Страница:
Подавление местных духовных центров, торжество самодержавных порядков, отход от византийского наследия не могли не сказаться на развитии русского искусства в эпоху Грозного.
Покорение Казани явилось апогеем завоевательных войн Грозного. В честь этого события был сооружен храм Покрова Богородицы в Китай-городе подле главных ворот Кремля. Церковь именовали также Троицким собором ввиду того, что мусульманская Казань после взятия была освящена в честь православной Троицы. Первоначально на Красной площади была построена деревянная Троицкая церковь, на месте которой в 1555 " 1561 гг. воздвигли каменный собор. Руководили строительством зодчий Барма и псковский мастер Постник Яковлев. Храм, получивший позднее наименование Василия Блаженного, объединял воедино девять храмов-столпов, из которых центральный был увенчан высоким шатром, а восемь храмов-приделов " куполами.
Опричнина неблагоприятно сказалась на развитии архитектурных форм. Решающее значение приобрели пристрастия Ивана IV. Покинув Москву, государь решил сделать своей новой опричной столицей Вологду, затерявшуюся в северных лесах. Он лично наблюдал за строительством вологодского храма Святой Софии (1568 " 1570). Построенный в подражание Успенскому собору Кремля, этот храм должен был затмить главную московскую святыню.
В эпоху Московского царства идеи государственности приобрели в живописи особое звучание. Одним из самых значительных произведений московской живописи середины XVI в. была большая, в четыре метра длиной, картина «Благословенно воинство небесного царя», известная также под названием «Церковь воинствующая». Ее тема " завоевание Казани и прославление победителя неверных Ивана Грозного. Во главе войска государь возвращается из победоносного похода. Перед ним скачет на красном коне предводитель небесного воинства Архангел Михаил. Православное воинство направляется к «Горнему Сиону» (Москве), перед которым восседает Богоматерь с младенцем на коленях. Позади воинства " огненный «Содом» (горящая Казань). На заднем плане " в торжественном шествии движутся прославленные предки царя от Владимира Святославича до Александра Невского и Дмитрия Донского с конными и пешими полками.
Старые фресковые росписи Кремля были уничтожены грандиозным пожаром 1547 г. Работы по их восстановлению развернулись в 1547 " 1552 гг. Красочными фресками были покрыты стены царского дворца " Золотой палаты Кремля. По желанию царя росписью палаты руководил Сильвестр. За мастерами присматривал митрополит Макарий, который сам владел кистью и писал иконы. Митрополит и Сильвестр постарались привлечь в Москву лучших псковских и новгородских мастеров.
Стоглавый собор указал на московскую традицию как образец для подражания в живописи. Ссылки на Рублева содержали в себе косвенное осуждение манеры, преобладавшей в новых московских росписях. На большее члены собора не могли решиться, так как роспись Золотой палаты была одобрена самим царем. Однако в Москве нашлись люди, не побоявшиеся вслух выразить сомнения, возникшие у многих московских ортодоксов. Дьяк Иван Висковатый, талантливый и образованный дипломат, три года «возмущал народ» против вновь написанных икон. Особое негодование у дьяка вызвала четырехчастная икона, принадлежавшая кисти псковских мастеров Остани и Якушки. Икона иллюстрировала догмат воплощения Христа и предназначалась для семейного храма царя " Благовещенского собора. Висковатый отстаивал московскую художественную традицию. Но главный спор касался не художественной, а богословской стороны. Давнее расхождение между новгородско-псковской религиозной культурой, более открытой для западных влияний, и московским ортодоксальным православием вновь дало о себе знать. Через два года после Стоглавого собора московские власти осудили за принадлежность к западной ереси дворянина Башкина. Воспользовавшись этим, дьяк Висковатый открыто заявил, что новые псковские иконы и роспись Золотой палаты заражены той же ересью. Дьяк усомнился в каноничности изображения Христа в виде воина, сидящего на кресте, или нагого ангела, укрытого крыльями. Ему претили аллегории в виде нагих и полунагих фигур, а равно и жанровые картинки, низводившие «божественное» на бытовой уровень. Висковатому казалось недопустимым помещать поблизости от фигуры Христа аллегорические изображения «блуда» в образе «женки» (женщины), которая «спустя рукава, кабы (как будто) пляшет». (Парадные русские платья имели длину рукава, превышающую длину рук).
Висковатого обычно считают защитником косной старины. Однако, как отметил Г. Флоровский, смысл спора об иконах был шире и глубже, чем принято думать. XVI век был временем перелома в русском иконописании, и раньше всего этот перелом сказался в Новгороде и Пскове. Наметился распад старого иконного письма. Икона стала изображать скорее идеи, чем лики. Висковатый уловил перемену и решительно восстал против нее. Дьяка ужаснули не столько новизна, сколько замысел новой иконографии, возвращение от евангельской истины к Ветхому Завету, к пророческим образам. "Не подобает, " говорил Висковатый, « почитати образ паче истины». В отступлении от византийских образов дьяк усматривал «латинскую ересь», т.е. влияние западных образцов живописи.
При Грозном в художественных мастерских Кремля были изготовлены новые царские регалии. Среди них наибольшей известностью пользуется так называемая «шапка Мономаха». Историю этой короны традиционно связывают с историей «шапки золотой», принадлежавшей московским князьям. Уже Иван I Калита завещал наследнику парадные одежды («порты») " кафтан, расшитый жемчугом, и «шапку золотую». В раздробленной Руси старшим государем считался великий князь Владимирский, унаследовавший регалии от Владимира Мономаха. Но московские князья могли распоряжаться только своей короной, так как Владимирским княжеством распоряжалась Орда. Василий II завещал Ивану III крест Петра чудотворца и шапку, которую он в отличие от всех своих предков не назвал «золотой». Иван III впервые мог распорядиться русской короной без оглядки на хана. Но он благославил Василия III крестом Петра, ни слова не упомянув об отцовской «шапке». Как видно, вопрос о регалиях не приобрел актуальность в начале XVI в. Завещание Василия III не сохранилось, но известно, что короной ему служила «шапка Мономаха». По словам австрийского посла, она была нарядно убрана золотыми бляшками, которые колыхались, извиваясь змейками. Неясно, была ли это московская или владимирская корона. Во всяком случае, она была скроена по восточному, а не по византийскому образцу.
