Молодая женщина расправила плечи, но вовсе не потому, что сутулилась.
— Я Шайлер Грант, внучатая племянница Коры.
Опершись для равновесия на свою палку, старик с большим риском для себя наклонился в ее сторону.
— Вы ничуть на нее не похожи.
Шайлер не нашла что возразить на это утверждение и вместо этого ответила на первый вопрос старика:
— Эти сандвичи с куриным салатом. Вон те, на другом конце стола, — с салатом из семги, огурца и лобстера.
— На курицу, семгу и лобстера у меня нет аллергии, — заявил бывший садовник.
Шайлер не представляла, как старик сможет взять еду со стола, — он и так уже тяжело опирался на свою палку, чтобы не упасть.
— Давайте я наполню вашу тарелку, мистер Баркер?
— Угу, давайте, — ответил он, небрежно мотнув своей снежно-белой головой.
— Чего бы вы хотели выпить?
— Виски. Безо льда. — Он погрозил ей шишковатым пальцем. — Уж поверьте мне, мисси. Рецепт долголетия состоит в том, чтобы не есть тунца и делать глоток виски каждый день. — С этими мудрыми словами старик направился к пустому стулу и тяжело опустился на него.
Шайлер положила на тарелку приемлемые, как она надеялась, для мистера Баркера кушанья, налила щедрую порцию виски в хрустальный стакан и отнесла все это старику.
Он заправил полотняную салфетку за манишку своего костюма-тройки, подцепил полную вилку салата с лобстером и отправил в рот. Затем хлебнул спиртного и провозгласил:
— Миссис Грант всегда умела устраивать первоклассные приемы.
Шайлер ничего не могла к этому добавить. Она, разумеется, ни разу не была на знаменитых вечерах Коры. Они устраивались еще задолго до ее рождения. Даже до рождения ее родителей. Но Джеффри Баркер, по-видимому, их застал.
— Заметьте, я никогда не был гостем на этих торжествах, — пояснил он с таким видом, будто, не упомянув об этом, он непоправимо исказил бы факты. — Но я устанавливал тенты для приемов на открытом воздухе, расставлял столы и стулья, развешивал огни на кромках крыш и вдоль садовых дорожек и даже носил с кухни угощения, когда нужна была помощь. А в конце вечера слугам разрешали любоваться фейерверком с южной лужайки. — Престарелый садовник резко поднял голову. — Фейерверки всегда были для меня самой любимой частью празднеств, — признался он.
— А сколько вы прожили в Грантвуде, мистер Баркер? — вежливо поинтересовалась Шайлер.
Прежде чем ответить, старик ненадолго задумался.
— Вот уже семьдесят лет. Я был семнадцатилетним пареньком, мелкой сошкой на служебной лестнице, когда меня наняли выполнять черную работу. — Он что-то пробормотал себе под нос, съел еще немного салата и сделал еще один оздоровительный глоток виски. — В тег дни здесь требовалось по меньшей мере тридцать рабочих, чтобы поддерживать сад в порядке. Конечно, мы обходились без всех этих новомодных приспособлений, которые используют сейчас. Мы все делали своими руками. Скажу вам, это была нелегкая работенка.
«„Садоводству с нуля“ придется многое объяснить», — подумала Шайлер.
Когда виски было выпито до последней капли, Джеффри Баркер отодвинул свою тарелку и пустой стакан в сторону и поднялся на ноги, гордо отвергнув помощь Шайлер. Он оперся на свою палку, оглядел комнату, полную болтающих людей, и смущенно сказал:
— Сейчас, верно, не самое подходящее время обсуждать планы насчет тайного садика миссис Грант.
Шайлер пристально посмотрела на старика. Казалось, его взгляд блуждает по каким-то неведомым ей далям.
— Тайный сад бабушки Коры?
Старик поджал губы.
— Он самый. Надо поторапливаться, если она хочет, чтобы к лету сад был готов. — Бывший главный садовник понизил голос. — Вы умеете хранить тайны, юная леди?
— Да.
Он пару раз кивнул убеленной сединами головой.
— Похоже на то. Вы не такая, как эти легкомысленные и ветреные современные девицы.
— Спасибо.
Баркер произнес доверительным шепотом:
— Мистер Грант подготовил необыкновенный сюрприз ко дню рождения своей жены. Не многие из нас знают об этом — а мы поклялись держать все в тайне.
Шайлер выжидательно смотрела на него. Восьмидесятисемилетний Джеффри Баркер казался весьма довольным собой, продолжая рассказ:
— В конце концов, не каждый день хозяйке Грантвуда исполняется тридцать.
Шайлер тихонько вздохнула и эхом повторила вслед за ним:
— Нет. Не каждый.
Старик захихикал и пихнул ее в бок костлявым локтем.
— Ее мечта вот-вот сбудется, понимаете, к чему я клоню?
— Боюсь, не совсем, — призналась она, ставя его тарелку и стакан на ближайшее свободное место — на раритетный итальянский комод XVIII века.
Ее собеседник почти перешел на шепот:
— Хозяйка всегда мечтала о колодце заветных желаний.
Шайлер знала, что на ее лице отразилось полное недоумение.
— Волшебный колодец?
Джеффри Баркер поднес трясущийся палец к своим плотно сжатым губам:
— Ш-ш, мисси. Это секрет.
— Я никому не скажу, — пообещала она.
Старик заметно утомился.
— Вы уж постарайтесь, а то я потеряю работу, — предупредил он ее.
— Будьте спокойны, мистер Баркер, я не выдам вашей тайны, — обнадежила его Шайлер.
Джеффри Баркер удовлетворенно кивнул.
— Хозяин выстроил колодец в центре тайного сада. Это было нелегко, скажу я вам. Ведь работа велась тайком от хозяйки. — Он вдруг заявил прозаичным тоном: — Ну, мне пора отправляться домой. Я сейчас хожу немного медленнее, чем когда-то.
— Спасибо, что пришли, мистер Баркер.
— Передайте мои наилучшие пожелания миссис Грант. — Старый садовник замолчал и потер рукой свою пунцовую щеку. — Хотя ведь она умерла, не так ли?
— Да, это так.
— Тогда мои наилучшие пожелания вам, мисс Грант. — Он еще раз почтительно кивнул.
Шайлер проводила садовника до двери, где его ждал племянник, и вернулась к гостям.
— Вы читали поэму Эдны Сент-Винсент Миллей, мисс Грант? — спросила ее одна из сестер Фрик, когда Шайлер обходила гостей, оставшихся в салоне.
— Нет.
Ответ Шайлер не был принят во внимание.
— Вы наверняка чувствуете то же, что и я, по отношению к поэзии Миллей, — уверенно заявила высокая, болезненно-тощая мисс Фрик.
