А когда стемнело совсем - стал летать вдоль гривы невидимый вальдшнеп, непривычно строенно хоркая: "Хор-хор, хоророр!" И опять все глушил. А ведь в другой раз слушал бы всех с удовольствием! Но вот тебе нужно что-то одно - и сразу все другое не нужно. Не будь с собою ружья меня бы радовал весь лес. А с ружьем только один глухарь...
Ночью глухо, как в бочку, ухал на гриве филин. Вдали ему откликалась неясыть. Но вместо того, чтобы порадоваться этим редкостным голосам, я сердился, что не услышал подлета. И все потому, что приволок в лес ружье!
НОЧНАЯ КУКУШКА
Ночная кукушка дневную перекукует. Днем все кукушке мешают, а ночью она одна. Только глухо вода бормочет да тихо урчат лягушки. Свет мутной луны с трудом делит темноту на землю и небо. И над приглушенно бормочущей тишиной разносится далеко чуть печальное кукование кукушки.
Словно бьет невидимый молоточек по сияющим шляпкам звезд.
Любо петь в ночной тишине. Все тебя слышат и все догадываются: скоро и наш черед. Ночная кукушка как запевала - всех будит до солнца. Проснутся и залетают над болотом, скрипя крыльями, хохлатые чибисы. Уныло засвистят на поседевших кочках длинноносые кроншнепы. Закудахчут в чапыге дрозды-рябинники. Журавли протрубят в гулкие трубы. А там пропоет и зяблик - бойко, лихо, словно горлышко родниковой водой прополощет! Потом и солнце взойдет.
Но все это будет потом. А пока тишина - и кукует ночная кукушка. Бьет и бьет невидимый молоточек по шляпкам звонких звезд: "Ку-ку, ку-ку!"
Если хочешь долго прожить - торопись в лес годы считать. Вот уж накукует их тебе ночная кукушка - на две жизни хватит. Еще и останется.
КТО ПИСАЛ?
Как-то в детстве оставил я на ночь на краю мохового болота зажженный фонарь, направив его на большой лист бумаги. Пусть ночью светит электрический огонек - кто-то на него завернет? Кто рядом оставит след?
Утром у фонаря не было никого, и рядом следов не осталось. Но вся бумага под фонарем была исписана непонятными письменами: запятые и точки, скобки и черточки, знаки восклицательные и вопросительные, многоточия и тире. Кто приходил, что писал?
С тех пор я как-то по-особому стал смотреть на моховые болота. Всматриваюсь, вслушиваюсь, ища разгадку. Но болота помалкивают...
ВСЕ ДЛЯ ТЕБЯ
В ночном небе - заливистый колокольчик. Или это звезда поет? Но колокольчики не летают, а звезды - увы! - не поют. Птица поет - юла. На вид скромная, неприметная, днем на такую и внимания бы не обратил.
Замечали вы, что чаще хорошо поют именно малоприметные птицы: соловьи, славки, жаворонки? Словно природа, обделив их цветом, наградила взамен голосом. Как вот и эту юлу, с ее удивительной песней звезды-колокольчика.
Длинна ночная дорога, темная пашня по сторонам, а за ней еще более темный лес. Над лесом звезды, и одна из них - певчая. Идешь, идешь, а она звенит и звенит.
Смешно и наивно пытаться передать песню буквами - песню птицы не пришпилить к бумаге. Но все же - ведь так и просится! "Юли-юли-юли-юли! Чип-чип-чип-чип! Си-си-си-си! Чу-чу-чу-чу!"
А знаете, получается! Все-таки зарубка на память: повторишь про себя эти смешные "юли" и "чу-чу" - и снова услышишь птицу. И снова ночь, и пластилинная вязкость дороги, и теплое дыхание пашни, приглушенные вздохи леса и бормотание воды. И песня птицы-звезды льется в уши, как в две воронки, наполняя тебя радостью единения. Все вокруг для тебя - вся весенняя ночь. Для тебя юла поет, раз ты слышишь ее. Все для тебя, если ты не глух и не слеп.
СВИСТУНЫ
Сколько можно свистеть! Пришел к болоту еще в темноте, в час тридцать ночи. На обочине уже пересвистывались два погоныша - кто кого? Шелкали, как хлыстами: "Твуть! Твуть!" Четко так - раз в секунду. До пяти досчитаю - пять "твуть" услышу, до десяти - десять. Хоть секундомер проверяй!
Но это только принято говорить, что, мол, в одно ухо входит, а в другое выходит. Куда там - застревает!
До рассвета эти погоныши все уши мне просвистели. Хоть и умолкли рано: в три часа тридцать минут.
А теперь давайте считать.
Свистели погоныши ровно два часа, это 120 минут, или 7200 секунд. То есть 14 400 секунд на двоих, 14 400 свистов! Не переставая. А они еще и до моего прихода свистели и, может быть, не один час!
И не охрипли, не осипли и голоса не сорвали. Вот сколько можно свистеть, если весна...
ШУМ ВЕРШИН
Ветер, весь день ветер! Вот и ночь на дворе, а он не стихает. И лес шумит, как морской прибой. И, как в прибое, шум его то усиливается, то стихает. Словно накатится вал и снова отхлынет - волна за волной.
И хочется укрыться за деревом, опереться спиной о ствол и, покачиваясь со стволом, утонуть в этом хаосе воя, свиста, скрипа и шелеста.
Ничего не происходит в лесу, и все время что-то в нем происходит. Каждый новый вал ветра и накатывается по-новому. По-новому каждый раз вдруг вскипают и лопочут деревья и каждый раз по-новому затихают. Совсем не одно и то же; шум бесконечно разный, не предугадать, каким он обрушится на тебя и каким утихнет вдали.
И поэтому ты все время настороже и все время невольно вслушиваешься, и все кажется, что что-то должно произойти.
Ничего не происходит, но может произойти! Напряжение ожидания. Полнота ощущений. Надежда на необычайное.
Помните пришвинского пастуха?
- Вот я бы уж написал, так бы уж написал! - сказал он Михаилу Михайловичу. - "Ночь, куст, а в кусту утята: свись-свись-свись!"
- Уж больно коротко, - ответил Пришвин.
- Всю ночь-то коротко? - удивился пастух. - Ведь всю ночь - свись, свись, свись!
Вот и шум лесных вершин - всю-то ночь. И всю ночь ты напряженно вслушиваешься в него, а рассказать нечего...
ПИР
Ночью в лесу не столько всматриваешься, сколько вслушиваешься. Ночью уши несут караул. Звучат звуковые сигналы: моторчик заработал у вырубки уэрррррррр! Гномики заводят игрушечный мотоцикл. Нет, заглох, не завелся - слышите выхлопы? Хлоп, хлоп! Козодой это, надоело ему урчать, взлетел и захлопал в ладоши-крылья.
А вот кто-то ставней или ржавой дверью скрипит: "рып-ррып, ррып-ррып!" Это дергач-коростель: по скрипучему голосу его знают все, а вот в глаза мало кто видел. В ночном лесу много таких, кого мы знаем ухом, а не глазами. И козодой, и дергач, и сыч. И вот кто-то еще...
