Капитан Дымов посмотрел на аборигена.
– И тебя не пугает смерть твоей расы?
– Все однажды умрут, - равнодушно сказал Кр-хи. - Однажды умрет и сам Звездный паук, а погашенные им звезды снова загорятся.
Он подумал немного, алые пятна на его брюшке стали яркими, головогрудь неожиданно стала пушистой, и Кр-хи удовлетворенно добавил:
– Зато мокрых не будет! Трудно жить в горячем воздухе, но в кипящей воде жить совсем невозможно!
3
Глава пятая
1
2
3
– И тебя не пугает смерть твоей расы?
– Все однажды умрут, - равнодушно сказал Кр-хи. - Однажды умрет и сам Звездный паук, а погашенные им звезды снова загорятся.
Он подумал немного, алые пятна на его брюшке стали яркими, головогрудь неожиданно стала пушистой, и Кр-хи удовлетворенно добавил:
– Зато мокрых не будет! Трудно жить в горячем воздухе, но в кипящей воде жить совсем невозможно!
3
Шесть дней - не столетие, но Брызгину полетная неделя показалась нестерпимо долгой.
Он не понимал, почему Армстронг назначил встречу Даниилу Ольжецкому на базе звездного флота в системе Аристемы, но добиваться каких-то объяснений у старика не хотел. Захочет, объяснит сам.
Но то ли Армстронгу пока не хотелось пускаться в объяснения, то ли он ждал проявлений любопытства со стороны Брызгина, но так или иначе он с разъяснениями не торопился.
Смерть Тома Джефферса постепенно уходила в прошлое.
Брызгин знал, что никогда не простит себе глупого и безвольного поведения на атолле, но постепенно боль стихала, а мозг постоянно услужливо подбрасывал оправдания, которым Брызгин пытался не внимать.
Между тем полет продолжался в соответствии с рутинными правилами астронавтики. Выход в очередную расчетную точку тахиарда, бросок в подпространстве, маневрирование до очередной точки, кратковременные пребывания на звездных станциях, когда поглощавший уйму энергии спейсрейдер осуществлял очередную дозаправку. Это ведь был пассажирский, а не исследовательский корабль, он не имел запаса, позволяющего месяцами находиться в автономном плавании среди звезд. Если исследовательский корабль можно было уподобить испанскому галиону, то пассажирское судно выглядело рядом с ним беззаботной яхтой. Реакторы исследовательского спейсрейдера были мощны, они могли изменить климат планеты, а при определенных условиях их можно было использовать для решения более серьезных астрофизических задач. Пассажирский корабль предназначался для одного - быстро и с максимальными удобствами доставить пассажиров и груз в необходимое место.
Тем не менее, в конце полета Брызгин чувствовал усталость, словно находился в межзвездном пространстве несколько месяцев. Он понимал, чем вызвана эта усталость, но не мог преломить себя. Виной всему была бездеятельность, к которой Андрей не привык.
С раздражением Брызгин поглядывал на своего спутника, которого бездеятельность похоже совсем не угнетала, старик был рад, что вновь оказался в пространстве, и эта радость заменяла ему все.
Он часами пропадал на мостике управления кораблем, беседовал с пассажирами, пил с ними тягучее и терпкое фангорийское вино, а в моменты барражирования корабля в окрестностях очередной звезды часами разглядывал незнакомое звездное небо, словно в мигающих звездах можно было найти ответ на проблему, вставшую перед человечеством.
Брызгин не подходил к нему, Армстронг не искал встреч со своим молодым попутчиком. Нельзя было сказать, что виной всему была взаимная неприязнь, скорее всего виной была молодая неуступчивость и гордость Андрея, который не умел и не хотел ждать, а потому житейскую неторопливость Нейла Армстронга обращал в обиду.
Прибытие на базу оба восприняли с облегчением.
Еще в порту их встретил Даниил Ольжецкий. Высокий светловолосый, неожиданно морщинистым лицом и пестрыми одеждами он выделялся среди астролетчиков. При виде прибывших лицо его просияло, и Даниил поднял над головой сомкнутые в пожатии руки.
Спустя несколько минут они уже летели на планету. Обзор у катера был хорошим и виден был бесконечный океан, в котором желто-зелеными пятнами неправильной формы выделялись многочисленные острова, собранные в архипелаги.
– Рад? - спросил Ольжецкий старого пространственника.
– А ты думал! - сказал тот, не отрывая взгляда от живописных пейзажей чужой планеты.
– Трудно было получить разрешение на полет? - продолжал расспросы Ольжецкий. - Больше всего я боялся, что врачи тебя не выпустят, Нейл.
– Поэтому ты подстраховался и вышел на Файберга? - хмыкнул Армстронг.
Они засмеялись.
Им было все ясно, и Брызгин вновь почувствовал обиду.
– Как тебе понравился мой парень? - спросил Ольжецкий.
– Хороший… специалист, - с легкой, но заметной запинкой отозвался старик. Ольжецкий сделал вид, или действительно не заметил заминки.
– А как же, - сказал он, похлопывая Брызгина по плечу. - У нас только такие и задерживаются. Каждый - настоящий профессионал! Других не держим!
– Я так понимаю, что ты уже сам догадался обо всем, - утвердительно сказал Армстронг. - Пакет данных оказался таким, что вероятные выводы лежали на поверхности. Я подумал, что ты, Даниил, не нуждаешься в разгадке, тебе необходимо решение проблемы. Я угадал?
Брызгин поймал моментальный и острый взгляд Ольжецкого. Судя по этому взгляду, Ольжецкому не хотелось, чтобы Брызгин был посвящен в детали. Он не ошибся. Ольжецкий покрутил в воздухе пальцами и неопределенно сказал:
– В общем-то, ты близок к истине, Нейл. Я думаю, у нас еще будет время поговорить об этом более подробно.
«И черт с вами! - подумал Брызгин. - Темните, если хочется. Не очень-то мне нужны ваши секреты».
