Синякин Сергей. Третье нашествие марсиан

   - Понял, - подавленно сказал я и, неожиданно вспомнив, поинтересовался: - Слушай, Иван Николаевич, а что это у вас за обескровленный труп на прошлой неделе нашли?
   - Разговор на скамеечке подслушали? - хохотнул милицейский майор. - Да не было никакого трупа, Валентин Мокеевич. Есть тут у нас один… марсианский дружинник, бляха-муха. Все время рядом с треножниками сшивается, вроде бы даже язык марсиан понимать стал. Думаешь, он так, ради чистого искусства рядом с ними отирается? Он свой интерес имеет. Марсианину западло наши квитанции проглядывать, он выше этого. Ну, а дружинник этот данным обстоятельством пользуется. Пуганет водилу и его пассажиров, а потом предлагает, мол, прояви щедрость, братила, я тебя от жадных щупальцев отмажу. Ну, ему кто деньгами, кто водкой, народ-то про него уже знает, верит, что отмазать может.
   - Понял, - снова сказал я. Догадаться и самом деле оказалось нетрудно. - Можешь не продолжать, майор. Проспался?
   - Проспался, - кивнул Ступаков. - Мы его вчера направили на принудительное лечение, согласно указанию Департамента по освоению Земли. Больше всего жена благодарила. Он, бляха-муха, выпив, всегда с ней отношения выяснял. Не без рукоприкладства, разумеется. А тут вдруг нате вам - отпуск на неопределенное время. Хоть поживет бабонька до его возвращения.
   Он похлопал себя по карманам и с надеждой посмотрел на меня.
   - Дай закурить, - сказал он. - Мои еще в обед кончились.
   Сигарет мне было не жалко. Сам я тоже одно время дымил, как паровоз, но в последнее время стал ограничиваться пятью-шестью сигаретами в день. Полностью бросить курить никак не получалось, особенно в управлении - выдернет начальство, вздернет тебя за что-нибудь, так выходишь из кабинета, трясет тебя, и рука сама за сигаретой тянется. Поэтому майора я хорошо понимал.
   Ступаков затянулся и выпустил мастерское кольцо дыма.
   - Сам ничего не понимаю, - признался он. - Это же не бурдюки с вином. Все-таки марсианский спецназ, пусть рук и ног не имеют, но видел я однажды, как они со своими щупальцами управляются. Кто мог их сделать? Нет у нас в городе таких специалистов.
   - Может, группа какая-нибудь в город приезжала накануне исчезновения гарнизона? - безнадежно поинтересовался я. - Новых людей не было?
   - Не было, - твердо сказал Ступаков, жадно и длинно затянувшись дымом. - Понимаешь, Валентин Мокеевич, у нас городок маленький, на одном конце ночью зевнешь, утром на другом конце станут прикидывать, не вывихнул ли ты себе челюсть при этом. На Степной слышно, как на Рабочей кровать скрипит. Если бы незнакомые люди приехали, я бы из первых это знал.
   Про кровать в доме на улице Рабочей он специально для меня ввернул, знание свое показал. Я сделал вид, что пропустил его выпад мимо ушей, но лицо мое предательски загорелось. Ишь, моралист, замечания делать вздумал!
   - Знаешь, Мокеич, - сказал начальник криминальной милиции, - разные мы слишком с марсианами. Поэтому большой ненависти нет. Ненависть, бляха-муха, всегда к себе подобному рождается. Почему перед хищником испытываешь страх, а ненависти к нему нет? Потому что он в другой плоскости, он по ту сторону добра и зла, для него эти понятия просто не существуют. Ты когда-нибудь марсианские порножурналы видел?
   - А что, есть такие? - удивился я.
