Страница:
Руки вверх! Вот, собственно, и все, дальше было не очень интересно.
Появился их начальник в штатском обыкновенный партийный босс с туповатой рожей и хамскими манерами. Представился руководителем спецуправления БУХБ, курирующего торговый флот (и с чего это нам такая честь?), а фамилия у него была вроде как собачья: то ли Ялаев, то ли Якусаев. Я тогда не записал, а теперь кто ж его, придурка, вспомнит? Покусаев этот уверял всех и каждого, что он совершенно нормальный мужик, во всех отношениях, однако у нормального мужика руки ходили ходуном, а глаза бегали. Он перехватил понимающий взгляд Димки и сказал:
Вы не смотрите, ребята, что у меня руки трясутся, я совершенно нормальный мужик, вот и поддал вчера ещё на Земле, а сегодня представляете? похмелиться нечем. Из-за этого поганца Бардачева во всем советском космосе не найти водки ни грамма! У вас случайно нет, мужики? Это была такая явная и неприкрытая провокация, что Димка сориентировался мигом:
Упаси вас господь, товарищ Тявкин, простите, Куськин. Нам на работе, то есть в рейсах, ни при каких режимах не полагалось. Так мы и не пьем. Служу советскому космосу! добавил он лихо.
А товарищу Сявкину-Ляжкину, видать, и правда плохо было, он даже не стал свою настоящую фамилию повторять, только смотрел на нас печальными собачьми глазами, и я все пытался угадать, чего в них больше: мольбы или угрозы. Видно, он ещё не решил, каким способом легче из нас спиртягу вытянуть. В ходе торопливого обыска они её не нашли. Ну, ещё бы! Кеша прятать умеет.
На женщин высокий начальник из БУХБ смотрел с тоскою импотента, даже не спрашивал, откуда они тут взялись. И я вдруг проникся жалостью к этому немолодому алкоголику. Ну, действительно: он сидел перед нами в тупом ожидании чьих-нибудь инструкций, руки его дрожали все сильнее, и мужик явно не понимал, что делать и как себя вести. "Черт, подумал я, да чем мы рискуем, в конце концов?! Надо ему налить, не могу я быть таким жестоким".
И я уже толкнул локтем в бок Димку, вот только сказать ничего не успел, потому что теперь уже без всякого предупреждающего сигнала наступила невесомость.
Очередные незваные гости управляли нами с ещё большим размахом они поотключали у нас всю технику, и я не удивился бы, узнав, что и бластеры в руках захвативших корабль бэухабэшников уже недееспособны.
В таких случаях верх берут те, кто лучше владеет рукопашной или вовремя хорошо оснастился холодным оружием типа тривиальных ножей или нетривиалтьных японских сёрикенов этих метательных колесиков.
Собственно, нам уже было все равно. Убивать станут что ж, мы люди тертые, каждый попытается продать свою жизнь подороже, а если просто арестуют, так мы только обрадуемся: пусть в тюрьму лишь бы на Землю, а эта переименованная консервная банка со всеми удобствами "Парус теперь-уже-хрен-знает-чего" опостылела хуже горькой редьки.
Консервную банку нашу вскрыли они лихо, с грохотом и свистом, спасибо, весь воздух наружу через шлюзы не выпустили. Народу прилетевшего было числом поболее, и бластеры у них были потяжелей, вот только мы долго не могли рассмотреть, кто у них главный. Вместо обычной военной формы цвета хаки со скромными пятиконечными звездами эти вырядились, как клоуны все на их было трехцветное от сапог до пилоток, бело-красно-синее.
Именем великой свободной России! орали эти новые люди.
Всем лечь на пол и руки вверх.
Команда была странная, но мы все-таки исхитрились её выполнить. Руки-то вверх поднять фигня, а вот лечь на пол в невесомости это, доложу я вам, очень непросто. Однако предыдущие спецназовцы ни ложиться, ни садиться, ни руки поднимать не собирались они плавали по всем помещениям и с туповатым упорством ловили в прицел превосходящего противника. К счастью, у обеих групп хватило ума не стрелять профессионалы все-таки! Из бластеров шарашить внутри торгового суденышка верная смерть для всех: одна большая холодная и очень дырявая братская могила. Точнее, братский металлический гроб.
Мы шестеро, кто за что зацепившись, лежали на полу согласно приказу, а эти разноцветные уроды плавали над нами и переругивались, потрясая друг перед другом все более весомыми аргументами.