Лишь при Иване IV получила официальное признание легенда о византийском происхождении царской короны. В своем завещании царь благословил наследника «шапкой Мономаха», присланной византийским царем Константином из Царьграда. На царской «шапке Мономаха» полностью отсутствовали золотые бляшки, что мешает отождествить ее с «шапкой Мономаха» Василия III. Хранящаяся в Оружейной палате корона носит на себе следы многократных переделок. Ее основа была изготовлена приблизительно в XIV в. в Средней Азии или на арабском Востоке (по некоторым предположениям, в Византии, что менее вероятно). Эта древняя часть шапки состоит из 8 золотых пластин, украшенных тончайшим тканым узором с зернью. Много позже к древней основе была добавлена вершина с золотым крестом, украшенным крупными жемчужинами.
Глава 5
Здание самодержавной монархии, воздвигнутое Грозным, оказалось непрочным. Когда трон перешел к царю Федору Ивановичу, началось крушение сильной власти. Сын Грозного отличался слабоумием, и даже исполнение внешних ритуалов дворца давалось ему с трудом. Он не пользовался и тенью авторитета у бояр. Аристократия постаралась использовать момент и вернуть себе привилегии и права, которыми она пользовалась до опричнины. Любимец Грозного Богдан Вольский пытался упредить боярскую крамолу, возродив опричные порядки. Однако в Москве произошли народные волнения, и по настоянию Боярской Думы Бельский был отправлен в ссылку.
При царе Федоре функционировал опекунский совет, которым практически руководил боярин Н. Романов. После его смерти власть перешла в руки Бориса Годунова.
Годунов принадлежал к числу знаменитых деятелей русской средневековой истории. Полагают, что Борис принадлежал к дворянскому роду татарского происхождения. О происхождении Годуновых сообщает весьма поздний источник «Сказание о Чете», известное по родословным записям начала XVII в. Согласно этому источнику, татарский царевич Чет-Мурза из Золотой Орды стал родоначальником трех фамилий: Сабуровых, Годуновых и Вельяминовых. Чет приехал из Орды на службу в Москву при великом князе Иване Калите. Достоверность приведенного «Сказания», как выяснил С. Б. Веселовский, невелика. Родословную сказку о царском происхождении Годуновых сочинили скорее всего монахи костромского Ипатьевского монастыря, служившего родовой усыпальницей Годуновых. Направляясь из Орды в Москву, татарский царевич якобы успел, остановившись в Костроме, основать там православный Ипатьевский монастырь. После воцарения Бориса «Сказание» приобрело особую актуальность. Оно исторически обосновывало «царское» происхождение династии Годуновых, а заодно подтверждало извечную связь новой династии с Ипатьевским монастырем в Костроме.
Годуновы происходили из старинного костромского боярского рода. К XVI в. они растеряли земельные богатства и превратились в заурядных помещиков. Служба в опричнине открыла перед ними блестящие перспективы. Дядя Бориса Дмитрий Годунов возглавил дворцовую стражу в опричнине Грозного. Когда на политическом небосклоне засияла звезда Малюты Скуратова, Дмитрий Годунов женил племянника Бориса на дочери опричного палача. Годуновы окончательно упрочили свое положение при дворе, сосватав сестру Бориса Ирину царевичу Федору. В конце Ливонской войны произошли события, круто изменившие судьбу Годуновых. В царской семье произошла ссора. Царь жестоко избил наследника-сына и его беременную жену Елену Шереметеву. Елена родила мертвого сына. От страшного нервного потрясения царевич Иван занемог и через несколько дней умер.
Смерть наследника открыла перед его братом царевичем Федором путь к трону.
В браке с Ириной Годуновой у Федора не было детей. Это отвечало высшим государственным интересам, пока был жив наследник престола царевич Иван. После гибели Ивана бесплодие царицы Ирины стало внушать опасения Грозному, так как обрекало династию на исчезновение. Царь подумывал о разводе Федора с Годуновой, но не успел осуществить свой план. Опасаясь, что Борис будет сопротивляться разводу, Иван IV отказался назначить его опекуном слабоумного Федора. Годунов стал правителем государства благодаря царице Ирине и боярам Романовым, подвергшимся нападкам княжеской аристократии. Интригу против Годуновых и Романовых возглавили князья Шуйские. Они спровоцировали народные беспорядки в столице и пытались разгромить двор правителя. Кремль перешел на осадное положение, а Борис принужден был отправить гонца в Лондон с просьбой о предоставлении ему убежища в Англии.
Род Калиты вырождался. Ирина Годунова неоднократно была беременна, но все ее дети рождались мертвыми. Бояре Шуйские пытались использовать «бесплодие» царицы, чтобы развести ее с мужем и тем самым покончить с влиянием Бориса при дворе. Член регентского совета князь И. П. Шуйский вместе с митрополитом Дионисием обратились к царю Федору с прошением, чтобы он отправил Ирину в монастырь и ради «чадородия» (рождения наследника) вступил во второй брак.
В молодости Федора угнетал страх перед отцовскими побоями. Но даже своенравному деспоту отцу не удалось принудить безвольного сына к разводу. Еще меньше шансов на успех имели бояре и митрополит, предпринявшие попытку вмешаться в его семейную жизнь.
13 октября 1586 г. митрополит Дионисий был лишен сана, пострижен в монахи и сослан в Хутынский монастырь в Новгороде. Сторонники Шуйских из московских гостей были казнены, а сами бояре Шуйские отправлены в ссылку. Регент И. П. Шуйский в конце Ливонской войны стяжал славу лучшего полководца России. Он руководил обороной Пскова от войск польского короля Стефана Батория и спас страну от полного разгрома. Борис завидовал славе Шуйского и боялся за свою власть, поскольку Иван Грозный назначил воеводу, а не Бориса опекуном слабоумного сына Федора. По приказу правителя И. П. Шуйский был насильственно пострижен в монахи и увезен в Кирилле-Белозерский монастырь, где вскоре же его тайно умертвили.