Но чувство обиды, разумеется, не исчезло. Чувство нетерпеливого ожидания момента, когда тайна откроется, стало только острее.
– Тайны Мадридского двора, - с некоторым раздражением сказал он Ольжецкому. - Не понимаю я вас, старички. Проблемы кулуарно не решаются, особенно такие, как спасение звездных систем.
Ольжецкий не улыбнулся.
– Анджей, - сказал он. - Успокойся. Это говорит молодость. Придет время, и ты поймешь, что от решения некоторых проблем лучше всего держаться в стороне. Человеческая совесть не безразмерна, есть вещи, которых она не прощает.
А объяснять ничего не стал. Вот и понимай пана Ольжецкого, как хочешь.
Брызгин в чудеса не верил. Он твердо знал, что рано или поздно все объясняется, а загадки перестают таковыми быть. Все дело во времени. Андрей Брызгин был молод, а потому и спокоен.
Он не понимал, почему Армстронг назначил встречу Даниилу Ольжецкому на базе звездного флота в системе Аристемы, но добиваться каких-то объяснений у старика не хотел. Захочет, объяснит сам.
Но то ли Армстронгу пока не хотелось пускаться в объяснения, то ли он ждал проявлений любопытства со стороны Брызгина, но так или иначе он с разъяснениями не торопился.
Смерть Тома Джефферса постепенно уходила в прошлое.
Брызгин знал, что никогда не простит себе глупого и безвольного поведения на атолле, но постепенно боль стихала, а мозг постоянно услужливо подбрасывал оправдания, которым Брызгин пытался не внимать.
Между тем полет продолжался в соответствии с рутинными правилами астронавтики. Выход в очередную расчетную точку тахиарда, бросок в подпространстве, маневрирование до очередной точки, кратковременные пребывания на звездных станциях, когда поглощавший уйму энергии спейсрейдер осуществлял очередную дозаправку. Это ведь был пассажирский, а не исследовательский корабль, он не имел запаса, позволяющего месяцами находиться в автономном плавании среди звезд. Если исследовательский корабль можно было уподобить испанскому галиону, то пассажирское судно выглядело рядом с ним беззаботной яхтой. Реакторы исследовательского спейсрейдера были мощны, они могли изменить климат планеты, а при определенных условиях их можно было использовать для решения более серьезных астрофизических задач. Пассажирский корабль предназначался для одного - быстро и с максимальными удобствами доставить пассажиров и груз в необходимое место.
Тем не менее, в конце полета Брызгин чувствовал усталость, словно находился в межзвездном пространстве несколько месяцев. Он понимал, чем вызвана эта усталость, но не мог преломить себя. Виной всему была бездеятельность, к которой Андрей не привык.
С раздражением Брызгин поглядывал на своего спутника, которого бездеятельность похоже совсем не угнетала, старик был рад, что вновь оказался в пространстве, и эта радость заменяла ему все.
Он часами пропадал на мостике управления кораблем, беседовал с пассажирами, пил с ними тягучее и терпкое фангорийское вино, а в моменты барражирования корабля в окрестностях очередной звезды часами разглядывал незнакомое звездное небо, словно в мигающих звездах можно было найти ответ на проблему, вставшую перед человечеством.
Брызгин не подходил к нему, Армстронг не искал встреч со своим молодым попутчиком. Нельзя было сказать, что виной всему была взаимная неприязнь, скорее всего виной была молодая неуступчивость и гордость Андрея, который не умел и не хотел ждать, а потому житейскую неторопливость Нейла Армстронга обращал в обиду.
Прибытие на базу оба восприняли с облегчением.
Еще в порту их встретил Даниил Ольжецкий. Высокий светловолосый, неожиданно морщинистым лицом и пестрыми одеждами он выделялся среди астролетчиков. При виде прибывших лицо его просияло, и Даниил поднял над головой сомкнутые в пожатии руки.
Спустя несколько минут они уже летели на планету. Обзор у катера был хорошим и виден был бесконечный океан, в котором желто-зелеными пятнами неправильной формы выделялись многочисленные острова, собранные в архипелаги.
– Рад? - спросил Ольжецкий старого пространственника.
– А ты думал! - сказал тот, не отрывая взгляда от живописных пейзажей чужой планеты.
– Трудно было получить разрешение на полет? - продолжал расспросы Ольжецкий. - Больше всего я боялся, что врачи тебя не выпустят, Нейл.
– Поэтому ты подстраховался и вышел на Файберга? - хмыкнул Армстронг.
Они засмеялись.
Им было все ясно, и Брызгин вновь почувствовал обиду.
– Как тебе понравился мой парень? - спросил Ольжецкий.
– Хороший… специалист, - с легкой, но заметной запинкой отозвался старик. Ольжецкий сделал вид, или действительно не заметил заминки.
– А как же, - сказал он, похлопывая Брызгина по плечу. - У нас только такие и задерживаются. Каждый - настоящий профессионал! Других не держим!
– Я так понимаю, что ты уже сам догадался обо всем, - утвердительно сказал Армстронг. - Пакет данных оказался таким, что вероятные выводы лежали на поверхности. Я подумал, что ты, Даниил, не нуждаешься в разгадке, тебе необходимо решение проблемы. Я угадал?
Брызгин поймал моментальный и острый взгляд Ольжецкого. Судя по этому взгляду, Ольжецкому не хотелось, чтобы Брызгин был посвящен в детали. Он не ошибся. Ольжецкий покрутил в воздухе пальцами и неопределенно сказал:
– В общем-то, ты близок к истине, Нейл. Я думаю, у нас еще будет время поговорить об этом более подробно.
«И черт с вами! - подумал Брызгин. - Темните, если хочется. Не очень-то мне нужны ваши секреты».
Но чувство обиды, разумеется, не исчезло. Чувство нетерпеливого ожидания момента, когда тайна откроется, стало только острее.
