Страница:
Его речь прервал злой смех, сухой отрывистостью напоминавший пулеметную очередь. Смеялась Бякса – пора уже сказать, что она присутствовала при этом разговоре, происходившем в тех самых покоях Мрумора, где когда-то оказался «спеленутый» Степан. В отличие от драконицы Арл, сразу по завершении «островной» эпопеи отбывшей на родную планету, Бякса выразила желание остаться со Степаном. Поначалу он был категорически против, вовсе не желая иметь под боком эту язву, порывавшуюся убить его еще на Морре. Но, выслушав ее доводы и поразмыслив немного, согласился на сотрудничество с этой во всех отношениях неприятной ему особой, кстати, удосужившись наконец спросить ее имя. К его удивлению, оно оказалось довольно благозвучным – Туаза. Так вот, к вопросу о том, что заставило Степана смириться с ее присутствием: она служила когда-то в органах межпланетной безопасности и могла дать неплохой совет там, где он был полным профаном. Сейчас он подумал о том, что Бякса к тому же в недавнем прошлом была разбойницей и наверняка владела какой-то полезной информацией о своих «братьях по цеху», что подтверждал ее обидный смех, относившийся, видимо, именно к ним.
– Это мозжорги-то головорезы? – произнесла Туаза, презрительно изогнув бровь. – Эти мягкотелые флибустьеры, называемые еще в насмешку рыцарями космических дорог? Да ни один уважающий себя разбойник не станет иметь с ними дела, ведь всем известно, что мозжоргам претят сами понятия обмана и предательства! Почему вы не хотите пустить их на свою планету? – в лоб спросила она. – Они и мухи не обидят, стоит только вам предоставить им клочок земли, где они могли бы спокойно жить!
– Пока что они собираются взорвать более семисот тысяч наших собратьев, – мрачно ответствовал псиф. – Неплохо для существ, которые не обидят и мухи!
– Просто обстоятельства приперли их к стенке, – гнула свое Туаза. – Попробуйте-ка десятки лет мотаться по космосу, не имея своей земли, своего дома!
– Обстоятельства, говорите? – взъершился Мрумор, распухая на глазах, становясь похожим на наэлектризованный меховой шар. Скорее всего в гневе у него самопроизвольно срабатывал рефлекс, имевший целью устрашение противника – будь то подлинный враг или же оппонент в споре. Не хотите ли вы сказать, что эти обстоятельства заставили их раскатать губы на одну из наших лучших планет?
– А вы не пробовали предложить им какую-нибудь другую планетку, похуже? – спросил Степан, надеясь заодно отвлечь на себя внимание спорщиков и ослабить грозовую атмосферу.
– Что значит «предложить»? – искренне вознегодовал псиф. – Мы не собираемся пускать разных проходимцев на свои планеты! Не забывайте, что ради сохранения наших миров в первозданной чистоте мы сами себе отказываем в удовольствии жить на них!
– И кому тогда, позвольте спросить, нужна эта чистота? – спросила Туаза с холодной насмешкой. Она словно поставила себе целью раздразнить в псифе хищного зверя – о, уж по части доведения мужчин до состояния озверения Бякса была мастером экстра-класса! – и с последней фразой ей это почти удалось: распушившийся сверх всякой меры, Мрумор не стал, правда, рычать и показывать зубы; как и полагается интеллигенту, образ коего сейчас в нем, на счастье, превалировал, он задохнулся от возмущения и временно потерял дар речи, чем немедленно воспользовался Степан, прекрасно понимавший, насколько это неблагодарное занятие – критиковать чужой образ жизни. Следовало прекратить бессмысленную перепалку, грозящую вот-вот перерасти в международный скандал:
– Итак, на планету вы мозжоргов пускать не собираетесь ни при каких обстоятельствах, – быстро сказал он, уводя разговор от опасной темы.
– Не может быть и речи, – буркнул все еще ощетиненный Мрумор.
– Значит, этот вариант отпадает. Насколько я понимаю, у вас уже есть какой-то план, связанный со мной, верно? Ради этого мы, собственно, и собрались. Надеюсь, я не покажусь слишком нетерпеливым, если попрошу вас наконец-то его изложить?
– Хм-м, ну да, конечно… – Шерсть на псифе медленно опадала. Намеренно не глядя на Туазу – кажется, перспектива «озверения» при дальнейшей беседе с ней и самого его не радовала, – Мрумор стал рассказывать, в чем, по мнению их экспертов, должна будет заключаться миссия Степана Ладынина.
Его предполагалось заслать на станцию в качестве парламентера – представителя незаинтересованной расы. Он должен будет выслушать их аргументы, само собой, попробовать разубедить, что, само собой, не получится, тогда надо будет попросить отпустить с ним тысячу-другую заложников, от чего они тоже наверняка откажутся.
На самом деле основная ставка делалась на то, чтобы он просто оказался там, в недрах станции. Расчет был прост: неважно, что он им будет говорить, но с появлением там Степана взрыв станции становился маловероятен, что сводило на нет основную угрозу, выдвигаемую мозжоргами. Правда, если реакторы не взорвутся по каким-то (скорее всего по техническим) причинам, у мозжоргов еще оставалась возможность разгерметизировать отсек с заложниками (при слове «отсек» воображение Степана нарисовало тесное пространство, забитое до потолка несчастными псифами в количестве более семисот тысяч). Во избежание такой развязки для Степана было предусмотрено два варианта действий: отдать самого себя в заложники, чтобы оказаться в том самом отсеке, в результате чего он, естественно, не разгерметизируется (Степан тут же представил себя втиснутым в плотное шерстяное месиво, наполнявшее под завязку названное помещение), либо, если мозжорги не примут его благородной жертвы, проникнуть туда самостоятельно: С этой целью ему на специальном экране был показан план станции с указанием служебных и коммуникационных ходов: их было великое множество, но наиболее удобные для проникновения в узилище, оказавшееся не таким уж маленьким, занимавшее всю центральную часть станции, были отмечены красным цветом.
Внимание Степана привлекло отдельное, сравнительно небольшое помещение, тоже горевшее красным. Не успел он задать вопрос, как подала голос Туаза, что-то долго пребывавшая в молчании.
– А это что за комната? – спросила она требовательным тоном, словно это именно ей предстояло в ближайшем будущем там оказаться.
