Скрягин Александр. Формула власти

   – На меня? – спросил майор.
   – Да. На вас! – подтвердила Рита. – В нем было что-то волчиное.
   – А во мне что, тоже есть что-то волчиное? – осведомился Мимикьянов.
   – В вас? Конечно, есть! – уверенно подтвердила Рита. – Уши!
   – Что, – уши? – заинтересовался Ефим.
   – Уши острые, прямо, как у волка! – заверила Рита.
   Ефим потрогал свои уши.
   «Да, вот так! – подумал он. – До сорока лет дожил и не знал, на кого похож! Оперативник называется!»
   – А почему ты решила, что это он на Сабаталина так вредно подействовал? – продолжил опрос очевидца майор.
   – Ну, как почему? Мне так показалось. – пожала плечами Рита.
   – А почему показалось-то? – пытался воспроизвести картину события майор.
   Рита задумалась.
   – Подозрительный очень. – после серьезной паузы ответила дикторша.
   – Чем подозрительный? – не отставал Ефим.
   – Ну, понимаете… Он пиво только пригубил, и полную бутылку на асфальт поставил! Полную! Разве не подозрительно? – пояснила Рита.
   – Подозрительно. – вынужден был согласиться Ефим. – А он далеко от Сабаталина стоял?
   – Да нет, – Рита достала из полиэтиленового пакета пудреницу, – он у входа в буфет стоял, не так чтобы далеко. Стоит и смотрит… Стоит и смотрит… А бутылку пива только пригубил…
   Рита раскрыла круглую пластмассовую коробочку и, смотрясь в зеркальце на ее крышке, стала обмахивать бархоткой лицо.
   – А, как ты думаешь, Сабаталин его видел? – спросил майор, отвлекая Риту от обожаемого всеми дамами занятия – ухаживания за собой, любимой.
   – Может быть, и не видел. – захлопнула пудреницу женщина. – Он за киоском стоял.
   – Он что, прятался? – насторожился майор.
   Глаза Риты ушли в ее внутренний мир.
   – Я тогда об этом не подумала… – после длинной паузы сказала она. – Но, может быть, и прятался… Он из-за киоска не выходил… Все время там стоял…
   – А когда ушел?
   Рита подняла глаза к потолку вагона, восстанавливая картину происшедшего.
   – Как только с Борисом Петровичем плохо стало, ну, когда он галстук с себя сорвал, этот упырь бутылку на асфальт поставил, повернулся и ушел… – добросовестно, как школьница перечислила она последовательность событий.
   – Куда ушел?
   – Ну, не знаю, куда… – пожала плечами женщина. – Спустился с платформы и ушел. В поселок, наверное.
   Майор почесал у себя над переносицей.
   Надежда на то, что он случайно набрел на какую-то информацию по делу Бориса Петровича Сабаталина, хоть и уменьшилась, но все-таки не исчезла.
   «Вообще говоря, обстоятельства происшедшего Рита описала точно… – отметил про себя Мимикьянов. – И сорванный галстук упомянула. И то, что к Борису Петровичу подошел человек, – как следовало из прочитанной им оперативной справки, это был начальник службы безопасности Виктор Михайлович Чечулин. И то, что Сабаталин сел прямо на асфальт. Значит, по крайней мере, свидетельницей случившегося она, действительно, была… Только вот, что это еще за упырь?… Или вурдалак?… Вряд ли такая нечисть отиралась на колосовском вокзале… Делать ей больше нечего! Но ведь на перроне мог быть вовсе и не вурдалак и упырь, а вполне реальный человек, имевший какое-то отношение к интересующему нас событию… И, допустим этот человек вступил с Сабаталиным в кратковременный контакт, которого дикторша просто не заметила… А то, что в съехавшей Ритиной голове он мог превратиться в вурдалака, упыря или пришельца с другой планеты, принципиального значения, как раз, и не имеет…»
   – Слушай, Рита, – сказал он, – у меня к тебе большая просьба… Если увидишь этого упыря или вурдалака, ты последи за ним, куда он пойдет… А, если узнаешь, кто такой, совсем хорошо будет. Я эти дни буду у Володи Городовикова. Договорились?
