Страница:
– Я не знаю от начала до конца, – сказал Неделин. – Я всего один куплет знаю.
– Не пойдет, – сказал бородач. – А что ты знаешь от начала до конца?
– Песню из «Трех мушкетеров», – сказал Неделин, младший сын которого, Сережка (Сергей Сергеич, милый очкарик), записал эту песню с телевизора на магнитофон и крутил каждый день по десять раз. Поневоле запомнишь.
– Годится, – сказал человек без гитары. – Только споешь как следует. Театрализованно. – Он взял уголек, подошел к Неделину и нарисовал ему мушкетерские усы. Бородатый одобрил и, сбегав в палатку, принес соломенную шляпу с широкими полями, которую напялил на Неделина вместо мушкетерской. Женщина, заподозрившая в нем шпиона, взяла длинный парниковый огурец и засунула в плавки Неделину. Это вместо шпаги, объяснила она. Лежавшая женщина совсем упала со смеху, валялась, охала – так ей было смешно.
– Начинай! – сказал бородатый.
– «Пора, пора, порадуемся на своем веку красавице и кубку, счастливому клинку», – сказал Неделин.
– Ты не халтурь, ты пой! – потребовал человек без гитары.
– У меня нет голоса.
– Голос у всех есть. Главное – громко.
Неделин молчал.
– Тогда придется пытать его действием, – с сожалением сказал добродушный бородач. Достав из костра ветку с тлеющим рдяным концом, он стал водить ею перед лицом Неделина, перед грудью и животом, перед плавками. Лежащая женщина даже закашлялась от смеха и молила:
– Бросьте! Не надо!
Неделин, конечно, не верил, что бородатый будет тыкать его тлеющей веткой, но стало очень не по себе.
– Хватит, – сказал он. – Что вам от меня нужно?
– Кто ты такой?
– Я уже сказал. У меня украли одежду.
– Врешь.
– Ну, тогда я шпион.
– Врешь, – и добродушный бородач ткнул веткой в живот Неделина, Неделин вскрикнул.
– Не орать! – сказал человек без гитары.
– Мальчики, вы разыгрались, – сказала нележащая женщина, но посмотрела с любопытством на красное пятно ожога.
– Ты христианин или иудей? – спросил бородатый.
– Вы идиоты, – сказал Неделин. – Я вас посажу, скоты!
– Ты христианин или иудей? – повторил бородатый.
– Да тебе-то что, дурак?
– Если христианин, – объявил бородатый, – то я выжгу тебе крест. А если иудей – звезду Давида.
– Звезда больше, – сказал человек без гитары. – Скажи, что христианин.
– Я неверующий.
– Значит, коммунист?
– Нет. Беспартийный.
– Кто не верующий, тот коммунист, – сказал бородатый. – Ты коммунист. Ты должен все вытерпеть ради идеи. Я выжгу тебе пятиконечную звезду, а потом серп и молот.
– Что-нибудь одно, что-нибудь одно! – закричала лежащая женщина.
Рядом с ней валялось сломанное весло, хороший увесистый обломок. Глядя искоса на этот обломок, Неделин все высвобождал и высвобождал руки.
– Видит Бог, я этого не хотел! – сказал небу добродушный бородач и сунул погасшую ветку в костер.
– Убей его! – истерично завопил человек без гитары. – Отомсти ему за наши муки! Кровь за кровь! Грех за грех!
Женщина, заподозрившая в Неделине шпиона, смотрела на пятно ожога. Ждала.
Добродушный бородач с печальным и строгим лицом сердобольного судьи поднес огонь к животу Неделина. И в этот момент Неделин наконец освободил руки. Но они затекли, их надо было незаметно размять. Он сказал:
– Постой. Минутку. Я сейчас спою песню. Про мушкетеров. Хорошо спою, громко.
– Поздно!
– Я расскажу анекдот. Очень смешной. Очень тонкий. Английский анекдот.
– Пусть расскажет! – закричала лежащая женщина.
– Ну-ну, – сказал бородатый. – Послушаем.
– Вот такую историю расскажу я вам, джентльмены, – начал Неделин. – Шел я однажды домой по некой темной стрит и увидел лягушку…
– Я знаю этот анекдот! – заявила лежащая женщина. – Я его никогда не слышала, но знаю! Хочу другой!
– Ладно, другой. Слушайте…
И тут Неделин бросился к веслу, схватил его и первым делом обрушил на голову добродушного бородача. Тот схватился за голову, но не упал. Неделин ударил его ногой по болезненному месту, бородач закричал и повалился. Человек без гитары вскочил, побежал, споткнулся, упал, удар весла пришелся ему по спине. Удар плашмя, звучный. Лежащая женщина хохотала, ничего не понимая, ей казалось, что шутки продолжаются, а другая женщина начала дико верещать, Неделину пришлось отвесить ей несколько пощечин. Добродушный бородач, кажется, не был покалечен, он лежал и снизу испуганно, трезво смотрел на Неделина. Неделин поднял весло.
– Убью, если кто двинется!
Держа весло в одной руке, свободной рукой он подобрал давешние неудачно украденные штаны и майку, запихал их в полиэтиленовый пакет, вытряхнув из него пучки зелени, туда же положил найденную у костра еду: хлеб, колбасу, две бутылки минеральной воды.
– Я из тюрьмы сбежал, суки, – сказал Неделин. – Я вас замочу, если вы тронетесь. Слыхали? Сидеть тут до утра, никуда не уходить. Иначе я вас потом найду и всем кишки выпущу. Чего лыбишься? – заорал он на бородатого, который вовсе не лыбился, а морщился от боли. Но Неделин не принял это во внимание и для острастки ударил его ногой в живот, а потом, перевернувшегося, в спину. А человека без гитары – ногой же, в лицо, с удовлетворением увидев, как потекла кровь из носа. Хотелось что-то сделать напоследок, и Неделин, взяв щепку из костра, поднес к бороде бородатого, держа над ним весло.
– Не бойся, – сказал он. – Я только подпалю. Чтобы помнил.
Бородатый закрыл глаза, губы его дрожали. Волосы тихо затрещали, сворачиваясь, словно убегая от огня. Бородач дернулся – огонь достал до кожи.
– Вот так-то, – сказал Неделин.
Он ушел не спеша. Лишь тогда, когда, по его предположениям, у костра не могли слышать его шагов, пустился бежать и бежал долго, пока не выбился из сил, тогда упал, лежа открыл зубами бутылку с водой, выпил ее всю, судорожно двигая горлом. Напившись, встал. Оделся и пошел дальше, решив поесть потом, на рассвете. Впрочем, как ни странно, чувство голода исчезло.
