Жорж Сименон
«Нотариус из Шатонефа»

1

   Тем июльским утром трудно было найти человека, более далекого от всяких приключений и неожиданностей, чем Мегрэ, коротавший время в своем саду, окруженном невысокими стенами, за которыми текла Луара.
   От стен, обмазанных известью и покрытых шпалерами растений, от политых накануне грядок, от прямоугольников светло-зеленого салата и вообще от всего, казалось, шла прозрачная волна зноя, а сонные мухи с трудом передвигались в слишком плотном воздухе.
   С трубкой во рту и в старой соломенной шляпе Мегрэ безмятежно расхаживал вдоль грядок с лопнувшими от спелости помидорами, из которых на землю капал сок, но вдруг поднял голову, сначала удивленный шумом мотора на этой никуда не ведущей дороге, а затем пораженный тем, что автомобиль остановился у его дверей.
   Он обернулся в сторону кухни, где в голубой тени была видна госпожа Мегрэ, которая, точно так же удивленная этим событием, застыла с кастрюлей в руках.
   Раздался стук медного дверного молотка. Привычным жестом госпожа Мегрэ развязала тесемки ситцевого фартука и поправила прическу.
   Мегрэ не хотелось бы, чтобы создалось впечатление, будто он бросился навстречу гостю. Он остался, где был, в саду, и ему было слышно, как открылась и закрылась входная дверь, затем до него донесся звук шагов по кафельному полу коридора, по полу в столовой и, наконец, голос жены.
   – Вы найдете его в саду…
   Единственный прямоугольник тени находился у самого дома, в него попали железный стол, выкрашенная в зеленый цвет скамейка и эмалированный рукомойник, рядом с которым на стенке висело полотенце, чтобы можно было вымыть руки после работы в земле.
   Мегрэ приближался тяжелыми шагами, сощурив от солнца маленькие глазки, и уже смог рассмотреть мужчину лет пятидесяти – шестидесяти, одетого в черное.
   Чопорной манерой держаться он напомнил комиссару некоторых верховных судей.
   – Огорчен, что потревожил вас, ведь вы уже на отдыхе, – начал незнакомец, ставя свой котелок на стол и вытирая лоб, обрамленный жесткими седыми волосами. – Я нотариус Мотт из Шатонефа… – И с легкой, как бы автоматической улыбкой, которую Мегрэ и впоследствии заметит у него не раз, добавил: – О! Вы, конечно, меня не знаете, а вот я о вас много слышал…
   – Садитесь, пожалуйста…
   – Спасибо… Я приехал… Хм!.. Лучше сказать все сразу и освободиться от этого нелегкого труда, не правда ли?
   Не слишком-то приятная задача обращаться с подобной просьбой к человеку, которого застаешь курящим трубку в своем саду! Однако я приехал сюда только затем, чтобы попросить вас покинуть этот сад и этот дом на несколько дней и на время поселиться у меня…
   Нотариус еще пару раз улыбнулся своей странной улыбкой, при которой всего лишь машинально вздергивал губу. Быть может, он таким образом пытался смягчить свой слишком холодный и торжественный вид?
   Госпожа Мегрэ бесшумно удалилась и поднялась к себе, чтобы надеть чистое платье. Муж угадал это по звуку открываемого шкафа в ее комнате, окна которой были широко распахнуты.
   – Мне известно, что, покинув уголовную полицию, вы не собирались стать частным детективом. Поэтому я приехал просить вас о помощи лишь в порядке исключения. Я изложу вам ситуацию как можно проще, и вы решите…
   Он на мгновение прикрыл глаза, как бы приводя свои мысли в порядок, и Мегрэ почувствовал, что этот человек привык выражаться ясно и при этом с удовлетворением наблюдать, что его слушают.