   - А то, - Ступаков почесал висок. - Довелось листать, когда мы их казарму осматривали. Там их самки морской звездой выворачиваются, чтобы яйцеклад виднее был. Выходит, марсиан это заводит, как нас, скажем, "Пентхауз". А мы смотрим, как учебник зоологии разглядываем. Ну, вывернулась, ну, присоски на внутренних щупальцах показала… Нам-то какое до этого дело? Разные мы, никогда друг друга не поймем. Как и они нас. Дай марсианам "Плейбой", станут они его рассматривать?
   - Кстати, майор, - оживился я. - Черт с ними, с журналами. Вы, когда их базу осматривали, ничего особенного не отмечали?
   - А что там, бляха-муха, может быть особенного? - удивился Ступаков. - Пустой бассейн, три комнаты растительным маслом забрызганы, в углу раздевалки, - он явно цитировал протокол осмотра места происшествия, - находится емкость из небьющегося стекла с бурой жидкостью, предположительно - кровью, рядом несколько устройств для забора крови из вены. Во второй комнате на столе несколько марсианских журналов с цветными иллюстрациями, два прибора неизвестного назначения, двенадцать марсианских стерилизаторов с пипетками для питания. Шконки ихние в два яруса, такие хитрые, вроде коконов, которые себе гусеница сплетает прежде, чем очухается. Следов взлома помещения не обнаружено, замки целы, двери повреждения не имеют, на момент начала осмотра были заперты на ключ.
   - Постой, постой, - сказал я, - как это, заперты на ключ? Кто их запирал?
   Ступаков задумчиво почесал висок, некоторое время, покусывая губы, смотрел на меня.
   - А я откуда знаю? - спросил он, наконец. - Кому надо, тот и запер. Выдели еще сигаретку!
   Прикурив от еще тлеющего окурка, майор поднял на меня глаза. Дошло до него.
   - Но дверь точно была заперта, - сказал майор. - Я сам там был с начала и до конца. При мне двери и открывали.
   - Кто? - подался к нему я. - Кто открывал?
   - Как кто? - удивился майор. - Директор банно-прачечного комбината Геннадий Федорович Лошаков. Я помню, ткнулись мы, а двери заперты. Вот я и послал участкового за Лошаковым. Бедроев за ним на мотоцикле ездил.
   - Иван Федорович, - сказал я как можно убедительнее, - надо бы мне эту баньку осмотреть.
   Начальник криминальной милиции вздохнул, посмотрел на часы, потом посмотрел на меня. Видно было, что у него на сегодняшний вечер были другие планы. Но он был человеком исполнительным, для которого служебные дела были выше всех остальных. И из области он, несомненно, указание получил - содействовать сотруднику ФСБ по всем вопросам и затруднений в работе ему не чинить. В случае обращения, конечно.
   Ступаков осторожно поплевал на тлеющую сигарету, осмотрелся в поисках урны и, не найдя ее, прошел к туалетной комнате. Оттуда послышался звук спускаемой воды. Обстоятельным человеком был начальник криминальной милиции Иван Федорович Ступаков. И аккуратным. Я бы на его месте просто выбросил окурок в форточку. Мысленно я поставил ему плюс. Да что там говорить, сразу трех плюсов заслуживал майор - за умение размышлять вслух, за культуру поведения и за то, что не путал свои проблемы с государственными.
   - Так что мы стоим? - возвратившись, поинтересовался Ступаков. - Пошли!
 

Глава девятая

 
   В сумерках стоящие у здания бани боевые треножники смотрелись безобидно. На водонапорные башни они походили. Трудно было представить, что в дни Большого вторжения они наводили ужас на людей. Не знаю почему, но меня они не впечатляли. Привык, наверное. Я-то родился, когда эти треножники на всех дорогах были. Мать рассказывала, что ее беременную один из треножников в корзину подхватил, а потом до марсиан дошло, что земная самка беременна. Извиняться, конечно, никто не стал. Но треножник шесть километров отмахал, прежде чем мамку в безопасном месте высадил. Погудел немного и рванул на полной скорости по своим черным делам. Марсиане с самого начала детей и беременных женщин не трогали, видимо, такое указание им свыше было. В данном случае я им даже благодарен должен быть за свое рождение. А вот мужиков земных они пошерстили при вторжении - рассказывают, полками их жгли. В учебниках истории об этом, понятное дело, не пишут и не скоро еще будут писать. А что вы хотели? Война шла на взаимоуничтожение. Люди за земную свободу боролись.