   – Подумать надо… – наморщила невысокий лобик Рита.
   – Дело серьезное… – вступил в разговор Бацанов, показывая, что в любом деле, имеющем отношение к Рите, он – не посторонний.
   – Вы, Ефим Алексеевич, не обижайтесь, но мы люди занятые! – уже от лица двоих заговорила Рита. – Вы же знаете, мы всегда рады вам помочь… Но у нас нет акций «Газпрома», мы вынуждены каждый день зарабатывать себе на жизнь… Конечно, мы можем отложить свои дела… Но кто нам компенсирует потерянные за это время деньги?
   – Да. Кто? – сурово спросил Петя.
   – Ваши потери будут компенсированы обязательно. – тоже принял очень серьезный вид Ефим. – Страна никогда не забывает тех, кто ей помогает!
   Лица собеседников на долю секунды помягчели, но быстро опять приняли озабоченное выражение.
   – О какой сумме идет речь? – спросил Петя.
   – Да, хотелось бы уточнить! – поддержала Рита.
   Майор Мимикьянов понял, что профессионалов жизни не обойдешь.
   – Все зависит от результата… – начал он, но, уловив выражение глаз собеседников, вынужден был резко изменить окончание фразы.
   – В качестве аванса передаю вам сто рублей. – сказал он.
   По лицам его соседей пробежала светлая волна, но они продолжали оставаться настороженными.
   Ефим достал бумажник и вынул оттуда сторублевую купюру.
   Обращенные к нему лица начали менять напряженное выражение на доброжелательное.
   Майор подумал, кому следует отдать деньги? С одной стороны, главным действующим лицом, видевшим возможного фигуранта, являлась Рита, аванс, бесспорно, заработала она, и, значит, деньги следовало вручить ей, но, с другой стороны, все-таки Петя Бацанов, как мужчина, явно считал себя главой пары, и мог на это всерьез обидиться.
   Ефим решился положиться на естественный ход событий. Он поместил зажатую пальцами бумажку примерно посредине между обоими собеседниками.
   С разных сторон к ней бросились две руки.
   Майор разжал пальцы.
   Сторублевка была натянута с противоположных концов, как маленький праздничный транспарант.
   Обе стороны проявляли упорство.
   Майор стал опасаться за ее судьбу.
   Наконец, Рита первая сообразила, что надо выходить из тупика.
   Она разжала пальцы, и пока Петр Сергеевич радовался победе, быстрым кошачьим движением стянула с его колен пластиковый пакет и выхватила оттуда неоткрытую пивную бутылку.
   – Будьте уверены, Ефим Алексеевич! Если только я этого упыря увижу, сразу вам сообщу! Даже не сомневайтесь! – громко произнесла она, пряча конфискованную бутылку в свою матерчатую сумку.
   – Сообщим незамедлительно! – пообещал бывший боец железно-дорожной охраны Петр Бацанов, засовывая сторублевку во внутренний карман железнодорожного кителя.
   Не то, чтобы майор Мимикьянов так уж твердо верил, что бывшая дикторша вокзального радиоузла Маргарита Терлеева, действительно, видела человека, имевшего отношения к загадочному происшествию на Колосовском перроне. Разумеется, не слишком верил. Этот человек мог быть Ритой и выдуман. Но, майор давно сделал вывод: в оперативной работе никогда нельзя знать наперед, что принесет успех, а что нет. Иногда ценнейшие сведения дает самый несерьезный источник, или вполне реальной оказывается информация, которая на первый взгляд выглядит полнейшей чепухой.
   Исходя из этого, майор не считал отданную сотню потраченной напрасно.