   – Как я уже вам сказал, я служу нотариусом в Шатонеф-на-Луаре, примерно в сорока километрах отсюда. Я никогда не был честолюбив, и вид этого сада и дома позволяет мне думать, что мы с вами чем-то похожи, по крайней мере, простотой наших вкусов. Короче, я могу быть счастлив только у себя дома, где жили мои родители, родители моих родителей. Все мои радости связаны с тремя дочерьми – Эмильенной, Армандой и Клотильдой. Эмильенне шестнадцать лет, Арманде девятнадцать, а Клотильде двадцать три. Лишь одна из них, Арманда, помолвлена, и свадьба должна была бы состояться в следующем месяце.
   Мегрэ мимолетно отметил сослагательное наклонение, продолжая демонстрировать вежливое внимание, что отнюдь не мешало ему внимательно следить за муравьиным войском, которое живой рекой пересекало Дорожку из гравия.
   – Не знаю, есть ли у вас дети…
   Мегрэ отрицательно покачал головой и подумал, что, если бы жена из своей комнаты услышала эти слова, расстроилась бы на весь день, ибо это обстоятельство было несчастьем всей ее жизни.
   – Я, со своей стороны, всегда предоставлял своим дочерям большую свободу. Я искренне хочу им доверять.
   И хотя принято считать провинциальных нотариусов существами с предрассудками, когда дело касается состояния, у меня их вовсе нет. Короче…
   Это было одним из его любимых словечек, которое появлялось в разговоре, подобно его автоматическим улыбкам.
   – Короче, для меня совершенно немыслимо мешать моим дочерям выйти замуж за человека без состояния. Я это всегда говорил, а когда Арманда познакомилась с Жераром Донаваном, я даже словом не обмолвился, что этот юноша не только не имеет состояния, но и того, что называется положением. Короче…
   «Опять!» – отметил Мегрэ.
   – …Это художник, ему двадцать три года, год назад он снял маленький домик на берегу Луары и готовит к следующей зиме выставку, после которой рассчитывает стать известным… Арманда его любит. Она отказывается отложить свадьбу до выставки… Я полагаю, что она пускает в ход все свое кокетство, чтобы свадьба состоялась раньше, и даже связывает с этим своего рода суеверие…
   Он замолчал, увидев, что Мегрэ слегка наклонился вперед, подобно задремавшему человеку.
   – Я вам надоел?
   – Вовсе нет. Я наблюдаю за муравьем, который тащит груз в десять раз больше его самого. Это не мешает мне слушать. Вы остановились на «своего рода суеверие».
   Однако про себя Мегрэ проклинал этого зануду в черном, которому обязательно нужно было нарушить его уединение в саду и рассказывать ему с трогательной дотошностью свои семейные истории. Эмильенна? Арманда? Клотильда? Арманда и Жерар собираются пожениться? Тем лучше для них! И пусть у Жерара будет удачная выставка! Мегрэ был только что так счастлив среди своих помидоров.
   – Позвольте вам предложить стакан белого вина?
   – Я бы выпил стакан воды, если позволите…
   «Это его дело, – подумал Мегрэ, – а вот мне нравится белое вино».
   – Сейчас я уже закончу, не беспокойтесь. Я надеюсь, что описал вам счастливый дом, дружную семью, в которой царит радость. Картина будет закончена, только добавьте штрих, забавную деталь: я коллекционер.
   И тут же снова эта как бы извиняющаяся улыбочка…
   – Коллекционер произведений искусства из резной слоновой кости… У меня примерно тысяча восемьсот предметов, некоторые из них редчайшие… Однако вот уже в течение месяца я обнаруживаю два или три раза в неделю кражи в доме… Без сомнения, вы подумаете, что с моей стороны наглость, побеспокоить вас из-за краж, которые вы сочтете пустяковыми… Некоторые исчезнувшие предметы стоят несколько тысяч, и даже несколько десятков тысяч, но самое важное, господин Мегрэ, – моральные последствия этих мелких краж. Я обо всем подумал, вы должны это понимать. Я не принадлежу к разряду людей, которые теряют голову, и к мнительным меня не причислишь. Наша старая кухарка, так же как и я, родилась в доме; ее муж, садовник, живет с нами уже тридцать два года. Что касается молоденькой служанки, я за ней наблюдал и убежден, что она не способна стащить предметы, с которыми к тому же не знает, что делать. Я подумал также о моем первом клерке, которого вы скоро увидите…
   Мегрэ содрогнулся, но не возразил.