– Тайны Мадридского двора, - с некоторым раздражением сказал он Ольжецкому. - Не понимаю я вас, старички. Проблемы кулуарно не решаются, особенно такие, как спасение звездных систем.
Ольжецкий не улыбнулся.
– Анджей, - сказал он. - Успокойся. Это говорит молодость. Придет время, и ты поймешь, что от решения некоторых проблем лучше всего держаться в стороне. Человеческая совесть не безразмерна, есть вещи, которых она не прощает.
А объяснять ничего не стал. Вот и понимай пана Ольжецкого, как хочешь.
Брызгин в чудеса не верил. Он твердо знал, что рано или поздно все объясняется, а загадки перестают таковыми быть. Все дело во времени. Андрей Брызгин был молод, а потому и спокоен.
Глава пятая
1
Для Нейла Армстронга этот полет был, как второе рождение.
Проверка расчетов, подготовка необходимого оборудования, споры с противниками проекта и его союзниками, - все это возвращало Армстронга в дни его молодости. Даже сожаление о происходящем отступило куда-то на второй план. Нейл понимал, что это временное явление, результат охватившей его эйфории, потом, когда все встанет на свои места, все будет плохо, очень плохо. Одна радость, что это будет продолжаться недолго. Все бы выглядело хуже, будь он молод.
Ольжецкий был прав.
Молодым в этом рейсе делать было нечего.
– Что скажет Совет? - изменился в лице капитан Дымов.
– Это мы узнаем после возвращения, - меланхолично сказал Ольжецкий. - В противном случае споры и дискуссии о правомерности нашего поступка затянулись бы на несколько лет. А у нас нет времени, капитан. Аристема обречена. Способна ли Земля эвакуировать жителей Аристемы за три-четыре года? Это при условии, что подходящей планеты для них пока нет, что надо еще убедить в правомерности своих поступков самих аборигенов. Представьте себе, что мы живем на Земле, вдруг появляются инопланетяне и говорят, что всем нам грозит смертельная опасность и единственным спасением от нее является эвакуация землян куда-нибудь к черту на кулички. Вы сразу и безоговорочно согласились бы на предложенные варианты? Или у вас бы возникла мысль, что какие-то нахалы пытаются захватить наш земной рай, а потому запросто идут на бесчестный обман?
И это будет происходить с нами, с теми, кто знает пространство не понаслышке. Мы будем сомневаться и колебаться. Что же тогда говорить о существах, которые едва поднялись на первую волну разумности? Не полагаете ли вы, капитан, что спасти можно насильно? Кем мы тогда будем в глазах ихтиоров и паукан? Захватчиками?
– Вы меня не убедили, - покачал головой капитан Дымов. - Такие решения не принимаются кучкой заговорщиков, такие решения принимаются Мировым Советом.
– И все в Мировом Совете примут однозначное решение? - вмешался в разговор Нейл Армстронг. - А вы сами готовы переложить на них такую ответственность? С таким грузом трудновато жить на свете, капитан. Если уж вы сомневаетесь…
– Я всегда думал, что зажигать звезды - это хорошее занятие, - вздохнул капитан Дымов. - Оказывается, что это еще и очень совестливое дело.
– Поэтому-то оно для стариков, - невесело усмехнулся Ольжецкий. - Я ведь специально подобрал экипаж на Аристеме из тех, кому будет недолго сожалеть о принятом решении. И так же специально не посвящал в суть проблемы молодых. Просто представьте, что с таким грузом придется прожить несколько столетий. Свихнуться можно - и не один раз!
Деммер был рассеян. Деммер продолжал считать - постепенно расчеты складывались в единое целое. Уравнение, в котором поставлено равенство между группой пожилых людей, да что там лукавить, между группой стариков и звездой, которой предстоит вспыхнуть в недалеком будущем. Деммер - прекрасный теоретик, он отдал своему делу не один десяток лет, не удивительно, что уравнение тождества получилось изящным и печальным.
– Я все-таки не понимаю, - сказал он. - Идеальней было бы начать эксперимент в системе Аристема. Легче справиться с новообразованиями, чем лететь за несколько световых лет с сомнительными гарантиями успеха.
– Коконы Звездного паука в системе Аристемы трогать просто нельзя, - сказал Нейл Армстронг. - Я рад, что они были обнаружены. В свое время они сыграют роль сигнальных флажков для человечества. Их исчезновение покажет человечеству, что его поняли и поняли правильно.
– Значит, ты твердо убежден, что это не агрессия? - задумчиво спросил Ольжецкий. - Это не враг, не какие-то фантастические разрушители, которые ненавидят жизнь?
– Это строители, - сказал Армстронг. - Я твердо уверен в этом. Достаточно изучить характеристики возникновения черных дыр, и мы поймем, что это не агрессия, это целенаправленное строительство жителей черной дыры в Центре галактики. Видите, как они раскручивают свою трассу по спирали? Для строительства им необходимы звезды с определенными характеристиками. Звезды, которые могут превратиться не в нейтронную звезду, не в белый карлик, - а именно в черную дыру. Поэтому каждая звезда с подобными характеристиками, если она находится на их трассе, просто обречена. Они не ведут войны, они не испытывают злого торжества, они просто ведут свою трассу к иному звездному острову.
Эти существа даже не подозревают об обитаемости этих миров, для них среда обитания такова, что любое предположение о возможности существования разума у открытых звезд будет казаться антинаучной ересью, как и наши предположения, что в сингулярности может существовать и развиваться разум.
– Все равно, я не думаю, что следует таить все от остальных, - сказал капитан Дымов. - Бесчестность поступка ляжет не только на нас, она коснется всего человечества.
Даниил Ольжецкий пожал плечами.
– Дымов, - сказал он. - Я понимаю ваше беспокойство. Тем не менее, мы делаем то, что вынуждены сделать.
– После возвращения я первый не подам вам руки, - сказал астронавт.