Бэухабэшники призывали к старому порядку и законной власти, апеллировали к воле всего советского народа, а новые вещали от имени не менее законно избранного президента России Глеба Сосёнцина, отныне не подчиненного президенту СССР Бардачеву. В итоге новые сумели объяснить старым, что на Земле уже все без них решили. А главное, нет больше никакого советского космоса, империя развалилась на восемьдесят девять субъектов космической федерации, и каждому из этих субъектов теперь предоставлено право голоса в Лиге Вселенских Наций. При этом коммунистическую партию объявили вне закона, а КГБ переименовали в два временных органа с длинными названиями АФБР-С и БЦРУ-М и готовятся дальше чехвостить на кучу маленьких спецслужб. Такие дела.
Комментировать да что там! просто осознавать все это было непросто. Мы с трудом успевали следить за слишком быстро меняющейся обстановкой и ждали следующего нашествия ещё более мощного спецназа.
В классических пиратских романах так обычно бывает. Что нам оставалось? Только держаться поближе друг к другу, пока эти сумасшедшие между собой разбирались.
Но тут снова обвалилась тяжесть, и разборка как-то сама собою закончилась.
Собакин наш, так и не похмелившийся, успел сделать лишь один телефонный звонок, после чего был немедленно арестован и препровожден, надо понимать, на пристыкованный к нам военный корабль. Вот после этого и нарисовался старший среди трехцветных россиян. Он вынырнул из ликующей толпы победителей с бутылкой шампанского и сказал:
Ну, вот что, ребята, а теперь тащите бокалы и будем пить за свободную Россию! Мы вас спасли от коммунизма, с ним покончено! Начинаем грандиозный праздник. По агентурным сведениям, у вас тоже есть выпивка, а к вечеру нам обещали девочек доставить. За свободную Россию, господа! За свободную любовь! За Свободу! На праздник мы, конечно, сразу согласились, и все, что было дальше, я вспоминаю в отрывках.
Помню, например, как распаковывали ящики с виски этим традиционным оплотом западной демократии ко всеобщему восторгу.
Помню, как вдруг девочек стало на корабле немерено, и все такие красивые, лярвы! Мы на какой-то момент и своих замечать перестали, но это было так помутнение мозгов от радости, потом, к ночи, вроде бы все разошлись по своим каютам и койкам.
Помню, как этот личный представитель президента Сосёнцина распорядился срочно все переименовать. "Парус перестройки" мгновенно стал у нас "Парусом капитализма", Красный уголок Белым уголком, комната для политзанятий (она же кают-компания) превратилась в дискуссионный клуб дворянского собрания, здравпункт в массажный салон, столовая в "Русское бистро", душевые в римские бани, осветительные приборы, традиционно именуемые лампочками Ильича, стали называться факелами Колчака, торговую трасу имени Ленинского комсомола, вдоль которой мы тогда летели, ничтоже сумняшеся переименовали в Дорогу жертв красного террора...
Ну а потом мы выпили еще, и начался уже полный беспредел. Сортир переименовали в капитанскую рубку, машинное отделение в один из складов, а внешний шлюз в сортир, причем какая-то сволочь реально перепутала все таблички.
Спасибо счастливой случайности, что без жертв обошлось...
Вспоминался и ещё один яркий эпизод. С очередной партией девочек прилетел натуральный поп с большим золотым крестом на брюхе. Батюшка, как мне показалось, был уже с самого начала навеселе, но не отказался и с нами выпить, после чего принялся вдумчиво и старательно, тряся кадилом и брызгая святой водою, освящать все подряд, невзирая на измененные названия. "Освятить надо абсолютно все, уверял он.
Раз уж мы на земле КГБ освятили вместе со всеми пыточными камерами, значит, и у вас надо по всем местам пройтись". Ну, он и пошел.
А когда наконец вместо капитанской рубки освятил клозет и слегка растерялся, мы поняли, что пора нашего батюшку спасать. Любаня налила ему ещё шампанского и решила святого отца соблазнить, он, кстати, был достаточно молод, вот только, убей бог, не помню я, удалось ей это сделать или нет...
Нет, ребята. Нельзя так нажираться. Даже по очень большим праздникам.
Вот вспомнил теперь: проснулся-то я все-таки на складе № 5, где грудами лежали мягкие и ароматные шкурки бубузантов с Одемиры, а вокруг меня спало трое или четверо голых девиц, но Любани не было. Значит, все-таки с батюшкой ушла...
На этом обрывается "Лирический отчет №2" А правительственная комиссия (или просто делегация?) прибыла вовремя, как и обещала. Только выглядела она странно: простучав уверенными шагами по кольцевому коридору, к нам в кают-компанию вошел всего один очень легкомысленного вида, не то чтобы молодой просто юный блондин, одетый, впрочем, с иголочки, а в холодных голубых глазах нескрываемый хрустальный блеск превосходства.
