Чтобы утвердить незыблемость московской веры, митрополит Даниил в 1531 г. добился суда над Вассианом Патрикеевым и повторного розыска о провинностях Максима Грека. Писец показал на суде, что Грек делал исправления с одобрения князя-инока. "Ты слушай меня да Максима Грека, " говорил Вассиан Патрикеев чудовскому переписчику, « и как тебе велит писати и заглаживати Максим Грек, так учини. А здешние книги все лживые, и правила здешние кривила, а не правила». После того как переводы Максима Грека поставили под сомнение святость старых книг, вопрос об отношении к русским святым приобрел исключительно острый характер. На суде Даниил, обращаясь к Вассиану, заявил: "А чюдотворьцев (русских. « Р.С.) называеши смутотворцами», потому что они «у монастырей села имеют и люди». И обвинитель, и обвиняемые не забыли старых споров о церковных «стяжениях». Но теперь оба затронули эту тему как бы вскользь. Не касаясь подробностей дела, Вассиан отвечал своему обвинителю: "Яз писал о селах « во Евангелии писано: не ведено сел монастырем держати». Митрополит сослался на тексты из Кормчей и старых святых. На это Патрикеев отвечал: «Те держали села, а пристрастия к ним не имели». Когда же Даниил указал на пример новых чудотворцев, Вассиан ответил: «Яз того не ведаю, чюдотворци ли то были». Судьи пытались использовать сочинения и толкования Вассиана для обвинения его в ереси. Князь-инок мужественно защищался, пуская в ход иронию и блестящее знание богословских сочинений. Вассиан не скрыл от собора своих сомнений по поводу догмата о двойной природе Христа, что имело для опального самые неблагоприятные последствия. Митрополит Даниил с гневом обрушился на еретические «мудрствования» Вассиана о том, что «плоть Господня до воскресения нетленна». Вместо покаяния собор услышал твердые слова: «Яз, господине, как дотоле говорил, так и ныне говорю». Зловещую роль на процессе Патрикеева и Максима Грека сыграл любимец Василия III " М. Ю. Захарьин. На суде он утверждал, будто в Италии Максим и 200 других лиц выучились у некого учителя «любомудрию философскому и всякой премудрости литовстей и витерстей, да уклонилися и отступили в жидовский закон и учение»; папа римский велел их сжечь, но Максим спасся, сбежав на Афон. Если бы Захарьину удалось доказать свои обвинения, еретика можно было послать на костер. Но Максиму Греку принадлежало несколько обличительных посланий против иудаизма, и выступление ближнего боярина не достигло цели. Ввиду очевидной абсурдности подозрений насчет «жидовства» митрополит Даниил не включил этот пункт в свою обвинительную речь.
   В 1522 г. в Москву прибыл турецкий посол Скандер, грек по крови. Он привез предложение о мире и дружбе с Россией. Максим Грек виделся с земляком. Даниил использовал это обстоятельство и в 1531 г. обвинил Философа в изменнических сношениях с турками. Обвинения были беспочвенными. Максим верил в высокую историческую миссию богохранимой русской державы и надеялся на возрождение Греции под ее эгидой.
   Инициаторы суда стремились очернить ученого переводчика как лазутчика и колдуна с единственной целью " опорочить его переводы, подрывавшие старую веру. Главные обвинения сводились к тому, что Грек не признавал русских священных книг, исказил ряд канонических статей в Кормчей, «заглаживал» (стирал отдельные строки в Евангелии, хулил русских чудотворцев.
   После суда Вассиан Патрикеев был заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь, где и умер. Максима Грека перевели в тверской Отроч монастырь. Его помощников разослали в другие обители. С греческой «прелестью» было покончено раз и навсегда.
   Сопоставив взгляды Максима Философа и его противников " осифлян, богослов Г. Флоровский выделил их расхождения в оценке судеб и будущего России. По мнению осифлян, будущее России великолепно и определено раз и навсегда. Максим видел Русь в образе страждущей вдовы, которой судьба, уготовила тернистый путь. В глазах осифлян Москва представлялась третьим Римом, строилось великое новое христианское царство. Для Максима, напротив, Россия являлась Градом в странствии.
