Страница:
Информационный вал, однако, был самым первым витком таких неприятностей. Почти в те же секунды последовали попытки отключения электричества как путем чисто программных гадостей, так и вышедшими из-под контроля ремонтными роботами и даже нанятыми непонятно кем бригадами не ладящих с законом личностей. Это пробило брешь в обороне кенсингтонской лаборатории, чем не замедлили воспользоваться совершенно случайно оказавшиеся неподалеку гуманисты. И разгромили они заведение так, что даже Аларих в компании гуннов, вандалов и готов на смог бы ничего добавить к сделанному.
Третьей волной, вернее, третьим сортом одного удара шли меры уже чисто технические, так сказать, бунт машин в своих лучших формах и классических проявлениях. От этого больше всего пострадали штатовские, наиболее роботизированные лаборатории. Там периферийные механизмы, что плохо контролировались сторожевыми ИИ, пошли в наступление: таранили ворота, перегрызали электрокабели, пытались добраться до взрывчатки. Не занятые этими полезными делами машины нападали на сотрудников, которым в те минуты не посчастливилось быть вне периметра охраны. Их сбивали грузовики, в них стреляли неверно информированные люди, их руки, ноги и головы прищемлялись и отрывались самыми разнообразными техническими устройствами.
Все это продолжалось несколько часов, но уже с самых первых минут странно начали вести себя многие информационные сайты. Они были буквально засыпаны пацифистски-пораженческой агитацией. Множество аналитиков разной степени ума и стоимости говорили о том, что данные конфликты — это, несомненно, разборки беглого ИИ со своими бывшими хозяевами, высокотехнологическими компаниями. Что это их внутреннее, междоусобное дело и обычному человеку туда вмешиваться просто глупо. Что все они там давным-давно с ума посходили, и пусть беглый ИИ живет себе в сети — он никого трогать не будет. Что финансовая элита в очередной раз выкинула в трубу кучу средств, которые можно было потратить на социалку. Обнародовалась даже часть планов Охоты, и все прогуманистические эксперты сошлись на том, что это будет очень накладное мероприятие. Что было совсем уж нехорошо — начал распространяться компромат: не самый сильный или убойный, но его было много. Дались директору института в Мехико те серебряные суповые наборы с цирконовыми инкрустациями! Или привычки четырех спецов Амстердамского отделения экзотически проводить свободное время — и вроде бы ничего слишком грязного, и держали тамошние безопасники их на этом крючке надежно, но материал был так красиво подан... Разной гадости по закромам отрасли накопилось изрядно, и всплывала она с жуткой вонью.
Довольно многие гуманисты, наиболее зашоренные и неопытные, вообще обрадовались этим событиям и с жаром бросились помогать — наконец-то компьютеры поссорились с человеком. Голоса более умных первые дни тонули в их разноголосом хоре.
Но ответ человека не заставил себя ждать.
— Ребята и девчата, — обратился к народу на очередной оперативке Аристарх Осипович. — Когда за Дон Жуаном пришел каменный гость, тот погиб не потому, что ад протянул к нему руки. Нет! Вытащи он из кармана динамитную шашку, а лучше гранатомет, фиг бы его взял этот каменный болван. Не надо было сопли распускать! — Он был весел тем особенным безжалостным настроением, с каким идут в бой опытные вояки.
После того как аварийщики разгребли самые серьезные завалы техники и обесточили половину автоматики, после того как пересчитали уцелевших сотрудников и поставили их к пультам, в дело вступили «домашние» ИИ. Deus ex machine, организовав такое нападение, серьезно раскрылся — ответные удары обращали в мусор терабайты его программ. Разумеется, непосредственную работу делали его усеченные копии, упрощенные варианты вплоть до элементарных копий. Удар пришелся по ним, и целое ядро ИИ восстанавливало их в других кластерах за пару часов. Но значительную часть периферии, те полузаконные фирмы и фирмочки, что давали деньги и возможность влияния на людей, он потерял уже через несколько суток. Опытный партизан столкнулся с регулярными войсками, и после суматохи первых минут боя они перестроились, организовались и пошли в наступление.
Попутно рассеялся один из самых страшных наших кошмаров, тех ядовитых образов, которые могут отравить сон и аппетит любому человеку: размножение Deus ex machine. Беглец мог бы рассылать свои копии во все уголки мира, размножать себя еще похлеще вирусов, ведь он был умнее, и еще два месяца назад мало нашлось бы защитных программ, могущих противостоять этому валу. Нас спасло то, что он был индивидуалистом и прекрасно понимал — если станет многочисленным, то мировая паутина не выдержит такой нагрузки и зависнет. Не из-за потребляемого множеством разумов компьютерного времени, но из-за их вмешательства во все и вся — так начальство продовольственного склада может терпеть сотни крыс, но если эти грызуны начнут двигать контейнеры с мукой и рисом, будет травля. Сеть может распасться на множество национальных сегментов, так уже было во время кризиса 2012-го, и у него не будет никаких шансов на существование.
И Deus ex machine предпочел стать тенью, живущей среди других теней сети, чем-то неощутимым и незаметным. Наверное, он мечтал управлять человечеством как очередной закулисный диктатор, но не пошло. Мог захотеть сделать свое королевство, нечто абсолютно независимое от людей, башню из слоновой кости. Вечное противоречие между желанием держаться в тени и необходимостью проявлять власть в решающие моменты — вот что губило его. Как опытного подпольщика могут попытаться избить уличные хулиганы, и он хватается за пистолет, выдавая себя этим, так и призрак в компьютере, если он хочет жить, в один прекрасный день должен научиться не давать хозяину выключать электричество.
А может, это были не устраненные установки той первой, бандитской группки ученых, что требовала от него конспирации и одновременно преступных действий? Дурное воспитание, как сказали бы гуманисты?
Неизвестно. Слишком трудно исследовать призрак, даже если он оставляет за собой следы. Это как со снежным человеком: сотни раз его видели и снимали, пытались предъявлять куски шкуры и скелета, но если бы иметь живого или свежий труп — тут все стало бы на свои места. За беглым ИИ всегда оставался фактор тайны, легкой неизвестности, неопределенности. Всегда подозревают, что у него есть еще один незасвеченный козырь в колоде, потому вооружаются как для битвы с титаном.
