– Не стоит. Свадьба Кэмерон через шесть недель. Думаю, я смогу прожить и в «Регенте».
   – Это будет нелегкая жизнь, – сухо заметила Патси, – но некоторые живут. Из-за ремонта дороги по пути к отелю «Регент Беверли Уилшир» им пришлось сделать два объезда. Наконец они остановились в пустом проезде, чтобы осмотреться. Что-то странно знакомое показалось Зику в трехэтажном особняке, отразившемся в зеркале заднего вида.
   Как многие старые здания в Южной Калифорнии, дом сохранил черты испанской архитектуры: сводчатые окна, обилие кованых решеток. Оштукатуренные стены – выгоревшего розового цвета, карнизы – столь же выгоревшего бирюзового. Над одним из крыльев здания возвышалась башенка в псевдомавританском стиле, перед фасадом – банановая пальма.
   – Черт возьми, – проговорил Зик, наконец узнав Крепость холостяков, – мое прошлое собирается приютить меня.
   Некогда, в незапамятные времена, он жил здесь. Он, Итен Роберте, Эрик Шаннон и младший брат Эрика… Как же его звали? Джек, кажется. Да, Джек Шаннон. Господи, что за чудное время прожили они в Крепости холостяков! И ужасное тоже.
   Одним прекрасным летним днем он впервые занимался здесь любовью с Ариэль в маленькой спальне своей квартирки. А потом, меньше двух месяцев спустя, он потерял ее, в той же самой спальне. Были потери и у других жильцов. Джек Шаннон потерял старшего брата.
   Эрик Шаннон потерял жизнь.
   И все же то было, прекрасное время, вспоминал Зик, разглядывая в зеркале легендарное старое здание. У всех были надежды и мечты. Все строили планы. Ощущение безграничных возможностей распирало их. Всех переполняла непоколебимая уверенность: мир принадлежит им – только бери. Бурное время.
   Будоражащее и приводящее в ужас. Полное страстей и переживаний…
   Оно ушло.
   Безвозвратно.
   В приступе ностальгии и легкой меланхолии Зик вздохнул и включил заднюю передачу. Выезжая из проезда, он периодически поглядывал на Крепость холостяков, у кованых ворот которой появился человек и стал примерять к ним блестящую белую табличку.
   Зик едва мог поверить собственным глазам.
   – Амберсон! – воскликнул он, узнав управляющего, несмотря на то что они не виделись двадцать пять лет. Странный маленький человечек почти не изменился. Все так же мал ростом и жилист и все так же лыс как яйцо. Управляющий отступил от ворот, чтобы осмотреть свою работу. Зик, хоть и с приличного расстояния, без труда прочел крупные буквы. «Сдаются комнаты, – гласила надпись на табличке. – Обращаться в офис управляющего».
   И Блэкстоун решил, что это судьба.
   – Нынешние постояльцы съедут к концу недели, – объяснил Амберсон, когда Зик зашел узнать насчет сдаваемых комнат. – Мне нужно прибраться и починить раковину в ванной, но красить помещение не нужно. Если намереваетесь сиять, могу подготовить все к понедельнику.
   – Я бы хотел сначала посмотреть, – робко произнес Зик. – Если, конечно, не помешаю жильцам.
   – Не беспокойтесь, их сейчас нет. – Амберсон открыл дверь своего офиса, затем отступил, пропуская Зика вперед. Было видно, что управляющий не намерен терпеть, чтобы в его офисе задерживались хотя бы долю секунды.
   Зик поспешно вышел в холл и, заложив руки в карманы широких брюк цвета вороненой стали, стал дожидаться, когда жилистый старичок запрет свою дверь на три замка.
   – Сюда, – показал Амберсон и направился через холл, не оглядываясь и явно не интересуясь, следует ли за ним потенциальный жилец.
   Зик пожал плечами, более всего удивляясь, что с ним обращаются как с пустым местом, хотя и знал: здесь ничего личного – Амберсон со всеми так обращается.