Мрумор принялся отвечать, обращаясь при этом к Степану и демонстративно игнорируя Туазу. Выделенный сектор являлся центром управления станцией, и его захват был уже пределом мечтаний, к сожалению, практически не достижимым для неопытного агента, работающего к тому же в одиночку и без оружия. На всякий случай Мрумор вывел на экран изображение системного пульта управления станцией и принялся объяснять, как действовать, если Степан до него все же доберется: главное тут было – отключить генератор антитрансверсионного поля, тогда через восемь макров (по примерному объяснению – минут) пространство разгладится, и на станцию сможет трансверсироваться десант. Но требовалось уследить, чтобы зачинщики не смылись, тоже воспользовавшись трансверсией.
– Почему вы сказали «в одиночку»? – властно прервала его объяснения Туаза.
Мрумор застыл на мгновение с открытым ртом, затем с лязгом захлопнул челюсти и сделал глубокий вдох через нос – так иногда поступают и люди, считая при этом мысленно до десяти. На этот раз даже Степан поморщился – что ему больше всего не нравилось в Бяксе, так это ее неистребимо командный тон.
– Не вижу смысла ему отдаваться в заложники, когда существует реальная возможность захватить управление станцией, – сказала она. – Для этого, согласна, необходимы как минимум двое. Поэтому я пойду с ним.
– Нет! – воскликнул Степан, не дожидаясь, как по этому поводу выскажется Мрумор. Вот уж на что он точно не подписывался – так это выполнять задание, находясь под командованием стервозной бабы. А что она примется во время операции командовать – уж это будьте-здрасьте, ей только дай, а ежели не дашь – зубами вырвет, с мясом. Она уже и теперь вовсю пыталась распоряжаться, словно позабыла невзначай, что находится здесь на правах всего лишь консультанта.
– Я привык работать один, – пояснил он для приличия и, не сдержавшись, добавил не слишком-то мягко: – Вы мне будете только мешать. Поэтому, хотите того или нет, но вы останетесь здесь или, если желаете, отправляйтесь восвояси.
После такой – впрочем, достаточно гуманной – отповеди он ощутил глухое раздражение, заранее ожидая нападок с обвинениями в дискриминации по половому признаку: этим они, суфражистки, во все времена и козыряли, пытаясь сначала повсюду лезть и управлять делами, в которых ни черта не смыслят, а потом крича на каждом перекрестке, что их-де ущемляют в правах. Но Туаза, она же Бякса, каковое имя подходило ей куда больше, повела себя несколько иначе.
– Ну, это мы еще посмотрим, – решительно выдала она, после чего очень кстати умолкла и вообще замкнулась.
Степан, не очень-то уяснивший, что может означать сие заявление, переглянулся с Мрумором. «Я же предупреждал, что с этой дамой придется туго, ну почему вы мне не поверили?» – говорил тоскливый взгляд псифа.
– Ладно, – сказал ему Степан, подразумевая при этом: «Ерунда, чего там еще смотреть, нечего ее бояться». – С моим заданием понятно, – сказал он. – Теперь объясните, что вы станете делать, когда я окажусь внутри.
– К сожалению, мы не можем снадбить вас прибором связи – на входе туда вас просканируют и все отберут. Поэтому после вашего проникновения мы переждем некоторое время. Ну, а потом, если от вас не поступит сигнала из центра управления, будем брать станцию штурмом.
Степан хотел спросить, что в случае успеха Операции ожидает мозжоргов, поколебался мгновение и не стал. Все же по большому счету он сочувствовал этим «захватчикам поневоле»: до чего же надо было истосковаться в звездных странствиях по родному уголку вселенной, который можно было бы назвать теплым словом «дом», чтобы заварить такое грандиозное и явно безнадежное предприятие. А ведь с этими бездомными террористами вполне можно было договориться, стоило псифам отступить от принципа «своей земли не отдадим ни пяди», тем паче что на кону жизни сотен тысяч их соплеменников, а земля-то все равно пустует. Но при одном только упоминании о такой возможности Мрумор начинал ершиться. И все же Степан предпочел бы обрабатывать его именно в этом плане, если бы не подписанный априори договор. Если бы не погибающий Остров, спасти который было под силу только псифам.
«А вот интересно, – спрашивал он себя, – если бы ты знал, что, спасая живую планету, родину твоих друзей, ты тем самым подписываешь смертный приговор галактическим скитальцам, „рыцарям космических дорог“, вынужденным отчаянно бороться за то, что дано от рождения каждому живому существу во вселенной – просто обрести родину и дать ее своим детям?..»
Вновь жизнь подкинула ему выбор – не между добром и злом, не между благородством и подлостью, а когда из двух зол надо было выбирать меньшее. А какое из них меньшее? И существуют ли градации для подлости?..
Однако он не спал уже чертову уйму времени – сменяя планеты, трудно было уследить за бегом часов, но с последней ночевки на Острове прошло уж, наверное, никак не меньше суток. Благо, что для отдыха перед акцией ему предоставили уютную спальню, и благо, что не пришлось делить ее с Туазой – Мрумор был достаточно прозорлив, чтобы уложить их в разных покоях.
Хотя потом, за завтраком – обильным, но торопливым, – Туаза, непривычно молчаливая, сидела со Степаном рядом. Не покидала она его и во время последнего инструктажа. Напрасно взъерошенный Мрумор бросал на нее время от времени настороженные взгляды – Бякса упорно молчала, словно воды в рот набрав. Степан решил, что она смирилась, поскольку ничего другого ей в данной ситуации не оставалось, а теперь просто пытается «сохранить лицо» – ну что ж, похвальным было уже то, что она не устраивала по этому поводу визга и не закатывала истерик. Тогда барышню пришлось бы удалить в отдельное звукоизолированное помещение. А так оставили, сейчас было совсем уж не до нее.
Степан полагал, что на станцию его телепор-тируют, точнее, трансверсируют, каковой метод перемещения в пространстве успел уже стать для него привычным – к хорошему, как бы ни было оно удивительно, быстро привыкаешь. Однако в данном случае все оказалось не так просто: моз-жорги, опасаясь то ли десанта, то ли еще чего, закрылись антитрансверсионным полем, и попасть к ним стало возможно только естественным способом: на корабле, путем пристыковки через шлюз.
