— Могли и не бежать. Он опять опаздывает.
Бонга швырнул свой бэг к стене, уселся на него.
— Он всегда опаздывает. В прошлый раз он опоздал на двадцать минут.
К Клайсу подошла Лейз. Сегодня ее юбка была немного длиннее. Грета отвернулась и стала смотреть в окно, как снег засыпает железные тренажеры на спортивной площадке. Учитель истории Церкви был самым странным человеком, какого ей доводилось встречать. Во-первых, он опаздывал и не ставил плохих отметок. И еще он умел рассказывать так, что в классе стояла гробовая тишина, раздавался лишь его спокойный голос с теплыми интонациями, который учитель никогда не повышал. Но самым замечательным в нем было лицо, такое же терпеливое и спокойное, как у распятого Монстроборца на той фреске в Фундаменте…
Грета не пропустила ни одного его урока, с тех пор, как по воскресеньям дополнительно ввели факультатив истории Церкви. Толпа учащихся зашевелилась. Учитель шел по коридору. Грета постаралась поймать его взгляд, и ей это удалось.
— Здравствуй, Грета, — сказал он. — Ты принесла справку?
— Вот, — она протянула ему лист с больничным штампом и неразборчивым почерком, какой обычно бывает у врачей. Он спрятал листок в карман плаща, подошел к двери.
— Грета, почему ты не надеваешь юбку? — прошипел возле уха ядовитый голос Лейз. — Правда, что у тебя кривые ноги?
— Ты уже успела отсосать у моего брата? — поинтересовалась Грета.
— Отстань от нее, — попросил Клайс.
— Сам от нее отстань!
Учащиеся уже затягивались в класс. Грета и Лейз какое-то время мерились взглядами, стараясь вложить в выражения лиц как можно больше презрения, но Клайс схватил Грету за рукав и потащил за собой.
Обычно Грета сидела за партой рядом с Полом, да только за время ее отсутствия произошли перемены, и она с удивлением увидела, что Пол теперь соседствует с Мареком, а она… Только не это! К ней направлялся Дон Альварес, собственной прыщавой персоной!
— Это что? — Грета огляделась по сторонам. — Это как же так?!
Учитель каким-то образом услышал и сказал:
— Альварес тоже долго болел, так что теперь вы будете сидеть вместе.
А потом раскрыл журнал и начал перекличку.
— Ладно же, — процедила Грета сквозь зубы, сумрачно глядя на Альвареса. Сидеть с ним считалось редкостным западлом. — Ну и денек!
Альварес уселся на стул, растопырил локти. Клайс, Пол и еще несколько человек зашлись от хохота. Лейз скалилась, растянув напомаженные губы, и сидела она рядом с Клайсом.
— Подвинься! — бросила Грета Дону Альваресу.
— Отстань, — буркнул тот.
— Тебе пиздец!
— Тебе самой пиздец!
Альварес, кроме всего прочего, был еще и Бродягой. Он уже начал отращивать волосы — жиденький хвостик, перетянутый шнурком, доставал почти до седьмого шейного позвонка.
Дождавшись, пока Учитель отвернется, Грета выхватила неожиданно “флиггер” и прочертила глубокую борозду посреди парты обоюдоострым выкидным лезвием.
— Вот твоя половина, — проговорила она, косясь на Альвареса. — вот моя. Тебе ясно?
Альварес побледнел и отодвинулся от нее подальше. Грета кинула по сторонам несколько быстрых взглядов и спрятала “флиггер” обратно в карман.
— Ну что же, — резюмировал Учитель, захлопывая журнал. — Все здесь. Никто не отсутствует. И это хорошо, потому что у нас сегодня — очень интересная тема. Нет, записывать ничего не надо. Просто послушайте.
Он неторопливо обвел глазами притихший класс. Грета мельком взглянула на Дона. Тот замер от напряженного внимания, приоткрыв слюнявый рот. Грета усмехнулась. Она прекрасно понимала, какую власть должен иметь над начинающим Бродягой взрослый парень с длинными волосами.
Учитель, наверняка, был кумиром Дона Альвареса.