   Московские ортодоксы учинили расправу с Максимом Греком, отстаивая автокефальность русской церкви и ее превосходство над «изрушившейся» греческой верой. Суд над Максимом Греком и образованными монахаминестяжателями неизбежно вел Россию к религиозной и культурной изоляции и подготовлял почву для раскола русской церкви в XVII веке.
   В соответствии с традицией Василий III никогда не подписывал свои указы, предоставляя делать это своим дьякам. Но в отличие от других государей он умел писать и при случае посылал жене записки «своей руки». Византиец по матери, Василий III проявлял интерес к западным новшествам и охотно покровительствовал итальянским архитекторам и строителям, западным докторам, богословам грекам. Но он не сделал никаких усилий к тому, чтобы расширить и упрочить возникшие связи с Италией и другими западными странами. Великий князь не помышлял о европеизации русского общества, а это значит, что дух Возрождения остался чужд ему. Минуло время, когда летописцы выражали сомнение в мудрости монарха или обличали за трусость на поле боя. При Василии III они соблюдали должное почтение к особе монарха. Ради упрочения своей власти государь передал кормило управления церковью осифлянам, учившим, что царь только естеством подобен людям, властью же подобен Богу. В характере и привычках Василия III не было ничего яркого и неординарного. Подобно отцу, он был политиком расчетливым и осторожным и избегал всего, что могло привести к политическим потрясениям. На склоне лет дела стали тяготить монарха, и втайне он помышлял о пострижении. Местом своего упокоения он избрал Кирилло-Белозерский монастырь, чем невольно выдал свое истинное отношение к иосифлянам.
   В пятьдесят три года Василий III смертельно заболел. Недуг открылся в дни охоты под Волоколамском в 1533 г. По возвращении в Москву больной составил завещание в присутствии брата Андрея и I ближних людей М. Ю. Захарьина, И. Ю. Шигоны, бояр князя В. В. Шуйского, М. С. Воронцова, казначея П. И. Головина. С ними государь держал совет о своем великом княжении, о сыне, «понеже сын его млад», и «како строиться царству после его». Приглашенные к постели умирающего считались его душеприказчиками. На них возлагались функции опекунов при младенце-наследнике. В ходе совещания круг опекунов расширился. Василий III «прибави к собе в думу к духовной грамоте» трех лиц. По поводу одного из них государю пришлось давать объяснения: "Князя Михаила Львовича Глинского прибавил, " сказал Василий, « потому, поговоря с бояры, что ему в родстве по жене его». Глинский обладал неукротимым характером. Его авантюрные похождения известны были всей Европе. Ближние бояре несли ответственность за его осуждение и длительное тюремное заключение в Москве. Назначение Глинского встревожило опекунов, и, видимо, по их рекомендации в опекунский совет были «прибавлены» М. В. Тучков-Морозов (племянник М. Ю. Захарьина) и И. В. Шуйский (брат В. В. Шуйского). Самодержавный режим не успел окрепнуть, и монарха терзали дурные предчувствия. Он страшился, что бояре, не забывшие его опал и тюремных «сидений», не пощадят его наследника и вдову. Завершив составление духовной, больной созвал Боярскую думу и подробно объяснил мотивы включения в число душеприказчиков Глинского. Он, как заявил государь, «человек к нам приезщей и вы бо того не молвили… держите его за здешнего уроженца, занеже он мне прямой слуга». Глинский нес ответственность за личную безопасность великокняжеской семьи. «А ты бы, князь Михаиле Глинской, за моего сына великого князя Ивана и за мою великую княгиню Елену… кровь свою пролил и тело свое на раздробление дал», " так закончил речь к думе Василий III.
   Последние часы жизни Василия показали, что ему так и не удалось стать неограниченным монархом. Смертельно заболев, государь стал втайне от думы готовиться к постригу. Свое намерение он открыл любимцу Шигоне-Поджогину. Такое решение таило в себе громадный политический риск. В случае выздоровления монарх не мог вернуться на трон как расстрига. Когда Василий III объявил свою последнюю волю думе, его брат князь Андрей Старицкий, боярин Воронцов и Шигона заявили о своем несогласии. Не добившись послушания от душеприказчиков, больной обратился к митрополиту Даниилу с мольбой: "Аще ли (бояре. « Р.С.) не дадут мене постричи, но на мертвого меня положи платие чернеческое, бе бо издавна желание мое». Митрополит пытался исполнить желание государя, но князь Андрей и Воронцов оттеснили его от ложа. Благочестивое намерение монарха поддержал один лишь М. Ю. Захарьин, в роду которого царил дух религиозного фанатизма.