Всем вольно, бросил он то ли в шутку, то ли всерьез.
И сообщил:
Я готов вести с вами переговоры не только от имени правительства России, но и от имени своей партии партии рулевых. Меня зовут Александр Французов.
И тут Любаня, уже, видать, начавшая сомневаться, не обозналась ли, как завопит, не выдержав:
Сашка! Не узнаешь, мерзавец! Так это ж я Любка! Французов подошел, вежливо поцеловал сестрицу в щеку и, мягко, но недвусмысленно сжав её локоток, тихонько проговорил:
Успокойся, Люба, я знал, что ты здесь. Референты доложили.
Но мы с тобой по-семейному поговорим после, а сейчас главное дело сделать.
Любаша обиделась, конечно, и решила все про младшого брата своего рассказать. Принародно.
А ведь это ж я тебя, Сашок, за ручку в Комитет привела, мне уже тогда офицерские корочки дали. Ну, а пока мы по комсомольской путевке советский космос сексом обеспечивали, братишка мой, видать, до полковника дослужился.
Помолчи, сеструха. Это мелко, отпарировал Сашка, с интонацией на удивление ласковой. Дослужился-то я всего лишь до майора, потом после путча выборы были... Однако долго рассказывать.
Короче: сегодня моя должность первый вице-премьер российского космоса.
А почему без охраны? опешил Никодим.
Демократический стиль работы. Но если честно, охрана там, в шлюзовой, просто вы же люди свои...
Последнее утверждение вызвало на лицах работников торгового флота легкое сомнение, а более других искушенный в бюрократии Моськин поинтересовался:
И сколько же вас там, первых вице-премьеров?
Первых много, понимающе кивнул Французов.
Но я самый первый, вы уж поверьте.
А такой молодой! ещё раз усомнился Никодим Казанов.
У нас сегодня все в правительстве молодые. "Коммунизм это молодость мира..." То есть тьфу, это я какой-то не тот лозунг вспомнил... В общем, неважно, реформы дело молодое, во!
И Сосёнцин ваш тоже молодой? по-родственному подколола Люба.
Сосёнцин старый, грустно покивал Сашка. То есть он уже новый, но все равно старый, а мы хоть и старые, в смысле не новые, но молодые, потому что...
Тут он окончательно зарапортовался, и Эдик на правах старшего в чрезвычайных ситуациях решил вице-премьеру помочь:
А дело-то у тебя, какое, брат? До нас-то на фига явился? И откуда только вылезли эти простецкие обороты? Но Французов воспринял нормально.
Дело простое. Я от имени партии рулевых, то есть тех, кто последовательно проводит в России демократические реформы, хочу вас предупредить. Вы уникальный экипаж, единственный, улетевший с Земли ещё при Грешневе. И в предвыборную компанию, а она начнется вот-вот, за вас будут драться все силы и движения. Но наиболее рьяно, конечно, коммуняки.
Как же это коммуняки?! Моськин чуть не упал.
Да их же вне закона объявили, выдохнула Вера.
Ох, милая, повернулся в её сторону Сашка, вспомнила! Когда это было? С тех пор коммуняки окрепли, перекрасились, и в этом году они победят на выборах. Будут управлять всем российским космосом. Но мы рулевые останемся в качестве мощной оппозиции и сегодня просим вашей поддержки.
Да, они теперь все шестеро, включая комитетчика Ярославского, готовы были против коммунистов выступать с кем угодно последний вольный год не шел ни в какое сравнение со всей предыдущей жизнью. Однако обсуждать детали предвыборной борьбы после такого странного заявления вице-премьера было просто немыслимо. То есть как это коммуняки победят? Ведь это же катастрофа. Конец света. О какой оппозиции может идти речь? Съедят они любую оппозицию! К чему же тогда было все это: путчи, войны, кризисы. Дефолты, прости господи!...
Примерно такие вопросы и обрушились на златокудрую голову Сашки Французова.
Несмышленыши вы мои, ласково проговорил юный всезнайка.
Да это же политика. Между словами и делами дистанция огромного размера! Какая разница, кто себя как называет? Есть у нас один в Державной Мысли, либералом себя зовет, демократом, Худощинский его фамилия, а как-то сидим обедаем, он мне шасть! тарелку борща в морду. Ну, я не растерялся и тут же всю кастрюльку на голову ему и надел!..
И Французов радостно заржал, хотя никто из экипажа торгового судна так и не понял, к чему это он рассказывал.
Никодим в простоте своей так и спросил:
Ты о чем говоришь-то?
А вы о чем?
