Он щелкнул крышкой. Выскочило пламя.
— Эй, погаси, — потребовал Наумкин. — Бензин же зря выгорает.
— Ничего, у меня еще есть. Я в дорогу без заправки не хожу.
— Неизвестно, сколько нам тут сидеть. Зажигай свечку.
— Огонь, это, конечно, хорошо, — вмешался я, — а вот о воде кто-нибудь подумал? Всухую, что ли, грызть эту лапшу?
Все умолкли.
— Можно и всухую, — неуверенно сказал Кабанчик. Положение становилось все более неприятным. Мы поели тушенки, запили это дело водкой и двинулись дальше.
Блуждание в пещерах — занятие малоприятное. Наверное, спелеологи в этом находят какой-то кайф. Но блуждать под землей вот так, как мы сейчас, не пожелаю и врагу. В детстве многие зачитывались Марком Твеном. Его Том Сойер, помнится, тоже лазал по пещерам со своей подружкой. Играл в разбойников, клады какие-то искал. Помню, когда я был мальчишкой, нас с друзьями тоже хлебом не корми, дай залезть в какую-нибудь пещеру. Обычно это были старые соляные шахты — в моем родном городе их было не так уж мало. Но большинство из них давно обрушились, проходы не шли в глубь горы дальше двух десятков метров. Почти всегда виднелся свет от входа. Мы любили лазать ночью, тогда можно было вообразить, что мы глубоко в настоящей пещере. Было немного не по себе — жутко интересно и в то же время страшновато, воображение рисовало самые различные картины, нередко такие, что все с воплями и визгом выскакивали наружу, разбивая коленки, теряя кепки, фонарики и сандалии. Но это в детстве. Здесь же была настоящая тьма и глубина. По счастью, было довольно сухо, однако в то же время очень холодно. Пока мы шли, было еще ничего, но стоило остановиться, липкий холодок начинал заползать за шиворот и в рукава. Я впервые стал задумываться, как мы проведем здесь ночь без спальников и одеял. Как ни крути, экскурсия — это одно, а долговременный поход — совсем другое.
Следующие несколько часов для нас слились в одно нескончаемое блуждание по каменным туннелям. Несколько раз мы слышали шум капающей воды, но всякий раз слух нас обманывал. Димка пытался набросать в блокноте план пещеры, но всякий раз сбивался, словно стены и в самом деле двигались. Я уже ничего не соображал и только механически переставлял ноги. Водка туманила мозг, мысли разбегались. Сколько мы брели так, я сейчас даже не скажу — я почти не глядел на часы. И лишь когда мы решились сделать большой привал на отдых и ночлег, события вдруг стремительно полетели вперед.
Здесь вы должны мне поверить. Я и так вам рассказал много странного, ко здесь даже меня самого временами одолевают сомнения — что из произошедшего было на самом деле, а что только пригрезилось. Потом мы сравнивали свои воспоминания, но так и не пришли к единому мнению.
Мы уселись в круг, оставили гореть только одну свечу из Димкиного запаса и принялись за еду. По счастью, за время своих блужданий мы набрели на маленький грот (там, кстати говоря, мы и остановились), где капала вода, и набрали четыре кружки. Вскипятили лапшу (получилось и в самом деле неплохо), потом снова пропустили граммов по двести и теперь угрюмо молчали. Фил с Серегой достали сигареты — запас их у обоих был невелик и оба целый день терпели. Сизый дым стлался в свете свечи, слоистый как халва, от чего все казалось каким-то зыбким и нереальным.
— Ну что, — подвел итог Димка. — Давайте спать, что ли. Гасите фонарь.
Фил согласно кивнул и потянулся к фонарику, как вдруг Серега поднял руку.
— Погоди. Кто это там? Все встрепенулись: «Где?»
— Вон там. — Серега разогнал рукой табачный дым и указал в глубину галереи. Все вытянули шеи, всматриваясь в темноту. Однако сколько я ни таращил глаза, ничего не увидел. Лучи фонариков бестолково плясали по серому камню. Стена как стена.
— Никого там кет, — выдохнул я. Все задвигались.
— Но я видел… двое или трое…
— Показалось.
— Эй! Кто там? — крикнул на всякий случай Фил. Эхо заметалось под сводами пещеры. — Вылезай, мы тебя видели!
Все захихикали. Никто, однако, не откликнулся.
— Да нет там никого.
— Пойду проверю. — Серега с сомнением покачал головой, подобрал фонарик, встал и направился в темноту. Димка вскочил:
— Я с тобой!
В этот момент я и почувствовал неладное. Что-то такое пробежало по спине, в лицо как будто дохнуло холодом, волосы шевельнулись на затылке. Я раскрыл рот, чтоб крикнуть, но не успел: фонарик в руке Кабанчика вдруг дрогнул и упал, вокруг идущих заметались тени, и в узком пространстве каменного коридора вспыхнула потасовка. Фил бросился на помощь, я — за ним. Кабанчик уже лежал, Димыч молча отбивался, нанося удары в темноте. Не было слышно иных звуков, кроме ругани и пыхтения дерущихся. Какая-то темная фигура гибко метнулась ко мне, мелькнула в световом круге — я только и успел, что облапить бегущего, — и мы повалились на камни. Некоторое время мы боролись на полу, потом я получил удар в живот, от которого у меня перехватило дыхание, мой противник вырвался и исчез в темноте. Кто-то промчался вслед за ним — я едва успел прикрыть голову руками, чтобы на нее, не дай бог, не наступили, и наступила тишина.
— Что это было?
Голос принадлежал Кабанчику. Никто ему не ответил. Все поднимались, с кряхтеньем потирая бока. На ногах остался один лишь Димка.
— Рюкзаки на месте?
Рюкзаки оказались на месте. Кто-то подобрал фонарик. Кабанчик суетливо зажигал спичку за спичкой и что-то искал на полу. Вдруг он сдавленно охнул и замахал рукой.
— Эй, идите сюда!
Все кинулись к нему и потрясенно сгрудились в молчании за его спиной.
— Глядите — Ленка!
На полу в коридоре и в самом деле сидела Ленка, живая и на вид вполне невредимая, только перемазанная с головы до ног кунгурской рыжей глиной. Фонарики светили ей в лицо и отражались в стеклышках очков; Ленка щурилась и мигала как сова. Сейчас, когда сидела, она казалась девушкой-подростком, худой и голенастой. Мы все опешили, только позади ползал на коленках Фил и тихо чертыхался: он потерял зажигалку.
— Ты чего в очках? — нелепо спросил я, нарушая молчание. — Линзы потерялись?
Ленка помотала головой.
— Грязно здесь, а воды нет, — сказала она. — Я подумала, что так будет лучше.
— У тебя все нормально? — деловито спросил Кабанчик, опустился на четвереньки и заглянул ей в глаза. — Эти паршивцы тебя… з-э-э… ничего плохого не сделали?