Стараясь сохранить невозмутимый вид, Шайлер поинтересовалась:
— А что вы чувствуете?
— Я в полном восторге от нее, — в упоении произнесла Элламей Фрик. — Меня посещают печаль и меланхолия. А что же еще нам испытывать на похоронах, как не печаль и меланхолию?
— На поминальной службе, — поправила ее Шайлер.
— «Душа разделит небо на две части», — процитировала Элламей Фрик с истинным драматизмом и с явным удовольствием она продолжила: — Да, Кора определенно одобрила бы ваш выбор, мисс Грант.
— Спасибо, — сказала Шайлер, признавая поражение, столкнувшись с ним лицом к лицу.
Рядом с ними появилось еще одно существо. Подошедшая была столь же округла и пышна, сколь суха и угловата была мисс Элламей Фрик. При этом мисс Ида Фрик была на добрых шесть-семь дюймов ниже своей сестры.
— Ты пригласила мисс Грант к нам на чаепитие, сестра?
— Мы обсуждали поэзию Эдны Сент-Винсент Миллей, моя дорогая, а не угощения.
— Угощение удалось на славу, — прощебетала маленькая мисс Фрик. — Обязательно попробуй салат из лобстера на том конце стола. Пальчики оближешь! Совершенно изумительно! — Ида Фрик вперила в Шайлер взгляд поверх своих бифокальных очков. — Это ваш рецепт, дорогая?
— Нет, не мой.
— Я должна его знать. Если вы, конечно, не против. Вы же не из тех хозяек, которые настаивают на соблюдении тайны и держат в секрете все свои чудесные рецепты, правда? Вы ведь делитесь ими с другими родственными душами?
За последние несколько минут Шайлер потерпела поражение уже дважды.
— Я буду счастлива поделиться с вами рецептом этого салата, мисс Фрик.
— Ты слышала, сестра? — Толстушка в складках черной траурной ткани просто-таки задрожала от восторга. — Мисс Грант собирается дать мне свой рецепт. — Она сцепила пухлые розовые ручки под более чем пышной грудью. — Как это щедро. Как великодушно. Просто изумительно. — Мисс Ида Фрик внезапно остановилась и нахмурилась. — О, дорогая, о чем я говорила до того, как меня прервали?
— Ты говорила, что мы должны пригласить мисс Грант на чай, — напомнила Элламей.
— И этого душку мистера Баллинджера, с которым Кора всегда была так мила. Он тоже должен прийти. — У Иды Фрик явно была привычка менять тему разговора без всякого предупреждения. — Вы в родстве, моя дорогая?
Шайлер была сбита с толку.
— С кем?
Женщина часто заморгала.
— С мистером Баллинджером, конечно.
— Нет.
Но и этот ответ не смутил мисс Фрик.
— Должно быть, он родственник по другой линии, раз его фамилия Баллинджер, а не Грант.
Шайлер открыла было рот, но тут же закрыла его. Если нельзя бороться, остается только смириться.
— Кстати говоря, — начала Ида Фрик, выжидательно уставившись на молодую хозяйку дома, — я все думаю, когда же наконец Кора войдет с нами в контакт.
— Войдет в контакт?
— С той стороны.
На сей раз Шайлер была не просто сбита с толку — она была в полной растерянности.
— С той стороны чего? — спросила она.
Как это чего? Земного уровня, разумеется.
Элламей сочла нужным вставить свое замечание:
Вероятно, мисс Грант еще не посвящена, сестра.
— Возможно, пока нет, — ответила Ида. — Значит, в следующий четверг, в четыре часа?
— В следующий четверг?
— На чай?
Шайлер была в замешательстве.
— Я поговорю с мистером Баллинджером и позвоню вам, хорошо?
— Это было бы очень мило с вашей стороны. — Мисс Ида Фрик взволнованно заерзала. — Вы не забудете рецепт салата?
— Не забуду, — заверила ее молодая женщина. Шайлер вздохнула с неподдельным облегчением, когда сестры Фрик отошли к столу с закусками. Она чувствовала, что сейчас ей совсем не помешает большой глоток спиртного. Наверное, мистер Баркер был прав в своих рассуждениях о виски.
— Боже мой, этого не может быть! — послышался вкрадчивый мужской голос откуда-то из-за ее спины.
Шайлер обернулась.
— Это же ты… — утвердительно произнес мужчина. Она наморщила лоб.
— Ты стала совсем взрослой, кузина.
Шайлер не отрываясь смотрела на шикарного мужчину, стоявшего перед ней. Он был высокий и загорелый. Светлые волосы, карие глаза, великолепная стрижка, отличный костюм. Как она могла забыть, насколько он красив?
— Джонни! — воскликнула она.
Он улыбнулся:
— Кто же еще?
— Джонни, — повторила она, расцветая в улыбке.
— Сколько мы не виделись, Шайлер?
Она не могла оторвать от него глаз.
— Девять лет.
Легкая тень омрачила обычно безупречные черты его лица.
— Так долго?
— Да. — Шайлер знала это точно. Последний раз они встречались на поминальной службе по ее родителям и Кит.
Джонни отступил на шаг и окинул ее оценивающим взглядом. Он взмахнул рукой, будто держал в ней волшебную палочку.
— Тебе идет на пользу жизнь в Париже.
— Да уж.
Джонни Грант восхищался ею совершенно искреннее и очень по-мужски.
— Ты настоящая француженка, — провозгласил он, как бы зная в этом толк. — Очень элегантная. Очень модная.
На Шайлер было простое черное платье, на ногах — простые черные лодочки, а в руках — простая черная сумочка. Платье было от Гуччи. Туфли и сумочка от Прада. Все вместе стоило почти столько же, сколько простой черный «ягуар», стоявший в гараже.
— Как и ты, — сказала она, готовая рассмеяться впервые за долгое время. Она подошла ближе к своему кузену и понизила голос до шепота: — Джонни, ты нормальный?
Выражение, появившееся у него на лице, было непередаваемо. Изящная бровь поползла вверх.
— А кто сейчас нормальный?
— Ты знаешь, что я имею в виду, — торжественно произнесла она.
Его осенило:
— А-а, я вижу, ты уже встретила наших неподражаемых сестер Фрик.
— Верно.
Он издал короткий негромкий смешок и сказал:
— Довольно странные, правда?
— Хмм…
— Можно даже сказать, не от мира сего.
— Похоже на то.
— Они уже пригласили тебя на чай? — спросил он. Его темные глаза искрились смехом.
Она осторожно ответила:
— Да.
Джонни был в курсе чего-то такого, о чем она еще не знала. Шайлер прочла это у него на лице.