А мы, если честно, выступила вдруг Надя, говорим и думаем прежде всего о себе. О великой России как-то уже надоело, тем более что мы тут послушали радио "Татарская волна" и нам рассказали, что Россия давно уже не великая.
Но, но! Это вы мне бросьте! погрозил пальцем Французов.
Россия всегда великая.
Ну и хрен с ней, вяло согласилась Надюха.
Ты вот лучше объясни, с нами-то что при этих ваших коммуняках будет?
Ничего не будет. То есть все будет хорошо. Можете спокойно возвращаться на Землю.
Да пошел ты! Там же у вас импичмент сплошной, а теперь ещё и коммуняки у власти.
Вот вы и не поняли ничего! Коммуняки-то теперь совсем не те.
Неужели и торговать при них можно нормально? капитан почему-то начал с этого.
А что, улыбнулся Сашка, при советской власти вы плохо торговали?
Да, в общем-то, хорошо, согласился Никодим, но тогда все хорошее незаконно было.
Ну, значит, вам не привыкать. Теперь совсем никаких законов не стало. Каждый живет как умеет.
И при коммуняках?
Ну, конечно.
Не понимаю, вмешался Эдик, а как же Комитет?
Да забудь ты про тот комитет, парниша! У сегодняшней конторы свои дела шпионов ловить, с террористами разбираться, а идеология теперь никого не волнует, "Ой ли!" подумал про себя Эдик. А сказал другое:
Ну, хорошо. А как же с сексом при новой власти? Мы не хотим, чтобы опять всё запретили: бордели, порнуху, ночные клубы со стриптизом...
А никто и не запретит. Я же говорю, это новые коммуняки. Они же теперь все православные.
Погоди, как ты сказал?! Надя начала дико хохотать.
И за неё договорила Вера:
Я тоже не поняла. Православие как-то связано с порнухой и борделями.
Ну конечно, связано, ё-моё! Французов разговаривал с ними, как с малыми детьми, не уставая искренне удивляться нашей запредельной наивности.
Коммунисты, которые отошли от одного из главных своих принципов борьбы с опиумом для народа, так же легко отойдут и от других, они теперь и с обычным опиумом не слишком-то борются, и против сексуальной свободы ничего не имеют.
Ну тогда наливай, парень, неожиданно успокоился капитан Казанов, а может, он просто от серьезных разговоров утомился.
И все как-то дружно забыли, с чего они начали. Даже сам Французов, у него лишь одно возражение нашлось:
Погодите, ребята, я ведь только с дороги, дайте отдышаться.
Я даже вам девушку свою не представил. Еще, чего доброго, подумаете, будто я на ваших претендую!
Ну, ты урод! возмутился Моськин, окончательно переставая воспринимать Сашку Французова как третьего человека во всем россиийском космосе (точнее, второго, потому что первый не совсем человек).
Ну ты урод! Ты это что же, девушку в шлюзовой камере томишь?!
Братцы, помилуйте. У нас ведь серьезные переговоры были какие тут девушки? "Неужели и правда были?" дружно подумал весь бравый экипаж "Паруса... Опять коммунизма, что ли? С православно-сексуальным лицом?" Во какое название красивое!
Девушка там не скучала, продолжал меж тем Сашка.
Я ей телевизор оставил с прямой трансляцией импичмента. Ну, ладно.
Ждите, сейчас приду.
Э! вспомнил вдруг Эдик, а бортжурнал-то будете смотреть?
Бортжурнал? Французов был уже где-то далеко.
На фиг он мне нужен? Это я просто так сказал. Чтобы помнили барскую руку и не скучали в ожидании. Небось сами развлеклись, пока читали...
Вернулся он довольно быстро, минут через двадцать. В сопровождении умопомрачительной девицы, которая катила перед собой сервировочный столик с лучшими спиртными напитками мира и изящной легкой закуской.
Сама девица выглядела ещё более изящной и легкой, чем закуска, и одежды на ней почти не было в строгом соответствии с православно-коммунистической традицией.
А потом вся компания перевела взгляд на первого вице-премьера Французова и ахнула так он преобразился. В легкомысленных шортиках вместо чопорного официального костюма, только из душа, свеженький такой, синеглазый, розовенький, и светлые волосы ещё сильнее закурчавились.
Ну вылитый Эрот, вновь помолодевший! Даже крылышки мерещились за спиною, и только лука со стрелами не хватало.
А впрочем, шмалять в кого-то из лука было не актуально все и так уже давно и всерьез влюбились.
Поэтому, как только увидели ангелочка, сразу построились в шеренгу и дружно, не сговариваясь, гаркнули:
Здравия желаем, товарищ Эрот!