   – У меня есть второй служащий, которого вы тоже увидите и наверняка поймете, что я не могу его подозревать… Остается, как вы догадываетесь, Жерар Донаван, и именно поэтому я здесь… В соответствии с моими принципами я не имею права разрушить счастье моей дочери и этого молодого человека… Но также не имею права допустить, чтобы Арманда вышла замуж за вора…
   Наконец, вы согласитесь, что невозможно, чтобы полиция вмешалась в это дело…
   – Где находятся эти замечательные изделия из слоновой кости?
   На этот раз улыбка господина Мотта была не столь мимолетной, потому что он понял – теперь его задача упростилась.
   – В моем кабинете… Я имею в виду мой личный кабинет на втором этаже, а не в конторе, которая находится на первом этаже. Я вам расскажу на месте, какие меры принял, какие устроил ловушки…
   – И они ничего не дали?
   – Они не помешали тому, чтобы все эти кражи совершались, причем все чаще и чаще.
   – Эти предметы легко продать?
   – Скорее всего, невозможно. После первых же краж я предупредил всех торговцев, которые могли бы купить подобные вещицы, и написал некоторым известным мне коллекционерам в Париже и в Лондоне… Я позволю себе вам напомнить, что свадьба должна состояться через месяц, точнее, через двадцать девять дней, и мое отчаяние возрастает по мере приближения этой даты…
   – Вы рассказали своим близким о кражах?
   – Только о первой, так как подумал, что украденный предмет случайно переложили в другое место. А потом уже ничего не говорил…
   – Эти, как вы говорите, предметы, они большого размера?
   – Там есть вещи разного размера, но я особенно интересуюсь миниатюрными… Некоторые китайские вещицы из слоновой кости не больше грецкого ореха, однако представляют собой многофигурные композиции, и все тончайшей работы…
   – Еще один вопрос: выбирает ли ваш вор наиболее ценные произведения?
   – Да.
   – Их легко узнать?
   – Напротив, бывает очень трудно установить, является та или иная вещица из слоновой кости очень ценной или это заурядная вещь. Теперь мне осталось вам сказать…
   «Сейчас заговорит об оплате!» – подумал Мегрэ.
   Но нет! Нотариус из Шатонефа продолжал развивать свою мысль.
   – …как, по-моему, вам следует за это браться. По всей видимости, необходимо, чтобы вы пожили в доме некоторое более или менее продолжительное время.
   Кроме того, надо, чтобы вы не возбудили подозрений, и поэтому я не смогу вас представить как знаменитого комиссара Мегрэ.
   Мегрэ нечасто приходилось подшучивать над людьми, однако он не смог побороть желания совершить мальчишескую выходку. Без сомнения, его вдохновила на это чрезмерная серьезность господина Мотта. Он не менее серьезно пробормотал:
   – Я мог бы надеть фальшивую бороду?..
   Однако его собеседник не дал себя смутить и сделал вид, что не расслышал.
   – Поэтому я представлю вас как товарища по полку, приехавшего из достаточно далекого города и у которого несколько свободных дней. Какой город вам особенно хорошо знаком?
   – Как вам Бержерак? – предложил Мегрэ.
   – Отлично! Вы мой друг из Бержерака… господин как вас?
   – Легро?
   Самое любопытное, что Мегрэ не принимал все это всерьез. Он серьезно отвечал, но где-то в глубине души издевался над этим планом.
   – Вы водите автомобиль?
   – Нет!
   – Жаль.