— Кто они вообще такие? — Фил наконец отыскал зажигалку и присоединился к нам. — Откуда взялись? Ты их знаешь?
Ленка, чуть помедлив, помотала головой, очевидно, сразу отвечая на все три вопроса.
— Скорей всего — спелеки-любители, — ответил за нее Димыч. Его все еще слегка трясло от перевозбуждения, он тоже был весь в грязи, очки сбились набок, глаза сверкали, борода взъерошилась и торчала во все стороны. — Им тут запрещается лазать официально, так они, гады, в боковые выходы наладились…
— Для любителей они чересчур хорошо дрались, — мрачно сказал Фил.
Я мысленно крякнул — я-то думал, мне просто показалось. Но у Фила разряд плюс школа фехтования на саблях, а у меня только три полузабытых университетских года самбо. Что меня одолели, это и понятно, и естественно, но что Денисыча, это — да, это показатель.
Димка поправил очки.
— Ну, может, в карате они профессионалы, а в спелеологии — точно любители.
— С чего ты взял? — ядовито поинтересовался Фил.
— А где снаряжение?
— У нас, между прочим, тоже нет снаряжения. А ты, между прочим, как бы профессионал. Экскурсовод несчастный!
Они уже почти кричали. В густом, одновременно холодном и влажном воздухе пещеры эхо гулко прыгало от стены к стене, казалось, голоса бьются где-то в черепе. Я поморщился.
— Да тише вы, дайте Ленке сказать.
Наступила тишина. Ленка хлюпнула носом. Подняла на нас большие, увеличенные стеклами глаза.
— Мальчики, — тихо сказала она, — это я во всем виновата. Я вам не сказала… не хотела…
— Ты лучше молчи пока, приходи в себя, — попытался успокоить ее Кабанчик. Рука его полезла к Ленкиной коленке. — Пить хочешь? — Он засуетился и стал распаковывать мешок. — Сейчас… сейчас… черт, где туту меня… Пацаны, достаньте водки!
— Ты погоди, пусть она сперва расскажет, что было. А то эти люди…
— Это не люди, — тихо сказала Ленка и умолкла. И все умолкли.
— А кто? — спросил Димка.
— Пришельцы.
Димка хмыкнул, хохотнул и обернулся к нам, ища поддержки, не нашел ее и осекся: все трое были убийственно серьезны. Фил медленно закручивал обратно распечатанную бутылку.
— Та-ак, — медленно сказал он. — Скалли больше не наливаем… Вы, трое! Держите оба коридора. Чтоб ни одна мышь не проползла! Возьмите там в сумке у меня ножи десантные. А ты, — он снова обернулся к Лене, — давай рассказывай. И ничего не пропускай.
Рассказ ее не занял много времени. Даже если Ленка что-то и пропустила, картина вырисовывалась вполне понятная. Если вкратце: в какой-то мере Ленка работала на этих типов. Ее просто попросили к нам приехать, вытащить куда-нибудь из города поближе к Кунгурской пещере, а остальное от нее уже не зависело. Обещали, что все будет хорошо и нас не тронут, только на недельку изолируют от общества, Когда мы сами заикнулись про Кунгур, Ленка не поверила своим ушам — такой удачи она не ожидала.
— Мы на раскопках были, мезолит копали, — говорила она. — Ну и наткнулись на какие-то странные следы. Культура вроде бы чукотская — стоянки, все такое прочее, круги от яранг: там со времен палеолита мало что изменилось. Но что-то было не то. Стали мы к сопкам подбираться и наткнулись… Ну, в общем, мы сперва подумали, что это старый ледник, потом — что это что-то вроде кургана, только во льду, а потом поняли: нет. Там… Понимаете, там звери.
— Звери? — встрепенулся я. — Какие звери?
— Замороженные. Мамонты, носороги какие-то, быки, мастодонты… Я в этом плохо разбираюсь. Мы там чуть с ума все не сошли, забегали, кто-то даже телеграмму в Академию наук успел отбить. Они, правда, сейчас почти без финансирования, но обещали прислать человека. А потом… Потом они пришли. Мы сперва решили, что это и есть академики — они ночью приехали, на вездеходе. Посидели с нами, поговорили, а одна девушка (а с ними девушка была) отвела меня этак в сторонку за рукав и разъяснила… что к чему.
— И ты поверила, — хмыкнул Фил. Лена вздрогнула и повернулась к нему.
— На моем месте кто угодно бы поверил, — дрожащим голосом сказала она. — Она показала мне… Она мне такое показала, я чуть в обморок не хлопнулась. Она сказала, чтоб я никому не говорила, потому что все равно никто мне не поверит. А в Академию наук они уже вторую телеграмму послали, что, мол, извините, пошутили тут какие-то местные. Там часто так бывает. И даже если не шутят, все равно так бывает — вымоет из берега какого-нибудь носорога волосатого, пока его обнаружат, пока сообщат, куда надо, пока суд да дело он — бух в реку, и на дно. А там — ищи-свищи. На Великой, помню, находили, на Танюрере, на Омолоне… А над Усть-Белой, между прочим, часто тарелки видели. Ну, не тарелки, а что-то такое, не наше. Я сама видела, еще когда в школу ходила. Ночь, луна, а она так низко спустилась, что в окошки людей видно было. Издалека — такие же, как мы, а вблизи… ну, не такие.
— А какие?
— Мне все не рассказали, но знаешь… у них глаза мерцают, будто серебристым чем-то. Не по-человечьи. Они от каких-то ночных зверей произошли, вы понимаете? Вот…
— И что?
— Да ничего. Ушла она, эта девчонка. Сказала, что потом со мной на связь в городе выйдет. Я ее спросила когда, и зачем это им, она сказала, еще не время. Я отвернулась, оборачиваюсь — нет ее. Вездеход ихний уехал. Я в лагерь вернулась, говорю, когда курган копать будем, они на меня: «Какой курган?» Я рассказываю, они меня на смех подняли, иди, говорят, проспись, меньше в тундре гулять надо. — Ленка шмыгнула носом, поправила очки и обвела нас беспомощным взглядом. — Ничего не помнят, представляете? Вездеход помнят — да, говорят, приезжал — чукчи с соседнего озера рыбу ловили, заглянули на огонек. Там и в самом деле озеро недалеко, Эльгыгытгын, большое такое, почти весь год подо льдом, там когда-то метеорит упал. Я ничего им говорить не стала. Всю ночь не спала и следующую тоже места себе не находила. То боюсь, то наоборот — как бы радуюсь. Хожу как на пружинах вся. Потом уж и сама верить в это перестала. А через месяц — мы тогда уже в город приехали — эти мне позвонили и сказали, чтобы я… ну, что вы… Она умолкла.
— Что — мы? — мрачно спросил я. — Ну? Что они тебе наплели?
— Что вы тут натворили что-то нехорошее. Ты и Серега. Из-за этого вообще что-то ужасное может случиться. Они не объяснили что.
— А может, это не они звонили?