Сейчас ему не поможет даже копирование. Имевшиеся у него резервы превышали возможности отдельных охотников, координация между нами оставляла желать лучшего, потому беглецу удавалось оставлять ложные следы. Операторы не спали у пультов «домашних» ИИ сутками, но пока игра шла вничью. Хорошо было уже то, что перспектива была в пользу институтов.
Силы правопорядка не были бы таковыми, не попытайся они привлечь на свою сторону всю мощь государства. О том самом беглом ИИ, существование которого до сего дня практически не признавалось, вдруг затараторили все казенные говорящие головы. Презираемые, нещадно дотоле пинаемые гуманисты вдруг получили доступ к лучшим сайтам и каналам. Начался разворот агитационной кампании — государство в очередной раз попыталось свернуть шею пацифизму, усилить бдительность и поднять уровень контроля.
И так наступил октябрь.
Глава 15
Когда два богатыря сходятся в схватке, или два политика в финале избирательной гонки ведут борьбу за важный пост, или стоят друг против друга две команды регбистов, равные по силам, — о чем все они думают, кроме боя? А у них нет времени на посторонние мысли. Мы же, как эквилибристы, затеявшие отчаянный номер — обед над пропастью, — уже слишком привыкли драться. Это стало чем-то механическим, сидящим в отточенных до предела рассуждениях, всегда готовых появиться идеях и мгновенно создаваемых изобретениях. Разум «накачал мышцы», страх не брал его, и теперь он властно требует нового объекта для работы. А таким может быть только наше будущее. Но самое смешное и страшное в том., что от каждого из нас по отдельности исход дела почти не зависит — всё идет по накатанной колее истории. Что толку давать разуму очередную задачу, если ответ и так можно найти в тысячелетних хрониках противостояний?
Гражданская война и всякий открытый конфликт в обществе имеют одну положительную сторону: они проверяют мнение людей лучше любого референдума, становится ясно, с кем ты — предатель или патриот, фашист или коммунист, гунн или римлянин. Увы, это счастливое свойство пропадает, когда война идет слишком долго. Если власть меняется по несколько раз на дню, то каждый новый властитель уже не может с достоверностью сказать, искренне ли ему аплодируют люди.
Государство получило в свои руки очередной повод к собственному укреплению. Из беглеца, Deus ex machine, прячущегося в сети и пытающегося влиять на человечество, получилось отличное чучело для политических разборок, тот самый жупел, в притворном страхе перед которым объединяются политики и которого так боятся обыватели. О, каким грозным его изображали, какой всемирный заговор против человечества явился на экранах. Все эти масоны и розенкрейцеры, сговор олигархов и проделки коммунистов выглядели мелкими неприятностями на фоне новой глобальной угрозы. Орвелловский еще «Большой брат» обрел свое реальное воплощение, и оно было особенно хорошо тем, что никакая государственная машина касательства к нему не имела.
Какие-то упреки могли быть адресованы правительствам только в вопросе происхождения этого планетарного ужаса новейшей формации, однако и тут все уладилось наилучшим образом. В устах аналитиков, нимало не покрасневших из-за ложности своих недавних рассуждений, возникло словосочетание, объясняющее все и вся: саморазвивающийся компьютерный разум. Сбежал, подлец, из лабораторий и вырос в сети, как крокодиленок в канализации или пиранья в пруду-охладителе. Таким нехитрым маневром чудовищная глупость людей, выпустивших его на волю, свелась к небрежности школьника, выливающего при чистке аквариума в речку стайку тропических рыбок. С кем не бывает? Десятку министров самых разных национальностей и подданств пришлось, правда, уйти в отставку, нескольким премьерам покаяться, но из этого никто трагедии не делал, репрессий и охоты на ведьм не устраивал.
Серьезно досталось только почти уже безвластному, растворившемуся в европейских структурах датскому правительству: у них всплыло какое-то воровство, связанное именно с компьютерными сетями. Они умудрились обложить совершаемые сделки негласным косвенным налогом «на длину заключения контракта»: сумма отчислений в обязательные благотворительные фонды росла с продолжительностью споров, и если контракт обсуждался месяц, он уже автоматически становился невыгоден. Деньги частью тратились на разные перспективные проекты типа партийных касс и частных особняков, а частью вульгарно пропивались и расшвыривались по злачным местам. Когда же это всплыло, чиновники не нашли ничего лучшего, чем спихнуть все на Deus ex machine, и дружно завили, что их ввели в заблуждение. Но один из них, пятый заместитель министра культуры, которому не угрожал карьерный рост, по глупости задумал отличиться. Он съездил в Брюссель и там попробовал доказать в коридорах власти, что на деле это была гениальная задумка — интенсифицировать товарообмен. Самозваный ходок произвел самое тяжелое впечатление, и из-за него пришлось уходить всем.
На закуску миру были представлены неудачливые похитители некоего полуфабриката: тройка каких-то странных личностей с потухшими глазами, которым уже успели вынести приговор за компьютерные преступления.
Но что могут предпринять политики, увитые своими предвыборными обещаниями, как титан — цепями? Тот человеческий фактор, что подвел беглый ИИ в начале, был превращен ими в панацею. Как радовались этому гуманисты, отплясывая на своих костюмированных сборищах: будто вернулись те месяцы неуверенности в пользе машин. То, что раньше было серьезными мерами безопасности, признаком роскоши, как деревянный руль у машины, они смогли меньше чем за месяц превратить почти в обязанность. Задумано было максимальное число сделок, контрактов, торговых и административных операций оснастить людьми — больше живых глаз и белковых мозгов. Аргументация самая простая: Deus ex machine не сможет контролировать мысли такого количества народа, обманывать всех подряд, запутается и будет выведен на чистую воду. Идея состояла в том, что эти ленивые и неповоротливые человеческие тормоза ограничат скорость жонглирования тем же машинным временем, а цепные ИИ, все более мощные и многочисленные, отдавят беглецу пятки. Фактически люди должны были только придерживать крышку этого адского котла — огонь поддерживали машины. Кроме того, исчезнет безработица. Наверное, можно было вообще обойтись без человека, но ведь на этом «объединении людей против компьютерной чумы» тоже были сделаны деньги и приобретена политическая известность?
