Страница:
– Похоже, она-то и является ключом ко всей этой истории,– предположил Ласки почти застенчиво.
– Очень может быть. Тут есть еще такой факт: ее изрезанная сумочка обнаружена за унитазом на эллинге. На ней пятна крови, и они совпадают с пятнами на ноже Карла-Оскара Хаупта. Нож сделан в Париже.
– Бог мой! – вздохнул психиатр.– Сплошная бессмыслица.
Наступило минутное молчание, потом Хейнс встал, поправляя манжеты.
– Возможно, все проще, чем кажется. Нина Дрейтон навещала мисс Фуллер… прошу прощения, миз Фуллер, как раз за день до убийств. Отпечатки пальцев подтверждают, что она была там, да и соседка видела, как она входила в дом в пятницу вечером. Вероятно, мисс Дрейтон плохо разбиралась в людях, если наняла эту Баррет Крамер в качестве компаньонки. Крамер разыскивают в Филадельфии и Балтиморе в связи с обвинениями, часть которых тянется за ней еще с шестьдесят восьмого года.
– Какого сорта эти обвинения? – спросил Ласки.
– Проституция и наркотики,– ответил агент.– Значит, мисс Крамер и помощник миз Фуллер, этот самый Торн, каким-то образом сговорились ограбить своих престарелых хозяек. В конце концов, после мисс Дрейтон осталось почти два миллиона долларов, а у миз Фуллер весьма солидный счет в банке здесь, в Чарлстоне.
– Но как они могли…– начал было психиатр.
– Одну минуту. Итак, Крамер и Торн – или Хаупт, убивают миз Фуллер и избавляются от ее тела… Полиция гавани как раз сейчас тралит бухту. Но ее сосед, старик-охранник, расстраивает их планы. Он приканчивает Хаупта, возвращается в дом Фуллер и там сталкивается с Крамер. Внучка старика замечает, как он идет к дому, бросается к нему и становится еще одной жертвой. Тем временем Альберт Лафоллет, тоже один из заговорщиков, впадает в панику, когда Крамер и Хаупт не появляются вовремя, убивает мисс Дрейтон и сходит с ума.
Джентри слегка улыбнулся, покачиваясь в кресле.
– А как насчет Джозефа Престона, фотографа?
– Случайный прохожий, как вы сами сказали,– ответил Хейнс.– Возможно, он видел, как Хаупт бросил в бухту тело старой леди. Нет сомнения в том, что этот фриц убил его. Фрагменты кожи из-под ногтей Престона идеально совпадают с царапинами на лице Хаупта. Или с тем, что оставалось от лица Хаупта.
– Хорошо, а как насчет глаза? – спросил Джентри.
– Глаза? Чьего глаза? – Ласки переводил взгляд с шерифа на агента.
– Хаупта,– ответил Джентри.– Его нет. Кто-то обработал левую сторону лица дубинкой.
Хейнс пожал плечами:
– Все равно это единственная версия, в которой есть хоть какой-то смысл. Итак, что мы имеем? Двое «помощников», оба бывшие преступники, и оба работают на старых богатых леди. Они задумывают похищение, или убийство, или еще что-то, но дело срывается и заканчивается цепью убийств.
– Да,– кивнул Джентри.– Возможно.
В наступившей паузе Сол Ласки услышал чей-то смех в другой части здания. Где-то снаружи взвыла сирена, потом смолкла.
– А вы что думаете, профессор? Есть у вас какие-нибудь другие идеи? – спросил Джентри.
Сол потряс головой:
– Все это ставит меня в тупик.
– У вас в книге описывается «резонанс насилия». Здесь есть что-то похожее?
– Видите ли, это не совсем та ситуация, которую я имел в виду,– сказал Ласки.– Конечно, тут имеется цепь насилия, но я не вижу катализатора.
– Катализатора? – переспросил Хейнс.– Это еще что за чертовщина? О чем мы тут говорим?
Джентри пристроил ноги на своем рабочем столе и вытер шею большим красным платком.
– В книге доктора Ласки говорится о ситуациях, которые программируют людей на убийство.
– Мне непонятно,– заявил Хейнс.– Что значит «программируют»? Это связано со старым либеральным доводом про бедность и социальные условия, которые являются причиной преступности? – По тону его голоса было ясно, что он думает обо всем этом.
– Не совсем,– сказал Ласки.– Согласно моей гипотезе, существуют ситуации, условия и отдельные индивиды, вызывающие стрессовую реакцию у других людей. Реакция может вылиться в насилие, даже в убийство, при отсутствии видимых непосредственных причинных связей.
Агент нахмурился:
– И все же я не понимаю.
– Ну как же! – не выдержал шериф Джентри.– Вы видели нашу КПЗ, Дик? Нет? Обязательно взгляните перед отъездом. В прошлом году в августе мы выкрасили стены камеры в розовый цвет. Мы зовем ее «Хилтон для бедных людей», но эта чертова штука работает. Случаи насилия снизились на шестьдесят процентов после того, как мы намазали стены этой краской, хотя клиентура у нас все та же, ничуть не лучше. Понятное дело, это нечто обратное тому, о чем вы говорите, ведь так, профессор?
Ласки поправил очки. Когда он поднял руку, Джентри успел заметить выцветшую голубую татуировку на запястье, чуть повыше кисти,– несколько цифр.
– Да, но некоторые аспекты этой теории приемлемы и в данном случае,– сказал Ласки.– Исследование цветового окружения показало, что испытуемые проявляют некоторые сдвиги в жизненной позиции и поведении, которые можно объективно измерить. Причины уменьшения случаев насилия в таком окружении при самых благоприятных условиях весьма туманны, хотя эмпирические данные неопровержимы… Как вы сами могли убедиться, шериф, они, по-видимому, указывают на перемену психофизиологической реакции в связи с изменением цветовой гаммы. В своей работе я показываю, каким образом некоторые малопонятные случаи насильственных преступлений становятся результатом более сложных цепочек стимулирующих факторов.
– Ну-ну,– поморщился Хейнс. Он глянул на часы, потом на Джентри, который удобно устроился в кресле, водрузив ноги на стол. Агент с раздражением смахнул невидимую пылинку со своих безукоризненно отглаженных брюк.– Боюсь, я не совсем понимаю, как это все может нам помочь, доктор Ласки. Шериф Джентри имеет дело с серией нелепых убийств, а не с подопытными крысами, которых надо заставлять бегать по лабиринту.
Сол кивнул и слегка пожал плечами:
– Я тут проездом… Просто решил сказать шерифу о своем знакомстве с мисс Дрейтон и предложить помощь, если смогу. Извините, что отнимаю у вас драгоценное время. Спасибо за кофе, шериф.– Он встал и направился к двери.
