Страница:
– Марк, уйди! – сквозь стиснутые зубы прошептал отец. – Беги. Возьми мать, и бегите. Нигде не останавливайтесь.
– Нет! – Марк тряхнул головой. – Я не оставлю тебя.
– Ради всех богов! Делай, как я говорю! – Гнев Тита сменился страхом. – Умоляю, бегите, спасайтесь!
Марк упрямо покачал головой. Ноги его скользили по мокрой земле, но он упорно старался помочь отцу. С другой стороны ворот нападавшие прикладывали все усилия, чтобы войти во двор. Цербер стоял за своим хозяином и яростно лаял. Марк и отец постепенно сдавали позиции. Тит попытался повторить маневр с мечом, но на этот раз противник подготовился, и удар его был отбит со звоном металла о металл. Тит быстро отдернул руку и посмотрел на Марка:
– Нам их не остановить. Мы должны отступить. Возьми посох Аристида и будь готов драться, когда я отойду от ворот.
– Да, отец.
Марк чувствовал, как сердце бешено колотится в груди. Несмотря на струи дождя, стекавшие по лицу, во рту у него пересохло. «Неужели солдаты чувствуют то же самое в сражении?» – мелькнула у него мысль. Мальчик пригнулся, быстро обошел отца и схватил посох, валявшийся рядом с телом Аристида. Он поймал взгляд ближайшего к нему солдата за воротами. Солдат злобно усмехнулся и протянул руку к Марку.
– Цербер! Взять его!
Собака мгновенно отреагировала на команду, кинулась в щель и впилась в руку солдата мощными челюстями. Хрустнула кость, человек вскрикнул и попытался отдернуть руку, но не смог освободиться. Марк снова скомандовал:
– Цербер! Отпусти!
Собака ослабила хватку и с рычанием разжала зубы. Оставив последнюю попытку закрыть ворота, Тит отступил, встал рядом с сыном и приготовился отразить нападение.
– Держи посох, как копье, – торопливо наставлял он. – Бей их в лицо.
Марк кивнул и крепче сжал посох. Не встречая больше сопротивления изнутри, створки ворот внезапно разошлись. Двое солдат плашмя рухнули на землю во дворе. Тит подскочил и нанес одному из них рубящий удар в плечо. Кость хрустнула. Высвободив клинок, Тит с силой ударил второго в лицо. Солдат схватился за голову, завывая от боли. Но через щель в воротах во двор уже протискивались другие люди, и один из них направил меч в сторону Тита. Старый воин вовремя парировал вражеский выпад, но потерял равновесие и отступил на шаг.
Марк подбежал и ударил посохом в лицо солдата, который пытался нанести удар. Отдача была сильной, он почувствовал толчок до самого плеча. У солдата запрокинулась голова, и он свалился на землю без сознания, с разбитым носом.
– Хорошая работа! – похвалил Тит, оскалив рот в страшной усмешке.
На миг нападавшие остановились в нерешительности, но тут позади них раздался голос Термона:
– Чего вы ждете, трусы? Возьмите их!
Солдаты бросились вперед, и Марк крикнул:
– Цербер! Взять их!
Пес подскочил и стал хватать солдат за ноги и за руки. Но их было слишком много для него. Они шли сплошной массой. Титу удалось нанести еще один удар, ранив солдата в живот, но потом его ударили копьем в плечо. Он отшатнулся, и другой солдат разрубил до кости его руку, в которой он держал оружие. Меч выпал из непослушных пальцев. Другой удар пришелся в колено, и Тит со стоном упал.
– Отец!
Марк быстро оглянулся, чуть опустив посох, и в замешательстве уставился на отца.
– Подними оружие! – взревел Тит. – Смотри вперед!
Его громовой голос остановил нападавших, они отступили, образовав перед ним полукруг и направив на него оружие. Марк встал рядом с отцом, он снова крепко держал посох, бросая им вызов. Цербер вонзил клыки в другого солдата и сжимал его руку до тех пор, пока солдат, у которого была длинная дубинка, не размахнулся и не ударил собаку по голове со всей силой. Цербер рухнул на землю и остался лежать на боку, головой в луже, поливаемый дождем.
– Цербер! – в ужасе крикнул Марк.
Но собака не шевельнулась. Марк хотел подойти к ней, но в этот момент Термон растолкал своих людей и подошел к Титу.
Он противно улыбался, похлопывая клинком по ладони.
– Ну что, центурион, кажется, ситуация поменялась? Каково чувствовать себя побежденным? Испытать поражение в решающей битве?
Тит поднял голову и сморгнул капли дождя:
– Ты поплатишься за это. Когда губернатор услышит о твоих злодеяниях, он прикажет тебя распять. Тебя, твоих людей и Децима.
Термон покачал головой:
– Только если кто-то останется, чтобы рассказать губернатору о том, что случилось.
Тит несколько секунд молча смотрел на него, затем пробормотал:
– Ты не посмеешь.
– Правда? – с притворным удивлением произнес Термон.
Внезапно он сделал резкий выпад и со всей силой нанес колющий удар. Острие меча вошло в грудь Тита, пронзило сердце и натолкнулось на ребра на спине. Тит ахнул, потом издал глубокий вздох. Термон уперся ботинком в плечо Тита и вытащил клинок.
– Отец!
Марк не верил своим глазам. Тело старого центуриона лежало у его ног лицом вниз.
– Отец! – пронзительно закричал Марк. – Не умирай! Не оставляй меня! Пожалуйста… Пожалуйста, не умирай.
Кто-то вырвал у него посох, грубо схватил его за руки и прижал их к бокам.
Послышался крик. Марк повернулся и увидел мать. Она держалась за голову, словно защищая уши от громкого звука.
– Тит! О боги! Тит…
– Схватите ее! – приказал Термон. – Посадите их на цепь. После обыщите дом. Найдите какие-нибудь ценности. Децим хочет забрать все, что можно продать.
Марк смотрел на тело отца, онемев от этого зрелища. Но когда один из солдат Термона направился к Ливии, у мальчика в груди словно что-то щелкнуло. Он укусил солдата за руку, тот вскрикнул и ослабил хватку, а Марк зарычал, пытаясь еще раз укусить его и лягнуть ногами.
Термон повернулся к нему:
– Кто-нибудь, уймите это маленькое отродье.
Солдат с дубинкой, тот, что убил Цербера, кивнул и повернулся к Марку. Не раздумывая, он ударил мальчика по голове. Марк даже не почувствовал удара. Просто мир вокруг внезапно взорвался ярким белым светом – и все исчезло.
V
VI
– Нет! – Марк тряхнул головой. – Я не оставлю тебя.