— Что вы знаете о Боге? — спросил он, останавливаясь возле доски. — Что Он добрый и немного похож на вашего папу? Я рассажу вам о Боге. Когда-то давно Бог приходил в этот мир, но люди распяли Его. Бог умер. Но, перед тем, как умереть, Он обещал, что вернется. Проходили века, Его все не было, и люди привыкли жить без Бога. Они утратили свою веру. Они забыли, что Он умер за их грехи, и перестали быть Ему за это благодарны. Они искривили свои пути, и их души стали наполняться тьмой, все больше и больше. Но были среди них те, кто помнил заповеди Бога и жил сообразно Его заветам. Эти избранные хранили свет истинной веры посреди всеобщей ереси и всеобщего забвенья. Разрушительный хаос не коснулся их душ, они не потеряли путей своих, потому что Имя Божие сияло над этими путями… Эти избранные сделали все, чтобы Он вернулся. И вот, сорок восемь лет назад, Он вернулся.
Альварес шумно сглотнул.
“Он вернулся, но уже без лица”, - мысленно проговорила Грета, как всегда, споря с Учителем. —
“Откуда Он вернулся? Где Он был все время, пока Его не было? Ты же знаешь! Расскажи мне!”
— Он вернулся, чтобы больше не оставлять нас никогда, — продолжал Учитель посреди гробовой тишины, и когда Грета думала о Монстроборце, по ее спине пробегал холодок. — Он вечен, и Он всегда будет с нами. Тот, кто верен Ему, сам будет жить вечно… Но, чтобы жить вечно, надо сначала умереть, как Он доказал нам своим примером. Каждый из вас, — так смотрят через прицел перед тем, как нажать на курок, — однажды умрет. И каждый однажды воскреснет. Мы все — плоть от плоти нашего Бога… И ты, Бонга, тоже!
По классу прошелестел смех. Грета увидела, как Бонга прячет в пакет недожеванный бутерброд и начинает дико краснеть.
— С чем бутерброд? — поинтересовался Учитель.
Бонга давился, пытаясь жевать и отвечать одновременно, крошки сыпались у него изо рта. Класс засмеялся громче.
— Иди за дверь, прожуй и возвращайся, — небрежно взмахнул рукой Учитель, повелительным жестом отпуская Бонгу. Тот торопливо вышел, зажимая рот руками. Ему тоже было смешно.
— Сначала надо умереть. — Учитель подождал, пока Бонга закроет за собой дверь, и спросил: — Вы знаете, как умирал наш Бог? Конечно, знаете! У всех были церковные комиксы?
Дон Альварес закивал головой.
“У тебя-то точно были!” — подумала Грета, косясь на него. Альварес случайно перехватил ее взгляд и растерянно заморгал. Грета снова поглядела на Учителя.
— Помните, что там было нарисовано? Сначала они схватили Его, потом пытали, потом судили, и, наконец, распяли. На все это им потребовалась ровно неделя. В воскресенье они схватили его.
Поэтому сегодня — Жертвенное Воскресенье. Сегодня Бог ждет от нас очистительную жертву.
Очень плохого человека. Либо серийного убийцу, либо террориста, либо еретика. Все пойдут сегодня на Площадь Милосердия?
— Да! — весело закричали все вокруг.
— В понедельник… Да тише вы! В понедельник к Нему привели того, кто Его предал, чтобы тот повторил свои обвинения. И Бог простил его. Поэтому понедельник называется “Понедельник Прощения”. Вы знаете, что надо делать в Понедельник? — Учитель пристально поглядел на Марека и Пола. — Марек, Пол, вы знаете об этом?
— Надо прощать своих врагов, — полувопросительно сказал Марек, вежливо привстав. Он был высокого роста, с очень светлыми волосами, забранными в аккуратный хвост. Он ходил в костюме с запонками, чем бесил всех друзей Греты.
— Не только, — улыбнулся Учитель. — Пол, ты не хочешь дополнить ответ твоего… одноклассника?
Пол выпрямился рядом с Мареком.
— В Понедельник Прощения следует просить прощения у своих врагов.
Когда Пол улыбается ТАК, он становится похожим на Маленького Ангела из комиксов Дона Альвареса, подумала Грета, он может обмануть кого угодно, когда он улыбается ТАК.
— Садитесь, — разрешил Учитель. — Ваши товарищи совершенно правы. Прощать и просить прощения, раскаиваться и очищать душу искупительными слезами. Это будет в понедельник. Во вторник к Богу применили первые пытки. Его не кормили и не давали пить весь день, и поэтому вторник называется “Голодным”. Что это означает, Бонга? — спросил он у вошедшего Бонги.