Под утро он увидел множество лодок под навесом. Забравшись под одну из лодок, заснул; небо уже светлело сквозь щели в борту лодки.
Проснулся он от странного шума, вскочил, ударился головой, покрутил ею, не сразу сообразив, где он и что с ним. Выглянул. Шел дождь. Ливень.
Он всегда любил дождь. Стоял у окна и смотрел. Улица пуста, но все же изредка появляются люди, которые не имеют возможности переждать дождь. Вон женщина под зонтом спешит. Может, у нее заболел ребенок, она спешит за лекарством. Или она сама врач и торопится к больному. Или это неотложное свидание, последний шанс, он ждет ее ровно в три часа дня, значит надо прийти именно в три, пусть знает обязательность ее характера, ее верность. А вот пьяный поплелся, которому не страшны ни дождь, ни буря. А вон юноша и девушка стоят в подъезде, юноша шутя выталкивает девушку под дождь, она вскрикивает, смеется и обижается на шутника. В это время у Неделина возникало неизбежно то, что можно назвать чувством дождя. Это не уютное удовлетворение от того, что ты дома, в тепле и сухости, это не чувство открытия: природа, о которой ты давно забыл, вдруг напомнила о себе громом неба, и ты с радостью вспомнил о ней, подошел и посмотрел в окно: небо, деревья, тучи, струи дождя. Мир велик, жизнь прекрасна и т. п. Это – у Неделина – было чувством тревоги, желанием куда-то пойти, поспешить куда-то, где его встретят испуганными и веселыми криками, переоденут в сухое, усадят пить чай, скажут: «Спасибо, что ты пришел, мы так ждали!» Однажды он не выдержал этой тоски и засобирался, а время было неурочное, не вечернее, когда выход можно было объяснить необходимостью обязательной прогулки, и дождь был редкостный для Саратова – густо-ливневый, уже ручьи потоками потекли по улицам, уже радостная пацанва выскочила побегать по этим ручьям, не боясь теплого дождя, и на вопрос жены Неделин ответил: «Мне срочно нужно. Меня ждут». – «Кто?» – с усмешкой спросила она. – «Тебе какое дело?»
Он почти бежал по двору, зная, что она смотрит в окно. Но бежал и по улице, без ее наблюдения, – были ведь и другие люди, которые тоже глядели на него из окон, сочувствовали ему, сопереживали, задавались вопросом, куда спешит этот встревоженный человек, завидовали ему. А он стремился в никуда – и оказался на троллейбусной остановке. Подъехал троллейбус, двери открылись, пассажиры в освещенном сухом уютном салоне посмотрели на него, будто приглашая к себе просохнуть, согреться, поехать с ними, но Неделин остался на месте. Троллейбус не дождался, закрыл двери, уехал. Дождь перестал. Неделин вернулся домой вымокший до нитки, счастливый от сознания выполненного долга.
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
– Не пойдет, – сказал бородач. – А что ты знаешь от начала до конца?
– Песню из «Трех мушкетеров», – сказал Неделин, младший сын которого, Сережка (Сергей Сергеич, милый очкарик), записал эту песню с телевизора на магнитофон и крутил каждый день по десять раз. Поневоле запомнишь.
– Годится, – сказал человек без гитары. – Только споешь как следует. Театрализованно. – Он взял уголек, подошел к Неделину и нарисовал ему мушкетерские усы. Бородатый одобрил и, сбегав в палатку, принес соломенную шляпу с широкими полями, которую напялил на Неделина вместо мушкетерской. Женщина, заподозрившая в нем шпиона, взяла длинный парниковый огурец и засунула в плавки Неделину. Это вместо шпаги, объяснила она. Лежавшая женщина совсем упала со смеху, валялась, охала – так ей было смешно.
– Начинай! – сказал бородатый.
– «Пора, пора, порадуемся на своем веку красавице и кубку, счастливому клинку», – сказал Неделин.
– Ты не халтурь, ты пой! – потребовал человек без гитары.
– У меня нет голоса.
– Голос у всех есть. Главное – громко.
Неделин молчал.
– Тогда придется пытать его действием, – с сожалением сказал добродушный бородач. Достав из костра ветку с тлеющим рдяным концом, он стал водить ею перед лицом Неделина, перед грудью и животом, перед плавками. Лежащая женщина даже закашлялась от смеха и молила:
– Бросьте! Не надо!
Неделин, конечно, не верил, что бородатый будет тыкать его тлеющей веткой, но стало очень не по себе.
– Хватит, – сказал он. – Что вам от меня нужно?
– Кто ты такой?
– Я уже сказал. У меня украли одежду.
– Врешь.
– Ну, тогда я шпион.
– Врешь, – и добродушный бородач ткнул веткой в живот Неделина, Неделин вскрикнул.
– Не орать! – сказал человек без гитары.
– Мальчики, вы разыгрались, – сказала нележащая женщина, но посмотрела с любопытством на красное пятно ожога.
– Ты христианин или иудей? – спросил бородатый.
– Вы идиоты, – сказал Неделин. – Я вас посажу, скоты!
– Ты христианин или иудей? – повторил бородатый.
– Да тебе-то что, дурак?
– Если христианин, – объявил бородатый, – то я выжгу тебе крест. А если иудей – звезду Давида.
– Звезда больше, – сказал человек без гитары. – Скажи, что христианин.
– Я неверующий.
– Значит, коммунист?
– Нет. Беспартийный.
– Кто не верующий, тот коммунист, – сказал бородатый. – Ты коммунист. Ты должен все вытерпеть ради идеи. Я выжгу тебе пятиконечную звезду, а потом серп и молот.
– Что-нибудь одно, что-нибудь одно! – закричала лежащая женщина.
Рядом с ней валялось сломанное весло, хороший увесистый обломок. Глядя искоса на этот обломок, Неделин все высвобождал и высвобождал руки.
– Видит Бог, я этого не хотел! – сказал небу добродушный бородач и сунул погасшую ветку в костер.
– Убей его! – истерично завопил человек без гитары. – Отомсти ему за наши муки! Кровь за кровь! Грех за грех!
Женщина, заподозрившая в Неделине шпиона, смотрела на пятно ожога. Ждала.
Добродушный бородач с печальным и строгим лицом сердобольного судьи поднес огонь к животу Неделина. И в этот момент Неделин наконец освободил руки. Но они затекли, их надо было незаметно размять. Он сказал:
– Постой. Минутку. Я сейчас спою песню. Про мушкетеров. Хорошо спою, громко.
– Поздно!
– Я расскажу анекдот. Очень смешной. Очень тонкий. Английский анекдот.
– Пусть расскажет! – закричала лежащая женщина.
– Ну-ну, – сказал бородатый. – Послушаем.