Сколь бы критической ни казалась ситуация, убийство Шуйского было продиктовано не трезвым политическим расчетом, а чувством страха. Пострижение регента покончило с его светской карьерой, ибо в мир он мог вернуться лишь расстригой. По словам Горсея, все оплакивали знаменитого воеводу. Репутация Годунова была загублено на раз и навсегда. Отныне любую смерть, любую беду молва мгновенно приписывала его злой воле.
При жизни Бориса его обвиняли в отравлении двух царей " Ивана IV и Федора Ивановича, сестры царицы Ирины, герцога Ганса Датского " жениха Ксении Годуновой, а также дочери герцога Магнуса Датского и многих других лиц. Однако простой перечень «жертв» Годунова свидетельствует о том, что он сам стал жертвой политической клеветы. Бориса винили в том, что он убил младшего сына Грозного царевича Дмитрия, погубив тем самым законную династию Ивана Калиты, правившую Русью в течение трехсот лет. Сохранилось следственное дело о смерти Дмитрия в Угличе, что дает возможность проверить, сколь основательны были обвинения против Годунова.
Борьба за власть столкнула Годуновых как с боярской знатью, так и с их бывшими соратниками по опричной службе. Сразу после смерти Ивана IV царь Федор по совету опекунов отправил на «удел» в Углич своего младшего брата царевича Дмитрия вместе с его матерью Марией Нагой. Ликвидировав опекунский совет, Борис Годунов не только не оказал внимания семье вдовы Грозного, но еще больше стеснил ее. По наущению Бориса царь прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского. Дьяк был наделен самыми широкими полномочиями. Фактически царевич Дмитрий и его мать царица Мария Нагая лишились почти всех прерогатив, которыми они обладали в качестве удельных владык. Все деньги удельная семья стала получать из рук дьяка. Его постоянная опека вызывала возмущение вдовы Грозного и ее братьев. На этой почве происходили постоянные ссоры и брань,
Царевич погиб в Угличе в полдень 15 мая 1591 года. Согласно официальной версии, он нечаянно нанес себе рану, которая оказалась смертельной. Комиссия боярина Шуйского, расследовавшая дело по свежим следам, пришла именно к такому заключению. «Обыск» (следственное дело) Шуйского сохранился до наших дней. Но вид неловко разрезанных и склеенных листов давно вызывал подозрения у историков.
По слухам, царевич Дмитрий был злодейски зарезан людьми, подосланными Борисом Годуновым. Версия насильственной смерти Дмитрия получила официальное признание при царе Василии Шуйском и при Романовых. Она оказала огромное влияние на историографию. Это влияние сказывается и по сей день.
Смерть Дмитрия Угличского сопровождалась бурными событиями. В Угличе произошел народный бунт. Подстрекаемые царицей Марией и Михаилом Нагим угличане разгромили Приказную избу, убили государева дьяка Битяговского, его сына и др. Четыре дня спустя прибыла следственная комиссия. Она допросила сто сорок свидетелей. Протоколы допросов, а также заключение комиссии о причинах смерти Дмитрия сохранились до наших дней. Однако существует мнение, что основная часть угличских материалов дошла до нас в виде беловой копии, составители которой то ли ограничивались простой перепиской имевшихся в их распоряжении черновых документов, то ли произвели из них некую выборку, а возможно, подвергли редактированию. Тщательное палеографическое исследование текста «обыска», проведенное сначала В. К. Клейном, а затем А. П. Богдановым, в значительной мере рассеивает подозрения насчет сознательной фальсификации следственных материалов в момент составления их беловой копии. Основной материал переписан семью разными почерками. Входившие в комиссию подьячие провели обычную работу по подготовке следственных материалов к судопроизводству. В подавляющем большинстве случаев показания свидетелей-угличан отличались краткостью, и подьячие, записав их, тут же предлагали грамотным свидетелям приложить руку. По крайней мере двадцать свидетелей подписали на обороте свои «речи». Их подписи строго индивидуализированы и отражают разную степень грамотности, довольно точно соответствовавшую их общественному положению и роду занятий. В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придерживавшиеся разной политической ориентации. Скорее всего, по инициативе Боярской думы руководить расследованием поручили боярину Василию Шуйскому, едва ли не самому умному и изворотливому противнику Годунова, незадолго до этого вернувшемуся из ссылки. Его помощником стал окольничий А. П. Клешнин. Он поддерживал дружбу с правителем, хотя и доводился зятем Григорию Нагому, состоявшему при царице Марии в Угличе. Вся практическая организация следствия лежала на главе Поместного приказа думном дьяке Е. Вылузгине и его подьячих. По прошествии времени следователь В. Шуйский не раз менял свои показания относительно событий в Угличе, но комиссия в целом своих выводов не пересматривала.
Составленный следственной комиссией «Обыск» сохранил не одну, а по крайней мере две версии гибели царевича Дмитрия. Версия насильственной смерти всплыла в первый день дознания. Наиболее энергично ее отстаивал дядя царицы Марии Михаил Нагой. Он же называл убийц Дмитрия: сына Битяговского Данилу, его племянника Никиту Качалова и др. Однако Михаил не смог привести никаких фактов в подтверждение своих обвинений. Его версия рассыпалась в прах, едва заговорили другие свидетели. Когда позвонили в колокол, показала вдова Битяговского, «муж мой Михаиле и сын мой в те поры ели у себя на подворьишке, а у него ел священник… Богдан». Поп Богдан был духовником Григория Нагого и изо всех сил выгораживал царицу и ее братьев, утверждая, что те не причастны к убийству дьяка, погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откровенностью не отличались, он простодушно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним столом с Битяговским и его сыном, когда в городе ударили в набат. Таким образом, в минуту смерти царевича его «убийцы» мирно обедали у себя в доме вдалеке от места преступления. Они имели стопроцентное алиби. Преступниками их считали только сбитые с толку люди.