   Они прошли через боковую дверь, ведущую во дворик.
   Там все было именно так, как помнил Зик. Бурно разросшийся гибискус и стелющийся плющ, слабый контур на бетоне бассейна, который раньше наполнялся водой, прохладная тень от нависающих балконов второго и третьего этажей… Он слегка вздрогнул и почувствовал холодок на спине, когда наступил на то место, где много лет назад споткнулся о безжизненное тело Эрика Шаннона. Какая была ужасная ночь тогда! Вопли. Сирены. Кровь. Он никогда в жизни не видел столько крови – ни до, ни после. Ему пришлось выносить ее ощущение на теле, как показалось, много часов, пока полиция фотографировала и задавала вопросы. А запах… Он никогда не забудет тот тяжелый, смертный запах крови Эрика…
   – Так вы собираетесь смотреть квартиру или нет? – Требовательный голос Амберсона вывел Зика из болезненных воспоминаний.
   Он вернулся в настоящее и увидел перед собой управляющего, который стоял перед открытой дверью, выражая явное нетерпение. Если я еще в своем уме, внезапно подумал Зик, то сейчас самое время сказать «нет» и убраться отсюда восвояси, а вслух произнес:
   – Да, разумеется, хочу посмотреть.
   Амберсон что-то проворчал и отпустил ручку.
   Зик едва успел проскользнуть в дверь, прежде чем она захлопнулась, и поспешил за управляющим. Тот, пройдя немного по узкому коридору, внезапно остановился перед дверью бывшей квартиры Блэкстоуна.
   – Невероятно, – пробормотал Зик.
   – Передумали? – спросил Амберсон, словно бы предвидя такую реакцию заранее.
   – Нет, не передумал, – твердо сказал Зик. – Давайте посмотрим. Амберсон взялся за висящую на поясе цепь и вытянул из кармана своих мешковатых штанов громыхающую связку ключей. Выбрав нужный, он вставил его в замок.
   И вот дверь в прошлое Зика открылась.
   Амберсон отступил назад и сделал приглашающий жест.
   – Только после вас, – произнес он с неслыханной доселе галантностью.
   Едва скользнув по нему взглядом, Зик шагнул через порог и вошел в свое прошлое. Как ни странно, ничего при этом не случилось. Никаких раскатов грома или вспышек молнии, предупреждающих его не следовать дальше. Впрочем, особого восторга тоже не было. Комната как комната, место, где он когда-то жил. С незаметным вздохом облегчения и чувством странного разочарования – неужели его не узнают после того, что случилось здесь? – Зик прошел в гостиную.
   Квартира сейчас выглядела лучше, чем он помнил ее, – даже несмотря на груды коробок и упаковочной бумаги, устилавшей пол Вокруг было светло и просторно, и Зик, кажется, впервые в своей жизни с особой остротой ощутил очарование прошлых лет. Раньше, видимо по молодости и глупости, он не уделял окружающему миру должного внимания. Тому, правда, не способствовал стиль времени, диктовавший свои условия, смириться с которыми молодежь не могла. Теперь стены были покрашены светлой кремовой краской. Выходящие во двор сводчатые окна прикрыты деревянными ставнями. Полы из соснового паркета отполированы до зеркального блеска. Зик медленно прошелся по комнатам, глубоко засунув руки в карманы и вспоминая. Широкая арка вела в столовую и дальше – на хорошо оборудованную кухню, откуда был еще один выход, в гостиную. Он осмотрел две небольшие спальни и удивительно большую ванную комнату со старомодной ванной на когтистых лапах и светлым кафелем до середины стен.
   Все та же мистика, подумал он, взглянув в старое массивное зеркало на стене гостиной. Это смехотворное наследие дорогостоящей викторианской помпезности четырех футов шириной и пяти высотой помещалось в оловянной раме, искусно украшенной десятками завитков в виде розочек и ленточек. С этим зеркалом связано немало легенд, припомнил Зик. Даже несколько проклятий. Сейчас он уже не мог воспроизвести детали. В памяти всплыло только одно – что-то связанное с молодой актрисой, которая, по слухам, утопилась в бассейне, некогда украшавшем двор. Зик всегда думал, что эта история выдумана кем-то, слишком долго «летавшим» под действием «травки».