– Вам спасибо, профессор.– Джентри снова вытащил платок и потер им лицо, как будто оно чесалось.—
Да, у меня к вам еще один вопрос, доктор Ласки. Как вы полагаете, могли ли эти убийства стать результатом ссоры между двумя старыми леди – Ниной Дрейтон и Мелани Фуллер?
Печальное лицо Ласки ничего не выражало, он несколько раз моргнул.
– Да, возможно. Но это никак не объясняет убийств в «Мансарде», не так ли?
– Вы правы,– согласился Джентри и в последний раз потер платком нос.– Спасибо, профессор. Очень признателен за то, что вы с нами связались. Если вспомните что-нибудь о мисс Дрейтон… если у вас появится хоть какой-то намек на причины и следствия всего этого свинства, пожалуйста, позвоните нам. Мы оплатим звонок. Договорились?
– Разумеется,– кивнул Сол.– Всего хорошего, джентльмены.
Хейнс подождал, пока закроется дверь.
– Этого Ласки неплохо бы проверить,– тут же заявил он.
– Конечно,– согласился Джентри, медленно вертя в руке пустую чашку.– Уже проверил. С ним все в порядке, он именно тот, за кого себя выдает.
Хейнс моргнул.
– Вы проверили его до того, как он пришел к вам? Джентри ухмыльнулся и поставил чашку.
– Сразу после его вчерашнего звонка. У нас не так уж много подозреваемых, чтобы экономить на телефонном звонке в Нью-Йорк.
– Я попрошу ФБР выяснить, где он был начиная с…
– Читал лекцию в Колумбийском университете,– опередил его Джентри.– В субботу вечером. Потом участвовал в дебатах по поводу насилия на улицах. После этого был на приеме, закончившемся где-то после одиннадцати. Я беседовал с деканом.
– И все же я проверю его досье,– упрямо повторил Хейнс.– В том, что он тут наговорил о знакомстве с Ниной Дрейтон, есть нечто странное.
– Да,– кивнул Джентри.– Буду очень обязан, если вы это сделаете, Дик.
Агент Хейнс взял свой плащ и кейс, потом остановился и посмотрел на шерифа. Тот так крепко стиснул руки, что побелели костяшки пальцев. В его обычно добродушно-веселых глазах застыл гнев, почти ярость.
– Дик, я очень рассчитываю на вашу помощь в этом деле. По всем пунктам.
– Разумеется.
– Я серьезно.– Джентри взял в руки карандаш.– Какая-то сволочь убила девять человек в моем округе. Это им даром не пройдет. Я собираюсь выяснить все до конца.
– Конечно,– согласился Хейнс.
– И обязательно выясню это,– продолжил Джентри. Взгляд его стал холодным и безжалостным, карандаш хрустнул в пальцах, но он этого не заметил.– А потом я до них доберусь, Дик. Клянусь.
Хейнс кивнул, попрощался и вышел. Шериф долго смотрел на закрытую дверь, затем перевел взгляд на треснувший карандаш в руках. Медленно и аккуратно он принялся ломать его на куски.
Хейнс взял такси, уложил вещи, заплатил по счету и на том же такси поехал в международный аэропорт Чарлстона. До рейса еще оставалось время. Сдав вещи, он походил по залу, купил «Ньюсуик» и, миновав несколько телефонных будок, остановился у ряда таксофонов в боковом коридоре. Здесь он набрал номер с вашингтонским кодом.
– Номер, который вы набрали, временно не обслуживается,– четко произнес автоматический женский голос.– Пожалуйста, попробуйте еще раз или свяжитесь с представителем компании Белл в данном районе.
– Хейнс, Ричард,– сказал агент. Он оглянулся через плечо: женщина с ребенком прошли к туалетам.– Ковентри. Кабель. Я пытаюсь связаться с номером 779491.
Послышался щелчок, тихое гудение, затем шорох еще одного записывающего устройства и механический голос:
– Абонент временно недоступен. Если вы хотите оставить сообщение, дождитесь сигнала. Время записи не ограничено.– Полминуты молчания, затем мягкий аккорд.
– Говорит агент Хейнс,– тихо сообщил он.– Через несколько минут вылетаю из Чарлстона. Сегодня появился психиатр по имени Соломон Ласки. Беседовал с Джентри. Ласки говорит, что работает в Колумбийском университете. Написал книгу под названием «Психология насилия», издательство «Академия-пресс». Утверждает, будто трижды встречался с Ниной Дрейтон в Нью-Йорке. Отрицает свое знакомство с Баррет Крамер, что, возможно, ложь. На руке у него татуировка концентрационного лагеря. Серийный номер 4490182. Далее: Джентри сделал запрос насчет Карла Торна; ему известно, что тот в действительности был швейцарским вором по имени Оскар Феликс Хаупт. Шериф неряха, но не глуп. Похоже, у него в заднице сера горит из-за этого дела. И наконец, письменный рапорт я сдам завтра. Тем временем рекомендую начать слежку за Ласки и Джентри. В качестве меры предосторожности можно временно отменить страховку обоих. Буду дома около восьми вечера, жду дальнейших инструкций. Хейнс. Кабель. Ковентри.
Он повесил трубку, взял в руку кейс и быстрым шагом направился к толпе пассажиров, ожидающих вылета.
Сол Ласки вышел из здания муниципалитета и свернул на боковую улицу, где стояла взятая напрокат «тойота». Накрапывал мелкий дождь; несмотря на туман, было на удивление тепло – Сол к такому не привык. Температура около двадцати, не меньше. Позавчера, когда он уезжал из Нью-Йорка, шел снег, а температура уже несколько дней не поднималась выше нуля.
Психиатр сидел в машине и смотрел, как капли дождя стекают по ветровому стеклу. В машине пахло новой кожаной обивкой и дымом чьей-то сигары. Несмотря на теплый воздух, его колотила дрожь, все сильнее и сильнее. Он крепко сжал руками руль и сидел так до тех пор, пока дрожь не унялась, осталось лишь неприятное покалывание в мышцах. Сол заставил себя думать о чем-нибудь постороннем: о предстоящей весне, о тихом озере, которое он нашел в Адирондакских горах прошлым летом, о покинутой Синайской долине, где иссеченные песком римские колонны высились на фоне сланцевых утесов.
Через несколько минут он завел машину и двинулся без цели по вымытым дождем улицам. Транспорта было мало. Он подумал, не поехать ли ему по пятьдесят второй дороге к своему мотелю, но вместо этого развернулся на юг и направился по Ист-Бей к Старому городу.