– Ради всех богов! Делай, как я говорю! – Гнев Тита сменился страхом. – Умоляю, бегите, спасайтесь!
Марк упрямо покачал головой. Ноги его скользили по мокрой земле, но он упорно старался помочь отцу. С другой стороны ворот нападавшие прикладывали все усилия, чтобы войти во двор. Цербер стоял за своим хозяином и яростно лаял. Марк и отец постепенно сдавали позиции. Тит попытался повторить маневр с мечом, но на этот раз противник подготовился, и удар его был отбит со звоном металла о металл. Тит быстро отдернул руку и посмотрел на Марка:
– Нам их не остановить. Мы должны отступить. Возьми посох Аристида и будь готов драться, когда я отойду от ворот.
– Да, отец.
Марк чувствовал, как сердце бешено колотится в груди. Несмотря на струи дождя, стекавшие по лицу, во рту у него пересохло. «Неужели солдаты чувствуют то же самое в сражении?» – мелькнула у него мысль. Мальчик пригнулся, быстро обошел отца и схватил посох, валявшийся рядом с телом Аристида. Он поймал взгляд ближайшего к нему солдата за воротами. Солдат злобно усмехнулся и протянул руку к Марку.
– Цербер! Взять его!
Собака мгновенно отреагировала на команду, кинулась в щель и впилась в руку солдата мощными челюстями. Хрустнула кость, человек вскрикнул и попытался отдернуть руку, но не смог освободиться. Марк снова скомандовал:
– Цербер! Отпусти!
Собака ослабила хватку и с рычанием разжала зубы. Оставив последнюю попытку закрыть ворота, Тит отступил, встал рядом с сыном и приготовился отразить нападение.
– Держи посох, как копье, – торопливо наставлял он. – Бей их в лицо.
Марк кивнул и крепче сжал посох. Не встречая больше сопротивления изнутри, створки ворот внезапно разошлись. Двое солдат плашмя рухнули на землю во дворе. Тит подскочил и нанес одному из них рубящий удар в плечо. Кость хрустнула. Высвободив клинок, Тит с силой ударил второго в лицо. Солдат схватился за голову, завывая от боли. Но через щель в воротах во двор уже протискивались другие люди, и один из них направил меч в сторону Тита. Старый воин вовремя парировал вражеский выпад, но потерял равновесие и отступил на шаг.
Марк подбежал и ударил посохом в лицо солдата, который пытался нанести удар. Отдача была сильной, он почувствовал толчок до самого плеча. У солдата запрокинулась голова, и он свалился на землю без сознания, с разбитым носом.
– Хорошая работа! – похвалил Тит, оскалив рот в страшной усмешке.
На миг нападавшие остановились в нерешительности, но тут позади них раздался голос Термона:
– Чего вы ждете, трусы? Возьмите их!
Солдаты бросились вперед, и Марк крикнул:
– Цербер! Взять их!
Пес подскочил и стал хватать солдат за ноги и за руки. Но их было слишком много для него. Они шли сплошной массой. Титу удалось нанести еще один удар, ранив солдата в живот, но потом его ударили копьем в плечо. Он отшатнулся, и другой солдат разрубил до кости его руку, в которой он держал оружие. Меч выпал из непослушных пальцев. Другой удар пришелся в колено, и Тит со стоном упал.
– Отец!
Марк быстро оглянулся, чуть опустив посох, и в замешательстве уставился на отца.
– Подними оружие! – взревел Тит. – Смотри вперед!
Его громовой голос остановил нападавших, они отступили, образовав перед ним полукруг и направив на него оружие. Марк встал рядом с отцом, он снова крепко держал посох, бросая им вызов. Цербер вонзил клыки в другого солдата и сжимал его руку до тех пор, пока солдат, у которого была длинная дубинка, не размахнулся и не ударил собаку по голове со всей силой. Цербер рухнул на землю и остался лежать на боку, головой в луже, поливаемый дождем.
– Цербер! – в ужасе крикнул Марк.
Но собака не шевельнулась. Марк хотел подойти к ней, но в этот момент Термон растолкал своих людей и подошел к Титу.
Он противно улыбался, похлопывая клинком по ладони.
– Ну что, центурион, кажется, ситуация поменялась? Каково чувствовать себя побежденным? Испытать поражение в решающей битве?
Тит поднял голову и сморгнул капли дождя:
– Ты поплатишься за это. Когда губернатор услышит о твоих злодеяниях, он прикажет тебя распять. Тебя, твоих людей и Децима.
Термон покачал головой:
– Только если кто-то останется, чтобы рассказать губернатору о том, что случилось.
Тит несколько секунд молча смотрел на него, затем пробормотал:
– Ты не посмеешь.
– Правда? – с притворным удивлением произнес Термон.
Внезапно он сделал резкий выпад и со всей силой нанес колющий удар. Острие меча вошло в грудь Тита, пронзило сердце и натолкнулось на ребра на спине. Тит ахнул, потом издал глубокий вздох. Термон уперся ботинком в плечо Тита и вытащил клинок.
– Отец!
Марк не верил своим глазам. Тело старого центуриона лежало у его ног лицом вниз.
– Отец! – пронзительно закричал Марк. – Не умирай! Не оставляй меня! Пожалуйста… Пожалуйста, не умирай.
Кто-то вырвал у него посох, грубо схватил его за руки и прижал их к бокам.
Послышался крик. Марк повернулся и увидел мать. Она держалась за голову, словно защищая уши от громкого звука.
– Тит! О боги! Тит…
– Схватите ее! – приказал Термон. – Посадите их на цепь. После обыщите дом. Найдите какие-нибудь ценности. Децим хочет забрать все, что можно продать.
Марк смотрел на тело отца, онемев от этого зрелища. Но когда один из солдат Термона направился к Ливии, у мальчика в груди словно что-то щелкнуло. Он укусил солдата за руку, тот вскрикнул и ослабил хватку, а Марк зарычал, пытаясь еще раз укусить его и лягнуть ногами.
Термон повернулся к нему:
– Кто-нибудь, уймите это маленькое отродье.
Солдат с дубинкой, тот, что убил Цербера, кивнул и повернулся к Марку. Не раздумывая, он ударил мальчика по голове. Марк даже не почувствовал удара. Просто мир вокруг внезапно взорвался ярким белым светом – и все исчезло.
V
Сначала возникла тупая боль в голове. Затем в сознание Марка проникли толчки и тряска и неумолчный пронзительный визг колесной оси. Он ощутил свет и тепло на лице, медленно шевельнулся и открыл глаза. Все вокруг было как в тумане и дрожало. Его затошнило, и он опять закрыл глаза.