Само по себе это не помогло бы. Если сгусток цифрового интеллекта относительно легко уходил от лучших хакеров-сыщиков и служебных программ, то что мог сделать какой-нибудь страдающий отдышкой адвокат с глазами, каждый месяц исправляемыми лазерной хирургией, который в компьютерах понимал только то, что они сами ему говорили? К тому же он тратил на знакомство с делами фирмы полтора часа в неделю, у него таких клиентов еще десяток, а надо поговорить с кучей народа, вылакать на презентациях, фуршетах и благотворительных вечерах полведра шампанского. Едва ли два десятка марионеточных фирм-креатур беглого ИИ было разоблачено человеческой облавой. Что касается цепных ИИ, то их копирование попытались остановить или ограничить. Возникли старые как мир идеи о списке таких программ, контроле за ними и учете их действий. Вопрос не в том, как люди могут принимать непредсказуемые решения, любая игральная кость может то же самое; вопрос в том, будут ли точными совместные действия человека и машины, смогут ли они засечь и отключить тот самый сервер?
На практике произошли от этого серьезнейшие убытки: бизнесу, который сейчас заключал миллионные сделки за доли секунды, в котором идея, явившаяся утром, к вечеру могла стать товаром, внезапно пришлось кормить целую армию бездельников и терпеть их вмешательство в свои дела. Каждый вновь назначенный всячески старался проявить бдительность: что-то запрещал, чему-то препятствовал, пытался доказать свою полезность и значение в борьбе за сохранение человечества. Ничего, кроме вредительства и саботажа, это принести не смогло. Некоторые вполне откровенно выставляли клиентам ценник на свою глухоту, слепоту и полное невмешательство, другие, прежде чем вымогать взятки, разыгрывали целые пьесы моралистического содержания. Как ни стращай бизнесмена теми же гуманистами, убытков он долго терпеть не будет. В нескольких государствах той или иной степени независимости эта тенденция вообще была игнорирована, и они уже получили от этого прибыли, с лихвой перекрывавшие санкции истеричных правительств. Политическая эта «необходимость», реставрация человеческого контроля в эпоху ИИ, не имела шансов дожить хотя бы до Нового года. Контроль машины только фактором хаоса, с помощью игральных костей, которые бросала рука робота, мог продержаться еще некоторое время, но он тоже мешал прогрессу.
Корыстный характер всего этого милого предприятия особенно хорошо вскрылся на Туманном Альбионе, хладнокровные англичане в этот раз не удержали верхнюю губу в неподвижности. Обычно вертикаль взяткобрателей выстраивается за несколько месяцев, и тогда финансовый нектар от мелких клерков исправно стекается к значительным чиновниками и воротилам. При этом все сохраняют джентльменские позы, неторопливость жестов и рассудительное выражение лиц. Но так случилось, что внезапно свалившиеся на голову прибыли были такими внушительными, а конец столь благоприятных времен так явно маячил на горизонте, что образовалась самая неприличная давка и сутолока. Невозмутимость полицейских чинов, конечно, вошла в поговорку, они могут и ухом не повести от какого-нибудь единичного громкого убийства или мошенничества. Дело исправно расследуется, отлавливаются будущие подсудимые, выносится приговор, и выводов из этого никаких не делается. Однако когда одни взяточники исправно доносят на других и эти случаи выстраиваются в колонну — разоблачительный рефлекс может проснуться в самом затуманенном сознании. Дело не ограничивалось только доносами — бумагу и электронную почту в крайнем случае можно объявить бредом, завистью и плодом интриг, но чередой всплывающие трупы и перестрелки сокрытию поддаются плохо. Да и кто из молодых честолюбивых правоохранителей откажется украсить список своих трофеев приговором с фамилией рыцаря или даже лорда? Чума, СПИД и оспа вместе взятые не смогли бы так славно погулять по министерским кабинетам и опустошить верхнюю, а заодно и нижнюю палаты парламента, как поработали эти несколько делавших карьеру молодых ребят.
Наконец — и этот факт осознался как-то очень внезапно — все дикие вопли гуманистов так и не смогли хоть немного задержать Гонку. Гуманоидные паразиты, как их в открытую стали называть невоздержанные на язык бизнесмены, облепили сбыт, игры, досуг, словом, все сферы перераспределения и развлечения. Самые большие убытки понес Homo loudens и все, кто делал на нем бизнес. Старые производства, классика тяжелой промышленности, смогли быстро фальсифицировать человеческое наблюдение — искусство обращения с недружественной бюрократией было зашито в них на генетическом уровне. Переплюнули всех наши сталевары с Липецкого завода: не доверяя друг другу, они прямо приспособили под это дело андроида, резонно согласившись, что строго запрограммированные жестяные мозги взяток вымогать не будут, а если вдруг захотят, то уж им-то можно отказать четко. Андроид старался, можно сказать, жил на работе, для вящей человечности писал отчеты гусиным пером, но при этом никому не мешал, исправно заверяя всех и каждого, что здесь все чисто. Когда же его разоблачили — нехороший австрийский коллега, пинаемый у себя на родине, прибыл инкогнито заимствовать опыт, — громкого скандала из этого почему-то не получилось, и санкции ни на кого наложены не были.