— Они, они. Я сразу ту девушку узнала. У нее выговор такой, будто ей губные согласные произносить трудно.
— Эк ты их! «Губные согласные»…
— Я же этнограф, я в таких делах разбираться обязана.
— И ты согласилась им помочь, — подытожил Фил.
— Я… — Она замялась. — Я как будто во сне сделалась. Все соображаю, а делаю… Ну, как бы не то делаю, что хочу. Знаете, бывает так: делаешь во сне какую-то нелепицу, а там на все находится объяснение. Как заколдованная, чес-слово. Ответила им: «Да», взяла отгулы на работе — у меня за полевой сезон дней двадцать накопилось — и пошла заказывать билет на материк. А потом вроде когда приехала, уже думаю, что так и надо, все хорошо. В пещере зашла за угол, там эти двое. Знаете, у них по-моему тут стены двигаются…
— Ага!!! — торжествующе вскричал Наумкин. — Я же говорил вам, говорил, а вы не верили! Не мог я заблудиться, не мог, не может быть, чтоб мы так близко от выхода заблудились! Это озеро.,.
— Постой, угомонись, — осадил его Фил. — Дело-то серьезное. Как их двигать, стены эти, мы не знаем, и если они захотят, эти гады нас тут запросто задавят где-нибудь… Блин, попали, как индюк на Рождество!
— На День благодарения, — поправил его я.
— Какая разница! — отмахнулся тот. — Как они их двигали, ты не помнишь? — Ленка помотала головой. — Плохо. Какие хоть они из себя?
Та пожала плечами:
— Худые такие, высокие. Всегда в черном. Или это у них форма такая? Лица узкие, серые какие-то.
— Неприметные?
— Да нет, на самом деле какие-то серые, кожа как пеплом присыпана. Или это мне в темноте так показалось? Не знаю, в общем. И глаза… Ну, это видно, в общем, а рассказывать не получается.
Мы переглянулись.
— Почему вы ей верите? — спросил Наумкин.
— Потому что, — сказал, как отрезал, Фил. — Есть резон, вот и верим.
— Почему мы должны ей верить? — все равно продолжал напирать наш неудавшийся Сусанин. — Неизвестно, что она сама придумала, что ей просто показалось, а что ей ЭТИ в башку напихали. Если они вообще есть, эти пришельцы… Она у вас не под кайфом?
— Убью, — пообещал ему Кабанчик. Ленкину ладошку он уже уверенно держал в своих руках.
— А чего? Сейчас бывает. Как они в пещеру попали? Люди здесь не первую сотню лет ползают — здесь еще Ермак со своими дружинниками останавливался, — а ничего подобного не видели. И потом, если они такие крутые, эти пришельцы, чего они нас тогда за жабры не возьмут?
Ленка долго всматривалась нам в лица, всем по очереди, так долго, что нам стало не по себе.
— Знаете, — наконец сказала она. — я не уверена, но, по-моему, они кого-то из вас боятся.
Ленкины слова повергли всех в какое-то беспредметное возбуждение, отягощенное легким ступором. Никто не знал, что говорить или что делать. Все молчали и не двигались. Ленка сидела на рюкзаке, как кукла на чайнике, Фил подогрел воды, сунул кружку ей в руки, и теперь она маленькими глотками отхлебывала тепловатый чай. Я стоял и размышлял.
Ленке я поверил сразу — уж больно четко все рассказанное ею укладывалось в недавние события. Мы действительно могли чем-то крепко «иноприлетянам» насолить. Чем — в настоящий момент мне было не важно, меня занимало другое: почему именно Кунгурская пещера, чем она пришельцам так понравилась? Ведь нас хотели вытащить именно сюда. Если у них тут постоянная база… сомнительно, конечно, но чем черт не шутит. На Урале пещер множество, есть они и в горных районах, и в степных (в Чесменском, например). Многие известны широко — Кизеловская, Капова пещера на Южном Урале или Смолинская в Свердловской области. Но больших пещер на Урале нет. Их вообще у нас нет: ни в России, ни бывшем СССР. И Кунгурская в этом смысле ничем не лучше прочих и, уж конечно, не больше. Хотя как сказать… Была такая история — однажды в пещеру впустили собаку, и выбралась она оттуда только через несколько дней, в тридцати километрах от входа. Мне вспомнился Ленкин рассказ. Ледяная сопка, «мамонты, мастодонты»… Лед… Ага! Кунгурская пещера ведь тоже ледяная. Уж не могильник ли здесь? Такой же, как на Севере?
Я почувствовал, как у меня начинает захватывать дух. Гипотеза показалась мне вполне реальной. В самом деле, почему бы нет? Все эти льды, сосульки — микроклимат микроклиматом, но постоянная минусовая температура в течение всего года, это, знаете ли, вызывает подозрение. Что, если в глубине пещеры установлены какие-нибудь криогенераторы? Вообще, по логике вещей, тогда все должно быть наоборот — должен быть выход лишнего тепла, как в агрегате холодильника. Но, во-первых, мало ли, на каком принципе работает установка пришельцев, а во-вторых, еще неизвестно, где он, этот «агрегат». Горячих источников в области нет, но, может, где-то есть теплые. А верхние коридоры пещеры… ну, это может быть такой переходник, воздухофильтр…
Я крякнул. Чертова фантастика! Не успеешь мысль как следует продумать, а она уже кучей других обросла. Может, я прав, а может, и нет — какая разница? Надо было выбираться отсюда. Ленке вроде обещали, что нас подержат-подержат да и отпустят, но мало ли что они пообещали.
Спать не хотелось.
— Попробуем как-нибудь выбраться, — высказался за всех Денисыч. — Даже если не выберемся, дня три как-нибудь протянем, а потом нас искать начнут. Не местные, так милиция. Я, перед тем как уйти, майору позвонил… точнее, подполковнику. Как чувствовал, что влипнем. Он обещал «держать» ситуацию. Теперь, когда мы ЭТИХ так спугнули, и мы и они начеку. Пойдем искать туннель наверх, авось раза с третьего-четвертого выбредем.
— Есть другое предложение, — немедленно отозвался я. — Пойдем вниз.
— Это еще зачем?!
Делиться с остальными своими соображениями насчет подземного «суперморозильника» пришельцев я не спешил — мало ли что. Но резон поступать так все равно был.
— У нас вода кончается. Водка, конечно, вещь хорошая, энергетическая, но еще денек — и нас сушняк задавит. Оставим метки на стене, чтобы обратно возвратиться если что, а сами спустимся. Мы еще не пробовали спускаться. Туннели вниз нам часто попадались.
— Ох, что-то мне твой взгляд не нравится. Опять чего-то задумал? — подозрительно прищурился Лешка. — Ты к чему клонишь? Надеешься еще раз с ними встретиться?
— И это тоже, — кивнул я. — Хочется, знаешь ли, прижать их в тихом месте к теплой стенке. Если они нас водят за нос, надо обследовать дикую часть пещеры. Чем естественнее стены, тем меньше шансов, что они их могут двигать. Эти ребята у меня давно напрашиваются на откровенный разговор.