Показания свидетелей позволяют выяснить еще один любопытный факт: Михаил Нагой не был очевидцем происшествия. Он прискакал во дворец «пьян на коне», «мертв пьян», после того, как ударили в колокол. Протрезвев, Михаил осознал, что ему придется держать ответ за убийство дьяка, представлявшего в Угличе особу царя. В ночь перед приездом Шуйского он велел преданным людям разыскать несколько ножей и палицу и положить их на трупы Битяговских, сброшенные в ров у городской стены. Комиссия, расследовавшая дело по свежим следам, без труда разоблачила этот подлог. Городовой приказчик Углича Русин Раков показал, что он взял у посадских людей в Торговом ряду два ножа и принес их к Нагому, а тот велел слуге зарезать курицу и вымазать ее кровью оружие. Михаил Нагой был изобличен, несмотря на запирательство. На очной ставке с Раковым слуга Нагого, резавший курицу в чулане, подтвердил показания приказчика. Михаила Нагого окончательно выдал брат Григорий, рассказавший, как он доставал из-под замка «ногайский нож» и как изготовлены были другие «улики».
Версия нечаянного самоубийства Дмитрия исходила от непосредственных очевидцев происшествия. В полдень 15 мая царевич под наблюдением взрослых гулял с ребятами на заднем дворе и играл ножичком в тычку. При нем находились боярыня Волохова, кормилица Арина Тучкова, ее сын Баженко, молочный брат царевича, постельница Марья Колобова, ее сын Петрушка и еще два жильца (придворные служители, отобранные в свиту царевича из числа его сверстников). Шуйский придавал показаниям мальчиков исключительное значение и допрашивал их с особой тщательностью. Прежде всего он выяснил, «хто в те поры за царевичем были». Жильцы отвечали, что «были за царевичем (возле царевича) в те поры только они, четыре человека, да кормилица, да постельница». На заданный «в лоб» вопрос, «были ли в те поры за царевичем Осип Волохов и Данило Битяговский», они дали отрицательный ответ. Мальчики прекрасно знали людей, о которых их спрашивали (сын дьяка был их сверстником, а Волохов и Качалов служили жильцами в свите царевича и были постоянными товарищами их игр). Они кратко, точно и живо рассказали о том, что произошло на их глазах: "… играл-де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь " падучей недуг « и набросился на нож».
Может быть, мальчики сочинили историю о болезни царевича в угоду Шуйскому" Такое предположение убедительно опровергается показаниями взрослых свидетелей.
Трое видных служителей царицына двора " подключники Ларионов, Иванов и Гнидин " показали следующее: когда царица села обедать, они стояли «в верху за поставцом, ажио, деи, бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а говорит: тешился, деи, царевич с нами на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него немочь падучая… да в ту пору, как ево било, покололся ножом сам и оттого умер». Итак, Петрушка Колобов сообщил комиссии то же самое, что и дворовым служителям через несколько минут после гибели Дмитрия.
Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Свидетельство кормилицы отличалось удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она называла себя виновницей несчастья: «…она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная… и он ножом покололся…».
Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец гибели царевича. Приказной царицы Протопопов на допросе показал, что услышал о смерти Дмитрия от ключника Толубеева. Ключник, в свою очередь, сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную ставку. В результате выяснилось, что в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних покоях «у поставца» и от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний двор. По словам Юдина, царевич играл в тычку и накололся на нож. Юдин знал, что Нагие толковали об убийстве, и благоразумно решил уклониться от дачи показаний следственной комиссии. Если бы его не вызвали на допрос, он так ничего бы и не сказал.
Версия нечаянной гибели царевича содержит два момента, каждый из которых поддается всесторонней проверке. Во-первых, болезнь Дмитрия, которую свидетели называли «черным недугом», «падучей болезнью», «немочью падучею». Судя по описаниям припадков и их периодичности, царевич страдал эпилепсией. Как утверждали свидетели, "презже тово… на нем (царевиче. « Р.С.) была ж та болезнь по месяцем безпрестанно». Сильный припадок случился с Дмитрием примерно за месяц до его кончины. Перед «великим днем», показала мамка Волохова, царевич во время приступа «объел руки Ондрееве дочке Нагова, едва у него… отняли». Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий в великое говенье у дочери его «руки переел», а прежде «руки едал» и у него, и у жильцов, и у постельниц: царевича «как станут держать, и он в те поры ест в нецывенье за что попадетца» О том же говорила и вдова Битяговского: "Многажды бывало, как ево (Дмитрия. « Р.С.) станет бити тот недуг и станут ево держати Ондрей Нагой, и кормилица, и боярони, и он… им руки кусал или, за что ухватил зубом, то объест».
Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он начался во вторник. На третий день царевичу «маленько стало полежче», и мать взяла его к обедне, а потом отпустила на двор погулять. В субботу Дмитрий второй раз вышел на прогулку, и тут у него внезапно возобновился приступ.
Во-вторых, согласно версии о самоубийстве, царевич в момент приступа забавлялся с ножичком. Свидетели описали забаву подробнейшим образом: царевич «играл через черту ножом», «тыкал ножом», "ходил по двору, тешился сваею (остроконечный нож. « Р.С.) в кольцо». Правила игры были несложными: в очерченный на земле круг игравшие поочередно втыкали нож, который следовало взять за острие лезвием вверх и метнуть так ловко, чтобы он, описав в воздухе круг, воткнулся в землю торчком. Следовательно, когда с царевичем случился припадок, в руках у него был остроконечный нож. Жильцы, стоявшие подле Дмитрия, показали, что он «набросился на нож». Василиса Волохова описала случившееся еще точнее: «.. бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло». Остальные очевидцы утверждали, что царевич напоролся на нож, «бьючися» или «летячи» на землю. Таким образом, все очевидцы гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились только в одном: в какой именно момент царевич уколол себя ножом " при падении или во время конвульсий на земле.
Могла ли небольшая рана повлечь за собой гибель ребенка" На шее непосредственно под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен. Прокол яремной вены влечет за собой почти мгновенную смерть, при кровотечении из сонной артерии агония может затянуться.