— Тогда тебя будут потчевать вкуснейшими кексами и прочими сладостями и заговорят до смерти. Не исключено, что ты даже примешь участие в сеансе. А может, тебе удастся еще и увидеть их брата Теодора, Тедди, — сообщил он ей, стряхивая несуществующую пылинку со своего дорогого костюма безупречного покроя.
Шайлер не оставалось ничего другого, как развить тему:
— А чем этот Тедди занимается?
Ее кузен явно забавлялся сложившейся ситуацией:
— Насколько я знаю, собирает всякую ерунду.
— Ерунду?
— Мох. Или грибы? — засомневался Джонатан Грант. Наконец неотразимый красавец решил, что его кузина уже достаточно истомилась. — На самом деле он что-то вроде ботаника. Насколько я знаю, хорошо известен в местных научных кругах.
Шайлер с облегчением выдохнула:
— Уф.
Джонни явно хотел загладить свою вину:
— Я знаю, что тебе сейчас нужно.
— Что?
На устах Джонни снова заиграла чудная улыбка.
— Утешающие объятия, дружеский поцелуй и глоток спиртного.
— Ты не нормальный, Джонни, — заявила Шайлер, взяв его под руку. — Ты совершенно исключительный.
Глава 7
Глава 8
— Я Шайлер Грант, внучатая племянница Коры.
Опершись для равновесия на свою палку, старик с большим риском для себя наклонился в ее сторону.
— Вы ничуть на нее не похожи.
Шайлер не нашла что возразить на это утверждение и вместо этого ответила на первый вопрос старика:
— Эти сандвичи с куриным салатом. Вон те, на другом конце стола, — с салатом из семги, огурца и лобстера.
— На курицу, семгу и лобстера у меня нет аллергии, — заявил бывший садовник.
Шайлер не представляла, как старик сможет взять еду со стола, — он и так уже тяжело опирался на свою палку, чтобы не упасть.
— Давайте я наполню вашу тарелку, мистер Баркер?
— Угу, давайте, — ответил он, небрежно мотнув своей снежно-белой головой.
— Чего бы вы хотели выпить?
— Виски. Безо льда. — Он погрозил ей шишковатым пальцем. — Уж поверьте мне, мисси. Рецепт долголетия состоит в том, чтобы не есть тунца и делать глоток виски каждый день. — С этими мудрыми словами старик направился к пустому стулу и тяжело опустился на него.
Шайлер положила на тарелку приемлемые, как она надеялась, для мистера Баркера кушанья, налила щедрую порцию виски в хрустальный стакан и отнесла все это старику.
Он заправил полотняную салфетку за манишку своего костюма-тройки, подцепил полную вилку салата с лобстером и отправил в рот. Затем хлебнул спиртного и провозгласил:
— Миссис Грант всегда умела устраивать первоклассные приемы.
Шайлер ничего не могла к этому добавить. Она, разумеется, ни разу не была на знаменитых вечерах Коры. Они устраивались еще задолго до ее рождения. Даже до рождения ее родителей. Но Джеффри Баркер, по-видимому, их застал.
— Заметьте, я никогда не был гостем на этих торжествах, — пояснил он с таким видом, будто, не упомянув об этом, он непоправимо исказил бы факты. — Но я устанавливал тенты для приемов на открытом воздухе, расставлял столы и стулья, развешивал огни на кромках крыш и вдоль садовых дорожек и даже носил с кухни угощения, когда нужна была помощь. А в конце вечера слугам разрешали любоваться фейерверком с южной лужайки. — Престарелый садовник резко поднял голову. — Фейерверки всегда были для меня самой любимой частью празднеств, — признался он.
— А сколько вы прожили в Грантвуде, мистер Баркер? — вежливо поинтересовалась Шайлер.
Прежде чем ответить, старик ненадолго задумался.
— Вот уже семьдесят лет. Я был семнадцатилетним пареньком, мелкой сошкой на служебной лестнице, когда меня наняли выполнять черную работу. — Он что-то пробормотал себе под нос, съел еще немного салата и сделал еще один оздоровительный глоток виски. — В тег дни здесь требовалось по меньшей мере тридцать рабочих, чтобы поддерживать сад в порядке. Конечно, мы обходились без всех этих новомодных приспособлений, которые используют сейчас. Мы все делали своими руками. Скажу вам, это была нелегкая работенка.
«„Садоводству с нуля“ придется многое объяснить», — подумала Шайлер.
Когда виски было выпито до последней капли, Джеффри Баркер отодвинул свою тарелку и пустой стакан в сторону и поднялся на ноги, гордо отвергнув помощь Шайлер. Он оперся на свою палку, оглядел комнату, полную болтающих людей, и смущенно сказал:
— Сейчас, верно, не самое подходящее время обсуждать планы насчет тайного садика миссис Грант.
Шайлер пристально посмотрела на старика. Казалось, его взгляд блуждает по каким-то неведомым ей далям.
— Тайный сад бабушки Коры?
Старик поджал губы.
— Он самый. Надо поторапливаться, если она хочет, чтобы к лету сад был готов. — Бывший главный садовник понизил голос. — Вы умеете хранить тайны, юная леди?
— Да.
Он пару раз кивнул убеленной сединами головой.
— Похоже на то. Вы не такая, как эти легкомысленные и ветреные современные девицы.
— Спасибо.
Баркер произнес доверительным шепотом:
— Мистер Грант подготовил необыкновенный сюрприз ко дню рождения своей жены. Не многие из нас знают об этом — а мы поклялись держать все в тайне.
Шайлер выжидательно смотрела на него. Восьмидесятисемилетний Джеффри Баркер казался весьма довольным собой, продолжая рассказ:
— В конце концов, не каждый день хозяйке Грантвуда исполняется тридцать.
Шайлер тихонько вздохнула и эхом повторила вслед за ним:
— Нет. Не каждый.
Старик захихикал и пихнул ее в бок костлявым локтем.
— Ее мечта вот-вот сбудется, понимаете, к чему я клоню?
— Боюсь, не совсем, — призналась она, ставя его тарелку и стакан на ближайшее свободное место — на раритетный итальянский комод XVIII века.
Ее собеседник почти перешел на шепот:
— Хозяйка всегда мечтала о колодце заветных желаний.
Шайлер знала, что на ее лице отразилось полное недоумение.
— Волшебный колодец?
Джеффри Баркер поднес трясущийся палец к своим плотно сжатым губам:
— Ш-ш, мисси. Это секрет.
— Я никому не скажу, — пообещала она.
Старик заметно утомился.
— Вы уж постарайтесь, а то я потеряю работу, — предупредил он ее.
— Будьте спокойны, мистер Баркер, я не выдам вашей тайны, — обнадежила его Шайлер.