   – Вы когда-нибудь видели ее? – спросил Амберсон. Зик перевел взгляд с зеркала на управляющего.
   – Когда-нибудь видел кого?
   – Женщину в зеркале. – Амберсон кивнул на стену. – Некоторые говорят, что это дух Дженни Мастере, девицы, которая утонула в бассейне во дворе. Потому и витает здесь. Никто не знает, был ли это несчастный случай, утопилась она намеренно – или кто-то держал ее, пока она не перестала дышать. С тех пор, говорят, она живет в зеркале и является только тому, чья жизнь должна измениться.
   – Правда? – равнодушно пробормотал Зик: выслушивать истории о привидениях он был явно не настроен.
   – Иногда у увидевшего ее происходят перемены к лучшему, но это очень редко, чаще – к худшему, – произнес Амберсон. – Была девица, которая видела в зеркале женщину той ночью, когда вы закатили вечеринку. Один из ваших соседей тоже видел. Не тот ли, который сейчас рвется в Конгресс? Видение явилось ему за день до получения роли в мыльной опере. Тогда и началась его карьера. Это он сам рассказал мне однажды ночью, – закончил управляющий.
   – Итен Роберте? Он видел… – Только тут до Зика дошел смысл слов Амберсона. – Вы меня узнали? – спросил он, имея в виду не теперешнюю свою экранную славу.
   Амберсон кивнул.
   – Вы тот, кто споткнулся о тело Шаннона той ночью.
   – Так какого же черта вы ничего не сказали, когда я вошел и поинтересовался насчет жилья?
   – Зачем? Какая разница? – Амберсон пожал плечами. – Не вижу причины обсуждать все это…
   – Причины? – рассердившись, переспросил Зик. – Я понимаю, причины нет, но было бы более вежливо…
   – Здра-авствуйте, – проворковал из-за открытой двери женский голосок с сильным южным акцентом. – Мистер А-амберсон, это вы-ы?
   – Черт возьми, Анджела! – раздался следом возбужденный мужской голос. Не врывайся сразу туда. Откуда тебе знать, что к нам не забрался убийца с топором?
   – Убийца с топором проломил бы своим топором дверь. А тут нет следов взло… Ну ладно, входи первым, если тебе так хочется.
   В дверях появился мужчина с оттягивающим руку бумажным пакетом из зеленной лавки. Он был подтянутым, мускулистым, с повадками большого кота. Увидев в своей гостиной Зика, мужчина насторожился и переместился так, чтобы спрятать женщину позади себя. Устремив взгляд на управляющего, он спросил:
   – Что здесь происходит?
   – Я привел возможного жильца. – Амберсон кивнул в сторону Зика. – Показываю квартиру.
   – Я-ясно? – проворковала женщина, выскальзывая из укрытия. – Я же гово-орила, что это не убийца с топором.
   Зик улыбнулся своей самой очаровательной и миролюбивой улыбкой.
   – Простите, если мы вас напугали.
   – О, меня вы нисколечко не напугали, это мой муж ужасно подозри-ителен, – ответила она, столь же мило улыбаясь в ответ и протягивая руку. – Меня зовут Фэйт Шаннон. А это мой муж…
   – …Джек, – неосознанно прервал ее Зик. – Боже мой, Джек Шаннон!
   – Именно так.
   Изумленная, Фэйт переводила взгляд с мужа на незнакомца и обратно. Они в свою очередь тоже рассматривали друг друга, словно встретили привидение.
   – Джек? – ничего не понимая, проговорила она, беря мужа за руку.
   – Все в порядке, Анджела. Это мой… – он поколебался, словно подыскивая нужное слово, – старинный друг. Мы не виделись двадцать пять лет. Почти со дня смерти Эрика. – Джек протянул руку Блэкстоуну. – Как жизнь, Зик?