   Баню строили явно не римляне, но входные двери у нее были широкие, словно строители очень старались избавить будущих посетителей от давки. Двери оказались не заперты, они со скрипом отворились, впуская нас в гулкий темный вестибюль.
   - Вот здесь они и жили, - сказал майор Ступаков.
   Ему тоже было не по себе, и заговорил он со мной, чтобы уверенность обрести.
   В помещении стоял резкий запах прогорклого растительного масла. Видимо, масло разлили по полу, нога моя вдруг скользнула в сторону, и я едва не приложился затылком о керамические плитки.
   - Осторожнее, - сказал Ступаков, успевший подхватить меня под руку. - Полы здесь скользкие, следователь наш, когда осматривал место происшествия, звезданулся и два ребра себе сломал.
   - Что-нибудь с места происшествия изымали? - спросил я, стараясь идти осторожнее.
   - Ничего, - ответствовал начальник криминальной милиции. - Все обнаруженные предметы являлись, как говорится, личными вещами марсиан и изъятию не подлежали. Так и оставили, Валентин Мокеевич.
   - Даже порнушку марсианскую? - попытался снять напряжение я.
   - Так она, бляха-муха, только марсиан и может возбудить, - сказал майор. - Да что я вам рассказываю, сейчас сами увидите. Подождите, я выключатель найду.
   Он пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем. Против ожидания свет не зажегся.
   - Что за ерунда! - громко сказал майор.
   - А когда осмотр проводили, свет горел? - спросил я.
   - А черт его знает, - вновь щелкая переключателем, отозвался Ступаков. - Мы осмотр днем проводили, никто и не проверял.
   Я достал из кармана фонарик, входящий в специальное снаряжение спецназа и разведки. Как он действует, я и сам не знал, но штука удивительная - включаешь, и все перед тобой как на ладони, но для человека, удаленного на пять-шесть метров, окружающая местность по-прежнему остается темной.
   Высветились темные жирные пятна на полу. Я перевел фонарик выше и высветил руку Ступакова, лежащую на выключателе. Рядом заметалась его сгорбленная тень.
   - Классная штучка, - с уважением сказал майор.
   Мы прошлись по помещениям. Память у майора оказалась хорошей, протокол осмотра места происшествия он цитировал почти дословно. Ничего особенного мы не нашли. Емкость с кровью стояла на месте, пипетки и отсосники крови тоже, разное марсианское барахло…
   - Вот эти журнальчики, - громко сказал Ступаков и хихикнул.
   - Потом, - сказал я. - Потом будешь разглядывать похотливых марсианок, извращенец. Помоги мне спуститься в бассейн.
   Бассейн, в котором любили понежиться после дежурства марсиане, был пуст. Кафельные плитки, которыми он был облицован, все еще оставались жирными и скользкими. Наклонившись, я исследовал водосток. Повинуясь своей интуиции, набрал в специальную пробирку немного темной жидкости, скопившейся в углублении водостока. Этот набор у меня всегда при себе - плоский контейнер, напоминающий портсигар, но внутри находится все то, что может понадобиться для взятия проб. И не только для взятия проб.
   Выпрямляясь, я снова поскользнулся на скользком кафеле и всей спиной приложился к стенке бассейна. "Прощай, рубашка, - с отчаянным раздражением подумал я. - Жир хрен чем отстираешь!"