– Марк.
Чья-то рука нежно коснулась его щеки.
– Марк, ты слышишь меня?
Он узнал взволнованный голос матери. Марк открыл рот, но язык и губы были совсем сухие, и он не смог выговорить ни слова.
– Сейчас, – сказала она, потом что-то коснулось его губ, и он почувствовал вкус воды.
Он сделал несколько глотков, отвернул голову в сторону и облизал губы.
– Мама, я в порядке, – прохрипел он.
Марк открыл глаза и попробовал сфокусировать взгляд. Когда это ему удалось, он увидел над собой металлическую решетку. Приподнявшись на локтях, он осмотрелся и понял, что находится в большой клетке на повозке, запряженной несколькими мулами. Клетка была покрыта грязным кожаным лоскутом, дававшим тень. Кроме Марка и его матери, здесь находилось еще четверо человек, двое из которых были высокие худые мужчины с черной как уголь кожей. Двое других были юноши лет на пять-шесть старше Марка.
– Не делай резких движений, – предупредила Ливия. – Ты получил сильный удар по голове.
Марк потрогал место, где болело, и поморщился, нащупав большую твердую шишку. Он стал вспоминать, что же с ним произошло. И вдруг перед ним возникла ужасная картина: Аристид, Цербер… и его отец. Он страдальчески взглянул на мать:
– Отец…
Она обняла его и прижала к груди, гладя по голове:
– Да, Тит ушел от нас. Его убили.
Марку показалось, что все его тело пронзила острая боль, словно из него вырвали сердце. Никогда прежде так не нужен был ему отец. Он нужен был ему здесь и сейчас. Марк хотел почувствовать себя защищенным в его сильных руках, услышать снова его добрый смех. Боль была невыносимой. Он спрятал лицо в складках одежды матери и зарыдал.
– Успокойся, дитя, – сказала мать немного погодя. – Ты ничего не сможешь сделать. Он умер. Его тень соединилась с товарищами в подземном ми-ре. Титу там хорошо. Он теперь смотрит на нас, и ты должен показать ему, что ты сильный. Поэтому вы-три глаза. – Она помолчала, потом продолжила: – Сделай так, чтобы отец гордился тобой. Ты должен чтить его память, даже если ты еще не знаешь…
Она вдруг замолчала и слегка отстранила сына от себя. У него щипало глаза от слез, головная боль не утихала, в висках стучала кровь. Ливия пристально смотрела на него, и он кивнул в ответ на ее слова.
С большим трудом подавив свое горе, он снова оглядел клетку.
– Куда мы едем?
– Нас везут в Страт.
Марк нахмурился. Он никогда не слышал о таком городе.
– Это далеко от дома?
Ливия кивнула.
Марк выглянул наружу через прутья решетки. Повозка громыхала по широкой дороге. С одной стороны возвышались холмы, покрытые густыми зарослями сосны и дуба. С другой стороны простирались оливковые рощи. Сквозь просветы вдали виднелось сверкающее море. Местность была незнакомая.
– Как долго мы были в этой… клетке?
– Три дня. Ты был без сознания, когда нас посадили в лодку, увезли на материк и поместили в эту клетку.
Три дня! Наверное, они уже сейчас находятся намного дальше от дома, чем ему когда-либо приходилось бывать. Эта мысль испугала Марка.
– Послушай, сын, нас везут на рынок рабов, – осторожно заговорила Ливия. – Децим приказал продать нас в рабство, чтобы покрыть долг. Я думаю, Децим пытается увезти нас как можно дальше от Левкадии, потому что боится, что кто-нибудь узнает, как он поступил, чтобы вернуть свои деньги.
Марк с трудом воспринимал ее слова. Мысль о том, что его продадут в рабство, стала для него еще одним ударом. Из всех судеб, какие могли выпасть на долю человека, рабство было наихудшей. Раб не считался человеком, он был просто предметом. Марк посмотрел на мать:
– Они не могут продать нас, мы свободные люди. Мы – римские граждане.
– Могут, если мы неспособны выплатить долг Дециму, – печально ответила она. – В этом отношении он действует по закону, но он знает, что если кому-нибудь станет известно, что он убил одного из ветеранов Помпея и продал в рабство его семью, то его жизнь может стать очень трудной, если Помпей услышит об этом. – Она приподняла голову сына за подбородок и посмотрела ему в глаза. – Нам нужно быть осторожными, Марк. Термон сказал, что побьет нас, если мы хоть намекнем кому-нибудь о случившемся. Ты понимаешь?
Марк кивнул и спросил:
– Что мы можем сделать?
– Сделать? В данный момент ничего. – Она отвернулась и вновь заговорила дрожащим от отчаяния голосом: – Боги покинули меня. После всего, что случилось, возвратить меня в рабство – это жестоко. Слишком жестоко.
Марку вдруг стало холодно. Что она хочет этим сказать? Возвратить ее в рабство?
– Мама, ты что, была рабыней?
Не поворачивая головы, она ответила:
– Да.
– Когда?
– Когда я была ребенком, Марк.
– Не может быть!
– Когда мне было четыре года, меня продали хозяину в Кампании, это южнее Рима. Больше шестнадцати лет я была рабыней, пока Спартак и его мятежники не пришли и не освободили нас всех.
– Ты присоединилась к Спартаку?
Марк припомнил все истории, которые отец рассказывал ему о большом восстании рабов. И все это время мать хранила молчание! Он кашлянул:
– Отец знал?
Она повернулась к нему, горько улыбнулась.
– Конечно, Тит знал. Он был там, в последнем сражении. Он нашел меня в лагере рабов, когда легионеры грабили его. Он заявил, что я – его военный трофей, – сказала она с горечью. Потом сглотнула и продолжила спокойнее: – Вот как мы встретились, Марк. Я была его рабыней. Его женщиной. Первые два года, пока он не дал мне свободу при условии, что я стану его женой.
Марк молчал, обдумывая услышанное. Ему и в голову не могло прийти, что его родители встретились подобным образом. Они всегда были рядом с ним, не меняясь, и мысль о том, что у них могла быть совсем разная жизнь, никогда не возникала у него. Правда, отец рассказывал о своей жизни в легионе, но в глазах Марка герой этих рассказов был не молодым Титом, а просто другим человеком. Марк всегда воображал отца таким, каким видел теперь. Он поправил себя: каким был отец, когда был жив. Потом он еще что-то вспомнил и снова взглянул на мать:
– Мятеж рабов был десять лет назад, верно?
– Да.
– И мне десять лет. Если ты вышла замуж за отца через два года, значит я родился рабом.