   Не успел он перебраться на свою лавку и раскрыть так и не прочитанный еженедельник, как в окне появилось краснокирпичное, похожее на сказочный теремок здание с надписью «Колосовка».
   Время в пути пролетело незаметно.
   Приехали.

3. Неудачливый ухажер

   Майор спрыгнул на платформу и сделал глубокий вдох.
   Покрытая выцветшим асфальтом железнодорожная платформа пахла свежеполитым огородом.
   Во всей округе поселок славился своими солеными огурцами. В Колосовке выращивали собственный сорт, скрещенный из знаменитых муромцевских и нежинских огурцов. Колосовские овощи унаследовали их лучшие качества – они были небольшими, ласкающей глаз обтекаемой формы и сладкими на вкус.
   Они солились местными хозяйками по особому рецепту с добавлением дубовой коры, смородинового листа и базилика. Огурчики получались твердыми, ароматными и дразняще хрустели на зубах. Многие считали, что лучшей закуски на свете просто не существует.
   Пупырчатые плоды ведрами и банками возили на продажу в областной центр – благо, железная дорога делала этот путь быстрым и легким. Не удивительно, что, в поселке, едва ли не в каждом дворе располагался огород с огуречными грядками.
   Вокзал находился по другую сторону железнодорожных путей, через которые был переброшен виадук.
   Ефим направился к его знакомым деревянным ступеням.
   Поднявшись, он остановился на висящем в синем небе дощатом тротуаре с решетчатыми ограждениями.
   Прямо перед ним стоял аккуратный краснокирпичный вокзальчик. Рядом прошивала пространство паутина электрических проводов и крепежных растяжек. А внизу уходили к противоположным краям земли блестящие нити рельсов. Эти стальные линии нигде не прерывались, до самых океанов, направо – Тихого, налево – Атлантического.
   Если же повернуть голову в другую сторону, взгляд упирался в огромное здание бывшего Института волновых явлений. Своими размерами и прыгающим силуэтом с двумя башнями по краям оно походило на грозный средневековый замок.
   Куратором этого Института по линии контрразведки майор Мимикьянов и проработал в Колосовке пять лет. Возможно, лучших лет в его жизни.
   Ефим стоял и думал о том, что, наверное, он все-таки ошибся с профессией. В сущности, его с детства привлекали загадки мира природы, а совсем не мира людей. Ему хотелось понять, почему все устроено так, а не иначе, яблоко падает вниз, а не вверх, а совсем не докапываться, кто же убил, украл или изменил служебному долгу. У него хватило способностей, чтобы сразу после школы выдержать конкурс на физмат Новосибирского университета. Это уж потом, после армии, ему предложили работу в органах.
   Предложили, и он согласился. По глупости. Хотя, нет, не правда, не совсем уж по глупости. Все-таки какая-то непоседливость в его характере была. Несмотря на молодость, он сумел ее заметить, и сомневался, а позволит ли она ему по настоящему заниматься наукой? Вот и согласился на интересную, как ему тогда казалось, работу. И нельзя сказать, что он совсем уж ошибся. В чем-то жизнь оказалась, действительно, интересной. Но только в чем-то.
   Теперь вот от прежней непоседливости мало что осталось. Самое бы время сидеть у испытательной установки, записывать результаты опытов и писать статьи с названием «К вопросу о…». Да поздно! Вот и приходится ездить по области и искать неизвестно что!..
   Ефим оторвался от созерцания опутанного проводами неба, железнодорожных путей, а также собственной жизни, и начал спускаться на вокзальный перрон.
   Здесь майор остановился и покрутил головой.
   Вот по этому асфальту и прогуливался Борис Петрович Сабаталин, пока с ним что-то не случилось… А машина с охраной стояла вон там, на краю привокзальной площади… Да, действительно, охрана все время могла его видеть, эту часть перрона от обзора с площади ничто не заслоняет.
