Молодая женщина расправила плечи, но вовсе не потому, что сутулилась.
   — Я Шайлер Грант, внучатая племянница Коры.
   Опершись для равновесия на свою палку, старик с большим риском для себя наклонился в ее сторону.
   — Вы ничуть на нее не похожи.
   Шайлер не нашла что возразить на это утверждение и вместо этого ответила на первый вопрос старика:
   — Эти сандвичи с куриным салатом. Вон те, на другом конце стола, — с салатом из семги, огурца и лобстера.
   — На курицу, семгу и лобстера у меня нет аллергии, — заявил бывший садовник.
   Шайлер не представляла, как старик сможет взять еду со стола, — он и так уже тяжело опирался на свою палку, чтобы не упасть.
   — Давайте я наполню вашу тарелку, мистер Баркер?
   — Угу, давайте, — ответил он, небрежно мотнув своей снежно-белой головой.
   — Чего бы вы хотели выпить?
   — Виски. Безо льда. — Он погрозил ей шишковатым пальцем. — Уж поверьте мне, мисси. Рецепт долголетия состоит в том, чтобы не есть тунца и делать глоток виски каждый день. — С этими мудрыми словами старик направился к пустому стулу и тяжело опустился на него.
   Шайлер положила на тарелку приемлемые, как она надеялась, для мистера Баркера кушанья, налила щедрую порцию виски в хрустальный стакан и отнесла все это старику.
   Он заправил полотняную салфетку за манишку своего костюма-тройки, подцепил полную вилку салата с лобстером и отправил в рот. Затем хлебнул спиртного и провозгласил:
   — Миссис Грант всегда умела устраивать первоклассные приемы.
   Шайлер ничего не могла к этому добавить. Она, разумеется, ни разу не была на знаменитых вечерах Коры. Они устраивались еще задолго до ее рождения. Даже до рождения ее родителей. Но Джеффри Баркер, по-видимому, их застал.
   — Заметьте, я никогда не был гостем на этих торжествах, — пояснил он с таким видом, будто, не упомянув об этом, он непоправимо исказил бы факты. — Но я устанавливал тенты для приемов на открытом воздухе, расставлял столы и стулья, развешивал огни на кромках крыш и вдоль садовых дорожек и даже носил с кухни угощения, когда нужна была помощь. А в конце вечера слугам разрешали любоваться фейерверком с южной лужайки. — Престарелый садовник резко поднял голову. — Фейерверки всегда были для меня самой любимой частью празднеств, — признался он.
   — А сколько вы прожили в Грантвуде, мистер Баркер? — вежливо поинтересовалась Шайлер.
   Прежде чем ответить, старик ненадолго задумался.
   — Вот уже семьдесят лет. Я был семнадцатилетним пареньком, мелкой сошкой на служебной лестнице, когда меня наняли выполнять черную работу. — Он что-то пробормотал себе под нос, съел еще немного салата и сделал еще один оздоровительный глоток виски. — В тег дни здесь требовалось по меньшей мере тридцать рабочих, чтобы поддерживать сад в порядке. Конечно, мы обходились без всех этих новомодных приспособлений, которые используют сейчас. Мы все делали своими руками. Скажу вам, это была нелегкая работенка.
   «„Садоводству с нуля“ придется многое объяснить», — подумала Шайлер.
   Когда виски было выпито до последней капли, Джеффри Баркер отодвинул свою тарелку и пустой стакан в сторону и поднялся на ноги, гордо отвергнув помощь Шайлер. Он оперся на свою палку, оглядел комнату, полную болтающих людей, и смущенно сказал:
   — Сейчас, верно, не самое подходящее время обсуждать планы насчет тайного садика миссис Грант.
   Шайлер пристально посмотрела на старика. Казалось, его взгляд блуждает по каким-то неведомым ей далям.
   — Тайный сад бабушки Коры?
   Старик поджал губы.
   — Он самый. Надо поторапливаться, если она хочет, чтобы к лету сад был готов. — Бывший главный садовник понизил голос. — Вы умеете хранить тайны, юная леди?