Ухо-сторож поймало странный звук - непонятное лопотание и бормотание. Словно схватили за ноги птицу, а она бьется и вырывается. Бывает, пеночка зависает над веткой и вот так же жужжит крылышками. Или бьется на ветру ленточка бересты. Но какая пеночка ночью? И ветра нет. А что-то шумит и жужжит!
Иду на звук, осторожно ступая и разгребая кусты. Вхожу прямо в жужжащую темноту. Крылья порхают вокруг, легкий ветер щекочет щеки и шевелит волосы. Вот так в пещере носятся иногда летучие мыши, ища выхода наружу.
Что происходит в роще? Что за летуны зароились тут? Возбуждение, шум, переполох - а вокруг в лесу ночь непроглядная и мертвая тишина.
Вытаскиваю фонарь: сейчас я пролью свет на это темное дело! Но включать или не включать? Включу и разгадаю лесную загадку со скоростью света. А помедлю - и побуду с тайной наедине, продлю волнение неизвестности. Включу - и догадка превратится в уверенность, скрытое - в явное, загадка - в отгадку. Сверну ли потом я на такой же вот ночной шум, если буду знать, что это такое? Или равнодушно пройду, как прохожу сейчас мимо давно разгаданного урчанья лягушек? Включать или не включать?
Свет фонаря пронзил ночь. В луче метались белые крылья большущих бабочек - целый рой! Толстые мохнатые бабочки, размером в летучую мышь. На пне пузырился сок кем-то раздавленных ягод - бабочки ошалело летели на кислый запах. Садились и серыми мышами носились по пню, трепетали, исступленно вальсировали, сосали хоботками сок, лезли, влипали в патоку и судорожно бились.
Лесной буйный пир, неистовая ночная вакханалия! Захмелевшие гуляки падали с пня и лежали в изнеможении, еле шевеля лапками. Другие вяло ползали по коре, натыкаясь друг на друга. Узнай про это ночное гульбище летучие мыши или ежи - доказали бы они этим бабочкам, что не напрасно их назвали насекомоядными!
Бабочки в возбуждении раздвигали верхние серые крылья, выставляя напоказ нижние голубые. Бабочки явно хвастались голубой муаровой лентой на них, но перед кем? Кто оценит их красоту в кромешной тьме? Не для меня же красовались они!
Впрочем, глаза у них выпуклые и большие и в свете фонаря светятся, как у маленьких сов. Такие и в темноте все увидят.
Загадка "освещена". Тайны нет. Ну так как же: сверну или не сверну, если снова в тишине ночи услышу похожий шум? Скорее всего - сверну. Что из того, что знаю! А бабочки со светящимися глазами? А трепет крыльев ночных красавиц? А голубые ленты на крыльях - неведомо для кого?
Сверну. Сто раз услышу - сто раз и сверну!
ВСЕГО ОДНА ВСТРЕЧА
Сколько ночей - и всего одна встреча!
Стою у дупла, привалясь спиною к ольхе, по пояс в малиннике. Тихо, тепло и серо. Порывами накатывается на вершины ветер, осины начинают шуметь, словно от короткого, но напористого дождя. Когда шорох и плеск листьев стихает, слышно, как приглушенно гудят у ног мелкие слепни, а у уха скулят комары. Вдруг громко завозятся и зациркают испуганные дрозды.
Я встал, чтобы ствол осины был против светлого неба: если кто и высунется из дупла, я сразу замечу. Комары у дупла не роятся; скорее всего никого в дупле нет. Или запах летяги отпугивает комаров?
Свистя лихорадочно крыльями, пронеслись над вершинами утки. Мыши завозились у ног. И снова плывущая тишина: ни писка птицы, ни гудения жуков, ни стрекотания кузнечика. Сумерки, тишина. Наверное, лучше уйти, чем стоять вот так наобум.
В 21 час 45 минут - через двадцать минут после захода солнца - из дупла показалась кругленькая головка. Через две минуты летяга высунулась до пояса, свесилась, замерла на миг, всматриваясь в темный лес. И быстрыми скачками запрыгала вверх по стволу.
Так вот как это происходит! Вечерний выход летяги. Одна из потаенных сценок леса. Теперь я знаю, как это бывает, я видел.
В 21 час 50 минут из дупла одна за другой выскочили еще две летяги! Одна уселась на сучок повыше дупла, вторая - прилепилась к стволу. Погодя обе дружно упрыгали вверх, в крону осины. И вот никого не слышно, не видно: неслышимки и невидимки! Налетел ветер - залопотали листья, улетел ветер - чуткая тишина. И нет никого!
Только разок среди трепета осиновых листьев будто птица порхнула перелетела с ветки на ветку летяга. Никогда бы не догадался, что это зверек, даже я усомнился, хоть точно знал!
Столько трудов - и всего одна встреча. Но я благодарен летягам: это они увлекли меня в ночной лес, открыли мне мир ночи. Я видел розовые в свете фонаря глаза козодоев, лежащие на обочине тропы, как драгоценные камни. Я слышал нечеловеческие шаги и кукование ночной кукушки. Пела в ночном небе юла - жаворонок леса, топотали над головой гаршнепы небесные кони. Пел, захлебываясь, на сосне глухарь, и сосна вздрагивала под рукой.
ОПЫТЫ ПРИРОДЫ
Зарастание выжженного кострища - разве не интересно? Камень или колода лежали, их сдвинули - и вот на месте придавленной земли пробивается новая жизнь. Срубили елку: сто лет под ней была непроглядная тень, а теперь хлынули водопады света! Смена тенелюбивых на светолюбивые. И засыпанный мертвой хвоей круг на глазах начинает преображаться.
Природа всегда и везде ставит опыты. Смешает комочек земли с дождинкой, добавит капельку солнца - и вот вам цветок! Забросит ветром споры в дупло - и выводок опят высунется из дупла.
Высушивает и смачивает, то нагревает, то остужает. И зацветают поля и луга, поднимаются боры и рощи, звучат голоса птиц и зверей. Мириады листьев и травинок все лето впитывают солнечные лучи. А осенью обогащают собою землю - как золотыми слитками. Все, что было ими собрано, скоплено - все на процветание новых всходов. Разве не интересно? Разве не поучительно?
С ранней весны до поздней осени, как только наступала ночь, я уходил в лес. Даже сейчас, много лет спустя, я помню эти походы.
Поиск летяг превращался в лесной детектив. Я, словно следователь, выдвигал и отбрасывал версии. Отпала версия, что летягу легко встретить ночью, раз уж она ночная. Дневная версия, рассчитанная на случайную встречу днем, была совсем ненадежная: за столько лет я увидел летягу днем всего один раз. И мне еще повезло! Я знаю старых охотников и краеведов, которые за всю жизнь ни разу ее не встречали.
Искать "отпечатки пальцев"? А где? На снег и на землю летяга спускаться не любит. Оставались "вещественные доказательства" и "крыша" желтые крупинки под деревом и укромные дупла. Дом и уборная.