Киржач, 14 19.08.89
Дубулты, 25.11.91
Москва, 19 25.06.99
Появился их начальник в штатском обыкновенный партийный босс с туповатой рожей и хамскими манерами. Представился руководителем спецуправления БУХБ, курирующего торговый флот (и с чего это нам такая честь?), а фамилия у него была вроде как собачья: то ли Ялаев, то ли Якусаев. Я тогда не записал, а теперь кто ж его, придурка, вспомнит? Покусаев этот уверял всех и каждого, что он совершенно нормальный мужик, во всех отношениях, однако у нормального мужика руки ходили ходуном, а глаза бегали. Он перехватил понимающий взгляд Димки и сказал:
Вы не смотрите, ребята, что у меня руки трясутся, я совершенно нормальный мужик, вот и поддал вчера ещё на Земле, а сегодня представляете? похмелиться нечем. Из-за этого поганца Бардачева во всем советском космосе не найти водки ни грамма! У вас случайно нет, мужики? Это была такая явная и неприкрытая провокация, что Димка сориентировался мигом:
Упаси вас господь, товарищ Тявкин, простите, Куськин. Нам на работе, то есть в рейсах, ни при каких режимах не полагалось. Так мы и не пьем. Служу советскому космосу! добавил он лихо.
А товарищу Сявкину-Ляжкину, видать, и правда плохо было, он даже не стал свою настоящую фамилию повторять, только смотрел на нас печальными собачьми глазами, и я все пытался угадать, чего в них больше: мольбы или угрозы. Видно, он ещё не решил, каким способом легче из нас спиртягу вытянуть. В ходе торопливого обыска они её не нашли. Ну, ещё бы! Кеша прятать умеет.
На женщин высокий начальник из БУХБ смотрел с тоскою импотента, даже не спрашивал, откуда они тут взялись. И я вдруг проникся жалостью к этому немолодому алкоголику. Ну, действительно: он сидел перед нами в тупом ожидании чьих-нибудь инструкций, руки его дрожали все сильнее, и мужик явно не понимал, что делать и как себя вести. "Черт, подумал я, да чем мы рискуем, в конце концов?! Надо ему налить, не могу я быть таким жестоким".
И я уже толкнул локтем в бок Димку, вот только сказать ничего не успел, потому что теперь уже без всякого предупреждающего сигнала наступила невесомость.
Очередные незваные гости управляли нами с ещё большим размахом они поотключали у нас всю технику, и я не удивился бы, узнав, что и бластеры в руках захвативших корабль бэухабэшников уже недееспособны.
В таких случаях верх берут те, кто лучше владеет рукопашной или вовремя хорошо оснастился холодным оружием типа тривиальных ножей или нетривиалтьных японских сёрикенов этих метательных колесиков.
Собственно, нам уже было все равно. Убивать станут что ж, мы люди тертые, каждый попытается продать свою жизнь подороже, а если просто арестуют, так мы только обрадуемся: пусть в тюрьму лишь бы на Землю, а эта переименованная консервная банка со всеми удобствами "Парус теперь-уже-хрен-знает-чего" опостылела хуже горькой редьки.
Консервную банку нашу вскрыли они лихо, с грохотом и свистом, спасибо, весь воздух наружу через шлюзы не выпустили. Народу прилетевшего было числом поболее, и бластеры у них были потяжелей, вот только мы долго не могли рассмотреть, кто у них главный. Вместо обычной военной формы цвета хаки со скромными пятиконечными звездами эти вырядились, как клоуны все на их было трехцветное от сапог до пилоток, бело-красно-синее.
Именем великой свободной России! орали эти новые люди.
Всем лечь на пол и руки вверх.
Команда была странная, но мы все-таки исхитрились её выполнить. Руки-то вверх поднять фигня, а вот лечь на пол в невесомости это, доложу я вам, очень непросто. Однако предыдущие спецназовцы ни ложиться, ни садиться, ни руки поднимать не собирались они плавали по всем помещениям и с туповатым упорством ловили в прицел превосходящего противника. К счастью, у обеих групп хватило ума не стрелять профессионалы все-таки! Из бластеров шарашить внутри торгового суденышка верная смерть для всех: одна большая холодная и очень дырявая братская могила. Точнее, братский металлический гроб.
Мы шестеро, кто за что зацепившись, лежали на полу согласно приказу, а эти разноцветные уроды плавали над нами и переругивались, потрясая друг перед другом все более весомыми аргументами.