— Вторник называется “Голодным” потому, что во Вторник запрещается есть, — с серьезным видом ответил толстяк. В классе снова засмеялись.
— Иди, садись. И не только есть — пить тоже запрещаеся.
Потом наступила среда. Грета, что ты можешь рассказать нам про среду?
Грета встала, и все посмотрели на нее.
— Кровавая Среда, — просто сказала она. — Бога били кнутом, и вся одежда на Нем пропиталась кровью.
— Правильно. — Учитель посмотрел на нее и чуть-чуть улыбнулся. Его взгляд потеплел. Грета почувствовала, что краснеет. — Всю ночь Бог пролежал на холодных каменных плитах своей камеры. Поэтому в Кровавую Среду вы должны наказывать себя телесно. Если не можете сами — попросите ваших родителей, они с удовольствием помогут вам… ремнем. Верно? Садись, Грета. В четверг… Алдыбей, что произошло в четверг?
— В четверг Бога мыли, — громко сказал Алдыбей. И тут же последовал взрыв хохота.
— Какое потрясающее богохульство, — восхитился Учитель. — Какой дерзкий полет мысли! Мыли!.. Четверг назван “Чистым” оттого, что Бог очищал свою душу исповедью. И в Чистый Четверг нужно исповедоваться в грехах и причащаться. Вам всем знакома эта процедура, так что начинайте вспоминать. Пятница называется “Темной” не потому, что Бог спал, если следовать логике Алдыбея… Он сражался с демоном, искушающим Его свободой. Поэтому в Пятницу запрещено выходить из дома, кроме как в школу, а также спать, есть и пить. И смотреть визор! Все меня слышат?.. А надлежит молиться, стоя на коленях, с утра и до вечера, до самых первых звезд. А что у нас с субботой? Клайс?
Грета повернула голову и взглянула на брата.
— Суббота называется “Светлой”, потому что Бог одержал победу над демоном, — рассудительно сказал Клайс, слегка приподнявшись.
— Правильно, — согласился Учитель. — Бог победил демона и низверг его в пучину Ада. Но и это не самое главное. Бог боролся прежде всего с самим собой. Он мог просто встать и уйти из темницы, Он знал, что никто из живущих не сможет остановить Его, не сможет воспротивиться Его воле. Но Он остался, чтобы искупить грехи этого мира. В воскресенье был праздник. Пасха, если кто не знает. В воскресенье Бога распяли, и Он умер. Но Он оставил заповеди, по которым надлежало жить, ожидая Его возвращения. И сейчас Альварес нам их перечислит, все пять.
Прыщавый Альварес подскочил рядом с Гретой от неожиданности. Он выпрямился, не отрывая испуганного взгляда от глаз Учителя.
— Давай, перечисли нам эти заповеди, — в мягком голосе Учителя прозвучал приказ.
— Нельзя убивать, — гнусаво и нудно затянул Альварес. — Нельзя отнимать чужое… Нельзя колдовать… Нельзя предавать…
— И? — вопросительно протянул Учитель, опасаясь, что Дон надолго замолчит.
— И… Э… — кажется, у Дона начался ступор. Грете было знакомо это состояние — когда вроде и помнишь правильный ответ, да только его никак не сформулировать. Но жалости она не чувствовала никакой. Альварес тяжело вздохнул, как бы давая понять, что сдается.
— Ну, назови пятый! — потребовал Учитель.
Дон Альварес снова вздохнул. Он начисто забыл последний грех, и теперь умоляюще обводил глазами класс, надеясь на подсказку.
— Нельзя дышать, — еле слышно проговорила Грета, стараясь не двигать губами.
— И нельзя дышать! — радостно выпалил Дон, прежде, чем успел подумать.
Класс просто взвыл от хохота. Смеялся даже Учитель. Грета поглядела на Клайса. Тот догадался о ее проделке, в значении его взгляда ошибиться было невозможно.
Учитель что-то сказал, и оживление начало затихать.
— Нельзя лгать, — повторил Учитель в наступившей тишине. — Пятый грех — это ложь. Вы когда- нибудь лгали?
Молчание.
“Конечно, лгали!” — подумала Грета. — “Миллионы раз!”.
Учитель переводил свой цепенящий взгляд на каждого из них. Вот его глаза остановились на Грете, и у нее замерло сердце.
— Надо всегда говорить только правду, — подвел он черту, и класс вздохнул свободнее.