Длинный навес перед отелем «Мансарда» доходил до самого края тротуара. Сол быстро оглядел неосвещенный вход и поехал дальше. Через три квартала он свернул направо, на узкую улицу, вдоль которой теснились жилые дома. Внутренние дворики были огорожены витыми металлическими решетками. Сол сбавил скорость и стал считать про себя дома, стараясь рассмотреть их номера.
Дом Мелани Фуллер был погружен в темноту. Еще один дом, граничащий с особняком Фуллер с севера, похоже, был заперт и тоже пуст: окна закрыты тяжелыми жалюзи, на воротах, ведущих во двор,– цепь и большой замок, по виду недавно купленный.
На следующем перекрестке Сол повернул налево, затем еще раз налево; он почти вернулся на Брод-стрит, прежде чем нашел место впритык к грузовику, где мог бы припарковаться. Дождь пошел сильнее. Он взял с заднего сиденья белую кепку, натянул ее на глаза и поднял воротник куртки.
Переулок обозначал середину квартала, по бокам его стояли крохотные гаражи, деревья с густой листвой и бесчисленные ящики для мусора. Он снова начал считать дома, как тогда, когда ехал, но ему все равно пришлось разыскать две низкие высохшие пальмы у южного углового окна, чтобы убедиться, что это то, что нужно. Он двигался медленно, засунув руки в карманы, зная, что очень бросается в глаза в этом узком переулке, но сделать ничего не мог. Дождь все не прекращался, серый день потихоньку переходил во тьму зимних сумерек. Дневному свету оставалось не более получаса.
Сол судорожно вздохнул и прошел три-четыре метра дорожки, отделяющей тротуар от небольшого строения – в прошлом, очевидно, каретного сарая. Окна его были закрашены черной краской, но помещение явно никогда не использовалось как гараж. Сарай был огорожен стальной сеткой, увитой виноградной лозой; сквозь сетку торчали острые шипы живой изгороди. Низкая калитка, когда-то являвшаяся частью железной ограды, тоже была заперта на цепь и висячий замок. На желтой полицейской ленте, протянутой вдоль сетки, виднелась надпись: «Вход воспрещен. Распоряжение шерифа Чарлстона».
Сол медлил. Было тихо. Слышались лишь барабанная дробь дождя по крыше сарая да шум капель, падающих с кустарника на землю. Он ухватился руками за высокую ограду, поставил левую ногу на перекладину, с секунду неуверенно балансировал над ржавыми острыми штырями и спрыгнул во двор.
На секунду Сол замер, опершись руками о мокрые плиты, чувствуя, как судорогой сводит правую ногу. Сердце его лихорадочно билось в груди; во дворе неподалеку вдруг залаяла собака, потом лай прекратился. Он осторожно прокрался мимо цветочной клумбы и перевернутой ванночки для птиц к деревянному крыльцу, которое явно было пристроено к дому гораздо позднее. Дождь, сумерки и мерный стук капель, падающих с живой изгороди, казалось, приглушали отдаленные звуки и усиливали шум шагов и шорох, производимые Солом. Слева за большими стеклами он различил растения: там с садом сливалось помещение оранжереи. Ласки толкнул затянутую сеткой дверь, ведущую к крыльцу, она открылась с ржавым скрипом, и Сол ступил в темноту.
Крыльцо оказалось длинным и узким, пахло плесенью и землей. Он различил темные силуэты пустых глиняных горшков вдоль стеллажей у кирпичной стены дома. Внутренняя дверь, массивная, с окном из тонированного стекла и красивыми резными панелями, была надежно заперта. Сол не сомневался, что у старухи в доме установлена сигнализация, но эта дверь наверняка внутренняя и не должна быть связана с полицейским участком.
А что, если полиция все-таки подсоединила эту систему к участку? Сол тряхнул головой и подошел к узким окнам между стеллажами. Ему удалось разглядеть белую громадину холодильника. Вдруг послышался отдаленный раскат грома; дождь с удвоенной силой застучал по крышам и живым изгородям. Сол принялся переставлять горшки, выстраивая их в пустых промежутках на полках, потом отряхнул с рук чернозем и снял с подставки опустевший метровый стеллаж. Окна над грубо сделанной подставкой были закрыты на задвижку изнутри. Он на секунду замер и, выбрав самый большой и тяжелый из глиняных горшков, ударил им по стеклу.
Звон разбитого стекла показался Солу ужасно громким, громче, чем раскаты грома, последовавшие сразу за мелькающими отражениями молний, которые превратили остатки стекла в зеркала. Он замахнулся вновь и разнес бородатый силуэт собственного отражения, а заодно и вертикальную перегородку окна, затем осторожно вытащил торчащие осколки и попытался в темноте нащупать задвижку. От внезапной детской мысли, что его могут схватить за руку, у него похолодела спина. Он нащупал цепочку и потянул. Окно раскрылось наружу. Протиснувшись в него, Сол ступил на подоконник и тяжело спрыгнул на пол кухни.
В старом доме все время раздавались какие-то звуки. Снаружи по водостоку струилась дождевая вода. В холодильнике тоже что-то гудело, причем так громко, что Сол чуть не повернул обратно. Он отметил про себя, что электричество не отключено. Откуда-то донесся слабый скрежещущий звук, словно по стеклу провели ногтем.
Из кухни в другие помещения вели три двери. Сол выбрал ту, что оказалась прямо перед ним, и вышел в длинный коридор. Даже в тусклом свете он различил в нескольких шагах от двери место, где темный, натертый до блеска паркет был разбит в щепки. У основания широкой лестницы он остановился, почти уверенный, что найдет там обведенные мелом силуэты тел на полу, как в американских детективах, которые он так любил смотреть. Но ничего подобного не было – только большое пятно на паркете возле нижней ступеньки. Сол заглянул в другой, более короткий коридор, ведущий в прихожую, затем перешел в большую, заставленную старинной мебелью комнату. Похоже, это была гостиная. Свет пробивался сюда сквозь панели цветного стекла в верхней части широкого эркера. Стрелки часов на каминной полке застыли на цифрах 3.26. Тяжелая мебель в чехлах и высокие шкафы, забитые хрусталем и фарфором, казалось, вобрали в себя весь кислород. Дышать было совершенно нечем. Сол расстегнул ворот рубашки и быстро осмотрел гостиную. В помещении стоял затхлый запах мастики, талька, и еще тут попросту воняло гнилью. Он содрогнулся, вспомнив свою древнюю тетушку Дануту и ее маленькую квартирку в Кракове. Дануте стукнуло сто три, когда она умерла.