   В помещении, где находился бассейн, стоял странный и вместе с тем удивительно знакомый запах. Некоторое время я пытался вспомнить его, но никак не мог. Знаете, как бывает - вроде вот оно, все на языке, еще мгновение, и ты все назовешь своими именами. Но ничего подобного - догадка угасает, так и не появившись на свет. Заторможенность сознания. Вот и со мной такое случилось. По стенам метались изломанные серые тени. Жутковато здесь было. Постоянно спиной я ощущал какую-то опасность, хотя твердо знал, что ничего мне грозить не может. Наверное, подобное чувство испытывал герой фильмов о вурдалаках, впервые попавший в их гнусное логово. Да если смотреть правде в глаза, это и было гнездо кровопийц, только с Марса.
   Ухватившись за руку Ступакова, я поднялся по скользким ступенькам.
   - Запах здесь стоит… - сказал я.
   - Наверное, марсианами попахивает, - майор гулко хохотнул, и опять мне стало понятно, что он просто бодрит себя этими смешками.
   - Тебе он ничего не напоминает? - на всякий случай поинтересовался я.
   - Так я ж ничего не чую, - признался Ступаков. - У меня хронический насморк.
   Мы еще раз прошлись по помещениям. У меня было ощущение, что мы что-то недоглядели, что-то важное пропустили. Уже на выходе я вспомнил:
   - А где здесь распределительный щит, майор?
   - А я откуда знаю? - отозвался тот. - Я здесь, бляха-муха, электриком не работаю. Мое занятие - жуликов ловить.
   Мать твою в медном тазу с долотом и зубилом! Он жуликов ловит, а я сюда в бане попариться приехал! Мысленно я поставил майору жирный минус. И тут раздражение уступило место робкой догадке, которую я не спешил озвучить. Я вспомнил, где с таким запахом сталкивался. Но мог и ошибиться.
   Распределительный щит находился в коридоре. Я пощелкал автоматами пробок, и в вестибюле вспыхнул свет.
   - Пробки полетели, - тонко подметил майор Ступаков.
   - А вот этот рубильник, он для чего? - спросил я.
   - Завтра дерну электрика, и все выясню, - сказал начальник криминальной милиции города. - Здесь электриком Валера Васильев работает, он недалеко от меня живет.
   - А что он за человек? - внимательно рассматривая расположение рубильников и переключателей на распределительном щите, поинтересовался я.
   - Нормальный мужик, - бездумно сказал Ступаков. - Женат, двух спиногрызов имеет. С характером - отказался на какую-то марсианскую стройку ехать, альтернативную службу прошел в местной больнице.
   - Пьет?
   - В пропорцию. Особо в том не замечен. Он, бляха-муха, тут до сих пор с пацанами в футбол играет. Сами ворота сделали, Валера всю зиму из капронового шнура сетки вязал. Мячи футбольные в области купил. Ярый болельщик московского "Спартака". Каждый матч чемпионата региона отслеживает. Если "Спартак" с кем-то рубится, или хохлы, скажем, с нашими играют, то хрен его от телевизора оторвешь. А так он мужик спокойный, ни в чем предосудительном не замешан.
   - А к марсианам как относится?
   - Нормально, - удивленно отозвался Ступаков. - Как к комарам.
   - В том смысле, что прихлопнуть способен?
   - Ну, вы скажете! В смысле - как к неизбежному злу. Сколько ни крутись, как ни отмахивайся, а свое положенное они все равно выпьют.
   В катушке на распределительном щите был разорван лакированный провод и между витками блестел кусочек алюминия, который я немедленно изъял и упаковал в полиэтиленовый пакетик из своего постоянного комплекта. Интуитивно я чувствовал, что догадка вырисовывается, но все следовало спокойно обдумать, и не здесь, а в более пристойном месте.
   Мы выбрались на свежий воздух, и у меня от него закружилась голова. Похоже, Ступаков себя чувствовал не лучше.
   - И что дальше? - спросил он. - Блин, даже курить не хочется.
   Я оценил его деликатный намек и протянул сигарету. Мы закурили.
   - И что теперь?