– Вот такую историю расскажу я вам, джентльмены, – начал Неделин. – Шел я однажды домой по некой темной стрит и увидел лягушку…
– Я знаю этот анекдот! – заявила лежащая женщина. – Я его никогда не слышала, но знаю! Хочу другой!
– Ладно, другой. Слушайте…
И тут Неделин бросился к веслу, схватил его и первым делом обрушил на голову добродушного бородача. Тот схватился за голову, но не упал. Неделин ударил его ногой по болезненному месту, бородач закричал и повалился. Человек без гитары вскочил, побежал, споткнулся, упал, удар весла пришелся ему по спине. Удар плашмя, звучный. Лежащая женщина хохотала, ничего не понимая, ей казалось, что шутки продолжаются, а другая женщина начала дико верещать, Неделину пришлось отвесить ей несколько пощечин. Добродушный бородач, кажется, не был покалечен, он лежал и снизу испуганно, трезво смотрел на Неделина. Неделин поднял весло.
– Убью, если кто двинется!
Держа весло в одной руке, свободной рукой он подобрал давешние неудачно украденные штаны и майку, запихал их в полиэтиленовый пакет, вытряхнув из него пучки зелени, туда же положил найденную у костра еду: хлеб, колбасу, две бутылки минеральной воды.
– Я из тюрьмы сбежал, суки, – сказал Неделин. – Я вас замочу, если вы тронетесь. Слыхали? Сидеть тут до утра, никуда не уходить. Иначе я вас потом найду и всем кишки выпущу. Чего лыбишься? – заорал он на бородатого, который вовсе не лыбился, а морщился от боли. Но Неделин не принял это во внимание и для острастки ударил его ногой в живот, а потом, перевернувшегося, в спину. А человека без гитары – ногой же, в лицо, с удовлетворением увидев, как потекла кровь из носа. Хотелось что-то сделать напоследок, и Неделин, взяв щепку из костра, поднес к бороде бородатого, держа над ним весло.
– Не бойся, – сказал он. – Я только подпалю. Чтобы помнил.
Бородатый закрыл глаза, губы его дрожали. Волосы тихо затрещали, сворачиваясь, словно убегая от огня. Бородач дернулся – огонь достал до кожи.
– Вот так-то, – сказал Неделин.
Он ушел не спеша. Лишь тогда, когда, по его предположениям, у костра не могли слышать его шагов, пустился бежать и бежал долго, пока не выбился из сил, тогда упал, лежа открыл зубами бутылку с водой, выпил ее всю, судорожно двигая горлом. Напившись, встал. Оделся и пошел дальше, решив поесть потом, на рассвете. Впрочем, как ни странно, чувство голода исчезло.
Под утро он увидел множество лодок под навесом. Забравшись под одну из лодок, заснул; небо уже светлело сквозь щели в борту лодки.
Проснулся он от странного шума, вскочил, ударился головой, покрутил ею, не сразу сообразив, где он и что с ним. Выглянул. Шел дождь. Ливень.
Он всегда любил дождь. Стоял у окна и смотрел. Улица пуста, но все же изредка появляются люди, которые не имеют возможности переждать дождь. Вон женщина под зонтом спешит. Может, у нее заболел ребенок, она спешит за лекарством. Или она сама врач и торопится к больному. Или это неотложное свидание, последний шанс, он ждет ее ровно в три часа дня, значит надо прийти именно в три, пусть знает обязательность ее характера, ее верность. А вот пьяный поплелся, которому не страшны ни дождь, ни буря. А вон юноша и девушка стоят в подъезде, юноша шутя выталкивает девушку под дождь, она вскрикивает, смеется и обижается на шутника. В это время у Неделина возникало неизбежно то, что можно назвать чувством дождя. Это не уютное удовлетворение от того, что ты дома, в тепле и сухости, это не чувство открытия: природа, о которой ты давно забыл, вдруг напомнила о себе громом неба, и ты с радостью вспомнил о ней, подошел и посмотрел в окно: небо, деревья, тучи, струи дождя. Мир велик, жизнь прекрасна и т. п. Это – у Неделина – было чувством тревоги, желанием куда-то пойти, поспешить куда-то, где его встретят испуганными и веселыми криками, переоденут в сухое, усадят пить чай, скажут: «Спасибо, что ты пришел, мы так ждали!» Однажды он не выдержал этой тоски и засобирался, а время было неурочное, не вечернее, когда выход можно было объяснить необходимостью обязательной прогулки, и дождь был редкостный для Саратова – густо-ливневый, уже ручьи потоками потекли по улицам, уже радостная пацанва выскочила побегать по этим ручьям, не боясь теплого дождя, и на вопрос жены Неделин ответил: «Мне срочно нужно. Меня ждут». – «Кто?» – с усмешкой спросила она. – «Тебе какое дело?»
Он почти бежал по двору, зная, что она смотрит в окно. Но бежал и по улице, без ее наблюдения, – были ведь и другие люди, которые тоже глядели на него из окон, сочувствовали ему, сопереживали, задавались вопросом, куда спешит этот встревоженный человек, завидовали ему. А он стремился в никуда – и оказался на троллейбусной остановке. Подъехал троллейбус, двери открылись, пассажиры в освещенном сухом уютном салоне посмотрели на него, будто приглашая к себе просохнуть, согреться, поехать с ними, но Неделин остался на месте. Троллейбус не дождался, закрыл двери, уехал. Дождь перестал. Неделин вернулся домой вымокший до нитки, счастливый от сознания выполненного долга.
ГЛАВА 17
Он разделся и выбежал из-под навеса, бегал по берегу под дождем, ринулся в море, упал в теплую воду, долго плескался, плавал, потом вернулся под навес сел на лодку и стал есть колбасу с хлебом, запивая минеральной водой. Оглядел окрестности. Окрестности были пустынными, только метрах в двухстах высилось здание с буквами наверху: «Горный утес». Какой-нибудь профсоюзный санаторий.
Что ж, для отдыхающего вид у Неделина вполне подходящий.
Никто не обратил на него внимания, когда он вошел, когда прошелся по первому этажу здания, где были тренажерные комнаты, столовая, бильярдный зал, безалкогольный бар, в котором, однако, заговорщицки сидели несколько мужчин. Побродив, Неделин зашел в бильярдный зал, сел на скамью у стены и стал наблюдать за игрой.
Играли худенький молчаливый паренек и высокий дородный дядя, нервный, шумный. Паренек аккуратно вбивал шар за шаром, партнер ругался и обещал сейчас же догнать, но вместо этого все больше отставал. В заднем кармашке у него торчал бумажник. Кармашек был маленький, а бумажник – большой, высовывавшийся больше чем наполовину.