Джеффри Баркер удовлетворенно кивнул.
— Хозяин выстроил колодец в центре тайного сада. Это было нелегко, скажу я вам. Ведь работа велась тайком от хозяйки. — Он вдруг заявил прозаичным тоном: — Ну, мне пора отправляться домой. Я сейчас хожу немного медленнее, чем когда-то.
— Спасибо, что пришли, мистер Баркер.
— Передайте мои наилучшие пожелания миссис Грант. — Старый садовник замолчал и потер рукой свою пунцовую щеку. — Хотя ведь она умерла, не так ли?
— Да, это так.
— Тогда мои наилучшие пожелания вам, мисс Грант. — Он еще раз почтительно кивнул.
Шайлер проводила садовника до двери, где его ждал племянник, и вернулась к гостям.
— Вы читали поэму Эдны Сент-Винсент Миллей, мисс Грант? — спросила ее одна из сестер Фрик, когда Шайлер обходила гостей, оставшихся в салоне.
— Нет.
Ответ Шайлер не был принят во внимание.
— Вы наверняка чувствуете то же, что и я, по отношению к поэзии Миллей, — уверенно заявила высокая, болезненно-тощая мисс Фрик.
Стараясь сохранить невозмутимый вид, Шайлер поинтересовалась:
— А что вы чувствуете?
— Я в полном восторге от нее, — в упоении произнесла Элламей Фрик. — Меня посещают печаль и меланхолия. А что же еще нам испытывать на похоронах, как не печаль и меланхолию?
— На поминальной службе, — поправила ее Шайлер.
— «Душа разделит небо на две части», — процитировала Элламей Фрик с истинным драматизмом и с явным удовольствием она продолжила: — Да, Кора определенно одобрила бы ваш выбор, мисс Грант.
— Спасибо, — сказала Шайлер, признавая поражение, столкнувшись с ним лицом к лицу.
Рядом с ними появилось еще одно существо. Подошедшая была столь же округла и пышна, сколь суха и угловата была мисс Элламей Фрик. При этом мисс Ида Фрик была на добрых шесть-семь дюймов ниже своей сестры.
— Ты пригласила мисс Грант к нам на чаепитие, сестра?
— Мы обсуждали поэзию Эдны Сент-Винсент Миллей, моя дорогая, а не угощения.
— Угощение удалось на славу, — прощебетала маленькая мисс Фрик. — Обязательно попробуй салат из лобстера на том конце стола. Пальчики оближешь! Совершенно изумительно! — Ида Фрик вперила в Шайлер взгляд поверх своих бифокальных очков. — Это ваш рецепт, дорогая?
— Нет, не мой.
— Я должна его знать. Если вы, конечно, не против. Вы же не из тех хозяек, которые настаивают на соблюдении тайны и держат в секрете все свои чудесные рецепты, правда? Вы ведь делитесь ими с другими родственными душами?
За последние несколько минут Шайлер потерпела поражение уже дважды.
— Я буду счастлива поделиться с вами рецептом этого салата, мисс Фрик.
— Ты слышала, сестра? — Толстушка в складках черной траурной ткани просто-таки задрожала от восторга. — Мисс Грант собирается дать мне свой рецепт. — Она сцепила пухлые розовые ручки под более чем пышной грудью. — Как это щедро. Как великодушно. Просто изумительно. — Мисс Ида Фрик внезапно остановилась и нахмурилась. — О, дорогая, о чем я говорила до того, как меня прервали?
— Ты говорила, что мы должны пригласить мисс Грант на чай, — напомнила Элламей.
— И этого душку мистера Баллинджера, с которым Кора всегда была так мила. Он тоже должен прийти. — У Иды Фрик явно была привычка менять тему разговора без всякого предупреждения. — Вы в родстве, моя дорогая?
Шайлер была сбита с толку.
— С кем?
Женщина часто заморгала.
— С мистером Баллинджером, конечно.
— Нет.
Но и этот ответ не смутил мисс Фрик.
— Должно быть, он родственник по другой линии, раз его фамилия Баллинджер, а не Грант.
Шайлер открыла было рот, но тут же закрыла его. Если нельзя бороться, остается только смириться.
— Кстати говоря, — начала Ида Фрик, выжидательно уставившись на молодую хозяйку дома, — я все думаю, когда же наконец Кора войдет с нами в контакт.
— Войдет в контакт?
— С той стороны.
На сей раз Шайлер была не просто сбита с толку — она была в полной растерянности.
— С той стороны чего? — спросила она.
Как это чего? Земного уровня, разумеется.
Элламей сочла нужным вставить свое замечание:
Вероятно, мисс Грант еще не посвящена, сестра.
— Возможно, пока нет, — ответила Ида. — Значит, в следующий четверг, в четыре часа?
— В следующий четверг?
— На чай?
Шайлер была в замешательстве.
— Я поговорю с мистером Баллинджером и позвоню вам, хорошо?
— Это было бы очень мило с вашей стороны. — Мисс Ида Фрик взволнованно заерзала. — Вы не забудете рецепт салата?
— Не забуду, — заверила ее молодая женщина. Шайлер вздохнула с неподдельным облегчением, когда сестры Фрик отошли к столу с закусками. Она чувствовала, что сейчас ей совсем не помешает большой глоток спиртного. Наверное, мистер Баркер был прав в своих рассуждениях о виски.
— Боже мой, этого не может быть! — послышался вкрадчивый мужской голос откуда-то из-за ее спины.
Шайлер обернулась.
— Это же ты… — утвердительно произнес мужчина. Она наморщила лоб.
— Ты стала совсем взрослой, кузина.
Шайлер не отрываясь смотрела на шикарного мужчину, стоявшего перед ней. Он был высокий и загорелый. Светлые волосы, карие глаза, великолепная стрижка, отличный костюм. Как она могла забыть, насколько он красив?
— Джонни! — воскликнула она.
Он улыбнулся:
— Кто же еще?
— Джонни, — повторила она, расцветая в улыбке.
— Сколько мы не виделись, Шайлер?
Она не могла оторвать от него глаз.
— Девять лет.
Легкая тень омрачила обычно безупречные черты его лица.
— Так долго?
— Да. — Шайлер знала это точно. Последний раз они встречались на поминальной службе по ее родителям и Кит.
Джонни отступил на шаг и окинул ее оценивающим взглядом. Он взмахнул рукой, будто держал в ней волшебную палочку.
— Тебе идет на пользу жизнь в Париже.
— Да уж.
Джонни Грант восхищался ею совершенно искреннее и очень по-мужски.
— Ты настоящая француженка, — провозгласил он, как бы зная в этом толк. — Очень элегантная. Очень модная.