— Вы тоже хороши.
— Ну, дык… — ухмыльнулся Кабанчик. Фил обвел всех испытующим взглядом.
— У кого-нибудь еще есть оружие? — спросил он. — Нож или пистолет какой-нибудь газовый?
— Откуда… — начал было Серега, но Димка уже рылся в рюкзаке. На свет появился длинноствольный духовой пистолет — укороченный вариант пневматической винтовки, из какой стреляют в тире, и коробка патронов к нему.
— Вот, — сказал, выпрямляясь, наш гид. — Я из него тогда по Кинг-Конгу стрелял… Ну, помните, я рассказывал?
Фил молча взял пистолет, переломил его, заглянул в ствол, сложил обратно, щелкнул курком и так же молча кивнул: «Годится». Лена непонимающе переводила взгляд с меня на Серегу и обратно. Отставила пустую кружку и зябко обхватила колени.
— Ребята, а вы чего им сделали?
Серега раскрыл было рот, но Фил незаметно толкнул его локтем и он заткнулся.
— Чего-чего… Много будешь знать, скоро состаришься. Спи. Нам сейчас всем поспать надо. Завтра расскажем. На вот лучше съешь вот это. И вы тоже съешьте.
Он достал пузырек с витаминами, вытряхнул каждому по таблетке и скомандовал отбой.
«Спать на камне — почки гробить» — старая туристская мудрость. Мы вытряхнули все из сумок, всякие донца, газеты, запасную одежду, разложили рухлядь на полу и сгрудились в кучу, потеснее прижавшись друг к дружке. В тревожном забытьи мы просидели-пролежали оставшиеся полночи. Выспаться мне не удалось. Гулко храпел Димка, Кабанчик о чем-то шептался с Ленкой. Фил то и дело доставал из брючного кармана старинные часы с двойной крышкой, смотрел который час, вздыхал и с громким щелчком их захлопывал. От Ленкиных волос мягко пахло ромашкой. Один раз я проснулся, увидел, как из темноты выглянула большая крыса; некоторое время ока нюхала воздух, нервно вздрагивая усиками, потом, видимо, решила не рисковать и без эксцессов удалилась. В подставленную кружку с потолка размеренно и тихо капала вода.
В семь утра Денисовский хронометр затарахтел, все, как могли, привели себя в относительный порядок, разделили накопившуюся за ночь воду и двинулись в дальнейший путь. Коридор с глинистым полом, на котором кое-где выступали камни, имел наклон, и все, не сговариваясь, двинулись вниз. Кабанчик то и дело черкал своим фломастером по стенам. Через пару часов снова стали попадаться небольшие залы и гроты, на потолке замерцали сталактиты. Наумыч приободрился.
— Сталактиты — это хорошо, — сообщил он. — Сталактиты — это значит, что поблизости вода, а в потолке трещины…
— …И потолок скоро рухнет нам на головы, — мрачно закончил за него Кабан. — Шагай, Сусанин.
Через несколько шагов Фил, шедший впереди, остановился и помахал фонариком.
— Здесь щель, — объявил он. — Коридор уходит вниз.
— Отвесно?
— Нет, но круто. У нас есть веревка?
— Сколько-то метров есть…
— Доставай. И мыло тоже.
— Шутки у тебя! — фыркнул Димка, но веревку достал. Фил обвязался, влез в дыру и долго там шуршал, светя фонариком. Вылез он оттуда весь в царапинах и в глине, без шляпы, но довольный.
— Там другой коридор, — объявил он, выпутываясь из веревок. — Идет под углом к нашему. Очень сырой, даже со стен капает… Что решаем?
После недолгого совещания решили спускаться. Возвращаться все равно не имело смысла. По пути встретились еще два-три ответвления. Пол был скользким, все перемазались глиной до ушей, а Ленка крепко ушиблась, когда заскользила вниз по склону.
— О, — сказал Димыч, поправляя заляпанные глиной очки, — а здесь и впрямь вода. А знаете, я, похоже, здесь был. Очень давно, правда. Вот эти сталактиты на стене — очень запоминающаяся форма. Определенно был!
— Отсюда есть выход?
— Есть. Мы только что через него вошли. Кажется, я смогу вспомнить.
В углу отсвечивало серебром небольшое озерцо. Мы торопливо напились так, что от стылой воды заломило зубы, организовали очажок из трех камней, зажгли свечи и поставили кипятиться чай. На всякий случай заполнили все бутылки из-под водки, которых у нас скопилось штук шесть.
— А народ еще спрашивает, почему я все время покупаю водку с винтовой головкой, — съехидничал Фил, закуривая по такому случаю внеплановую сигарету. — Ну что, привал?
— Продолжаем праздновать?
— Праздновать не праздновать, а подкрепиться не мешает. Доставайте провизию.
В общем, мы на радостях перекусили и перепили. Время у нас еще было, бессонная ночь отдавалась тяжестью в висках. Решили отдохнуть. Меня же опять стали одолевать различные мысли.
Воздух в гроте, несмотря на холод, был сухой и приятный, свежий, как после грозы. Белесая неровная стеклянистая масса сталактитов в северном углу мягко мерцала в темноте. Я заинтересовался, встал и подошел к ним поближе. Погасил свечу и некоторое время всматривался в темноту. В воздухе витал слабый запах озона.
— Серега, — позвал я, — Серега, отлепись от Ленки! Дело есть. Иди сюда. Ты хорошо себя чувствуешь?
— В каком смысле? — опешил тот.
— В прямом. Можешь еще выпить?
— Наливай… Погоди, погоди. А зачем?
— Есть идея, Помнишь мотоцикл? У тебя, когда ты пьяный, мозги как-то по-другому работают. Наливать тебе не буду, просто хочу удостовериться, что ты уже «хороший», но еще соображаешь. Осмотрись вокруг. Ничего не видишь подозрительного?
Кабанчик послушно огляделся.
— Вроде нет.
— Сталактиты видишь? Вон там, у стены. Они светятся.
— Это фонарик светит.
— Да нет, фонарик тут ни при чем, они сами светятся. Смотри. Как твой фломастер. Скорей всего, они радиоактивные… Да не бойся ты, — рассмеялся я, когда Кабанчик испуганно рванулся в сторону, — сильных доз не схватишь.
— От чего такое?
— Кто знает! — Я пожал плечами. — С водой в пещеры могут попадать тяжелые изотопы углерода или еще чего-нибудь такое. В сталактитах образуется соль, потом светится. Я слыхал о таком или где-то читал, но никак не думал, что это может встретиться у нас. Осмотри-ка еще раз эту стенку.
Кабанчик несколько секунд молча таращился в камень и водил фонариком.
— Ну, осмотрел, — неуверенно сказал он. — Ничего такого. Стена как стена. Светится разве.
— Держи. — Я протянул ему полный стакан и подождал. — А теперь?