– Верняк идет! Верняк! – закричал дородный и встал к Неделину мощным задом, резко наклонился, бумажник выскользнул из кармашка и упал, звук его падения совместился со звуком удара кия по шару, и тут же – шара по шару, и тут же – досадливого крика:
– Опять, чтоб тебя!..
Неделин быстро подгреб бумажник ногой под скамью, не прямо под себя, а чуть в сторону. На лбу выступил пот. Как теперь наклониться, как подобрать и куда спрятать бумажник? А вдруг там только мелочь да какая-нибудь санаторно-курортная карта? Хоть бы несколько рублей…
Нащупав пяткой бумажник, Неделин отодвинул его в сторону двери и немного подвинулся сам. Так, незаметно перемещаясь, он оказался у самой двери. Пот на лбу высох, но руки подрагивали. Дождавшись, когда оба игрока окажутся к нему спиной, Неделин быстро нагнулся, схватил бумажник и сунул его в плавки. Посидел еще немного, встал и, зевая, вышел из зала. Не спеша прошел по длинному, очень длинному коридору, свернул за угол, сел в кресло возле журнального столика. Никого. Быстро выхватил бумажник, открыл, увидел какие-то документы и деньги, взял деньги, сунул их в плавки, а бумажник сунул под кипу газет.
Все. Пора сматываться из этого «Горного утеса». Только попить чего-нибудь. Он зашел в сумрачный бар, присел к стойке на высокий стул, сказал бармену:
– Попить чего-нибудь.
Бармен, кавказец, но прекрасно разбирающийся в тонкостях русского языка, дружелюбно переспросил:
– Попит или выпит? Э?
– Выпить, – сказал Неделин.
Бармен что-то сделал под стойкой, и перед Неделиным оказался граненый стакан с коричневатой жидкостью.
– Напиток! – сказал бармен. – Пят рублей.
Неделин достал из плавок пятерку, сунул бармену, отхлебнул напитка, сморщился: это оказался дрянной портвейн. Второй глоток дался уже легче, в голове приятно заволокло. Неделин допил стакан и хотел выйти, но в коридоре послышались смятенные голоса, топот ног. В бар вбежали паренек и владелец бумажника. Неделин посмотрел на них прямо и открыто.
– Проиграли? – спросил он владельца бумажника.
– Ты был сейчас в бильярдной?
– Да, а что?
Обворованный оглядел Неделина.
– В чем дело? – улыбаясь, спросил Неделин.
– А ну встань!
– Прашу бэз никаких бэзобразий! – предупредил бармен.
– Чудак… – Неделин встал. Деньги в плавках были незаметны, бумажник обязательно обнаружил бы себя.
– Ты ничего не видел? – спросил обворованный.
– Где?
– А может, в коридоре выронили? – подал голос паренек. – Или в бассейне?
– В бассейне? – повернулся к нему обворованный. – Ты вот что, Миша. Побудь с ним, чтобы никуда не уходил. А я пойду посмотрю.
– Ладно.
Паренек, стесняясь, сел в уголке и сделал вид, что не глядит на Неделина. Через пару минут Неделин пошел к выходу. Паренек поднялся.
– Вам нельзя, – сказал он.
– Чего нельзя? – улыбнулся Неделин.
– Подождите немного. Вы, конечно, ни при чем, но нужно подождать.
– Ничего не понимаю! – сказал Неделин. – Оставь меня в покое, мальчик!
Он шел по коридору к выходу из здания, а паренек поспевал следом и говорил:
– А вы в каком номере живете? А вы куда? Надо подождать, вы слышите? Вы куда?
– Купаться.
– Вам нельзя.
– Это почему же?
– Вам нельзя! – Паренек ухватил его за руку, когда Неделин уже открывал дверь. Неделин ударил его по руке, тот ойкнул.
– Отстань, щенок! – сказал Неделин. Ему жалко стало безусого паренька, глаза которого наполнились слезами боли и обиды. Но паренек не отставал, шел за ним по аллее, ведущей к морю.
– Вы промокнете, – говорил он. (Опять начал накрапывать дождь.)
Неделин шел берегом.
Неделин поднял камень.
– Убью же дурака.
– Вы отдайте деньги и идите, – сказал паренек. – Вас же все равно поймают. А я скажу, что нашел деньги в коридоре, и он успокоится. А так он заявит, и вас найдут.
Неделин кинул камень, промахнулся. Впрочем, он и не собирался попасть, он хотел лишь попугать.
Некоторое время шли молча, преследователь не отставал.
– Сейчас отойдем, – не оборачиваясь, сказал Неделин, – и я тебя пришибу. Иди домой, пацан. Иди, я сказал.
– Отдай деньги. Стой! Стой, говорю!
Неделин обернулся и увидел в руках паренька камень. Злобно вскрикнув, он бросился на него, тот опустил поднятую руку, но тут же опомнился, хотел защититься – и не успел. Неделин сшиб его на землю, вцепился, стал в бешенстве рвать на нем рубашку, тискать и мять его. Парень обхватил его руки, они стали кататься по гальке и скоро оказались в воде, волны небольшого прибоя то и дело накрывали их с головой, был момент, когда Неделин чуть не захлебнулся, в ярости насел на паренька, подмял под себя, держал его голову под водой. Отпустил.
Тело безжизненно шевелилось в воде. Неделин схватил его под мышки, вытащил на берег. Глаза паренька были закрыты, лицо посинело. Неделин бил его по щекам, разводил и сводил руки, не зная толком, как делать искусственное дыхание. Вспомнил: нажимать на грудь. Начал действовать. Изо рта паренька наконец хлынула вода, потом его вырвало, он застонал и открыл глаза.
– Дышишь? – спросил Неделин.
Паренек кивнул.
– Жив?
Паренек кивнул.
Неделин немного посидел возле него. Тот лежал, обессиленный, но вот приподнялся, сел, покачиваясь, туманно глядя красными глазами.
– Отдыхай, – похлопал его по спине Неделин. – А я пойду. До свидания, мальчик. Не сердись.
Что ж, для отдыхающего вид у Неделина вполне подходящий.
Никто не обратил на него внимания, когда он вошел, когда прошелся по первому этажу здания, где были тренажерные комнаты, столовая, бильярдный зал, безалкогольный бар, в котором, однако, заговорщицки сидели несколько мужчин. Побродив, Неделин зашел в бильярдный зал, сел на скамью у стены и стал наблюдать за игрой.
Играли худенький молчаливый паренек и высокий дородный дядя, нервный, шумный. Паренек аккуратно вбивал шар за шаром, партнер ругался и обещал сейчас же догнать, но вместо этого все больше отставал. В заднем кармашке у него торчал бумажник. Кармашек был маленький, а бумажник – большой, высовывавшийся больше чем наполовину.