— Садись, Альварес, — Учитель махнул рукой. Грета просто тащилась от этого жеста — повелительно-небрежного, позволяющего измерить глубину культурной пропасти между Учителем и этим прыщавым ничтожеством. — Садись и думай в следующий раз своей головой. Кстати, тебе ведь кто-то подсказал неправильный ответ? Верно?
Снова наступила тишина. Грета чувствовала, как горло сковывают тиски. В животе противно заныло от напряжения.
— Кто тебе подсказал неверный ответ? Скажи, и я не стану тебя наказывать… за ересь.
Альварес поднялся. Он сделал это очень медленно, и Грета заметила, что его руки дрожат.
— Да, за ересь, — повторил Учитель. — Потому что не знать в вашем возрасте пять смертных грехов — это ересь. Поглядите на Альвареса. Он сейчас находится в двойственном положении. С одной стороны, он не может солгать, и обязан назвать того, кто ему подсказал. А с другой — он не может предать своего школьного товарища, потому что предательство — тоже смертный грех. Как же ему быть? Ну? Какие есть варианты?
Тишина.
— Грета, что ты об этом думаешь?
Грета поднялась, вставая рядом с Альваресом.
— Это я подсказала Альваресу, — сказала она. — Я хотела пошутить. Простите меня.
Учитель улыбнулся.
— Молодец. Садитесь оба. Продолжим…
Альварес тяжело дышал, когда опускался на соседний стул. По его виску текла капля пота, оставляя влажный след.
— Ты за это ответишь, — услышала Грета его зловещий шепот.
— Завтра начинается Неделя Очищения, — снова заговорил Учитель. — Завтра мы все отправимся в путь, по стопам Бога, чтобы очиститься ото всех-превсех грехов. День за днем, в течение недели…
— Ты ответишь за Патчера… И за Ильзе… — продолжал Альварес клацать зубами в запоздалом страхе.
— …Вы будете очищаться страданием. Потому что все мы грешим, так или иначе. Пусть хотя бы в мыслях, например, когда желаем зла своим ближним… — теперь голос Учителя звучал ласково, как и всегда.
— Ведь это Монахи заманили их в яму?.. Я ненавижу вас всех… — злобный шепот Дона проникал прямо в мозг. Грету начинала захлестывать ярость. Только не сейчас…
— Заткнись, — прошипела она сквозь зубы.
— Я знаю, это сделали твои сраные друзья! — Альвареса понесло. Его взгляд загорелся безумием. Долбаный псих…
— После школы… я разрежу тебя на куски… — с каменным лицом пообещала Грета.
Альварес издал непонятный звук, видимо, сдерживая собственную ярость. И замолчал. Грета смотрела в парту, на неприличное слово, нацарапанное поверх точно таких же бессмысленных слов и выражений. Патчер и Ильзе… Вот как их звали… Парня, сломавшего ей руку, звали иначе.
И почему всегда страдают невинные?
Марек подошел к ней сам, пока она собирала свой бэг. Учитель уже покинул класс, компания Бродяг ошивалась возле входа.
“Наверное, пасут за коридором”, - подумала Грета. Она, не подавая вида, что заметила лидера Бродяг, кидала левой рукой в свой рюкзак письменные принадлежности.
— Они сделали это из-за тебя, — негромко произнес Марек, и Грете пришлось посмотреть на него.
Лицо Марека выражало крайнюю усталость, пополам… с отчаяньем?
— Это уже война, — сказал он, прилагая видимые усилия, чтобы оставаться спокойным. — Но вы ведь хотели именно этого?
И, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к выходу.
— Что он тебе сказал? — шепотом осведомился Пол, тут же оказавшийся рядом.
— Объявил войну… — Грета закрыла бэг, подняла глаза на Пола. — Нам всем надо поговорить.
— Не здесь, — Пол, слегка задев ее локтем, отправился следом за Мареком. Грета вздохнула и накинула лямки рюкзака на левое плечо.
— В оптический прицел тебя можно разглядеть с десяти километров, — сказал ему Клайс, когда они шли по аллее в сторону Космического проспекта. — Ты специально ее надел?
— Просто тебе завидно, что у тебя нет такой куртки, — снисходительно объяснил ему Бонга. — А мне ее папа привез. Здесь таких курток не купишь. Видишь, что написано? “Дифле”! Понял?