Начну-ка я танцевать от уборной! Ну-ка, что там написано об уборных в толстых научных книгах?
Итак - по уборным и дуплам!
"Гораздо чаще, чем отпечатки лап на снегу, выдает местопребывание летяги ее помет". Помет! Те самые желтые зернышки, которые я стыдливо называю крупинками. А ученые не стыдятся и выражаются точно...
"Обычно помет лежит где-нибудь у комля дерева большой кучкой, так как летяга прилетает по многу раз кряду на одно избранное место". Ниточка потянулась!..
"Помет летяги по размерам и форме напоминает бурундучий, но легко отличается от него своим ярко-желтым цветом". Это уже мне известно дальше, дальше! "Летяги, живя на одном дереве, обыкновенно спускаются испражняться в одно место, избранное около его корней, так что это обстоятельство дает верный признак их присутствия для отыскания летяг. Увидев такую кучу кала, стоит только стукнуть в это дерево палкой или обухом топора, как из дупла непременно вылетит летяга".
Ценное "свидетельское показание"! До чего же все оказывается просто! "Сезам, откройся!" - и обухом по стволу! А я-то, затаив дыхание, бродил по лесу! Нить поисков теперь у меня в руках, я снова держу летягу за хвост!
Но в лесу все опять оказалось совсем не так...
Воодушевленный, что не один я вожусь с уборными и пометом, я снова рьяно принялся за поиски. Вот найду уборную, вот огрею палкой по дереву и... Но сперва уборную надо найти!
Попадались деревья, густо усыпанные снизу летяжьей крупой. Конечно же, летяга прилетала сюда не однажды. Тут ее туалет! Согласитесь, любопытно: живет в лесу дикий зверек, а у него собственная уборная! И он летит в нее, как на крыльях...
Да, гладко было на бумаге... Я проходил километр за километром - и ничего! В глазах рябило от лесного мусора, от корявых и замшелых комлей. Шишки, растрепанные клестами и дятлами, огрызенные до стерженька белками или мышами. Жухлые листья, ленты желтой сухой травы, чешуйки коры. Мусор - а радует глаз! И чудо-время - весна! Ни комаров еще, ни слепней. Теплая дымка струится над нагретой землей, и странно шевелятся за ней кусты и деревья, словно отраженные в неспокойной воде.
В светлых осинниках и ольшаниках снег сошел, палый лист сохнет на солнце, скручиваясь в рулончики, свертываясь в кулечки, стискиваясь в кулачки. Лист подсох, а земля под ним еще мокрая, а проминается под ногой, как пластилин. Идешь и вдавливаешь сапогом сухие листья в сырую землю.
Лось ли пройдет, человек ли - непременно оставит следы, вдавит опавший лист в землю. Пройдут, стихнут вдалеке, а следы их вдруг зашепчутся! То лист примятый распрямится и соседний заденет, то стебелек вдавленный выпрямится. Развяжется тесемочка сухой травы, встряхнется сжатый в гармошку пучочек брусники.
Давно ушагали из лесу лось и человек, далеко где-то они уже, их уже и не слышно, а следы все шепчутся, шепчутся. Долго-долго...
А весенние бабочки! Рядом с горсткой мокрого снега - зернистого, как крупная соль, - лежит на боку лимонница. Вот так и пролежала она всю зиму под снегом, как желтый осенний лист. Теперь оттаяла, отогрелась, зашевелила лапками! Воскресение из мертвых...
Бархатная траурница парит и порхает в струях весеннего ветра. Нарядный павлиний глаз распластал на припеке яркие крылья с четырьмя удивленными и испуганными "глазами".
Ветер то нахлынет волной, то отхлынет; то обдаст тебя холодом, то потянет теплом. Вверху рокочущий гул вершин, внизу - лесная застойная тишина. И тихо. Скрипят деревья.
Каждое скрипучее дерево на свой лад скрипит. Раньше, бывало, я все ночевки свои только под скрипучими деревьями и устраивал. Услышу скрипит, тут и сбрасываю рюкзак.
Валежник собираешь, а оно скрипит, рогульки вырубаешь - скрипит, лапник стелешь - все скрипит и скрипит...
Бывает, вырастут два дерева тесно, упрутся друг в друга сучьями, одно другое отталкивает, отпихивает. А то ветер повалит одно на плечо другого - тоже скрипят. А иное дерево на вид живо-здорово, да сердцевина трухлявая: чуть ветерок - и скрипит. А это снег в дугу зимой согнул - за все лето не распрямилось. Согнулось в поклоне, голова лохматая в землю и скрипит. Особо настырно скрипят только что склонившиеся на соседей деревья; со временем они притрутся и поутихнут.
Ни рощи нет, ни бора и ни дубравы, где бы не скрипели деревья. И каждое по-особому, каждое о своем...
Когда читаешь книги о жизни леса, то представляется тебе эта жизнь невероятно богатая событиями, тревогами, трагедиями. А уж встречи - на каждому шагу! Иначе и быть не может: ведь автор не писал о скучном времени, которое тянулось между этими событиями. Бывает, все интересные встречи за всю свою жизнь автор помещает в одну тонкую книжку. Целая жизнь, которую вы перелистаете за один вечер...
Не огорчайтесь, если, придя в лес, вы не увидите за каждым кустом волка, а за каждой кочкой зайца.
Радуйтесь, если вообще их когда-то увидите. Тайны леса - не легкие тайны. Лес умеет хранить секреты.
Летяжью уборную я все же нашел! Вот так об этом записано в моем дневнике: "Прошла пора приятных весенних походов, на стражу лесных секретов поднялись неисчислимые армии комаров и слепней. Высокие травы спрятали суковатые коряги и предательские ямы. Парно, душно, пот ест глаза. Гудят комары и слепни; идешь и машешь пучком веток - паришься березовым веником... И не посмотреть толком ни под ноги, ни по сторонам.
По зарастающим вырубкам иду как по воде, разгребаю зеленые волны кустов, вдруг с головой окунаюсь в невидимые ямы-омуты.
Потянуло нагретым душным багульником - значит, близко моховое болото. Чахлые сосенки на моховых кочках в шелушках коры. Мох пружинит под ногами, как упругий матрац. Идти еще тяжелей.
Распаренный, обалдевший от солнца, с гудящим роем комаров и слепней над мокрой спиной вхожу, наконец, в прохладную тень высокого леса. Уф, хорошо!
Когда забредаешь в незнакомый уголок, всегда жадно смотришь: а кто тут живет? Парочка дроздов-белобровиков. Гнездо их на грибе-трутовике как чашечка на полочке! Птенцы так плотно вжались в гнездо, что и пальца между ними не просунуть. Теплый, пушистый, дышаший комочек.
Букаха какая-то сучит крылышками и ножками; поет, конечно, хоть уху ничего и не слышно. На ее неслышный зов прилетела вторая, волнуется, суетится. Вот еще целый мир - мир беззвучных песен. Тысячи тысяч песен звучат вокруг нас, а мы даже не знаем об этом...
