Скрягин Александр. Формула власти

   На его грядках в покое и довольстве обитали рослые сорняки.
   Комендант относился к тем немногим горожанам, которые не сажали знаменитых колосовских огурцов. Это, разумеется, совсем не означало, что он их не ел. Напротив. Он даже любил сравнивать образцы засолки, предоставляемые разными хозяйками. Случалось, что испытываемые образцы поступали в его распоряжение вместе с хозяйками.
   В былые времена Ефим неоднократно сиживал на башне с комендантом за рюмкой яблочной самогонки. С тех пор, здесь ничего и не изменилось. Разве что в простенке между высокими окнами появился большой глянцевый календарь военно-страховой компании с фотографией улыбающейся девушки. Из одежды на девушке имелась только солдатская пилотка. Сидела девушка на стволе танковой пушки.
   Майор подошел к высокому окну, начинающемуся почти от самого пола.
   Колосовка лежала под его ногами.
   Поселок по самую макушку пряталась в зеленой пене садов.
   Стояла над ним совсем деревенская тишина, и облака казались перьями, потерянными большими и добрыми небесными птицами.
   – Что, Фима, скучаешь по Колосовке? – спросил Городовиков.
   – Бывает. – согласился майор Мимикьянов.
   – Вот и не уезжал бы.
   – А что бы я тут делал? Место коменданта институтского здания уже занято… Один прапорщик оккупировал его намертво, трактором не сдвинешь…
   – Ну, есть же тут ваша контора. Вон Витя Зимницкий сидит…
   – Можно подумать, я сам себе места службы определяю!.. Если б так было, я бы себя уполномоченным по обеспечению секретности Черного моря назначил… – вздохнул Мимикьянов.
   В это момент за спиной Ефима скрипнула дверь.
   Он обернулся.
   На пороге стояла большая белокурая женщина в переднике и снежной кружевной наколкой в волосах. Это была Аля Тиц, с которой Ефим расстался сорок минут назад.
   Аля была подругой бравого вдовца с институтских времен. Будучи дамой разведенной, она очень хотела стать законной супругой коменданта Городовикова, упорно работала в этом направлении, однако взять Владимира Ивановича с его огромным опытом общения с женским полом, было не просто.
   – Знаешь, Володя! – сказала она. – Ко мне сегодня утром какой-то пассажир пристал. – Очень я ему понравилась… За руку, ка-а-ак схватит! Отпускать не хотел… Хорошо, тут Фима зашел и его прогнал!
   – А ты, Алевтина, сиськи наружу еще больше высунь, так к тебе все пассажиры сбегутся! – сверкнул офицерскими стальными глазами комендант в сторону выреза на Алиной блузке.
   Ефим подозревал, что как раз такой реакции Аля и добивалась, но внешне она обозначила легкую обиду:
   – Тебе дай волю, ты бы меня в своей старой гимнастерке ходить заставил. Она до горла застегивается!
   – Аля! – строгим голосом сделал замечание личному составу Городовиков.
   – Что, Аля? Что Аля? – вспыхнула буфетчица, но умеренно, не раздувая маленький огонек до пожара, грозящего всему дому – Что я виновата, что пассажирам нравлюсь? Вот Людка-сменщица, вообще, чуть не голой ходит, все просвечивает и вверху и внизу… Все прямо наружу, прости господи! А к ней все равно никто не пристает!
   – Аля! – рассудительно произнес комендант. – Я тебе сколько раз говорил: бросай работу в своем буфете! Сколько всякой шпаны возле вокзала отирается!
   – Легко сказать, бросай! А кто меня кормить будет? Вы Владимир Иванович? Так я согласная! – моментально оживилась Аля, явно имея в виду создание семьи совместно с Владимиром Ивановичем Городовиковым.
