поговорить по-хорошему.
За спиной Нотариуса прислуга в черном прервала работу и прислушалась. Ввиду уборки все двери в квартире были распахнуты. Справа, видимо, располагалась очень светлая комната окнами на улицу.
— Входите.
Кажо запер входную дверь на ключ, завел цепочку на место и сориентировал посетителя:
— Направо, ко мне в кабинет.
Это была типичная квартирка мелкого буржуа с Монмартра: кухня еле в метр шириной с окном во двор, бамбуковая вешалка в прихожей, темная столовая, занавеси тоже темные, выцветшие обои в цветочек.
То, что Кажо именовал своим кабинетом, оказалось помещением, которое по замыслу архитектора должно было играть роль гостиной и — единственное в квартире — имело два окна, в которые проникал свет.
Навощенный паркет. Посредине вытертый ковер и три стула с обивкой, ткань которой приобрела тот же неопределенный цвет, что и ковер.
Стены, оклеенные гранатовыми обоями, загромождены бесчисленными картинами и фотографиями в позолоченных рамочках. По углам столики и этажерки с дешевыми безделушками.
У окна возвышалось бюро красного дерева с вытертой сафьяновой обивкой; за него и уселся Кажо, отодвинув вправо какие-то бумаги.
— Марта, мой шоколад подадите сюда.
Кажо больше не смотрел на Мегрэ, предпочитая выжидать, пока противник первым перейдет в наступление.
Что касается комиссара, усевшегося на слишком хрупкий для него стул, он расстегнул пальто и, поглядывая вокруг, неторопливо набивал большим пальцем трубку.
Одно из окон — несомненно, из-за уборки — было распахнуто, и, когда прислуга подала шоколад, Мегрэ спросил хозяина:
— Не будете возражать, если закроем окно? Позавчера я подцепил насморк, и мне не хотелось бы простужаться еще сильнее.
— Закройте окно, Марта.
Марта отнюдь не испытывала симпатии к посетителю. Это было заметно по тому, как она ходила взад и вперед мимо Мегрэ, всякий раз находя способ задеть его ноги и не извиниться.
По комнате плыл запах шоколада. Кажо держал чашку обеими руками, словно согревая ее. По улице катились фургоны, и верх их, ровно как серебристые крыши автобусов, маячил почти что на уровне окна.
Прислуга вышла, но дверь не закрыла и продолжала хлопотать в прихожей.
— Не предлагаю вам шоколад, — сказал Кажо. — Думаю, что у вас уже был первый завтрак.
— Да, был. Зато если у вас найдется стаканчик белого…
Сейчас значение имело все — даже малейшее слово, и Кажо нахмурился, спрашивая себя, с какой стати гость просит дать ему выпить.
Мегрэ понял и улыбнулся:
— Я привык работать на улице. Зимой холодно, летом жарко. В обоих случаях хочется выпить, верно?
— Марта, принесите белого вина и стакан.
ЮЗ
— Обычного?
— Именно. Предпочитаю обычное, — вставил Мегрэ.
Его котелок лежал на бюро, рядом с телефоном. Кажо, не сводя глаз с собеседника, маленькими глоточками пил шоколад.
Утром он выглядел еще более бледным, чем вечером; кожа у него была по-прежнему бесцветная, а глаза тускло-серые, как волосы и брови, голова костистая, лицо длинное. Кажо относился к тем личностям, которых невозможно представить себе иначе как людьми неопределенного возраста. Трудно было даже вообразить, что он был когда-то ребенком, школьником или юным влюбленным. Такой, как он, не мог держать женщину в объятиях, шептать ей нежные слова.
Зато его волосатые, довольно ухоженные руки всегда были приучены орудовать пером. Ящики бюро были наверняка набиты всяческими бумагами, отчетами, счетами, квитанциями, заметками.
— Встаете вы сравнительно рано, — заметил Мегрэ, взглянув на часы.
— Я сплю не больше трех часов за ночь.
Безусловно, не врет. Неизвестно — почему, но это чувствовалось.
— Значит, читаете?
— Да, читаю или работаю.
Оба давали друг другу минуту передышки. Не сговариваясь, решили, что серьезное объяснение начнется после того, как Марта подаст белое.
Книжного шкафа Мегрэ не обнаружил, но на столике рядом с бюро стояли книги в солидных переплетах — кодекс, тома Даллоза[11], книги по юриспруденции.
— Оставьте нас, Марта, — распорядился Кажо, когда на столе появилось вино.
Прислуга направилась на кухню. Нотариус хотел было окликнуть ее и велеть закрыть дверь, но передумал.
— Наливайте себе сами.
Совершенно непринужденным движением Кажо открыл один из ящиков бюро, вытащил оттуда пистолет и положил так, чтобы без труда дотянуться до него. Это даже не выглядело вызовом: Нотариус словно совершал общепринятый обряд. Затем он отодвинул чашку и оперся о подлокотники кресла.