   Недруги обвиняли Василия III в том, что он отстранил от власти Боярскую думу и решает дела государства «сам-третей у постели». Создавая опекунский совет, монарх рассчитывал сохранить такой порядок. В ночь на 4 февраля 1533 г. государь скончался.
   В конце XV в. Россия значительно расширила свои связи со странами Западной Европы, и в первую очередь с Италией. В Москве в большом числе появились итальянские зодчие, инженеры, врачи, ювелиры и прочие мастера. Им суждено было оставить глубокий след в истории русской культуры, в особенности в сфере зодчества.
   Шедевр Фиораванти " кремлевский Успенский собор в Москве стал главной святыней православной Московский Руси. На многие десятилетия он стал образцом для русских мастеров, трудившихся в разных городах и землях.
   Новые черты, обозначившиеся в облике Успенского собора, еще ярче выразились в архитектуре Архангельского собора, построенного итальянским архитектором Алевизом Новым в 1505 " 1508 гг. Собор служил усыпальницей московских государей.
   Старый московский Кремль, воздвигнутый при Дмитрии Донском из «белого камня» " известняка, давно обветшал. Из-за множества заплат его полуразвалившиеся стены издали казались деревянными. Иван III нуждался в новой резиденции, отвечавшей мощи и великолепию его власти. Для перестройки Кремля он пригласил миланского инженера Пьетро Антонио Солари, Марко Руффо и других строителей. В 1487 г. Марко Руффо приступил к сооружению Беклемишевской башни, Антон Фрязин выстроил Тайницкую и Свибловскую (ныне Водовзводную) башни, завершив укрепление южной части Кремля. Пьетро Солари воздвиг башни у Боровицких и КонстантиноЕленинских ворот, а затем вместе с Марко Руффо заложил новую Фроловскую (ныне Спасскую) проездную башню. Солари вывел стену до Боровицкой башни, а также от Никольской башни до Неглинной, где построил Собакину (ныне Угловая Арсенальная) башню с родником. Новые укрепления Кремля были построены из кирпича. Башни получили шатровые надстройки в XVII веке. После смерти Солари строительные работы продолжил инженер Алевиз из Милана. В 1495 г. была заложена Троицкая башня. Постройка Кремля была завершена в 1515 г. Алевизом Новым, поставившим стену вдоль р. Неглинная. Кремль стал одной из лучших крепостей Европы. Кремль был не только резиденцией московского монарха, но и символом нарождавшейся Российской империи.
   Первая половина XVI в. стала временем расцвета шатровой архитектуры. Первым шатровым храмом была церковь Вознесения, воздвигнутая в великокняжеской усадьбе селе Коломенском в 1530 " 1532 гг. Этот придворнокняжеский храм являлся одновременно храмом-мемориалом. Церковь Вознесения явилась памятником в честь рождения в великокняжеской семье наследника Ивана.
   Московская живопись пережила в XV в. свой золотой век. Традиции Андрея Рублева создали прочное основание для дальнейшего развития московской школы во второй половине XV в. Крупнейшим художником этого периода был Дионисий. О жизни Дионисия известно очень немного. Он родился в середине XV в., предположительно около 1440 г., а умер в начале XVI в., предположительно между 1503 и 1508 гг. С полной достоверностью можно установить лишь основные вехи его жизни. Первой крупной работой Дионисия явилась роспись Рождественского собора в Пафнутьевом Боровском монастыре между 1467 и 1477 г. Эту работу Дионисий выполнил под руководством учителя Митрофана, монаха из столичного Симонова монастыря. Пафнутьевская роспись не сохранилась. Не позднее 1481 г., как повествует московская летопись, Дионисий вместе с тремя другими иконописцами " Ярцем, Коней и Тимофеем написали для кремлевского Успенского собора Деисус «с праздниками и с пророки». (Деисус " композиция с фигурой Христа в центре и со святыми, которые обращаются к нему с молением; праздники " праздничные иконы; пророки " композиции с фигурами пророков). Видимо, Дионисий и его товарищи расписали деревянный иконостас, не сохранившийся до наших дней.