Рядом с гостиной находилась пустая столовая. Замысловатой формы подвески на люстре слегка позвякивали в такт шагам. Сол вышел в прихожую, оглядел пустую вешалку для шляп и две трости, прислоненные к стене. Мимо медленно проехал грузовик, и дом задрожал.
Оранжерея, расположенная сразу за столовой, была светлее, чем все другие помещения. Здесь Сол почувствовал себя совершенно беззащитным. Дождь на улице прекратился, и среди мокрой зелени сада он мог различить кусты роз. Через несколько минут будет совсем темно.
Его внимание привлек антикварный застекленный шкаф. Полированные створки из красного дерева были разломаны, на полу валялись осколки битого стекла.
Сол осторожно подошел к шкафу и присел на корточки. На средней полке лежали перевернутые статуэтки и оловянные тарелки.
Он выпрямился и оглянулся. Без какой-либо видимой причины им вдруг овладел страх, даже паника. Запах мертвечины, казалось, преследовал его. Сол заметил, что его левая рука судорожно сжимается и разжимается. Он может сейчас же уйти: стоит выйти в кухню, и через две минуты он будет уже за воротами…
Медленно повернувшись, Сол направился по темному коридору к лестнице. Перила были гладкие и прохладные на ощупь. Хотя в стене напротив имелось маленькое круглое окошко, темнота, казалось, поднималась, словно холодный воздух, и оседала на лестничной площадке. Наверху он остановился. Дверь справа была почти сорвана с петель, сверху свисали белые щепки, словно порванные жилы. Сол заставил себя войти в спальню. Вонь тут стояла такая, как бывает в холодильнике, забитом мясом, через несколько дней после отключения электричества. В одном углу высился шкаф, похожий на гроб, поставленный на попа. Окна, выходящие во двор, были занавешены тяжелыми шторами. На старом трюмо в самом центре лежали дорогая антикварная щетка для волос и гребень слоновой кости. Зеркало, потускневшее от времени, было покрыто пятнами. Высокая кровать аккуратно застелена.
Сол уже повернулся, собираясь уходить, когда услышал шаги. Он замер, руки непроизвольно сжались в кулаки. Прошло несколько минут, но все было спокойно, только запах гнилого мяса по-прежнему мешал дышать. Сол уже хотел было идти дальше, решив, что звук шел из забитого водостока снаружи, когда вновь услышал шаги. Тихо, осторожно, но целенаправленно кто-то поднимался по лестнице.
Он резко развернулся и кинулся к шкафу. Дверцы бесшумно открылись, и он скользнул внутрь, зарывшись в ворох старушечьей одежды. В ушах у него со страшной силой отдавались удары сердца. Дверцы от древности несколько перекосились и закрывались неплотно, поэтому сквозь щель он мог видеть тонкую вертикальную полоску серого цвета, пересеченную темной горизонталью кровати.
Шаги раздались на верхней площадке лестницы, затем последовала длинная пауза, и кто-то тихо вошел в спальню.
Сол затаил дыхание. Запахи шерсти и нафталина смешались с вонью гнилого мяса и грозили удушить его. Тяжелые платья и шарфы липли к телу, тянулись к плечам и горлу.
Он никак не мог понять, удалялись шаги или приближались,– так у него шумело в ушах. Охватившая его паника мешала сосредоточиться на тонкой полоске света. Сол вспомнил, как земля падала на еще живые лица людей, как шевелилась белая рука в черной грязи, вспомнил серое сукно, казавшееся темным в зимнем свете, и белый пластырь на заросшей щетиной щеке; руки и ноги копошились в земле, как медлительные черви…
Он резко выдохнул и, раздвинув липкую одежду, потянулся к дверцам.
Но он так и не успел дотронуться до них – они рывком распахнулась снаружи.
Глава 5
– Сюда,– показал Хэрод.
Мария свернула на Эм-стрит. Дорогие дома здесь, казалось, жались друг к другу в слабом зимнем свете. Тот, который они искали, ничем не отличался от многих других домов на этой улице. Перед бледно-желтой дверью гаража висел знак «стоянка запрещена». Мимо прошла пара, одетая в тяжелые меха; дрожащий пудель тянул их за поводок.
– Я подожду,– сказала Мария Чен.
– Нет. Покатайся пока. Каждые десять минут возвращайся сюда.
Когда Хэрод вылез из машины, она немного помедлила, затем, не спеша, двинулась вниз по улице.
Хэрод пошел не к парадной двери дома, а направился сразу к гаражу. В стене открылась небольшая металлическая панель, за которой обнаружились тонкая щель и четыре пластиковые кнопки без каких-либо надписей. Вытащив из бумажника кредитную карточку, он вставил ее в щель. Раздался щелчок. Он придвинулся ближе к стене и нажал третью кнопку, потом три другие. Дверь гаража с лязгом поднялась, Хэрод вытащил свою карточку из щели и вошел.
Дверь за ним закрылась. В пустынном помещении было очень темно, не чувствовалось даже намека на запах масла или бензина, пахло лишь холодным цементом и смолистым ароматом сосновых брусков. Хэрод сделал несколько шагов к середине гаража и замер, не делая попыток найти дверь или выключатель. Послышался тихий гул, и он понял, что установленная в стене видеокамера уже передала его изображение, а теперь прощупывает помещение – не вошел ли кто за ним. Вероятно, камера была снабжена инфракрасными или светочувствительными линзами. А вообще-то ему наплевать, чем она там снабжена.
Раздался щелчок, дверь открылась, и Хэрод пошел на свет. Он ступил в пустую комнату; судя по электрическим панелям и трубам, первоначально ее планировали использовать как прачечную. Другая камера, установленная над следующей дверью, повернулась и взяла его на прицел, едва он вошел. Хэрод расстегнул молнию своей кожаной куртки.
– Пожалуйста, снимите темные очки, мистер Хэрод.– Голос доносился из стандартного переговорного устройства на стене.
– Да пошел ты в задницу,– приятным голосом сказал Хэрод и снял солнцезащитные очки, похожие на авиационные.
Он уже успел надеть их, когда дверь отворилась и вошли двое в темных костюмах. Один из них был лысым и весьма массивным – типичный вышибала или телохранитель. Второй, повыше,– сухощавый, темноволосый и гораздо более опасный, хотя трудно было сказать почему.
– Вы не могли бы поднять руки, сэр? – буркнул тот, что потяжелее.
– Очень может быть. Тут есть еще такой факт: ее изрезанная сумочка обнаружена за унитазом на эллинге. На ней пятна крови, и они совпадают с пятнами на ноже Карла-Оскара Хаупта. Нож сделан в Париже.