   Разговор вроде бы незаметно, сам собой, приплыл к теме замужества. Но многоопытный майор понимал: само собой никогда ничего не происходит. У любого дела всегда есть автор. Просто иногда мы самонадеянно считаем, что сами выбрали дорогу, по которой пошли, и не видим хитрую руку, которая нас именно туда незаметно подтолкнула.
   В данном случае, начиная разговор о приставании в вокзальном буфете, Аля рассчитала партию на три хода вперед. Она подготовила для коменданта ловушку, в которую он должен был обязательно забрести. Но заьрести, думая, что выбирает путь самостоятельно.
   Очевидно, игроком Аля, как и вообще большинство дочерей Евы, была хорошим. Владимир Иванович, каким-то непонятным для него образом, нисколько того не желая, сам разговор на тему брака и вывел.
   В ожидании ответа женщина на коменданта не глядела, с расстроенным выражением на лице рассматривала небо за окном.
   Попав в расставленный для него капкан, Владимир Иванович не знал, что сказать.
   Все, что он в итоге смог сделать, это внушительно прочистить горло и басовито крякнуть.
   Алина поняла, что на этот раз сдачи противника пока еще не будет. Но, не будучи наивной, она особенно на это и не надеялась. Проведенной же атакой осталась вполне довольна. Капля камень точит, а мужчину превращает в мужа только ежедневный женский труд. Пусть не сегодня, пусть не завтра, но, в конце концов, крепость все равно падет, и она добьется желанного штампа в новом российском паспорте.
   Прекратив действия в лоб, Аля отошла на заранее подготовленные позиции и начала обходную операцию под условным названием «Забота».
   – Мужчины, вы обедать будете? – спросила она усталым, но ласковым голосом беззащитной Золушки.
   – Ефим, как ты насчет – покушать? – обрадовался комендант завершению опасной темы, которую сам, по собственной глупости и вызвал на свет. – Время уже!..
   Они сели за небольшой канцелярский столик, стоящий у окна. Стекольный переплет начинался в полуметре от пола.
   Если опустить взгляд, прямо под ними лежала асфальтовая дуга подъездной дороги, лента тротуара с одиноким фонарным столбом и зеленая губка акациевых кустов.
   Аля была хорошей хозяйкой, да и война за сердце упрямого коменданта не давала ей расслабляться. Она сделала окрошку на настоящем хлебном квасе с кубиками розовой колбасы, яйцом и картошкой.
   На подносе рядом с двумя полными тарелками стоял и соблазнительно запотевший двухсотграммовый графинчик.
   – Что это, Алевтина? – строго спросил комендант, указывая глазами на графин.
   – Ефим Алексеевич не каждый день приезжает… – ответила Аля. Этими словами она показывала, что все-таки обижена, и яблочную водку выставила исключительно для уважаемого гостя, а совсем не для тех, кто никак не может по-настоящему оценить и позвать замуж любящую женщину, к тому же, хозяйку, каких поискать.
   Но и Владимир Иванович был не лыком шит. Показывая, кто все-таки хозяин в доме, он выдержал жирную паузу, и только после нее сдержанно кивнул Але:
   – Ну, ладно. Так и быть. Оставь.
   Холодный графинчик с яблочной водкой домашнего производства торжественно перекочевал в центр маленького столика.
   – Кушайте, мальчики! – шелковым голосом произнесла Аля. – Там в холодильнике еще голубцы. Если захотите – разогреете, хорошо? А мне уже в свой буфет бежать надо! Через сорок минут фирменная «Сибирь» остановится, буду прибыль делать.
   – Спасибо Аля. – сухо поблагодарил Городовиков буфетчицу.
   – Так я пошла? – дисциплинированно спросила разрешения временно сменившая тактику комендантская подруга.
   – Да, иди Аля. – ответил комендант.
   Алино воинское искусство принесло свои результаты. Хотя комендант продолжал изображать строгость, но его голос значительно потеплел.