Поэтому сначала пришлось «скакнуть» всей компанией на военный крейсер, дрейфующий в космосе, в относительной близости к захваченной станции.
Если судить по простору внутренних помещений и запутанности ходов между ними, крейсер был огромен и при этом кишел псифами в боевом облачении. Мишки, одетые в броню, в длинных масках устрашающего дизайна, делающих их чем-то похожими на анубисов(1), выглядели даже внушительнее, чем «терминаторы», штурмовавшие островок. Не приходилось сомневаться в том, что здесь вовсю готовятся к атаке.
1 – Анубис – в егип. мифологии бог – покровитель умерших, выглядел как человек с головой собаки.
Их встречал сам командующий Объединенных Космическими и Десантными Силами Империи – так Мрумор представил невысокого, с серебристым оттенком шерсти псифа, вошедшего стремительным шагом в центральный зал, где прибывшие вскоре оказались. Подчиненные обращались к нему просто «Командующий», что само по себе звучало достаточно всеобъемлюще и придавало носителю звания куда больший вес. А попробуйте-ка произнести, допустим, «командующий Петров», и изрядной доли трепета как не бывало, поскольку становится очевидно, что не один он, этот Петров, такой всевластный, имеются где-то поблизости и другие командующие, какие-нибудь там Ивановы-Сидоровы.
Командующий, что неудивительно, был в курсе предстоящей операции, знал он также и о том, какая роль отводилась в ней человеку-смертнику по имени Степан Ладынин. Что любопытно: поначалу Командующий разглядывал двоих людей так, словно затруднялся определить – кто из прибывших с Мрумором гуманоидов и есть искомый Степан Ладынин.
Степана кольнула легкая обида: «Ну не знаешь ты меня в лицо, это понятно, но неужто не видно, кто из нас мужик, а кто Бякса? Тьфу ты, баба?» Тут же он вспомнил Морру, где единственный раз видел женщину-псифа, и подумал: «Впрочем, если бы их женщины не были окрашены в розовый цвет (или не красились в таковой), я тоже не сразу отличил бы Командующего от той медведицы, что обеспечила меня на плато мебелью».
Реабилитировав таким образом в собственных мыслях Командующего, Степан кивнул и назвался, разрешив сомнения псифа, но их знакомству не суждено было продлиться долго: как выяснилось, согласование со станцией по поводу переговоров уже было достигнуто, и там с нетерпением ожидали прибытия парламентера.
– Вы уже ознакомлены с сутью задания? – спросил Командующий, пристально, с ног до головы оглядывая Степана, как будто в поисках чего-то необычного. Если так, то его ждало разочарование: все люди для псифа были скроены по одной мерке, и этот, якобы заговоренный от смерти, не составлял исключения. Получив на свой вопрос утвердительный ответ, псиф сказал:
– Помните, что главное для вас – это во что бы то ни стало оставаться там. Попытайтесь, конечно, попасть в отсек к заложникам, но, если это не получится, сделайте все, чтобы вас не спровадили со станции.
О том, что желательно было бы захватить контроль над центром управления, он даже не заикнулся: очевидно, на такую удачу тут не рассчитьь вали вовсе, предполагая брать станцию штурмом – лишь бы она при этом не разлетелась на куски, что и должно было обеспечивать присутствие там Степана.
Получив, образно говоря, благословение Командующего, Мрумор, Бякса и Степан отправились в сопровождении ординарца к десантной палубе, где для парламентера был подготовлен одноместный бот – один из сотен, пришвартованных в шлюзовых ячейках вдоль борта. Только с этого было полностью снято вооружение.
Разглядывая небольшой ромбовидный аппарат, весьма далекий по форме от тех транспортных средств, с которыми ему доводилось на своем веку иметь дело, Степан поначалу слегка озаботился: он уж было подумал, что ему еще предстоит осваивать принципы управления, чтобы самостоятельно вести бот к станции. Но ординарец тут же пояснил, что на борту имеется автопилот, в который уже заложена необходимая программа. Пассажиру остается только занять кресло, пристегнуться и нажать определенную клавишу. После этого ничего больше трогать не рекомендуется: все дальнейшее, вплоть до пристыковки на станции, произойдет само.
Прощания как такового не было. Лишь Мрумор позволил себе, подойдя к Степану, мощно встряхнуть его за плечи – давай, мол, бесшерстый, не подведи, на тебя, мол, вся наша надежда. Кивнув ему – дескать, постараюсь, Степан забрался внутрь машины, плюхнулся в большое пилотское кресло, рассчитанное на габариты псифа и занимавшее большую часть внутреннего пространства, и произвел необходимые действия – то есть пристегнулся и нажал нужную кнопку.
Крышка над ним начала опускаться, когда он вдруг вспомнил о Туазе, выпавшей из поля его зрения еще по дороге к причалам, и поискал ее глазами среди тех, кто стоял за задвигающейся шлюзовой дверью. Там были только псифы, что заставило Степана встревожиться, но лишь слегка: возможно, она затерялась среди этих меховых громадин, а может быть, просто стояла в стороне, потому ее и не было видно. В любом случае беспокоиться о ней было уже поздно, а скоро ему стало и вовсе не до нее.
Из окружающего шлюза откачивался воздух, каковой процесс занял очень мало времени. Затем наружные створки разошлись, и аппарат со Степаном выстрелило в космическое пространство.
Поскольку руля управления трогать не рекомендовалось (да и не хотелось), он вцепился в широкие, неудобные для человека подлокотники, на миг позабыв о том, что плотно пристегнут и держаться ему совсем необязательно.
Похожее чувство возникает на головокружительных аттракционах – вираж в бездне, мгновенная потеря ощущения верха и низа, звездный круговорот и гигантское тело крейсера, загородившее космос, чтобы, пронесясь над твоей головой, вновь открыть его распахнувшимся в новый потрясающий вид. Теперь перед Степаном поворачивалась планета, похожая на Землю, как ее изображают из космоса. Но ведь это не было изображением – впервые такое зрелище предстало ему вживую! Да еще в одиночном полете, первом в его жизни, когда и без того захватывает дух и хочется заорать, не совсем понятно отчего – то ли от радости, а то ли от страха.
Захваченный лавиной новых ощущений, Степан не сразу понял, что это за серый огурец, необычайно пупырчатый, весь в замысловатых насадках образовался в поле его зрения и медленно проплыл в центр обзора, при этом с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Потом он сообразил, где ему доводилось видеть данный овощ – не только целиком, но и в разрезе. Нет, не на тарелке, а на экране в кабинете у Мрумора.