В осмоленной, словно вымазанной медом дыре, выбитой в елке дятлом, копошится стройное тонкое насекомое, больше всего похожее на затянутую в блестящий костюм чемпионку по художественной гимнастике. Это наездник. Он просверлил "хвостом" кору и проткнул им в глубине вредного короеда. Как он узнал о нем через толщу дерева? Отблеск тайны, мудрости и совершенства природы сияет даже на самом крохотном живом существе. Удивительна жизнь и самой простой козявки.
Живет тут и летяга! На комле осины россыпь желтых крупинок. Теперь остается только стукнуть по дереву, как написано в книге, и из дупла выскочит глазастенькая хозяйка. А дупла нет... Ни на этой осине, ни на соседних. Вот тебе и верный рецепт и надежная примета! Где ты, летяга?
Прилетел толстый слепень, я его шлепнул - и брызнула из него на руку кровь. Значит, где-то недалеко лось лежит, это слепень у него насосался крови. Муравейник распотрошен и раскидан - кабан лежку на нем устроил. Каждый зверь себя по-своему выдает. А кто мне о летяге расскажет?
Л Е С Н Ы Е Д Н И
Поиски продолжались. Кто мне еще о летяге расскажет? Пока что летяги чаще сами рассказывали о других. Сперва заманили в лес, а потом, заметая следы, подбрасывали и показывали мне вместо себя других. Скрываясь и убегая, словно бросали подачки: пока я возился с ними, они успевали укрыться. Как охотник, удирающий от медведя: бежит и бросает ему то шапку, то рукавицы, то ремень и тужурку, пока не заскочит в свою избушку чуть ли не голяком. Я и надеялся таким способом "разоблачить" летягу, хоть то и дело отвлекался на ее "подачки". И иногда подолгу на них застревал. А это все отдаляло встречу. Но я ни мгновения не жалею. Летяга, скрываясь, увлекла в свои ночные владенья и открыла мне жизнь ночного леса. Она же ввела меня в лес дневной. В дневном лесу я уже многое знал, но лес - это такое место, в которое сколько бы ни ходил, а всегда ты там как бы внове и всегда есть что узнать. И летяга мне помогала в этом. Помогала узнать самое потаенное: о чем шепчутся листья, кто выглядывает из-за деревьев, глядя мне в спину? Все живое в лесу испытывало меня на миролюбие - друг я или враг? Все настораживалось и смолкало. Нелегко было не только что-то узнать и понять, а просто встретить какого-нибудь обитателя леса. Ведь это только в книгах о лесе не успел страницу открыть, как тут тебе волк и медведь. А в настоящем лесу и за обычной белкой ноги собьешь и все глаза проглядишь.
И я был рад, что летяга подбрасывала мне такие "подачки". Ее подачки были подарками для меня.
Как возникает желание? Наверное, от нехватки чего-то: чего-то тебе не хватает - и ты начинаешь хотеть. Но чего не хватает городскому мальчишке? У него скорей все в избытке. Все в избытке, и только одного не хватает - загадок. Он живет в разгаданном мире. Мир города выстроен из отгадок. Сперва разгадали все свойства вещей и материалов, а потом из разгадок построили город. И нет больше зарослей крапивы и лопухов, загадочных, как далекие джунгли, и нет лужи, заманчивой, как океан. Все подделка, все ненастоящее: игрушки, мероприятия, развлечения. Мир разгадан - и опускаются руки.
Взрослым проще: они-то знают, что мир не разгадан. А как быть мальчишке, которому вдалбливают другое? Ты думаешь, это чудо и тайна? Да нет же, чудес не бывает, все объясняется просто. Все описано, взвешено и измерено. И можно формулой изобразить запах цветов, осколком стекла объяснить радугу, лоскутком наэлектризованного капрона развенчать молнию. Но ведь мальчишка не формулы хочет нюхать, а живые цветы; осколки и лоскуты несоизмеримы для него с радугой и грозой. И кто сказал, что филин не леший, а сыч не домовой?
Детство кончается тогда, когда кончается удивление. Но даже чтобы кончиться, оно должно сперва в нашей жизни быть.
Летяга для меня, городского мальчишки, стала первой настоящей загадкой, и я, не раздумывая, пошел за ней в лес. И она привела меня в свой неразгаданный мир. Мир, построенный из загадок.
Мир таинственен и прекрасен. И радость неведомого захлестывает тебя. Положи руку на пульс лесных дебрей, послушай их затаенный стук. Не торопись обрывать крылья у бабочки. Береги свое удивление.
Музыка лесного и полевого дождя. Смена дня и ночи, зимы и лета. Позеленение и пожелтение леса. А голая лягушка, переживающая суровую зиму? А птицы, улетающие в неведомые земли? А тетерева и рябчики, ночующие под снегом? А летучая мышь, висящая вниз головой? А ежик, спящий полгода без просыпу? Сова, для которой темная ночь словно светлый день? Дятел, долбящий с утра и до ночи, - и хоть бы раз сотрясенье мозгов! И эта моя летяга - планирующий зверек?
Сила удивления вела меня по лесам. Вся природа вокруг, как из кубиков, была сложена из удивления и загадок. Мне пока что не охватить ее в целом, я роюсь, я вязну в частностях - но до чего же эти частности завлекательны и хороши!
Нет в лесу опасных зверей. Самый крупный зверь сейчас не страшнее запуганного мышонка. Спасибо, что хоть деревья еще не улетают от нас, подобно перепуганным птицам.
А ведь мы так друг на друга похожи! Когда мы просыпаемся, то зеваем. Зевают, просыпаясь, медведи и волки. Даже змеи, рыбы и черепахи! Продрогнув, мы торопимся к солнышку, а перегревшись, ищем тень. Точно так поступают животные.
Мы умываемся по утрам; умываются кошки и мыши, лисы и зайцы, утки и кулики. По вечерам птицы любят понежиться на заходящем солнце точь-в-точь как мы на вечерней завалинке. Кабаны и олени от гнуса вымазываются в грязи - и мы мажемся кремом "Тайга".
Во многом мы очень похожи, и нечего нам делить. Почему же нас все так боятся? Наверное, потому, что мы делим шкуры даже не убитых медведей. Потому, что все живое в лесу мы обозначили только как пух и перо. И потому, что нужны нам обитатели леса лишь пойманными и убитыми.
А почему бы не пойти в лес, как мы ходим в гости: не ради корысти, а ради общения?
Мы бродим по берегу моря, ожидая, что волны выплеснут нам Небывалое. Вот так же можно пойти и в лес - в ожидании Небывалого.
Я ничего еще толком не знаю, и глаза мои разбегаются. Но я уже чувствую: я набрел на свою тропинку. Шумный, красочный, безмерно разнообразный мир природы - это мой мир. И я иду по тропинке, не загадывая, не представляя, куда она меня приведет. И не все ли равно, раз это моя тропа?
Сейчас, через сорок лет, открывая свои мальчишечьи дневники, я переношусь в далекое прошлое. Снова в ушах лопочут мокрые листья осин. Снова шумит загадочный лес - лес моего детства. И простая тетрадь, как фантастическая "машина времени", мчит меня по волнам прошлого, шумя парусами страниц...