   Буфетчица повернулась и неторопливо, специальной штурмовой походкой прошла по комнате, покачивая солидными бедрами, словно тяжелая барка на небольшой волне. У двери она улыбнулась, дескать, никаких обид не помню и люблю по-прежнему.
   Буфетчица вновь показала себя опытным стратегом. Перегнуть палку не менее опасно, чем не догнуть. Ведь рядом ходят и другие охотницы. Начинать свою атаку, они, как водиться, будут с радостных улыбок и демонстрации полной готовности выполнить любую волю обожаемого избранника. На этом сладком фоне, нельзя постоянно натягивать на лицо обиженное выражение. Можно потерпеть полный крах. Таким, в принципе сильным и проверенным средством, как расстроенная физиономия, надо пользоваться очень умеренно.
   Ефим поставил про себя Але высшие балы, как за мастерство, так и за артистизм.
   Комендант аккуратно разливал яблочную самогонку, не догадываясь, какой огромный объем аналитической работы осуществляет генеральный штаб противника по его поводу.
   – За встречу? – произнес Владимир Иванович, поднимая покрывшуюся легким туманом стопку.
   Ефим поднял свой стеклянный бочоночек. Он понюхал напиток, уловил знакомый сладковатый растительный запах и сделал маленький глоток.
   Выгнанная Алей самогонка была отличной. Все было, как прежде. Если не считать того, что происходило у подножия комендатского кабинета.
   – Так что у вас тут происходит? Отчего все дымит и пылает? – спросил майор, поднося ко рту ложку с окрошкой.
   – Ну, а как не гореть? Как не гореть? – поставил опустевшую рюмку на стол комендант. – Средство для ванн «Милена» – это ж фактически чистый спирт! Девяносто градусов! Знаешь, как спирт горит?
   – А что у вас сильно полюбили в ваннах мыться? – поинтересовался Ефим.
   – Да у нас еще не очень… – взялся за ложку и комендант. – Больше родную яблочную предпочитают. Нас уж к средствам гигиены не приучишь! А вот у соседей, в Москаленском районе, да и в Бородянском, там, да – потребляют, будь здоров!
   – Неужели эта «Милена» такая хорошая вещь?
   – Хорошая – не хорошая, главное – почти дармовая! – отправляя в рот окрошку, произнес Владимир Иванович. – Из одной маленькой бутылочки «Милены» если разбавить, поллитровка сорокаградусной получается… В пять раз дешевле, чем, если водку в магазине брать… Это даже дешевле, чем первач гнать, сахар-то, он тоже нынче не мало стоит… Государство за средства для ванн акциза не берет, как с полезного гигиенического средства, вот «Милена» такой дешевой и выходит! А спирт – тот же самый! Мужикам – экономия, а Борису Петровичу Сабаталину, соответственно, – прибыль. Разве плохо?
   – Почему же плохо? – согласился майор. – Еще как хорошо! Ну, а машины с этой «Миленой» сами по себе, что ли, загораются? Без причины?
   – Сама по себе и рюмка не поднимается. – резонно заметил комендант. – Пока кто-то руки не приложит.
   – И, что за фамилия у этих рук?
   – Ну, Фима, ты слишком много хочешь! Откуда ж я знаю! Милиция искала – и та ничего не нашла. Посчитали, вроде как, самовозгорание от неосторожного обращения…
   – Володя! – упрекающим тоном произнес майор. – Что ж у тебя и предположений никаких нет?
   – За руку я никого ловил… Ну, а так, конечно, кое-какие соображения имею… – с ноткой самодовольства в голосе ответил комендант.
   – Так давай свои соображения! – нетерпеливо подтолкнул собеседника Ефим.
   Комендант кашлянул для солидности, ложку не положил, но пользоваться ей стал реже.