Конечно же, это была станция. И путь Степана лежал к одному из пупырышков – он пока не знал, к какому из них, помнил только, что именно там располагаются шлюзы для приема малых кораблей. Его автопилот, снабженный четкой программой, не колеблясь и не сбавляя хода, вел бот к определенной цели. Станция все разрасталась и разрасталась, захватывая пространство впереди – огромная, как планета, на которую можно падать долго-долго, прежде чем грянешься о ее поверхность. Именно это ощущение, что его сейчас со всего разлета влепит в поверхность, преследовало Степана, но металлический бок словно бы проваливался, отступая, при этом стремительно обрастая все более подробными деталями, в числе которых были и узкие пушечки, все без исключения глядящие на Степанов кораблик, внимательно отслеживая его полет.
Но вот наконец бот резко тормознул, повиснув напротив того, что издалека выглядело пупырышком, вблизи же оказалось чем-то наподобие башни крупной обсерватории. И раскрылось сооружение очень похоже: купол треснул посредине и разошелся, пропуская кораблик во внутреннее помещение, довольно просторное, но показавшееся Степану каким-то тесным после объятий огромного, без конца и края, космического простора.
Створки позади сомкнулись, отсекая его от безбрежности, запирая среди белых стен. Тут же появилась гравитация – Степан вновь почувствовал тяжесть своего тела, до сих пор прижатого к креслу только благодаря ремням. Через некоторое не слишком продолжительное время стена, расположенная перед ним, пошла вверх. Почти одновременно его кораблик открылся, и сразу погасли огоньки на пульте – программа по доставке пассажира в назначенное место была успешно завершена.
Вопреки ожиданиям Степана, за уехавшей стеной никого не оказалось. «Не встречаете – и не надо», – подумал он, выбираясь из бота, и пошел вперед в полной уверенности, что свободно разгуливать ему здесь все равно не позволят. Рано или поздно непременно объявится вооруженный конвой – и скорее рано, чем поздно.
Едва он вышел из шлюза, как дверь позади опустилась. Тут Степан обнаружил, что вновь находится в закрытом помещении, немного меньшем по объему. Достигнув в некотором замешательстве его центра, он вдруг почувствовал, как нечто невидимое сжало его со всех сторон – не до боли, но довольно жестко, не позволяя шевельнуться. В голове родилась смутная ассоциация… Ах, да! Похожие ощущения он испытывал на Морре, будучи прижатым к скале – только тут его не прижали, а сжали. И тоже, как и тогда, практически сразу по прибытии. Когда это случилось там, он вскоре услышал бесхозный голос. Неужели и здесь?..
– Что за прибор наводится у вас в районе головы? – раздался над ним в это время хрипловато-вибрирующий голос, непонятно – мужской или женский, похожий скорее на компьютерную имитацию.
– Это переводящее устройство, – сказал Степан, вспомнив предупреждение Мрумора о том, что его на станции будут сканировать и все отберут. – Оно не представляет опасности, необходимо просто для того, чтобы мы поняли друг друга. Без него наши с вами переговоры станут попросту невозможны.
Вновь воцарилась тишина – не слишком обнадеживающая. Зато что касается бесхозных голосов – он попал в точку. Собственно, и ситуация была почти идентичной – опять визит с дипломатической миссией, и снова посланника встречают силовыми приемчиками.
«Неужели меня и здесь не пустят дальше прихожей?..» – Степан, спеленутый силовым полем, только озабоченно морщил лоб: не меры ему были страшны, а такая вот полная изоляция. Правда, при этом легко выполнялась его основная миссия – оставаться во что бы то ни стало на станции. Но цель-то была в спасении заложников, а этот периферийный, наглухо закрытый сектор, где он теперь находился, вполне мог уцелеть при взрыве, оставшись неразгерметизированным. Выходит, что его присутствие здесь никого бы не спасло. И ломать голову было пока что бессмысленно: следовало дождаться разговора – пускай хоть и в спеленутом состоянии. А там…
Он вдруг ощутил, что незримые путы исчезли. Уже одно это было отрадно, а в следующую секунду перед ним открьшась дверь – открьшась-то она открьшась, но за порогом по-прежнему никого не было.
«Еще какие-нибудь проверки? Может быть, прочтение мыслей?» – подумал Степан, входя туда: за свои мысли он не опасался, поскольку мыслил он на русском, нашем Великом и Могучем, – поди-ка, мозжорг, прочитай!
Однако здесь уже начинался коридор – широкий, с большими дверьми, конечно, ведь станция принадлежала псифам, и все здесь было им под стать. Лишним будет говорить, что коридор этот оказался абсолютно пуст, а все двери – закрыты. Степан направился вперед, вспоминая виденный им у Мрумора план и прикидывая в уме, куда его так ненавязчиво препровождают? Ничего у него не вышло – было ясно только, что он находится в каком-то из боковых служебных ходов, опутывающих станцию по периметру.
Степан шел до тех пор, пока не уткнулся в стену. Дальше пути не было, а ответвлений в этом коридоре не имелось.
– Это как же понимать? – спросил Степан, задрав голову.
Ответа не последовало. Зато справа раздался шорох – в стене открылась дверь, за которой оказалось небольшое круглое помещеньице. Само собой – пустое. «Если они хотят запереть меня в этой конурке, то могли'бы хоть табуреточку поставить», – вздохнул про себя Степан, вступая туда. Дверь за ним моментально задвинулась, словно за мышью, пришедшей единственным открытым ей путем в ловушку.
– Ну, что теперь? – спросил он, оглядывая стены, не носившие ни малейших следов спрятанных тут переговорных и подглядывающих устройств. Лишь справа располагалась сенсорная панелька. Он протянул к ней руку, и в этот момент ощутил легкое головокружение – сознание затуманилось на миг и тут же вновь прояснилось, после чего дверь «мышеловки» отъехала.
Оказавшийся снаружи коридор был явно не тот, что прежде: по всей видимости, кабинка являлась чем-то вроде лифта, а точнее, телепортера. Слов нет – полезное приспособление для такой супергигантской станции, если бы еще знать, в какую часть этой махины его «телепортнуло»?..