Она покачала головой:
– Тит объявил тогда, что ты – его сын и поэтому свободный с момента рождения.
– Ясно.
Марк не знал, что и думать. Эта новость и сама по себе была достаточно болезненной для него, а если прибавить все то, что случилось после прихода солдат на ферму… Горький смех матери прервал его мысли. Он озабоченно посмотрел на нее. В темных глазах матери было что-то такое, словно она сходит с ума.
– Мама! Что тут смешного?
– Смешного? Ничего. – Губы ее дрожали. – Просто я родилась свободной во Фракии, а еще ребенком стала рабыней. Спартак освободил меня, потом я опять стала рабыней, пока твой отец не освободил меня. А теперь? Опять рабыня.
Она опустила голову и замолчала. Марк заметил, что она плачет, придвинулся и положил руку ей на плечо.
– Мама! – Он нервно сглотнул. – Я буду заботиться о тебе. Я клянусь. Своей жизнью.
– Ты мальчик. Мой маленький мальчик, – пробормотала она. – Это я должна заботиться о тебе. Но что я могу сделать? Я – рабыня… Я ничего не могу сделать. – Она подняла голову, и он увидел горе в ее глазах. – После всего, что боги сделали со мной, я думала, что они наконец дали мне несколько лет покоя на той ферме. Покоя, где я могла стареть вместе с Титом и растить чудесного сына, который никогда бы не узнал ужасного ига рабства.
– Мы недолго будем рабами, мама. Децим не может так поступить с нами. – Марк решительно нахмурил брови. – Я не позволю ему остаться безнаказанным.
Ливия с жалостью посмотрела ему в глаза, потом обняла его и крепко прижала к груди.
– Марк, ты – это все, что у меня осталось.
Она снова заплакала, и Марк почувствовал, что тоже вот-вот заплачет. Он скрипнул зубами и, взглянув через плечо на остальных людей в клетке, сдержал слезы. Они смотрели на него безразлично, слишком уставшие и отчаявшиеся, чтобы реагировать. Марк молча произнес священную клятву, что он никогда не примет рабства. Никогда.
– Марк.
Чья-то рука нежно коснулась его щеки.
– Марк, ты слышишь меня?
Он узнал взволнованный голос матери. Марк открыл рот, но язык и губы были совсем сухие, и он не смог выговорить ни слова.
– Сейчас, – сказала она, потом что-то коснулось его губ, и он почувствовал вкус воды.
Он сделал несколько глотков, отвернул голову в сторону и облизал губы.
– Мама, я в порядке, – прохрипел он.
Марк открыл глаза и попробовал сфокусировать взгляд. Когда это ему удалось, он увидел над собой металлическую решетку. Приподнявшись на локтях, он осмотрелся и понял, что находится в большой клетке на повозке, запряженной несколькими мулами. Клетка была покрыта грязным кожаным лоскутом, дававшим тень. Кроме Марка и его матери, здесь находилось еще четверо человек, двое из которых были высокие худые мужчины с черной как уголь кожей. Двое других были юноши лет на пять-шесть старше Марка.
– Не делай резких движений, – предупредила Ливия. – Ты получил сильный удар по голове.
Марк потрогал место, где болело, и поморщился, нащупав большую твердую шишку. Он стал вспоминать, что же с ним произошло. И вдруг перед ним возникла ужасная картина: Аристид, Цербер… и его отец. Он страдальчески взглянул на мать:
– Отец…
Она обняла его и прижала к груди, гладя по голове:
– Да, Тит ушел от нас. Его убили.
Марку показалось, что все его тело пронзила острая боль, словно из него вырвали сердце. Никогда прежде так не нужен был ему отец. Он нужен был ему здесь и сейчас. Марк хотел почувствовать себя защищенным в его сильных руках, услышать снова его добрый смех. Боль была невыносимой. Он спрятал лицо в складках одежды матери и зарыдал.
– Успокойся, дитя, – сказала мать немного погодя. – Ты ничего не сможешь сделать. Он умер. Его тень соединилась с товарищами в подземном ми-ре. Титу там хорошо. Он теперь смотрит на нас, и ты должен показать ему, что ты сильный. Поэтому вы-три глаза. – Она помолчала, потом продолжила: – Сделай так, чтобы отец гордился тобой. Ты должен чтить его память, даже если ты еще не знаешь…
Она вдруг замолчала и слегка отстранила сына от себя. У него щипало глаза от слез, головная боль не утихала, в висках стучала кровь. Ливия пристально смотрела на него, и он кивнул в ответ на ее слова.
С большим трудом подавив свое горе, он снова оглядел клетку.
– Куда мы едем?
– Нас везут в Страт.
Марк нахмурился. Он никогда не слышал о таком городе.
– Это далеко от дома?
Ливия кивнула.
Марк выглянул наружу через прутья решетки. Повозка громыхала по широкой дороге. С одной стороны возвышались холмы, покрытые густыми зарослями сосны и дуба. С другой стороны простирались оливковые рощи. Сквозь просветы вдали виднелось сверкающее море. Местность была незнакомая.
– Как долго мы были в этой… клетке?
– Три дня. Ты был без сознания, когда нас посадили в лодку, увезли на материк и поместили в эту клетку.
Три дня! Наверное, они уже сейчас находятся намного дальше от дома, чем ему когда-либо приходилось бывать. Эта мысль испугала Марка.
– Послушай, сын, нас везут на рынок рабов, – осторожно заговорила Ливия. – Децим приказал продать нас в рабство, чтобы покрыть долг. Я думаю, Децим пытается увезти нас как можно дальше от Левкадии, потому что боится, что кто-нибудь узнает, как он поступил, чтобы вернуть свои деньги.
Марк с трудом воспринимал ее слова. Мысль о том, что его продадут в рабство, стала для него еще одним ударом. Из всех судеб, какие могли выпасть на долю человека, рабство было наихудшей. Раб не считался человеком, он был просто предметом. Марк посмотрел на мать:
– Они не могут продать нас, мы свободные люди. Мы – римские граждане.
– Могут, если мы неспособны выплатить долг Дециму, – печально ответила она. – В этом отношении он действует по закону, но он знает, что если кому-нибудь станет известно, что он убил одного из ветеранов Помпея и продал в рабство его семью, то его жизнь может стать очень трудной, если Помпей услышит об этом. – Она приподняла голову сына за подбородок и посмотрела ему в глаза. – Нам нужно быть осторожными, Марк. Термон сказал, что побьет нас, если мы хоть намекнем кому-нибудь о случившемся. Ты понимаешь?
Марк кивнул и спросил:
– Что мы можем сделать?