Покорение Казани явилось апогеем завоевательных войн Грозного. В честь этого события был сооружен храм Покрова Богородицы в Китай-городе подле главных ворот Кремля. Церковь именовали также Троицким собором ввиду того, что мусульманская Казань после взятия была освящена в честь православной Троицы. Первоначально на Красной площади была построена деревянная Троицкая церковь, на месте которой в 1555 " 1561 гг. воздвигли каменный собор. Руководили строительством зодчий Барма и псковский мастер Постник Яковлев. Храм, получивший позднее наименование Василия Блаженного, объединял воедино девять храмов-столпов, из которых центральный был увенчан высоким шатром, а восемь храмов-приделов " куполами.
Опричнина неблагоприятно сказалась на развитии архитектурных форм. Решающее значение приобрели пристрастия Ивана IV. Покинув Москву, государь решил сделать своей новой опричной столицей Вологду, затерявшуюся в северных лесах. Он лично наблюдал за строительством вологодского храма Святой Софии (1568 " 1570). Построенный в подражание Успенскому собору Кремля, этот храм должен был затмить главную московскую святыню.
В эпоху Московского царства идеи государственности приобрели в живописи особое звучание. Одним из самых значительных произведений московской живописи середины XVI в. была большая, в четыре метра длиной, картина «Благословенно воинство небесного царя», известная также под названием «Церковь воинствующая». Ее тема " завоевание Казани и прославление победителя неверных Ивана Грозного. Во главе войска государь возвращается из победоносного похода. Перед ним скачет на красном коне предводитель небесного воинства Архангел Михаил. Православное воинство направляется к «Горнему Сиону» (Москве), перед которым восседает Богоматерь с младенцем на коленях. Позади воинства " огненный «Содом» (горящая Казань). На заднем плане " в торжественном шествии движутся прославленные предки царя от Владимира Святославича до Александра Невского и Дмитрия Донского с конными и пешими полками.
Старые фресковые росписи Кремля были уничтожены грандиозным пожаром 1547 г. Работы по их восстановлению развернулись в 1547 " 1552 гг. Красочными фресками были покрыты стены царского дворца " Золотой палаты Кремля. По желанию царя росписью палаты руководил Сильвестр. За мастерами присматривал митрополит Макарий, который сам владел кистью и писал иконы. Митрополит и Сильвестр постарались привлечь в Москву лучших псковских и новгородских мастеров.
Стоглавый собор указал на московскую традицию как образец для подражания в живописи. Ссылки на Рублева содержали в себе косвенное осуждение манеры, преобладавшей в новых московских росписях. На большее члены собора не могли решиться, так как роспись Золотой палаты была одобрена самим царем. Однако в Москве нашлись люди, не побоявшиеся вслух выразить сомнения, возникшие у многих московских ортодоксов. Дьяк Иван Висковатый, талантливый и образованный дипломат, три года «возмущал народ» против вновь написанных икон. Особое негодование у дьяка вызвала четырехчастная икона, принадлежавшая кисти псковских мастеров Остани и Якушки. Икона иллюстрировала догмат воплощения Христа и предназначалась для семейного храма царя " Благовещенского собора. Висковатый отстаивал московскую художественную традицию. Но главный спор касался не художественной, а богословской стороны. Давнее расхождение между новгородско-псковской религиозной культурой, более открытой для западных влияний, и московским ортодоксальным православием вновь дало о себе знать. Через два года после Стоглавого собора московские власти осудили за принадлежность к западной ереси дворянина Башкина. Воспользовавшись этим, дьяк Висковатый открыто заявил, что новые псковские иконы и роспись Золотой палаты заражены той же ересью. Дьяк усомнился в каноничности изображения Христа в виде воина, сидящего на кресте, или нагого ангела, укрытого крыльями. Ему претили аллегории в виде нагих и полунагих фигур, а равно и жанровые картинки, низводившие «божественное» на бытовой уровень. Висковатому казалось недопустимым помещать поблизости от фигуры Христа аллегорические изображения «блуда» в образе «женки» (женщины), которая «спустя рукава, кабы (как будто) пляшет». (Парадные русские платья имели длину рукава, превышающую длину рук).
Висковатого обычно считают защитником косной старины. Однако, как отметил Г. Флоровский, смысл спора об иконах был шире и глубже, чем принято думать. XVI век был временем перелома в русском иконописании, и раньше всего этот перелом сказался в Новгороде и Пскове. Наметился распад старого иконного письма. Икона стала изображать скорее идеи, чем лики. Висковатый уловил перемену и решительно восстал против нее. Дьяка ужаснули не столько новизна, сколько замысел новой иконографии, возвращение от евангельской истины к Ветхому Завету, к пророческим образам. "Не подобает, " говорил Висковатый, « почитати образ паче истины». В отступлении от византийских образов дьяк усматривал «латинскую ересь», т.е. влияние западных образцов живописи.
При Грозном в художественных мастерских Кремля были изготовлены новые царские регалии. Среди них наибольшей известностью пользуется так называемая «шапка Мономаха». Историю этой короны традиционно связывают с историей «шапки золотой», принадлежавшей московским князьям. Уже Иван I Калита завещал наследнику парадные одежды («порты») " кафтан, расшитый жемчугом, и «шапку золотую». В раздробленной Руси старшим государем считался великий князь Владимирский, унаследовавший регалии от Владимира Мономаха. Но московские князья могли распоряжаться только своей короной, так как Владимирским княжеством распоряжалась Орда. Василий II завещал Ивану III крест Петра чудотворца и шапку, которую он в отличие от всех своих предков не назвал «золотой». Иван III впервые мог распорядиться русской короной без оглядки на хана. Но он благославил Василия III крестом Петра, ни слова не упомянув об отцовской «шапке». Как видно, вопрос о регалиях не приобрел актуальность в начале XVI в. Завещание Василия III не сохранилось, но известно, что короной ему служила «шапка Мономаха». По словам австрийского посла, она была нарядно убрана золотыми бляшками, которые колыхались, извиваясь змейками. Неясно, была ли это московская или владимирская корона. Во всяком случае, она была скроена по восточному, а не по византийскому образцу.