- “Дифле”! — фыркнул Пол. — Бонга носит “Дифле”! Посмотрите на него!
— Давай, завидуй! — огрызнулся тот.
— Да хватит уже, — попросила Грета. — Надоело! Скажите лучше, что здесь происходит?
— А ты не знаешь? — тут же откликнулся Бонга, и Грета успела перехватить взгляд, которым наградил его Пол.
— Что случилось? — повторила она.
— Мы не хотели тебе говорить… — медленно произнес Пол. — Вернее, не так. Клайс просил тебе не говорить этого.
— Но ты все равно бы узнала, — добавил Клайс.
— Бонга, что случилось? — Грета удержала толстяка за ярко-желтый рукав. — Говори!
— Один из этих… Ну, которые попали в яму… Он сейчас в реанимации. И он никакой не Бродяга, а так просто…
— Он двоюродный братец Марека, — вздохнув, прибавил Пол. — Приехал на Святую Неделю…
Получается, что мы нарушили Правило.
— Собачье дерьмо! — вырвалось у Греты. Она отпустила рукав Бонги и обхватила себя руками, как если бы ей стало вдруг очень холодно.
— Однажды это должно было произойти, — пожал плечами Пол. — К этому все шло.
— Взрослым что-нибудь известно?
— Нет, конечно! На полигоне всякого говна… — Клайс пнул ногой пустую сигаретную пачку. — Могла оказаться и яма с кольями, а что здесь такого?
— Думаешь, все в порядке?
— Я подслушал разговор двух Бродяг, — признался неожиданно Бонга. — Они думают, что ихний шаман сделает нас всех одной левой. Они сказали, что никто из нас не видел его, и ему будет проще расправиться со всеми нами…
Пол засмеялся.
— Они так и сказали: “На фига нам заморачиваться, если у нас есть шаман”! — крикнул Бонга.
— Кто это сказал?
— Мартин и Эни, я все слышал собственными ушами!
— Эни? — переспросил Пол. — Мальчик-Девочка?
— Говорят, что Эни видели с накрашенными губами, — подключился Клайс. — На взрослой дискотеке, с каким-то мужиком…
— Что ты знаешь про шамана? — спросила Грета у Бонги, и тот буквально расцвел.
— Он не из нашей школы, живет где-то за Каналом, — быстро затараторил он. — Бродяги подцепили его на Полигоне. Говорят, он отметелил сразу четверых… Потом они подружились. Еще он играет на гитаре, такой же волосатый, как и весь этот сброд… Слушает “Кодекс Эм”, это как пить дать.
Пол легко улыбнулся, услышав название запрещенной группы от осторожного Бонги. Однажды кассета с записью “Кодекса” попала к Грете, но Пол категорически отказался слушать “эту ересь”, и вовсе не из страха перед смертью. “Инквизиторы не слушают “Кодекс Эм”, - сказал он тогда.
— Вот что я знаю про шамана, — закончил Бонга.
— Говоришь, живет за Каналом? — переспросила Грета.
За Каналом находились трущобы, и считалось, что там живут одни отбросы.
— Заканальный шаман, — повторила Грета. Бонга захохотал.
— Эй, подождите! — послышался голос Лейз за спиной, и Клайс обернулся. Они остановились.
Длинноногая Лейз торопливо семенила по заснеженной аллее, и это не выглядело смешно или нелепо — двигалась она удивительно пластично.
— Твоя новая девушка? — равнодушно спросила Грета. Клайс неопределенно хмыкнул. Грета отметила, что его волосы вот-вот достигнут критической длины, после которой — прямая дорога в Бродяги.
— Тебе надо подстричься, — бросила она.
— И правда, — поддакнул Пол. — Скоро нас совсем перестанут уважать из-за таких, как Клайс.
— Клайс, я забыла отдать тебе конспект, — Лейз, лучась улыбкой, остановилась, не дойдя пары шагов. Клайс подошел к ней.
— Ты пойдешь на праздник? — спросила Лейз ОСОБЕННЫМ голосом. — Может, и я с вами?
Теперь она смотрела на Грету.
— Вряд ли, — сказала та с максимально холодными интонациями.
— А что ты наденешь? — не успокаивалась Лейз, и теперь Грета понимала, отчего она так бежала за ними. Лейз напрашивалась на неприятности. Грета поглядела на нее более внимательно. На лице Лейз светилась ТА САМАЯ улыбочка.