– Не сомневаюсь, что вы будете одним из многих, но вы тоже окажитесь в изгоях, дружище. Поверьте, легче перенести презрение одного человека, чем остракизм человечества. Думаю, что мы оба окажемся в одинаковых условиях.
Деммер грустно вздохнул.
– Друзья мои, - сказал он. - Перед нами стоит любопытная задача. Наш коллектив вполне может эту задачу разрешить. Только почему вы решили, что возвращение - обязательное условие для нашего полета? Я тут прикинул, после изменения пространственных условий нам, возможно, придется пересчитывать точки тахиарда. Совсем не факт, что у нас для этого окажется достаточно времени.
Странное дело, они обсуждали вероятность своей гибели с хладнокровием и спокойствием, которое вообще-то несвойственно человеку. Физика можно было понять, для него все происходящее было в первую очередь большой и сложной логической задачей, в которой вопросы сохранения являлись вспомогательными и необязательными условиями решения этой задачи.
Труднее было понять спокойствие остальных.
Возраст брал свое, что ли? Или просто срабатывала подспудно живущая в каждом человеке вера в его индивидуальное бессмертие.
Проверка расчетов, подготовка необходимого оборудования, споры с противниками проекта и его союзниками, - все это возвращало Армстронга в дни его молодости. Даже сожаление о происходящем отступило куда-то на второй план. Нейл понимал, что это временное явление, результат охватившей его эйфории, потом, когда все встанет на свои места, все будет плохо, очень плохо. Одна радость, что это будет продолжаться недолго. Все бы выглядело хуже, будь он молод.
Ольжецкий был прав.
Молодым в этом рейсе делать было нечего.
– Что скажет Совет? - изменился в лице капитан Дымов.
– Это мы узнаем после возвращения, - меланхолично сказал Ольжецкий. - В противном случае споры и дискуссии о правомерности нашего поступка затянулись бы на несколько лет. А у нас нет времени, капитан. Аристема обречена. Способна ли Земля эвакуировать жителей Аристемы за три-четыре года? Это при условии, что подходящей планеты для них пока нет, что надо еще убедить в правомерности своих поступков самих аборигенов. Представьте себе, что мы живем на Земле, вдруг появляются инопланетяне и говорят, что всем нам грозит смертельная опасность и единственным спасением от нее является эвакуация землян куда-нибудь к черту на кулички. Вы сразу и безоговорочно согласились бы на предложенные варианты? Или у вас бы возникла мысль, что какие-то нахалы пытаются захватить наш земной рай, а потому запросто идут на бесчестный обман?
И это будет происходить с нами, с теми, кто знает пространство не понаслышке. Мы будем сомневаться и колебаться. Что же тогда говорить о существах, которые едва поднялись на первую волну разумности? Не полагаете ли вы, капитан, что спасти можно насильно? Кем мы тогда будем в глазах ихтиоров и паукан? Захватчиками?
– Вы меня не убедили, - покачал головой капитан Дымов. - Такие решения не принимаются кучкой заговорщиков, такие решения принимаются Мировым Советом.
– И все в Мировом Совете примут однозначное решение? - вмешался в разговор Нейл Армстронг. - А вы сами готовы переложить на них такую ответственность? С таким грузом трудновато жить на свете, капитан. Если уж вы сомневаетесь…
– Я всегда думал, что зажигать звезды - это хорошее занятие, - вздохнул капитан Дымов. - Оказывается, что это еще и очень совестливое дело.
– Поэтому-то оно для стариков, - невесело усмехнулся Ольжецкий. - Я ведь специально подобрал экипаж на Аристеме из тех, кому будет недолго сожалеть о принятом решении. И так же специально не посвящал в суть проблемы молодых. Просто представьте, что с таким грузом придется прожить несколько столетий. Свихнуться можно - и не один раз!
Деммер был рассеян. Деммер продолжал считать - постепенно расчеты складывались в единое целое. Уравнение, в котором поставлено равенство между группой пожилых людей, да что там лукавить, между группой стариков и звездой, которой предстоит вспыхнуть в недалеком будущем. Деммер - прекрасный теоретик, он отдал своему делу не один десяток лет, не удивительно, что уравнение тождества получилось изящным и печальным.
– Я все-таки не понимаю, - сказал он. - Идеальней было бы начать эксперимент в системе Аристема. Легче справиться с новообразованиями, чем лететь за несколько световых лет с сомнительными гарантиями успеха.
– Коконы Звездного паука в системе Аристемы трогать просто нельзя, - сказал Нейл Армстронг. - Я рад, что они были обнаружены. В свое время они сыграют роль сигнальных флажков для человечества. Их исчезновение покажет человечеству, что его поняли и поняли правильно.
– Значит, ты твердо убежден, что это не агрессия? - задумчиво спросил Ольжецкий. - Это не враг, не какие-то фантастические разрушители, которые ненавидят жизнь?
– Это строители, - сказал Армстронг. - Я твердо уверен в этом. Достаточно изучить характеристики возникновения черных дыр, и мы поймем, что это не агрессия, это целенаправленное строительство жителей черной дыры в Центре галактики. Видите, как они раскручивают свою трассу по спирали? Для строительства им необходимы звезды с определенными характеристиками. Звезды, которые могут превратиться не в нейтронную звезду, не в белый карлик, - а именно в черную дыру. Поэтому каждая звезда с подобными характеристиками, если она находится на их трассе, просто обречена. Они не ведут войны, они не испытывают злого торжества, они просто ведут свою трассу к иному звездному острову.
Эти существа даже не подозревают об обитаемости этих миров, для них среда обитания такова, что любое предположение о возможности существования разума у открытых звезд будет казаться антинаучной ересью, как и наши предположения, что в сингулярности может существовать и развиваться разум.
– Все равно, я не думаю, что следует таить все от остальных, - сказал капитан Дымов. - Бесчестность поступка ляжет не только на нас, она коснется всего человечества.