На Шайлер было простое черное платье, на ногах — простые черные лодочки, а в руках — простая черная сумочка. Платье было от Гуччи. Туфли и сумочка от Прада. Все вместе стоило почти столько же, сколько простой черный «ягуар», стоявший в гараже.
— Как и ты, — сказала она, готовая рассмеяться впервые за долгое время. Она подошла ближе к своему кузену и понизила голос до шепота: — Джонни, ты нормальный?
Выражение, появившееся у него на лице, было непередаваемо. Изящная бровь поползла вверх.
— А кто сейчас нормальный?
— Ты знаешь, что я имею в виду, — торжественно произнесла она.
Его осенило:
— А-а, я вижу, ты уже встретила наших неподражаемых сестер Фрик.
— Верно.
Он издал короткий негромкий смешок и сказал:
— Довольно странные, правда?
— Хмм…
— Можно даже сказать, не от мира сего.
— Похоже на то.
— Они уже пригласили тебя на чай? — спросил он. Его темные глаза искрились смехом.
Она осторожно ответила:
— Да.
Джонни был в курсе чего-то такого, о чем она еще не знала. Шайлер прочла это у него на лице.
— Тогда тебя будут потчевать вкуснейшими кексами и прочими сладостями и заговорят до смерти. Не исключено, что ты даже примешь участие в сеансе. А может, тебе удастся еще и увидеть их брата Теодора, Тедди, — сообщил он ей, стряхивая несуществующую пылинку со своего дорогого костюма безупречного покроя.
Шайлер не оставалось ничего другого, как развить тему:
— А чем этот Тедди занимается?
Ее кузен явно забавлялся сложившейся ситуацией:
— Насколько я знаю, собирает всякую ерунду.
— Ерунду?
— Мох. Или грибы? — засомневался Джонатан Грант. Наконец неотразимый красавец решил, что его кузина уже достаточно истомилась. — На самом деле он что-то вроде ботаника. Насколько я знаю, хорошо известен в местных научных кругах.
Шайлер с облегчением выдохнула:
— Уф.
Джонни явно хотел загладить свою вину:
— Я знаю, что тебе сейчас нужно.
— Что?
На устах Джонни снова заиграла чудная улыбка.
— Утешающие объятия, дружеский поцелуй и глоток спиртного.
— Ты не нормальный, Джонни, — заявила Шайлер, взяв его под руку. — Ты совершенно исключительный.
Глава 7
«Возможно, мне и стоило предупредить ее насчет сестер Фрик», — с запоздалым раскаянием подумал Трейс.
Но слово «странный» как будто не в новинку для Шайлер. Кроме того, она уже вполне взрослая девушка. Женщина, если быть совсем уж точным и корректным. Женщина, которая с двадцати лет абсолютно самостоятельна. Она способна за себя постоять.
А если и нет, то златокудрый Адонис, увлекший ее за руку, явно горел желанием помочь ей.
Трейс видел, как безупречный красавец улыбнулся, глядя в глаза Шайлер, и сказал ей что-то такое, что заставило ее улыбнуться в ответ. Затем он запечатлел поцелуй на ее щеке, совсем рядом с губами.
И филадельфийскому юристу не понадобилось много времени (чертовски верно и то, что нью-йоркский тоже недолго пребывал бы в неведении), чтобы узнать лицо, которое улыбалось в рекламе «Ролекс»: то был Джонатан Тибериус Грант.
Кузен Джонни.
Трейс почувствовал, что хмурится. Он придал своему лицу нейтральное выражение и напомнил себе, что его это совершенно не касается.
Хотя нет.
Все, что касается Шайлер Грант, касается и его тоже. Об этом позаботилась Кора. Он сам принял эту ношу.
— Вы не выглядите особенно счастливым, мистер Баллинджер, — произнес кто-то в непосредственной близости от него.
Трейс увидел хозяина соседнего поместья.
— Так ведь сейчас не лучший повод для веселья, мистер Коффин.
— Кора бы с вами не согласилась. — Адам Коффин, человек с изможденный лицом и тщедушным телом, — не однажды было замечено, что его внешность вполне соответствует его фамилии[3], — подошел и остановился рядом с Трейсом. Минуту-другую мужчины смотрели на сборище друзей и соседей. — Кора ничего так не любила, как приемы.
Но Трейс не отступался от своих слов.
— Я бы все же не назвал это званым вечером.
Шестидесятилетний джентльмен отпил немного из стакана, по-видимому, с томатным соком.
— Я думаю, этому вечеру не хватает нескольких важнейших элементов.
Нескольких?
— За те восемь лет, что я знал Кору, она не устроила ни одного приема или даже просто званого обеда, — заявил Трейс. — Да и вообще она предпочитала есть на кухне.
Адам Коффин покачал своей почти совсем лысой головой:
— Только потому, что она была уже стара и одинока, когда вы ее встретили, мистер Баллинджер. Я помню, какие грандиозные приемы устраивали Кора и ее супруг в Грантвуде в лучшие времена. Конечно, я тогда был еще зеленым юнцом, и меня не приглашали. Но мои родители всегда были в списке гостей. — Он издал смешок, больше похожий на фырканье. — Однако я был весьма находчивым малым. Было бы желание, а возможность найдется.
— Какая возможность? — спросил Трейс, делая глоток содовой с лаймом и не переставая краем глаза следить за Шайлер и Джонни Грантом, даже когда Адам Коффин предался воспоминаниям о прошлом.
— Проникнуть на прием.
Трейс искоса взглянул на него:
— Вы ходили в гости без приглашения?
— Да, — последовал горделивый ответ.
— Сколько же вам было лет?
— Семь или восемь. — Мужчина залпом допил сок и принялся вертеть в руках стакан. — Не похоже, чтобы вы мне поверили.
Вспоминая, на что он сам был способен в таком возрасте, Трейс подумал, что проникновение на прием без приглашения — просто невинная детская шалость.
— Собственно говоря, я охотно вам верю. Прошло не меньше минуты, прежде чем Адам Коффин снова заговорил:
— Кора всегда была неравнодушна к мужчинам вообще и к нему в частности.
— К кому именно?
Адам Коффин жестом указал на воссоединившихся кузенов:
— К Джонни.
Кора никогда не рассказывала Трейсу ни о ком из своих дальних родственников в отдельности.
— Правда?
— Кора часто говорила о том, какой Джонни милый и остроумный и какая славная пара могла бы из них выйти. — Адам уставился на свой стакан, будто пытаясь вспомнить, когда тот успел опустеть. — По крайней мере так было, когда он был моложе.
— Как я понял, в последнее время Джонни был здесь редким гостем.