   — Да.
   Он пару раз кивнул убеленной сединами головой.
   — Похоже на то. Вы не такая, как эти легкомысленные и ветреные современные девицы.
   — Спасибо.
   Баркер произнес доверительным шепотом:
   — Мистер Грант подготовил необыкновенный сюрприз ко дню рождения своей жены. Не многие из нас знают об этом — а мы поклялись держать все в тайне.
   Шайлер выжидательно смотрела на него. Восьмидесятисемилетний Джеффри Баркер казался весьма довольным собой, продолжая рассказ:
   — В конце концов, не каждый день хозяйке Грантвуда исполняется тридцать.
   Шайлер тихонько вздохнула и эхом повторила вслед за ним:
   — Нет. Не каждый.
   Старик захихикал и пихнул ее в бок костлявым локтем.
   — Ее мечта вот-вот сбудется, понимаете, к чему я клоню?
   — Боюсь, не совсем, — призналась она, ставя его тарелку и стакан на ближайшее свободное место — на раритетный итальянский комод XVIII века.
   Ее собеседник почти перешел на шепот:
   — Хозяйка всегда мечтала о колодце заветных желаний.
   Шайлер знала, что на ее лице отразилось полное недоумение.
   — Волшебный колодец?
   Джеффри Баркер поднес трясущийся палец к своим плотно сжатым губам:
   — Ш-ш, мисси. Это секрет.
   — Я никому не скажу, — пообещала она.
   Старик заметно утомился.
   — Вы уж постарайтесь, а то я потеряю работу, — предупредил он ее.
   — Будьте спокойны, мистер Баркер, я не выдам вашей тайны, — обнадежила его Шайлер.
   Джеффри Баркер удовлетворенно кивнул.
   — Хозяин выстроил колодец в центре тайного сада. Это было нелегко, скажу я вам. Ведь работа велась тайком от хозяйки. — Он вдруг заявил прозаичным тоном: — Ну, мне пора отправляться домой. Я сейчас хожу немного медленнее, чем когда-то.
   — Спасибо, что пришли, мистер Баркер.
   — Передайте мои наилучшие пожелания миссис Грант. — Старый садовник замолчал и потер рукой свою пунцовую щеку. — Хотя ведь она умерла, не так ли?
   — Да, это так.
   — Тогда мои наилучшие пожелания вам, мисс Грант. — Он еще раз почтительно кивнул.
   Шайлер проводила садовника до двери, где его ждал племянник, и вернулась к гостям.
   — Вы читали поэму Эдны Сент-Винсент Миллей, мисс Грант? — спросила ее одна из сестер Фрик, когда Шайлер обходила гостей, оставшихся в салоне.
   — Нет.
   Ответ Шайлер не был принят во внимание.
   — Вы наверняка чувствуете то же, что и я, по отношению к поэзии Миллей, — уверенно заявила высокая, болезненно-тощая мисс Фрик.
   Стараясь сохранить невозмутимый вид, Шайлер поинтересовалась:
   — А что вы чувствуете?
   — Я в полном восторге от нее, — в упоении произнесла Элламей Фрик. — Меня посещают печаль и меланхолия. А что же еще нам испытывать на похоронах, как не печаль и меланхолию?
   — На поминальной службе, — поправила ее Шайлер.
   — «Душа разделит небо на две части», — процитировала Элламей Фрик с истинным драматизмом и с явным удовольствием она продолжила: — Да, Кора определенно одобрила бы ваш выбор, мисс Грант.
   — Спасибо, — сказала Шайлер, признавая поражение, столкнувшись с ним лицом к лицу.
   Рядом с ними появилось еще одно существо. Подошедшая была столь же округла и пышна, сколь суха и угловата была мисс Элламей Фрик. При этом мисс Ида Фрик была на добрых шесть-семь дюймов ниже своей сестры.
   — Ты пригласила мисс Грант к нам на чаепитие, сестра?