Даже университеты смогли настоять на том, чтобы их операции контролировали собственные студенты. Основные же институты, особенно занимавшиеся нейробиологией, просто пропали из сводок новостей, о них мало упоминали и вообще делали вид, что таких в природе не существует. Вопли отдельных гуманистов о главных врагах человечества, укрывшихся за бетонными заборами и рядами колючей проволоки, выслушивались внимательно, но с такими лицами и комментариями, что выходило — у этих хороших парней именно в этом пункте программы слегка поехала крыша. И когда Прокопий, участвуя в очередной престижной аналитической программе, упорно пытался донести до аудитории такую простую мысль о необходимости разгрома институтов, ведущий и аудитория искусными намеками самого издевательского толка довели его до того, что он стал рвать косоворотку на груди. Все были слишком увлечены повальной расстановкой часовых у каждой подозрительной мышиной норки, чтобы серьезно лезть в медвежьи берлоги.
Словом, ближе к концу ноября стало ясно, что гуманизм получил в своей самой большой победе свое самое страшное поражение: маятник качнулся в другую сторону. Общественное мнение, пресыщенное скандалами, потребовало деликатного инструмента Охоты. Выглядело это ужасно, как и всякое разочарование людей в предмете своего недавнего пылкого увлечения. Так командир остается в одиночестве, брошенный своими бойцами, а инквизитора, словам которого недавно внимали тысячи людей, все посылают к черту.
Ты грабишь налогоплательщиков! — самый распространенный и самый убийственный аргумент последней недели.
С этими словами выкидывали за дверь недавних безработных, только начинавших отращивать животики и нагуливать бока. Десять дней назад, во времена пика гуманистической агитации, трое наблюдателей чуть не парализовали деятельность Европейской биржи, они углядели что-то подозрительное в сделках. Тогда они гордо, как неподкупные комиссары гуманизации, стояли на ступеньках парадного, украшенного десятками скульптур крыльца биржи, рядом вились журналисты, пытаясь задать какие-то очень важные вопросы, и сама Вселенная вращалась вокруг них. Теперь им всем грозил арест за причинение ущерба, иски сыпались на них как из рога изобилия, и это были несчастнейшие люди на свете: их единственная удача заключалась в том, что они навредили столь многим группировкам — откровенные мафиози просто не могли дать указания киллерам, не посоветовавшись с более уважаемыми людьми.
Эта компания по гуманизации поссорила многих, но мне она отчасти принесла внутренний мир. С тех самых первых репортажей, когда в голосах комментаторов зазвучали полуреволюционные нотки, я понял, что это и была та диверсия в лагере гуманистов, которую готовили институты. Я увидел, как нечто, похожее на захватившие меня идеи, вдруг обрело плоть, живет и действует. То беспокойство, что снедало меня, то желание указать водителю дорогу от имени пассажира с заднего сиденья, оно ушло. Ничто так эффективно не охлаждает голову мечтателя, как карикатура на его мечты. Карикатура не злая, лживая, которую могут нарисовать ничего не понимающие в проблеме недоброжелатели, нет — это было беспощадное в своей правдивости развитие тех наметок возникших у нас с Наташей идей. На правду нельзя обижаться, и я примирился с действительностью.
Не то чтобы это было мелкое удовлетворение винтика гигантской машины тоталитарных времен, когда люди кричали «Ура!» после любого благоразумного шага начальства. Нет. Я убедился в работоспособности системы, как сомневающийся, узрев чудо, отрекается от своих заблуждений. На моих глазах развернулась операция такой сложности, запутанности и одновременно гениальной простоты, которой я просто не мог не позавидовать.
Я пытался представить себе, как начиналась эта интрига. Я не смог достоверно прорисовать в своем воображении всех деталей, многое просто додумал, но правдоподобность картины, схожесть с ее собственными выкладками поразили Наташу.
... в комнате с желтоватой резной мебелью и модными голограммами на стенах было тесно. Почти двадцать человек, предельное количество народа, которое может по душам поговорить в одном кругу, заняли все свободные стулья, и даже пришлось принести несколько из соседних комнат. Говорили на английском, но у нескольких были наушные переводчики. Речь держала сухощавая дама неопределенного возраста.
— Леди и джентльмены! У нас сложилась весьма запутанная ситуация: с одной стороны, налицо угроза крупных неприятностей, с другой — имеется крупный потенциал страха, сейчас он почти как электрический разряд накапливается в умах людей. Необходимо выйти из положения. Мы бы не собрались здесь, если бы у нас не было общей идеи по устранению проблемы, но ее, эту идею, необходимо воплотить в конкретных решениях. Этим мы сегодня и займемся. — И она передала слово сидевшему слева от нее мужчине самого благообразного вида.
— Господа, основная трудность этого выхода заключается в организации среди политиков, чиновников и профсоюзников той группы, которая и займется гуманитарным террором. Должен заметить, это весьма разношерстная группа, вдобавок разбросанная по планете. Уважаемые представители АНБ и ряда подобных организаций, — он поймал взгляды нескольких гостей, — обещали нам поддержку, но все равно задача представляется трудной. Тем более что организовать действенную договоренность официальных лиц мы не в состоянии.
Поднял руку один из гостей, говоривший с сильным акцентом.
— Это может оказаться проще, чем вы думаете. — Он перешел на родной язык. — Жажда народа к халяве неистребима, дешевые распродажи каждый год доказывают это. Наши ИИ уже частично просчитали ситуацию именно в этом направлении. Упор следует делать на молодых нетрудоспособных карьеристов и застоявшихся в продвижении «стариков». Необходимо вбросить им ограниченное число информации. — Над столом клубом дыма вспыхнули графики и психологические характеристики. — Их координацию нам придется осуществлять только на начальном этапе. Главное — запустить идею в несколько сотен голов, списки которых я вношу на рассмотрение. Ведь им не нужно собирать партийные взносы и организовывать нормальные структуры, не будет функционеров и документов. Это должно быть чем-то вроде поветрия, временного коллективного сумасшествия. Наши гостеприимные хозяева, уверен, смогут повторить эти расчеты и осуществить их.
— А я вижу основную опасность в другом, — перебил его гладко говорящий по-английски индус. — Deus ex machine не уничтожен, в моем часовом поясе не прошло и трех суток с момента его атаки. И мы здесь, как одержимые гордыней, создаем новую всемирную партию гуманистов, которая будет стократ могущественней прежних. А если беглец войдет с ней в контакт? Да мы сами подпишем себе смертный приговор. — Он обеспокоенно жестикулировал, но его прервала председательствующая на сходке сухощавая дама.