Даниил Ольжецкий пожал плечами.
– Дымов, - сказал он. - Я понимаю ваше беспокойство. Тем не менее, мы делаем то, что вынуждены сделать.
– После возвращения я первый не подам вам руки, - сказал астронавт.
– Не сомневаюсь, что вы будете одним из многих, но вы тоже окажитесь в изгоях, дружище. Поверьте, легче перенести презрение одного человека, чем остракизм человечества. Думаю, что мы оба окажемся в одинаковых условиях.
Деммер грустно вздохнул.
– Друзья мои, - сказал он. - Перед нами стоит любопытная задача. Наш коллектив вполне может эту задачу разрешить. Только почему вы решили, что возвращение - обязательное условие для нашего полета? Я тут прикинул, после изменения пространственных условий нам, возможно, придется пересчитывать точки тахиарда. Совсем не факт, что у нас для этого окажется достаточно времени.
Странное дело, они обсуждали вероятность своей гибели с хладнокровием и спокойствием, которое вообще-то несвойственно человеку. Физика можно было понять, для него все происходящее было в первую очередь большой и сложной логической задачей, в которой вопросы сохранения являлись вспомогательными и необязательными условиями решения этой задачи.
Труднее было понять спокойствие остальных.
Возраст брал свое, что ли? Или просто срабатывала подспудно живущая в каждом человеке вера в его индивидуальное бессмертие.
2
Напрасно многие люди представляют себе черную дыру чем-то невидимым и оттого смертельно опасным. Да, черная дыра, всегда смертельно опасна для существ, родившихся по эту сторону горизонта событий и никогда не видевших сингулярность изнутри. Трудно даже сказать, возможна ли такая вероятность в принципе. С появлением квантовой механики и искривленного пространства Лобачевского некоторые процессы, происходящие во Вселенной, легче рассчитать на кончике пера, чем представить, даже если обладаешь самой буйной фантазией. Все это так. Но кто сказал, что черная дыра невидима?
Каждая звезда посылает хоть немного света в окрестности фотонной сферы черной дыры. Этот свет кружит вокруг черной дыры, постепенно его траектория раскручивается спиралью навстречу космическому кораблю. Поэтому на больших расстояниях черная дыра выглядит маленьким пятнышком света, которое окружено наложенными друг на друга изображениями многочисленных звезд.
Вблизи это сияющий по краям угольно черный объект, окруженный бесчисленными и многократно искаженными звездами и галактиками.
– Красиво, - сказал Деммер. - Очень жалко, что мы своими руками уничтожим эту красоту. Технология действительно проста. Но как быть с разумом? Имеем ли мы право на задуманное?
– Спроси это у тех, кто погиб, - посоветовал Армстронг. - Спроси у ориан и скуттеров, хотелось ли им умирать? Да не надо ходить далеко, Франц, спроси у ихтиоров и паукан, хочется ли им умереть из-за строительного рвения более развитой цивилизации? Наконец, представь, что опасность угрожает Земле и тебе предстоит сделать выбор в пользу Земли или неведомых тебе, но, несомненно, крайне разумных и деловитых строителей. Для них мы нечто вроде муравейника, с которым можно не церемониться при прокладке дороги. Но согласимся ли мы сами с ролью муравьев?
Физик задумчиво и невидяще смотрел сквозь него.
– И все-таки, - пробормотал он. - Хочу и не могу представить себе эту цивилизацию. Существа, живущие в условиях постоянного жесткого излучения, в условиях, отличных от всех условий, которые на сегодняшний день известны нам. На что они похожи? Как мыслят? Чего хотят? Какие задачи, черт побери, они ставят перед собою?
Спейсрейдер «Хонкай» маневрировал на безопасном расстоянии от черной дыры, которая еще недавно была малоизученной и неприметной звездой М-3241, а теперь представляла собой форпост неведомой» цивилизации.
Деммер был хорошим физиком, может быть, даже гениальным - точки тахиарда действительно менялись с изменением геометрии пространства в районе.
– Значит, умрем красиво, - сказал Ольжецкий. - Знали ведь на что шли!
– Остается еще один вариант, - вслух подумал Дымов. - Вернуться назад и отдать решение проблемы на откуп Совету.
– Этот вопрос мы уже обсуждали, капитан, - мягко сказал Ольжецкий. - Стоит ли возвращаться к однажды пройденному? Или вы нашли новые возражения? Нас здесь четверо. Поставим вопрос на голосование?
– Знаешь, Даниил, - устало сказал Дымов. - Мне почему-то не кажется, что мы похожи на героев. Скорее, мы похожи на хладнокровных убийц, которые вдруг обнаружили, что им придется умереть вместе со своими жертвами. Все это философия, но где гарантия, что в наших рассуждениях нет ошибки?
– Естественные сомнения, - невозмутимо отозвался слушавший разговор Армстронг. - Теперь вы должны решить для себя вот что: если мы и все остальные цивилизации, погибшие или пока еще функционирующие, всего лишь муравейники при дороге, то как нам доказать этим равнодушным существам, что мы, как и они, имеем право на существование? Как доказать, что мы тоже разумны и не менее их любим жизнь?
– И вы считаете, что сделать это можно именно так, как это задумали мы? - капитан Дымов сидел спиной к обзорному экрану, и было видно, как вспыхивают многочисленные звезды вокруг правильного кружочка тьмы, те обрамленного легким голубоватым свечением, как крошечными запятыми и дисками высвечиваются галактики, чьи отображения оказались захвачены фотонной сферой черной в дыры. - Вы считаете, что объединенные миры не способны найти способ дать им знать о себе?
– Капитан, - устало сказал Нейл Армстронг. - Не лукавьте. Нас здесь четверо, и мы прожили долгие годы, чтобы не отворачиваться, наконец, от правды и честно смотреть ей в глаза. Зачем нам лукавить?