   Конечно, что-то могло произойти, когда Сабаталин заходил за угол вокзала, размышлял Ефим. Например, кто-то мог вступить с ним в контакт и каким-то образом воздействовать на Бориса Петровича… Но, по показаниям Чечулина и охранников, он оставался вне поля зрения очень уж короткое время… Считанные секунды… Для какого-нибудь, допустим, гипнотического воздействия, все равно нужно время… И не такое уж малое!
   Как установлено по делу гипнотизеров-грабителей, человек терял контроль над своим сознанием самое меньшее минуты через две-три после начала словесного контакта с преступниками, а, тут не было у возможных злоумышленников этих минут… Прогуливался человек спокойно в одиночестве, звонил кому-то или ему кто-то звонил и вдруг… Был человек и нет его. Психологи правы: теми, кто мы есть, нас делает наша память…
   Обойдя лужу с сияющими на солнце краями, Ефим направился к зданию вокзала, а точнее, к тому его крылу, где помещался буфет.
   Здесь всегда можно было выпить чашечку сваренного в автомате кофе, не говоря о других напитках, а также вкусно и недорого пообедать. Майор и решил отметить свое прибытие в поселок чашечкой горячего кофе.
   У стеклянных дверей буфета, он столкнулся с тремя плечистыми парнями в черных кожаных куртках. Встреченные ему не понравились. И самоуверенными лицами, и хозяйской повадкой, и какой-то исходившей от них скрытой агрессией.
   В пронзенном солнцем буфете было пусто.
   За массивной деревянной стойкой стояла полная белокурая буфетчица. Это была его старая знакомая Аля Тиц. А рядом с ней находился крепкий мужчина, выражением лица и черной курткой похожий на тех людей, с которыми майор только что столкнулся у входа.
   И общение между этим посетителем и Валентиной имело не совсем мирный характер. Мужчина держал буфетчицу за кисть руки, которую та пыталась вырвать. От усилия и волнения на щеках у Валентины красными яблоками выступил румянец. Мужчина смотрел на женщину уверенно, слегка улыбаясь, с выражением прямо-таки полноправного хозяина.
   Ефим подошел к стойке. Мужчина на него никак не реагировал. Занятая борьбой Алевтина его тоже не замечала.
   Вторая рука невежливого ухажера спокойно лежала на полированной поверхности стойки. Ефим вплотную приблизился к мужчине, ухватил за безымянный палец и заломил его назад. Ухажер взвыл от неожиданной боли и повернул в сторону Ефима искаженное болью лицо.
   – Ты что? Отпусти, гад! Больно же! – сразу потеряв свой уверенный вид, взмолился мужчина.
   – Разве так с женщинами разговаривают? – спросил Ефим, слегка ослабляя хватку.
   С исчезновением болевых ощущений противник снова начал смелеть.
   – Да, ты кто такой? – прищурившись произнес он.
   – Я – местный участковый Голобородько. – уверенно ответил Ефим. – А вот ты кто такой, голубь?
   Противник на секунду задумался и сбавил тон.
   – Да, проезжий я… Электричку жду… Из соседнего района!
   – А-а-а… – протянул Ефим. – Ясно. Муромцевский, наверное?
   – Ну, да. Муромцевский… – покладисто кивнул мужчина.
   – Ну, тогда иди. Жди. Только в буфет больше не заходи. Понял?
   – Понял, понял… Все! Не зайду! Ну, отпускай уже! – нетерпеливо дернулся Алин ухажер, пытаясь освободить руку.
   Но майор руку не отпустил и посмотрел на своего пленника удивленно.
   – Подожди. – охладил он нетерпеливого бойца. – Не спеши так. А что, извиняться перед женщиной я за тебя буду?
   – Да, ты что, участковый? Я ж ничего такого не делал… Только руку погладил и все! За что извиняться-то? – обиделся на проявленную к нему несправедливость плененный.
   Ефим снова начал загибать плененный безымянный палец назад.