   – Командование Колосовского ликероводочного завода очень огорчается… – неторопливо начал он. – Встанет скоро завод. Не берут больше мужики водку, гигиеническими средствами обходятся… А хозяин завода на овечку-то не сильно похож… Уж я-то Карабанова давно знаю. Изучил, еще когда Марат Матвеевич у меня завхозом бегал! Он сам, кого хочешь, схарчит… И, как ты думаешь, будет он спокойно смотреть, как «Флора» его бизнес рушит? – строго спросил майора Владимир Иванович.
   – Да, наверное, не будет. – согласился Мимикьянов. – Прав ты, директор ликероводки в подозреваемые годится.
   – Еще по одной? – спросил Городовиков, поднимая графинчик. – Ты чего скромничаешь, Ефим? Не пьешь совсем? Заболел, что ли?
   – Не хочу что-то. Пей один, на меня внимания не обращай…
   – Ну, смотри, Фима… Выборы – дело добровольное. Это право, а не обязанность каждого гражданина… – торжественно изрек Владимир Иванович и наполнил свою рюмку. Но сразу пить не стал, опустил на стол.
   – Есть и другие недовольные… – произнес он, искоса сверкнув на Ефима своими патентованными офицерскими глазами.
   – Да? – поднял глаза от тарелки Ефим.
   – Да. – подтвердил комендант.

5. Подслушанный разговор

   – И кто ж эти недовольные? – поднял глаза от тарелки Ефим.
   Владимир Иванович вдруг опустил глаза, влил в себя пару ложек окрошки, пожевал, проглотил и только после этого сказал:
   – Эти недовольные, например, известная тебе торговая фирма под названием «Галина». Шесть магазинов в Колосовке и соседних районах. Во всех магазинах открыты фирменные отделы нашей ликероводки. Раньше колосовская водка у «Галины» шла нарасхват – недорогая, а качество приличное… Я сам пробовал, хотя свою яблоновку ни на что не променяю… Только, кто ж теперь эту недорогую водку брать будет, когда совсем дармового средства для мытья в ванне, – хоть залейся? Хозяйка «Галины» говорят, тоже недовольна! А это такая дама – себя в обиду не даст… Да, что я тебе говорю… Ты же, Галю Стороженко лучше меня знаешь!… – совсем спрятал глаза в тарелке комендант Городовиков.
   Ефим в раздумье почесал кончик носа.
   Галину Васильевну Стороженко он, конечно, хорошо знал. И, бесспорно, Галя была дамой способной на многое. И как многие женщины, она признавала Закон, только когда он защищал ее личные интересы, и считала его придуманной мужчинами чепухой, если Закон почему-то стоял на страже интересов кого-то другого.
   – Так, вот же и она, легка на помине, наша гарна дывчина… – указал комендант на остановившуюся внизу под башней белую «Ауди». Оттуда выбралась крупная женщина в светлом летнем платье. Она резко хлопнула автомобильной дверцей, и, подбрасывая круглыми коленями подол, устремилась к входу в здание, которое в Колосовке продолжали называть Институтом. Лицо у хозяйки торговой фирмы «Галина» было сосредоточенным. Быстро взойдя по ступеням, она скрылась от взоров рассматривающих ее мужчин.
   – Ишь, летит, как будто за ней кто гонятся… – заметил комендант. – Не нравится мне что-то в последнее время атмосфэ-э-эра… – задумчиво произнес он, выливая в свою рюмку остатки яблочной самогонки, изготовленной заботливыми руками сибирской немки Алины Тиц. – Совсем не нравится!
   – Чем не нравиться? – поинтересовался Ефим.
   – Да, какие-то беспокойные все стали… Нервные! Плохо это!
   – Слушай, Володя, а к кому это Галя летит-то?.. Она ведь сюда, в институтское здание побежала? – спросил Ефим.
   – Думаю, в «Дагомыс», – чмокнув губами после яблоновки, ответил комендант, – к Карабанову.
   Ресторан «Дагомыс» после ликвидации Института был открыт в его бывшем актовом зале. Хозяином ресторана являлся директор и фактический владелец местного ликероводочного завода Марат Матвеевич Карабанов.