   - По домам пойдем, - сказал я. - Только ты помни, что электрика обещал подтянуть. Про меня пока не трезвонь, я пока еще в прежней шкуре немного поболтаюсь.
   - Это запросто, - вздохнул Ступаков и посмотрел на небо.
   Небо было звездным, тусклая красная звездочка была почти не заметна среди яркого полноцветья остальных. Век бы ее не видеть! Ступаков словно почувствовал мои мысли.
   - Вот бляха-муха, - сказал он. - Светит себе хиленько, за третий сорт не возьмешь, а потом прилетают оттуда козлы с кнутом и с пряником! За нашей кровушкой!
   На квартиру я вернулся поздно, но все-таки гораздо раньше, чем рассчитывал. Пришлось еще встретиться с Магомбетом, который позвонил мне по сотовому телефону. Номерок этот я никому случайному не давал, только для особо доверенных лиц он у меня был.
   - Я выяснил, - сказал Магомбет. - Этот человек был в городе двадцать второго.
   - Это еще ни о чем не говорит, - сказал я. - Мог и по своим делам приехать. С кем он в городе виделся?
   - В Союз свободных фермеров заезжал, - сказал Магомбет. - Там крутился до обеда. Потом к Сашке Короткову заехал, был у него до позднего вечера. Пиво пили. Правда, отъезжал, с Шашуновым встречался.
   - А это еще кто такой?
   - Учитель физики в Суховской средней школе.
   - Они не родственники? - спросил я.
   - Нет, - сказал Магомбет. - Их предки близко рядом не сидели.
   - А как характеризуется этот Шашунов?
   - "Почетный донор", - сказал Магомбет. - Председатель общества российско-марсианской дружбы. А еще лет семь назад он, говорят, такие речи против марсианских кровопийц толкал!
   - Похоже, - медленно сказал я.
   - Ай, брат! - даже обиделся Магомбет. - Что значит похоже? В самый цвет мы с тобой угодили, мамой клянусь! Ты и в Нальчике мне говорил - похоже! А там подвал оказался с волновыми генераторами. Сколько мы тогда выгребли? Двести штук, а?
   Магомбет был прав. Конечно же, всю полученную информацию надо было хорошенько обдумать, поэтому я не особо торопился.
   Как и следовало ожидать, хозяйка не спала, но и радости от моего появления не высказала.
   Глянула мельком и снова в телевизор уткнулась. Я зашел в комнату, стащил с себя рубашку и брезгливо оглядел жирные пятна на ней. Рубашку можно было смело выбрасывать. Жаль, а она мне так нравилась! Свернув рубашку в комок, я сунулся в сумку, но там ничего не было, кроме носков и нижнего белья. Растерянно я огляделся по сторонам. Вот так! Все мои сменные вещи были аккуратно поглажены, брюки и рубашки висели на плечиках. Вера Петровна постаралась!
   Взяв свежую рубашку, я вышел во двор и ополоснулся прямо под колонкой. Вода освежила. Переодевшись, я почувствовал себя бодрее. Я вернулся в дом и вновь наткнулся на скорбный осуждающий взгляд женщины. Что называется - нарвался.
   - Добрый вечер, - сказал я. - Ты извини, у Ступакова засиделся. Ему там из области кое-что передали, а потом посидели, поговорили…
   - Есть будете? - спросила Вера Петровна.
   Кажется, она медленно оттаивала.
   По телевизору показывали очередной сериал о нелегкой жизни бандитов начала века. Кажется, кто-то договаривался замочить конкурента. Сейчас бравые ребятки с бычьими шеями сидели, потягивая пивко, и неторопливо обсуждали животрепещущий вопрос - нанять киллера, который, как известно, всегда выполняет порученную работу, но дорого берет, или, во избежание возможной огласки, взяться за это нелегкое дело самим. Возможность договориться с конкурентом они просто не обсуждали, это не приходило в их узколобые головки.
   - Что это? - спросил я, кивая на экран.