Бэухабэшники призывали к старому порядку и законной власти, апеллировали к воле всего советского народа, а новые вещали от имени не менее законно избранного президента России Глеба Сосёнцина, отныне не подчиненного президенту СССР Бардачеву. В итоге новые сумели объяснить старым, что на Земле уже все без них решили. А главное, нет больше никакого советского космоса, империя развалилась на восемьдесят девять субъектов космической федерации, и каждому из этих субъектов теперь предоставлено право голоса в Лиге Вселенских Наций. При этом коммунистическую партию объявили вне закона, а КГБ переименовали в два временных органа с длинными названиями АФБР-С и БЦРУ-М и готовятся дальше чехвостить на кучу маленьких спецслужб. Такие дела.
Комментировать да что там! просто осознавать все это было непросто. Мы с трудом успевали следить за слишком быстро меняющейся обстановкой и ждали следующего нашествия ещё более мощного спецназа.
В классических пиратских романах так обычно бывает. Что нам оставалось? Только держаться поближе друг к другу, пока эти сумасшедшие между собой разбирались.
Но тут снова обвалилась тяжесть, и разборка как-то сама собою закончилась.
Собакин наш, так и не похмелившийся, успел сделать лишь один телефонный звонок, после чего был немедленно арестован и препровожден, надо понимать, на пристыкованный к нам военный корабль. Вот после этого и нарисовался старший среди трехцветных россиян. Он вынырнул из ликующей толпы победителей с бутылкой шампанского и сказал:
Ну, вот что, ребята, а теперь тащите бокалы и будем пить за свободную Россию! Мы вас спасли от коммунизма, с ним покончено! Начинаем грандиозный праздник. По агентурным сведениям, у вас тоже есть выпивка, а к вечеру нам обещали девочек доставить. За свободную Россию, господа! За свободную любовь! За Свободу! На праздник мы, конечно, сразу согласились, и все, что было дальше, я вспоминаю в отрывках.
Помню, например, как распаковывали ящики с виски этим традиционным оплотом западной демократии ко всеобщему восторгу.
Помню, как вдруг девочек стало на корабле немерено, и все такие красивые, лярвы! Мы на какой-то момент и своих замечать перестали, но это было так помутнение мозгов от радости, потом, к ночи, вроде бы все разошлись по своим каютам и койкам.
Помню, как этот личный представитель президента Сосёнцина распорядился срочно все переименовать. "Парус перестройки" мгновенно стал у нас "Парусом капитализма", Красный уголок Белым уголком, комната для политзанятий (она же кают-компания) превратилась в дискуссионный клуб дворянского собрания, здравпункт в массажный салон, столовая в "Русское бистро", душевые в римские бани, осветительные приборы, традиционно именуемые лампочками Ильича, стали называться факелами Колчака, торговую трасу имени Ленинского комсомола, вдоль которой мы тогда летели, ничтоже сумняшеся переименовали в Дорогу жертв красного террора...
Ну а потом мы выпили еще, и начался уже полный беспредел. Сортир переименовали в капитанскую рубку, машинное отделение в один из складов, а внешний шлюз в сортир, причем какая-то сволочь реально перепутала все таблички.
Спасибо счастливой случайности, что без жертв обошлось...
Вспоминался и ещё один яркий эпизод. С очередной партией девочек прилетел натуральный поп с большим золотым крестом на брюхе. Батюшка, как мне показалось, был уже с самого начала навеселе, но не отказался и с нами выпить, после чего принялся вдумчиво и старательно, тряся кадилом и брызгая святой водою, освящать все подряд, невзирая на измененные названия. "Освятить надо абсолютно все, уверял он.
Раз уж мы на земле КГБ освятили вместе со всеми пыточными камерами, значит, и у вас надо по всем местам пройтись". Ну, он и пошел.
А когда наконец вместо капитанской рубки освятил клозет и слегка растерялся, мы поняли, что пора нашего батюшку спасать. Любаня налила ему ещё шампанского и решила святого отца соблазнить, он, кстати, был достаточно молод, вот только, убей бог, не помню я, удалось ей это сделать или нет...
Нет, ребята. Нельзя так нажираться. Даже по очень большим праздникам.
Вот вспомнил теперь: проснулся-то я все-таки на складе № 5, где грудами лежали мягкие и ароматные шкурки бубузантов с Одемиры, а вокруг меня спало трое или четверо голых девиц, но Любани не было. Значит, все-таки с батюшкой ушла...
На этом обрывается "Лирический отчет №2" А правительственная комиссия (или просто делегация?) прибыла вовремя, как и обещала. Только выглядела она странно: простучав уверенными шагами по кольцевому коридору, к нам в кают-компанию вошел всего один очень легкомысленного вида, не то чтобы молодой просто юный блондин, одетый, впрочем, с иголочки, а в холодных голубых глазах нескрываемый хрустальный блеск превосходства.