   Считается, что Дионисий всю жизнь был близок ко двору Ивана III. Но едва ли это справедливо. В 1479 г. монарх вступил в открытый конфликт с главой церкви. Ученик Пафнутия Боровского Вассиан Рыло, получивший пост ростовского архиепископа, решительно встал на сторону государя. Вассиан близко знал Дионисия по Пафнутьеву монастырю. Благодаря покровительству Вассиана мастер получил заказ на иконы для Успенского собора. Из рук архиепископа Дионисий и его артель получили огромное по тому времени вознаграждение " сто рублей. Однако в марте 1481 г. Вассиан Рыло умер, и Дионисий лишился влиятельного покровителя и заказчика.
   В Боровском монастыре завязалась дружба Дионисия с Вассианом Рыло и с Иосифом Саниным. Преемник Пафнутия Боровского Иосиф Санин должен был возглавить обитель после смерти основателя монастыря, но он покинул владения Ивана III и переселился в столицу удельного князя Бориса. Вскоре же князь Борис и его брат Андрей подняли вооруженный мятеж против Ивана III. Находясь в Волоцком княжестве, Иосиф написал трактат о власти государя, в котором указывал, что при определенных условиях подданные не должны повиноваться царю, мучителю и тирану.
   Отправляясь в Волоколамск, Иосиф привез с собой икону Одигитрия «Дионисиева письма». Благодаря покровительству я щедрости князя Бориса Санин основал в уделе монастырь и выстроил в нем каменный Успенский собор. Для росписи собора Санин пригласил Дионисия. С 1484 " 1485 гг. художник начал работать над иконами для нового монастыря. В распоряжении биографа Дионисия отсутствуют факты, относящиеся к его жизни в последующие полтора десятилетия, которые были временем расцвета его таланта. Можно с уверенностью утверждать, писал В. Н. Лазарев, что на протяжении 1490-х годов деятельность Дионисия была сосредоточена главным образом в Москве. Это предположение нельзя назвать удачным. Неясно, где жил Дионисий и где располагалась его мастерская. Достоверно известно, что в указанные годы иконописец много работал по заказам удельного князя Бориса Волоцкого и богатого Иосифо-Волоколамского монастыря. В Москве развернулось строительство крупных соборов и церквей. Они нуждались в росписи. Но Дионисий получил приглашение лишь от игумена Чигаса, основавшего крохотный монастырек в предместьях Москвы за Яузой в 1483 г. Там он расписал небольшую монастырскую церковь. Дионисий не принадлежал к числу московских великокняжеских и митрополичьих иконописцев, выделившихся в XV " XVI вв. из среды прочих иконников. Деятельность мастера прочно связана не с Москвой, а с Волоколамском, где он писал иконы и фрески в Успенском соборе (после 1485 г.), церквах Одигитрии (около 1490 г.) и Богоявления (около 1504 или 1506 г.). По-видимому, в Волоцком княжестве окончательно сформировалась художественная школа Дионисия, к которой принадлежали сыновья художника Феодосии и Владимир, двое молодых племянников Иосифа Санина, старец Паисий. Итоги деятельности Дионисия и иконописцев его круга были внушительными. Согласно описи ризницы Иосифо-Волоколамского монастыря, в середине XVI в. в собственности обители находилось 87 икон кисти Дионисия и 37 икон его сыновей Феодосия и Владимира. Дионисий и его ученики не оставили после себя писем и сочинений. Но сохранилось «Послание иконописцу», адресованное либо самому Дионисию, либо его сыну Феодосию. Послание замечательно тем, что к его составлению были причастны Иосиф Волоцкий, а может быть, и Нил Сорский. Поборники ортодоксальный веры были встревожены тем, что вольнодумцы и еретики критиковали наряду с другими обрядами также иконопочитание. Автор «Послания к иконописцу» выступил как сторонник канонизации традиционных форм московского иконопочитания. Иосиф и его ученики придавали большое значение торжественной атмосфере храма, их восхищали драгоценные оклады икон, в их блеске и сиянии они угадывали отражение божественного света. Говоря о поклонении иконе, Иосиф указывал на духовное очищение как результат молитвенного предстояния иконе. Творчество Дионисия было одухотворено тем же идеалом. Его вкусы и представления мало чем отличались от взглядов осифлян.