   – Почему? Надо, чтобы господин Легро имел автомобиль?
   – Это необходимо! Вы сейчас поймете почему. Я вожу машину. Все мои девочки водят, даже младшая, у которой еще нет водительских прав. Мой первый клерк иногда пользуется моей машиной, так же как и Жерар…
   – И я должен следовать за ним… – проворчал Мегрэ, у которого от наблюдения за муравьиным парадом заболели глаза.
   – Ничего, мы все устроим. Поскольку вы не водите машину, у вас будет шофер. Мой товарищ Легро вполне может иметь шофера. А в самом деле, какая у него будет профессия?
   – Мне все равно…
   – Профессия, о которой вы смогли бы убедительно говорить…
   – Оптовый торговец лесом? Я всегда мечтал торговать лесом из-за запаха свежераспиленных досок…
   – Идет!.. Итак, я отвезу вас в Орлеан… Мы с вами там наймем машину с шофером. Вы приедете через полчаса после меня и…
   Только теперь Мегрэ спросил себя, а не спит ли он.
   И стал с изумлением рассматривать этого человечка, как будто лишь сейчас его увидел, – не прошло и нескольких минут, а нотариус уже распоряжался им с невероятным спокойствием. Потом его заинтересовало, слышала ли их разговор его жена, которая спустилась в кухню.
   Чтобы выиграть время, он опорожнил свой стакан с вином и выбил трубку о каблук.
   – Но… – начал Мегрэ.
   Наконец он понял, что чувствовал себя как околдованный и уже слишком поздно разрушать это ловко построенное хладнокровным нотариусом из Шатонефа здание.
   – Я полагаю, – говорил тем временем нотариус, – что вам не долго одеться? И надо взять с собой чемодан с несколькими необходимыми вам вещами…
   Мегрэ посмотрел ему в глаза, и тот выдержал взгляд.
   Это был решающий момент. Конечно, Мегрэ мог бы отрезать: «Оставьте меня в покое…», а вовсе не отправиться переодеваться, как ему было предложено.
   – Но…
   – Подумайте о том, что Арманда выходит замуж через двадцать девять дней!
   Ну и что? Разве он знает ее, эту Арманду, влюбленную в своего Жерара? И разве он коллекционировал малюсенькие фигурки из слоновой кости?
   Он у себя, в своем саду, в своих сабо, соломенной шляпе, а линия тени тихонечко продвигалась по земле, все приближаясь к стене дома, чтобы к полудню вовсе исчезнуть.
   – Я знаю гараж, где нам дадут шофера, которому можно доверять…
   Господин Мотт ничего не подозревал! Он сидел на скамейке и изучал кончики своих хорошо начищенных туфель. Еще немножко, он бы сказал своему новоявленному приятелю: «Чего же вы ждете?»
   Но случилось так, что Мегрэ поднялся, вошел в кухню. С первого взгляда он понял, что его жена слушала их разговор, ибо она покачала головой.
   «Ты не поедешь!» – означал ее жест.
   И он без причины, по крайней мере, без причины, которую мог бы назвать, тоже покачал головой, но не из стороны в сторону, а сверху вниз и снизу вверх.
   «Я поеду!» – говорил его жест.
   А затем Мегрэ произнес вслух:
   – Поднимись со мной, нужно собрать мне чемодан…
   На лестнице она заворчала:
   – Я тебе приготовила фрикандо…
   Но в комнате она была вынуждена замолчать из опасения, что господин Мотт может их услышать через открытое окно. Мегрэ высунулся, чтобы его рассмотреть.
   Этот странный мужчина, так хорошо владеющий собой, с размеренной речью, изощренно вежливый, произвел на него впечатление.
   – Эмильенна, Арманда и Клотильда… – ворчал он.
   – Ты поэтому туда едешь?
   Она его ревновала куда меньше, чем иногда демонстрировала, чтобы доставить ему удовольствие. И доказательством того, что это замечание нравилось Мегрэ, была его улыбка и пожатие плеч.