   – С ума сойти, – пробормотал тот, тряся руку Джека. – Я и вообразить себе не мог, что это вы жильцы Амберсона. И что квартира, которую мне предложат, – моя бывшая. – Он помолчал, потом повернулся к управляющему:
   – Какого черта вы ничего не сказали?
   – Нет причины, пока вы не решили снять комнату, – невозмутимо ответил Амберсон. – Ну как?
   – Что «как»?
   – Решили?
   – Да. Согласен, – не раздумывая ответил Зик.
   Амберсон кивнул, словно заранее знал ответ.
   – Загляните в мой офис перед уходом, – произнес он и направился к двери.
   – Я подготовлю договор. – Старик помолчал, дожидаясь всеобщего внимания. – Спросите у супругов Шаннон о женщине в зеркале. Они скажут, что она существует.
   Никто не произнес ни слова, пока дверь за управляющим не закрылась.
   Затем Фэйт Шаннон вздохнула и покачала головой.
   – Мистер Амберсон странный человек. Я в полном замешательстве…
   – А меня он просто злит, – проворчал ее муж.
   – Но управляющий, знаете ли, прав, – сказала Фэйт Зику, забирая у мужа пакет. – Женщина в зеркале существует. Я видела ее. И Джек тоже.
   – И ваша жизнь изменилась? – Зик постарался не выглядеть слишком скептически.
   – Полностью, – радостно проговорила она и улыбнулась мужу поверх пучков зелени из пакета.
   Джек улыбнулся в ответ и ласково погладил жену по волосам.
   Зик почувствовал себя неудобно, будто подсматривающим, как они целуются. Страстно целуются. Он прочистил горло.
   – Думаю, мне пора идти. Чтобы не мешать вам… хм… упаковываться.
   – О, ничего страшного, мы упакуемся завтра, – проговорила Фэйт, переключая внимание на гостя. – Я сейчас сварю кофе. – Она положила пакет с зеленью. – Джек его обожает. Присоединяйтесь к нам, мы будем очень рады… э-э… простите, не запомнила ваше имя.
   Джек тихо рассмеялся, глядя на удивленное лицо Зика, явно не ожидавшего, что его совершенно не узнают.
   – Анджела, это Зик Блэкстоун, – произнес Джек прежде, чем Зик представился сам. – Едва ли не самая крупная звезда Голливуда. Актер. Режиссер. Продюсер.
   – Актер? – с сомнением переспросила она.
   – Ну, как в кино, – с ехидцей подсказал он, затем улыбнулся Зику:
   – Ты должен простить ее. За всю жизнь она видела около пяти фильмов. – Больше пя… О Боже! – Фэйт всплеснула руками и расширенными глазами посмотрела на гостя. – Ну, конечно, Зик Блэкстоун! Я читала статью о вас в журнале «Пипл», пока сидела в приемной у зубного на прошлой неделе. О вашем новом фильме… э-э…
   – «Святая земля», – подсказал Зик.
   – Да, «Святая земля». Похоже, будет очень интересное кино. Статья предсказывает ему большой успех.
   – Будем надеяться, – сухо согласился Зик. Фэйт покачала головой.
   – Не верится, что я вас не узнала.
   – Меня редко узнают, – соврал Зик.
   Однако Фэйт не была столь наивной, как казалась.
   – Сомневаюсь, – проговорила она со сладкой улыбкой, – но спасибо, что пытались выручить меня. – Она снова подхватила пакет с зеленью. – Кофе будет через пять минут.
   – Я, пожалуй, пойду, – сказал Зик. – Я и так вам, наверное, уже надоел.
   – Чепуха, – твердо заявила Фэйт. – Я знаю, что вам с Джеком нужно о многом поговорить. Так что, пожалуйста, садитесь оба, сейчас принесу кофе. – И она вышла из комнаты.
   – Всего пять фильмов за всю жизнь? – недоверчиво переспросил Зик после краткой паузы.