– Сделать? В данный момент ничего. – Она отвернулась и вновь заговорила дрожащим от отчаяния голосом: – Боги покинули меня. После всего, что случилось, возвратить меня в рабство – это жестоко. Слишком жестоко.
Марку вдруг стало холодно. Что она хочет этим сказать? Возвратить ее в рабство?
– Мама, ты что, была рабыней?
Не поворачивая головы, она ответила:
– Да.
– Когда?
– Когда я была ребенком, Марк.
– Не может быть!
– Когда мне было четыре года, меня продали хозяину в Кампании, это южнее Рима. Больше шестнадцати лет я была рабыней, пока Спартак и его мятежники не пришли и не освободили нас всех.
– Ты присоединилась к Спартаку?
Марк припомнил все истории, которые отец рассказывал ему о большом восстании рабов. И все это время мать хранила молчание! Он кашлянул:
– Отец знал?
Она повернулась к нему, горько улыбнулась.
– Конечно, Тит знал. Он был там, в последнем сражении. Он нашел меня в лагере рабов, когда легионеры грабили его. Он заявил, что я – его военный трофей, – сказала она с горечью. Потом сглотнула и продолжила спокойнее: – Вот как мы встретились, Марк. Я была его рабыней. Его женщиной. Первые два года, пока он не дал мне свободу при условии, что я стану его женой.
Марк молчал, обдумывая услышанное. Ему и в голову не могло прийти, что его родители встретились подобным образом. Они всегда были рядом с ним, не меняясь, и мысль о том, что у них могла быть совсем разная жизнь, никогда не возникала у него. Правда, отец рассказывал о своей жизни в легионе, но в глазах Марка герой этих рассказов был не молодым Титом, а просто другим человеком. Марк всегда воображал отца таким, каким видел теперь. Он поправил себя: каким был отец, когда был жив. Потом он еще что-то вспомнил и снова взглянул на мать:
– Мятеж рабов был десять лет назад, верно?
– Да.
– И мне десять лет. Если ты вышла замуж за отца через два года, значит я родился рабом.
Она покачала головой:
– Тит объявил тогда, что ты – его сын и поэтому свободный с момента рождения.
– Ясно.
Марк не знал, что и думать. Эта новость и сама по себе была достаточно болезненной для него, а если прибавить все то, что случилось после прихода солдат на ферму… Горький смех матери прервал его мысли. Он озабоченно посмотрел на нее. В темных глазах матери было что-то такое, словно она сходит с ума.
– Мама! Что тут смешного?
– Смешного? Ничего. – Губы ее дрожали. – Просто я родилась свободной во Фракии, а еще ребенком стала рабыней. Спартак освободил меня, потом я опять стала рабыней, пока твой отец не освободил меня. А теперь? Опять рабыня.
Она опустила голову и замолчала. Марк заметил, что она плачет, придвинулся и положил руку ей на плечо.
– Мама! – Он нервно сглотнул. – Я буду заботиться о тебе. Я клянусь. Своей жизнью.
– Ты мальчик. Мой маленький мальчик, – пробормотала она. – Это я должна заботиться о тебе. Но что я могу сделать? Я – рабыня… Я ничего не могу сделать. – Она подняла голову, и он увидел горе в ее глазах. – После всего, что боги сделали со мной, я думала, что они наконец дали мне несколько лет покоя на той ферме. Покоя, где я могла стареть вместе с Титом и растить чудесного сына, который никогда бы не узнал ужасного ига рабства.
– Мы недолго будем рабами, мама. Децим не может так поступить с нами. – Марк решительно нахмурил брови. – Я не позволю ему остаться безнаказанным.
Ливия с жалостью посмотрела ему в глаза, потом обняла его и крепко прижала к груди.
– Марк, ты – это все, что у меня осталось.
Она снова заплакала, и Марк почувствовал, что тоже вот-вот заплачет. Он скрипнул зубами и, взглянув через плечо на остальных людей в клетке, сдержал слезы. Они смотрели на него безразлично, слишком уставшие и отчаявшиеся, чтобы реагировать. Марк молча произнес священную клятву, что он никогда не примет рабства. Никогда.
VI
Прошло еще четыре долгих дня, прежде чем фургон достиг места назначения. И наконец вечером последнего дня они въехали в Страт.
Расположенный на главном торговом пути, проходящем через горные области Греции, город уже давно не вмещался в стены, воздвигнутые в те дни, когда возникали небольшие города-государства, почти постоянно воевавшие друг с другом. Теперь стены города окружали лабиринт узких улиц, где жили и вели свои дела более зажиточные семьи. За стенами простирались ветхие строения бедных.
Во время путешествия Марк и Ливия почти не общались с соседями по клетке, которые знали только несколько слов по-гречески и не понимали латыни. Они говорили на неизвестных варварских языках.
Повозка громыхала по главной дороге в центр города, направляясь на рынок рабов. Марк, который всю жизнь прожил на ферме и знал лишь, что существует рыбацкая деревня в Нидри, чувствовал себя в городе неуютно. Резкие крики уличных торговцев и попрошаек оглушали его, воздух был наполнен вонью мусора и отходов. Мальчик сморщил нос:
– Фу! Неужели все города так воняют?
– Насколько я знаю, – ответила Ливия с тем же выражением брезгливости на лице.
Повозка въехала на большую рыночную площадь в центре Страта и свернула через ворота в узкий двор. Во дворе стояли два дородных охранника, вооруженные дубинками. Когда-то здесь была конюшня, но теперь каждое стойло было загорожено железной решеткой. Марк увидел одетых в лохмотья мужчин, женщин и детей всех возрастов, толпившихся за решетками. Под ногами у них был тонкий слой грязной соломы.
– Тпру! – крикнул возница и резко натянул поводья.
Мулы мгновенно остановились. Большой человек в простой коричневой тунике вразвалку подошел к повозке. Кивком поздоровался с возницей, когда тот с трудом слез со скамьи и разогнул затекшую спину.
– Кто это там? – Человек ткнул большим пальцем на пленников в клетке.
– Рабы, – зевая, ответил возница. – Собственность Децима. Хочет выставить их на следующий аукцион.
Марк схватился за прутья решетки и подтянулся:
– Мы не рабы!
– Заткнись!
Возница метнулся к мальчику и ударил кнутом по пальцам. Марк с криком отпрянул.
– Еще одно слово, и я исполосую тебя.
Возница со смехом повернулся к человеку:
– Мальчишка – прирожденный лгун. Как и все рабы. Не обращай на него и на его мать внимания. Как я и сказал, их надо выставить на аукцион. Ясно?