Степана продолжали куда-то вести – не сказать, чтобы силком, просто не оставляя иного выбора: все боковые ходы по пути были по-прежнему перекрыты, все двери заперты. Пожалуй, не возбранялось повернуть назад, тогда его, наверное, тем же макаром препроводили бы обратно и выпустили бы наружу его бот. Только с какой стати он стал бы возвращаться? Разве что с перепугу—но это ни к чему. И Степан шел вперед, пока дорога не привела его в небольшой, мягко освещенный зал, где в центре стояло металлическое кресло – первый предмет мебели, встреченный им на пути. Дверь позади закрылась.
– Это мозжорги-то головорезы? – произнесла Туаза, презрительно изогнув бровь. – Эти мягкотелые флибустьеры, называемые еще в насмешку рыцарями космических дорог? Да ни один уважающий себя разбойник не станет иметь с ними дела, ведь всем известно, что мозжоргам претят сами понятия обмана и предательства! Почему вы не хотите пустить их на свою планету? – в лоб спросила она. – Они и мухи не обидят, стоит только вам предоставить им клочок земли, где они могли бы спокойно жить!
– Пока что они собираются взорвать более семисот тысяч наших собратьев, – мрачно ответствовал псиф. – Неплохо для существ, которые не обидят и мухи!
– Просто обстоятельства приперли их к стенке, – гнула свое Туаза. – Попробуйте-ка десятки лет мотаться по космосу, не имея своей земли, своего дома!
– Обстоятельства, говорите? – взъершился Мрумор, распухая на глазах, становясь похожим на наэлектризованный меховой шар. Скорее всего в гневе у него самопроизвольно срабатывал рефлекс, имевший целью устрашение противника – будь то подлинный враг или же оппонент в споре. Не хотите ли вы сказать, что эти обстоятельства заставили их раскатать губы на одну из наших лучших планет?
– А вы не пробовали предложить им какую-нибудь другую планетку, похуже? – спросил Степан, надеясь заодно отвлечь на себя внимание спорщиков и ослабить грозовую атмосферу.
– Что значит «предложить»? – искренне вознегодовал псиф. – Мы не собираемся пускать разных проходимцев на свои планеты! Не забывайте, что ради сохранения наших миров в первозданной чистоте мы сами себе отказываем в удовольствии жить на них!
– И кому тогда, позвольте спросить, нужна эта чистота? – спросила Туаза с холодной насмешкой. Она словно поставила себе целью раздразнить в псифе хищного зверя – о, уж по части доведения мужчин до состояния озверения Бякса была мастером экстра-класса! – и с последней фразой ей это почти удалось: распушившийся сверх всякой меры, Мрумор не стал, правда, рычать и показывать зубы; как и полагается интеллигенту, образ коего сейчас в нем, на счастье, превалировал, он задохнулся от возмущения и временно потерял дар речи, чем немедленно воспользовался Степан, прекрасно понимавший, насколько это неблагодарное занятие – критиковать чужой образ жизни. Следовало прекратить бессмысленную перепалку, грозящую вот-вот перерасти в международный скандал:
– Итак, на планету вы мозжоргов пускать не собираетесь ни при каких обстоятельствах, – быстро сказал он, уводя разговор от опасной темы.
– Не может быть и речи, – буркнул все еще ощетиненный Мрумор.
– Значит, этот вариант отпадает. Насколько я понимаю, у вас уже есть какой-то план, связанный со мной, верно? Ради этого мы, собственно, и собрались. Надеюсь, я не покажусь слишком нетерпеливым, если попрошу вас наконец-то его изложить?
– Хм-м, ну да, конечно… – Шерсть на псифе медленно опадала. Намеренно не глядя на Туазу – кажется, перспектива «озверения» при дальнейшей беседе с ней и самого его не радовала, – Мрумор стал рассказывать, в чем, по мнению их экспертов, должна будет заключаться миссия Степана Ладынина.
Его предполагалось заслать на станцию в качестве парламентера – представителя незаинтересованной расы. Он должен будет выслушать их аргументы, само собой, попробовать разубедить, что, само собой, не получится, тогда надо будет попросить отпустить с ним тысячу-другую заложников, от чего они тоже наверняка откажутся.
На самом деле основная ставка делалась на то, чтобы он просто оказался там, в недрах станции. Расчет был прост: неважно, что он им будет говорить, но с появлением там Степана взрыв станции становился маловероятен, что сводило на нет основную угрозу, выдвигаемую мозжоргами. Правда, если реакторы не взорвутся по каким-то (скорее всего по техническим) причинам, у мозжоргов еще оставалась возможность разгерметизировать отсек с заложниками (при слове «отсек» воображение Степана нарисовало тесное пространство, забитое до потолка несчастными псифами в количестве более семисот тысяч). Во избежание такой развязки для Степана было предусмотрено два варианта действий: отдать самого себя в заложники, чтобы оказаться в том самом отсеке, в результате чего он, естественно, не разгерметизируется (Степан тут же представил себя втиснутым в плотное шерстяное месиво, наполнявшее под завязку названное помещение), либо, если мозжорги не примут его благородной жертвы, проникнуть туда самостоятельно: С этой целью ему на специальном экране был показан план станции с указанием служебных и коммуникационных ходов: их было великое множество, но наиболее удобные для проникновения в узилище, оказавшееся не таким уж маленьким, занимавшее всю центральную часть станции, были отмечены красным цветом.
Внимание Степана привлекло отдельное, сравнительно небольшое помещение, тоже горевшее красным. Не успел он задать вопрос, как подала голос Туаза, что-то долго пребывавшая в молчании.
– А это что за комната? – спросила она требовательным тоном, словно это именно ей предстояло в ближайшем будущем там оказаться.
Мрумор принялся отвечать, обращаясь при этом к Степану и демонстративно игнорируя Туазу. Выделенный сектор являлся центром управления станцией, и его захват был уже пределом мечтаний, к сожалению, практически не достижимым для неопытного агента, работающего к тому же в одиночку и без оружия. На всякий случай Мрумор вывел на экран изображение системного пульта управления станцией и принялся объяснять, как действовать, если Степан до него все же доберется: главное тут было – отключить генератор антитрансверсионного поля, тогда через восемь макров (по примерному объяснению – минут) пространство разгладится, и на станцию сможет трансверсироваться десант. Но требовалось уследить, чтобы зачинщики не смылись, тоже воспользовавшись трансверсией.