   Однако, когда он посмотрел в зеркало, состроил недовольную гримасу при мысли о том, что стал господин Легро! Господин Легро из Бержерака! Господин Легро, торговец лесом!
   Он попытался представить себе столовую, где вскоре ему предстоит завтракать вместе с незнакомыми ему людьми, которые будут рассматривать его с любопытством.
   Вскоре он был готов, спустился вниз и нашел Мотта на том же месте, где оставил.
   – Я полагаю, нам необязательно переходить на «ты»? – проворчал он, будто пытаясь отомстить за свою покорность.
   – Нет. Столько времени прошло…
   – Где мы проходили нашу воинскую службу?
   – Я проходил свою в Оранже, в полку спаги…
   Это было невероятно, но факт: этот маленький холодный господин носил огненно-красную униформу спаги и скакал по улицам Оранжа на арабской лошади!
   – Пусть будет спаги, – сказал Мегрэ. – В конце концов ничто не мешает мне считать, что я тоже был спаги… Если только не заставят взобраться на лошадь…
   Впрочем, эта шутка, кроме автоматической улыбки, не вызвала у нотариуса из Шатонефа никакой другой реакции, он просто вежливо ожидал, когда они смогут уйти.
   Госпожа Мегрэ принесла чемодан, который Мегрэ брал с собой во время частых полицейских командировок. У него возникло желание обратиться к этому неодушевленному предмету со словами: «Ну, мой старик, нас заставляют заняться странным ремеслом… Теперь ты принадлежишь господину Легро и…»
   Госпожа Мегрэ спросила:
   – Когда ты вернешься?
   – Через несколько дней, мадам, – вмешался господин Мотт. Я обещаю вам долго его не задерживать, потому что убежден, что вскоре истина будет установлена…
   – Спасибо! – прошептал отставной комиссар.
   И он сел в машину господина Мотта, который, взявшись за руль, счел своим долгом объявить:
   – Ничего не бойтесь… Я никогда не езжу быстро…
   – Мне это абсолютно все равно…
   Вскоре они приехали в Орлеан и остановились на большой площади, напротив гаража. Пока нотариус ходил в гараж, Мегрэ зашел в пивную, которая славилась лучшим во всем департаменте темным пивом.
   – Эмильенна, Клотильда и Арманда… – декламировал он. – Нет, в середине Арманда… Эмильенна, Арманда и Клотильда… был бы очень рад посмотреть, похожи ли они на своего отца.
   Хотя он и ворчал себе под нос и посылал нотариуса ко всем чертям, ему все же было любопытно увидеть этот дом, прежде принадлежавший отцу и деду господина Мотта, с конторой на первом этаже, личным кабинетом на втором, с садом, потому что были садовник, семидесятилетняя служанка и юная горничная вне всяких подозрений…
   – Постой! – пробормотал Мегрэ себе под нос. – Он мне ни слова не сказал о своей жене! Может, она умерла!
   Господин Мотт вышел из гаража и стал искать своего приятеля. Не зная, что за ним наблюдают, он не скрывал беспокойства, и с его лица пропала нервная улыбочка.
   Наконец он заметил Мегрэ на террасе и объявил ему, что шофер с машиной будут готовы через четверть часа.
   Бывший комиссар воспользовался этим, чтобы выпить еще кружку, покуривая трубку на солнышке за мраморным столиком.
   «Если только дом мрачный, а дочки некрасивые…»
 
   Два часа спустя, выходя из самой светлой столовой, какую он когда-либо видел, вслед за господином Моттом, который провел его в гостиную и предложил коробку с сигарами, он уже не пытался шутить.
   Возможно, он сильно удивился бы, если бы ему сказали, что он находится здесь всего часа два и еще утром ничего не слышал об Эмильенне, Арманде и Клотильде.