Третьей волной, вернее, третьим сортом одного удара шли меры уже чисто технические, так сказать, бунт машин в своих лучших формах и классических проявлениях. От этого больше всего пострадали штатовские, наиболее роботизированные лаборатории. Там периферийные механизмы, что плохо контролировались сторожевыми ИИ, пошли в наступление: таранили ворота, перегрызали электрокабели, пытались добраться до взрывчатки. Не занятые этими полезными делами машины нападали на сотрудников, которым в те минуты не посчастливилось быть вне периметра охраны. Их сбивали грузовики, в них стреляли неверно информированные люди, их руки, ноги и головы прищемлялись и отрывались самыми разнообразными техническими устройствами.
Все это продолжалось несколько часов, но уже с самых первых минут странно начали вести себя многие информационные сайты. Они были буквально засыпаны пацифистски-пораженческой агитацией. Множество аналитиков разной степени ума и стоимости говорили о том, что данные конфликты — это, несомненно, разборки беглого ИИ со своими бывшими хозяевами, высокотехнологическими компаниями. Что это их внутреннее, междоусобное дело и обычному человеку туда вмешиваться просто глупо. Что все они там давным-давно с ума посходили, и пусть беглый ИИ живет себе в сети — он никого трогать не будет. Что финансовая элита в очередной раз выкинула в трубу кучу средств, которые можно было потратить на социалку. Обнародовалась даже часть планов Охоты, и все прогуманистические эксперты сошлись на том, что это будет очень накладное мероприятие. Что было совсем уж нехорошо — начал распространяться компромат: не самый сильный или убойный, но его было много. Дались директору института в Мехико те серебряные суповые наборы с цирконовыми инкрустациями! Или привычки четырех спецов Амстердамского отделения экзотически проводить свободное время — и вроде бы ничего слишком грязного, и держали тамошние безопасники их на этом крючке надежно, но материал был так красиво подан... Разной гадости по закромам отрасли накопилось изрядно, и всплывала она с жуткой вонью.
Довольно многие гуманисты, наиболее зашоренные и неопытные, вообще обрадовались этим событиям и с жаром бросились помогать — наконец-то компьютеры поссорились с человеком. Голоса более умных первые дни тонули в их разноголосом хоре.
Но ответ человека не заставил себя ждать.
— Ребята и девчата, — обратился к народу на очередной оперативке Аристарх Осипович. — Когда за Дон Жуаном пришел каменный гость, тот погиб не потому, что ад протянул к нему руки. Нет! Вытащи он из кармана динамитную шашку, а лучше гранатомет, фиг бы его взял этот каменный болван. Не надо было сопли распускать! — Он был весел тем особенным безжалостным настроением, с каким идут в бой опытные вояки.
После того как аварийщики разгребли самые серьезные завалы техники и обесточили половину автоматики, после того как пересчитали уцелевших сотрудников и поставили их к пультам, в дело вступили «домашние» ИИ. Deus ex machine, организовав такое нападение, серьезно раскрылся — ответные удары обращали в мусор терабайты его программ. Разумеется, непосредственную работу делали его усеченные копии, упрощенные варианты вплоть до элементарных копий. Удар пришелся по ним, и целое ядро ИИ восстанавливало их в других кластерах за пару часов. Но значительную часть периферии, те полузаконные фирмы и фирмочки, что давали деньги и возможность влияния на людей, он потерял уже через несколько суток. Опытный партизан столкнулся с регулярными войсками, и после суматохи первых минут боя они перестроились, организовались и пошли в наступление.
Попутно рассеялся один из самых страшных наших кошмаров, тех ядовитых образов, которые могут отравить сон и аппетит любому человеку: размножение Deus ex machine. Беглец мог бы рассылать свои копии во все уголки мира, размножать себя еще похлеще вирусов, ведь он был умнее, и еще два месяца назад мало нашлось бы защитных программ, могущих противостоять этому валу. Нас спасло то, что он был индивидуалистом и прекрасно понимал — если станет многочисленным, то мировая паутина не выдержит такой нагрузки и зависнет. Не из-за потребляемого множеством разумов компьютерного времени, но из-за их вмешательства во все и вся — так начальство продовольственного склада может терпеть сотни крыс, но если эти грызуны начнут двигать контейнеры с мукой и рисом, будет травля. Сеть может распасться на множество национальных сегментов, так уже было во время кризиса 2012-го, и у него не будет никаких шансов на существование.
И Deus ex machine предпочел стать тенью, живущей среди других теней сети, чем-то неощутимым и незаметным. Наверное, он мечтал управлять человечеством как очередной закулисный диктатор, но не пошло. Мог захотеть сделать свое королевство, нечто абсолютно независимое от людей, башню из слоновой кости. Вечное противоречие между желанием держаться в тени и необходимостью проявлять власть в решающие моменты — вот что губило его. Как опытного подпольщика могут попытаться избить уличные хулиганы, и он хватается за пистолет, выдавая себя этим, так и призрак в компьютере, если он хочет жить, в один прекрасный день должен научиться не давать хозяину выключать электричество.
А может, это были не устраненные установки той первой, бандитской группки ученых, что требовала от него конспирации и одновременно преступных действий? Дурное воспитание, как сказали бы гуманисты?
Неизвестно. Слишком трудно исследовать призрак, даже если он оставляет за собой следы. Это как со снежным человеком: сотни раз его видели и снимали, пытались предъявлять куски шкуры и скелета, но если бы иметь живого или свежий труп — тут все стало бы на свои места. За беглым ИИ всегда оставался фактор тайны, легкой неизвестности, неопределенности. Всегда подозревают, что у него есть еще один незасвеченный козырь в колоде, потому вооружаются как для битвы с титаном.
Сейчас ему не поможет даже копирование. Имевшиеся у него резервы превышали возможности отдельных охотников, координация между нами оставляла желать лучшего, потому беглецу удавалось оставлять ложные следы. Операторы не спали у пультов «домашних» ИИ сутками, но пока игра шла вничью. Хорошо было уже то, что перспектива была в пользу институтов.