Лишь при Иване IV получила официальное признание легенда о византийском происхождении царской короны. В своем завещании царь благословил наследника «шапкой Мономаха», присланной византийским царем Константином из Царьграда. На царской «шапке Мономаха» полностью отсутствовали золотые бляшки, что мешает отождествить ее с «шапкой Мономаха» Василия III. Хранящаяся в Оружейной палате корона носит на себе следы многократных переделок. Ее основа была изготовлена приблизительно в XIV в. в Средней Азии или на арабском Востоке (по некоторым предположениям, в Византии, что менее вероятно). Эта древняя часть шапки состоит из 8 золотых пластин, украшенных тончайшим тканым узором с зернью. Много позже к древней основе была добавлена вершина с золотым крестом, украшенным крупными жемчужинами.
Глава 5
СМУТА В РОССИИ
Здание самодержавной монархии, воздвигнутое Грозным, оказалось непрочным. Когда трон перешел к царю Федору Ивановичу, началось крушение сильной власти. Сын Грозного отличался слабоумием, и даже исполнение внешних ритуалов дворца давалось ему с трудом. Он не пользовался и тенью авторитета у бояр. Аристократия постаралась использовать момент и вернуть себе привилегии и права, которыми она пользовалась до опричнины. Любимец Грозного Богдан Вольский пытался упредить боярскую крамолу, возродив опричные порядки. Однако в Москве произошли народные волнения, и по настоянию Боярской Думы Бельский был отправлен в ссылку.
При царе Федоре функционировал опекунский совет, которым практически руководил боярин Н. Романов. После его смерти власть перешла в руки Бориса Годунова.
Годунов принадлежал к числу знаменитых деятелей русской средневековой истории. Полагают, что Борис принадлежал к дворянскому роду татарского происхождения. О происхождении Годуновых сообщает весьма поздний источник «Сказание о Чете», известное по родословным записям начала XVII в. Согласно этому источнику, татарский царевич Чет-Мурза из Золотой Орды стал родоначальником трех фамилий: Сабуровых, Годуновых и Вельяминовых. Чет приехал из Орды на службу в Москву при великом князе Иване Калите. Достоверность приведенного «Сказания», как выяснил С. Б. Веселовский, невелика. Родословную сказку о царском происхождении Годуновых сочинили скорее всего монахи костромского Ипатьевского монастыря, служившего родовой усыпальницей Годуновых. Направляясь из Орды в Москву, татарский царевич якобы успел, остановившись в Костроме, основать там православный Ипатьевский монастырь. После воцарения Бориса «Сказание» приобрело особую актуальность. Оно исторически обосновывало «царское» происхождение династии Годуновых, а заодно подтверждало извечную связь новой династии с Ипатьевским монастырем в Костроме.
Годуновы происходили из старинного костромского боярского рода. К XVI в. они растеряли земельные богатства и превратились в заурядных помещиков. Служба в опричнине открыла перед ними блестящие перспективы. Дядя Бориса Дмитрий Годунов возглавил дворцовую стражу в опричнине Грозного. Когда на политическом небосклоне засияла звезда Малюты Скуратова, Дмитрий Годунов женил племянника Бориса на дочери опричного палача. Годуновы окончательно упрочили свое положение при дворе, сосватав сестру Бориса Ирину царевичу Федору. В конце Ливонской войны произошли события, круто изменившие судьбу Годуновых. В царской семье произошла ссора. Царь жестоко избил наследника-сына и его беременную жену Елену Шереметеву. Елена родила мертвого сына. От страшного нервного потрясения царевич Иван занемог и через несколько дней умер.
Смерть наследника открыла перед его братом царевичем Федором путь к трону.
В браке с Ириной Годуновой у Федора не было детей. Это отвечало высшим государственным интересам, пока был жив наследник престола царевич Иван. После гибели Ивана бесплодие царицы Ирины стало внушать опасения Грозному, так как обрекало династию на исчезновение. Царь подумывал о разводе Федора с Годуновой, но не успел осуществить свой план. Опасаясь, что Борис будет сопротивляться разводу, Иван IV отказался назначить его опекуном слабоумного Федора. Годунов стал правителем государства благодаря царице Ирине и боярам Романовым, подвергшимся нападкам княжеской аристократии. Интригу против Годуновых и Романовых возглавили князья Шуйские. Они спровоцировали народные беспорядки в столице и пытались разгромить двор правителя. Кремль перешел на осадное положение, а Борис принужден был отправить гонца в Лондон с просьбой о предоставлении ему убежища в Англии.
Род Калиты вырождался. Ирина Годунова неоднократно была беременна, но все ее дети рождались мертвыми. Бояре Шуйские пытались использовать «бесплодие» царицы, чтобы развести ее с мужем и тем самым покончить с влиянием Бориса при дворе. Член регентского совета князь И. П. Шуйский вместе с митрополитом Дионисием обратились к царю Федору с прошением, чтобы он отправил Ирину в монастырь и ради «чадородия» (рождения наследника) вступил во второй брак.
В молодости Федора угнетал страх перед отцовскими побоями. Но даже своенравному деспоту отцу не удалось принудить безвольного сына к разводу. Еще меньше шансов на успех имели бояре и митрополит, предпринявшие попытку вмешаться в его семейную жизнь.
13 октября 1586 г. митрополит Дионисий был лишен сана, пострижен в монахи и сослан в Хутынский монастырь в Новгороде. Сторонники Шуйских из московских гостей были казнены, а сами бояре Шуйские отправлены в ссылку. Регент И. П. Шуйский в конце Ливонской войны стяжал славу лучшего полководца России. Он руководил обороной Пскова от войск польского короля Стефана Батория и спас страну от полного разгрома. Борис завидовал славе Шуйского и боялся за свою власть, поскольку Иван Грозный назначил воеводу, а не Бориса опекуном слабоумного сына Федора. По приказу правителя И. П. Шуйский был насильственно пострижен в монахи и увезен в Кирилле-Белозерский монастырь, где вскоре же его тайно умертвили.