   — Мы обсуждали поэзию Эдны Сент-Винсент Миллей, моя дорогая, а не угощения.
   — Угощение удалось на славу, — прощебетала маленькая мисс Фрик. — Обязательно попробуй салат из лобстера на том конце стола. Пальчики оближешь! Совершенно изумительно! — Ида Фрик вперила в Шайлер взгляд поверх своих бифокальных очков. — Это ваш рецепт, дорогая?
   — Нет, не мой.
   — Я должна его знать. Если вы, конечно, не против. Вы же не из тех хозяек, которые настаивают на соблюдении тайны и держат в секрете все свои чудесные рецепты, правда? Вы ведь делитесь ими с другими родственными душами?
   За последние несколько минут Шайлер потерпела поражение уже дважды.
   — Я буду счастлива поделиться с вами рецептом этого салата, мисс Фрик.
   — Ты слышала, сестра? — Толстушка в складках черной траурной ткани просто-таки задрожала от восторга. — Мисс Грант собирается дать мне свой рецепт. — Она сцепила пухлые розовые ручки под более чем пышной грудью. — Как это щедро. Как великодушно. Просто изумительно. — Мисс Ида Фрик внезапно остановилась и нахмурилась. — О, дорогая, о чем я говорила до того, как меня прервали?
   — Ты говорила, что мы должны пригласить мисс Грант на чай, — напомнила Элламей.
   — И этого душку мистера Баллинджера, с которым Кора всегда была так мила. Он тоже должен прийти. — У Иды Фрик явно была привычка менять тему разговора без всякого предупреждения. — Вы в родстве, моя дорогая?
   Шайлер была сбита с толку.
   — С кем?
   Женщина часто заморгала.
   — С мистером Баллинджером, конечно.
   — Нет.
   Но и этот ответ не смутил мисс Фрик.
   — Должно быть, он родственник по другой линии, раз его фамилия Баллинджер, а не Грант.
   Шайлер открыла было рот, но тут же закрыла его. Если нельзя бороться, остается только смириться.
   — Кстати говоря, — начала Ида Фрик, выжидательно уставившись на молодую хозяйку дома, — я все думаю, когда же наконец Кора войдет с нами в контакт.
   — Войдет в контакт?
   — С той стороны.
   На сей раз Шайлер была не просто сбита с толку — она была в полной растерянности.
   — С той стороны чего? — спросила она.
   Как это чего? Земного уровня, разумеется.
   Элламей сочла нужным вставить свое замечание:
   Вероятно, мисс Грант еще не посвящена, сестра.
   — Возможно, пока нет, — ответила Ида. — Значит, в следующий четверг, в четыре часа?
   — В следующий четверг?
   — На чай?
   Шайлер была в замешательстве.
   — Я поговорю с мистером Баллинджером и позвоню вам, хорошо?
   — Это было бы очень мило с вашей стороны. — Мисс Ида Фрик взволнованно заерзала. — Вы не забудете рецепт салата?
   — Не забуду, — заверила ее молодая женщина. Шайлер вздохнула с неподдельным облегчением, когда сестры Фрик отошли к столу с закусками. Она чувствовала, что сейчас ей совсем не помешает большой глоток спиртного. Наверное, мистер Баркер был прав в своих рассуждениях о виски.
   — Боже мой, этого не может быть! — послышался вкрадчивый мужской голос откуда-то из-за ее спины.
   Шайлер обернулась.
   — Это же ты… — утвердительно произнес мужчина. Она наморщила лоб.
   — Ты стала совсем взрослой, кузина.
   Шайлер не отрываясь смотрела на шикарного мужчину, стоявшего перед ней. Он был высокий и загорелый. Светлые волосы, карие глаза, великолепная стрижка, отличный костюм. Как она могла забыть, насколько он красив?
   — Джонни! — воскликнула она.
   Он улыбнулся:
   — Кто же еще?
   — Джонни, — повторила она, расцветая в улыбке.