– Почему вы сказали «в одиночку»? – властно прервала его объяснения Туаза.
Мрумор застыл на мгновение с открытым ртом, затем с лязгом захлопнул челюсти и сделал глубокий вдох через нос – так иногда поступают и люди, считая при этом мысленно до десяти. На этот раз даже Степан поморщился – что ему больше всего не нравилось в Бяксе, так это ее неистребимо командный тон.
– Не вижу смысла ему отдаваться в заложники, когда существует реальная возможность захватить управление станцией, – сказала она. – Для этого, согласна, необходимы как минимум двое. Поэтому я пойду с ним.
– Нет! – воскликнул Степан, не дожидаясь, как по этому поводу выскажется Мрумор. Вот уж на что он точно не подписывался – так это выполнять задание, находясь под командованием стервозной бабы. А что она примется во время операции командовать – уж это будьте-здрасьте, ей только дай, а ежели не дашь – зубами вырвет, с мясом. Она уже и теперь вовсю пыталась распоряжаться, словно позабыла невзначай, что находится здесь на правах всего лишь консультанта.
– Я привык работать один, – пояснил он для приличия и, не сдержавшись, добавил не слишком-то мягко: – Вы мне будете только мешать. Поэтому, хотите того или нет, но вы останетесь здесь или, если желаете, отправляйтесь восвояси.
После такой – впрочем, достаточно гуманной – отповеди он ощутил глухое раздражение, заранее ожидая нападок с обвинениями в дискриминации по половому признаку: этим они, суфражистки, во все времена и козыряли, пытаясь сначала повсюду лезть и управлять делами, в которых ни черта не смыслят, а потом крича на каждом перекрестке, что их-де ущемляют в правах. Но Туаза, она же Бякса, каковое имя подходило ей куда больше, повела себя несколько иначе.
– Ну, это мы еще посмотрим, – решительно выдала она, после чего очень кстати умолкла и вообще замкнулась.
Степан, не очень-то уяснивший, что может означать сие заявление, переглянулся с Мрумором. «Я же предупреждал, что с этой дамой придется туго, ну почему вы мне не поверили?» – говорил тоскливый взгляд псифа.
– Ладно, – сказал ему Степан, подразумевая при этом: «Ерунда, чего там еще смотреть, нечего ее бояться». – С моим заданием понятно, – сказал он. – Теперь объясните, что вы станете делать, когда я окажусь внутри.
– К сожалению, мы не можем снадбить вас прибором связи – на входе туда вас просканируют и все отберут. Поэтому после вашего проникновения мы переждем некоторое время. Ну, а потом, если от вас не поступит сигнала из центра управления, будем брать станцию штурмом.
Степан хотел спросить, что в случае успеха Операции ожидает мозжоргов, поколебался мгновение и не стал. Все же по большому счету он сочувствовал этим «захватчикам поневоле»: до чего же надо было истосковаться в звездных странствиях по родному уголку вселенной, который можно было бы назвать теплым словом «дом», чтобы заварить такое грандиозное и явно безнадежное предприятие. А ведь с этими бездомными террористами вполне можно было договориться, стоило псифам отступить от принципа «своей земли не отдадим ни пяди», тем паче что на кону жизни сотен тысяч их соплеменников, а земля-то все равно пустует. Но при одном только упоминании о такой возможности Мрумор начинал ершиться. И все же Степан предпочел бы обрабатывать его именно в этом плане, если бы не подписанный априори договор. Если бы не погибающий Остров, спасти который было под силу только псифам.
«А вот интересно, – спрашивал он себя, – если бы ты знал, что, спасая живую планету, родину твоих друзей, ты тем самым подписываешь смертный приговор галактическим скитальцам, „рыцарям космических дорог“, вынужденным отчаянно бороться за то, что дано от рождения каждому живому существу во вселенной – просто обрести родину и дать ее своим детям?..»
Вновь жизнь подкинула ему выбор – не между добром и злом, не между благородством и подлостью, а когда из двух зол надо было выбирать меньшее. А какое из них меньшее? И существуют ли градации для подлости?..
Однако он не спал уже чертову уйму времени – сменяя планеты, трудно было уследить за бегом часов, но с последней ночевки на Острове прошло уж, наверное, никак не меньше суток. Благо, что для отдыха перед акцией ему предоставили уютную спальню, и благо, что не пришлось делить ее с Туазой – Мрумор был достаточно прозорлив, чтобы уложить их в разных покоях.
Хотя потом, за завтраком – обильным, но торопливым, – Туаза, непривычно молчаливая, сидела со Степаном рядом. Не покидала она его и во время последнего инструктажа. Напрасно взъерошенный Мрумор бросал на нее время от времени настороженные взгляды – Бякса упорно молчала, словно воды в рот набрав. Степан решил, что она смирилась, поскольку ничего другого ей в данной ситуации не оставалось, а теперь просто пытается «сохранить лицо» – ну что ж, похвальным было уже то, что она не устраивала по этому поводу визга и не закатывала истерик. Тогда барышню пришлось бы удалить в отдельное звукоизолированное помещение. А так оставили, сейчас было совсем уж не до нее.
Степан полагал, что на станцию его телепор-тируют, точнее, трансверсируют, каковой метод перемещения в пространстве успел уже стать для него привычным – к хорошему, как бы ни было оно удивительно, быстро привыкаешь. Однако в данном случае все оказалось не так просто: моз-жорги, опасаясь то ли десанта, то ли еще чего, закрылись антитрансверсионным полем, и попасть к ним стало возможно только естественным способом: на корабле, путем пристыковки через шлюз.
Поэтому сначала пришлось «скакнуть» всей компанией на военный крейсер, дрейфующий в космосе, в относительной близости к захваченной станции.
Если судить по простору внутренних помещений и запутанности ходов между ними, крейсер был огромен и при этом кишел псифами в боевом облачении. Мишки, одетые в броню, в длинных масках устрашающего дизайна, делающих их чем-то похожими на анубисов(1), выглядели даже внушительнее, чем «терминаторы», штурмовавшие островок. Не приходилось сомневаться в том, что здесь вовсю готовятся к атаке.
1 – Анубис – в егип. мифологии бог – покровитель умерших, выглядел как человек с головой собаки.