– Верняк идет! Верняк! – закричал дородный и встал к Неделину мощным задом, резко наклонился, бумажник выскользнул из кармашка и упал, звук его падения совместился со звуком удара кия по шару, и тут же – шара по шару, и тут же – досадливого крика:
– Опять, чтоб тебя!..
Неделин быстро подгреб бумажник ногой под скамью, не прямо под себя, а чуть в сторону. На лбу выступил пот. Как теперь наклониться, как подобрать и куда спрятать бумажник? А вдруг там только мелочь да какая-нибудь санаторно-курортная карта? Хоть бы несколько рублей…
Нащупав пяткой бумажник, Неделин отодвинул его в сторону двери и немного подвинулся сам. Так, незаметно перемещаясь, он оказался у самой двери. Пот на лбу высох, но руки подрагивали. Дождавшись, когда оба игрока окажутся к нему спиной, Неделин быстро нагнулся, схватил бумажник и сунул его в плавки. Посидел еще немного, встал и, зевая, вышел из зала. Не спеша прошел по длинному, очень длинному коридору, свернул за угол, сел в кресло возле журнального столика. Никого. Быстро выхватил бумажник, открыл, увидел какие-то документы и деньги, взял деньги, сунул их в плавки, а бумажник сунул под кипу газет.
Все. Пора сматываться из этого «Горного утеса». Только попить чего-нибудь. Он зашел в сумрачный бар, присел к стойке на высокий стул, сказал бармену:
– Попить чего-нибудь.
Бармен, кавказец, но прекрасно разбирающийся в тонкостях русского языка, дружелюбно переспросил:
– Попит или выпит? Э?
– Выпить, – сказал Неделин.
Бармен что-то сделал под стойкой, и перед Неделиным оказался граненый стакан с коричневатой жидкостью.
– Напиток! – сказал бармен. – Пят рублей.
Неделин достал из плавок пятерку, сунул бармену, отхлебнул напитка, сморщился: это оказался дрянной портвейн. Второй глоток дался уже легче, в голове приятно заволокло. Неделин допил стакан и хотел выйти, но в коридоре послышались смятенные голоса, топот ног. В бар вбежали паренек и владелец бумажника. Неделин посмотрел на них прямо и открыто.
– Проиграли? – спросил он владельца бумажника.
– Ты был сейчас в бильярдной?
– Да, а что?
Обворованный оглядел Неделина.
– В чем дело? – улыбаясь, спросил Неделин.
– А ну встань!
– Прашу бэз никаких бэзобразий! – предупредил бармен.
– Чудак… – Неделин встал. Деньги в плавках были незаметны, бумажник обязательно обнаружил бы себя.
– Ты ничего не видел? – спросил обворованный.
– Где?
– А может, в коридоре выронили? – подал голос паренек. – Или в бассейне?
– В бассейне? – повернулся к нему обворованный. – Ты вот что, Миша. Побудь с ним, чтобы никуда не уходил. А я пойду посмотрю.
– Ладно.
Паренек, стесняясь, сел в уголке и сделал вид, что не глядит на Неделина. Через пару минут Неделин пошел к выходу. Паренек поднялся.
– Вам нельзя, – сказал он.
– Чего нельзя? – улыбнулся Неделин.
– Подождите немного. Вы, конечно, ни при чем, но нужно подождать.
– Ничего не понимаю! – сказал Неделин. – Оставь меня в покое, мальчик!
Он шел по коридору к выходу из здания, а паренек поспевал следом и говорил:
– А вы в каком номере живете? А вы куда? Надо подождать, вы слышите? Вы куда?
– Купаться.
– Вам нельзя.
– Это почему же?
– Вам нельзя! – Паренек ухватил его за руку, когда Неделин уже открывал дверь. Неделин ударил его по руке, тот ойкнул.
– Отстань, щенок! – сказал Неделин. Ему жалко стало безусого паренька, глаза которого наполнились слезами боли и обиды. Но паренек не отставал, шел за ним по аллее, ведущей к морю.
– Вы промокнете, – говорил он. (Опять начал накрапывать дождь.)
Неделин шел берегом.
Неделин поднял камень.
– Убью же дурака.
– Вы отдайте деньги и идите, – сказал паренек. – Вас же все равно поймают. А я скажу, что нашел деньги в коридоре, и он успокоится. А так он заявит, и вас найдут.
Неделин кинул камень, промахнулся. Впрочем, он и не собирался попасть, он хотел лишь попугать.
Некоторое время шли молча, преследователь не отставал.
– Сейчас отойдем, – не оборачиваясь, сказал Неделин, – и я тебя пришибу. Иди домой, пацан. Иди, я сказал.
– Отдай деньги. Стой! Стой, говорю!
Неделин обернулся и увидел в руках паренька камень. Злобно вскрикнув, он бросился на него, тот опустил поднятую руку, но тут же опомнился, хотел защититься – и не успел. Неделин сшиб его на землю, вцепился, стал в бешенстве рвать на нем рубашку, тискать и мять его. Парень обхватил его руки, они стали кататься по гальке и скоро оказались в воде, волны небольшого прибоя то и дело накрывали их с головой, был момент, когда Неделин чуть не захлебнулся, в ярости насел на паренька, подмял под себя, держал его голову под водой. Отпустил.
Тело безжизненно шевелилось в воде. Неделин схватил его под мышки, вытащил на берег. Глаза паренька были закрыты, лицо посинело. Неделин бил его по щекам, разводил и сводил руки, не зная толком, как делать искусственное дыхание. Вспомнил: нажимать на грудь. Начал действовать. Изо рта паренька наконец хлынула вода, потом его вырвало, он застонал и открыл глаза.
– Дышишь? – спросил Неделин.
Паренек кивнул.
– Жив?
Паренек кивнул.
Неделин немного посидел возле него. Тот лежал, обессиленный, но вот приподнялся, сел, покачиваясь, туманно глядя красными глазами.
– Отдыхай, – похлопал его по спине Неделин. – А я пойду. До свидания, мальчик. Не сердись.