   — Сколько мы не виделись, Шайлер?
   Она не могла оторвать от него глаз.
   — Девять лет.
   Легкая тень омрачила обычно безупречные черты его лица.
   — Так долго?
   — Да. — Шайлер знала это точно. Последний раз они встречались на поминальной службе по ее родителям и Кит.
   Джонни отступил на шаг и окинул ее оценивающим взглядом. Он взмахнул рукой, будто держал в ней волшебную палочку.
   — Тебе идет на пользу жизнь в Париже.
   — Да уж.
   Джонни Грант восхищался ею совершенно искреннее и очень по-мужски.
   — Ты настоящая француженка, — провозгласил он, как бы зная в этом толк. — Очень элегантная. Очень модная.
   На Шайлер было простое черное платье, на ногах — простые черные лодочки, а в руках — простая черная сумочка. Платье было от Гуччи. Туфли и сумочка от Прада. Все вместе стоило почти столько же, сколько простой черный «ягуар», стоявший в гараже.
   — Как и ты, — сказала она, готовая рассмеяться впервые за долгое время. Она подошла ближе к своему кузену и понизила голос до шепота: — Джонни, ты нормальный?
   Выражение, появившееся у него на лице, было непередаваемо. Изящная бровь поползла вверх.
   — А кто сейчас нормальный?
   — Ты знаешь, что я имею в виду, — торжественно произнесла она.
   Его осенило:
   — А-а, я вижу, ты уже встретила наших неподражаемых сестер Фрик.
   — Верно.
   Он издал короткий негромкий смешок и сказал:
   — Довольно странные, правда?
   — Хмм…
   — Можно даже сказать, не от мира сего.
   — Похоже на то.
   — Они уже пригласили тебя на чай? — спросил он. Его темные глаза искрились смехом.
   Она осторожно ответила:
   — Да.
   Джонни был в курсе чего-то такого, о чем она еще не знала. Шайлер прочла это у него на лице.
   — Тогда тебя будут потчевать вкуснейшими кексами и прочими сладостями и заговорят до смерти. Не исключено, что ты даже примешь участие в сеансе. А может, тебе удастся еще и увидеть их брата Теодора, Тедди, — сообщил он ей, стряхивая несуществующую пылинку со своего дорогого костюма безупречного покроя.
   Шайлер не оставалось ничего другого, как развить тему:
   — А чем этот Тедди занимается?
   Ее кузен явно забавлялся сложившейся ситуацией:
   — Насколько я знаю, собирает всякую ерунду.
   — Ерунду?
   — Мох. Или грибы? — засомневался Джонатан Грант. Наконец неотразимый красавец решил, что его кузина уже достаточно истомилась. — На самом деле он что-то вроде ботаника. Насколько я знаю, хорошо известен в местных научных кругах.
   Шайлер с облегчением выдохнула:
   — Уф.
   Джонни явно хотел загладить свою вину:
   — Я знаю, что тебе сейчас нужно.
   — Что?
   На устах Джонни снова заиграла чудная улыбка.
   — Утешающие объятия, дружеский поцелуй и глоток спиртного.
   — Ты не нормальный, Джонни, — заявила Шайлер, взяв его под руку. — Ты совершенно исключительный.

Глава 7

   «Возможно, мне и стоило предупредить ее насчет сестер Фрик», — с запоздалым раскаянием подумал Трейс.
   Но слово «странный» как будто не в новинку для Шайлер. Кроме того, она уже вполне взрослая девушка. Женщина, если быть совсем уж точным и корректным. Женщина, которая с двадцати лет абсолютно самостоятельна. Она способна за себя постоять.
   А если и нет, то златокудрый Адонис, увлекший ее за руку, явно горел желанием помочь ей.
   Трейс видел, как безупречный красавец улыбнулся, глядя в глаза Шайлер, и сказал ей что-то такое, что заставило ее улыбнуться в ответ. Затем он запечатлел поцелуй на ее щеке, совсем рядом с губами.