Их встречал сам командующий Объединенных Космическими и Десантными Силами Империи – так Мрумор представил невысокого, с серебристым оттенком шерсти псифа, вошедшего стремительным шагом в центральный зал, где прибывшие вскоре оказались. Подчиненные обращались к нему просто «Командующий», что само по себе звучало достаточно всеобъемлюще и придавало носителю звания куда больший вес. А попробуйте-ка произнести, допустим, «командующий Петров», и изрядной доли трепета как не бывало, поскольку становится очевидно, что не один он, этот Петров, такой всевластный, имеются где-то поблизости и другие командующие, какие-нибудь там Ивановы-Сидоровы.
Командующий, что неудивительно, был в курсе предстоящей операции, знал он также и о том, какая роль отводилась в ней человеку-смертнику по имени Степан Ладынин. Что любопытно: поначалу Командующий разглядывал двоих людей так, словно затруднялся определить – кто из прибывших с Мрумором гуманоидов и есть искомый Степан Ладынин.
Степана кольнула легкая обида: «Ну не знаешь ты меня в лицо, это понятно, но неужто не видно, кто из нас мужик, а кто Бякса? Тьфу ты, баба?» Тут же он вспомнил Морру, где единственный раз видел женщину-псифа, и подумал: «Впрочем, если бы их женщины не были окрашены в розовый цвет (или не красились в таковой), я тоже не сразу отличил бы Командующего от той медведицы, что обеспечила меня на плато мебелью».
Реабилитировав таким образом в собственных мыслях Командующего, Степан кивнул и назвался, разрешив сомнения псифа, но их знакомству не суждено было продлиться долго: как выяснилось, согласование со станцией по поводу переговоров уже было достигнуто, и там с нетерпением ожидали прибытия парламентера.
– Вы уже ознакомлены с сутью задания? – спросил Командующий, пристально, с ног до головы оглядывая Степана, как будто в поисках чего-то необычного. Если так, то его ждало разочарование: все люди для псифа были скроены по одной мерке, и этот, якобы заговоренный от смерти, не составлял исключения. Получив на свой вопрос утвердительный ответ, псиф сказал:
– Помните, что главное для вас – это во что бы то ни стало оставаться там. Попытайтесь, конечно, попасть в отсек к заложникам, но, если это не получится, сделайте все, чтобы вас не спровадили со станции.
О том, что желательно было бы захватить контроль над центром управления, он даже не заикнулся: очевидно, на такую удачу тут не рассчитьь вали вовсе, предполагая брать станцию штурмом – лишь бы она при этом не разлетелась на куски, что и должно было обеспечивать присутствие там Степана.
Получив, образно говоря, благословение Командующего, Мрумор, Бякса и Степан отправились в сопровождении ординарца к десантной палубе, где для парламентера был подготовлен одноместный бот – один из сотен, пришвартованных в шлюзовых ячейках вдоль борта. Только с этого было полностью снято вооружение.
Разглядывая небольшой ромбовидный аппарат, весьма далекий по форме от тех транспортных средств, с которыми ему доводилось на своем веку иметь дело, Степан поначалу слегка озаботился: он уж было подумал, что ему еще предстоит осваивать принципы управления, чтобы самостоятельно вести бот к станции. Но ординарец тут же пояснил, что на борту имеется автопилот, в который уже заложена необходимая программа. Пассажиру остается только занять кресло, пристегнуться и нажать определенную клавишу. После этого ничего больше трогать не рекомендуется: все дальнейшее, вплоть до пристыковки на станции, произойдет само.
Прощания как такового не было. Лишь Мрумор позволил себе, подойдя к Степану, мощно встряхнуть его за плечи – давай, мол, бесшерстый, не подведи, на тебя, мол, вся наша надежда. Кивнув ему – дескать, постараюсь, Степан забрался внутрь машины, плюхнулся в большое пилотское кресло, рассчитанное на габариты псифа и занимавшее большую часть внутреннего пространства, и произвел необходимые действия – то есть пристегнулся и нажал нужную кнопку.
Крышка над ним начала опускаться, когда он вдруг вспомнил о Туазе, выпавшей из поля его зрения еще по дороге к причалам, и поискал ее глазами среди тех, кто стоял за задвигающейся шлюзовой дверью. Там были только псифы, что заставило Степана встревожиться, но лишь слегка: возможно, она затерялась среди этих меховых громадин, а может быть, просто стояла в стороне, потому ее и не было видно. В любом случае беспокоиться о ней было уже поздно, а скоро ему стало и вовсе не до нее.
Из окружающего шлюза откачивался воздух, каковой процесс занял очень мало времени. Затем наружные створки разошлись, и аппарат со Степаном выстрелило в космическое пространство.
Поскольку руля управления трогать не рекомендовалось (да и не хотелось), он вцепился в широкие, неудобные для человека подлокотники, на миг позабыв о том, что плотно пристегнут и держаться ему совсем необязательно.
Похожее чувство возникает на головокружительных аттракционах – вираж в бездне, мгновенная потеря ощущения верха и низа, звездный круговорот и гигантское тело крейсера, загородившее космос, чтобы, пронесясь над твоей головой, вновь открыть его распахнувшимся в новый потрясающий вид. Теперь перед Степаном поворачивалась планета, похожая на Землю, как ее изображают из космоса. Но ведь это не было изображением – впервые такое зрелище предстало ему вживую! Да еще в одиночном полете, первом в его жизни, когда и без того захватывает дух и хочется заорать, не совсем понятно отчего – то ли от радости, а то ли от страха.
Захваченный лавиной новых ощущений, Степан не сразу понял, что это за серый огурец, необычайно пупырчатый, весь в замысловатых насадках образовался в поле его зрения и медленно проплыл в центр обзора, при этом с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Потом он сообразил, где ему доводилось видеть данный овощ – не только целиком, но и в разрезе. Нет, не на тарелке, а на экране в кабинете у Мрумора.
Конечно же, это была станция. И путь Степана лежал к одному из пупырышков – он пока не знал, к какому из них, помнил только, что именно там располагаются шлюзы для приема малых кораблей. Его автопилот, снабженный четкой программой, не колеблясь и не сбавляя хода, вел бот к определенной цели. Станция все разрасталась и разрасталась, захватывая пространство впереди – огромная, как планета, на которую можно падать долго-долго, прежде чем грянешься о ее поверхность. Именно это ощущение, что его сейчас со всего разлета влепит в поверхность, преследовало Степана, но металлический бок словно бы проваливался, отступая, при этом стремительно обрастая все более подробными деталями, в числе которых были и узкие пушечки, все без исключения глядящие на Степанов кораблик, внимательно отслеживая его полет.
