Сказка Русская. Русские народные сказки (Сост. В. П. Аникин)

   Стали люди учиться, хоть и с леностью, а учиться. Стали работать уметь, хоть и с ленью, а работать. Меньше стали драку заводить из-за каждого куска, лоскутка.
   А как лень изживем — счастливо заживем.

ЛУТОН ЮШКА

   Жил-был старик со старухою; был у них сынок Лутоня. Вот однажды старик с Лутонею занялись чем-то на дворе, а старуха была в избе. Стала она снимать с гряд полено, уронила его на загнетку и тут превеликим голосом закричала и завопила. Вот старик услыхал крик, прибежал поспешно в избу и спрашивает старуху: о чем она кричит? Старуха сквозь слезы стала говорить ему:
   — Да вот если бы мы женили своего Лутонюшку, да если бы у него был сыночек, да если бы он тут сидел на загнетке, я бы его ведь ушибла поленом-то!
   Ну и старик начал вместе с нею кричать о том, говоря:
   — И то ведь, старуха! Ты ушибла бы его!..
   Кричат оба что ни есть мочи. Вот бежит со двора Лутоня и спрашивает:
   — О чем вы кричите?
   Они сказали, о чем:
   — Если бы мы тебя женили, да был бы у тебя сынок, и если б он давеча сидел вот здесь, старуха убила бы его поленом: оно упало прямо сюда, да таково резко!
   — Ну, — сказал Лутоня, — исполать вам!
   Потом взял свою шапку в охапку и говорит:

   — Прощайте! Если я найду глупее вас, то приду к вам опять, а не найду — и не ждите меня!
   И ушел. Шел, шел и видит: мужики на избу тащат корову.
   — Зачем вы тащите корову? — спросил Лутоня. Они сказали ему:
   — Да вот видишь, сколько выросло там травы-то!
   — Ах, дураки набитые! — сказал Лутоня. Взял залез на избу, сорвал траву и бросил корове.
   Мужики ужасно тому удивились и стали просить Лутоню, чтобы он у них пожил да поучил их.
   — Нет, — сказал Лутоня,— у меня таких дураков еще много по белу свету!
   И пошел дальше. Вот в одном селе увидел он толпу мужиков у избы: привязали они в воротах хомут и палками вгоняют в этот хомут лошадь, умаяли ее до полусмерти.
   — Что вы делаете? — спросил Лутоня.
   — Да вот, батюшка, хотим запрячь лошадку.
   — Ах вы дураки набитые! Пустите-ка, я вам сделаю.
   Взял и надел хомут на лошадь. И эти мужики с дива дались ему, стали останавливать его и усердно просить, чтоб остался он у них хоть на недельку. Нет, Лутоня пошел дальше.
   Шел, шел, устал и зашел на постоялый двор. Тут увидал он: хозяйка-старушка сварила саламату, поставила на стол своим ребятам, а сама то и дело ходит с ложкою в погреб за сметаной.
   — Зачем ты, старушка, понапрасну топчешь лапти? — сказал Лутоня.
   — Как зачем? — возразила старуха охриплым голосом.— Ты видишь, батюшка, саламата-то на столе, а сметана в погребе.
   — Да ты бы, старушка, взяла и принесла сюда сметану-то, у тебя дело пошло бы по масличку!
   — И то, родимый!
   Принесла в избу сметану, посадила с собою Лутоню. Лутоня наелся, залез на полати и уснул. Когда он проснется, тогда и сказка моя дале начнется, а теперь пока вся.

ГЛУПЫЙ ЖЕНИХ

   Раз один жених свататься пошел. Он очень нескладно говорил. Вот сват ему и дает совет:
   — Ты, брат, с невестой-то как покруглее говори.
   Ну, он пришел в дом к невесте. Помолчал, помолчал, а как наелся, напился, развеселился, так невесте и говорит:
   — Колесо.
   Да помолчит, помолчит и опять:
   — Колесо.
   Ведь круглое колесо-то, а ему «покруглее» говорить велели, вон он круглое и выбрал.
   Невеста увидала, что жених глуп, и не пошла за него.