– Бог мой! – вздохнул психиатр.– Сплошная бессмыслица.
Наступило минутное молчание, потом Хейнс встал, поправляя манжеты.
– Возможно, все проще, чем кажется. Нина Дрейтон навещала мисс Фуллер… прошу прощения, миз Фуллер, как раз за день до убийств. Отпечатки пальцев подтверждают, что она была там, да и соседка видела, как она входила в дом в пятницу вечером. Вероятно, мисс Дрейтон плохо разбиралась в людях, если наняла эту Баррет Крамер в качестве компаньонки. Крамер разыскивают в Филадельфии и Балтиморе в связи с обвинениями, часть которых тянется за ней еще с шестьдесят восьмого года.
– Какого сорта эти обвинения? – спросил Ласки.
– Проституция и наркотики,– ответил агент.– Значит, мисс Крамер и помощник миз Фуллер, этот самый Торн, каким-то образом сговорились ограбить своих престарелых хозяек. В конце концов, после мисс Дрейтон осталось почти два миллиона долларов, а у миз Фуллер весьма солидный счет в банке здесь, в Чарлстоне.
– Но как они могли…– начал было психиатр.
– Одну минуту. Итак, Крамер и Торн – или Хаупт, убивают миз Фуллер и избавляются от ее тела… Полиция гавани как раз сейчас тралит бухту. Но ее сосед, старик-охранник, расстраивает их планы. Он приканчивает Хаупта, возвращается в дом Фуллер и там сталкивается с Крамер. Внучка старика замечает, как он идет к дому, бросается к нему и становится еще одной жертвой. Тем временем Альберт Лафоллет, тоже один из заговорщиков, впадает в панику, когда Крамер и Хаупт не появляются вовремя, убивает мисс Дрейтон и сходит с ума.
Джентри слегка улыбнулся, покачиваясь в кресле.
– А как насчет Джозефа Престона, фотографа?
– Случайный прохожий, как вы сами сказали,– ответил Хейнс.– Возможно, он видел, как Хаупт бросил в бухту тело старой леди. Нет сомнения в том, что этот фриц убил его. Фрагменты кожи из-под ногтей Престона идеально совпадают с царапинами на лице Хаупта. Или с тем, что оставалось от лица Хаупта.
– Хорошо, а как насчет глаза? – спросил Джентри.
– Глаза? Чьего глаза? – Ласки переводил взгляд с шерифа на агента.
– Хаупта,– ответил Джентри.– Его нет. Кто-то обработал левую сторону лица дубинкой.
Хейнс пожал плечами:
– Все равно это единственная версия, в которой есть хоть какой-то смысл. Итак, что мы имеем? Двое «помощников», оба бывшие преступники, и оба работают на старых богатых леди. Они задумывают похищение, или убийство, или еще что-то, но дело срывается и заканчивается цепью убийств.
– Да,– кивнул Джентри.– Возможно.
В наступившей паузе Сол Ласки услышал чей-то смех в другой части здания. Где-то снаружи взвыла сирена, потом смолкла.
– А вы что думаете, профессор? Есть у вас какие-нибудь другие идеи? – спросил Джентри.
Сол потряс головой:
– Все это ставит меня в тупик.
– У вас в книге описывается «резонанс насилия». Здесь есть что-то похожее?
– Видите ли, это не совсем та ситуация, которую я имел в виду,– сказал Ласки.– Конечно, тут имеется цепь насилия, но я не вижу катализатора.
– Катализатора? – переспросил Хейнс.– Это еще что за чертовщина? О чем мы тут говорим?
Джентри пристроил ноги на своем рабочем столе и вытер шею большим красным платком.
– В книге доктора Ласки говорится о ситуациях, которые программируют людей на убийство.
– Мне непонятно,– заявил Хейнс.– Что значит «программируют»? Это связано со старым либеральным доводом про бедность и социальные условия, которые являются причиной преступности? – По тону его голоса было ясно, что он думает обо всем этом.
– Не совсем,– сказал Ласки.– Согласно моей гипотезе, существуют ситуации, условия и отдельные индивиды, вызывающие стрессовую реакцию у других людей. Реакция может вылиться в насилие, даже в убийство, при отсутствии видимых непосредственных причинных связей.
Агент нахмурился:
– И все же я не понимаю.
– Ну как же! – не выдержал шериф Джентри.– Вы видели нашу КПЗ, Дик? Нет? Обязательно взгляните перед отъездом. В прошлом году в августе мы выкрасили стены камеры в розовый цвет. Мы зовем ее «Хилтон для бедных людей», но эта чертова штука работает. Случаи насилия снизились на шестьдесят процентов после того, как мы намазали стены этой краской, хотя клиентура у нас все та же, ничуть не лучше. Понятное дело, это нечто обратное тому, о чем вы говорите, ведь так, профессор?
Ласки поправил очки. Когда он поднял руку, Джентри успел заметить выцветшую голубую татуировку на запястье, чуть повыше кисти,– несколько цифр.
– Да, но некоторые аспекты этой теории приемлемы и в данном случае,– сказал Ласки.– Исследование цветового окружения показало, что испытуемые проявляют некоторые сдвиги в жизненной позиции и поведении, которые можно объективно измерить. Причины уменьшения случаев насилия в таком окружении при самых благоприятных условиях весьма туманны, хотя эмпирические данные неопровержимы… Как вы сами могли убедиться, шериф, они, по-видимому, указывают на перемену психофизиологической реакции в связи с изменением цветовой гаммы. В своей работе я показываю, каким образом некоторые малопонятные случаи насильственных преступлений становятся результатом более сложных цепочек стимулирующих факторов.
– Ну-ну,– поморщился Хейнс. Он глянул на часы, потом на Джентри, который удобно устроился в кресле, водрузив ноги на стол. Агент с раздражением смахнул невидимую пылинку со своих безукоризненно отглаженных брюк.– Боюсь, я не совсем понимаю, как это все может нам помочь, доктор Ласки. Шериф Джентри имеет дело с серией нелепых убийств, а не с подопытными крысами, которых надо заставлять бегать по лабиринту.
Сол кивнул и слегка пожал плечами:
– Я тут проездом… Просто решил сказать шерифу о своем знакомстве с мисс Дрейтон и предложить помощь, если смогу. Извините, что отнимаю у вас драгоценное время. Спасибо за кофе, шериф.– Он встал и направился к двери.
– Вам спасибо, профессор.– Джентри снова вытащил платок и потер им лицо, как будто оно чесалось.—
Да, у меня к вам еще один вопрос, доктор Ласки. Как вы полагаете, могли ли эти убийства стать результатом ссоры между двумя старыми леди – Ниной Дрейтон и Мелани Фуллер?