   Когда-то Марат Карабанов начинал свою трудовую биографию под командованием коменданта Городовикова в должности завхоза. Карабанов ушел из Института на ликероводку еще до того, как Мимикьянов приехал в Колосовку, но Ефим местного олигарха, разумеется, знал.
   Внешне Марат Матвеевич походил на добродушного домашнего хомяка-добряка. Но внутри он был подобен скорее злому весеннему медведю.
   – Чувствую, встреча на высшем уровне намечается… – заметил Городовиков. – Марат тоже подъехал. Вон смотри, на той стороне под деревьями его вездеходный сундук припарковался. – комендант показал глазами куда-то вниз. – Минут десять назад. Ты спиной сидишь, вот и не видишь…
   – Интересно бы послушать, о чем такие уважаемые люди говорить будут… – мечтательно протянул майор.
   – Можно. – тоном всесильного, но скромного волшебника произнес Городовиков.
   – Это как? – удивился майор.
   – А вот пошли, покажу. – произнес довольный собственным могуществом комендант.
   После пяти минут блужданий по коридорам и переходам, они оказались на темной каменной лестнице, зажатой между гладкими стенами. На уровне глаз располагались вентиляционная решетка. Оттуда доносился нездешний аромат молотых кофейных зерен.
   Комендант указал на решетку пальцем.
   Ефим прильнул к ней лицом.
   Владимир Иванович с равнодушным видом оперся рядом о стену.
   Перед майором открылась знакомый ему актовый зал Института. Теперь здесь стояли накрытые белыми скатертями столики поселкового ресторана «Дагомыс».
   Вентиляционная решетка выходила в угловую часть зала, отделенную от остального помещения невысокой решетчатой загородкой. По ней вился зеленый плющ. Это был персональный кабинет Марата Матвеевича Карабанова.
   В кабинете находился сам директор ликероводочного завода, Марат Матвеевич Карабанов, начальник его службы безопасности Дим Димыч Штерн, а напротив них – хозяйка торгово-закупочной фирмы «Галина» Галина Васильевна Стороженко. На столе перед ними стояли кофейные чашки.
   Марат Матвеевич сидел, скорбно поджав свои толстые, словно оладьи у хорошей хозяйки, губы.
   В свое время Карабанов покинул Институт не совсем добровольно. В административно-хозяйственном отделе коменданта Городовикова он был материально ответственным лицом, закрепленным за мебелью и оборудованием кабинетов, не имеющих специального назначения.
   В этом качестве он обменял двадцать металлических стеллажей на принадлежащие железной дороге четыре бухты медного провода. Стеллажи по срокам службы достигли возраста списания, и в день обмена Марат подмахнул все акты на отправку их в металлолом. Полученный за уже как бы несуществующие стеллажи провод, Марат ставить на учет не стал, а прямиком сдал за наличный расчет в один из пунктов по приему цветных металлов.
   Все сложилось удачно. Марат уже потирал руки и раскатывал свои толстые губы на присмотренную им малоподержанную вазовскую «десятку». Но случилось непредвиденное.
   Пункт по приему цветных металлов попал под плановый рейд милиции, проводимый в рамках компании борьбы с хищениями проводов на линиях электропередач. Бухты с новенькими медными проводами вызвали обоснованное подозрение. Расследование далеко не ушло. Ни железная дорога, ни Институт не заявили о причиненном им материальном ущербе. Но недовольное обнаружившимися махинациями завхоза руководство Института предложено Марату уйти. Хорошо, хоть по собственному желанию. Влетело и коменданту Городовикову. В приказе в его адрес было сказано: слабо осуществляет контроль за деятельностью подчиненного персонала.
   Так Марат Карабанов оказался экспедитором отдела сбыта на местном ликероводочном заводе.