   Семья удельного князя Бориса Волоцкого ценила искусство Дионисия не меньше, чем Иосиф Санин, и в княжеское собрание икон, вероятно, попало немало его произведений. Князь Борис Волоцкий щедро жаловал деньги на строительство и украшение удельного Иосифо-Волоколамского монастыря. Однако после его смерти удел перешел в руки скупого князя Федора, который не прочь был поправить свои расстроенные финансовые дела за счет разбогатевшего монастыря. Иосиф пытался откупиться от государя: «начат князя мздой утешати и посла к нему иконы Рублева письма, Дионисиева».
   Москва вторично открыла для себя Дионисия, вероятно, уже после его смерти. Этому способствовало несколько обстоятельств. Поссорившись с князем Федором, Иосиф объявил в 1508 г., что вместе с монастырем покидает удельное княжество и отдается под покровительство Василия III. Со смертью волоцкого князя Федора в 1513 г. выморочное княжество со всей казной, а также иконами Дионисия перешло в распоряжение Василия III.
   Власти Иосифо-Волоколамского монастыря могли точно атрибутировать иконы, написанные на их глазах. В перечне, кроме Дионисия, названы имена десятка других живописцев, трудившихся одновременно. Но монастырские старцы, следуя примеру Дионисия, не снабдили его иконы подписями. В дальнейшем часть монастырского собрания перешла во владение московской казны и соборов. Смена владельцев привела со временем к утрате атрибуции. Многие иконы Дионисия погибли или же обветшали и были записаны новыми иконописцами. Трудности выявления икон Дионисия усугубляются следующими обстоятельствами. Всю свою жизнь мастер работал вместе с другими художниками, с артелью помощников и учеников. Разграничить произведения Дионисия и живописцев его круга практически невозможно. Дионисий был одним из самых плодовитых живописцев Руси. Но его творения " такая же редкость, как и иконы Рублева.
   Не исключено, что именно конфликт в Волоцком уделе и сокращение денежных субсидий побудили Дионисия покинуть удельное княжество и искать заказы в далеких монастырях на Севере. Около 1500 г. художник написал ряд икон для Павло-Обнорского монастыря, а позднее расписал Рождественский собор в Ферапонтовом монастыре на Белоозере.
   Признавая классическое совершенство ферапонтовских фресок, исследователи увидели в искусстве Дионисия налет сдержанности, который граничит с холодностью, фигуры на фресках изящны, но движения их как бы подчинены строгому придворному ритуалу. Преобладает мотив предстояния (поклонения) святым либо царю, из-за чего замедленное действие облекается в торжественную, неторопливую церемонию, которой соответствуют пышные, поцарски великолепные одежды; особенно нарядно одеты мученики; в трактовке образа человека чисто декоративные моменты приобретают у Дионисия гораздо большее значение, чем у Рублева (В. Н. Лазарев).
   К последним годам жизни Дионисия относятся его житийные иконы, написанные для кремлевского Успенского монастыря, предположительно по заказу митрополичьего дома. Жанр иконы с Житием, заимствованный русскими из Византии, был доведен Дионисием и его школой до совершенства. Наиболее известны две иконы этого жанра: митрополит Петр с Житием и митрополит Алексей с Житием.
   Искусство Дионисия служит конечной вехой периода, начало которому положило творчество Андрея Рублева. Главным достижение этого периода явилось обобщенно-идеализированное понимание образа совершенного человека.