Печальное лицо Ласки ничего не выражало, он несколько раз моргнул.
– Да, возможно. Но это никак не объясняет убийств в «Мансарде», не так ли?
– Вы правы,– согласился Джентри и в последний раз потер платком нос.– Спасибо, профессор. Очень признателен за то, что вы с нами связались. Если вспомните что-нибудь о мисс Дрейтон… если у вас появится хоть какой-то намек на причины и следствия всего этого свинства, пожалуйста, позвоните нам. Мы оплатим звонок. Договорились?
– Разумеется,– кивнул Сол.– Всего хорошего, джентльмены.
Хейнс подождал, пока закроется дверь.
– Этого Ласки неплохо бы проверить,– тут же заявил он.
– Конечно,– согласился Джентри, медленно вертя в руке пустую чашку.– Уже проверил. С ним все в порядке, он именно тот, за кого себя выдает.
Хейнс моргнул.
– Вы проверили его до того, как он пришел к вам? Джентри ухмыльнулся и поставил чашку.
– Сразу после его вчерашнего звонка. У нас не так уж много подозреваемых, чтобы экономить на телефонном звонке в Нью-Йорк.
– Я попрошу ФБР выяснить, где он был начиная с…
– Читал лекцию в Колумбийском университете,– опередил его Джентри.– В субботу вечером. Потом участвовал в дебатах по поводу насилия на улицах. После этого был на приеме, закончившемся где-то после одиннадцати. Я беседовал с деканом.
– И все же я проверю его досье,– упрямо повторил Хейнс.– В том, что он тут наговорил о знакомстве с Ниной Дрейтон, есть нечто странное.
– Да,– кивнул Джентри.– Буду очень обязан, если вы это сделаете, Дик.
Агент Хейнс взял свой плащ и кейс, потом остановился и посмотрел на шерифа. Тот так крепко стиснул руки, что побелели костяшки пальцев. В его обычно добродушно-веселых глазах застыл гнев, почти ярость.
– Дик, я очень рассчитываю на вашу помощь в этом деле. По всем пунктам.
– Разумеется.
– Я серьезно.– Джентри взял в руки карандаш.– Какая-то сволочь убила девять человек в моем округе. Это им даром не пройдет. Я собираюсь выяснить все до конца.
– Конечно,– согласился Хейнс.
– И обязательно выясню это,– продолжил Джентри. Взгляд его стал холодным и безжалостным, карандаш хрустнул в пальцах, но он этого не заметил.– А потом я до них доберусь, Дик. Клянусь.
Хейнс кивнул, попрощался и вышел. Шериф долго смотрел на закрытую дверь, затем перевел взгляд на треснувший карандаш в руках. Медленно и аккуратно он принялся ломать его на куски.
Хейнс взял такси, уложил вещи, заплатил по счету и на том же такси поехал в международный аэропорт Чарлстона. До рейса еще оставалось время. Сдав вещи, он походил по залу, купил «Ньюсуик» и, миновав несколько телефонных будок, остановился у ряда таксофонов в боковом коридоре. Здесь он набрал номер с вашингтонским кодом.
– Номер, который вы набрали, временно не обслуживается,– четко произнес автоматический женский голос.– Пожалуйста, попробуйте еще раз или свяжитесь с представителем компании Белл в данном районе.
– Хейнс, Ричард,– сказал агент. Он оглянулся через плечо: женщина с ребенком прошли к туалетам.– Ковентри. Кабель. Я пытаюсь связаться с номером 779491.
Послышался щелчок, тихое гудение, затем шорох еще одного записывающего устройства и механический голос:
– Абонент временно недоступен. Если вы хотите оставить сообщение, дождитесь сигнала. Время записи не ограничено.– Полминуты молчания, затем мягкий аккорд.
– Говорит агент Хейнс,– тихо сообщил он.– Через несколько минут вылетаю из Чарлстона. Сегодня появился психиатр по имени Соломон Ласки. Беседовал с Джентри. Ласки говорит, что работает в Колумбийском университете. Написал книгу под названием «Психология насилия», издательство «Академия-пресс». Утверждает, будто трижды встречался с Ниной Дрейтон в Нью-Йорке. Отрицает свое знакомство с Баррет Крамер, что, возможно, ложь. На руке у него татуировка концентрационного лагеря. Серийный номер 4490182. Далее: Джентри сделал запрос насчет Карла Торна; ему известно, что тот в действительности был швейцарским вором по имени Оскар Феликс Хаупт. Шериф неряха, но не глуп. Похоже, у него в заднице сера горит из-за этого дела. И наконец, письменный рапорт я сдам завтра. Тем временем рекомендую начать слежку за Ласки и Джентри. В качестве меры предосторожности можно временно отменить страховку обоих. Буду дома около восьми вечера, жду дальнейших инструкций. Хейнс. Кабель. Ковентри.
Он повесил трубку, взял в руку кейс и быстрым шагом направился к толпе пассажиров, ожидающих вылета.
Сол Ласки вышел из здания муниципалитета и свернул на боковую улицу, где стояла взятая напрокат «тойота». Накрапывал мелкий дождь; несмотря на туман, было на удивление тепло – Сол к такому не привык. Температура около двадцати, не меньше. Позавчера, когда он уезжал из Нью-Йорка, шел снег, а температура уже несколько дней не поднималась выше нуля.
Психиатр сидел в машине и смотрел, как капли дождя стекают по ветровому стеклу. В машине пахло новой кожаной обивкой и дымом чьей-то сигары. Несмотря на теплый воздух, его колотила дрожь, все сильнее и сильнее. Он крепко сжал руками руль и сидел так до тех пор, пока дрожь не унялась, осталось лишь неприятное покалывание в мышцах. Сол заставил себя думать о чем-нибудь постороннем: о предстоящей весне, о тихом озере, которое он нашел в Адирондакских горах прошлым летом, о покинутой Синайской долине, где иссеченные песком римские колонны высились на фоне сланцевых утесов.
Через несколько минут он завел машину и двинулся без цели по вымытым дождем улицам. Транспорта было мало. Он подумал, не поехать ли ему по пятьдесят второй дороге к своему мотелю, но вместо этого развернулся на юг и направился по Ист-Бей к Старому городу.
Длинный навес перед отелем «Мансарда» доходил до самого края тротуара. Сол быстро оглядел неосвещенный вход и поехал дальше. Через три квартала он свернул направо, на узкую улицу, вдоль которой теснились жилые дома. Внутренние дворики были огорожены витыми металлическими решетками. Сол сбавил скорость и стал считать про себя дома, стараясь рассмотреть их номера.