   – Ну, извини, извини красавица, не хотел обидеть… – резво обернулся к буфетчице невезучий посетитель.
   – Прощаешь его, Алевтина? – спросил Ефим.
   – Да, ну его! Пусть себе идет. – ответила Аля, потирая запястье. – Тоже мне кавалер нашелся…
   – Ну, иди. Только, чтоб больше я тобой не занимался. – сказал Ефим и отпустил чужой палец.
   Невезучий ухажер облегченно отдернул свою руку и быстро сделал несколько шагов в сторону.
   Отойдя на безопасное расстояние, он исподлобья посмотрел на Ефима, и майор не увидел в его взгляде ничего хорошего.
   Мужчина что-то угрожающе пробормотал, но очень тихо, во всяком случае, Ефим ничего не расслышал. Но увидел, как правая рука женолюбивого посетителя буфета сжалась в кулак.
   Майор приготовился встретить удар.
   Но атаки не последовало.
   Противник резко повернулся и, не оглядываясь, направился к выходу.
   – Ой, Фима, а Володя говорил, ты через неделю приедешь! – улыбнулась Аля.
   – Да, так получилось… А тут смотрю, какие-то резвые ухажеры появились… Кто это такой?
   – Сама не знаю! Первый раз вижу!.. Четверо их еще в десять часов на городской электричке приехали… Чего-то все утро на вокзале крутились! Я думала дальше куда-нибудь поедут, а они нет… Потом трое чай с бутербродами попили и ушли, а этот прилип, как банный лист!..
   – Да, борзые ребята… К кому это они, интересно?
   – Про Контрибутова спрашивали… Где живет…
   – Про Контрибутова? – удивился Ефим. – А зачем он им?
   – Говорили, какую-то посылку от какой-то тетки привезли…
   – Хороших почтальонов тетка нашла… – почесал нос Ефим.
   – Да, не говори… – осуждающе покачала головой буфетчица. – Хорошо, что ты тут оказался… А то я уж кричать хотела… Дежурного звать… Тебе кофе сделать?
   – Сделай. Двойной в маленькой чашечке.
   – Слушай, Фима, ты не вздумай в «Дагомысе» обедать! Ты через часик на башню приходи, я тебя накормлю! – сказала Аля, насыпая молотый кофе в автомат. – Я сегодня как будто знала, что приедешь, твою любимую окрошку сделала!
   Выпив кофе, майор Мимикьянов кивнул Але Тиц и покинул ресторан.
   На платформе он огляделся. Ни Алиного ухажера, ни его спутников он не увидел. Перрон вообще был пуст. Только в дальнем его конце, неразлучная парочка – Петя Бацанов и Рита Терлеева направлялись к лесополосе. За ней находилось место их постоянного обитания – железнодорожный тупик.
   У ступенек, ведущих на привокзальную площадь, под деревянным навесом располагался крохотный базарчик. Он состоял из нескольких немолодых женщин, торговавших знаменитыми колосовскими огурцами. Они стояли возле каждой хозяйки в стеклянных банках и лежали в больших чашках.
   Ефим прошелся вдоль прилавка. Женщины одна за другой поздоровались с ним. То ли узнали, то ли по неискоренимой поселковой привычке.
   Майор остановился на огурцах, принадлежащих пожилой огороднице в белой косынке. Вся Колосовка звала ее баба Клава. Он знал, у нее были очень вкусные огурцы. Ефим выбрал небольшой веретенообразный огурчик с прилипшим смородиновым листом.
   – Берите! Не пожалеете! – заулыбалась полным загорелым лицом баба Клава. – Уку-у-усные!
   Расплатившись, майор с хрустом откусил сразу половину, почувствовал во рту острый кисло-сладкий сок и окончательно почувствовал: он – в Колосовке.
   Спустившись с платформы, Ефим оказался на привокзальной площади. Это был асфальтовый круг, окруженный зеленой стеной высоких деревьев с толстыми, уходящими в землю корнями. Укрытая сверху разросшимися кронами, уходила в поселок неширокая улица.