— Эй, погаси, — потребовал Наумкин. — Бензин же зря выгорает.
— Ничего, у меня еще есть. Я в дорогу без заправки не хожу.
— Неизвестно, сколько нам тут сидеть. Зажигай свечку.
— Огонь, это, конечно, хорошо, — вмешался я, — а вот о воде кто-нибудь подумал? Всухую, что ли, грызть эту лапшу?
Все умолкли.
— Можно и всухую, — неуверенно сказал Кабанчик. Положение становилось все более неприятным. Мы поели тушенки, запили это дело водкой и двинулись дальше.
Блуждание в пещерах — занятие малоприятное. Наверное, спелеологи в этом находят какой-то кайф. Но блуждать под землей вот так, как мы сейчас, не пожелаю и врагу. В детстве многие зачитывались Марком Твеном. Его Том Сойер, помнится, тоже лазал по пещерам со своей подружкой. Играл в разбойников, клады какие-то искал. Помню, когда я был мальчишкой, нас с друзьями тоже хлебом не корми, дай залезть в какую-нибудь пещеру. Обычно это были старые соляные шахты — в моем родном городе их было не так уж мало. Но большинство из них давно обрушились, проходы не шли в глубь горы дальше двух десятков метров. Почти всегда виднелся свет от входа. Мы любили лазать ночью, тогда можно было вообразить, что мы глубоко в настоящей пещере. Было немного не по себе — жутко интересно и в то же время страшновато, воображение рисовало самые различные картины, нередко такие, что все с воплями и визгом выскакивали наружу, разбивая коленки, теряя кепки, фонарики и сандалии. Но это в детстве. Здесь же была настоящая тьма и глубина. По счастью, было довольно сухо, однако в то же время очень холодно. Пока мы шли, было еще ничего, но стоило остановиться, липкий холодок начинал заползать за шиворот и в рукава. Я впервые стал задумываться, как мы проведем здесь ночь без спальников и одеял. Как ни крути, экскурсия — это одно, а долговременный поход — совсем другое.
Следующие несколько часов для нас слились в одно нескончаемое блуждание по каменным туннелям. Несколько раз мы слышали шум капающей воды, но всякий раз слух нас обманывал. Димка пытался набросать в блокноте план пещеры, но всякий раз сбивался, словно стены и в самом деле двигались. Я уже ничего не соображал и только механически переставлял ноги. Водка туманила мозг, мысли разбегались. Сколько мы брели так, я сейчас даже не скажу — я почти не глядел на часы. И лишь когда мы решились сделать большой привал на отдых и ночлег, события вдруг стремительно полетели вперед.
Здесь вы должны мне поверить. Я и так вам рассказал много странного, ко здесь даже меня самого временами одолевают сомнения — что из произошедшего было на самом деле, а что только пригрезилось. Потом мы сравнивали свои воспоминания, но так и не пришли к единому мнению.
Мы уселись в круг, оставили гореть только одну свечу из Димкиного запаса и принялись за еду. По счастью, за время своих блужданий мы набрели на маленький грот (там, кстати говоря, мы и остановились), где капала вода, и набрали четыре кружки. Вскипятили лапшу (получилось и в самом деле неплохо), потом снова пропустили граммов по двести и теперь угрюмо молчали. Фил с Серегой достали сигареты — запас их у обоих был невелик и оба целый день терпели. Сизый дым стлался в свете свечи, слоистый как халва, от чего все казалось каким-то зыбким и нереальным.
— Ну что, — подвел итог Димка. — Давайте спать, что ли. Гасите фонарь.
Фил согласно кивнул и потянулся к фонарику, как вдруг Серега поднял руку.
— Погоди. Кто это там? Все встрепенулись: «Где?»
— Вон там. — Серега разогнал рукой табачный дым и указал в глубину галереи. Все вытянули шеи, всматриваясь в темноту. Однако сколько я ни таращил глаза, ничего не увидел. Лучи фонариков бестолково плясали по серому камню. Стена как стена.
— Никого там кет, — выдохнул я. Все задвигались.
— Но я видел… двое или трое…
— Показалось.
— Эй! Кто там? — крикнул на всякий случай Фил. Эхо заметалось под сводами пещеры. — Вылезай, мы тебя видели!
Все захихикали. Никто, однако, не откликнулся.
— Да нет там никого.
— Пойду проверю. — Серега с сомнением покачал головой, подобрал фонарик, встал и направился в темноту. Димка вскочил:
— Я с тобой!
В этот момент я и почувствовал неладное. Что-то такое пробежало по спине, в лицо как будто дохнуло холодом, волосы шевельнулись на затылке. Я раскрыл рот, чтоб крикнуть, но не успел: фонарик в руке Кабанчика вдруг дрогнул и упал, вокруг идущих заметались тени, и в узком пространстве каменного коридора вспыхнула потасовка. Фил бросился на помощь, я — за ним. Кабанчик уже лежал, Димыч молча отбивался, нанося удары в темноте. Не было слышно иных звуков, кроме ругани и пыхтения дерущихся. Какая-то темная фигура гибко метнулась ко мне, мелькнула в световом круге — я только и успел, что облапить бегущего, — и мы повалились на камни. Некоторое время мы боролись на полу, потом я получил удар в живот, от которого у меня перехватило дыхание, мой противник вырвался и исчез в темноте. Кто-то промчался вслед за ним — я едва успел прикрыть голову руками, чтобы на нее, не дай бог, не наступили, и наступила тишина.
— Что это было?
Голос принадлежал Кабанчику. Никто ему не ответил. Все поднимались, с кряхтеньем потирая бока. На ногах остался один лишь Димка.
— Рюкзаки на месте?
Рюкзаки оказались на месте. Кто-то подобрал фонарик. Кабанчик суетливо зажигал спичку за спичкой и что-то искал на полу. Вдруг он сдавленно охнул и замахал рукой.
— Эй, идите сюда!
Все кинулись к нему и потрясенно сгрудились в молчании за его спиной.
— Глядите — Ленка!
На полу в коридоре и в самом деле сидела Ленка, живая и на вид вполне невредимая, только перемазанная с головы до ног кунгурской рыжей глиной. Фонарики светили ей в лицо и отражались в стеклышках очков; Ленка щурилась и мигала как сова. Сейчас, когда сидела, она казалась девушкой-подростком, худой и голенастой. Мы все опешили, только позади ползал на коленках Фил и тихо чертыхался: он потерял зажигалку.
— Ты чего в очках? — нелепо спросил я, нарушая молчание. — Линзы потерялись?
Ленка помотала головой.
— Грязно здесь, а воды нет, — сказала она. — Я подумала, что так будет лучше.
— У тебя все нормально? — деловито спросил Кабанчик, опустился на четвереньки и заглянул ей в глаза. — Эти паршивцы тебя… з-э-э… ничего плохого не сделали?
— Кто они вообще такие? — Фил наконец отыскал зажигалку и присоединился к нам. — Откуда взялись? Ты их знаешь?