Когда открыто идешь по лесу - лесная жизнь останавливается. И видишь ты только то, что порождает страх. А жизнь без страха - какая она? Жизнь "сама по себе", жизнь "как всегда"?
Ночью глухо, как в бочку, ухал на гриве филин. Вдали ему откликалась неясыть. Но вместо того, чтобы порадоваться этим редкостным голосам, я сердился, что не услышал подлета. И все потому, что приволок в лес ружье!
НОЧНАЯ КУКУШКА
Ночная кукушка дневную перекукует. Днем все кукушке мешают, а ночью она одна. Только глухо вода бормочет да тихо урчат лягушки. Свет мутной луны с трудом делит темноту на землю и небо. И над приглушенно бормочущей тишиной разносится далеко чуть печальное кукование кукушки.
Словно бьет невидимый молоточек по сияющим шляпкам звезд.
Любо петь в ночной тишине. Все тебя слышат и все догадываются: скоро и наш черед. Ночная кукушка как запевала - всех будит до солнца. Проснутся и залетают над болотом, скрипя крыльями, хохлатые чибисы. Уныло засвистят на поседевших кочках длинноносые кроншнепы. Закудахчут в чапыге дрозды-рябинники. Журавли протрубят в гулкие трубы. А там пропоет и зяблик - бойко, лихо, словно горлышко родниковой водой прополощет! Потом и солнце взойдет.
Но все это будет потом. А пока тишина - и кукует ночная кукушка. Бьет и бьет невидимый молоточек по шляпкам звонких звезд: "Ку-ку, ку-ку!"
Если хочешь долго прожить - торопись в лес годы считать. Вот уж накукует их тебе ночная кукушка - на две жизни хватит. Еще и останется.
КТО ПИСАЛ?
Как-то в детстве оставил я на ночь на краю мохового болота зажженный фонарь, направив его на большой лист бумаги. Пусть ночью светит электрический огонек - кто-то на него завернет? Кто рядом оставит след?
Утром у фонаря не было никого, и рядом следов не осталось. Но вся бумага под фонарем была исписана непонятными письменами: запятые и точки, скобки и черточки, знаки восклицательные и вопросительные, многоточия и тире. Кто приходил, что писал?
С тех пор я как-то по-особому стал смотреть на моховые болота. Всматриваюсь, вслушиваюсь, ища разгадку. Но болота помалкивают...
ВСЕ ДЛЯ ТЕБЯ
В ночном небе - заливистый колокольчик. Или это звезда поет? Но колокольчики не летают, а звезды - увы! - не поют. Птица поет - юла. На вид скромная, неприметная, днем на такую и внимания бы не обратил.
Замечали вы, что чаще хорошо поют именно малоприметные птицы: соловьи, славки, жаворонки? Словно природа, обделив их цветом, наградила взамен голосом. Как вот и эту юлу, с ее удивительной песней звезды-колокольчика.
Длинна ночная дорога, темная пашня по сторонам, а за ней еще более темный лес. Над лесом звезды, и одна из них - певчая. Идешь, идешь, а она звенит и звенит.
Смешно и наивно пытаться передать песню буквами - песню птицы не пришпилить к бумаге. Но все же - ведь так и просится! "Юли-юли-юли-юли! Чип-чип-чип-чип! Си-си-си-си! Чу-чу-чу-чу!"
А знаете, получается! Все-таки зарубка на память: повторишь про себя эти смешные "юли" и "чу-чу" - и снова услышишь птицу. И снова ночь, и пластилинная вязкость дороги, и теплое дыхание пашни, приглушенные вздохи леса и бормотание воды. И песня птицы-звезды льется в уши, как в две воронки, наполняя тебя радостью единения. Все вокруг для тебя - вся весенняя ночь. Для тебя юла поет, раз ты слышишь ее. Все для тебя, если ты не глух и не слеп.
СВИСТУНЫ
Сколько можно свистеть! Пришел к болоту еще в темноте, в час тридцать ночи. На обочине уже пересвистывались два погоныша - кто кого? Шелкали, как хлыстами: "Твуть! Твуть!" Четко так - раз в секунду. До пяти досчитаю - пять "твуть" услышу, до десяти - десять. Хоть секундомер проверяй!
Но это только принято говорить, что, мол, в одно ухо входит, а в другое выходит. Куда там - застревает!
До рассвета эти погоныши все уши мне просвистели. Хоть и умолкли рано: в три часа тридцать минут.
А теперь давайте считать.
Свистели погоныши ровно два часа, это 120 минут, или 7200 секунд. То есть 14 400 секунд на двоих, 14 400 свистов! Не переставая. А они еще и до моего прихода свистели и, может быть, не один час!
И не охрипли, не осипли и голоса не сорвали. Вот сколько можно свистеть, если весна...
ШУМ ВЕРШИН
Ветер, весь день ветер! Вот и ночь на дворе, а он не стихает. И лес шумит, как морской прибой. И, как в прибое, шум его то усиливается, то стихает. Словно накатится вал и снова отхлынет - волна за волной.
И хочется укрыться за деревом, опереться спиной о ствол и, покачиваясь со стволом, утонуть в этом хаосе воя, свиста, скрипа и шелеста.
Ничего не происходит в лесу, и все время что-то в нем происходит. Каждый новый вал ветра и накатывается по-новому. По-новому каждый раз вдруг вскипают и лопочут деревья и каждый раз по-новому затихают. Совсем не одно и то же; шум бесконечно разный, не предугадать, каким он обрушится на тебя и каким утихнет вдали.
И поэтому ты все время настороже и все время невольно вслушиваешься, и все кажется, что что-то должно произойти.
Ничего не происходит, но может произойти! Напряжение ожидания. Полнота ощущений. Надежда на необычайное.
Помните пришвинского пастуха?
- Вот я бы уж написал, так бы уж написал! - сказал он Михаилу Михайловичу. - "Ночь, куст, а в кусту утята: свись-свись-свись!"
- Уж больно коротко, - ответил Пришвин.
- Всю ночь-то коротко? - удивился пастух. - Ведь всю ночь - свись, свись, свись!
Вот и шум лесных вершин - всю-то ночь. И всю ночь ты напряженно вслушиваешься в него, а рассказать нечего...
ПИР
Ночью в лесу не столько всматриваешься, сколько вслушиваешься. Ночью уши несут караул. Звучат звуковые сигналы: моторчик заработал у вырубки уэрррррррр! Гномики заводят игрушечный мотоцикл. Нет, заглох, не завелся - слышите выхлопы? Хлоп, хлоп! Козодой это, надоело ему урчать, взлетел и захлопал в ладоши-крылья.
А вот кто-то ставней или ржавой дверью скрипит: "рып-ррып, ррып-ррып!" Это дергач-коростель: по скрипучему голосу его знают все, а вот в глаза мало кто видел. В ночном лесу много таких, кого мы знаем ухом, а не глазами. И козодой, и дергач, и сыч. И вот кто-то еще...