   Ефим пересек залитую солнцем площадь и вошел в зеленый туннель.
   Он направился к видному со всех концов поселка зданию, похожему на средневековый замок.
   Раньше в нем помещался Институт.

4. Комендант Института

   В свое время Институт являлся закрытым учреждением, ведущим исследования, связанные с оборонной тематикой. Это и было главной причиной его размещения не в областном центре, а в поселке, расположенном на расстоянии пятидесяти километров от большого сибирского города.
   Институт был создан в далекие послевоенные годы. Получая щедрое финансирование в течение десятилетий, он год от года увеличивал штаты, число отделов и лабораторий. Вместе с ними росло и институтское здание. К нему пристраивались новые корпуса, крылья и этажи, внутри прокладывались новые коридоры и пробивались лестницы. В конце концов, здание приобрело такую запутанную конфигурацию, что ей бы позавидовал знаменитый лабиринт древнегреческого чудовища Минотавра.
   На противоположных торцах этого огромного сооружения высились две надстройки с зубцами, как у крепостной башни – одна круглая, другая – квадратная. Вместе с разноэтажным прыгающим силуэтом они делали здание Института похожим на средневековый рыцарский замок. Особенно это впечатление усиливалось вечерами, на фоне зеленого закатного неба.
   Капитан Мимикьянов в свое время отвечал за контрразведывательную защиту Института. Он прожил в поселке пять лет. Как казалось ему теперь, лучших лет в его жизни.
   Институт волновых явлений решением полномочных инстанций был закрыт три года назад.
   Сейчас его бывшее здание использовалось меньше, чем на половину.
   После освобождения от старых хозяев, вывоза десятков тонн специального оборудования и тысяч томов секретной документации, в помещениях института разместилось несколько местных торговых фирм, дорожная служба, и единственный в поселке ресторан под экзотическим названием «Дагомыс». Но эти отдельные очажки жизни терялись среди бесчисленных пустующих комнат и целых этажей.
   К бывшему зданию Института волновых явлений и направлялся майор Мимикьянов.
   Выйдя из тополиного туннеля, он оказался перед белой колоннадой его центрального входа. Но подниматься по длинным каменным ступеням и заходить в его массивные деревянные двери с гранеными стеклами, майор не стал. Он двинулся вдоль бесконечной каменной стены. Добравшись до ее конца, Мимикьянов завернул за угол, намереваясь попасть в хозяйственный двор.
   Завернув за угол, он остолбенел.
   Во дворе пылал пожар.
   Горел тентованный грузовой КАМАЗ.
   Вокруг растерянно передвигались несколько мужиков с огнетушителем, мятыми ведрами и пожарным багром.
   Из-под тента просачивался во все стороны белый пепельный дым, а через задний борт рвалось на волю бледное желто-голубое пламя.
   Мужчина с огнетушителем приблизился к огню и направил на него снежную струю пены. Огонь, словно испугавшись, юркнул обратно под тент. Но тут же раздался глухой хлопок и, разорвав ткань, над машиной взметнулся огромный черно-алый костер.
   Он загудел и затрещал. Из окон кабины с жалобным звоном посыпались на асфальт стекла. Раздался еще один хлопок, теперь уже громкий, как выстрел. Многотонная машина, словно живая, вздрогнула, подпрыгнула всеми четырьмя колесами, и на ее месте вырос оранжевый огненный шар.
   Закрывая ладонями лица, люди бросились прочь от обжигающего пламени.
   Больше никто не предпринимал попыток тушить пожар.
   КАМАЗ уже догорал, когда в хозяйственный двор с завыванием сирены ввалился слоноподобный пожарный автомобиль. Профессиональная команда борцов с огнем быстро рассыпалась по двору, споро раскатала брезентовый рукав и без труда потушила догорающие останки того, что еще несколько минут назад представляло собой машину с грузом.