Ленка, чуть помедлив, помотала головой, очевидно, сразу отвечая на все три вопроса.
— Скорей всего — спелеки-любители, — ответил за нее Димыч. Его все еще слегка трясло от перевозбуждения, он тоже был весь в грязи, очки сбились набок, глаза сверкали, борода взъерошилась и торчала во все стороны. — Им тут запрещается лазать официально, так они, гады, в боковые выходы наладились…
— Для любителей они чересчур хорошо дрались, — мрачно сказал Фил.
Я мысленно крякнул — я-то думал, мне просто показалось. Но у Фила разряд плюс школа фехтования на саблях, а у меня только три полузабытых университетских года самбо. Что меня одолели, это и понятно, и естественно, но что Денисыча, это — да, это показатель.
Димка поправил очки.
— Ну, может, в карате они профессионалы, а в спелеологии — точно любители.
— С чего ты взял? — ядовито поинтересовался Фил.
— А где снаряжение?
— У нас, между прочим, тоже нет снаряжения. А ты, между прочим, как бы профессионал. Экскурсовод несчастный!
Они уже почти кричали. В густом, одновременно холодном и влажном воздухе пещеры эхо гулко прыгало от стены к стене, казалось, голоса бьются где-то в черепе. Я поморщился.
— Да тише вы, дайте Ленке сказать.
Наступила тишина. Ленка хлюпнула носом. Подняла на нас большие, увеличенные стеклами глаза.
— Мальчики, — тихо сказала она, — это я во всем виновата. Я вам не сказала… не хотела…
— Ты лучше молчи пока, приходи в себя, — попытался успокоить ее Кабанчик. Рука его полезла к Ленкиной коленке. — Пить хочешь? — Он засуетился и стал распаковывать мешок. — Сейчас… сейчас… черт, где туту меня… Пацаны, достаньте водки!
— Ты погоди, пусть она сперва расскажет, что было. А то эти люди…
— Это не люди, — тихо сказала Ленка и умолкла. И все умолкли.
— А кто? — спросил Димка.
— Пришельцы.
Димка хмыкнул, хохотнул и обернулся к нам, ища поддержки, не нашел ее и осекся: все трое были убийственно серьезны. Фил медленно закручивал обратно распечатанную бутылку.
— Та-ак, — медленно сказал он. — Скалли больше не наливаем… Вы, трое! Держите оба коридора. Чтоб ни одна мышь не проползла! Возьмите там в сумке у меня ножи десантные. А ты, — он снова обернулся к Лене, — давай рассказывай. И ничего не пропускай.
Рассказ ее не занял много времени. Даже если Ленка что-то и пропустила, картина вырисовывалась вполне понятная. Если вкратце: в какой-то мере Ленка работала на этих типов. Ее просто попросили к нам приехать, вытащить куда-нибудь из города поближе к Кунгурской пещере, а остальное от нее уже не зависело. Обещали, что все будет хорошо и нас не тронут, только на недельку изолируют от общества, Когда мы сами заикнулись про Кунгур, Ленка не поверила своим ушам — такой удачи она не ожидала.
— Мы на раскопках были, мезолит копали, — говорила она. — Ну и наткнулись на какие-то странные следы. Культура вроде бы чукотская — стоянки, все такое прочее, круги от яранг: там со времен палеолита мало что изменилось. Но что-то было не то. Стали мы к сопкам подбираться и наткнулись… Ну, в общем, мы сперва подумали, что это старый ледник, потом — что это что-то вроде кургана, только во льду, а потом поняли: нет. Там… Понимаете, там звери.
— Звери? — встрепенулся я. — Какие звери?
— Замороженные. Мамонты, носороги какие-то, быки, мастодонты… Я в этом плохо разбираюсь. Мы там чуть с ума все не сошли, забегали, кто-то даже телеграмму в Академию наук успел отбить. Они, правда, сейчас почти без финансирования, но обещали прислать человека. А потом… Потом они пришли. Мы сперва решили, что это и есть академики — они ночью приехали, на вездеходе. Посидели с нами, поговорили, а одна девушка (а с ними девушка была) отвела меня этак в сторонку за рукав и разъяснила… что к чему.
— И ты поверила, — хмыкнул Фил. Лена вздрогнула и повернулась к нему.
— На моем месте кто угодно бы поверил, — дрожащим голосом сказала она. — Она показала мне… Она мне такое показала, я чуть в обморок не хлопнулась. Она сказала, чтоб я никому не говорила, потому что все равно никто мне не поверит. А в Академию наук они уже вторую телеграмму послали, что, мол, извините, пошутили тут какие-то местные. Там часто так бывает. И даже если не шутят, все равно так бывает — вымоет из берега какого-нибудь носорога волосатого, пока его обнаружат, пока сообщат, куда надо, пока суд да дело он — бух в реку, и на дно. А там — ищи-свищи. На Великой, помню, находили, на Танюрере, на Омолоне… А над Усть-Белой, между прочим, часто тарелки видели. Ну, не тарелки, а что-то такое, не наше. Я сама видела, еще когда в школу ходила. Ночь, луна, а она так низко спустилась, что в окошки людей видно было. Издалека — такие же, как мы, а вблизи… ну, не такие.
— А какие?
— Мне все не рассказали, но знаешь… у них глаза мерцают, будто серебристым чем-то. Не по-человечьи. Они от каких-то ночных зверей произошли, вы понимаете? Вот…
— И что?
— Да ничего. Ушла она, эта девчонка. Сказала, что потом со мной на связь в городе выйдет. Я ее спросила когда, и зачем это им, она сказала, еще не время. Я отвернулась, оборачиваюсь — нет ее. Вездеход ихний уехал. Я в лагерь вернулась, говорю, когда курган копать будем, они на меня: «Какой курган?» Я рассказываю, они меня на смех подняли, иди, говорят, проспись, меньше в тундре гулять надо. — Ленка шмыгнула носом, поправила очки и обвела нас беспомощным взглядом. — Ничего не помнят, представляете? Вездеход помнят — да, говорят, приезжал — чукчи с соседнего озера рыбу ловили, заглянули на огонек. Там и в самом деле озеро недалеко, Эльгыгытгын, большое такое, почти весь год подо льдом, там когда-то метеорит упал. Я ничего им говорить не стала. Всю ночь не спала и следующую тоже места себе не находила. То боюсь, то наоборот — как бы радуюсь. Хожу как на пружинах вся. Потом уж и сама верить в это перестала. А через месяц — мы тогда уже в город приехали — эти мне позвонили и сказали, чтобы я… ну, что вы… Она умолкла.
— Что — мы? — мрачно спросил я. — Ну? Что они тебе наплели?
— Что вы тут натворили что-то нехорошее. Ты и Серега. Из-за этого вообще что-то ужасное может случиться. Они не объяснили что.
— А может, это не они звонили?