— И сейчас, и раньше. По общему мнению, Джонатан Грант с головой погружен в свои деловые операции.
Трейс не видел в этом ничего предосудительного.
— А чем именно он занимается?
— Все очень тривиально. Инвестирование. Банковское дело. Недвижимость. — Адам Коффин пожал костлявыми плечами. — Все то, что делают богатые люди, чтобы стать еще богаче.
Они оба изучающе посмотрели на одетого с иголочки мужчину в другом конце зала.
— Похоже, Джонни весьма преуспел.
— Одежда не всегда говорит о состоянии дел, — заметил Трейс.
— Это верно, — согласился Адам. Он осторожно сунул руку в карман своего пиджака. — Интересно, включила ли она его в свое завещание, — задумчиво протянул он.
Трейс никак не отреагировал на эти слова. Его собеседник покраснел.
— Простите, Баллинджер. Я не пытался выудить у вас информацию. Просто я забыл на мгновение, что вы поверенный Коры.
— Ничего страшного.
Но Коффин не понял намека и продолжил разговор в том же русле:
— Думаю, мы скоро это узнаем.
Трейс ответил уклончиво:
— Думаю, да.
— Нельзя отрицать, что Джонни любит дорогую одежду, быстрые автомобили и красивых женщин, — открыто признал Адам.
Как и большинство мужчин.
— Или по крайней мере любил. Любопытно, были ли у Коры какие-нибудь виды насчет этой парочки, — продолжал развивать свои предположения пожилой мужчина.
Трейс поинтересовался:
— Насчет кого?
— Джонни и Шайлер. Он все еще холост. Она вернулась из Франции. Богатые обычно женятся на себе подобных. А им ничто не мешает это сделать.
Трейс и бровью не повел.
— Они брат и сестра.
Адам Коффин покачал головой из стороны в сторону.
— Очень дальние. Троюродные или четвероюродные, по словам Коры. — Мужчина вздохнул и смахнул что-то со щеки. — Мне будет очень не хватать Коры. Она была моим единственным другом с тех пор, как умерли мои родители. Кроме Муза, естественно.
— Муза?
— Моей собаки.
У меня тоже есть собака.
Адам тут же полюбопытствовал:
— Какой породы?
Трейс поставил стакан и расстегнул пиджак. В салоне Людовика XIII, на его взгляд, стало немного жарко и душно — а может, все дело в этом чертовом костюме.
— Бадди наполовину охотничий пес. Насчет другой половины я не совсем уверен.
— Бадди был бездомным?
— Да.
— Муз тоже. Некоторым образом. — Сосед Коры пустился в воспоминания: — Я поехал в торговый центр за продуктами. На обратном пути я случайно заметил коричневый бумажный пакет, валявшийся на обочине. Я до сих пор не знаю, что заставило меня тогда остановить машину, открыть пакет и заглянуть внутрь. Там был Муз. Тогда он был еще щенком. Щенком, которого кто-то выбросил, как ненужный хлам. — В голосе Адама слышалось недоумение. — Я взял его с собой. Всю первую ночь я провел рядом с ним. Боялся, что он не выживет, но он выжил. Это было пять лет назад — с тех пор мы не расстаемся.
Трейс был почти серьезен, когда предложил:
— Муз с Бадди должны как-нибудь встретиться. Каждое утро мы вместе совершаем пробежку.
На лице Адама Коффина появилось странное выражение.
— А Муз и сейчас здесь.
Губы Трейса сложились в улыбку.
— Где здесь?
Адам пошевелил рукой, той самой, что он бережно держал в кармане пиджака. Мгновением позже оттуда высунулась крошечная, почти безволосая тощая собачья мордочка.
Трейс вспомнил старую присказку о сходстве собак со своими хозяевами. Откашлявшись пару раз, он отважился высказать свое предположение:
— Муз…
— Чихуахуа.
Но слово «странный» как будто не в новинку для Шайлер. Кроме того, она уже вполне взрослая девушка. Женщина, если быть совсем уж точным и корректным. Женщина, которая с двадцати лет абсолютно самостоятельна. Она способна за себя постоять.
А если и нет, то златокудрый Адонис, увлекший ее за руку, явно горел желанием помочь ей.
Трейс видел, как безупречный красавец улыбнулся, глядя в глаза Шайлер, и сказал ей что-то такое, что заставило ее улыбнуться в ответ. Затем он запечатлел поцелуй на ее щеке, совсем рядом с губами.
И филадельфийскому юристу не понадобилось много времени (чертовски верно и то, что нью-йоркский тоже недолго пребывал бы в неведении), чтобы узнать лицо, которое улыбалось в рекламе «Ролекс»: то был Джонатан Тибериус Грант.
Кузен Джонни.
Трейс почувствовал, что хмурится. Он придал своему лицу нейтральное выражение и напомнил себе, что его это совершенно не касается.
Хотя нет.
Все, что касается Шайлер Грант, касается и его тоже. Об этом позаботилась Кора. Он сам принял эту ношу.
— Вы не выглядите особенно счастливым, мистер Баллинджер, — произнес кто-то в непосредственной близости от него.
Трейс увидел хозяина соседнего поместья.
— Так ведь сейчас не лучший повод для веселья, мистер Коффин.
— Кора бы с вами не согласилась. — Адам Коффин, человек с изможденный лицом и тщедушным телом, — не однажды было замечено, что его внешность вполне соответствует его фамилии[3], — подошел и остановился рядом с Трейсом. Минуту-другую мужчины смотрели на сборище друзей и соседей. — Кора ничего так не любила, как приемы.
Но Трейс не отступался от своих слов.
— Я бы все же не назвал это званым вечером.
Шестидесятилетний джентльмен отпил немного из стакана, по-видимому, с томатным соком.
— Я думаю, этому вечеру не хватает нескольких важнейших элементов.
Нескольких?
— За те восемь лет, что я знал Кору, она не устроила ни одного приема или даже просто званого обеда, — заявил Трейс. — Да и вообще она предпочитала есть на кухне.
Адам Коффин покачал своей почти совсем лысой головой:
— Только потому, что она была уже стара и одинока, когда вы ее встретили, мистер Баллинджер. Я помню, какие грандиозные приемы устраивали Кора и ее супруг в Грантвуде в лучшие времена. Конечно, я тогда был еще зеленым юнцом, и меня не приглашали. Но мои родители всегда были в списке гостей. — Он издал смешок, больше похожий на фырканье. — Однако я был весьма находчивым малым. Было бы желание, а возможность найдется.
— Какая возможность? — спросил Трейс, делая глоток содовой с лаймом и не переставая краем глаза следить за Шайлер и Джонни Грантом, даже когда Адам Коффин предался воспоминаниям о прошлом.