— Ты так и пойдешь в этих уродливых ботинках? Да, Грета?
Клайз уже убрал конспект. Лейз оказалась совсем рядом с ним, практически вплотную, и улыбалась она совершенно иначе.
— Встретимся завтра? — донеслось ее воркование. — Ты это хотел сказать?
Клайс что-то нерешительно промямлил. Лейз напоследок бросила на Грету уничтожающий взгляд и отправилась восвояси. Клайс какое-то время глупо таращился ей вслед, пока Грета не привлекла его внимание.
— Может, пойдем?
— Что, хочешь трахнуть Лейз? — заговорщицки подмигнул Бонга.
— Заткнись, — попросил Клайс.
— Хочешь залезть ей в трусы? — не унимался Бонга. — Пощупать ее киску? Примерить варежку?
Клайс попытался нанести ему удар кулаком, но Бонга ожидал чего-то подобного и с легкостью увернулся. Он выплясывал вокруг разъяренного Клайса, подпрыгивая, как разноцветный мячик.
— Дорогая, давай примерим твою варежку, — старательно кривлялся он. — Как насчет того, чтобы примерить…
Клайс не выдержал и погнался за ним. Бонга с хохотом понесся по аллее, проявляя скорость и ловкость, несопоставимую со своими размерами.
— Значит, Бродяги объявили войну, — задумчиво проговорил Пол.
— А шаман закрыл все дороги, ведущие на их сторону, — дополнила Грета. Эта мысль бесила ее, не давая покоя.
— Надо вычислить этого типа, — предложил Пол. — И проломить ему башку. Вот что я обо всем этом думаю. Война так война.
Клайс все же догнал Бонгу и теперь набивал ему за шиворот снег. Толстяк, не переставая хохотать, выкрикивал что-то про варежку.
— Война так война, — повторила Грета.
— Мы слишком рано пришли, — буркнула Грета. Клайс сунул руку обратно в карман и выдохнул облачко пара.
— Я начинаю замерзать.
— Расскажи мне то, что обещал, — попросила Грета.
Перед тем, как они пришли домой, Клайс обещал, что расскажет про Канал. Вернее, про то, что находится ЗА Каналом. И теперь это время настало.
— У меня мало информации, я был там всего один раз, — сказал он.
— У меня информации еще меньше, — тут же откликнулась Грета. — Я не была там ни разу!
— Как же я буду рассказывать, если ты меня перебиваешь?
— Хорошо, я буду молчать.
— Случилась какая-то авария в метро, — заговорил Клайс, — и часть воды из Канала ушла. Тогда затопило несколько станций, ты наверняка про это помнишь. Их просто закрыли, ремонтировать не стали. Говорят, что частично они затоплены, а частично — нет. Можно пройти всю ветку, если знаешь дорогу. Можно даже пробраться в Подземный Город, но в это я, если честно, не верю. Слишком похоже на приманку для идиотов. Еще там есть неработающий завод. Вот там я был.
— Ты не рассказывал…
— Я поклялся хранить секрет, а потом забыл рассказать, это было двести лет назад… Мы лазили туда с Хайноком, еще до того, как… Неважно. Этот завод — самое странное место, какое я когда- либо видел. Даже удивительнее, чем комбинат “Огоньки”. Представь себе такую железную громадину с вот такенной домной, с омуденными поршнями, которые чего-то там нагнетают, а вместо земли там сплошной бетон… И люки… Открытые люки, в несколько рядов. Грохнешься в такой — и баиньки. Не достать. Говорят, там раньше делали что-то вредное, для космоса. Что-то вроде графитовых стержней, похожую срань. Мы видели уцелевшие витражи, на них — ракеты, еще древние, первые. Жутко старый завод. Мы там нашли какие-то светящиеся круги, потом их первоклашкам на патроны поменяли… — Клайс улыбнулся воспоминаниям. — А рекламы в тех районах практически нет, и вообще, света мало. Темно, и грязи по колено. И ничего хорошего и прекрасного, а такое впечатление, что все время длится вечная ночь.
— Может, там — изнанка мира? — предположила Грета. — Темная сторона?
— Может быть… Ты погляди, Бонга помирился с Алдыбеем!
Это была правда. Бонга и Алдыбей приближались, яростно споря о чем-то важном. Грета услышала высокий голос Алдыбея: “А вот и выйдет!”, и издевательский смешок Бонги.