ГЛАВА 18
Под вечер, успев дважды промокнуть и высохнуть, он подошел к обрывистому месту, которое нельзя было миновать берегом, только через территорию очередного пансионата, стоявшего в глубине старого парка, и само здание было старым, в духе пятидесятых или даже тридцатых годов – с порталом, с финтифлюшками всякими. На здании значилось: «Тюльпан». Донеслись запахи кухни. Должно быть, ужин скоро. Как есть хочется… Может, проникнуть в столовую? Народу много, легко смешаться. Но ведь столы, как это обычно бывает, все закреплены за отдыхающими… Что-нибудь придумаем…
Неделин вошел в здание и попал как раз в ручеек людей, собирающихся со всех этажей на ужин. Столовая была большая, из двух залов. Неделин прошел во второй. Там он увидел несколько несервированных столов. А у входа в зал были для желающих различные закуски и хлеб – кому покажется мало того, что на столах. Тут же и чистые запасные тарелки. Неделин взял тарелку, набрал ложкой фасоли, взял побольше хлеба, сел за свободный стол и, не думая об осторожности, жадно опустошил тарелку. После этого он ел еще квашеную капусту, морковный салат и опять фасоль – и только после четырех полных тарелок почувствовал, что желудок набит, хотя ощущение голода, как ни странно, еще осталось.
Оглядевшись – кажется, никто не обратил внимания? – Неделин отправился бродить по зданию. В холле на одном из этажей он включил телевизор, сел в кресло, вытянул ноги, задремал. Дремал недолго, около часа. Предстояло решить проблему ночлега. Для настоящего Виктора Запальцева этой проблемы, пожалуй, не было бы. Элементарно: соблазнить одинокую женщину, напроситься к ней в номер. И остаться на ночь. Вон где-то музыка играет – это танцы, какой пансионат или санаторий без танцев? Правда, одеяние не бальное, но тут все попросту, как дома.
Танцевальная площадка была вне здания, крытая, с деревянным полом, увитая плющом. Неделин не успел осмотреться, к нему подошла симпатичная женщина лет под сорок.
– Извините, – сказала она. – Я сигареты оставила. Не угостите?
Именно то, что нужно, подумал Неделин. Вон как смотрит. Не сигарета тебе нужна, милая, другое тебе нужно!
– Я тоже в номере оставил, – сказал он. – Сейчас стрельну для себя и для вас.
Стрельнул, угостил женщину, угостился сам. (Постоянно курить ему не хотелось, но иногда возникало желание.)
– Я и танцевать не собирался, – сказал Неделин. – Видите, одет как. А сейчас захотелось потанцевать. Вас вот увидел, и захотелось.
– Тогда танцуем, – сказала женщина и потушила едва начатую сигарету. Они стали танцевать.
Не умея говорить, Неделин решил сразу действовать – время дорого! Прижал женщину к себе очень тесно и поцеловал в шею, благо освещение зыбкое, неверное, со стороны не разберешь: то ли целует, то ли просто сомлел человек и склонил голову.
Женщина ничего не сказала. Неделин прямо посмотрел ей в глаза – она выдержала, ответила взглядом спокойно, согласно. Неделин взял ее за руку и повел. Привел к морю. Стал обнимать, целовать, женщина отзывалась послушно, с тихим смехом.
– Это надо же! – сказал Неделин. – Где ты раньше была?
– А ты?
– Искупаемся?
– Прохладно.
– Пройдемся?
– Уже поздно. Мне пора.
– Что значит – пора? Ты свободна?
– Как ветер. Но пора. Я вчера ночь плохо спала.
– Почему? Предчувствовала?
– Что?
– Что меня встретишь?
– Нахальничаешь.
– Еще нет.
– Мне пора.
– Я умру, я тебя не отпущу.
– Мне пора. Какой ты… Мне пора!
– Я провожу.
Танцы кончились, но где-то еще слышалась музыка.
– Где-то музыка, – сказал Неделин.
– Это в баре.
– Зайдем, выпьем что-нибудь?
– Там только сок, ты же знаешь. Сухой закон объявили в этом сезоне, идиоты.
– А вот мы посмотрим!
В баре Неделин сказал бармену, очень похожему на бармена из «Горного утеса»:
– Попить хочется чего-нибудь особенного.
– Попит или выпит? – тихо переспросил бармен.
– Выпит, дорогой, выпит!
Бармен поставил перед ними два стакана с коричневой жижей.
– Портвейн? – утвердительно спросил Неделин. – Пят рублей?
– Шест, – сказал бармен.
Неделин, подняв стакан, вспомнил наконец, что нужно представиться:
– Петр.
– Лена.
– Да?
– А что? Жену так зовут?
– Я не женат. За знакомство!
Они выпили и поговорили. Лена рассказала, что муж у нее – недотепа, что работа у нее нудная, что зато теперь-то она пришла к мудрости: не требовать от людей больше того, что они могут дать, но не упускать того, что они могут дать на самом деле и без усилий. Неделин с ней согласился.
– Ну что ж… – сказала Лена, посмотрев на часы.
– Я провожу, – сказал Неделин.
Лена засмеялась. Они поднялись в лифте, прошли по слабо освещенному коридору, Лена вдруг остановилась, прижалась к Неделину, сказала глубоким волнующим шепотом: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Глаза ее сверкали неведомыми драгоценными камнями, волосы разметались по плечам, она была прекрасна, и все неистовее возила и елозила она по телу Неделина своим гибким телом. Не помня себя, Неделин стал стаскивать с нее кофточку, но она отпрянула и сказала:
– Я пришла. Вот моя дверь.
– Мы пришли, – уточнил Неделин.
Лена мягко остановила его:
– Завтра.
– Не выдержу. Хочу к тебе.
– А что муж скажет?
– Какой муж?
– Спит который. Нарезался и спит. Теперь часов четырнадцать будет спать, не меньше. Но чутко. Так что – до завтра.
– До завтра, – уныло сказал Неделин.
Неделин вошел в здание и попал как раз в ручеек людей, собирающихся со всех этажей на ужин. Столовая была большая, из двух залов. Неделин прошел во второй. Там он увидел несколько несервированных столов. А у входа в зал были для желающих различные закуски и хлеб – кому покажется мало того, что на столах. Тут же и чистые запасные тарелки. Неделин взял тарелку, набрал ложкой фасоли, взял побольше хлеба, сел за свободный стол и, не думая об осторожности, жадно опустошил тарелку. После этого он ел еще квашеную капусту, морковный салат и опять фасоль – и только после четырех полных тарелок почувствовал, что желудок набит, хотя ощущение голода, как ни странно, еще осталось.
Оглядевшись – кажется, никто не обратил внимания? – Неделин отправился бродить по зданию. В холле на одном из этажей он включил телевизор, сел в кресло, вытянул ноги, задремал. Дремал недолго, около часа. Предстояло решить проблему ночлега. Для настоящего Виктора Запальцева этой проблемы, пожалуй, не было бы. Элементарно: соблазнить одинокую женщину, напроситься к ней в номер. И остаться на ночь. Вон где-то музыка играет – это танцы, какой пансионат или санаторий без танцев? Правда, одеяние не бальное, но тут все попросту, как дома.