Аукционист кивнул и указал на единственное свободное стойло:
– Загони их туда. Я внесу их в список на завтра.
– Хорошо.
Аукционист, не торопясь, направился в свою контору, а возница подошел к повозке, расправил кнут. Нащупав ключ, висевший у него на шее, он открыл дверь и, отступив на шаг, распахнул ее.
– Выходите! – И ткнул пальцем в землю, чтобы стало ясно, что он имеет в виду.
Один за другим все спустились на землю. Марк и Ливия вышли последними. Возница показал на стойло и подтолкнул к нему первого из пленников. Все они были голодны, тела их одеревенели от долгого пребывания в ограниченном пространстве, если не считать коротких перерывов во время ежедневной смены грязной соломы. А кормили их два раза в день черствым хлебом и водой. Все медленно направились в стойло. Возница втолкнул Марка внутрь с такой силой, что он налетел на мать. Потом захлопнул дверь, повернул ключ в замке и направился к аукционисту.
В стойле Марк и Ливия сели на солому, прислонившись к грязной оштукатуренной стене. Ливия пустыми глазами уставилась на противоположную стену, а в голове Марка теснились пугающие мысли о грядущем аукционе. Что, если их купит владелец рудника? Мальчик слышал об ужасных условиях, в которых рабы трудятся на рудниках. Это было похоже на живую смерть. Потом он вдруг подумал о худшей из всех возможностей и в ужасе повернулся к матери:
– А что будет, если завтра нас продадут разным хозяевам?
Ливия вздрогнула, словно проснулась от тревожного сна.
– Прости, Марк, что ты сказал?
– Что будет, если на аукционе нас разделят?
Она посмотрела на него и заставила себя улыбнуться:
– Не думаю, что это случится. Аукционисты обычно не разделяют семьи. Это снижает цену.
– А если разделят? – Марку стало очень страшно. – Я не хочу, чтобы нас разделили.
Она сжала его руку:
– Мы будем вместе. Вот увидишь. А теперь постарайся уснуть. Положи голову мне на колени.
Он свернулся калачиком и положил голову на длинную тунику матери. Ливия стала нежно гладить его по темным кудрям. Таким образом она успокаивала его с тех пор, как он помнил себя. Однажды она заметила, что у Марка такие же волосы, как у отца. Марк вспомнил, что тогда он засмеялся, потому что к тому времени на голове у отца осталась лишь редкая поросль жестких волос. И сейчас, когда она гладила его волосы, он стал постепенно расслабляться, и еще некоторое время, как во сне, перед ним возникала ферма с Аристидом и Цербером, словно те были еще живы. Но больше всего он думал об отце, сильном и гордом. Как хотел бы Марк, чтобы сейчас Тит оказался рядом и защитил их! Образ отца, лежавшего мертвым под дождем, возник перед ним, и прошло еще немало времени, прежде чем он забылся тревожным сном.
Ночью его разбудили громкие крики из соседнего стойла. Там была драка. Аукционист и охранники вбежали с факелами и дубинками. Марк слышал, как они били дерущихся, пока те не затихли. Он попытался снова уснуть, но был слишком потрясен этим насилием, и его мысли снова вернулись к ужасной ситуации, в которой они с матерью оказались. Что с ними будет?
Послышался оглушительный лязг – это охранники били дубинками по железным решеткам, и Марк проснулся в испуге.
– Вставайте, рабы! – орали охранники, переходя от стойла к стойлу. – Просыпайтесь, просыпайтесь!
Начали со стойл, ближайших к главным воротам. На пленников надевали ножные оковы и вели на рынок. По оценке Марка, на продажу готовили не меньше ста человек, и пока медленно тянулись утренние часы, на аукцион то и дело выводили небольшие группы людей. И все это время Марка мучила тревожная перспектива быть оторванным от матери.
Наконец охранник пришел в их стойло с дубинкой в одной руке и тяжелой цепью с оковами в другой. Он выпускал их по одному, надевая на ногу каждому оковы и закрепляя их с помощью особого штыря. Это была последняя группа из шести человек.
На рыночной площади собралось множество народу. Сквозь толпу они шли к возвышению, где их ждал аукционист. Чьи-то руки из толпы схватили Марка, и какой-то человек с силой открыл ему рот, чтобы посмотреть на зубы. Охранник оттолкнул любопытного:
– Ты получишь возможность проверить товар, как только купишь его.
Они поднялись по ступеням на возвышение, и их поставили в линию, подальше от края помоста. Потом охранник взял небольшой молоток и выбил штырь из кандалов первого пленного, одного из чернокожих. Охранник выдвинул его вперед, к аукционисту. С утра аукционист уже достаточно поработал, солнце стояло высоко. Пот катил по его жирным щекам, волосы прилипли к скальпу. Глубоко вдохнув, он поднял руки, чтобы привлечь внимание толпы, и крикнул:
– Имею честь предложить шесть рабов от имени Децима, старейшины города Страта, известного во всей провинции. Первые два – нубийцы. Оба молодые, здоровые и сильные. – Он схватил нубийца за руку и поднял вверх. – Посмотрите на эти мускулы. Немного потренировать – и они будут экзотическими домашними рабами. Или, если захотите, можно использовать этих силачей для работы в поле либо в качестве борцов. Может быть, даже гладиаторов. В любом случае это будет хорошим вложением денег. А теперь – с какой суммы начнем?
– Двести сестерциев! – послышался голос.
– Двести? – Аукционист повернулся на голос. – А, это ты там, господин? Хорошо. Итак, двести!
– Двести пятьдесят! – выкрикнул другой голос.
– Триста! – раздалось с другой стороны.
Цены росли с молниеносной быстротой. Аукционист едва успевал их фиксировать. Наконец предложения иссякли. Последнее предложение было тысяча двести сестерциев.
– Тысяча двести… Это окончательная цена? Тысяча двести? Уважаемые дамы и господа, такие образцы редко попадают на рынок. Может быть, тот, кто чувствует выгодную сделку, предложит больше? – Он с надеждой огляделся вокруг, но ответа не последовало. Аукционист подождал немного и хлопнул в ладоши: – Продано!
Нубийца провели с помоста в небольшое помещение, где писарь записал на восковой табличке все детали продажи и получил деньги от покупателя. Второй нубиец ушел за такую же цену. Еще двух мальчиков за гораздо меньшую цену купил худощавый мужчина с тщательно умащенными волосами и накрашенными глазами. Аукционист вытер лоб куском материи и показал на Марка и его мать:
– Последний лот на этой утренней продаже, досточтимые дамы и господа. Мать и сын. Женщине еще нет и тридцати. Она может готовить, вязать и еще несколько лет может рожать. Мальчику десять лет. Он здоров. Умеет читать, писать и считать. Немного подучить – и его можно использовать в торговле.