КАК ДЕЛА В РОСТОВЕ?

   — Брат, здорово!
   — Брату челом!
   — Ты, брат, отколе?
   — Я из Ростова.
   — А что, говорят, в Ростове-то архиерей женится?
   — Вчерась я пошел, сегодня пришел; случилось мне мимо ростовского архиерейского дома идти: стоят кареты смазаны, свиньи запряжены, хвосты подвязаны. Засвистали, поскакали, не знаю куда.
   — А что, говорят, в Ростове бабы-то пшеницу на печке посеяли?
   — Вчерась я пошел, сегодня пришел; случилось мне мимо ростовских печей идти — жнут бабы пшеницу.
   — А что, говорят, в Ростове-то озеро сгорело?
   — Случилось мне мимо Ростовского озера идти: щука да караси по лугам, язи да окунье по елям, а плавает ершишко-голышка, глазоньки покраснели, перышки подгорели.

ИВАНУШКО-ДУРАЧОК

   Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое умные, третий — Иванушко-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.
   В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:
   — На-ка, снеси эти клецки братьям; пусть поедят.
   Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям.
   День был солнечный; только вышел Иванушко за околицу, увидел свою тень сбоку и думает:
   «Что это за человек? Со мной рядом идет, ни на шаг не отстает; верно, клецок захотел?»
   И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет.
   — Эка ненасытная утроба! — сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком — разлетелись черепки в разные стороны.
   Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:
   — Ты, дурак, зачем?
   — Вам обед принес.
   — Где же обед? Давай живее.
   — Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да всё и поел!
   — Какой такой человек?
   — Вот он! И теперь рядом стоит!
   Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.
   Принялся дурачок пасти; видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать. Всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе, радехонек, словно дело сделал. Братья пообедали, воротились в поле.
   — Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?
   — Да почто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались, я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся!
   — Постой, еще не так умаешься! — говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи!
   Ни много ни мало прошло времени, послали старики Иванушка-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушко: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неудалая, везет — не везет!
   «А что,— думает себе Иванушко,— ведь у лошади четыре ноги, и у стола тоже четыре, так стол-от и сам добежит».
   Взял стол и выставил на дорогу. Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают.
   «Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» — подумал дурачок. Выставил блюда с яствами наземь и начал потчевать:
   — Сестрицы-голубушки! Кушайте на здоровье.
   А сам все вперед да вперед подвигается.
   Едет Иванушко перелеском; по дороге все пни обгорелые.
   «Эх, — думает, — ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!»
   Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушко до реки, давай лошадь поить, а она не пьет.
   «Знать, без соли не хочет!» — и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет.
   — Что ж ты не пьешь, волчье мясо? Разве задаром я мешок соли высыпал?
   Хватил ее поленом, да прямо в голову — и убил наповал. Остался у Иванушка один кошель с ложками, да и тот на себе понес. Идет — ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! И он думает, что ложки-то говорят: «Иванушко-ду-рак!» — бросил их и ну топтать да приговаривать:
   — Вот вам Иванушко-дурак! Вот вам Иванушко-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные!
   Воротился домой и говорит братьям:
   — Все искупил, братики!
   — Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?
   — А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то пойло лошади посолил, а ложки дразнятся — так я их на дороге покинул.
   — Ступай, дурак, поскорее! Собери все, что разбросал по дороге.
   Иванушко пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину всяких — и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит.
   — Пиво, не броди! Дурака не дразни! — говорит Иванушко.
   Нет, пиво не слушается; взял да и выпустил все из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает.
   Приехали братья, крепко осерчали, взяли Иванушка, зашили в куль и потащили к реке. Положили куль на берегу, а сами пошли прорубь осматривать.
   На ту пору ехал какой-то барин мимо на тройке бурых; Иванушко и ну кричать:
   — Садят меня на воеводство судить да рядить, а я ни судить, ни рядить не умею!
   — Постой, дурак,— сказал барин,— я умею и судить и рядить; вылезай из куля!
   Иванушко вылез из куля, зашил туда барина, а сам сел в его повозку и уехал из виду. Пришли братья, спустили куль под лед и слушают; а в воде так и буркает.
   — Знать, бурка ловит! — проговорили братья и побрели домой.
   Навстречу им, откуда ни возьмись, едет на тройке Иванушко, едет да прихвастывает:
   — Вот-ста каких поймал я лошадушек! А еще остался там сивко — такой славный!
   Завидно стало братьям, говорят дураку:
   — Зашивай теперь нас в куль да спускай поскорей в прорубь! Не уйдет от нас сивко…
   Опустил их Иванушко-дурачок в прорубь и погнал домой пиво допивать да братьев поминать.
   Был у Иванушка колодец, в колодце рыба елец, а моей сказке конец.