Всем вольно, бросил он то ли в шутку, то ли всерьез.
И сообщил:
Я готов вести с вами переговоры не только от имени правительства России, но и от имени своей партии партии рулевых. Меня зовут Александр Французов.
И тут Любаня, уже, видать, начавшая сомневаться, не обозналась ли, как завопит, не выдержав:
Сашка! Не узнаешь, мерзавец! Так это ж я Любка! Французов подошел, вежливо поцеловал сестрицу в щеку и, мягко, но недвусмысленно сжав её локоток, тихонько проговорил:
Успокойся, Люба, я знал, что ты здесь. Референты доложили.
Но мы с тобой по-семейному поговорим после, а сейчас главное дело сделать.
Любаша обиделась, конечно, и решила все про младшого брата своего рассказать. Принародно.
А ведь это ж я тебя, Сашок, за ручку в Комитет привела, мне уже тогда офицерские корочки дали. Ну, а пока мы по комсомольской путевке советский космос сексом обеспечивали, братишка мой, видать, до полковника дослужился.
Помолчи, сеструха. Это мелко, отпарировал Сашка, с интонацией на удивление ласковой. Дослужился-то я всего лишь до майора, потом после путча выборы были... Однако долго рассказывать.
Короче: сегодня моя должность первый вице-премьер российского космоса.
А почему без охраны? опешил Никодим.
Демократический стиль работы. Но если честно, охрана там, в шлюзовой, просто вы же люди свои...
Последнее утверждение вызвало на лицах работников торгового флота легкое сомнение, а более других искушенный в бюрократии Моськин поинтересовался:
И сколько же вас там, первых вице-премьеров?
Первых много, понимающе кивнул Французов.
Но я самый первый, вы уж поверьте.
А такой молодой! ещё раз усомнился Никодим Казанов.
У нас сегодня все в правительстве молодые. "Коммунизм это молодость мира..." То есть тьфу, это я какой-то не тот лозунг вспомнил... В общем, неважно, реформы дело молодое, во!
И Сосёнцин ваш тоже молодой? по-родственному подколола Люба.
Сосёнцин старый, грустно покивал Сашка. То есть он уже новый, но все равно старый, а мы хоть и старые, в смысле не новые, но молодые, потому что...
Тут он окончательно зарапортовался, и Эдик на правах старшего в чрезвычайных ситуациях решил вице-премьеру помочь:
А дело-то у тебя, какое, брат? До нас-то на фига явился? И откуда только вылезли эти простецкие обороты? Но Французов воспринял нормально.
Дело простое. Я от имени партии рулевых, то есть тех, кто последовательно проводит в России демократические реформы, хочу вас предупредить. Вы уникальный экипаж, единственный, улетевший с Земли ещё при Грешневе. И в предвыборную компанию, а она начнется вот-вот, за вас будут драться все силы и движения. Но наиболее рьяно, конечно, коммуняки.
Как же это коммуняки?! Моськин чуть не упал.
Да их же вне закона объявили, выдохнула Вера.
Ох, милая, повернулся в её сторону Сашка, вспомнила! Когда это было? С тех пор коммуняки окрепли, перекрасились, и в этом году они победят на выборах. Будут управлять всем российским космосом. Но мы рулевые останемся в качестве мощной оппозиции и сегодня просим вашей поддержки.
Да, они теперь все шестеро, включая комитетчика Ярославского, готовы были против коммунистов выступать с кем угодно последний вольный год не шел ни в какое сравнение со всей предыдущей жизнью. Однако обсуждать детали предвыборной борьбы после такого странного заявления вице-премьера было просто немыслимо. То есть как это коммуняки победят? Ведь это же катастрофа. Конец света. О какой оппозиции может идти речь? Съедят они любую оппозицию! К чему же тогда было все это: путчи, войны, кризисы. Дефолты, прости господи!...
Примерно такие вопросы и обрушились на златокудрую голову Сашки Французова.
Несмышленыши вы мои, ласково проговорил юный всезнайка.
Да это же политика. Между словами и делами дистанция огромного размера! Какая разница, кто себя как называет? Есть у нас один в Державной Мысли, либералом себя зовет, демократом, Худощинский его фамилия, а как-то сидим обедаем, он мне шасть! тарелку борща в морду. Ну, я не растерялся и тут же всю кастрюльку на голову ему и надел!..
И Французов радостно заржал, хотя никто из экипажа торгового судна так и не понял, к чему это он рассказывал.
Никодим в простоте своей так и спросил:
Ты о чем говоришь-то?
А вы о чем?
А мы, если честно, выступила вдруг Надя, говорим и думаем прежде всего о себе. О великой России как-то уже надоело, тем более что мы тут послушали радио "Татарская волна" и нам рассказали, что Россия давно уже не великая.