— Они, они. Я сразу ту девушку узнала. У нее выговор такой, будто ей губные согласные произносить трудно.
— Эк ты их! «Губные согласные»…
— Я же этнограф, я в таких делах разбираться обязана.
— И ты согласилась им помочь, — подытожил Фил.
— Я… — Она замялась. — Я как будто во сне сделалась. Все соображаю, а делаю… Ну, как бы не то делаю, что хочу. Знаете, бывает так: делаешь во сне какую-то нелепицу, а там на все находится объяснение. Как заколдованная, чес-слово. Ответила им: «Да», взяла отгулы на работе — у меня за полевой сезон дней двадцать накопилось — и пошла заказывать билет на материк. А потом вроде когда приехала, уже думаю, что так и надо, все хорошо. В пещере зашла за угол, там эти двое. Знаете, у них по-моему тут стены двигаются…
— Ага!!! — торжествующе вскричал Наумкин. — Я же говорил вам, говорил, а вы не верили! Не мог я заблудиться, не мог, не может быть, чтоб мы так близко от выхода заблудились! Это озеро.,.
— Постой, угомонись, — осадил его Фил. — Дело-то серьезное. Как их двигать, стены эти, мы не знаем, и если они захотят, эти гады нас тут запросто задавят где-нибудь… Блин, попали, как индюк на Рождество!
— На День благодарения, — поправил его я.
— Какая разница! — отмахнулся тот. — Как они их двигали, ты не помнишь? — Ленка помотала головой. — Плохо. Какие хоть они из себя?
Та пожала плечами:
— Худые такие, высокие. Всегда в черном. Или это у них форма такая? Лица узкие, серые какие-то.
— Неприметные?
— Да нет, на самом деле какие-то серые, кожа как пеплом присыпана. Или это мне в темноте так показалось? Не знаю, в общем. И глаза… Ну, это видно, в общем, а рассказывать не получается.
Мы переглянулись.
— Почему вы ей верите? — спросил Наумкин.
— Потому что, — сказал, как отрезал, Фил. — Есть резон, вот и верим.
— Почему мы должны ей верить? — все равно продолжал напирать наш неудавшийся Сусанин. — Неизвестно, что она сама придумала, что ей просто показалось, а что ей ЭТИ в башку напихали. Если они вообще есть, эти пришельцы… Она у вас не под кайфом?
— Убью, — пообещал ему Кабанчик. Ленкину ладошку он уже уверенно держал в своих руках.
— А чего? Сейчас бывает. Как они в пещеру попали? Люди здесь не первую сотню лет ползают — здесь еще Ермак со своими дружинниками останавливался, — а ничего подобного не видели. И потом, если они такие крутые, эти пришельцы, чего они нас тогда за жабры не возьмут?
Ленка долго всматривалась нам в лица, всем по очереди, так долго, что нам стало не по себе.
— Знаете, — наконец сказала она. — я не уверена, но, по-моему, они кого-то из вас боятся.
Ленкины слова повергли всех в какое-то беспредметное возбуждение, отягощенное легким ступором. Никто не знал, что говорить или что делать. Все молчали и не двигались. Ленка сидела на рюкзаке, как кукла на чайнике, Фил подогрел воды, сунул кружку ей в руки, и теперь она маленькими глотками отхлебывала тепловатый чай. Я стоял и размышлял.
Ленке я поверил сразу — уж больно четко все рассказанное ею укладывалось в недавние события. Мы действительно могли чем-то крепко «иноприлетянам» насолить. Чем — в настоящий момент мне было не важно, меня занимало другое: почему именно Кунгурская пещера, чем она пришельцам так понравилась? Ведь нас хотели вытащить именно сюда. Если у них тут постоянная база… сомнительно, конечно, но чем черт не шутит. На Урале пещер множество, есть они и в горных районах, и в степных (в Чесменском, например). Многие известны широко — Кизеловская, Капова пещера на Южном Урале или Смолинская в Свердловской области. Но больших пещер на Урале нет. Их вообще у нас нет: ни в России, ни бывшем СССР. И Кунгурская в этом смысле ничем не лучше прочих и, уж конечно, не больше. Хотя как сказать… Была такая история — однажды в пещеру впустили собаку, и выбралась она оттуда только через несколько дней, в тридцати километрах от входа. Мне вспомнился Ленкин рассказ. Ледяная сопка, «мамонты, мастодонты»… Лед… Ага! Кунгурская пещера ведь тоже ледяная. Уж не могильник ли здесь? Такой же, как на Севере?
Я почувствовал, как у меня начинает захватывать дух. Гипотеза показалась мне вполне реальной. В самом деле, почему бы нет? Все эти льды, сосульки — микроклимат микроклиматом, но постоянная минусовая температура в течение всего года, это, знаете ли, вызывает подозрение. Что, если в глубине пещеры установлены какие-нибудь криогенераторы? Вообще, по логике вещей, тогда все должно быть наоборот — должен быть выход лишнего тепла, как в агрегате холодильника. Но, во-первых, мало ли, на каком принципе работает установка пришельцев, а во-вторых, еще неизвестно, где он, этот «агрегат». Горячих источников в области нет, но, может, где-то есть теплые. А верхние коридоры пещеры… ну, это может быть такой переходник, воздухофильтр…
Я крякнул. Чертова фантастика! Не успеешь мысль как следует продумать, а она уже кучей других обросла. Может, я прав, а может, и нет — какая разница? Надо было выбираться отсюда. Ленке вроде обещали, что нас подержат-подержат да и отпустят, но мало ли что они пообещали.
Спать не хотелось.
— Попробуем как-нибудь выбраться, — высказался за всех Денисыч. — Даже если не выберемся, дня три как-нибудь протянем, а потом нас искать начнут. Не местные, так милиция. Я, перед тем как уйти, майору позвонил… точнее, подполковнику. Как чувствовал, что влипнем. Он обещал «держать» ситуацию. Теперь, когда мы ЭТИХ так спугнули, и мы и они начеку. Пойдем искать туннель наверх, авось раза с третьего-четвертого выбредем.
— Есть другое предложение, — немедленно отозвался я. — Пойдем вниз.
— Это еще зачем?!
Делиться с остальными своими соображениями насчет подземного «суперморозильника» пришельцев я не спешил — мало ли что. Но резон поступать так все равно был.
— У нас вода кончается. Водка, конечно, вещь хорошая, энергетическая, но еще денек — и нас сушняк задавит. Оставим метки на стене, чтобы обратно возвратиться если что, а сами спустимся. Мы еще не пробовали спускаться. Туннели вниз нам часто попадались.
— Ох, что-то мне твой взгляд не нравится. Опять чего-то задумал? — подозрительно прищурился Лешка. — Ты к чему клонишь? Надеешься еще раз с ними встретиться?
— И это тоже, — кивнул я. — Хочется, знаешь ли, прижать их в тихом месте к теплой стенке. Если они нас водят за нос, надо обследовать дикую часть пещеры. Чем естественнее стены, тем меньше шансов, что они их могут двигать. Эти ребята у меня давно напрашиваются на откровенный разговор.