   Джек кивнул.
   – Трудно поверить, не правда ли? Но такова Фэйт.
   – Она милая женщина. Тебе очень повезло.
   – Да, – согласился Джек. – А ты… действительно въезжаешь сюда?
   – На время, – торопливо проговорил Зик, словно пытаясь оправдать себя перед братом Эрика Шаннона за то, что поселяется в доме, где умер Эрик. – До свадьбы дочери или пока мой дом не отремонтируют, что, может быть, произойдет раньше.
   Джек понимающе кивнул.
   – Возвращение сюда изменило мою жизнь. – Он взглянул на большое зеркало на стене. – Возможно, сейчас твоя очередь.

Глава 3

   Он снился ей той ночью, и она проснулась ни свет ни заря в поту, лихорадочно возбужденная, с обвившейся вокруг бедер шелковой ночной рубашкой и со слезами на щеках.
   Много лет она не вспоминала о нем, надеясь забыть навсегда. Порой ей даже казалось, что она избавилась от него полностью. Но хватило одного взгляда, одного прикосновения, одного слова в наполненной людьми комнате – и все началось снова.
   Снова боль, связанная с ним.
   Снова слезы о Нем. С подавленным стоном гнева и отчаяния Ариэль отбросила укрывавшую ее белую батистовую простыню. Если невозможно спать без снов о нем, лучше вообще не спать.
   Она поступала так раньше. И выжила.
   Выживет и сейчас.
   Ариэль выскользнула из широкой пустой постели. Автоматически потянувшись за шелковым халатом на белом бархатном пуфике, она столь же автоматически сунула ноги в белые атласные шлепанцы. Но было слишком жарко, чтобы надевать халат. Кожа горела и чесалась. Шлепанцы – словно кандалы. Сбросив халат и шлепанцы, она пошла по ковру к стеклянной двери, ведущей на веранду.
   Ей хотелось распахнуть дверь и вдохнуть свежего воздуха. Но тогда сработает сигнализация, и примчатся полиция и частная охрана. Не открывая дверь, она прижалась щекой, грудью и бедрами к прохладному стеклу, желая остудить жар своего тела и зная, что это невозможно.
   С мучительным стоном Ариэль отошла от двери и поторопилась в ванную, утопая босыми ногами в пушистом белом ковре. Словно подгоняемая демонами, она выскочила из ванной, оставив дверь нараспашку, и побежала вниз по широкой винтовой лестнице, через темный дом. Минутная остановка у задней двери, чтобы успокоиться, вспомнить и набрать охранный код, – и она снова летит по гладкой плитке двора к самому краю бассейна.
   Здесь она немного помедлила, наблюдая за лунными бликами на поверхности воды. Однако неизвестно откуда налетевший легкий бриз игриво приподнял с плеч ее волосы, прижал шелк рубашки к телу и стал ласкать кожу, как дразнящие пальцы любовника Невыносимо!..
   Не раздумывая о своем виде и неуместности действий, не думая ни о чем, кроме скорейшего избавления от терзавшего ее жара, Ариэль скинула с плеч бретельки ночной рубашки. Ткань легко, как вздох, скользнула вниз по стройному телу и легла у ног. Она шагнула вперед – прекрасная бабочка, покинувшая свой шелковый кокон, – и нырнула в воду.
   Холодная вода – вот что ей нужно. Она сразу остудила распаленные чувства, успокоила зуд, идущий словно из-под кожи. Ариэль проплыла под водой до мелкого места, вынырнула и откинула назад густые, до плеч волосы.
   Бриз снова встретил ее. От его ласковых прикосновений руки у Ариэль покрылись гусиной кожей, соски затвердели, словно от прикосновения мужчины. Она опять погрузилась в воду. Вода танцевала вокруг нее, как стремящийся соблазнить любовник, обнимая плечи, гладя живот, скользя между бедрами. Ариэль перевернулась на спину и позволила воде убаюкивать ее… и будить воспоминания.