Сколь бы критической ни казалась ситуация, убийство Шуйского было продиктовано не трезвым политическим расчетом, а чувством страха. Пострижение регента покончило с его светской карьерой, ибо в мир он мог вернуться лишь расстригой. По словам Горсея, все оплакивали знаменитого воеводу. Репутация Годунова была загублено на раз и навсегда. Отныне любую смерть, любую беду молва мгновенно приписывала его злой воле.
При жизни Бориса его обвиняли в отравлении двух царей " Ивана IV и Федора Ивановича, сестры царицы Ирины, герцога Ганса Датского " жениха Ксении Годуновой, а также дочери герцога Магнуса Датского и многих других лиц. Однако простой перечень «жертв» Годунова свидетельствует о том, что он сам стал жертвой политической клеветы. Бориса винили в том, что он убил младшего сына Грозного царевича Дмитрия, погубив тем самым законную династию Ивана Калиты, правившую Русью в течение трехсот лет. Сохранилось следственное дело о смерти Дмитрия в Угличе, что дает возможность проверить, сколь основательны были обвинения против Годунова.
Борьба за власть столкнула Годуновых как с боярской знатью, так и с их бывшими соратниками по опричной службе. Сразу после смерти Ивана IV царь Федор по совету опекунов отправил на «удел» в Углич своего младшего брата царевича Дмитрия вместе с его матерью Марией Нагой. Ликвидировав опекунский совет, Борис Годунов не только не оказал внимания семье вдовы Грозного, но еще больше стеснил ее. По наущению Бориса царь прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского. Дьяк был наделен самыми широкими полномочиями. Фактически царевич Дмитрий и его мать царица Мария Нагая лишились почти всех прерогатив, которыми они обладали в качестве удельных владык. Все деньги удельная семья стала получать из рук дьяка. Его постоянная опека вызывала возмущение вдовы Грозного и ее братьев. На этой почве происходили постоянные ссоры и брань,
Царевич погиб в Угличе в полдень 15 мая 1591 года. Согласно официальной версии, он нечаянно нанес себе рану, которая оказалась смертельной. Комиссия боярина Шуйского, расследовавшая дело по свежим следам, пришла именно к такому заключению. «Обыск» (следственное дело) Шуйского сохранился до наших дней. Но вид неловко разрезанных и склеенных листов давно вызывал подозрения у историков.
По слухам, царевич Дмитрий был злодейски зарезан людьми, подосланными Борисом Годуновым. Версия насильственной смерти Дмитрия получила официальное признание при царе Василии Шуйском и при Романовых. Она оказала огромное влияние на историографию. Это влияние сказывается и по сей день.
Смерть Дмитрия Угличского сопровождалась бурными событиями. В Угличе произошел народный бунт. Подстрекаемые царицей Марией и Михаилом Нагим угличане разгромили Приказную избу, убили государева дьяка Битяговского, его сына и др. Четыре дня спустя прибыла следственная комиссия. Она допросила сто сорок свидетелей. Протоколы допросов, а также заключение комиссии о причинах смерти Дмитрия сохранились до наших дней. Однако существует мнение, что основная часть угличских материалов дошла до нас в виде беловой копии, составители которой то ли ограничивались простой перепиской имевшихся в их распоряжении черновых документов, то ли произвели из них некую выборку, а возможно, подвергли редактированию. Тщательное палеографическое исследование текста «обыска», проведенное сначала В. К. Клейном, а затем А. П. Богдановым, в значительной мере рассеивает подозрения насчет сознательной фальсификации следственных материалов в момент составления их беловой копии. Основной материал переписан семью разными почерками. Входившие в комиссию подьячие провели обычную работу по подготовке следственных материалов к судопроизводству. В подавляющем большинстве случаев показания свидетелей-угличан отличались краткостью, и подьячие, записав их, тут же предлагали грамотным свидетелям приложить руку. По крайней мере двадцать свидетелей подписали на обороте свои «речи». Их подписи строго индивидуализированы и отражают разную степень грамотности, довольно точно соответствовавшую их общественному положению и роду занятий. В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придерживавшиеся разной политической ориентации. Скорее всего, по инициативе Боярской думы руководить расследованием поручили боярину Василию Шуйскому, едва ли не самому умному и изворотливому противнику Годунова, незадолго до этого вернувшемуся из ссылки. Его помощником стал окольничий А. П. Клешнин. Он поддерживал дружбу с правителем, хотя и доводился зятем Григорию Нагому, состоявшему при царице Марии в Угличе. Вся практическая организация следствия лежала на главе Поместного приказа думном дьяке Е. Вылузгине и его подьячих. По прошествии времени следователь В. Шуйский не раз менял свои показания относительно событий в Угличе, но комиссия в целом своих выводов не пересматривала.
Составленный следственной комиссией «Обыск» сохранил не одну, а по крайней мере две версии гибели царевича Дмитрия. Версия насильственной смерти всплыла в первый день дознания. Наиболее энергично ее отстаивал дядя царицы Марии Михаил Нагой. Он же называл убийц Дмитрия: сына Битяговского Данилу, его племянника Никиту Качалова и др. Однако Михаил не смог привести никаких фактов в подтверждение своих обвинений. Его версия рассыпалась в прах, едва заговорили другие свидетели. Когда позвонили в колокол, показала вдова Битяговского, «муж мой Михаиле и сын мой в те поры ели у себя на подворьишке, а у него ел священник… Богдан». Поп Богдан был духовником Григория Нагого и изо всех сил выгораживал царицу и ее братьев, утверждая, что те не причастны к убийству дьяка, погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откровенностью не отличались, он простодушно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним столом с Битяговским и его сыном, когда в городе ударили в набат. Таким образом, в минуту смерти царевича его «убийцы» мирно обедали у себя в доме вдалеке от места преступления. Они имели стопроцентное алиби. Преступниками их считали только сбитые с толку люди.