— Проникнуть на прием.
Трейс искоса взглянул на него:
— Вы ходили в гости без приглашения?
— Да, — последовал горделивый ответ.
— Сколько же вам было лет?
— Семь или восемь. — Мужчина залпом допил сок и принялся вертеть в руках стакан. — Не похоже, чтобы вы мне поверили.
Вспоминая, на что он сам был способен в таком возрасте, Трейс подумал, что проникновение на прием без приглашения — просто невинная детская шалость.
— Собственно говоря, я охотно вам верю. Прошло не меньше минуты, прежде чем Адам Коффин снова заговорил:
— Кора всегда была неравнодушна к мужчинам вообще и к нему в частности.
— К кому именно?
Адам Коффин жестом указал на воссоединившихся кузенов:
— К Джонни.
Кора никогда не рассказывала Трейсу ни о ком из своих дальних родственников в отдельности.
— Правда?
— Кора часто говорила о том, какой Джонни милый и остроумный и какая славная пара могла бы из них выйти. — Адам уставился на свой стакан, будто пытаясь вспомнить, когда тот успел опустеть. — По крайней мере так было, когда он был моложе.
— Как я понял, в последнее время Джонни был здесь редким гостем.
— И сейчас, и раньше. По общему мнению, Джонатан Грант с головой погружен в свои деловые операции.
Трейс не видел в этом ничего предосудительного.
— А чем именно он занимается?
— Все очень тривиально. Инвестирование. Банковское дело. Недвижимость. — Адам Коффин пожал костлявыми плечами. — Все то, что делают богатые люди, чтобы стать еще богаче.
Они оба изучающе посмотрели на одетого с иголочки мужчину в другом конце зала.
— Похоже, Джонни весьма преуспел.
— Одежда не всегда говорит о состоянии дел, — заметил Трейс.
— Это верно, — согласился Адам. Он осторожно сунул руку в карман своего пиджака. — Интересно, включила ли она его в свое завещание, — задумчиво протянул он.
Трейс никак не отреагировал на эти слова. Его собеседник покраснел.
— Простите, Баллинджер. Я не пытался выудить у вас информацию. Просто я забыл на мгновение, что вы поверенный Коры.
— Ничего страшного.
Но Коффин не понял намека и продолжил разговор в том же русле:
— Думаю, мы скоро это узнаем.
Трейс ответил уклончиво:
— Думаю, да.
— Нельзя отрицать, что Джонни любит дорогую одежду, быстрые автомобили и красивых женщин, — открыто признал Адам.
Как и большинство мужчин.
— Или по крайней мере любил. Любопытно, были ли у Коры какие-нибудь виды насчет этой парочки, — продолжал развивать свои предположения пожилой мужчина.
Трейс поинтересовался:
— Насчет кого?
— Джонни и Шайлер. Он все еще холост. Она вернулась из Франции. Богатые обычно женятся на себе подобных. А им ничто не мешает это сделать.
Трейс и бровью не повел.
— Они брат и сестра.
Адам Коффин покачал головой из стороны в сторону.
— Очень дальние. Троюродные или четвероюродные, по словам Коры. — Мужчина вздохнул и смахнул что-то со щеки. — Мне будет очень не хватать Коры. Она была моим единственным другом с тех пор, как умерли мои родители. Кроме Муза, естественно.
— Муза?
— Моей собаки.
У меня тоже есть собака.
Адам тут же полюбопытствовал:
— Какой породы?
Трейс поставил стакан и расстегнул пиджак. В салоне Людовика XIII, на его взгляд, стало немного жарко и душно — а может, все дело в этом чертовом костюме.
— Бадди наполовину охотничий пес. Насчет другой половины я не совсем уверен.
— Бадди был бездомным?
— Да.
— Муз тоже. Некоторым образом. — Сосед Коры пустился в воспоминания: — Я поехал в торговый центр за продуктами. На обратном пути я случайно заметил коричневый бумажный пакет, валявшийся на обочине. Я до сих пор не знаю, что заставило меня тогда остановить машину, открыть пакет и заглянуть внутрь. Там был Муз. Тогда он был еще щенком. Щенком, которого кто-то выбросил, как ненужный хлам. — В голосе Адама слышалось недоумение. — Я взял его с собой. Всю первую ночь я провел рядом с ним. Боялся, что он не выживет, но он выжил. Это было пять лет назад — с тех пор мы не расстаемся.
Трейс был почти серьезен, когда предложил:
— Муз с Бадди должны как-нибудь встретиться. Каждое утро мы вместе совершаем пробежку.
На лице Адама Коффина появилось странное выражение.
— А Муз и сейчас здесь.
Губы Трейса сложились в улыбку.
— Где здесь?
Адам пошевелил рукой, той самой, что он бережно держал в кармане пиджака. Мгновением позже оттуда высунулась крошечная, почти безволосая тощая собачья мордочка.
Трейс вспомнил старую присказку о сходстве собак со своими хозяевами. Откашлявшись пару раз, он отважился высказать свое предположение:
— Муз…
— Чихуахуа.
Глава 8
Шайлер перевернулась с боку на бок, открыла глаза и посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.
Было три часа ночи.
Шли первые часы после полуночи, а у нее сна ни в одном глазу.
Она подумала, что если б сейчас была в Париже, то как раз бы уже пошла на работу, в свой кабинет в музее. Остановилась бы в маленьком кафе на углу рядом с Лувром, где подавали горячий кофе и сдобные рогалики, которые просто-таки таяли во рту.
Но она была не в Париже. Она находилась в Нью-Йорке, точнее, в его пригороде, и сейчас была середина ночи.
К несчастью, Шайлер отметила у себя все признаки, указывающие на то, что заснуть она сможет не скоро.
Она села на своей кровати с пологом и старательно подпихнула груду подушек себе под спину. Устроившись как можно удобнее, она тихонько вздохнула и стала разглядывать залитую лунным светом комнату.
Ей всегда было хорошо и спокойно в Желтой комнате, названной так — по крайней мере отчасти — из-за обтянутых желтым шелком стен и лежавшего на полу старинного французского ковра с черно-желтым узором.
В комнате находился уникальный мебельный гарнитур в стиле французский ампир, который когда-то Наполеон I подарил маршалу Сульту. Над богато украшенным комодом висел портрет всадника кисти Альфреда Дидро, написанный в английской манере, а над кроватью — двойной портрет кисти Хессе. На последнем были изображены две сестры. В семейной коллекции картин эта всегда была у Шайлер одной из самых любимых.
В солнечные дни в Желтой комнате было особенно светло и радостно. Кровать стояла напротив целого ряда окон, тянувшихся от пола до потолка и выходивших на юг — из них открывался великолепный вид на сады и зеленый простор лужаек вдоль берега Гудзона.