Мы заставим звезду вспыхнуть вновь, и это будет означать гибель черной дыры и всех ее обитателей. Мы идем на это преступление ради известных нам форм жизни. И я думаю, что это правильно, потому что это единственный способ обратить на себя внимание более сильных и могущественных. Погасшие звезды не возгораются заново случайно, для этого должны быть веские причины, которые может заявить только другой разум. Помните, я говорил о флажках?
Деммер предлагал начать решать проблему с Аристемы. Не думаю, чтобы это было правильным. Новообразования, которые ведут к возникновению на месте солнца черной дыры, должны исчезнуть, если они поймут нас правильно. Понимаете? Они должны показать, что поняли нас и признают за нами право на существование. А потом они начнут поиск… Мне бы очень хотелось дожить до того дня, когда мы, наконец, не только поймем друг друга, но и найдем общие точки, которые станут свидетельствовать о возможности сотрудничества.
А насчет молодых… Мы не лишаем их права на решения, более того, окончательное решение все равно останется именно за ними. Но я смотрел, как этот молодой парень… Да, да, Андрей Брызгин… Он очень переживал за случайную смерть своего товарища и винил в ней только себя самого. И я подумал, что молодым будет очень трудно жить с таким грузом ответственности. Это ведь очень тяжело знать, что ты убил чужой мир, даже если у тебя не было другого выхода. И я подумал, что старикам это сделать легче, по крайней мере, нашей совести этот груз нести меньше других.
А Брызгину я оставил письмо. Я все объяснил ему, на тот случай, если мы не вернемся. Он неглупый парень и хороший специалист, он поймет. И проверит оставленные нами флажки. В конце концов, следующий шаг придется делать именно им.
– И был еще второй довод, - сказал Ольжецкий, молодо лучась взглядом. - Нейл сразу все понял, собственно, это и было единственное решение проблемы, оно лежало на поверхности. Старикам, вроде нас, легче умирать. Особенно если мы поверили в необходимость столь жесткого подхода к проблеме.
– И все-таки нас помянут недобрым словом, - сказал Дымов. - Никогда бы не подумал, что придется творить зло, чтобы восстановить статус кво добра.
– Обычное явление, капитан, - сказал Армстронг. - Добро чаще всего приходится творить из зла, иных материалов в нашем мире всегда не хватает. Что, ставим вопрос на голосование?
– Оставьте, - поморщился капитан Дымов. - Кто-то совсем недавно говорил мне, что ничто так не мешает работе, как излюбленные демагогами митинги. Скажите Деммеру, пусть он еще раз просчитает точку тахиарда. Уж если нам суждено воссоздать здесь Ад, то нет ли все-таки способа из него вырваться?
Каждая звезда посылает хоть немного света в окрестности фотонной сферы черной дыры. Этот свет кружит вокруг черной дыры, постепенно его траектория раскручивается спиралью навстречу космическому кораблю. Поэтому на больших расстояниях черная дыра выглядит маленьким пятнышком света, которое окружено наложенными друг на друга изображениями многочисленных звезд.
Вблизи это сияющий по краям угольно черный объект, окруженный бесчисленными и многократно искаженными звездами и галактиками.
– Красиво, - сказал Деммер. - Очень жалко, что мы своими руками уничтожим эту красоту. Технология действительно проста. Но как быть с разумом? Имеем ли мы право на задуманное?
– Спроси это у тех, кто погиб, - посоветовал Армстронг. - Спроси у ориан и скуттеров, хотелось ли им умирать? Да не надо ходить далеко, Франц, спроси у ихтиоров и паукан, хочется ли им умереть из-за строительного рвения более развитой цивилизации? Наконец, представь, что опасность угрожает Земле и тебе предстоит сделать выбор в пользу Земли или неведомых тебе, но, несомненно, крайне разумных и деловитых строителей. Для них мы нечто вроде муравейника, с которым можно не церемониться при прокладке дороги. Но согласимся ли мы сами с ролью муравьев?
Физик задумчиво и невидяще смотрел сквозь него.
– И все-таки, - пробормотал он. - Хочу и не могу представить себе эту цивилизацию. Существа, живущие в условиях постоянного жесткого излучения, в условиях, отличных от всех условий, которые на сегодняшний день известны нам. На что они похожи? Как мыслят? Чего хотят? Какие задачи, черт побери, они ставят перед собою?
Спейсрейдер «Хонкай» маневрировал на безопасном расстоянии от черной дыры, которая еще недавно была малоизученной и неприметной звездой М-3241, а теперь представляла собой форпост неведомой» цивилизации.
Деммер был хорошим физиком, может быть, даже гениальным - точки тахиарда действительно менялись с изменением геометрии пространства в районе.
– Значит, умрем красиво, - сказал Ольжецкий. - Знали ведь на что шли!
– Остается еще один вариант, - вслух подумал Дымов. - Вернуться назад и отдать решение проблемы на откуп Совету.
– Этот вопрос мы уже обсуждали, капитан, - мягко сказал Ольжецкий. - Стоит ли возвращаться к однажды пройденному? Или вы нашли новые возражения? Нас здесь четверо. Поставим вопрос на голосование?
– Знаешь, Даниил, - устало сказал Дымов. - Мне почему-то не кажется, что мы похожи на героев. Скорее, мы похожи на хладнокровных убийц, которые вдруг обнаружили, что им придется умереть вместе со своими жертвами. Все это философия, но где гарантия, что в наших рассуждениях нет ошибки?
– Естественные сомнения, - невозмутимо отозвался слушавший разговор Армстронг. - Теперь вы должны решить для себя вот что: если мы и все остальные цивилизации, погибшие или пока еще функционирующие, всего лишь муравейники при дороге, то как нам доказать этим равнодушным существам, что мы, как и они, имеем право на существование? Как доказать, что мы тоже разумны и не менее их любим жизнь?