Марк опустил голову. Ему было стыдно слышать, как о нем и о его матери говорят словно о животных.
– Я уверен, вы согласитесь, что вместе они составят очень выгодную сделку, – продолжал аукционист. – Конечно, любой опытный покупатель сможет продать мальчика, когда он подрастет. И если женщина окажется плодовитой, кто знает, какую выгоду она может принести?
– Нет! – громко крикнул Марк. – Ты не можешь продать нас! Нас похитили!
Аукционист кивнул охраннику, и тот сильно ударил Марка по лицу, сбив его с ног. Толпа захохотала. Охранник схватил Марка за волосы и поднял на ноги, шипя ему в ухо:
– Еще одно слово – и я сделаю очень больно не тебе, а твоей матери. Понял?
Марк кивнул, стараясь не заплакать от боли. Охранник еще некоторое время подержал его за волосы, потом отпустил.
– Мальчик нуждается в твердой руке, как видите, – пояснил аукционист, выдавив усмешку. – Итак, кто первый предложит цену?
Последовала пауза, и наконец поднял руку крупный мужчина со злым лицом. Но прежде чем он заговорил, позади толпы раздался крик:
– Остановитесь! Они не продаются!
Аукционист и толпа повернулись на голос. Марк тоже попытался рассмотреть, кто это кричит. Мелькнула слабая надежда. Вот, наверное, тот момент, о котором он молился. Наверное, они спасены…
Человек пробирался сквозь толпу. Когда он приблизился к помосту, у Марка упало сердце.
Термон.
Он поднялся на помост. Аукционист, положив руки на толстые бедра, строго посмотрел на него.
– Что все это значит? Ты хочешь сказать, что они не продаются?
– Я говорю от имени Децима. Я – его управляющий, – надменно ответил Термон. – Мой хозяин говорит, что эти двое не будут проданы.
– Не будут проданы? – удивился аукционист. – Почему?
– Я не обязан объяснять тебе почему. Такова воля моего хозяина. Понял?
Расположенный на главном торговом пути, проходящем через горные области Греции, город уже давно не вмещался в стены, воздвигнутые в те дни, когда возникали небольшие города-государства, почти постоянно воевавшие друг с другом. Теперь стены города окружали лабиринт узких улиц, где жили и вели свои дела более зажиточные семьи. За стенами простирались ветхие строения бедных.
Во время путешествия Марк и Ливия почти не общались с соседями по клетке, которые знали только несколько слов по-гречески и не понимали латыни. Они говорили на неизвестных варварских языках.
Повозка громыхала по главной дороге в центр города, направляясь на рынок рабов. Марк, который всю жизнь прожил на ферме и знал лишь, что существует рыбацкая деревня в Нидри, чувствовал себя в городе неуютно. Резкие крики уличных торговцев и попрошаек оглушали его, воздух был наполнен вонью мусора и отходов. Мальчик сморщил нос:
– Фу! Неужели все города так воняют?
– Насколько я знаю, – ответила Ливия с тем же выражением брезгливости на лице.
Повозка въехала на большую рыночную площадь в центре Страта и свернула через ворота в узкий двор. Во дворе стояли два дородных охранника, вооруженные дубинками. Когда-то здесь была конюшня, но теперь каждое стойло было загорожено железной решеткой. Марк увидел одетых в лохмотья мужчин, женщин и детей всех возрастов, толпившихся за решетками. Под ногами у них был тонкий слой грязной соломы.
– Тпру! – крикнул возница и резко натянул поводья.
Мулы мгновенно остановились. Большой человек в простой коричневой тунике вразвалку подошел к повозке. Кивком поздоровался с возницей, когда тот с трудом слез со скамьи и разогнул затекшую спину.
– Кто это там? – Человек ткнул большим пальцем на пленников в клетке.
– Рабы, – зевая, ответил возница. – Собственность Децима. Хочет выставить их на следующий аукцион.
Марк схватился за прутья решетки и подтянулся:
– Мы не рабы!
– Заткнись!
Возница метнулся к мальчику и ударил кнутом по пальцам. Марк с криком отпрянул.
– Еще одно слово, и я исполосую тебя.
Возница со смехом повернулся к человеку:
– Мальчишка – прирожденный лгун. Как и все рабы. Не обращай на него и на его мать внимания. Как я и сказал, их надо выставить на аукцион. Ясно?
Аукционист кивнул и указал на единственное свободное стойло:
– Загони их туда. Я внесу их в список на завтра.
– Хорошо.
Аукционист, не торопясь, направился в свою контору, а возница подошел к повозке, расправил кнут. Нащупав ключ, висевший у него на шее, он открыл дверь и, отступив на шаг, распахнул ее.
– Выходите! – И ткнул пальцем в землю, чтобы стало ясно, что он имеет в виду.
Один за другим все спустились на землю. Марк и Ливия вышли последними. Возница показал на стойло и подтолкнул к нему первого из пленников. Все они были голодны, тела их одеревенели от долгого пребывания в ограниченном пространстве, если не считать коротких перерывов во время ежедневной смены грязной соломы. А кормили их два раза в день черствым хлебом и водой. Все медленно направились в стойло. Возница втолкнул Марка внутрь с такой силой, что он налетел на мать. Потом захлопнул дверь, повернул ключ в замке и направился к аукционисту.
В стойле Марк и Ливия сели на солому, прислонившись к грязной оштукатуренной стене. Ливия пустыми глазами уставилась на противоположную стену, а в голове Марка теснились пугающие мысли о грядущем аукционе. Что, если их купит владелец рудника? Мальчик слышал об ужасных условиях, в которых рабы трудятся на рудниках. Это было похоже на живую смерть. Потом он вдруг подумал о худшей из всех возможностей и в ужасе повернулся к матери:
– А что будет, если завтра нас продадут разным хозяевам?
Ливия вздрогнула, словно проснулась от тревожного сна.
– Прости, Марк, что ты сказал?
– Что будет, если на аукционе нас разделят?
Она посмотрела на него и заставила себя улыбнуться:
– Не думаю, что это случится. Аукционисты обычно не разделяют семьи. Это снижает цену.
– А если разделят? – Марку стало очень страшно. – Я не хочу, чтобы нас разделили.
Она сжала его руку:
– Мы будем вместе. Вот увидишь. А теперь постарайся уснуть. Положи голову мне на колени.