   Прошедшие пятнадцать лет не прошли даром. Марат Матвеевич не только превратился из экспедитора в директора завода, но и стал его реальным владельцем – ему принадлежал контрольный пакет акций предприятия.
   Майор прислонил к решетке ухо и напряг слух.
   – Это не я придумала! Не я! Мне в милиции сказали, что Сабаталина отравили… – услышал майор знакомый женский голос. – Они про тебя спрашивали… Ты же при людях грозился его отравить! Слушай, Марат, а это на самом деле, не ты?
   Голос принадлежал Галине Стороженко.
   – Я его отравил? – раздался возмущенный рык Карабанова. – Да ты что, Галя, в своем уме? Не травил я его! Хотя, может быть, и стоило бы!.. Это не я, это он, собака, своим средством для мытья всех травит! Жили люди спокойно, нормальную водку пили, и вот – на тебе! Нашелся, борец за чистоту!… Она ж эта «Милена» с вредными добавками… От них в желудке язвы! У мужиков вообще импотенция наступает!..
   – Слушай, Марат, а ведь перед тем, как Сабаталину плохо стало, он с тобой коньяк пил… – будто поймав мелькнувшую в голове мысль, произнесла Галина.
   – Ну и что? – насторожился Карабанов.
   – Ты, случаем, туда ничего не подсыпал? – невинным тоном осведомилась Галина.
   – Опомнись Галя! Что ты такое говоришь? – даже растерялся Марат Матвеевич. – Ты ж сама здесь была! И коньяк пила… Ты ж не отравилась?
   – Я твой коньяк не пила. – сухо заметила собеседница.
   – Так, я же и себе из той же бутылки наливал…
   – Ты и сам не пил. Я же видела. – сказала Галина.
   – Ну, в конце концов, Димыч же с нами был… – директор указал на начальника своей службы безопасности. – Он-то точно пил! И живой же!.. Вот он сидит, целый и невредимый!..
   Галина помедлила и негромко произнесла:
   – Пил он или нет, я не знаю! А вот Чечулин меня сегодня утром встретил и тебе грозил! Он говорит, точно знает, что ты Сабаталина отравил…
   Виктор Михайлович Чечулин – был младшим совладельцем акционерного общества, и занимал должность начальника службы безопасности фирмы «Флора».
   – Он сказал, что отомстит… – продолжала владелица торговой фирмы «Галина». – И за Бориса Петровича и за сгоревшие КАМАЗы с «Миленой»!
   – А КАМАЗы тут причем?
   – Ну, он думает, что это ты их поджег!
   – Не трогал я его КАМАЗы! – повысил голос владелец ликероводки.
   – А Чечулин думает, что трогал! Что же они сами по себе горят, что ли?… Мне сказали, час назад еще один сгорел… Тут вот прямо, в хозяйственном дворе…
   – Димыч, ты понимаешь, что-нибудь? – повернулся Карабанов к соседу.
   – Не понимаю, Марат Матвеевич… – встревоженным голосом отозвался начальник службы безопасности ликероводочного завода. – Галя, ну вот как на духу тебе говорю: это – не мы! Чем хочешь, поклянусь!
   – Да, что мне с ваших клятв! – раздраженно произнесла женщина. – Вам хорошо! Вы – мужчины! А мне что делать? У меня дома мама и дочка! А Чечулин – он же ненормальный! Когда смотрит, аж мурашки по телу бегут! Он в тюрьме сидел! От него всего можно ожидать! Он ведь, наверное, и меня подозревает!
   – Да брось ты, Галина, горячку пороть! – шлепнул ладонью по столу Карабанов. – Если со мной или с тобой что-нибудь случится, милиция сразу же поймет, чьих это рук дело… Что же он, дурак, что ли?
   – Дурак, не дурак, а бешеный, это уж точно! – мрачно отозвалась Галина.
   Собеседники помолчали.