Но в лунном свете комната совершенно преображалась. Становилась темной и таинственной.
Больше зависела от настроения.
Была более чувственной.
Ощутив внезапное беспокойство, Шайлер сбросила одеяло, соскочила с постели и босиком прошлепала к одному из огромных окон. Она не удосужилась перед сном зашторить окна. А теперь отдернула в сторону еще и тюль.
Небо было ясное. Луна — полная. В небесной синеве мерцали мириады звезд.
Отсюда она могла беспрепятственно видеть английский сад с беседкой в центре, а дальше — Гудзон и каменистую косу, известную как «наблюдательный пункт Люси».
«Кора утверждала, что видела Люси».
Шайлер не верила, что ее двоюродная бабка на закате своих дней впала в старческий маразм, и Трейс Баллинджер считал так же. Но разум порой выкидывает странные шутки и с молодыми, а не только со старыми. Иногда мы слышим и видим то, что хотим — что нам просто необходимо — увидеть и услышать.
Откинув с лица прядь волос, Шайлер подалась вперед и прислонилась щекой к оконному стеклу. Ее отражение смотрело на нее огромными темными глазами, а бледная кожа в лунном свете казалась еще бледнее.
Они редко — а может, этого и вообще никогда не было — беседовали с Корой с глазу на глаз. Возможно, именно бабушка всегда соблюдала дистанцию. Это Кора убедила Шайлер вернуться в Париж после трагедии на яхте. Фактически она настояла, чтобы Шайлер осталась жить во Франции.
И все же, когда все было сказано и сделано, Шайлер почувствовала, что семья есть семья.
— Даю слово, Кора, — прошептала она, — я останусь здесь, пока все призраки не упокоятся с миром.
Хотя нельзя сказать, чтобы она верила в привидения.
Как раз в этот момент раздался какой-то звук. Шайлер насторожилась и прислушалась. Звук повторился снова.
Может, это просто ветер пошелестел в деревьях? Может, ветка стукнула по крыше или маленький ночной зверек пробежал в чаще, давшей название всему поместью?
Но это был жуткий, противоестественный звук.
Нечеловеческий.
И тут Шайлер увидела странную вспышку света у беседки.
Затем еще одну.
«Что, черт возьми, происходит? «
Кора утверждала, что видела и слышала странные вещи. А теперь, после того как она сама провела в Грантвуде менее трех суток, с ней происходит то же самое. Совпадение? Шайлер не была уверена, что верит в совпадения. Скорее это напоминало какую-то странную игру.
Было три часа ночи.
Шли первые часы после полуночи, а у нее сна ни в одном глазу.
Она подумала, что если б сейчас была в Париже, то как раз бы уже пошла на работу, в свой кабинет в музее. Остановилась бы в маленьком кафе на углу рядом с Лувром, где подавали горячий кофе и сдобные рогалики, которые просто-таки таяли во рту.
Но она была не в Париже. Она находилась в Нью-Йорке, точнее, в его пригороде, и сейчас была середина ночи.
К несчастью, Шайлер отметила у себя все признаки, указывающие на то, что заснуть она сможет не скоро.
Она села на своей кровати с пологом и старательно подпихнула груду подушек себе под спину. Устроившись как можно удобнее, она тихонько вздохнула и стала разглядывать залитую лунным светом комнату.
Ей всегда было хорошо и спокойно в Желтой комнате, названной так — по крайней мере отчасти — из-за обтянутых желтым шелком стен и лежавшего на полу старинного французского ковра с черно-желтым узором.
В комнате находился уникальный мебельный гарнитур в стиле французский ампир, который когда-то Наполеон I подарил маршалу Сульту. Над богато украшенным комодом висел портрет всадника кисти Альфреда Дидро, написанный в английской манере, а над кроватью — двойной портрет кисти Хессе. На последнем были изображены две сестры. В семейной коллекции картин эта всегда была у Шайлер одной из самых любимых.
В солнечные дни в Желтой комнате было особенно светло и радостно. Кровать стояла напротив целого ряда окон, тянувшихся от пола до потолка и выходивших на юг — из них открывался великолепный вид на сады и зеленый простор лужаек вдоль берега Гудзона.
Но в лунном свете комната совершенно преображалась. Становилась темной и таинственной.
Больше зависела от настроения.
Была более чувственной.
Ощутив внезапное беспокойство, Шайлер сбросила одеяло, соскочила с постели и босиком прошлепала к одному из огромных окон. Она не удосужилась перед сном зашторить окна. А теперь отдернула в сторону еще и тюль.
Небо было ясное. Луна — полная. В небесной синеве мерцали мириады звезд.
Отсюда она могла беспрепятственно видеть английский сад с беседкой в центре, а дальше — Гудзон и каменистую косу, известную как «наблюдательный пункт Люси».
«Кора утверждала, что видела Люси».
Шайлер не верила, что ее двоюродная бабка на закате своих дней впала в старческий маразм, и Трейс Баллинджер считал так же. Но разум порой выкидывает странные шутки и с молодыми, а не только со старыми. Иногда мы слышим и видим то, что хотим — что нам просто необходимо — увидеть и услышать.
Откинув с лица прядь волос, Шайлер подалась вперед и прислонилась щекой к оконному стеклу. Ее отражение смотрело на нее огромными темными глазами, а бледная кожа в лунном свете казалась еще бледнее.
Они редко — а может, этого и вообще никогда не было — беседовали с Корой с глазу на глаз. Возможно, именно бабушка всегда соблюдала дистанцию. Это Кора убедила Шайлер вернуться в Париж после трагедии на яхте. Фактически она настояла, чтобы Шайлер осталась жить во Франции.
И все же, когда все было сказано и сделано, Шайлер почувствовала, что семья есть семья.
— Даю слово, Кора, — прошептала она, — я останусь здесь, пока все призраки не упокоятся с миром.
Хотя нельзя сказать, чтобы она верила в привидения.
Как раз в этот момент раздался какой-то звук. Шайлер насторожилась и прислушалась. Звук повторился снова.
Может, это просто ветер пошелестел в деревьях? Может, ветка стукнула по крыше или маленький ночной зверек пробежал в чаще, давшей название всему поместью?
Но это был жуткий, противоестественный звук.
Нечеловеческий.
И тут Шайлер увидела странную вспышку света у беседки.
Затем еще одну.
«Что, черт возьми, происходит? «
Кора утверждала, что видела и слышала странные вещи. А теперь, после того как она сама провела в Грантвуде менее трех суток, с ней происходит то же самое. Совпадение? Шайлер не была уверена, что верит в совпадения. Скорее это напоминало какую-то странную игру.