Но вот наконец бот резко тормознул, повиснув напротив того, что издалека выглядело пупырышком, вблизи же оказалось чем-то наподобие башни крупной обсерватории. И раскрылось сооружение очень похоже: купол треснул посредине и разошелся, пропуская кораблик во внутреннее помещение, довольно просторное, но показавшееся Степану каким-то тесным после объятий огромного, без конца и края, космического простора.
Створки позади сомкнулись, отсекая его от безбрежности, запирая среди белых стен. Тут же появилась гравитация – Степан вновь почувствовал тяжесть своего тела, до сих пор прижатого к креслу только благодаря ремням. Через некоторое не слишком продолжительное время стена, расположенная перед ним, пошла вверх. Почти одновременно его кораблик открылся, и сразу погасли огоньки на пульте – программа по доставке пассажира в назначенное место была успешно завершена.
Вопреки ожиданиям Степана, за уехавшей стеной никого не оказалось. «Не встречаете – и не надо», – подумал он, выбираясь из бота, и пошел вперед в полной уверенности, что свободно разгуливать ему здесь все равно не позволят. Рано или поздно непременно объявится вооруженный конвой – и скорее рано, чем поздно.
Едва он вышел из шлюза, как дверь позади опустилась. Тут Степан обнаружил, что вновь находится в закрытом помещении, немного меньшем по объему. Достигнув в некотором замешательстве его центра, он вдруг почувствовал, как нечто невидимое сжало его со всех сторон – не до боли, но довольно жестко, не позволяя шевельнуться. В голове родилась смутная ассоциация… Ах, да! Похожие ощущения он испытывал на Морре, будучи прижатым к скале – только тут его не прижали, а сжали. И тоже, как и тогда, практически сразу по прибытии. Когда это случилось там, он вскоре услышал бесхозный голос. Неужели и здесь?..
– Что за прибор наводится у вас в районе головы? – раздался над ним в это время хрипловато-вибрирующий голос, непонятно – мужской или женский, похожий скорее на компьютерную имитацию.
– Это переводящее устройство, – сказал Степан, вспомнив предупреждение Мрумора о том, что его на станции будут сканировать и все отберут. – Оно не представляет опасности, необходимо просто для того, чтобы мы поняли друг друга. Без него наши с вами переговоры станут попросту невозможны.
Вновь воцарилась тишина – не слишком обнадеживающая. Зато что касается бесхозных голосов – он попал в точку. Собственно, и ситуация была почти идентичной – опять визит с дипломатической миссией, и снова посланника встречают силовыми приемчиками.
«Неужели меня и здесь не пустят дальше прихожей?..» – Степан, спеленутый силовым полем, только озабоченно морщил лоб: не меры ему были страшны, а такая вот полная изоляция. Правда, при этом легко выполнялась его основная миссия – оставаться во что бы то ни стало на станции. Но цель-то была в спасении заложников, а этот периферийный, наглухо закрытый сектор, где он теперь находился, вполне мог уцелеть при взрыве, оставшись неразгерметизированным. Выходит, что его присутствие здесь никого бы не спасло. И ломать голову было пока что бессмысленно: следовало дождаться разговора – пускай хоть и в спеленутом состоянии. А там…
Он вдруг ощутил, что незримые путы исчезли. Уже одно это было отрадно, а в следующую секунду перед ним открьшась дверь – открьшась-то она открьшась, но за порогом по-прежнему никого не было.
«Еще какие-нибудь проверки? Может быть, прочтение мыслей?» – подумал Степан, входя туда: за свои мысли он не опасался, поскольку мыслил он на русском, нашем Великом и Могучем, – поди-ка, мозжорг, прочитай!
Однако здесь уже начинался коридор – широкий, с большими дверьми, конечно, ведь станция принадлежала псифам, и все здесь было им под стать. Лишним будет говорить, что коридор этот оказался абсолютно пуст, а все двери – закрыты. Степан направился вперед, вспоминая виденный им у Мрумора план и прикидывая в уме, куда его так ненавязчиво препровождают? Ничего у него не вышло – было ясно только, что он находится в каком-то из боковых служебных ходов, опутывающих станцию по периметру.
Степан шел до тех пор, пока не уткнулся в стену. Дальше пути не было, а ответвлений в этом коридоре не имелось.
– Это как же понимать? – спросил Степан, задрав голову.
Ответа не последовало. Зато справа раздался шорох – в стене открылась дверь, за которой оказалось небольшое круглое помещеньице. Само собой – пустое. «Если они хотят запереть меня в этой конурке, то могли'бы хоть табуреточку поставить», – вздохнул про себя Степан, вступая туда. Дверь за ним моментально задвинулась, словно за мышью, пришедшей единственным открытым ей путем в ловушку.
– Ну, что теперь? – спросил он, оглядывая стены, не носившие ни малейших следов спрятанных тут переговорных и подглядывающих устройств. Лишь справа располагалась сенсорная панелька. Он протянул к ней руку, и в этот момент ощутил легкое головокружение – сознание затуманилось на миг и тут же вновь прояснилось, после чего дверь «мышеловки» отъехала.
Оказавшийся снаружи коридор был явно не тот, что прежде: по всей видимости, кабинка являлась чем-то вроде лифта, а точнее, телепортера. Слов нет – полезное приспособление для такой супергигантской станции, если бы еще знать, в какую часть этой махины его «телепортнуло»?..
Степана продолжали куда-то вести – не сказать, чтобы силком, просто не оставляя иного выбора: все боковые ходы по пути были по-прежнему перекрыты, все двери заперты. Пожалуй, не возбранялось повернуть назад, тогда его, наверное, тем же макаром препроводили бы обратно и выпустили бы наружу его бот. Только с какой стати он стал бы возвращаться? Разве что с перепугу—но это ни к чему. И Степан шел вперед, пока дорога не привела его в небольшой, мягко освещенный зал, где в центре стояло металлическое кресло – первый предмет мебели, встреченный им на пути. Дверь позади закрылась.