Танцевальная площадка была вне здания, крытая, с деревянным полом, увитая плющом. Неделин не успел осмотреться, к нему подошла симпатичная женщина лет под сорок.
– Извините, – сказала она. – Я сигареты оставила. Не угостите?
Именно то, что нужно, подумал Неделин. Вон как смотрит. Не сигарета тебе нужна, милая, другое тебе нужно!
– Я тоже в номере оставил, – сказал он. – Сейчас стрельну для себя и для вас.
Стрельнул, угостил женщину, угостился сам. (Постоянно курить ему не хотелось, но иногда возникало желание.)
– Я и танцевать не собирался, – сказал Неделин. – Видите, одет как. А сейчас захотелось потанцевать. Вас вот увидел, и захотелось.
– Тогда танцуем, – сказала женщина и потушила едва начатую сигарету. Они стали танцевать.
Не умея говорить, Неделин решил сразу действовать – время дорого! Прижал женщину к себе очень тесно и поцеловал в шею, благо освещение зыбкое, неверное, со стороны не разберешь: то ли целует, то ли просто сомлел человек и склонил голову.
Женщина ничего не сказала. Неделин прямо посмотрел ей в глаза – она выдержала, ответила взглядом спокойно, согласно. Неделин взял ее за руку и повел. Привел к морю. Стал обнимать, целовать, женщина отзывалась послушно, с тихим смехом.
– Это надо же! – сказал Неделин. – Где ты раньше была?
– А ты?
– Искупаемся?
– Прохладно.
– Пройдемся?
– Уже поздно. Мне пора.
– Что значит – пора? Ты свободна?
– Как ветер. Но пора. Я вчера ночь плохо спала.
– Почему? Предчувствовала?
– Что?
– Что меня встретишь?
– Нахальничаешь.
– Еще нет.
– Мне пора.
– Я умру, я тебя не отпущу.
– Мне пора. Какой ты… Мне пора!
– Я провожу.
Танцы кончились, но где-то еще слышалась музыка.
– Где-то музыка, – сказал Неделин.
– Это в баре.
– Зайдем, выпьем что-нибудь?
– Там только сок, ты же знаешь. Сухой закон объявили в этом сезоне, идиоты.
– А вот мы посмотрим!
В баре Неделин сказал бармену, очень похожему на бармена из «Горного утеса»:
– Попить хочется чего-нибудь особенного.
– Попит или выпит? – тихо переспросил бармен.
– Выпит, дорогой, выпит!
Бармен поставил перед ними два стакана с коричневой жижей.
– Портвейн? – утвердительно спросил Неделин. – Пят рублей?
– Шест, – сказал бармен.
Неделин, подняв стакан, вспомнил наконец, что нужно представиться:
– Петр.
– Лена.
– Да?
– А что? Жену так зовут?
– Я не женат. За знакомство!
Они выпили и поговорили. Лена рассказала, что муж у нее – недотепа, что работа у нее нудная, что зато теперь-то она пришла к мудрости: не требовать от людей больше того, что они могут дать, но не упускать того, что они могут дать на самом деле и без усилий. Неделин с ней согласился.
– Ну что ж… – сказала Лена, посмотрев на часы.
– Я провожу, – сказал Неделин.
Лена засмеялась. Они поднялись в лифте, прошли по слабо освещенному коридору, Лена вдруг остановилась, прижалась к Неделину, сказала глубоким волнующим шепотом: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Глаза ее сверкали неведомыми драгоценными камнями, волосы разметались по плечам, она была прекрасна, и все неистовее возила и елозила она по телу Неделина своим гибким телом. Не помня себя, Неделин стал стаскивать с нее кофточку, но она отпрянула и сказала:
– Я пришла. Вот моя дверь.
– Мы пришли, – уточнил Неделин.
Лена мягко остановила его:
– Завтра.
– Не выдержу. Хочу к тебе.
– А что муж скажет?
– Какой муж?
– Спит который. Нарезался и спит. Теперь часов четырнадцать будет спать, не меньше. Но чутко. Так что – до завтра.
– До завтра, – уныло сказал Неделин.
ГЛАВА 19
Он спустился в бар – ловить безнадежный шанс. Но в баре никого не было, кроме лысого аккуратного гладкощекого гражданина, который пил апельсиновый сок под холодным взглядом бармена. Неделину же бармен улыбнулся.
– Выпит? – спросил он.
– Выпит!
Выпить, а там видно будет.
Сбоку что-то появилось. Отпив глоток, Неделин повернулся: гражданин со стаканом сока.
– По какой причине пьем? – спросил гражданин.
– По причине отсутствия причины. Мне одному хорошо, извините.
– Я вас видел сегодня в столовой. Вы не из «Тюльпана». Вы бродяга? Кто вы?
– Рецидивист.
– Для рецидивиста у вас слишком культурная внешность.
– Я валютной спекуляцией занимаюсь. Интеллигентная работа.
– Сомневаюсь.
Неделин вгляделся в умное лицо собеседника – и вдруг захотел рассказать ему все. Но удержался, рассказал лишь часть. То есть часть выдуманного приключения.
– Вы угадали, я бродяга. Поссорился с друзьями. Понимаете, я приехал на их машине. Палатку разбили. И они стали относиться ко мне как к нахлебнику. Подай, принеси, порежь. Мне стало обидно. Я сказал: «Мне это не нравится». Они сказали: «А куда ты денешься?» То есть так получилось, что перед отпуском я оказался без копейки. Долги отдал. И они сами уговорили меня поехать. «Мы обеспеченные люди, нам ничего не стоит!» И вот. Я ушел от них – без копейки. Уже неделю хожу по берегу. Не на что уехать. Нет, теперь есть на что. Я украл деньги. Можете сдать меня в милицию. (По глазам видел: не сдаст. Понимает и жалеет. Настоящий человек.)
– Зачем вы, – сказал настоящий человек. – Меня Евгением зовут.
– А я – Петр.
– Очень приятно. Как дальше, это ваше дело, а ночь можете у меня переночевать. У меня приличный номер – постель и диван-кровать для гостей. Диван-кровать, правда, без белья, но придумаем что-нибудь.
– Мне неудобно.
– Пустяки какие.
– Я возьму с собой вина?
– А вы не пьяница? Не напиваетесь?
– Нет. Я и для вас.
– Я не пью.
– Люди привыкли жить в одномерном мире. Ну вот вам пример. Сможете из шести спичек построить четыре равносторонних треугольника?
Он высыпал на стол спички, Неделин нехотя поковырялся и бросил.
– Видите, вы даже не даете себе труда поразмыслить. Вы пытаетесь сделать это на плоскости, исключительно на плоскости.
– А-а! – догадался Неделин.