– И вы считаете, что сделать это можно именно так, как это задумали мы? - капитан Дымов сидел спиной к обзорному экрану, и было видно, как вспыхивают многочисленные звезды вокруг правильного кружочка тьмы, те обрамленного легким голубоватым свечением, как крошечными запятыми и дисками высвечиваются галактики, чьи отображения оказались захвачены фотонной сферой черной в дыры. - Вы считаете, что объединенные миры не способны найти способ дать им знать о себе?
– Капитан, - устало сказал Нейл Армстронг. - Не лукавьте. Нас здесь четверо, и мы прожили долгие годы, чтобы не отворачиваться, наконец, от правды и честно смотреть ей в глаза. Зачем нам лукавить?
Мы заставим звезду вспыхнуть вновь, и это будет означать гибель черной дыры и всех ее обитателей. Мы идем на это преступление ради известных нам форм жизни. И я думаю, что это правильно, потому что это единственный способ обратить на себя внимание более сильных и могущественных. Погасшие звезды не возгораются заново случайно, для этого должны быть веские причины, которые может заявить только другой разум. Помните, я говорил о флажках?
Деммер предлагал начать решать проблему с Аристемы. Не думаю, чтобы это было правильным. Новообразования, которые ведут к возникновению на месте солнца черной дыры, должны исчезнуть, если они поймут нас правильно. Понимаете? Они должны показать, что поняли нас и признают за нами право на существование. А потом они начнут поиск… Мне бы очень хотелось дожить до того дня, когда мы, наконец, не только поймем друг друга, но и найдем общие точки, которые станут свидетельствовать о возможности сотрудничества.
А насчет молодых… Мы не лишаем их права на решения, более того, окончательное решение все равно останется именно за ними. Но я смотрел, как этот молодой парень… Да, да, Андрей Брызгин… Он очень переживал за случайную смерть своего товарища и винил в ней только себя самого. И я подумал, что молодым будет очень трудно жить с таким грузом ответственности. Это ведь очень тяжело знать, что ты убил чужой мир, даже если у тебя не было другого выхода. И я подумал, что старикам это сделать легче, по крайней мере, нашей совести этот груз нести меньше других.
А Брызгину я оставил письмо. Я все объяснил ему, на тот случай, если мы не вернемся. Он неглупый парень и хороший специалист, он поймет. И проверит оставленные нами флажки. В конце концов, следующий шаг придется делать именно им.
– И был еще второй довод, - сказал Ольжецкий, молодо лучась взглядом. - Нейл сразу все понял, собственно, это и было единственное решение проблемы, оно лежало на поверхности. Старикам, вроде нас, легче умирать. Особенно если мы поверили в необходимость столь жесткого подхода к проблеме.
– И все-таки нас помянут недобрым словом, - сказал Дымов. - Никогда бы не подумал, что придется творить зло, чтобы восстановить статус кво добра.
– Обычное явление, капитан, - сказал Армстронг. - Добро чаще всего приходится творить из зла, иных материалов в нашем мире всегда не хватает. Что, ставим вопрос на голосование?
– Оставьте, - поморщился капитан Дымов. - Кто-то совсем недавно говорил мне, что ничто так не мешает работе, как излюбленные демагогами митинги. Скажите Деммеру, пусть он еще раз просчитает точку тахиарда. Уж если нам суждено воссоздать здесь Ад, то нет ли все-таки способа из него вырваться?
3
– Я принес подарки, - сказал Брызгин, садясь на песок рядом с паутиной.
Пауканин покачивался в центре паутины, глядя на розовые облака, повисшие над черно-красным зеркалом океана, в которое медленно опускалось заходящее светило. В потемневшем небе вспыхивали первые звезды, но до сумерек было еще три часа, этого времени было достаточно, чтобы поговорить.
– Дымов - хороший колдун, - сказал Кр-хи. - Ты - хороший колдун. Больше нет нужды украшать паутину. Зачем украшать паутину, если она опять стала черной? Зачем говорить о смерти, если Звездный паук ушел и унес свои коконы?
– О смерти говорить надо, - сказал Брызгин. - Ты ведь знаешь, что Дымов умер?
Пауканин спустился со своей паутины и неудобно сел рядом с Брызгиным.
– Дымов не умер, - возразил он. - Дымов отдал свою душу далекой звезде. Через пять лет он посмотрит на меня с неба. Если он будет смотреть на меня с неба, как он мог умереть?
Брызин тоскливо посмотрел на небо.
– Дурак я был, - неожиданно признался он. - Я-то думал, что от меня скрывают тайну, в то время как меня от нее оберегали. Кто знал, что они задумали зажечь погасшую звезду? Знаешь, Кр-хи, на это надо было решиться - убить одних, чтобы дать жизнь другим. Стальные люди, Кр-хи, у меня никогда бы не хватило на это решимости.
Пауканин повис на своем яркане, ловко работая жвалами, потом присел рядом с Брызгиным и протянул ему красную яркую бусину.
– Еще одна пустота снова стала звездой, - сказал он. - Звездный паук не жесток, он просто не знал о мирах, в которых живут колдуны. Теперь он знает.
Они сели рядом на краю залива.
Волны с легким шорохом набегали на песок, далекие и близкие звезды светили над ними, и где-то слышался рев труб неугомонных ихтиоров, затеявших свой очередной вечерний концерт.
Андрей Брызгин сидел и с горечью думал, что ему легче понять сидящего рядом пауканина, чем навсегда ушедших людей, обладавших волей и характерами, которые позволяли им зажигать погашенные кем-то звезды. «Проклятые боги! - неожиданно подумал он. - Вот как их можно назвать. Проклятые боги, решение которых будут еще долго обожествлять одни, и называть преступлением другие».