   – Ладно, Галя, я вот что предлагаю… – решительно произнес Карабанов. – Я сегодня с Чечулиным встречусь и поговорю… Что же, умные люди все выяснить не смогут, что ли? А сейчас давай на этом закончим… Идет?
   Женщина кивнула гладко причесанной головой.
   – Ты, Галина, посиди, коньячку выпей, успокойся, а мы с Димычем пойдем! У нас сегодня еще дел – выше крыши!
   Мужчины поднялись и покинули заведение, названное в честь находящегося на территории Абхазии морского мыса.
   Да, сказал себе Ефим, зашевелилась, зашуршала прежде тихая Колосовка. Да, ведь и есть от чего.
   Сквозь вентиляционную решетку он увидел: Галина Васильевна подозвала официантку и сделала заказ.

6. Кофе с пирожными

   – Слушай, Володя, пойду-ка я с Галиной поздороваюсь. А то узнает, что я в Колосовке, обидится еще… Бабы они, знаешь, какие!.. – обратился к коменданту Ефим.
   – Знаю. – заверил тот. – Иди! Я у себя на башне буду или в хозяйственном дворе. Ключ знаешь, где!
   Галину Стороженко он застал за кофе с заварными пирожными.
   Выглядела она хорошо. Конечно, несколько располнела, но это ее не портило. Черные и блестящие, без единой сединки волосы были стянуты в тяжелый узел на затылке. Карие малороссийские глаза – полны светом жизненной удачи. Ни испуга, ни особой озабоченности на ее круглом лице Ефим не заметил.
   – Ефим! – воскликнула она. – А мне Городовиков говорил, ты только через неделю приедешь! Ну, садись, кофе попьем!
   Майор опустился на стул.
   – Ты, смотрю, Галя, все хорошеешь! – польстил Галине хитрый майор.
   – Да, ну! Скажешь тоже! – с удовольствием возразила она.
   – Правда! – заверил майор. – А как твоя коммерция движется?
   – Да, жаловаться не на что! Неплохо идет! Тьфу-тьфу! – Галина постучала кончиками пальцев по столу. – Вот новый магазин в Москаленках открыла!
   – Молодец! А как у вас тут вообще в Колосовке дела? – небрежным тоном спросил Ефим.
   – Да так, в основном, все по-старому… Правда, Сабаталинская «Флора» с Карабановым сцепились!… Не на жизнь, а на смерть! Да, ты, наверное, и сам знаешь!
   – Ну, так, в общих чертах… – ответил майор.
   – Прямо война! – Галя округлила свои карие малороссийские очи. – КАМАЗы с «Миленой» горят! Я слышала, – женщина понизила голос, – будто Карабанов Сабаталина отравил… чуть не до смерти!
   – Вот дела! – удивленно приподнял брови майор. – А его что, – отравили?
   – Ну, я точно не знаю… Говорят. – пожала плечами женщина.
   К столику подошла молоденькая официантка с большим розовым бантом в волосах.
   – Здравствуйте, дядя Ефим! Что будете заказывать? – весело спросила она.
   Майор удивился: «Кому это я тут дядей прихожусь? Нет у меня в Колосовске ни племянников, ни племянниц…» Он всмотрелся в юную мордашку со вздернутым носиком.
   – Вы меня не узнаете? – заулыбалась официантка. – Я же Лена Боровских. Моя мама в Институте работала, в третьей лаборатории… Помните, вы помогали мне задачки по алгебре решать? Ну, мы еще колбу разбили?
   Ефим напряг память, сотрудницу института Боровских как будто вспомнил, а вот ее дочку нет.
   – А! Вспомнил! – тем не менее, сказал он. – Ну, ты и выросла! Какой симпатичной стала! Красавица прямо! Принеси-ка мне двойной черный кофе в маленькой чашечке.
   – Сейчас сделаю, дядя Ефим! – упорхнула к стойке выросшая дочка бывшего старшего научного сотрудника Нины Ивановны Боровских.