   Блистательная эпоха итальянского Возрождения оказала глубокое воздействие на всю Европу. Русь не была исключением. В конце XV в. казалось, что Россия, потеряв духовного пастыря в лице Византии, готова искать пути сближения с западно-христианским миром. Итальянский брак Ивана III и деятельность греков-униатов в Москве расширили связи с Западом. Однако низложение архиепископа Геннадия, покровительствовавшего «латинам», фактический разрыв русско-итальянских связей, суд над Максимом Греком положили конец наметившемуся повороту, "флорентийская уния и падение Византии, по мысли Г. Флоровского, имели роковое значение для Руси: в решающий момент русского национального самоопределения византийская традиция прервалась, византийское наследие было оставлено и полузабыто; в этом отречении «от греков» « завязка и существо московского кризиса культуры». Почву для кризиса создал, по-видимому, не только разрыв с «греками», но и отказ от наметившегося поворота в сторону католического Запада. Торжество официальной церкви и самодержавных начал, утверждение идеи исключительности Москвы " «третьего Рима», последней мировой истинно христианской империи способствовали изоляции России в то время, как она остро нуждалась в развитии культурных и прочих связей со странами Западной Европы.

Глава 4

ОБРАЗОВАНИЕ МОСКОВСКОГО ЦАРСТВА
 
   Иван III добился объединения русских земель в рамках единого государства. Но строй и облик этого государства окончательно определились лишь при его внуке Иване IV Васильевиче, получившем прозвище Грозный.
   Иван родился 25 августа 1530 г. в семье великого князя Василия III. Будучи трех лет от роду он лишился отца, а в неполных восемь лет " матери, Елены Глинской. В соответствии с завещанием Василия III правление государством перешло в руки бояр, которые должны были передать власть княжичу по достижении им совершеннолетия. Когда Ивану исполнилось 16 лет, митрополит Макарий и. Боярская дума короновали его на царство. Образование Московского царства стало крупнейшей вехой русской истории. Русские цари не претендовали на право быть наследниками византийских императоров, не насаждали императорского суверенитета, а всего лишь добивались паритета с западноевропейскими монархами (Д. Оболенский). Коронация Ивана IV на первых порах имела ограниченное значение. Она символизировала начало самостоятельного правления Ивана и конец боярской опеки над ним. Ситуация стала меняться, когда Московское царство осуществило крупнейшие завоевания на Востоке. Победы имели особое значение, поскольку они поставили под власть православного царя басурманские орды. Начало сбываться предвидение книжников о превращении России в новое «Ромейское царство» " оплот истинной христианской веры во Вселенной. Отныне царь имел все основания для обращения за благословением к главе вселенской православной церкви. В ответ на обращение константинопольский патриарх в 1561 г. известил Ивана, что вселенский собор признает законность его царского титула. По времени санкция патриарха совпала с моментом наивысших военных успехов Москвы.
   Люди средневековья представляли себе мировую политическую систему в виде империи со строгой иерархией. Королевства и княжества, составлявшие эту иерархию, занимали разные ее ступени. Принадлежность к единой христианской империи определяла харизматический характер власти монархов, нередко подкреплявшийся ссылкой на некое символическое родство с императорской фамилией. В Московской Руси широкое распространение получила легенда о римских предках царя. В XVI в. много сотен русских князей вели свой род от Рюрика, но лишь Иван IV раздвинул рамки генеалогического мифа и выступил с претензией на родство через Рюрика с римскими цезарями. Представление о том, что Прус, родной брат римского императора Августа, был родоначальником московской династии, стало частью политической доктрины царя. Преемственность Московского царства с «Первым Римом» подкреплялась ссылкой на генеалогию, преемственность со «Вторым Римом» " Византией " указанием на «шапку Мономаха».
   Царский титул не заключал притязаний на мировую гегемонию. Он воплощал религиозно-политическую доктрину, в силу которой православная Российская держава стояла выше любого католического или протестантского, т.е. не истинно христианского королевства и княжества. Грозный пренебрежительно отзывался о польских «выборных» королях, шведской династии, английской королеве. формирование самодержавных порядков в России опиралось на материальные предпосылки " образование колоссального фонда государственной земельной собственности. Существенное значение имели политические идеи, включавшие византийскую имперскую доктрину, наконец, факторы психологического порядка. Более чем двухсотлетнее иноземное иго наложило глубокую печать на менталитет правящей элиты и населения России. Молодой Иван IV принял царский титул. Но перемена титула далеко не сразу сказалась на объеме его реальной власти. Власть монарха была ограничена системой традиционных институтов и порядков, сложившихся в период раздробленности. Эти порядки сохранялись до середины XVI в., когда непригодность их для управления обширной империей стала очевидна.