   Разглядывая угольный скелет грузовика, майор почувствовал, как кто-то положил руку на его плечо.
   Он обернулся.
   Обернувшись, майор Мимикьянов обрадовался.
   Перед ним стоял седой и загорелый Владимир Иванович Городовиков бывший комендант Институтского здания, а ныне комендант этого же здания, только теперь принадлежащего местной поселковой администрации.
   Две мужественные вертикальные морщины вдоль щек, ярко-голубые глаза и тяжелый подбородок делали его похожим на отставного полковника из старого фильма. Редкая жительница Колосовки в свое время могла избежать соблазна, если на нее обращал внимание Владимир Иванович. Да, впрочем, и сейчас, перешагнув полувековой рубеж, он пользовался почти не скрываемой благосклонностью жительниц поселка. Этому способствовало и то, что Городовиков овдовел больше десяти лет назад, а обе его дочери давно вышли замуж и жили далеко от Колосовки – одна в Новосибирске, другая – в столице.
   Имея безупречную полковничью внешность, Владимир Иванович, действительно, некогда состоял в кадрах министерства обороны. Только не полковником, а прапорщиком. И очень давно. Во времена, когда Ефим охранял от возможного агентурного проникновения Институт волновых явлений, Владимир Иванович уже с десяток лет находился в запасе.
   – Ефим? А я смотрю, кто это тут на пожар любуется? Здорово! – протянул он крепкую, как доска, ладонь. – Я тебя только через неделю жду! Еще и комнату не приготовил… Хотя, чего ее готовить? Все равно с прошлого года пустая стоит…
   – Обстоятельства. – неопределенно сказал майор.
   – Что за обстоятельства такие? Служебные или личные? – осведомился Городовиков.
   – И те и другие.
   – Ну, я так и подумал… – заметил ветеран комендантской службы.
   – А у вас тут пожары, однако?
   – И не говори, Ефим!.. Это уж третий КАМАЗ за прошедшую неделю!.. – кивнул комендант в сторону обгоревшей автомобильной рамы.
   Майор удивленно пожал губами. Для тихой Колосовки, где и бытовая драка-то была явлением не частым, такое обилие чрезвычайных событий поражало.
   – Да ты что! И кто это старается? – спросил он.
   – Пойдем ко мне на башню! – Владимир Иванович махнул в сторону одной из дверей, ведущих с хозяйственного двора внутрь здания. – Что мы здесь на виду у всех торчим, как два локатора на холме. В кабинете и поговорим! Чайку попьем или еще чего примем с устатку, а?
   – Пошли! – кивнул Ефим, и они направились в кабинет коменданта.
   Его рабочее место, как и раньше, располагалось в квадратной башне, застывшей над рыжими крышами разноэтажных корпусов архитектурного монстра.
   Они немного покружили по безлюдным, пахнущим пылью и пустотой темным коридорам, выбрались на широкую каменную лестницу, и по ней поднялись на башню.
   Кабинет Владимира Ивановича был до краев заполнен солнцем. Сквозь пробитые по периметру высокие окна его лучи навылет пронизывали башню.
   Ее внутренность была перегорожена на две части. Перегородкой служила зеленая брезентовая ширма на каркасе из никелированных трубок, какими снабжаются военные госпитали.
   В одной половине, стоял пегий от времени канцелярский стол с парой стульев, маленький журнальный столик и – все. Самые же нужные предметы помещались в другой половине – за ширмой. Там находился обитый черной кожей диван-бегемот, кухонный шкафчик с посудой, газовая плитка и эмалированная раковина с холодной и горячей водой. Это были вещи совершенно необходимые вдовому коменданту. После смерти жены он почти все время проводил на работе. Через две улицы у него имелся хороший бревенчатый дом, но хозяин его не баловал своим присутствием ни сам дом, ни расположенный на его задах огород.