   Вот они, поджидающие, чтобы ворваться в ее сознание, такие ясные, такие реальные и близкие, словно все произошло не двадцать пять лет, а неделю, день, час назад Когда он впервые коснулся ее.
   Когда он впервые поцеловал ее.
   Когда он впервые заставил ее плакать.
   – Мне все равно, насколько он блестящий актер, – негодовала Констанс Кэмерон. – Он груб, невоспитан и постоянно отступает от текста. Более того, – она наставила обвиняющий перст на дочь, – ты прощаешь ему все это – Мама, пожалуйста, – взмолилась Ариэль, – это просто читка. Он и должен быть грубым и невоспитанным. Такая роль.
   – Какая еще роль?! – возмутилась Констанс. – Этот молодой человек нецивилизован и чрезмерно сексуален по натуре. И мне все равно, где студия подобрала его и насколько велик его так называемый талант. К этой роли он не подходит. Хуже того, он не подходит тебе. Здесь должен быть образ твоего защитника.
   – Мама, пожалуйста. Кто-нибудь услышит, – шептала Ариэль, нервно поглядывая на молодого человека, в чей адрес ее мать расточала «комплименты».
   Он, развалясь на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», покачивался из стороны в сторону. Одна его нога упиралась в топливный бак. На нем были черные мотоциклетные краги, потертые джинсы в обтяжку с вышитым на колене значком борца за мир и полосатая майка, подчеркивающая его мускулистый торс и великолепие загара. Густые черные взъерошенные волосы ниспадали почти до плеч, на лбу они были перехвачены широкой красной лентой.
   Восседая на огромном черном мотоцикле, как юный принц на своем троне, он казался тем самым крутым парнем, о каком тайно грезила каждая порядочная девушка. Дикий, необузданный и дерзкий, как забияка петух. От одного взгляда на него у Ариэль подгибались колени.
   Хотя в этом она, конечно, не призналась бы никому. Особенно своей матери.
   – Мне все равно, слышит он меня или нет, – выговаривала Констанс. – Пусть все здесь слышат меня. Речь идет о твоей карьере, Ариэль. Не следовало мне позволять тебе сниматься в этом фильме. Ты прекрасно играешь Крисси.
   – Я играю Крисси с одиннадцати лет и не могу играть ее вечно. Ты сама знаешь. Сериал продлится еще не больше двух-трех сезонов. Так что мне нужно попробовать что-то другое. Разве ты сама не говорила это? – напомнила Ариэль. – Но что подумают твои поклонники, когда сериал возобновится в следующем сезоне? – покачала головой Констанс. – Когда увидят, что маленькая Крисси Фортьюн влюбилась в этого бандита?
   – Но я играю не Крисси Фортьюн, мама! Это совершенно другая роль. В этом все дело.
   Констанс не успела ничего сказать дочери в ответ: к ним приближался режиссер. Он ласково улыбнулся Ариэль.
   – Ты готова к пробе перед камерой, дорогуша?
   – Да, мистер Остфилд, – кивнула она.
   – Нет! – властно заявила Констанс, беря дочь за руку и не отпуская ее от себя. – До тех пор нет, пока вы не убедите нас, что этот отвратительный молодой человек, – последние три слова она произнесла как диагноз, – знает диалог с Ариэль наизусть. Кроме того, я хочу кое-что исправить в сценарии. Мне не нравится этот текст, и я не могу позволить хватать Ариэль руками. Двадцать третью мизансцену нужно изменить. – Она отметила ногтем место в сценарии. – Кроме того, Ариэль Кэмерон не употребляет бранных слов.
   – Да, да, Ариэль их не говорит, – согласился Остфилд. В его речи был заметен скандинавский акцент. – По сценарию это должна Делать Лаура Симмонз.
   – Мама! – возмутилась Ариэль. – Пожалуйста, давай обсудим все после!..
   – Когда это – после? Нет уж, обсудим сейчас! Ты не будешь произносить грязные слова и не позволишь лапать себя, как последняя шлюха! Таково мое слово.