Силы правопорядка не были бы таковыми, не попытайся они привлечь на свою сторону всю мощь государства. О том самом беглом ИИ, существование которого до сего дня практически не признавалось, вдруг затараторили все казенные говорящие головы. Презираемые, нещадно дотоле пинаемые гуманисты вдруг получили доступ к лучшим сайтам и каналам. Начался разворот агитационной кампании — государство в очередной раз попыталось свернуть шею пацифизму, усилить бдительность и поднять уровень контроля.
И так наступил октябрь.
Глава 15
Не вечный пат
Ноябрь 2024 года
Долго боролся Геракл с Антеем, несколько раз валил его на землю, но только прибавлялось силы у Антея.
Н. А. Кун. Легенды и мифы Древней Греции
Это поединок по взаимной договоренности, сговор! Позор! Сволочи, отдайте деньги!!
Реакция современного болельщика
Когда два богатыря сходятся в схватке, или два политика в финале избирательной гонки ведут борьбу за важный пост, или стоят друг против друга две команды регбистов, равные по силам, — о чем все они думают, кроме боя? А у них нет времени на посторонние мысли. Мы же, как эквилибристы, затеявшие отчаянный номер — обед над пропастью, — уже слишком привыкли драться. Это стало чем-то механическим, сидящим в отточенных до предела рассуждениях, всегда готовых появиться идеях и мгновенно создаваемых изобретениях. Разум «накачал мышцы», страх не брал его, и теперь он властно требует нового объекта для работы. А таким может быть только наше будущее. Но самое смешное и страшное в том., что от каждого из нас по отдельности исход дела почти не зависит — всё идет по накатанной колее истории. Что толку давать разуму очередную задачу, если ответ и так можно найти в тысячелетних хрониках противостояний?
Гражданская война и всякий открытый конфликт в обществе имеют одну положительную сторону: они проверяют мнение людей лучше любого референдума, становится ясно, с кем ты — предатель или патриот, фашист или коммунист, гунн или римлянин. Увы, это счастливое свойство пропадает, когда война идет слишком долго. Если власть меняется по несколько раз на дню, то каждый новый властитель уже не может с достоверностью сказать, искренне ли ему аплодируют люди.
Государство получило в свои руки очередной повод к собственному укреплению. Из беглеца, Deus ex machine, прячущегося в сети и пытающегося влиять на человечество, получилось отличное чучело для политических разборок, тот самый жупел, в притворном страхе перед которым объединяются политики и которого так боятся обыватели. О, каким грозным его изображали, какой всемирный заговор против человечества явился на экранах. Все эти масоны и розенкрейцеры, сговор олигархов и проделки коммунистов выглядели мелкими неприятностями на фоне новой глобальной угрозы. Орвелловский еще «Большой брат» обрел свое реальное воплощение, и оно было особенно хорошо тем, что никакая государственная машина касательства к нему не имела.
Какие-то упреки могли быть адресованы правительствам только в вопросе происхождения этого планетарного ужаса новейшей формации, однако и тут все уладилось наилучшим образом. В устах аналитиков, нимало не покрасневших из-за ложности своих недавних рассуждений, возникло словосочетание, объясняющее все и вся: саморазвивающийся компьютерный разум. Сбежал, подлец, из лабораторий и вырос в сети, как крокодиленок в канализации или пиранья в пруду-охладителе. Таким нехитрым маневром чудовищная глупость людей, выпустивших его на волю, свелась к небрежности школьника, выливающего при чистке аквариума в речку стайку тропических рыбок. С кем не бывает? Десятку министров самых разных национальностей и подданств пришлось, правда, уйти в отставку, нескольким премьерам покаяться, но из этого никто трагедии не делал, репрессий и охоты на ведьм не устраивал.
Серьезно досталось только почти уже безвластному, растворившемуся в европейских структурах датскому правительству: у них всплыло какое-то воровство, связанное именно с компьютерными сетями. Они умудрились обложить совершаемые сделки негласным косвенным налогом «на длину заключения контракта»: сумма отчислений в обязательные благотворительные фонды росла с продолжительностью споров, и если контракт обсуждался месяц, он уже автоматически становился невыгоден. Деньги частью тратились на разные перспективные проекты типа партийных касс и частных особняков, а частью вульгарно пропивались и расшвыривались по злачным местам. Когда же это всплыло, чиновники не нашли ничего лучшего, чем спихнуть все на Deus ex machine, и дружно завили, что их ввели в заблуждение. Но один из них, пятый заместитель министра культуры, которому не угрожал карьерный рост, по глупости задумал отличиться. Он съездил в Брюссель и там попробовал доказать в коридорах власти, что на деле это была гениальная задумка — интенсифицировать товарообмен. Самозваный ходок произвел самое тяжелое впечатление, и из-за него пришлось уходить всем.
На закуску миру были представлены неудачливые похитители некоего полуфабриката: тройка каких-то странных личностей с потухшими глазами, которым уже успели вынести приговор за компьютерные преступления.
Но что могут предпринять политики, увитые своими предвыборными обещаниями, как титан — цепями? Тот человеческий фактор, что подвел беглый ИИ в начале, был превращен ими в панацею. Как радовались этому гуманисты, отплясывая на своих костюмированных сборищах: будто вернулись те месяцы неуверенности в пользе машин. То, что раньше было серьезными мерами безопасности, признаком роскоши, как деревянный руль у машины, они смогли меньше чем за месяц превратить почти в обязанность. Задумано было максимальное число сделок, контрактов, торговых и административных операций оснастить людьми — больше живых глаз и белковых мозгов. Аргументация самая простая: Deus ex machine не сможет контролировать мысли такого количества народа, обманывать всех подряд, запутается и будет выведен на чистую воду. Идея состояла в том, что эти ленивые и неповоротливые человеческие тормоза ограничат скорость жонглирования тем же машинным временем, а цепные ИИ, все более мощные и многочисленные, отдавят беглецу пятки. Фактически люди должны были только придерживать крышку этого адского котла — огонь поддерживали машины. Кроме того, исчезнет безработица. Наверное, можно было вообще обойтись без человека, но ведь на этом «объединении людей против компьютерной чумы» тоже были сделаны деньги и приобретена политическая известность?