   - Это же классика, Валентин Матвеевич, - с легкой укоризной просветила меня Вера Петровна. - "Чугунные парни", семнадцатая серия.
   Она поставила на стол тарелки с ужином, чашку дымящегося еще чая и села напротив, подперев миленькое свое личико тонкими ладошками.
   Женщины - собственницы. Не успеешь оказаться с ней в близких отношениях, как она начинает прикидывать, как вам строить дальнейшую жизнь, при этом порой заглядывает в отдаленное будущее, куда ты не смотришь. А, собственно, почему бы и нет? Красивая женщина, совсем не дура, да и во всем остальном очень даже впечатляет.
   - А ведь вы, Валентин Мокеевич, не из ОблОоно, - вдруг сказала Вера Петровна. - Вы сюда не тетрадки приехали проверять.
   Большого открытия она, конечно, не сделала, чтобы прийти к таким выводам, особой сообразительности не требовалось, особенно после того, как я ночью весь в масляных пятнах пришел, но все равно мне стало немного неприятно. Словно в чужой одежде на улицу вышел, а меня в ней хозяева застукали.
   - Вы из милиции? - спросила Вера Петровна.
   - Ну, почему из милиции? - пробормотал я, делая вид, что чай для меня слишком горяч.
   - Видела я вашу рубашечку, - сказала женщина. - Знаю, где вы в ней лазили, в школе так не перепачкаешься. Вы ведь не бочки с подсолнечным маслом грузили?
   Проницательная женщина!
   Бочек, тем более с растительным маслом, я в этот день и в глаза не видел.
 

Глава десятая

 
   Утром я направился в школу.
   Директор Никон сидел за столом, подперев рыжую бородку рукой, и вид у него был несчастный-разнесчастный, словно от него жена ушла или ему только что об увольнении сообщили.
   - А я вас вчера искал, - вместо приветствия сообщил он. - А сегодня вас наш милицейский начальник спрашивал, Иван Ступаков. Похоже, вы у нас в городе популярный человек.
   - Здравствуйте, Анатолий Сергеевич, - сказал я. - Что-нибудь случилось?
   - Эти ваши разноцветные камешки и в самом деле видели, - директор подергал бородку. - И знаете, у кого? У сына директора банно-прачечного комбината Лошакова. Мальчишке двенадцать лет, но растет шпана шпаной, не удивлюсь, если в ближайшем будущем он станет постоянным клиентом нашей милиции.
   - А как же воспитание? - спросил я. - Влияние школы?
   - Какое там влияние, - устало сказал директор. - На них улица больше влияет. А мы им грубого слова не можем сказать, хотя лично я думаю, что их пороть надо. Прав был Корней Иванович Чуковский - телесные наказания в школе способствуют становлению человека и воспитанию в нем нравственности и морали.
   О подобных высказываниях классика детской литературы я не слышал, но спорить с директором не стал. Раз говорит, значит знает.
   - У него их видели вчера, - сообщил директор. - Мальчишки даже играли в них, если то, что происходит, можно назвать игрой.
   - Игрой это назвать трудно, - признался я. - Если это и игра, то игра человеческого воображения. Но камни у пацанов надо быстрее реквизировать. Такие игры влияют на человека не в лучшую сторону.
   Директор некоторое время смотрел на меня, словно прикидывал, доверить мне тайну или не стоит, потом открыл ящик стола и достал из нее нечто, напоминающее четки, но состоящее из множества переливающихся всеми цветами радуги камешков. На них хотелось смотреть, не моргая, блеск их завораживал. Я протянул руку, коснулся камней. На ощупь они были холодными, но в них горел огонь.
   - Разумеется, вы с мальчишкой побеседовали?
   - Конечно, - сказал директор. - С мягкой твердостью я пытался внушить ему, что воровать нехорошо. Особенно у марсиан.
   - И что он вам ответил? - я все еще не мог отвести взгляда от камней.
   - Он сказал, что его отец не марсианин.