Он снова посмотрел на яркан Кр-хи. Яркан и в самом деле изменил свой цвет. Он стал черным. Более того, стилизованное изображение Звездного паука в центре яркана исчезло. Вместо него появилось пушистое утолщение, которое своими очертаниями удивительно напоминало человечка. Голова человечка серебрилась от множества вплетенных в паутину нитей растения, напоминавшего земной ковыль. Но на острове его просто не было и это значило, что частицы растения были принесены пауканином с далеких островов, на которые тот ухитрился слетать.
Брызгин перевел взгляд на пауканина.
Тот казался самодовольным. Клешни его были скрещены на головогруди, черное лоснящееся брюшко светилось красивыми малиновыми пятнами, словно с уходом угрозы своему миру, Кр-хи обрел молодость. Брызгин бы не сдержал улыбки, если бы узнал, о чем думает пауканин. Но ему не было дано читать чужие мысли, и Брызгин оставался печальным.
Пауканин Кр-хи сидел, греясь в лучах первых звезд, и думал, что Брызгин хороший колдун, хотя еще слишком молодой и глупый. Дымов тоже хороший колдун, но он уже много пожил, поэтому и сообразил,
что в любом зле кроются частицы добра. И еще Кр-хи думал, что скоро наступит время откладывать в песок яйца, а потом придет однажды ночь, когда над островом засияет звезда и ласковый Дымов спросит: «Как дела Кр-хи? Как выводок? Хватает ли слюны? Нет ли дыр на твоей паутине?»
Кр-хи потер лапки и смешливо подумал, как будет поражен Дымов, когда услышит от друга рассказ о том, что потомство Кр-хи мчится над океаном к дальним островам на летучих ярканах, которые несут в своих клювах стремительные ихтиоры, так похожие на недоразвитых паукан. Каждое живое существо имеет право на жизнь и пространство, а главное - на дружбу, которая будет всегда жить среди вечно живущих, яростных в своем свете звезд.
Пауканин покачивался в центре паутины, глядя на розовые облака, повисшие над черно-красным зеркалом океана, в которое медленно опускалось заходящее светило. В потемневшем небе вспыхивали первые звезды, но до сумерек было еще три часа, этого времени было достаточно, чтобы поговорить.
– Дымов - хороший колдун, - сказал Кр-хи. - Ты - хороший колдун. Больше нет нужды украшать паутину. Зачем украшать паутину, если она опять стала черной? Зачем говорить о смерти, если Звездный паук ушел и унес свои коконы?
– О смерти говорить надо, - сказал Брызгин. - Ты ведь знаешь, что Дымов умер?
Пауканин спустился со своей паутины и неудобно сел рядом с Брызгиным.
– Дымов не умер, - возразил он. - Дымов отдал свою душу далекой звезде. Через пять лет он посмотрит на меня с неба. Если он будет смотреть на меня с неба, как он мог умереть?
Брызин тоскливо посмотрел на небо.
– Дурак я был, - неожиданно признался он. - Я-то думал, что от меня скрывают тайну, в то время как меня от нее оберегали. Кто знал, что они задумали зажечь погасшую звезду? Знаешь, Кр-хи, на это надо было решиться - убить одних, чтобы дать жизнь другим. Стальные люди, Кр-хи, у меня никогда бы не хватило на это решимости.
Пауканин повис на своем яркане, ловко работая жвалами, потом присел рядом с Брызгиным и протянул ему красную яркую бусину.
– Еще одна пустота снова стала звездой, - сказал он. - Звездный паук не жесток, он просто не знал о мирах, в которых живут колдуны. Теперь он знает.
Они сели рядом на краю залива.
Волны с легким шорохом набегали на песок, далекие и близкие звезды светили над ними, и где-то слышался рев труб неугомонных ихтиоров, затеявших свой очередной вечерний концерт.
Андрей Брызгин сидел и с горечью думал, что ему легче понять сидящего рядом пауканина, чем навсегда ушедших людей, обладавших волей и характерами, которые позволяли им зажигать погашенные кем-то звезды. «Проклятые боги! - неожиданно подумал он. - Вот как их можно назвать. Проклятые боги, решение которых будут еще долго обожествлять одни, и называть преступлением другие».
Он снова посмотрел на яркан Кр-хи. Яркан и в самом деле изменил свой цвет. Он стал черным. Более того, стилизованное изображение Звездного паука в центре яркана исчезло. Вместо него появилось пушистое утолщение, которое своими очертаниями удивительно напоминало человечка. Голова человечка серебрилась от множества вплетенных в паутину нитей растения, напоминавшего земной ковыль. Но на острове его просто не было и это значило, что частицы растения были принесены пауканином с далеких островов, на которые тот ухитрился слетать.
Брызгин перевел взгляд на пауканина.
Тот казался самодовольным. Клешни его были скрещены на головогруди, черное лоснящееся брюшко светилось красивыми малиновыми пятнами, словно с уходом угрозы своему миру, Кр-хи обрел молодость. Брызгин бы не сдержал улыбки, если бы узнал, о чем думает пауканин. Но ему не было дано читать чужие мысли, и Брызгин оставался печальным.
Пауканин Кр-хи сидел, греясь в лучах первых звезд, и думал, что Брызгин хороший колдун, хотя еще слишком молодой и глупый. Дымов тоже хороший колдун, но он уже много пожил, поэтому и сообразил,
что в любом зле кроются частицы добра. И еще Кр-хи думал, что скоро наступит время откладывать в песок яйца, а потом придет однажды ночь, когда над островом засияет звезда и ласковый Дымов спросит: «Как дела Кр-хи? Как выводок? Хватает ли слюны? Нет ли дыр на твоей паутине?»
Кр-хи потер лапки и смешливо подумал, как будет поражен Дымов, когда услышит от друга рассказ о том, что потомство Кр-хи мчится над океаном к дальним островам на летучих ярканах, которые несут в своих клювах стремительные ихтиоры, так похожие на недоразвитых паукан. Каждое живое существо имеет право на жизнь и пространство, а главное - на дружбу, которая будет всегда жить среди вечно живущих, яростных в своем свете звезд.
2006 г.