Дом Мелани Фуллер был погружен в темноту. Еще один дом, граничащий с особняком Фуллер с севера, похоже, был заперт и тоже пуст: окна закрыты тяжелыми жалюзи, на воротах, ведущих во двор,– цепь и большой замок, по виду недавно купленный.
На следующем перекрестке Сол повернул налево, затем еще раз налево; он почти вернулся на Брод-стрит, прежде чем нашел место впритык к грузовику, где мог бы припарковаться. Дождь пошел сильнее. Он взял с заднего сиденья белую кепку, натянул ее на глаза и поднял воротник куртки.
Переулок обозначал середину квартала, по бокам его стояли крохотные гаражи, деревья с густой листвой и бесчисленные ящики для мусора. Он снова начал считать дома, как тогда, когда ехал, но ему все равно пришлось разыскать две низкие высохшие пальмы у южного углового окна, чтобы убедиться, что это то, что нужно. Он двигался медленно, засунув руки в карманы, зная, что очень бросается в глаза в этом узком переулке, но сделать ничего не мог. Дождь все не прекращался, серый день потихоньку переходил во тьму зимних сумерек. Дневному свету оставалось не более получаса.
Сол судорожно вздохнул и прошел три-четыре метра дорожки, отделяющей тротуар от небольшого строения – в прошлом, очевидно, каретного сарая. Окна его были закрашены черной краской, но помещение явно никогда не использовалось как гараж. Сарай был огорожен стальной сеткой, увитой виноградной лозой; сквозь сетку торчали острые шипы живой изгороди. Низкая калитка, когда-то являвшаяся частью железной ограды, тоже была заперта на цепь и висячий замок. На желтой полицейской ленте, протянутой вдоль сетки, виднелась надпись: «Вход воспрещен. Распоряжение шерифа Чарлстона».
Сол медлил. Было тихо. Слышались лишь барабанная дробь дождя по крыше сарая да шум капель, падающих с кустарника на землю. Он ухватился руками за высокую ограду, поставил левую ногу на перекладину, с секунду неуверенно балансировал над ржавыми острыми штырями и спрыгнул во двор.
На секунду Сол замер, опершись руками о мокрые плиты, чувствуя, как судорогой сводит правую ногу. Сердце его лихорадочно билось в груди; во дворе неподалеку вдруг залаяла собака, потом лай прекратился. Он осторожно прокрался мимо цветочной клумбы и перевернутой ванночки для птиц к деревянному крыльцу, которое явно было пристроено к дому гораздо позднее. Дождь, сумерки и мерный стук капель, падающих с живой изгороди, казалось, приглушали отдаленные звуки и усиливали шум шагов и шорох, производимые Солом. Слева за большими стеклами он различил растения: там с садом сливалось помещение оранжереи. Ласки толкнул затянутую сеткой дверь, ведущую к крыльцу, она открылась с ржавым скрипом, и Сол ступил в темноту.
Крыльцо оказалось длинным и узким, пахло плесенью и землей. Он различил темные силуэты пустых глиняных горшков вдоль стеллажей у кирпичной стены дома. Внутренняя дверь, массивная, с окном из тонированного стекла и красивыми резными панелями, была надежно заперта. Сол не сомневался, что у старухи в доме установлена сигнализация, но эта дверь наверняка внутренняя и не должна быть связана с полицейским участком.
А что, если полиция все-таки подсоединила эту систему к участку? Сол тряхнул головой и подошел к узким окнам между стеллажами. Ему удалось разглядеть белую громадину холодильника. Вдруг послышался отдаленный раскат грома; дождь с удвоенной силой застучал по крышам и живым изгородям. Сол принялся переставлять горшки, выстраивая их в пустых промежутках на полках, потом отряхнул с рук чернозем и снял с подставки опустевший метровый стеллаж. Окна над грубо сделанной подставкой были закрыты на задвижку изнутри. Он на секунду замер и, выбрав самый большой и тяжелый из глиняных горшков, ударил им по стеклу.
Звон разбитого стекла показался Солу ужасно громким, громче, чем раскаты грома, последовавшие сразу за мелькающими отражениями молний, которые превратили остатки стекла в зеркала. Он замахнулся вновь и разнес бородатый силуэт собственного отражения, а заодно и вертикальную перегородку окна, затем осторожно вытащил торчащие осколки и попытался в темноте нащупать задвижку. От внезапной детской мысли, что его могут схватить за руку, у него похолодела спина. Он нащупал цепочку и потянул. Окно раскрылось наружу. Протиснувшись в него, Сол ступил на подоконник и тяжело спрыгнул на пол кухни.
В старом доме все время раздавались какие-то звуки. Снаружи по водостоку струилась дождевая вода. В холодильнике тоже что-то гудело, причем так громко, что Сол чуть не повернул обратно. Он отметил про себя, что электричество не отключено. Откуда-то донесся слабый скрежещущий звук, словно по стеклу провели ногтем.
Из кухни в другие помещения вели три двери. Сол выбрал ту, что оказалась прямо перед ним, и вышел в длинный коридор. Даже в тусклом свете он различил в нескольких шагах от двери место, где темный, натертый до блеска паркет был разбит в щепки. У основания широкой лестницы он остановился, почти уверенный, что найдет там обведенные мелом силуэты тел на полу, как в американских детективах, которые он так любил смотреть. Но ничего подобного не было – только большое пятно на паркете возле нижней ступеньки. Сол заглянул в другой, более короткий коридор, ведущий в прихожую, затем перешел в большую, заставленную старинной мебелью комнату. Похоже, это была гостиная. Свет пробивался сюда сквозь панели цветного стекла в верхней части широкого эркера. Стрелки часов на каминной полке застыли на цифрах 3.26. Тяжелая мебель в чехлах и высокие шкафы, забитые хрусталем и фарфором, казалось, вобрали в себя весь кислород. Дышать было совершенно нечем. Сол расстегнул ворот рубашки и быстро осмотрел гостиную. В помещении стоял затхлый запах мастики, талька, и еще тут попросту воняло гнилью. Он содрогнулся, вспомнив свою древнюю тетушку Дануту и ее маленькую квартирку в Кракове. Дануте стукнуло сто три, когда она умерла.
Рядом с гостиной находилась пустая столовая. Замысловатой формы подвески на люстре слегка позвякивали в такт шагам. Сол вышел в прихожую, оглядел пустую вешалку для шляп и две трости, прислоненные к стене. Мимо медленно проехал грузовик, и дом задрожал.