   - Вы хотите сказать, что он спер это у своего отца?
   - Я ничего не хочу сказать, - мягко поправил Никон. - Я просто повторил слова мальчишки. Знаете, Валентин Мокееевич, мне было бы очень неприятно узнать, что к исчезновению марсиан имеет отношение Геннадий Федорович Лошаков. Мы с ним дружим с детства. Об этих самых энапах я знал еще вчера, когда вы только спросили меня про мальчишек. Каюсь, сразу не решился сказать вам. Надеялся, что энапы появились у Вени другим путем. Но… - он вздохнул и предупредительно поднял руки. - Я ведь понимаю, что вы приехали не просто так. Я понимаю, чем нам всем грозит убийство или похищение марсиан. Поэтому я решил выложить все как есть.
   - И правильно сделали, - успокоил я Никона. - Вы просто не знаете, что такое марсианская зачистка. Взрослых мужчин в лагерь, женщин - в другой лагерь, детей - в детские дома. Все, кто этому пытается сопротивляться… Я думаю, действие тепловых генераторов вы видели.
   - Видел, - сказал директор школы сухо. - Довелось. Страшная штука.
   - Мне бы хотелось побеседовать с этим мальчиком, - сказал я. - Его зовут Веней?
   - Он в соседнем классе сидит, - кивнул директор. - Я так и подумал, что вы с ним сами побеседовать захотите. Я с ним с утра поговорил, родителей он еще не видел, так что сказать никому ничего не мог.
   Пацан был щупленький, но нахальный и ершистый. Смотрел на меня настороженно, словно вороненок, случайно выпавший из гнезда. Именно такое он впечатление производил - нахальный и напуганный вороненок, который обнаружил, что к нему подбирается кошка, а родителей, как на грех, поблизости нет. Он сидел за крайним от окна столом, разглядывая меня круглыми глазами. Он ожидал неприятностей.
   - Здравствуй, Вениамин, - сказал я, садясь за учительский стол. - А меня зовут Валентин Мокеевич.
   Он промолчал, продолжая внимательно и настороженно разглядывать меня.
   - Нехорошо, нехорошо, молодой человек. Разве тебе не объясняли, что воровать нельзя?
   - Я не воровал, - тихо сказал он.
   - А это? - я бросил на стол переливающуюся всеми цветами радуги цепочку камней.
   Глаза мальчишки жадно вспыхнули. Похоже, парень уже хорошо знал, что это такое, и умел энапом пользоваться.
   - Где ты это взял? У марсиан?
   - У каких марсиан? - парень посмотрел на меня. - У отца в ящике для инструментов нашел. Я даже не знал, что это марсианская штуковина, думал сначала так, бусы стеклянные.
   - Точно? Не врешь? - надавил я.
   - Отца спросите! - мальчишка судорожно вздохнул. - Как я мог у марсиан взять, если они к себе никого, даже тех, кто на комбинате раньше работал, не пускали? - привел он, как ему казалось, веский довод.
   "Вот именно, - подумал я. - Никого они к себе не пускали. Откуда же тогда энап взялся у твоего отца?"
   - Ты когда его нашел? Ну, у отца в ящике?
   Воодушевленный тем, что ему верят, мальчишка задумался. Он даже губами шевелил, словно это в чем-то могло ему помочь.
   - Двадцать четвертого, наверное, - наконец сказал он.
   Совпадало. Марсиане по всем прикидкам исчезли двадцать второго. Или двадцать третьего. Тогда впервые заметили, что треножники длительное время остаются неподвижными, и на них садятся птицы. Этого марсиане никогда не позволяли, тепловым лучом превращая птиц в пепел. Когда же Геннадий Федорович Лошаков принес в дом марсианскую игрушку - в ночь исчезновения гарнизона или на следующий день? Это надо было смелость иметь - зайти туда, куда тебя не пускают. Или он знал, что бояться уже нечего? Тогда получалось, что появился след. Тоненький, неверный, но след.