Ухо-сторож поймало странный звук - непонятное лопотание и бормотание. Словно схватили за ноги птицу, а она бьется и вырывается. Бывает, пеночка зависает над веткой и вот так же жужжит крылышками. Или бьется на ветру ленточка бересты. Но какая пеночка ночью? И ветра нет. А что-то шумит и жужжит!
Иду на звук, осторожно ступая и разгребая кусты. Вхожу прямо в жужжащую темноту. Крылья порхают вокруг, легкий ветер щекочет щеки и шевелит волосы. Вот так в пещере носятся иногда летучие мыши, ища выхода наружу.
Что происходит в роще? Что за летуны зароились тут? Возбуждение, шум, переполох - а вокруг в лесу ночь непроглядная и мертвая тишина.
Вытаскиваю фонарь: сейчас я пролью свет на это темное дело! Но включать или не включать? Включу и разгадаю лесную загадку со скоростью света. А помедлю - и побуду с тайной наедине, продлю волнение неизвестности. Включу - и догадка превратится в уверенность, скрытое - в явное, загадка - в отгадку. Сверну ли потом я на такой же вот ночной шум, если буду знать, что это такое? Или равнодушно пройду, как прохожу сейчас мимо давно разгаданного урчанья лягушек? Включать или не включать?
Свет фонаря пронзил ночь. В луче метались белые крылья большущих бабочек - целый рой! Толстые мохнатые бабочки, размером в летучую мышь. На пне пузырился сок кем-то раздавленных ягод - бабочки ошалело летели на кислый запах. Садились и серыми мышами носились по пню, трепетали, исступленно вальсировали, сосали хоботками сок, лезли, влипали в патоку и судорожно бились.
Лесной буйный пир, неистовая ночная вакханалия! Захмелевшие гуляки падали с пня и лежали в изнеможении, еле шевеля лапками. Другие вяло ползали по коре, натыкаясь друг на друга. Узнай про это ночное гульбище летучие мыши или ежи - доказали бы они этим бабочкам, что не напрасно их назвали насекомоядными!
Бабочки в возбуждении раздвигали верхние серые крылья, выставляя напоказ нижние голубые. Бабочки явно хвастались голубой муаровой лентой на них, но перед кем? Кто оценит их красоту в кромешной тьме? Не для меня же красовались они!
Впрочем, глаза у них выпуклые и большие и в свете фонаря светятся, как у маленьких сов. Такие и в темноте все увидят.
Загадка "освещена". Тайны нет. Ну так как же: сверну или не сверну, если снова в тишине ночи услышу похожий шум? Скорее всего - сверну. Что из того, что знаю! А бабочки со светящимися глазами? А трепет крыльев ночных красавиц? А голубые ленты на крыльях - неведомо для кого?
Сверну. Сто раз услышу - сто раз и сверну!
ВСЕГО ОДНА ВСТРЕЧА
Сколько ночей - и всего одна встреча!
Стою у дупла, привалясь спиною к ольхе, по пояс в малиннике. Тихо, тепло и серо. Порывами накатывается на вершины ветер, осины начинают шуметь, словно от короткого, но напористого дождя. Когда шорох и плеск листьев стихает, слышно, как приглушенно гудят у ног мелкие слепни, а у уха скулят комары. Вдруг громко завозятся и зациркают испуганные дрозды.
Я встал, чтобы ствол осины был против светлого неба: если кто и высунется из дупла, я сразу замечу. Комары у дупла не роятся; скорее всего никого в дупле нет. Или запах летяги отпугивает комаров?
Свистя лихорадочно крыльями, пронеслись над вершинами утки. Мыши завозились у ног. И снова плывущая тишина: ни писка птицы, ни гудения жуков, ни стрекотания кузнечика. Сумерки, тишина. Наверное, лучше уйти, чем стоять вот так наобум.
В 21 час 45 минут - через двадцать минут после захода солнца - из дупла показалась кругленькая головка. Через две минуты летяга высунулась до пояса, свесилась, замерла на миг, всматриваясь в темный лес. И быстрыми скачками запрыгала вверх по стволу.
Так вот как это происходит! Вечерний выход летяги. Одна из потаенных сценок леса. Теперь я знаю, как это бывает, я видел.
В 21 час 50 минут из дупла одна за другой выскочили еще две летяги! Одна уселась на сучок повыше дупла, вторая - прилепилась к стволу. Погодя обе дружно упрыгали вверх, в крону осины. И вот никого не слышно, не видно: неслышимки и невидимки! Налетел ветер - залопотали листья, улетел ветер - чуткая тишина. И нет никого!
Только разок среди трепета осиновых листьев будто птица порхнула перелетела с ветки на ветку летяга. Никогда бы не догадался, что это зверек, даже я усомнился, хоть точно знал!
Столько трудов - и всего одна встреча. Но я благодарен летягам: это они увлекли меня в ночной лес, открыли мне мир ночи. Я видел розовые в свете фонаря глаза козодоев, лежащие на обочине тропы, как драгоценные камни. Я слышал нечеловеческие шаги и кукование ночной кукушки. Пела в ночном небе юла - жаворонок леса, топотали над головой гаршнепы небесные кони. Пел, захлебываясь, на сосне глухарь, и сосна вздрагивала под рукой.
ОПЫТЫ ПРИРОДЫ
Зарастание выжженного кострища - разве не интересно? Камень или колода лежали, их сдвинули - и вот на месте придавленной земли пробивается новая жизнь. Срубили елку: сто лет под ней была непроглядная тень, а теперь хлынули водопады света! Смена тенелюбивых на светолюбивые. И засыпанный мертвой хвоей круг на глазах начинает преображаться.
Природа всегда и везде ставит опыты. Смешает комочек земли с дождинкой, добавит капельку солнца - и вот вам цветок! Забросит ветром споры в дупло - и выводок опят высунется из дупла.
Высушивает и смачивает, то нагревает, то остужает. И зацветают поля и луга, поднимаются боры и рощи, звучат голоса птиц и зверей. Мириады листьев и травинок все лето впитывают солнечные лучи. А осенью обогащают собою землю - как золотыми слитками. Все, что было ими собрано, скоплено - все на процветание новых всходов. Разве не интересно? Разве не поучительно?
С ранней весны до поздней осени, как только наступала ночь, я уходил в лес. Даже сейчас, много лет спустя, я помню эти походы.
Поиск летяг превращался в лесной детектив. Я, словно следователь, выдвигал и отбрасывал версии. Отпала версия, что летягу легко встретить ночью, раз уж она ночная. Дневная версия, рассчитанная на случайную встречу днем, была совсем ненадежная: за столько лет я увидел летягу днем всего один раз. И мне еще повезло! Я знаю старых охотников и краеведов, которые за всю жизнь ни разу ее не встречали.
Искать "отпечатки пальцев"? А где? На снег и на землю летяга спускаться не любит. Оставались "вещественные доказательства" и "крыша" желтые крупинки под деревом и укромные дупла. Дом и уборная.
Начну-ка я танцевать от уборной! Ну-ка, что там написано об уборных в толстых научных книгах?
Итак - по уборным и дуплам!