ИВАНУШКА И ДОМОВОЙ

   Иванушка ходил в лаптях. Заходит он в свою избу. Матери дома не было. Услыхал — кто-то в избе пыхтит. Испугался он, дверями хлопнул и побежал. У него оборка от лаптя на ноге развязалась. Прищемило ее в дверях, он и упал. И закричал:
   — Батюшки! Спасите! Домовой меня держит!
   Прибежали соседи, подняли Иванушку, а он чуть жив.
   И тут разобрали, в чем дело: испугался он лаптя на своей ноге, оборки и квашни. То-то смеху было!

ЗА ДУРНОЙ ГОЛОВОЙ - НОГАМ РАБОТА!

   Затопила баба печь и дыму в избу напустила — не продыхнуть. «Надо попросить у соседей решето — дым из избы вынести»,— подумала баба и пошла к соседям, а дверь за собой не прикрыла.
   Пришла к соседям. А те говорят:
   — Нет у нас решета. Догадаихе одолжили.
   Отправилась баба к Догадаихе, на край села, взяла у нее решето и пошла домой.
   Вошла в избу, а дыму в ней как не бывало.
   Смекнула тут баба, что, пока она ноги била, за решетом ходила, дым в дверь ушел, и закорила сама себя: «За дурной головой — ногам работа!»

ЗАЯЦ

   Бедный мужик шел по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит:
   — Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына. На те деньги куплю свинушку. Она принесет мне двенадцать поросеночков. Поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати. Я всех приколю, амбар мяса накоплю. Мясо продам, а на денежки дом заведу да сам женюсь. Жена-то родит мне двух сыновей: Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки наводить: «Эй вы, ребятки, — крикну, — Васька да Ванька! Шибко людей на работе не подгоняйте, видно, сами бедно не живали!» Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и с детьми пропал.

ЗАВЕЩАНИЕ

   Жил-был мужик. Умирает у него отец и говорит:
   — Ты, мой сын, живи так: чтобы ты никому не кланялся, а тебе бы все кланялись, и калачи бы ел с медом!
   Умер отец. А этот мужик живет год — прожил сто рублей: никому не кланялся и все калачи ел с медом. Живет другой — прожил другую сотню. На третий год прожил третью сотню. И думает: «Что же это? Сотни у меня не прибавляются, а все убавляются!» Приходит, рассказывает дяде. Дядя ему и сказал:
   — Эх, ты! Выезжай-ко ты раньше всех на пашню, никому и не будешь кланяться, а тебе все будут кланяться. А приезжай домой поздно, тебе калач-то будет казаться с медом.