Показания свидетелей позволяют выяснить еще один любопытный факт: Михаил Нагой не был очевидцем происшествия. Он прискакал во дворец «пьян на коне», «мертв пьян», после того, как ударили в колокол. Протрезвев, Михаил осознал, что ему придется держать ответ за убийство дьяка, представлявшего в Угличе особу царя. В ночь перед приездом Шуйского он велел преданным людям разыскать несколько ножей и палицу и положить их на трупы Битяговских, сброшенные в ров у городской стены. Комиссия, расследовавшая дело по свежим следам, без труда разоблачила этот подлог. Городовой приказчик Углича Русин Раков показал, что он взял у посадских людей в Торговом ряду два ножа и принес их к Нагому, а тот велел слуге зарезать курицу и вымазать ее кровью оружие. Михаил Нагой был изобличен, несмотря на запирательство. На очной ставке с Раковым слуга Нагого, резавший курицу в чулане, подтвердил показания приказчика. Михаила Нагого окончательно выдал брат Григорий, рассказавший, как он доставал из-под замка «ногайский нож» и как изготовлены были другие «улики».
Версия нечаянного самоубийства Дмитрия исходила от непосредственных очевидцев происшествия. В полдень 15 мая царевич под наблюдением взрослых гулял с ребятами на заднем дворе и играл ножичком в тычку. При нем находились боярыня Волохова, кормилица Арина Тучкова, ее сын Баженко, молочный брат царевича, постельница Марья Колобова, ее сын Петрушка и еще два жильца (придворные служители, отобранные в свиту царевича из числа его сверстников). Шуйский придавал показаниям мальчиков исключительное значение и допрашивал их с особой тщательностью. Прежде всего он выяснил, «хто в те поры за царевичем были». Жильцы отвечали, что «были за царевичем (возле царевича) в те поры только они, четыре человека, да кормилица, да постельница». На заданный «в лоб» вопрос, «были ли в те поры за царевичем Осип Волохов и Данило Битяговский», они дали отрицательный ответ. Мальчики прекрасно знали людей, о которых их спрашивали (сын дьяка был их сверстником, а Волохов и Качалов служили жильцами в свите царевича и были постоянными товарищами их игр). Они кратко, точно и живо рассказали о том, что произошло на их глазах: "… играл-де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь " падучей недуг « и набросился на нож».
Может быть, мальчики сочинили историю о болезни царевича в угоду Шуйскому" Такое предположение убедительно опровергается показаниями взрослых свидетелей.
Трое видных служителей царицына двора " подключники Ларионов, Иванов и Гнидин " показали следующее: когда царица села обедать, они стояли «в верху за поставцом, ажио, деи, бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а говорит: тешился, деи, царевич с нами на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него немочь падучая… да в ту пору, как ево било, покололся ножом сам и оттого умер». Итак, Петрушка Колобов сообщил комиссии то же самое, что и дворовым служителям через несколько минут после гибели Дмитрия.
Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Свидетельство кормилицы отличалось удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она называла себя виновницей несчастья: «…она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная… и он ножом покололся…».
Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец гибели царевича. Приказной царицы Протопопов на допросе показал, что услышал о смерти Дмитрия от ключника Толубеева. Ключник, в свою очередь, сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную ставку. В результате выяснилось, что в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних покоях «у поставца» и от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний двор. По словам Юдина, царевич играл в тычку и накололся на нож. Юдин знал, что Нагие толковали об убийстве, и благоразумно решил уклониться от дачи показаний следственной комиссии. Если бы его не вызвали на допрос, он так ничего бы и не сказал.
Версия нечаянной гибели царевича содержит два момента, каждый из которых поддается всесторонней проверке. Во-первых, болезнь Дмитрия, которую свидетели называли «черным недугом», «падучей болезнью», «немочью падучею». Судя по описаниям припадков и их периодичности, царевич страдал эпилепсией. Как утверждали свидетели, "презже тово… на нем (царевиче. « Р.С.) была ж та болезнь по месяцем безпрестанно». Сильный припадок случился с Дмитрием примерно за месяц до его кончины. Перед «великим днем», показала мамка Волохова, царевич во время приступа «объел руки Ондрееве дочке Нагова, едва у него… отняли». Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий в великое говенье у дочери его «руки переел», а прежде «руки едал» и у него, и у жильцов, и у постельниц: царевича «как станут держать, и он в те поры ест в нецывенье за что попадетца» О том же говорила и вдова Битяговского: "Многажды бывало, как ево (Дмитрия. « Р.С.) станет бити тот недуг и станут ево держати Ондрей Нагой, и кормилица, и боярони, и он… им руки кусал или, за что ухватил зубом, то объест».
Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он начался во вторник. На третий день царевичу «маленько стало полежче», и мать взяла его к обедне, а потом отпустила на двор погулять. В субботу Дмитрий второй раз вышел на прогулку, и тут у него внезапно возобновился приступ.
Во-вторых, согласно версии о самоубийстве, царевич в момент приступа забавлялся с ножичком. Свидетели описали забаву подробнейшим образом: царевич «играл через черту ножом», «тыкал ножом», "ходил по двору, тешился сваею (остроконечный нож. « Р.С.) в кольцо». Правила игры были несложными: в очерченный на земле круг игравшие поочередно втыкали нож, который следовало взять за острие лезвием вверх и метнуть так ловко, чтобы он, описав в воздухе круг, воткнулся в землю торчком. Следовательно, когда с царевичем случился припадок, в руках у него был остроконечный нож. Жильцы, стоявшие подле Дмитрия, показали, что он «набросился на нож». Василиса Волохова описала случившееся еще точнее: «.. бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло». Остальные очевидцы утверждали, что царевич напоролся на нож, «бьючися» или «летячи» на землю. Таким образом, все очевидцы гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились только в одном: в какой именно момент царевич уколол себя ножом " при падении или во время конвульсий на земле.
Могла ли небольшая рана повлечь за собой гибель ребенка" На шее непосредственно под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен. Прокол яремной вены влечет за собой почти мгновенную смерть, при кровотечении из сонной артерии агония может затянуться.