   И филадельфийскому юристу не понадобилось много времени (чертовски верно и то, что нью-йоркский тоже недолго пребывал бы в неведении), чтобы узнать лицо, которое улыбалось в рекламе «Ролекс»: то был Джонатан Тибериус Грант.
   Кузен Джонни.
   Трейс почувствовал, что хмурится. Он придал своему лицу нейтральное выражение и напомнил себе, что его это совершенно не касается.
   Хотя нет.
   Все, что касается Шайлер Грант, касается и его тоже. Об этом позаботилась Кора. Он сам принял эту ношу.
   — Вы не выглядите особенно счастливым, мистер Баллинджер, — произнес кто-то в непосредственной близости от него.
   Трейс увидел хозяина соседнего поместья.
   — Так ведь сейчас не лучший повод для веселья, мистер Коффин.
   — Кора бы с вами не согласилась. — Адам Коффин, человек с изможденный лицом и тщедушным телом, — не однажды было замечено, что его внешность вполне соответствует его фамилии[3], — подошел и остановился рядом с Трейсом. Минуту-другую мужчины смотрели на сборище друзей и соседей. — Кора ничего так не любила, как приемы.
   Но Трейс не отступался от своих слов.
   — Я бы все же не назвал это званым вечером.
   Шестидесятилетний джентльмен отпил немного из стакана, по-видимому, с томатным соком.
   — Я думаю, этому вечеру не хватает нескольких важнейших элементов.
   Нескольких?
   — За те восемь лет, что я знал Кору, она не устроила ни одного приема или даже просто званого обеда, — заявил Трейс. — Да и вообще она предпочитала есть на кухне.
   Адам Коффин покачал своей почти совсем лысой головой:
   — Только потому, что она была уже стара и одинока, когда вы ее встретили, мистер Баллинджер. Я помню, какие грандиозные приемы устраивали Кора и ее супруг в Грантвуде в лучшие времена. Конечно, я тогда был еще зеленым юнцом, и меня не приглашали. Но мои родители всегда были в списке гостей. — Он издал смешок, больше похожий на фырканье. — Однако я был весьма находчивым малым. Было бы желание, а возможность найдется.
   — Какая возможность? — спросил Трейс, делая глоток содовой с лаймом и не переставая краем глаза следить за Шайлер и Джонни Грантом, даже когда Адам Коффин предался воспоминаниям о прошлом.
   — Проникнуть на прием.
   Трейс искоса взглянул на него:
   — Вы ходили в гости без приглашения?
   — Да, — последовал горделивый ответ.
   — Сколько же вам было лет?
   — Семь или восемь. — Мужчина залпом допил сок и принялся вертеть в руках стакан. — Не похоже, чтобы вы мне поверили.
   Вспоминая, на что он сам был способен в таком возрасте, Трейс подумал, что проникновение на прием без приглашения — просто невинная детская шалость.
   — Собственно говоря, я охотно вам верю. Прошло не меньше минуты, прежде чем Адам Коффин снова заговорил:
   — Кора всегда была неравнодушна к мужчинам вообще и к нему в частности.
   — К кому именно?
   Адам Коффин жестом указал на воссоединившихся кузенов:
   — К Джонни.
   Кора никогда не рассказывала Трейсу ни о ком из своих дальних родственников в отдельности.
   — Правда?
   — Кора часто говорила о том, какой Джонни милый и остроумный и какая славная пара могла бы из них выйти. — Адам уставился на свой стакан, будто пытаясь вспомнить, когда тот успел опустеть. — По крайней мере так было, когда он был моложе.
   — Как я понял, в последнее время Джонни был здесь редким гостем.
   — И сейчас, и раньше. По общему мнению, Джонатан Грант с головой погружен в свои деловые операции.
   Трейс не видел в этом ничего предосудительного.
   — А чем именно он занимается?
   — Все очень тривиально. Инвестирование. Банковское дело. Недвижимость. — Адам Коффин пожал костлявыми плечами. — Все то, что делают богатые люди, чтобы стать еще богаче.