ЖЕНА-СПОРЩИЦА

   Была у одного мужа жена, да только такая задорная, что все ему наперекор говорила. Бывало, он скажет: «бритое», а уж она непременно кричит: «стриженое!» Всякой день бранились!
   Надоела жена мужу, вот он и стал думать, как бы от нее отделаться. Идут они раз к реке, а вместо моста на плотине лежит перекладина. «Постой, — думает он, — вот теперь-то я ее изведу».
   Как стала она переходить по перекладине, он и говорит:
   — Смотри же, жена, не трясись, не то как раз утонешь!
   — Так вот же нарочно буду! Тряслась, тряслась, да и бултых в воду!
   Жалко ему стало жены; вот он влез в воду, стал ее искать и идет по воде вверх по течению.
   — Что ты тут ищешь? — говорят ему прохожие мужики.
   — А вот жена утонула, вон с этой перекладины упала.
   — Дурак, дурак! Ты бы шел вниз по реке, а не в гору; ее теперь, чай, снесло.
   — Эх, братцы, молчите; она все делала наперекор, так уж и теперь, верно, пошла против воды.

НЕУМЕЛАЯ ЖЕНА

   Мужик стащил из лавки куль пшеничной муки. Захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку да и задумался.
   — Жена! — говорит он своей бабе.— Муки-то я украл, да боюсь — узнают! Спросят: отколь ты взял такую белую муку?
   — Не кручинься, мой кормилец! Я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных!

БЕСПАМЯТНЫЙ ЗЯТЬ

   Пришел зять к теще в гости. Теща угостила его киселем. Зять съел кисель и спрашивает:
   — Это что за кушанье?
   — Кисель.
   Зятю кисель очень пришелся по вкусу; думает он: «Дома непременно заставлю жену сварить, только бы не забыть, как зовется».
   Вот пошел он домой и твердит про себя: «Кисель, кисель, кисель!»
   Случилась на дороге канава. Хотел зятек перескочить через нее, да поскользнулся и упал. Встал — и забыл, что ел у тещи. Думал, думал — никак не может вспомнить.
   Едет мимо барин на шестерке и видит: мужик бродит в канаве.
   Остановился и спрашивает:
   — Что потерял, мужичок?
   — Сто рублей.
   — Кучер, поди поищи,— говорит барин,— а найдешь — разделим пополам.
   Кучер подошел к канаве и говорит:
   — Вишь как взболтал грязь-то в канаве, словно кисель!..
   — Нашел, нашел! — закричал зять, выскочил из канавы и со всех ног пустился домой, а сам все кричит:— Кисель, кисель!

БЕЗЗАБОТНАЯ ЖЕНА

   Жили-были муж с женой. Жена была баба ленивая и беззаботная, да к тому же еще и большая лакомка: все проела на орешках да на пряничках, так что наконец осталась в одной рубахе, и то в худой — изорванной.
   Вот подходит большой праздник, а у бабы нечего и надеть, кроме этой рубахи. И говорит она мужу:
   — Сходи-ка, муж, на рынок да купи мне к празднику рубаху.
   Муж пошел на рынок, увидал, что продают гуся, и купил его вместо рубахи.
   Приходит домой, жена его и спрашивает:
   — Купил мне рубаху?
   — Купил,— отвечает муж,— да только гуська. А жена недослышала и говорит:
   — Ну и узка, да изношу!
   Сняла с себя изорванную рубаху и бросила в печку. А потом и спрашивает:
   — Где же рубаха? Дай я надену.
   — Да ведь я сказал, что купил гуська, а не рубаху. Так и осталась баба без рубахи, нагишом.

БРАТ И СЕСТРА

   Шли проселком брат и сестра, стали подходить к деревне. Брат говорит:
   — Я здесь молока куплю.
   А сестра:
   — А я в молоко хлеба накрошу!
   Брат ухватил сестру за косу и давай за нее дергать и приговаривать:
   — Не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет, не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет!
   Пришли в деревню, а молока никто им и не продал.

ГОРШОК

   Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые… Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать… И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай… И так проживем.
   Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали… Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:
   — Ну, мужик, я свое дело сделала — кашу сварила, а горшок тебе мыть!
   — Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.
   — А и не подумаю!
   — И я не стану.
   — А не станешь — пусть так стоит!

   Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.
   — Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
   — Сказано — твое дело, ты и мой!
   — Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
   — Ладно, лезь на печь, там видно будет.
   Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.
   Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся — не хотят горшка мыть.
   Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.
   Соседки уже коровушек прогнали.
   — Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли поздорову?
   — Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем — не встретим ли…
   И обратно идут — нет Маланьи.
   — Да нет уж! Видно, что приключилося!
   Соседка и сунься в избу. Хвать! — и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась.
   — Маланья, матушка!
   А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.
   — Почто коровушку-то не прогоняла? Ай нездоровилось? Молчит баба.
   — Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь? Молчит баба, ни слова не говорит.
   — Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то?.. Василий, а Василий!
   Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты — и не ворохнется.
   — Что у тебя с женой-то? Ай попритчилось?
   Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:
   — Пойти сказать бабам!
   Побежала по деревне:
   — Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат — пластом — одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?
   Прибежали бабы, причитают около них:
   — Матушки! Да что это с вами подеялось-то?.. Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?
   Молчат оба что убитые.
   — Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.
   Сбегали. Пришел поп.
   — Вот, батюшка, лежат оба — не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?
   Поп бороду расправил — да к печке:
   — Василий, раб божий! Что приключилось-то?
   Молчит мужик.
   Поп — к лавке:
   — Раба божия! Что с мужем-то?
   Молчит баба.
   Соседки поговорили, поговорили — да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята.
   Поп и говорит:
   — Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.
   Той некогда, другой некогда.
   — Да вот,— говорит,— бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут — одна живет.
   А бабка Степанида поклонилась и говорит:
   — Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
   — Да какое же тебе жалованье положить? — спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается. — Да вот,— говорит поп,— возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.
   Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.
   — Это что же такое? — говорит. — Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!
   Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:
   — Ну вот, баба, ты перво слово молвила — тебе и горшок мыть.

ШЕМЯКИН СУД

   Жили два брата. Один-то был бедный, а другой богатый. Не стало у бедного брата дров. Нечем вытопить печь. Холодно в избе.
   Пошел он в лес, дров нарубил, а лошади нет. Как дрова привезти?
   — Пойду к брату, попрошу коня.
   Неласково принял его богатый брат.
   — Взять коня возьми, да смотри большого возу не накладывай, а вперед на меня не надейся: сегодня дай да завтра дай, а потом и сам по миру ступай.
   Привел бедняк коня домой и вспомнил:
   — Ох, хомута-то у меня нет! Сразу не спросил, а теперь и ходить нечего — не даст брат.
   Кое-как привязал покрепче дровни к хвосту братнина коня и поехал.