Но, но! Это вы мне бросьте! погрозил пальцем Французов.
Россия всегда великая.
Ну и хрен с ней, вяло согласилась Надюха.
Ты вот лучше объясни, с нами-то что при этих ваших коммуняках будет?
Ничего не будет. То есть все будет хорошо. Можете спокойно возвращаться на Землю.
Да пошел ты! Там же у вас импичмент сплошной, а теперь ещё и коммуняки у власти.
Вот вы и не поняли ничего! Коммуняки-то теперь совсем не те.
Неужели и торговать при них можно нормально? капитан почему-то начал с этого.
А что, улыбнулся Сашка, при советской власти вы плохо торговали?
Да, в общем-то, хорошо, согласился Никодим, но тогда все хорошее незаконно было.
Ну, значит, вам не привыкать. Теперь совсем никаких законов не стало. Каждый живет как умеет.
И при коммуняках?
Ну, конечно.
Не понимаю, вмешался Эдик, а как же Комитет?
Да забудь ты про тот комитет, парниша! У сегодняшней конторы свои дела шпионов ловить, с террористами разбираться, а идеология теперь никого не волнует, "Ой ли!" подумал про себя Эдик. А сказал другое:
Ну, хорошо. А как же с сексом при новой власти? Мы не хотим, чтобы опять всё запретили: бордели, порнуху, ночные клубы со стриптизом...
А никто и не запретит. Я же говорю, это новые коммуняки. Они же теперь все православные.
Погоди, как ты сказал?! Надя начала дико хохотать.
И за неё договорила Вера:
Я тоже не поняла. Православие как-то связано с порнухой и борделями.
Ну конечно, связано, ё-моё! Французов разговаривал с ними, как с малыми детьми, не уставая искренне удивляться нашей запредельной наивности.
Коммунисты, которые отошли от одного из главных своих принципов борьбы с опиумом для народа, так же легко отойдут и от других, они теперь и с обычным опиумом не слишком-то борются, и против сексуальной свободы ничего не имеют.
Ну тогда наливай, парень, неожиданно успокоился капитан Казанов, а может, он просто от серьезных разговоров утомился.
И все как-то дружно забыли, с чего они начали. Даже сам Французов, у него лишь одно возражение нашлось:
Погодите, ребята, я ведь только с дороги, дайте отдышаться.
Я даже вам девушку свою не представил. Еще, чего доброго, подумаете, будто я на ваших претендую!
Ну, ты урод! возмутился Моськин, окончательно переставая воспринимать Сашку Французова как третьего человека во всем россиийском космосе (точнее, второго, потому что первый не совсем человек).
Ну ты урод! Ты это что же, девушку в шлюзовой камере томишь?!
Братцы, помилуйте. У нас ведь серьезные переговоры были какие тут девушки? "Неужели и правда были?" дружно подумал весь бравый экипаж "Паруса... Опять коммунизма, что ли? С православно-сексуальным лицом?" Во какое название красивое!
Девушка там не скучала, продолжал меж тем Сашка.
Я ей телевизор оставил с прямой трансляцией импичмента. Ну, ладно.
Ждите, сейчас приду.
Э! вспомнил вдруг Эдик, а бортжурнал-то будете смотреть?
Бортжурнал? Французов был уже где-то далеко.
На фиг он мне нужен? Это я просто так сказал. Чтобы помнили барскую руку и не скучали в ожидании. Небось сами развлеклись, пока читали...
Вернулся он довольно быстро, минут через двадцать. В сопровождении умопомрачительной девицы, которая катила перед собой сервировочный столик с лучшими спиртными напитками мира и изящной легкой закуской.
Сама девица выглядела ещё более изящной и легкой, чем закуска, и одежды на ней почти не было в строгом соответствии с православно-коммунистической традицией.
А потом вся компания перевела взгляд на первого вице-премьера Французова и ахнула так он преобразился. В легкомысленных шортиках вместо чопорного официального костюма, только из душа, свеженький такой, синеглазый, розовенький, и светлые волосы ещё сильнее закурчавились.
Ну вылитый Эрот, вновь помолодевший! Даже крылышки мерещились за спиною, и только лука со стрелами не хватало.
А впрочем, шмалять в кого-то из лука было не актуально все и так уже давно и всерьез влюбились.
Поэтому, как только увидели ангелочка, сразу построились в шеренгу и дружно, не сговариваясь, гаркнули:
Здравия желаем, товарищ Эрот!
Киржач, 14 19.08.89
Дубулты, 25.11.91
Москва, 19 25.06.99