Оранжерея, расположенная сразу за столовой, была светлее, чем все другие помещения. Здесь Сол почувствовал себя совершенно беззащитным. Дождь на улице прекратился, и среди мокрой зелени сада он мог различить кусты роз. Через несколько минут будет совсем темно.
Его внимание привлек антикварный застекленный шкаф. Полированные створки из красного дерева были разломаны, на полу валялись осколки битого стекла.
Сол осторожно подошел к шкафу и присел на корточки. На средней полке лежали перевернутые статуэтки и оловянные тарелки.
Он выпрямился и оглянулся. Без какой-либо видимой причины им вдруг овладел страх, даже паника. Запах мертвечины, казалось, преследовал его. Сол заметил, что его левая рука судорожно сжимается и разжимается. Он может сейчас же уйти: стоит выйти в кухню, и через две минуты он будет уже за воротами…
Медленно повернувшись, Сол направился по темному коридору к лестнице. Перила были гладкие и прохладные на ощупь. Хотя в стене напротив имелось маленькое круглое окошко, темнота, казалось, поднималась, словно холодный воздух, и оседала на лестничной площадке. Наверху он остановился. Дверь справа была почти сорвана с петель, сверху свисали белые щепки, словно порванные жилы. Сол заставил себя войти в спальню. Вонь тут стояла такая, как бывает в холодильнике, забитом мясом, через несколько дней после отключения электричества. В одном углу высился шкаф, похожий на гроб, поставленный на попа. Окна, выходящие во двор, были занавешены тяжелыми шторами. На старом трюмо в самом центре лежали дорогая антикварная щетка для волос и гребень слоновой кости. Зеркало, потускневшее от времени, было покрыто пятнами. Высокая кровать аккуратно застелена.
Сол уже повернулся, собираясь уходить, когда услышал шаги. Он замер, руки непроизвольно сжались в кулаки. Прошло несколько минут, но все было спокойно, только запах гнилого мяса по-прежнему мешал дышать. Сол уже хотел было идти дальше, решив, что звук шел из забитого водостока снаружи, когда вновь услышал шаги. Тихо, осторожно, но целенаправленно кто-то поднимался по лестнице.
Он резко развернулся и кинулся к шкафу. Дверцы бесшумно открылись, и он скользнул внутрь, зарывшись в ворох старушечьей одежды. В ушах у него со страшной силой отдавались удары сердца. Дверцы от древности несколько перекосились и закрывались неплотно, поэтому сквозь щель он мог видеть тонкую вертикальную полоску серого цвета, пересеченную темной горизонталью кровати.
Шаги раздались на верхней площадке лестницы, затем последовала длинная пауза, и кто-то тихо вошел в спальню.
Сол затаил дыхание. Запахи шерсти и нафталина смешались с вонью гнилого мяса и грозили удушить его. Тяжелые платья и шарфы липли к телу, тянулись к плечам и горлу.
Он никак не мог понять, удалялись шаги или приближались,– так у него шумело в ушах. Охватившая его паника мешала сосредоточиться на тонкой полоске света. Сол вспомнил, как земля падала на еще живые лица людей, как шевелилась белая рука в черной грязи, вспомнил серое сукно, казавшееся темным в зимнем свете, и белый пластырь на заросшей щетиной щеке; руки и ноги копошились в земле, как медлительные черви…
Он резко выдохнул и, раздвинув липкую одежду, потянулся к дверцам.
Но он так и не успел дотронуться до них – они рывком распахнулась снаружи.
Глава 5
Вашингтон, округ Колумбия
Вторник, 16 декабря 1980 г.
Тони Хэрод и Мария Чен прилетели в Вашингтонский национальный аэропорт, взяли напрокат машину и сразу поехали в Джорджтаун. Уже миновал полдень, когда они пересекли мемориальный мост Мейсона. Река Потомак показалась им серой и медлительной, обнаженные деревья отбрасывали тонкие тени на набережную. Висконсин-авеню сегодня была свободнее обычного.– Сюда,– показал Хэрод.
Мария свернула на Эм-стрит. Дорогие дома здесь, казалось, жались друг к другу в слабом зимнем свете. Тот, который они искали, ничем не отличался от многих других домов на этой улице. Перед бледно-желтой дверью гаража висел знак «стоянка запрещена». Мимо прошла пара, одетая в тяжелые меха; дрожащий пудель тянул их за поводок.
– Я подожду,– сказала Мария Чен.
– Нет. Покатайся пока. Каждые десять минут возвращайся сюда.
Когда Хэрод вылез из машины, она немного помедлила, затем, не спеша, двинулась вниз по улице.
Хэрод пошел не к парадной двери дома, а направился сразу к гаражу. В стене открылась небольшая металлическая панель, за которой обнаружились тонкая щель и четыре пластиковые кнопки без каких-либо надписей. Вытащив из бумажника кредитную карточку, он вставил ее в щель. Раздался щелчок. Он придвинулся ближе к стене и нажал третью кнопку, потом три другие. Дверь гаража с лязгом поднялась, Хэрод вытащил свою карточку из щели и вошел.
Дверь за ним закрылась. В пустынном помещении было очень темно, не чувствовалось даже намека на запах масла или бензина, пахло лишь холодным цементом и смолистым ароматом сосновых брусков. Хэрод сделал несколько шагов к середине гаража и замер, не делая попыток найти дверь или выключатель. Послышался тихий гул, и он понял, что установленная в стене видеокамера уже передала его изображение, а теперь прощупывает помещение – не вошел ли кто за ним. Вероятно, камера была снабжена инфракрасными или светочувствительными линзами. А вообще-то ему наплевать, чем она там снабжена.
Раздался щелчок, дверь открылась, и Хэрод пошел на свет. Он ступил в пустую комнату; судя по электрическим панелям и трубам, первоначально ее планировали использовать как прачечную. Другая камера, установленная над следующей дверью, повернулась и взяла его на прицел, едва он вошел. Хэрод расстегнул молнию своей кожаной куртки.
– Пожалуйста, снимите темные очки, мистер Хэрод.– Голос доносился из стандартного переговорного устройства на стене.
– Да пошел ты в задницу,– приятным голосом сказал Хэрод и снял солнцезащитные очки, похожие на авиационные.
Он уже успел надеть их, когда дверь отворилась и вошли двое в темных костюмах. Один из них был лысым и весьма массивным – типичный вышибала или телохранитель. Второй, повыше,– сухощавый, темноволосый и гораздо более опасный, хотя трудно было сказать почему.
– Вы не могли бы поднять руки, сэр? – буркнул тот, что потяжелее.