Он свернулся калачиком и положил голову на длинную тунику матери. Ливия стала нежно гладить его по темным кудрям. Таким образом она успокаивала его с тех пор, как он помнил себя. Однажды она заметила, что у Марка такие же волосы, как у отца. Марк вспомнил, что тогда он засмеялся, потому что к тому времени на голове у отца осталась лишь редкая поросль жестких волос. И сейчас, когда она гладила его волосы, он стал постепенно расслабляться, и еще некоторое время, как во сне, перед ним возникала ферма с Аристидом и Цербером, словно те были еще живы. Но больше всего он думал об отце, сильном и гордом. Как хотел бы Марк, чтобы сейчас Тит оказался рядом и защитил их! Образ отца, лежавшего мертвым под дождем, возник перед ним, и прошло еще немало времени, прежде чем он забылся тревожным сном.
Ночью его разбудили громкие крики из соседнего стойла. Там была драка. Аукционист и охранники вбежали с факелами и дубинками. Марк слышал, как они били дерущихся, пока те не затихли. Он попытался снова уснуть, но был слишком потрясен этим насилием, и его мысли снова вернулись к ужасной ситуации, в которой они с матерью оказались. Что с ними будет?
Послышался оглушительный лязг – это охранники били дубинками по железным решеткам, и Марк проснулся в испуге.
– Вставайте, рабы! – орали охранники, переходя от стойла к стойлу. – Просыпайтесь, просыпайтесь!
Начали со стойл, ближайших к главным воротам. На пленников надевали ножные оковы и вели на рынок. По оценке Марка, на продажу готовили не меньше ста человек, и пока медленно тянулись утренние часы, на аукцион то и дело выводили небольшие группы людей. И все это время Марка мучила тревожная перспектива быть оторванным от матери.
Наконец охранник пришел в их стойло с дубинкой в одной руке и тяжелой цепью с оковами в другой. Он выпускал их по одному, надевая на ногу каждому оковы и закрепляя их с помощью особого штыря. Это была последняя группа из шести человек.
На рыночной площади собралось множество народу. Сквозь толпу они шли к возвышению, где их ждал аукционист. Чьи-то руки из толпы схватили Марка, и какой-то человек с силой открыл ему рот, чтобы посмотреть на зубы. Охранник оттолкнул любопытного:
– Ты получишь возможность проверить товар, как только купишь его.
Они поднялись по ступеням на возвышение, и их поставили в линию, подальше от края помоста. Потом охранник взял небольшой молоток и выбил штырь из кандалов первого пленного, одного из чернокожих. Охранник выдвинул его вперед, к аукционисту. С утра аукционист уже достаточно поработал, солнце стояло высоко. Пот катил по его жирным щекам, волосы прилипли к скальпу. Глубоко вдохнув, он поднял руки, чтобы привлечь внимание толпы, и крикнул:
– Имею честь предложить шесть рабов от имени Децима, старейшины города Страта, известного во всей провинции. Первые два – нубийцы. Оба молодые, здоровые и сильные. – Он схватил нубийца за руку и поднял вверх. – Посмотрите на эти мускулы. Немного потренировать – и они будут экзотическими домашними рабами. Или, если захотите, можно использовать этих силачей для работы в поле либо в качестве борцов. Может быть, даже гладиаторов. В любом случае это будет хорошим вложением денег. А теперь – с какой суммы начнем?
– Двести сестерциев! – послышался голос.
– Двести? – Аукционист повернулся на голос. – А, это ты там, господин? Хорошо. Итак, двести!
– Двести пятьдесят! – выкрикнул другой голос.
– Триста! – раздалось с другой стороны.
Цены росли с молниеносной быстротой. Аукционист едва успевал их фиксировать. Наконец предложения иссякли. Последнее предложение было тысяча двести сестерциев.
– Тысяча двести… Это окончательная цена? Тысяча двести? Уважаемые дамы и господа, такие образцы редко попадают на рынок. Может быть, тот, кто чувствует выгодную сделку, предложит больше? – Он с надеждой огляделся вокруг, но ответа не последовало. Аукционист подождал немного и хлопнул в ладоши: – Продано!
Нубийца провели с помоста в небольшое помещение, где писарь записал на восковой табличке все детали продажи и получил деньги от покупателя. Второй нубиец ушел за такую же цену. Еще двух мальчиков за гораздо меньшую цену купил худощавый мужчина с тщательно умащенными волосами и накрашенными глазами. Аукционист вытер лоб куском материи и показал на Марка и его мать:
– Последний лот на этой утренней продаже, досточтимые дамы и господа. Мать и сын. Женщине еще нет и тридцати. Она может готовить, вязать и еще несколько лет может рожать. Мальчику десять лет. Он здоров. Умеет читать, писать и считать. Немного подучить – и его можно использовать в торговле.
Марк опустил голову. Ему было стыдно слышать, как о нем и о его матери говорят словно о животных.
– Я уверен, вы согласитесь, что вместе они составят очень выгодную сделку, – продолжал аукционист. – Конечно, любой опытный покупатель сможет продать мальчика, когда он подрастет. И если женщина окажется плодовитой, кто знает, какую выгоду она может принести?
– Нет! – громко крикнул Марк. – Ты не можешь продать нас! Нас похитили!
Аукционист кивнул охраннику, и тот сильно ударил Марка по лицу, сбив его с ног. Толпа захохотала. Охранник схватил Марка за волосы и поднял на ноги, шипя ему в ухо:
– Еще одно слово – и я сделаю очень больно не тебе, а твоей матери. Понял?
Марк кивнул, стараясь не заплакать от боли. Охранник еще некоторое время подержал его за волосы, потом отпустил.
– Мальчик нуждается в твердой руке, как видите, – пояснил аукционист, выдавив усмешку. – Итак, кто первый предложит цену?
Последовала пауза, и наконец поднял руку крупный мужчина со злым лицом. Но прежде чем он заговорил, позади толпы раздался крик:
– Остановитесь! Они не продаются!
Аукционист и толпа повернулись на голос. Марк тоже попытался рассмотреть, кто это кричит. Мелькнула слабая надежда. Вот, наверное, тот момент, о котором он молился. Наверное, они спасены…
Человек пробирался сквозь толпу. Когда он приблизился к помосту, у Марка упало сердце.
Термон.
Он поднялся на помост. Аукционист, положив руки на толстые бедра, строго посмотрел на него.
– Что все это значит? Ты хочешь сказать, что они не продаются?
– Я говорю от имени Децима. Я – его управляющий, – надменно ответил Термон. – Мой хозяин говорит, что эти двое не будут проданы.
– Не будут проданы? – удивился аукционист. – Почему?
– Я не обязан объяснять тебе почему. Такова воля моего хозяина. Понял?