Положив на стол три спички треугольником, он тремя остальными выстроил пирамиду, грани которой, включая нижнюю, и образовывали четыре равных треугольника.
– Вот именно! – сказал Евгений. – А другие и после подсказки не понимают! Привыкли, понимаете, привыкли к одномерному миру! У нас все – единое для всех. Даже партия – и та одна на всех. Даже…[1]
– Даже к духовным ценностям человека мы относимся одномерно, – продолжал Евгений. – Мы говорим о нравственных обязанностях человека, а человек ненавидит то, что он обязан делать. Надо говорить о нравственных ВОЗМОЖНОСТЯХ! Они невелики? Но надо строить мир с учетом их, настоящих, а не пытаться сперва переделать человека. Надо использовать в первую очередь эгоизм человека во имя всего общего блага. И надо отвыкать от одномерности. Знаете этот избитый пример о художнике, который увидел лондонский туман розовым – и после него таковым увидели туман сами лондонцы? Но дело в том, что туман-то вовсе не розовый! Он – всякий! Предметы не обладают цветом, цвет им дает солнечное излучение. Я хотел бы стать дальтоником. Какой это, должно быть, странный, СВОЙ мир!
– Вы художник? – спросил Неделин.
– Нет.
– Физик?
– С чего вы взяли?
– А кто, извините?
– Разве это важно? Ну, руководитель струнного ансамбля при городском Доме пионеров. Вам это что-нибудь говорит?
– Конечно. Вы любите детей.
– Да, дети. К ним мы тоже относимся одномерно. Вы заметили, что мальчики часто влюбляются в мальчиков? Более красивых, сильных. И это надо понимать, это естественные порывы детской души. Не надо видеть в этом ничего дурного. Дети ведь не имеют понятия о грехе, понятие греха им прививают взрослые. Они надеются, что прививают им как вакцину, как спасение от болезней, на самом же деле они заражают их, потому что никто не знает настоящей дозы! Понимаете?
– Выпит? – спросил он.
– Выпит!
Выпить, а там видно будет.
Сбоку что-то появилось. Отпив глоток, Неделин повернулся: гражданин со стаканом сока.
– По какой причине пьем? – спросил гражданин.
– По причине отсутствия причины. Мне одному хорошо, извините.
– Я вас видел сегодня в столовой. Вы не из «Тюльпана». Вы бродяга? Кто вы?
– Рецидивист.
– Для рецидивиста у вас слишком культурная внешность.
– Я валютной спекуляцией занимаюсь. Интеллигентная работа.
– Сомневаюсь.
Неделин вгляделся в умное лицо собеседника – и вдруг захотел рассказать ему все. Но удержался, рассказал лишь часть. То есть часть выдуманного приключения.
– Вы угадали, я бродяга. Поссорился с друзьями. Понимаете, я приехал на их машине. Палатку разбили. И они стали относиться ко мне как к нахлебнику. Подай, принеси, порежь. Мне стало обидно. Я сказал: «Мне это не нравится». Они сказали: «А куда ты денешься?» То есть так получилось, что перед отпуском я оказался без копейки. Долги отдал. И они сами уговорили меня поехать. «Мы обеспеченные люди, нам ничего не стоит!» И вот. Я ушел от них – без копейки. Уже неделю хожу по берегу. Не на что уехать. Нет, теперь есть на что. Я украл деньги. Можете сдать меня в милицию. (По глазам видел: не сдаст. Понимает и жалеет. Настоящий человек.)
– Зачем вы, – сказал настоящий человек. – Меня Евгением зовут.
– А я – Петр.
– Очень приятно. Как дальше, это ваше дело, а ночь можете у меня переночевать. У меня приличный номер – постель и диван-кровать для гостей. Диван-кровать, правда, без белья, но придумаем что-нибудь.
– Мне неудобно.
– Пустяки какие.
– Я возьму с собой вина?
– А вы не пьяница? Не напиваетесь?
– Нет. Я и для вас.
– Я не пью.
* * *
В номере Евгения Неделин с наслаждением принял ванну, за это время Евгений соорудил небольшое застолье, у Неделина не хватило сил отказаться. Через полчаса он сидел, ублаготворенный, потягивал, смакуя, мерзкое вино, затягивался сигаретой – у Евгения нашлись сигареты, хотя сам он не курил, – и слушал тихие слова Евгения, любящего, как выяснилось, пофилософствовать.– Люди привыкли жить в одномерном мире. Ну вот вам пример. Сможете из шести спичек построить четыре равносторонних треугольника?
Он высыпал на стол спички, Неделин нехотя поковырялся и бросил.
– Видите, вы даже не даете себе труда поразмыслить. Вы пытаетесь сделать это на плоскости, исключительно на плоскости.
– А-а! – догадался Неделин.
Положив на стол три спички треугольником, он тремя остальными выстроил пирамиду, грани которой, включая нижнюю, и образовывали четыре равных треугольника.
– Вот именно! – сказал Евгений. – А другие и после подсказки не понимают! Привыкли, понимаете, привыкли к одномерному миру! У нас все – единое для всех. Даже партия – и та одна на всех. Даже…[1]
– Даже к духовным ценностям человека мы относимся одномерно, – продолжал Евгений. – Мы говорим о нравственных обязанностях человека, а человек ненавидит то, что он обязан делать. Надо говорить о нравственных ВОЗМОЖНОСТЯХ! Они невелики? Но надо строить мир с учетом их, настоящих, а не пытаться сперва переделать человека. Надо использовать в первую очередь эгоизм человека во имя всего общего блага. И надо отвыкать от одномерности. Знаете этот избитый пример о художнике, который увидел лондонский туман розовым – и после него таковым увидели туман сами лондонцы? Но дело в том, что туман-то вовсе не розовый! Он – всякий! Предметы не обладают цветом, цвет им дает солнечное излучение. Я хотел бы стать дальтоником. Какой это, должно быть, странный, СВОЙ мир!
– Вы художник? – спросил Неделин.
– Нет.
– Физик?
– С чего вы взяли?
– А кто, извините?
– Разве это важно? Ну, руководитель струнного ансамбля при городском Доме пионеров. Вам это что-нибудь говорит?
– Конечно. Вы любите детей.
– Да, дети. К ним мы тоже относимся одномерно. Вы заметили, что мальчики часто влюбляются в мальчиков? Более красивых, сильных. И это надо понимать, это естественные порывы детской души. Не надо видеть в этом ничего дурного. Дети ведь не имеют понятия о грехе, понятие греха им прививают взрослые. Они надеются, что прививают им как вакцину, как спасение от болезней, на самом же деле они заражают их, потому что никто не знает настоящей дозы! Понимаете?