   Они оба изучающе посмотрели на одетого с иголочки мужчину в другом конце зала.
   — Похоже, Джонни весьма преуспел.
   — Одежда не всегда говорит о состоянии дел, — заметил Трейс.
   — Это верно, — согласился Адам. Он осторожно сунул руку в карман своего пиджака. — Интересно, включила ли она его в свое завещание, — задумчиво протянул он.
   Трейс никак не отреагировал на эти слова. Его собеседник покраснел.
   — Простите, Баллинджер. Я не пытался выудить у вас информацию. Просто я забыл на мгновение, что вы поверенный Коры.
   — Ничего страшного.
   Но Коффин не понял намека и продолжил разговор в том же русле:
   — Думаю, мы скоро это узнаем.
   Трейс ответил уклончиво:
   — Думаю, да.
   — Нельзя отрицать, что Джонни любит дорогую одежду, быстрые автомобили и красивых женщин, — открыто признал Адам.
   Как и большинство мужчин.
   — Или по крайней мере любил. Любопытно, были ли у Коры какие-нибудь виды насчет этой парочки, — продолжал развивать свои предположения пожилой мужчина.
   Трейс поинтересовался:
   — Насчет кого?
   — Джонни и Шайлер. Он все еще холост. Она вернулась из Франции. Богатые обычно женятся на себе подобных. А им ничто не мешает это сделать.
   Трейс и бровью не повел.
   — Они брат и сестра.
   Адам Коффин покачал головой из стороны в сторону.
   — Очень дальние. Троюродные или четвероюродные, по словам Коры. — Мужчина вздохнул и смахнул что-то со щеки. — Мне будет очень не хватать Коры. Она была моим единственным другом с тех пор, как умерли мои родители. Кроме Муза, естественно.
   — Муза?
   — Моей собаки.
   У меня тоже есть собака.
   Адам тут же полюбопытствовал:
   — Какой породы?
   Трейс поставил стакан и расстегнул пиджак. В салоне Людовика XIII, на его взгляд, стало немного жарко и душно — а может, все дело в этом чертовом костюме.
   — Бадди наполовину охотничий пес. Насчет другой половины я не совсем уверен.
   — Бадди был бездомным?
   — Да.
   — Муз тоже. Некоторым образом. — Сосед Коры пустился в воспоминания: — Я поехал в торговый центр за продуктами. На обратном пути я случайно заметил коричневый бумажный пакет, валявшийся на обочине. Я до сих пор не знаю, что заставило меня тогда остановить машину, открыть пакет и заглянуть внутрь. Там был Муз. Тогда он был еще щенком. Щенком, которого кто-то выбросил, как ненужный хлам. — В голосе Адама слышалось недоумение. — Я взял его с собой. Всю первую ночь я провел рядом с ним. Боялся, что он не выживет, но он выжил. Это было пять лет назад — с тех пор мы не расстаемся.
   Трейс был почти серьезен, когда предложил:
   — Муз с Бадди должны как-нибудь встретиться. Каждое утро мы вместе совершаем пробежку.
   На лице Адама Коффина появилось странное выражение.
   — А Муз и сейчас здесь.
   Губы Трейса сложились в улыбку.
   — Где здесь?
   Адам пошевелил рукой, той самой, что он бережно держал в кармане пиджака. Мгновением позже оттуда высунулась крошечная, почти безволосая тощая собачья мордочка.
   Трейс вспомнил старую присказку о сходстве собак со своими хозяевами. Откашлявшись пару раз, он отважился высказать свое предположение:
   — Муз…
   — Чихуахуа.

Глава 8

   Шайлер перевернулась с боку на бок, открыла глаза и посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.
   Было три часа ночи.
   Шли первые часы после полуночи, а у нее сна ни в одном глазу.
   Она подумала, что если б сейчас была в Париже, то как раз бы уже пошла на работу, в свой кабинет в музее. Остановилась бы в маленьком кафе на углу рядом с Лувром, где подавали горячий кофе и сдобные рогалики, которые просто-таки таяли во рту.