   На обратном пути зацепились дровни за пень, а бедняк не заметил, подхлестнул коня.
   Конь был горячий, рванулся и оторвал хвост.
   Как увидал богатый брат, что у коня хвоста нет, заругался, закричал:
   — Сгубил коня! Я этого дела так не оставлю!
   И подал на бедняка в суд.
   Много ли, мало ли времени прошло, вызывают братьев в город на суд.
   Идут они, идут. Бедняк думает:
   «Сам в суде не бывал, а пословицу слыхал: слабый с сильным не борись, а бедняк с богатым не судись. Засудят меня».
   Шли они как раз по мосту. Перил не было. Поскользнулся бедняк и упал с моста. А на ту пору внизу по льду ехал купец, вез старика отца к лекарю.
   Бедняк упал да прямо в сани попал и ушиб старика насмерть, а сам остался жив и невредим.
   Купец ухватил бедняка:
   — Пойдем к судье!
   И пошли в город трое: бедняк да богатый брат и купец.
   Совсем бедняк пригорюнился:
   «Теперь уж наверняка засудят».
   Тут он увидал на дороге увесистый камень. Схватил камень, завернул в тряпку и сунул за пазуху:
   «Семь бед — один ответ: коли не по мне станет судья судить да засудит, убью и судью».
   Пришли к судье. К прежнему делу новое прибавилось. Стал судья судить, допрашивать.
   А бедный брат поглядит на судью, вынет из-за пазухи камень в тряпке да и шепчет судье:
   — Суди, судья, да поглядывай сюда.
   Так раз, и другой, и третий. Судья увидал и думает: «Уж не золото ли мужик показывает?»
   Еще раз взглянул — посул большой.
   «Коли и серебро, денег много».
   И присудил бесхвостого коня держать бедному брату до тех пор, покуда у коня хвост не отрастет.
   А купцу сказал:
   — За то, что этот человек убил твоего отца, пусть он сам станет на льду под тем же мостом, а ты скачи на него с моста и задави его самого насмерть, как он твоего отца задавил.
   На том суд и кончился. Богатый брат говорит:
   — Ну ладно, так и быть, возьму у тебя бесхвостого коня.
   — Что ты, братец,— бедняк отвечает.— Уж пусть будет, как судья присудил: подержу твоего коня до тех пор, покуда хвост не вырастет.
   Стал богатый брат уговаривать:
   — Дам тебе тридцать рублей, только отдай коня.
   — Ну ладно, давай деньги.
   Отсчитал богатый брат тридцать рублей, и на том они поладили.
   Тут и купец стал просить:
   — Слушай, мужичок, я тебе твою вину прощаю, все равно родителя не воротишь.
   — Нет, уж пойдем, коли суд присудил, скачи на меня с моста.
   — Не хочу твоей смерти, помирись со мной, а я тебе сто рублей дам,— просит купец.

   Получил бедняк с купца сто рублей. И только собрался уходить, подзывает его судья:
   — Ну, давай посуленное.
   Вынул бедняк из-за пазухи узелок, развернул тряпицу и показал судье камень.
   — Вот чего тебе показывал да приговаривал: «Суди, судья, да поглядывай сюда». Кабы ты меня засудил, так я б тебя убил.
   «Вот и хорошо,— думает судья,— что судил я по этому мужику, а то бы и живу не быть».
   А бедняк веселый, с песенками, домой пришел.

НА СУДЕ

   Мужик вывел на базар продавать быка. Подходит покупатель, сторговал у мужика быка, дал задатку, указал, куда вести его; в такой-то, дескать, дом.
   Ведет мужик быка: попадается ему навстречу еще купец.
   — Мужик, продай быка!
   — Изволь, господин купец.
   Сторговались, и этот дал задатку, указал, куда вести.
   — Я,— говорит,— сейчас приду!
   Повел мужик быка дальше. Подходит третий покупатель, и с этим сторговался, взял и у этого задаток, ведет к нему быка, а тут и прежние двое покупателей подошли: тот тащит к себе покупку, другой — к себе…
   Дело добром не ладилось, пошли в суд. Покуда просители объясняли судье свое дело, мужик стоял в прихожей.
   К нему выбегает чиновник и говорит мужику:
   — Если дашь мне на чай, я тебя научу, как оправдаться!
   — Сделай божескую милость, батюшка, будь отцом родным — заплачу!
   — Идет. Что бы тебя ни спросили, сперва отвечай: «Ну так что?», а потом: «Вот еще!»
   Позвали мужика пред судью.
   — Ты, мужик, вот этому купцу продал быка? — спрашивает судья.
   — Ну так что? — говорит мужик.
   — А деньги получал?
   — Вот еще!
   — А этому продавал?
   — Ну так что?
   — А деньги получал?
   — Вот еще!
   — Ну, и этому продавал?
   — Ну так что?
   — А деньги получал?
   — Вот еще!
   — Да что ты — сумасшедший, что ли?
   — Ну так что?
   — Пошел вон, вот я тебя в кутузку запрячу! — Вот еще!
   Только мужик за порог вышел, как чиновник догоняет его:
   — Давай, мужик, обещанное, ты обещал мне на чай!
   — Ну так что?
   — Давай, братец!
   — Вот еще!
   Так и отбился этим мужик.