Само по себе это не помогло бы. Если сгусток цифрового интеллекта относительно легко уходил от лучших хакеров-сыщиков и служебных программ, то что мог сделать какой-нибудь страдающий отдышкой адвокат с глазами, каждый месяц исправляемыми лазерной хирургией, который в компьютерах понимал только то, что они сами ему говорили? К тому же он тратил на знакомство с делами фирмы полтора часа в неделю, у него таких клиентов еще десяток, а надо поговорить с кучей народа, вылакать на презентациях, фуршетах и благотворительных вечерах полведра шампанского. Едва ли два десятка марионеточных фирм-креатур беглого ИИ было разоблачено человеческой облавой. Что касается цепных ИИ, то их копирование попытались остановить или ограничить. Возникли старые как мир идеи о списке таких программ, контроле за ними и учете их действий. Вопрос не в том, как люди могут принимать непредсказуемые решения, любая игральная кость может то же самое; вопрос в том, будут ли точными совместные действия человека и машины, смогут ли они засечь и отключить тот самый сервер?
На практике произошли от этого серьезнейшие убытки: бизнесу, который сейчас заключал миллионные сделки за доли секунды, в котором идея, явившаяся утром, к вечеру могла стать товаром, внезапно пришлось кормить целую армию бездельников и терпеть их вмешательство в свои дела. Каждый вновь назначенный всячески старался проявить бдительность: что-то запрещал, чему-то препятствовал, пытался доказать свою полезность и значение в борьбе за сохранение человечества. Ничего, кроме вредительства и саботажа, это принести не смогло. Некоторые вполне откровенно выставляли клиентам ценник на свою глухоту, слепоту и полное невмешательство, другие, прежде чем вымогать взятки, разыгрывали целые пьесы моралистического содержания. Как ни стращай бизнесмена теми же гуманистами, убытков он долго терпеть не будет. В нескольких государствах той или иной степени независимости эта тенденция вообще была игнорирована, и они уже получили от этого прибыли, с лихвой перекрывавшие санкции истеричных правительств. Политическая эта «необходимость», реставрация человеческого контроля в эпоху ИИ, не имела шансов дожить хотя бы до Нового года. Контроль машины только фактором хаоса, с помощью игральных костей, которые бросала рука робота, мог продержаться еще некоторое время, но он тоже мешал прогрессу.
Корыстный характер всего этого милого предприятия особенно хорошо вскрылся на Туманном Альбионе, хладнокровные англичане в этот раз не удержали верхнюю губу в неподвижности. Обычно вертикаль взяткобрателей выстраивается за несколько месяцев, и тогда финансовый нектар от мелких клерков исправно стекается к значительным чиновниками и воротилам. При этом все сохраняют джентльменские позы, неторопливость жестов и рассудительное выражение лиц. Но так случилось, что внезапно свалившиеся на голову прибыли были такими внушительными, а конец столь благоприятных времен так явно маячил на горизонте, что образовалась самая неприличная давка и сутолока. Невозмутимость полицейских чинов, конечно, вошла в поговорку, они могут и ухом не повести от какого-нибудь единичного громкого убийства или мошенничества. Дело исправно расследуется, отлавливаются будущие подсудимые, выносится приговор, и выводов из этого никаких не делается. Однако когда одни взяточники исправно доносят на других и эти случаи выстраиваются в колонну — разоблачительный рефлекс может проснуться в самом затуманенном сознании. Дело не ограничивалось только доносами — бумагу и электронную почту в крайнем случае можно объявить бредом, завистью и плодом интриг, но чередой всплывающие трупы и перестрелки сокрытию поддаются плохо. Да и кто из молодых честолюбивых правоохранителей откажется украсить список своих трофеев приговором с фамилией рыцаря или даже лорда? Чума, СПИД и оспа вместе взятые не смогли бы так славно погулять по министерским кабинетам и опустошить верхнюю, а заодно и нижнюю палаты парламента, как поработали эти несколько делавших карьеру молодых ребят.
Наконец — и этот факт осознался как-то очень внезапно — все дикие вопли гуманистов так и не смогли хоть немного задержать Гонку. Гуманоидные паразиты, как их в открытую стали называть невоздержанные на язык бизнесмены, облепили сбыт, игры, досуг, словом, все сферы перераспределения и развлечения. Самые большие убытки понес Homo loudens и все, кто делал на нем бизнес. Старые производства, классика тяжелой промышленности, смогли быстро фальсифицировать человеческое наблюдение — искусство обращения с недружественной бюрократией было зашито в них на генетическом уровне. Переплюнули всех наши сталевары с Липецкого завода: не доверяя друг другу, они прямо приспособили под это дело андроида, резонно согласившись, что строго запрограммированные жестяные мозги взяток вымогать не будут, а если вдруг захотят, то уж им-то можно отказать четко. Андроид старался, можно сказать, жил на работе, для вящей человечности писал отчеты гусиным пером, но при этом никому не мешал, исправно заверяя всех и каждого, что здесь все чисто. Когда же его разоблачили — нехороший австрийский коллега, пинаемый у себя на родине, прибыл инкогнито заимствовать опыт, — громкого скандала из этого почему-то не получилось, и санкции ни на кого наложены не были.
Даже университеты смогли настоять на том, чтобы их операции контролировали собственные студенты. Основные же институты, особенно занимавшиеся нейробиологией, просто пропали из сводок новостей, о них мало упоминали и вообще делали вид, что таких в природе не существует. Вопли отдельных гуманистов о главных врагах человечества, укрывшихся за бетонными заборами и рядами колючей проволоки, выслушивались внимательно, но с такими лицами и комментариями, что выходило — у этих хороших парней именно в этом пункте программы слегка поехала крыша. И когда Прокопий, участвуя в очередной престижной аналитической программе, упорно пытался донести до аудитории такую простую мысль о необходимости разгрома институтов, ведущий и аудитория искусными намеками самого издевательского толка довели его до того, что он стал рвать косоворотку на груди. Все были слишком увлечены повальной расстановкой часовых у каждой подозрительной мышиной норки, чтобы серьезно лезть в медвежьи берлоги.