   Эмильенна протянула ему чашку кофе, делая при этом легкий приветливый реверанс и улыбаясь своей особенной улыбкой. Клотильда опустила шторы, чтобы смягчить жаркое послеполуденное солнце, и в приглушенном свете Арманда была прекрасна – непринужденна, свежа и искренна.
   – Если вы предпочитаете трубку… – пробормотал нотариус.
   Конечно, он предпочитает свою трубку! Но он не хотел ее курить из-за трех молодых девушек и госпожи Мотт, которая сидела в кресле и мягко улыбалась.
   Да, госпожа Мотт имелась в наличии, тихая, неприметная, которая, казалось, как во сне с улыбкой блуждала по жизни.
   – Два кусочка?
   – Один, если позволите.
   Сотни раз, проходя мимо этих больших домов на берегу Луары, олицетворявших собой стабильность и гармонию, Мегрэ говорил себе: «Жизнь в них должна быть приятной и простой в окружении красивых вещей…»
   Дом нотариуса из Шатонефа был именно тем провинциальным домом, которые строили в прежние времена, – без мелочности, без внешних эффектов, ничего некрасивого, ничего агрессивного. Меж булыжников, которыми был замощен двор, росли пучки травы. Порой раздавался скрежет тяжелой повозки, проехавшей и остановившейся на узкой улице. На светлой деревянной обшивке стен был виден налет старины, но как раз в меру, а когда они шли в гостиную, послышался тонкий звон хрустальных подвесок люстры.
   – Немного погодя, дорогой друг, если вам это будет приятно, Арманда сыграет на рояле. Но я полагаю, она хотела бы дождаться прихода своего жениха. Вы любите музыку?
   Конечно! Почему нет? Но у него никогда не было времени слушать ее подолгу.
   – Вы любите Шуберта? – настойчиво допытывалась Арманда, листая альбом с нотами.
   – Ну конечно, мадемуазель…
   Он еще не звал ее Арманда, но чувствовал, что это впереди, что еще назовет их Эмильенна, Арманда, Клотильда, как будто он член их семьи.
   Мегрэ отыскал взглядом тощий силуэт господина Мотта, вырисовывающийся на фоне приглушенного золота шторы. Он подглядел его знаменитый тик, его знаменитую, такую мимолетную, улыбку.
   И он был уверен, что нотариус из Шатонефа говорил ему что-то вроде: «Вы видите, я вам не соврал!»
   О нет! И именно это и смущало! Смущало настолько, что у Мегрэ возникло впечатление, будто он незаметно проник в этот слишком совершенный, слишком счастливый мир, в котором нет места для малых и больших гадостей жизни, которыми он занимался более тридцати лет.
   И тогда он понял, тогда он внезапно содрогнулся, как будто в этом мирном и тихом окружении заметил нечто гадкое и отвратительное, например скорпиона или змею.
   Ведь кто-то совершил кражи!
   И этот чертов маленький нотариус будто читал по глазам его мысли. Внезапно на его лице Мегрэ подметил выражение печали.
   Кто-то крал!
   И это было так же оскорбительно, как если бы кто-то нарочно испортил, испачкал совершенную вещь, например, покусился на чистоту Эмильенны и стал обращаться с ней, как с девкой, или же измазал бы грязью эти совершенные зеркала, разбил бы рояль, искромсал бы этот бесподобный персидский ковер дивного голубого цвета.
   Кто-то в этом доме крал!
   И Мегрэ был почти готов извиниться перед хозяином Дома за свои утренние шутки, ибо он обнаружил, что простая кража предметов из слоновой кости может стать при некоторых обстоятельствах более драматичной, чем все кровавые преступления, которыми занимается уголовная полиция.

2

   Позолоченная табличка нотариуса была прикреплена не к главному входу, рядом с которым стояли две каменные дорожные тумбы, а к находящемуся несколько дальше отдельному входу в контору, окна которой выделялись среди всех окон дома зелеными витражами.