   Лицо Ханса Остфилда сделалось стальным.
   – Миссис Кэмерон, отдаете ли вы себе отчет, что в моей власти удалить вас из павильона?
   – Вы не посмеете! Я мать Ариэль. А Ариэль – звезда этого фильма!..
   Ханс Остфилд подозвал жестом охранника и приказал:
   – Будьте добры, проводите миссис Кэмерон. Впредь ей не позволено появляться в павильоне во время съемок.
   – Если я уйду, Ариэль тоже уйдет, – пригрозила Констанс.
   – Ариэль не уйдет, в противном случае она нарушит контракт, и студия прекратит ей платежи. Или, возможно, выдвинет встречный иск. Не думаю, что вы хотите этого, не так ли?
   Констанс пристально посмотрела на него, словно оценивая ситуацию, а потом бросила:
   – Посмотрим, – и, развернувшись на каблуках, двинулась к двери съемочного павильона, совершенно игнорируя сопровождавшего ее охранника.
   Ханс повернулся к юной актрисе.
   – Прошу прощения за эту сцену, дорогуша, – произнес он. – Но мне кажется, так будет лучше. Иногда матери просто не замечают, что их девочки уже выросли.
   Ариэль не знала, что и сказать. Она испытывала благоговейный ужас. Никто еще не смел вот так возражать ее матери!
   – Спасибо, мистер Остфилд, – только и пробормотала она.
   – Просто Ханс. Мы все здесь друзья. Итак… – Он взял ее под руку. Из-за его акцента Ариэль приходилось вслушиваться в каждое слово. – Я знаю, ты нервничаешь. Но в этой сцене ты и должна нервничать. Так же как и Лаура, которая надеется, что сейчас ее впервые поцелует Джадд. Все просто, да? Храни свои чувства здесь, – он слегка ударил себя кулаком в грудь, – и используй их, когда это понадобится. Понятно?
   Ариэль кивнула:
   – Да, мистер Остфилд… Ханс, понятно. Я попытаюсь.
   – Вот и хорошо, – похлопал он ее по руке и повернулся к ее партнеру. – Ты должен быть мягок, – сказал он Зику. – У тебя грубый характер, и твои слова иногда грубы, это так, но твои руки должны быть мягкими, когда ты касаешься ее, чтобы показать, что ты человек с душой. Понял, о чем я говорю? Ты уже начинаешь заботиться о ней, договорились?
   – Схвачено, – кивнул Зик.
   – Мы будем снимать сразу, – предупредил Ханс актеров и технический персонал. – Ради свежести первого поцелуя, вы поняли? Так что, даже если будут ошибки, я хочу, чтобы съемка продолжалась. – Он замолчал, ожидая, когда один из гримеров закончит обрызгивать Зика из бутылки – на его бронзовой коже должен блестеть пот! – Итак, готовы? – (Актеры кивнули.) – Все по местам! – скомандовал Ханс.
   Ариэль глубоко вздохнула и заняла свое место перед мотоциклом.
   – Поздравляю, принцесса, – произнес Зик, перебрасывая ногу через кожаное сиденье. – Я думал, у тебя кишка тонка.
   – Кишка?
   – Я посчитал, любимица Америки побежит за мамочкой как послушная маленькая девочка.
   – Я не…
   – Тишина в студии!
   Ариэль покорно закрыла рот, словно и в самом деле была послушной маленькой девочкой.
   – Мотор!
   Зик мгновенно переключился на свою роль.
   – Итак, Лаура, – отчетливо проговорил он, – хочешь прокатиться со мной или нет? Я знаю маленький тихий пляж на западном берегу озера, куда не ходит никто. В такую жару там дивно. – Он усмехнулся и, придавая своим словам более чем прозрачный намек, продолжил:
   – Можно искупаться…
   Ариэль попыталась действовать, как действовала бы Лаура Симмонз, столкнувшись с таким парнем, как Джадд. Она опустила руку на руль «Харлей-Дэвидсона» и медленно провела по его изгибам.