   Но она была не в Париже. Она находилась в Нью-Йорке, точнее, в его пригороде, и сейчас была середина ночи.
   К несчастью, Шайлер отметила у себя все признаки, указывающие на то, что заснуть она сможет не скоро.
   Она села на своей кровати с пологом и старательно подпихнула груду подушек себе под спину. Устроившись как можно удобнее, она тихонько вздохнула и стала разглядывать залитую лунным светом комнату.
   Ей всегда было хорошо и спокойно в Желтой комнате, названной так — по крайней мере отчасти — из-за обтянутых желтым шелком стен и лежавшего на полу старинного французского ковра с черно-желтым узором.
   В комнате находился уникальный мебельный гарнитур в стиле французский ампир, который когда-то Наполеон I подарил маршалу Сульту. Над богато украшенным комодом висел портрет всадника кисти Альфреда Дидро, написанный в английской манере, а над кроватью — двойной портрет кисти Хессе. На последнем были изображены две сестры. В семейной коллекции картин эта всегда была у Шайлер одной из самых любимых.
   В солнечные дни в Желтой комнате было особенно светло и радостно. Кровать стояла напротив целого ряда окон, тянувшихся от пола до потолка и выходивших на юг — из них открывался великолепный вид на сады и зеленый простор лужаек вдоль берега Гудзона.
   Но в лунном свете комната совершенно преображалась. Становилась темной и таинственной.
   Больше зависела от настроения.
   Была более чувственной.
   Ощутив внезапное беспокойство, Шайлер сбросила одеяло, соскочила с постели и босиком прошлепала к одному из огромных окон. Она не удосужилась перед сном зашторить окна. А теперь отдернула в сторону еще и тюль.
   Небо было ясное. Луна — полная. В небесной синеве мерцали мириады звезд.
   Отсюда она могла беспрепятственно видеть английский сад с беседкой в центре, а дальше — Гудзон и каменистую косу, известную как «наблюдательный пункт Люси».
   «Кора утверждала, что видела Люси».
   Шайлер не верила, что ее двоюродная бабка на закате своих дней впала в старческий маразм, и Трейс Баллинджер считал так же. Но разум порой выкидывает странные шутки и с молодыми, а не только со старыми. Иногда мы слышим и видим то, что хотим — что нам просто необходимо — увидеть и услышать.
   Откинув с лица прядь волос, Шайлер подалась вперед и прислонилась щекой к оконному стеклу. Ее отражение смотрело на нее огромными темными глазами, а бледная кожа в лунном свете казалась еще бледнее.
   Они редко — а может, этого и вообще никогда не было — беседовали с Корой с глазу на глаз. Возможно, именно бабушка всегда соблюдала дистанцию. Это Кора убедила Шайлер вернуться в Париж после трагедии на яхте. Фактически она настояла, чтобы Шайлер осталась жить во Франции.
   И все же, когда все было сказано и сделано, Шайлер почувствовала, что семья есть семья.
   — Даю слово, Кора, — прошептала она, — я останусь здесь, пока все призраки не упокоятся с миром.
   Хотя нельзя сказать, чтобы она верила в привидения.
   Как раз в этот момент раздался какой-то звук. Шайлер насторожилась и прислушалась. Звук повторился снова.
   Может, это просто ветер пошелестел в деревьях? Может, ветка стукнула по крыше или маленький ночной зверек пробежал в чаще, давшей название всему поместью?
   Но это был жуткий, противоестественный звук.
   Нечеловеческий.
   И тут Шайлер увидела странную вспышку света у беседки.
   Затем еще одну.
   «Что, черт возьми, происходит? «
   Кора утверждала, что видела и слышала странные вещи. А теперь, после того как она сама провела в Грантвуде менее трех суток, с ней происходит то же самое. Совпадение? Шайлер не была уверена, что верит в совпадения. Скорее это напоминало какую-то странную игру.