— Вы тоже хороши.
— Ну, дык… — ухмыльнулся Кабанчик. Фил обвел всех испытующим взглядом.
— У кого-нибудь еще есть оружие? — спросил он. — Нож или пистолет какой-нибудь газовый?
— Откуда… — начал было Серега, но Димка уже рылся в рюкзаке. На свет появился длинноствольный духовой пистолет — укороченный вариант пневматической винтовки, из какой стреляют в тире, и коробка патронов к нему.
— Вот, — сказал, выпрямляясь, наш гид. — Я из него тогда по Кинг-Конгу стрелял… Ну, помните, я рассказывал?
Фил молча взял пистолет, переломил его, заглянул в ствол, сложил обратно, щелкнул курком и так же молча кивнул: «Годится». Лена непонимающе переводила взгляд с меня на Серегу и обратно. Отставила пустую кружку и зябко обхватила колени.
— Ребята, а вы чего им сделали?
Серега раскрыл было рот, но Фил незаметно толкнул его локтем и он заткнулся.
— Чего-чего… Много будешь знать, скоро состаришься. Спи. Нам сейчас всем поспать надо. Завтра расскажем. На вот лучше съешь вот это. И вы тоже съешьте.
Он достал пузырек с витаминами, вытряхнул каждому по таблетке и скомандовал отбой.
«Спать на камне — почки гробить» — старая туристская мудрость. Мы вытряхнули все из сумок, всякие донца, газеты, запасную одежду, разложили рухлядь на полу и сгрудились в кучу, потеснее прижавшись друг к дружке. В тревожном забытьи мы просидели-пролежали оставшиеся полночи. Выспаться мне не удалось. Гулко храпел Димка, Кабанчик о чем-то шептался с Ленкой. Фил то и дело доставал из брючного кармана старинные часы с двойной крышкой, смотрел который час, вздыхал и с громким щелчком их захлопывал. От Ленкиных волос мягко пахло ромашкой. Один раз я проснулся, увидел, как из темноты выглянула большая крыса; некоторое время ока нюхала воздух, нервно вздрагивая усиками, потом, видимо, решила не рисковать и без эксцессов удалилась. В подставленную кружку с потолка размеренно и тихо капала вода.
В семь утра Денисовский хронометр затарахтел, все, как могли, привели себя в относительный порядок, разделили накопившуюся за ночь воду и двинулись в дальнейший путь. Коридор с глинистым полом, на котором кое-где выступали камни, имел наклон, и все, не сговариваясь, двинулись вниз. Кабанчик то и дело черкал своим фломастером по стенам. Через пару часов снова стали попадаться небольшие залы и гроты, на потолке замерцали сталактиты. Наумыч приободрился.
— Сталактиты — это хорошо, — сообщил он. — Сталактиты — это значит, что поблизости вода, а в потолке трещины…
— …И потолок скоро рухнет нам на головы, — мрачно закончил за него Кабан. — Шагай, Сусанин.
Через несколько шагов Фил, шедший впереди, остановился и помахал фонариком.
— Здесь щель, — объявил он. — Коридор уходит вниз.
— Отвесно?
— Нет, но круто. У нас есть веревка?
— Сколько-то метров есть…
— Доставай. И мыло тоже.
— Шутки у тебя! — фыркнул Димка, но веревку достал. Фил обвязался, влез в дыру и долго там шуршал, светя фонариком. Вылез он оттуда весь в царапинах и в глине, без шляпы, но довольный.
— Там другой коридор, — объявил он, выпутываясь из веревок. — Идет под углом к нашему. Очень сырой, даже со стен капает… Что решаем?
После недолгого совещания решили спускаться. Возвращаться все равно не имело смысла. По пути встретились еще два-три ответвления. Пол был скользким, все перемазались глиной до ушей, а Ленка крепко ушиблась, когда заскользила вниз по склону.
— О, — сказал Димыч, поправляя заляпанные глиной очки, — а здесь и впрямь вода. А знаете, я, похоже, здесь был. Очень давно, правда. Вот эти сталактиты на стене — очень запоминающаяся форма. Определенно был!
— Отсюда есть выход?
— Есть. Мы только что через него вошли. Кажется, я смогу вспомнить.
В углу отсвечивало серебром небольшое озерцо. Мы торопливо напились так, что от стылой воды заломило зубы, организовали очажок из трех камней, зажгли свечи и поставили кипятиться чай. На всякий случай заполнили все бутылки из-под водки, которых у нас скопилось штук шесть.
— А народ еще спрашивает, почему я все время покупаю водку с винтовой головкой, — съехидничал Фил, закуривая по такому случаю внеплановую сигарету. — Ну что, привал?
— Продолжаем праздновать?
— Праздновать не праздновать, а подкрепиться не мешает. Доставайте провизию.
В общем, мы на радостях перекусили и перепили. Время у нас еще было, бессонная ночь отдавалась тяжестью в висках. Решили отдохнуть. Меня же опять стали одолевать различные мысли.
Воздух в гроте, несмотря на холод, был сухой и приятный, свежий, как после грозы. Белесая неровная стеклянистая масса сталактитов в северном углу мягко мерцала в темноте. Я заинтересовался, встал и подошел к ним поближе. Погасил свечу и некоторое время всматривался в темноту. В воздухе витал слабый запах озона.
— Серега, — позвал я, — Серега, отлепись от Ленки! Дело есть. Иди сюда. Ты хорошо себя чувствуешь?
— В каком смысле? — опешил тот.
— В прямом. Можешь еще выпить?
— Наливай… Погоди, погоди. А зачем?
— Есть идея, Помнишь мотоцикл? У тебя, когда ты пьяный, мозги как-то по-другому работают. Наливать тебе не буду, просто хочу удостовериться, что ты уже «хороший», но еще соображаешь. Осмотрись вокруг. Ничего не видишь подозрительного?
Кабанчик послушно огляделся.
— Вроде нет.
— Сталактиты видишь? Вон там, у стены. Они светятся.
— Это фонарик светит.
— Да нет, фонарик тут ни при чем, они сами светятся. Смотри. Как твой фломастер. Скорей всего, они радиоактивные… Да не бойся ты, — рассмеялся я, когда Кабанчик испуганно рванулся в сторону, — сильных доз не схватишь.
— От чего такое?
— Кто знает! — Я пожал плечами. — С водой в пещеры могут попадать тяжелые изотопы углерода или еще чего-нибудь такое. В сталактитах образуется соль, потом светится. Я слыхал о таком или где-то читал, но никак не думал, что это может встретиться у нас. Осмотри-ка еще раз эту стенку.
Кабанчик несколько секунд молча таращился в камень и водил фонариком.
— Ну, осмотрел, — неуверенно сказал он. — Ничего такого. Стена как стена. Светится разве.
— Держи. — Я протянул ему полный стакан и подождал. — А теперь?