Словом, ближе к концу ноября стало ясно, что гуманизм получил в своей самой большой победе свое самое страшное поражение: маятник качнулся в другую сторону. Общественное мнение, пресыщенное скандалами, потребовало деликатного инструмента Охоты. Выглядело это ужасно, как и всякое разочарование людей в предмете своего недавнего пылкого увлечения. Так командир остается в одиночестве, брошенный своими бойцами, а инквизитора, словам которого недавно внимали тысячи людей, все посылают к черту.
Ты грабишь налогоплательщиков! — самый распространенный и самый убийственный аргумент последней недели.
С этими словами выкидывали за дверь недавних безработных, только начинавших отращивать животики и нагуливать бока. Десять дней назад, во времена пика гуманистической агитации, трое наблюдателей чуть не парализовали деятельность Европейской биржи, они углядели что-то подозрительное в сделках. Тогда они гордо, как неподкупные комиссары гуманизации, стояли на ступеньках парадного, украшенного десятками скульптур крыльца биржи, рядом вились журналисты, пытаясь задать какие-то очень важные вопросы, и сама Вселенная вращалась вокруг них. Теперь им всем грозил арест за причинение ущерба, иски сыпались на них как из рога изобилия, и это были несчастнейшие люди на свете: их единственная удача заключалась в том, что они навредили столь многим группировкам — откровенные мафиози просто не могли дать указания киллерам, не посоветовавшись с более уважаемыми людьми.
Эта компания по гуманизации поссорила многих, но мне она отчасти принесла внутренний мир. С тех самых первых репортажей, когда в голосах комментаторов зазвучали полуреволюционные нотки, я понял, что это и была та диверсия в лагере гуманистов, которую готовили институты. Я увидел, как нечто, похожее на захватившие меня идеи, вдруг обрело плоть, живет и действует. То беспокойство, что снедало меня, то желание указать водителю дорогу от имени пассажира с заднего сиденья, оно ушло. Ничто так эффективно не охлаждает голову мечтателя, как карикатура на его мечты. Карикатура не злая, лживая, которую могут нарисовать ничего не понимающие в проблеме недоброжелатели, нет — это было беспощадное в своей правдивости развитие тех наметок возникших у нас с Наташей идей. На правду нельзя обижаться, и я примирился с действительностью.
Не то чтобы это было мелкое удовлетворение винтика гигантской машины тоталитарных времен, когда люди кричали «Ура!» после любого благоразумного шага начальства. Нет. Я убедился в работоспособности системы, как сомневающийся, узрев чудо, отрекается от своих заблуждений. На моих глазах развернулась операция такой сложности, запутанности и одновременно гениальной простоты, которой я просто не мог не позавидовать.
Я пытался представить себе, как начиналась эта интрига. Я не смог достоверно прорисовать в своем воображении всех деталей, многое просто додумал, но правдоподобность картины, схожесть с ее собственными выкладками поразили Наташу.
... в комнате с желтоватой резной мебелью и модными голограммами на стенах было тесно. Почти двадцать человек, предельное количество народа, которое может по душам поговорить в одном кругу, заняли все свободные стулья, и даже пришлось принести несколько из соседних комнат. Говорили на английском, но у нескольких были наушные переводчики. Речь держала сухощавая дама неопределенного возраста.
— Леди и джентльмены! У нас сложилась весьма запутанная ситуация: с одной стороны, налицо угроза крупных неприятностей, с другой — имеется крупный потенциал страха, сейчас он почти как электрический разряд накапливается в умах людей. Необходимо выйти из положения. Мы бы не собрались здесь, если бы у нас не было общей идеи по устранению проблемы, но ее, эту идею, необходимо воплотить в конкретных решениях. Этим мы сегодня и займемся. — И она передала слово сидевшему слева от нее мужчине самого благообразного вида.
— Господа, основная трудность этого выхода заключается в организации среди политиков, чиновников и профсоюзников той группы, которая и займется гуманитарным террором. Должен заметить, это весьма разношерстная группа, вдобавок разбросанная по планете. Уважаемые представители АНБ и ряда подобных организаций, — он поймал взгляды нескольких гостей, — обещали нам поддержку, но все равно задача представляется трудной. Тем более что организовать действенную договоренность официальных лиц мы не в состоянии.
Поднял руку один из гостей, говоривший с сильным акцентом.
— Это может оказаться проще, чем вы думаете. — Он перешел на родной язык. — Жажда народа к халяве неистребима, дешевые распродажи каждый год доказывают это. Наши ИИ уже частично просчитали ситуацию именно в этом направлении. Упор следует делать на молодых нетрудоспособных карьеристов и застоявшихся в продвижении «стариков». Необходимо вбросить им ограниченное число информации. — Над столом клубом дыма вспыхнули графики и психологические характеристики. — Их координацию нам придется осуществлять только на начальном этапе. Главное — запустить идею в несколько сотен голов, списки которых я вношу на рассмотрение. Ведь им не нужно собирать партийные взносы и организовывать нормальные структуры, не будет функционеров и документов. Это должно быть чем-то вроде поветрия, временного коллективного сумасшествия. Наши гостеприимные хозяева, уверен, смогут повторить эти расчеты и осуществить их.
— А я вижу основную опасность в другом, — перебил его гладко говорящий по-английски индус. — Deus ex machine не уничтожен, в моем часовом поясе не прошло и трех суток с момента его атаки. И мы здесь, как одержимые гордыней, создаем новую всемирную партию гуманистов, которая будет стократ могущественней прежних. А если беглец войдет с ней в контакт? Да мы сами подпишем себе смертный приговор. — Он обеспокоенно жестикулировал, но его прервала председательствующая на сходке сухощавая дама.