"Гораздо чаще, чем отпечатки лап на снегу, выдает местопребывание летяги ее помет". Помет! Те самые желтые зернышки, которые я стыдливо называю крупинками. А ученые не стыдятся и выражаются точно...
"Обычно помет лежит где-нибудь у комля дерева большой кучкой, так как летяга прилетает по многу раз кряду на одно избранное место". Ниточка потянулась!..
"Помет летяги по размерам и форме напоминает бурундучий, но легко отличается от него своим ярко-желтым цветом". Это уже мне известно дальше, дальше! "Летяги, живя на одном дереве, обыкновенно спускаются испражняться в одно место, избранное около его корней, так что это обстоятельство дает верный признак их присутствия для отыскания летяг. Увидев такую кучу кала, стоит только стукнуть в это дерево палкой или обухом топора, как из дупла непременно вылетит летяга".
Ценное "свидетельское показание"! До чего же все оказывается просто! "Сезам, откройся!" - и обухом по стволу! А я-то, затаив дыхание, бродил по лесу! Нить поисков теперь у меня в руках, я снова держу летягу за хвост!
Но в лесу все опять оказалось совсем не так...
Воодушевленный, что не один я вожусь с уборными и пометом, я снова рьяно принялся за поиски. Вот найду уборную, вот огрею палкой по дереву и... Но сперва уборную надо найти!
Попадались деревья, густо усыпанные снизу летяжьей крупой. Конечно же, летяга прилетала сюда не однажды. Тут ее туалет! Согласитесь, любопытно: живет в лесу дикий зверек, а у него собственная уборная! И он летит в нее, как на крыльях...
Да, гладко было на бумаге... Я проходил километр за километром - и ничего! В глазах рябило от лесного мусора, от корявых и замшелых комлей. Шишки, растрепанные клестами и дятлами, огрызенные до стерженька белками или мышами. Жухлые листья, ленты желтой сухой травы, чешуйки коры. Мусор - а радует глаз! И чудо-время - весна! Ни комаров еще, ни слепней. Теплая дымка струится над нагретой землей, и странно шевелятся за ней кусты и деревья, словно отраженные в неспокойной воде.
В светлых осинниках и ольшаниках снег сошел, палый лист сохнет на солнце, скручиваясь в рулончики, свертываясь в кулечки, стискиваясь в кулачки. Лист подсох, а земля под ним еще мокрая, а проминается под ногой, как пластилин. Идешь и вдавливаешь сапогом сухие листья в сырую землю.
Лось ли пройдет, человек ли - непременно оставит следы, вдавит опавший лист в землю. Пройдут, стихнут вдалеке, а следы их вдруг зашепчутся! То лист примятый распрямится и соседний заденет, то стебелек вдавленный выпрямится. Развяжется тесемочка сухой травы, встряхнется сжатый в гармошку пучочек брусники.
Давно ушагали из лесу лось и человек, далеко где-то они уже, их уже и не слышно, а следы все шепчутся, шепчутся. Долго-долго...
А весенние бабочки! Рядом с горсткой мокрого снега - зернистого, как крупная соль, - лежит на боку лимонница. Вот так и пролежала она всю зиму под снегом, как желтый осенний лист. Теперь оттаяла, отогрелась, зашевелила лапками! Воскресение из мертвых...
Бархатная траурница парит и порхает в струях весеннего ветра. Нарядный павлиний глаз распластал на припеке яркие крылья с четырьмя удивленными и испуганными "глазами".
Ветер то нахлынет волной, то отхлынет; то обдаст тебя холодом, то потянет теплом. Вверху рокочущий гул вершин, внизу - лесная застойная тишина. И тихо. Скрипят деревья.
Каждое скрипучее дерево на свой лад скрипит. Раньше, бывало, я все ночевки свои только под скрипучими деревьями и устраивал. Услышу скрипит, тут и сбрасываю рюкзак.
Валежник собираешь, а оно скрипит, рогульки вырубаешь - скрипит, лапник стелешь - все скрипит и скрипит...
Бывает, вырастут два дерева тесно, упрутся друг в друга сучьями, одно другое отталкивает, отпихивает. А то ветер повалит одно на плечо другого - тоже скрипят. А иное дерево на вид живо-здорово, да сердцевина трухлявая: чуть ветерок - и скрипит. А это снег в дугу зимой согнул - за все лето не распрямилось. Согнулось в поклоне, голова лохматая в землю и скрипит. Особо настырно скрипят только что склонившиеся на соседей деревья; со временем они притрутся и поутихнут.
Ни рощи нет, ни бора и ни дубравы, где бы не скрипели деревья. И каждое по-особому, каждое о своем...
Когда читаешь книги о жизни леса, то представляется тебе эта жизнь невероятно богатая событиями, тревогами, трагедиями. А уж встречи - на каждому шагу! Иначе и быть не может: ведь автор не писал о скучном времени, которое тянулось между этими событиями. Бывает, все интересные встречи за всю свою жизнь автор помещает в одну тонкую книжку. Целая жизнь, которую вы перелистаете за один вечер...
Не огорчайтесь, если, придя в лес, вы не увидите за каждым кустом волка, а за каждой кочкой зайца.
Радуйтесь, если вообще их когда-то увидите. Тайны леса - не легкие тайны. Лес умеет хранить секреты.
Летяжью уборную я все же нашел! Вот так об этом записано в моем дневнике: "Прошла пора приятных весенних походов, на стражу лесных секретов поднялись неисчислимые армии комаров и слепней. Высокие травы спрятали суковатые коряги и предательские ямы. Парно, душно, пот ест глаза. Гудят комары и слепни; идешь и машешь пучком веток - паришься березовым веником... И не посмотреть толком ни под ноги, ни по сторонам.
По зарастающим вырубкам иду как по воде, разгребаю зеленые волны кустов, вдруг с головой окунаюсь в невидимые ямы-омуты.
Потянуло нагретым душным багульником - значит, близко моховое болото. Чахлые сосенки на моховых кочках в шелушках коры. Мох пружинит под ногами, как упругий матрац. Идти еще тяжелей.
Распаренный, обалдевший от солнца, с гудящим роем комаров и слепней над мокрой спиной вхожу, наконец, в прохладную тень высокого леса. Уф, хорошо!
Когда забредаешь в незнакомый уголок, всегда жадно смотришь: а кто тут живет? Парочка дроздов-белобровиков. Гнездо их на грибе-трутовике как чашечка на полочке! Птенцы так плотно вжались в гнездо, что и пальца между ними не просунуть. Теплый, пушистый, дышаший комочек.
Букаха какая-то сучит крылышками и ножками; поет, конечно, хоть уху ничего и не слышно. На ее неслышный зов прилетела вторая, волнуется, суетится. Вот еще целый мир - мир беззвучных песен. Тысячи тысяч песен звучат вокруг нас, а мы даже не знаем об этом...
В осмоленной, словно вымазанной медом дыре, выбитой в елке дятлом, копошится стройное тонкое насекомое, больше всего похожее на затянутую в блестящий костюм чемпионку по художественной гимнастике. Это наездник. Он просверлил "хвостом" кору и проткнул им в глубине вредного короеда. Как он узнал о нем через толщу дерева? Отблеск тайны, мудрости и совершенства природы сияет даже на самом крохотном живом существе. Удивительна жизнь и самой простой козявки.