   Еще не закончили пить кофе, как Арманда вздрогнула при звуке шагов на улице: Жерар Донаван мог не звонить в дверь, потому что невеста издалека узнавала его походку.
   Однако у двери торжественно и звучно зазвонил колокольчик, и, позабыв о сдержанности, девушка рванулась, чтобы открыть дверь, и вернулась в компании молодого человека, всем своим видом говоря Мегрэ, то бишь господину Легро:
   «Видите, Жерар заслуживает, чтобы его любили!»
   Что смутило бывшего комиссара – это устремленный на него настойчивый взгляд господина Мотта, который вздрогнул при виде Донавана.
   А тот и вправду был великолепен, высокий юноша в расцвете сил, с загорелым лицом, светлыми глазами и свободными движениями. Под легким джемпером угадывалось атлетическое сложение.
   – Жерар, я тебе представляю друга папы, его старого армейского товарища, господина Легро, он проведет у нас несколько дней…
   Мужчины обменялись крепкими, почти спортивными рукопожатиями. Их взгляды встретились, и Мегрэ почувствовал мгновенное замешательство, омрачившее радость его собеседника.
   – Очень рад… – произнес молодой человек.
   Снова садясь на свое место, комиссар заметил, что в гостиной не хватает самой младшей из сестер, Эмильенны, которая бесшумно вышла из комнаты. А Клотильда произнесла:
   – Арманда ждала вас, чтобы сесть за рояль. Все утро она разучивала эту мелодию Шуберта, которая вам так нравится…
   Почему господин Мотт продолжает сверлить его взглядом, будто говоря: «Ну как? Каково ваше впечатление? Вы что-нибудь заметили?»
   Мегрэ сделал ему незаметный знак, и нотариус его понял.
   – Извините нас, мы не будем сегодня слушать музыку. Мой друг Легро должен обсудить со мной весьма важные вопросы…
   Они поднялись по натертой до блеска лестнице, на которой косо отражались силуэты идущих людей. Господин Мотт пропустил Мегрэ вперед, и тот очутился в просторном кабинете, за широко открытыми окнами которого виднелся двор, переходящий в сад; в нем еще сохранились качели и гимнастические снаряды, служившие девушкам, когда они были детьми.
   Что касается кабинета, он был строго меблирован черным деревом, и не вызывало сомнений, что это сделано для того, чтобы лучше выделить сотни безделушек из слоновой кости, разложенных в витринах, скрывающих стены вплоть до потолка.
   – Я догадался, что вы о чем-то хотите мне сказать, – произнес нотариус, выдвигая для гостя кресло рыжеватой кожи.
   Увы! Отныне Мегрэ больше не мог наслаждаться спокойствием и гармонией этого дома, в котором с такой изобретательностью и старанием было налажено царство порядка и счастья. Он избегал смотреть на хозяина, который сел за письменный стол.
   – Я подумал, что вы, возможно, хотели бы добавить кое-какие подробности к признанию, которое сделали сегодня утром… – возразил он.
   Эти первые фразы разговора трудно было бы понять всякому, кто подслушивал, бы под дверью.
   Нотариус спросил:
   – Вы его знаете?
   Мегрэ ответил ему вопросом:
   – Вы были в курсе дела?
   И снова господин Мотт:
   – Он сам мне все рассказал… Я не хотел заранее влиять на ваше мнение… Мне было важно увидеть…
   Это была почти ловушка, и Мегрэ теперь лучше понимал то странное ощущение, которое возникло у него при виде господина Мотта.
   – Этот молодой человек назвал вам свое настоящее имя?
   – Да, Гассен, Жерар Гассен…
   – Он вам сказал, что его отец был больше известен по кличке Коммодор или под именем, так широко известным, Голландского Мошенника?
   – Он мне это сказал… Когда сегодня утром я заявил вам, что у меня нет предрассудков, имел в виду гораздо более того, что вы могли подумать… Я действительно не думаю, что сын вора обязательно должен быть вором…