Живет тут и летяга! На комле осины россыпь желтых крупинок. Теперь остается только стукнуть по дереву, как написано в книге, и из дупла выскочит глазастенькая хозяйка. А дупла нет... Ни на этой осине, ни на соседних. Вот тебе и верный рецепт и надежная примета! Где ты, летяга?
Прилетел толстый слепень, я его шлепнул - и брызнула из него на руку кровь. Значит, где-то недалеко лось лежит, это слепень у него насосался крови. Муравейник распотрошен и раскидан - кабан лежку на нем устроил. Каждый зверь себя по-своему выдает. А кто мне о летяге расскажет?
Л Е С Н Ы Е Д Н И
Поиски продолжались. Кто мне еще о летяге расскажет? Пока что летяги чаще сами рассказывали о других. Сперва заманили в лес, а потом, заметая следы, подбрасывали и показывали мне вместо себя других. Скрываясь и убегая, словно бросали подачки: пока я возился с ними, они успевали укрыться. Как охотник, удирающий от медведя: бежит и бросает ему то шапку, то рукавицы, то ремень и тужурку, пока не заскочит в свою избушку чуть ли не голяком. Я и надеялся таким способом "разоблачить" летягу, хоть то и дело отвлекался на ее "подачки". И иногда подолгу на них застревал. А это все отдаляло встречу. Но я ни мгновения не жалею. Летяга, скрываясь, увлекла в свои ночные владенья и открыла мне жизнь ночного леса. Она же ввела меня в лес дневной. В дневном лесу я уже многое знал, но лес - это такое место, в которое сколько бы ни ходил, а всегда ты там как бы внове и всегда есть что узнать. И летяга мне помогала в этом. Помогала узнать самое потаенное: о чем шепчутся листья, кто выглядывает из-за деревьев, глядя мне в спину? Все живое в лесу испытывало меня на миролюбие - друг я или враг? Все настораживалось и смолкало. Нелегко было не только что-то узнать и понять, а просто встретить какого-нибудь обитателя леса. Ведь это только в книгах о лесе не успел страницу открыть, как тут тебе волк и медведь. А в настоящем лесу и за обычной белкой ноги собьешь и все глаза проглядишь.
И я был рад, что летяга подбрасывала мне такие "подачки". Ее подачки были подарками для меня.
Как возникает желание? Наверное, от нехватки чего-то: чего-то тебе не хватает - и ты начинаешь хотеть. Но чего не хватает городскому мальчишке? У него скорей все в избытке. Все в избытке, и только одного не хватает - загадок. Он живет в разгаданном мире. Мир города выстроен из отгадок. Сперва разгадали все свойства вещей и материалов, а потом из разгадок построили город. И нет больше зарослей крапивы и лопухов, загадочных, как далекие джунгли, и нет лужи, заманчивой, как океан. Все подделка, все ненастоящее: игрушки, мероприятия, развлечения. Мир разгадан - и опускаются руки.
Взрослым проще: они-то знают, что мир не разгадан. А как быть мальчишке, которому вдалбливают другое? Ты думаешь, это чудо и тайна? Да нет же, чудес не бывает, все объясняется просто. Все описано, взвешено и измерено. И можно формулой изобразить запах цветов, осколком стекла объяснить радугу, лоскутком наэлектризованного капрона развенчать молнию. Но ведь мальчишка не формулы хочет нюхать, а живые цветы; осколки и лоскуты несоизмеримы для него с радугой и грозой. И кто сказал, что филин не леший, а сыч не домовой?
Детство кончается тогда, когда кончается удивление. Но даже чтобы кончиться, оно должно сперва в нашей жизни быть.
Летяга для меня, городского мальчишки, стала первой настоящей загадкой, и я, не раздумывая, пошел за ней в лес. И она привела меня в свой неразгаданный мир. Мир, построенный из загадок.
Мир таинственен и прекрасен. И радость неведомого захлестывает тебя. Положи руку на пульс лесных дебрей, послушай их затаенный стук. Не торопись обрывать крылья у бабочки. Береги свое удивление.
Музыка лесного и полевого дождя. Смена дня и ночи, зимы и лета. Позеленение и пожелтение леса. А голая лягушка, переживающая суровую зиму? А птицы, улетающие в неведомые земли? А тетерева и рябчики, ночующие под снегом? А летучая мышь, висящая вниз головой? А ежик, спящий полгода без просыпу? Сова, для которой темная ночь словно светлый день? Дятел, долбящий с утра и до ночи, - и хоть бы раз сотрясенье мозгов! И эта моя летяга - планирующий зверек?
Сила удивления вела меня по лесам. Вся природа вокруг, как из кубиков, была сложена из удивления и загадок. Мне пока что не охватить ее в целом, я роюсь, я вязну в частностях - но до чего же эти частности завлекательны и хороши!
Нет в лесу опасных зверей. Самый крупный зверь сейчас не страшнее запуганного мышонка. Спасибо, что хоть деревья еще не улетают от нас, подобно перепуганным птицам.
А ведь мы так друг на друга похожи! Когда мы просыпаемся, то зеваем. Зевают, просыпаясь, медведи и волки. Даже змеи, рыбы и черепахи! Продрогнув, мы торопимся к солнышку, а перегревшись, ищем тень. Точно так поступают животные.
Мы умываемся по утрам; умываются кошки и мыши, лисы и зайцы, утки и кулики. По вечерам птицы любят понежиться на заходящем солнце точь-в-точь как мы на вечерней завалинке. Кабаны и олени от гнуса вымазываются в грязи - и мы мажемся кремом "Тайга".
Во многом мы очень похожи, и нечего нам делить. Почему же нас все так боятся? Наверное, потому, что мы делим шкуры даже не убитых медведей. Потому, что все живое в лесу мы обозначили только как пух и перо. И потому, что нужны нам обитатели леса лишь пойманными и убитыми.
А почему бы не пойти в лес, как мы ходим в гости: не ради корысти, а ради общения?
Мы бродим по берегу моря, ожидая, что волны выплеснут нам Небывалое. Вот так же можно пойти и в лес - в ожидании Небывалого.
Я ничего еще толком не знаю, и глаза мои разбегаются. Но я уже чувствую: я набрел на свою тропинку. Шумный, красочный, безмерно разнообразный мир природы - это мой мир. И я иду по тропинке, не загадывая, не представляя, куда она меня приведет. И не все ли равно, раз это моя тропа?
Сейчас, через сорок лет, открывая свои мальчишечьи дневники, я переношусь в далекое прошлое. Снова в ушах лопочут мокрые листья осин. Снова шумит загадочный лес - лес моего детства. И простая тетрадь, как фантастическая "машина времени", мчит меня по волнам прошлого, шумя парусами страниц...
Когда открыто идешь по лесу - лесная жизнь останавливается. И видишь ты только то, что порождает страх. А жизнь без страха - какая она? Жизнь "сама по себе", жизнь "как всегда"?