Они почти подошли, так что стало слышно, о чем идет речь.
— Да у меня целый килограмм этого добра! — размахивал руками Алдыбей. — Там не то, что дверь, там всю стену разворотит!
Грета поняла, в чем дело. Это был старый проект Алдыбея, он давно уже собирался вскрыть заброшенный бункер при помощи взрыва.
— Надо посоветоваться с Полом, вот что, — подвел черту Бонга. — Привет! А где Пол?
— Чего так поздно? — спросил Клайс, переминаясь с ноги на ногу.
— Надо было теплее одеваться, — когда Бонга что-либо советовал, в его голосе появлялись покровительственные интонации. — И почему ты не скажешь родителям, чтобы они купили тебе новую куртку?
— Такую же, как у тебя? — презрительно прищурился Клайс.
— Такую же они тебе не купят. Такие здесь не продаются. — Бонга выдул розовый пузырь жевательной резинки.
— Откуда у тебя взрывчатка? — поинтересовалась Грета, подходя к Алдыбею.
— Откуда надо, — буркнул тот. — Но иначе нам его не вскрыть. Понимаешь, да?
— Ты действительно веришь, что там полно автоматов?
Бонга швырнул свой бэг к стене, уселся на него.
— Он всегда опаздывает. В прошлый раз он опоздал на двадцать минут.
К Клайсу подошла Лейз. Сегодня ее юбка была немного длиннее. Грета отвернулась и стала смотреть в окно, как снег засыпает железные тренажеры на спортивной площадке. Учитель истории Церкви был самым странным человеком, какого ей доводилось встречать. Во-первых, он опаздывал и не ставил плохих отметок. И еще он умел рассказывать так, что в классе стояла гробовая тишина, раздавался лишь его спокойный голос с теплыми интонациями, который учитель никогда не повышал. Но самым замечательным в нем было лицо, такое же терпеливое и спокойное, как у распятого Монстроборца на той фреске в Фундаменте…
Грета не пропустила ни одного его урока, с тех пор, как по воскресеньям дополнительно ввели факультатив истории Церкви. Толпа учащихся зашевелилась. Учитель шел по коридору. Грета постаралась поймать его взгляд, и ей это удалось.
— Здравствуй, Грета, — сказал он. — Ты принесла справку?
— Вот, — она протянула ему лист с больничным штампом и неразборчивым почерком, какой обычно бывает у врачей. Он спрятал листок в карман плаща, подошел к двери.
— Грета, почему ты не надеваешь юбку? — прошипел возле уха ядовитый голос Лейз. — Правда, что у тебя кривые ноги?
— Ты уже успела отсосать у моего брата? — поинтересовалась Грета.
— Отстань от нее, — попросил Клайс.
— Сам от нее отстань!
Учащиеся уже затягивались в класс. Грета и Лейз какое-то время мерились взглядами, стараясь вложить в выражения лиц как можно больше презрения, но Клайс схватил Грету за рукав и потащил за собой.
Обычно Грета сидела за партой рядом с Полом, да только за время ее отсутствия произошли перемены, и она с удивлением увидела, что Пол теперь соседствует с Мареком, а она… Только не это! К ней направлялся Дон Альварес, собственной прыщавой персоной!
— Это что? — Грета огляделась по сторонам. — Это как же так?!
Учитель каким-то образом услышал и сказал:
— Альварес тоже долго болел, так что теперь вы будете сидеть вместе.
А потом раскрыл журнал и начал перекличку.
— Ладно же, — процедила Грета сквозь зубы, сумрачно глядя на Альвареса. Сидеть с ним считалось редкостным западлом. — Ну и денек!
Альварес уселся на стул, растопырил локти. Клайс, Пол и еще несколько человек зашлись от хохота. Лейз скалилась, растянув напомаженные губы, и сидела она рядом с Клайсом.
— Подвинься! — бросила Грета Дону Альваресу.
— Отстань, — буркнул тот.
— Тебе пиздец!
— Тебе самой пиздец!
Альварес, кроме всего прочего, был еще и Бродягой. Он уже начал отращивать волосы — жиденький хвостик, перетянутый шнурком, доставал почти до седьмого шейного позвонка.
Дождавшись, пока Учитель отвернется, Грета выхватила неожиданно “флиггер” и прочертила глубокую борозду посреди парты обоюдоострым выкидным лезвием.
— Вот твоя половина, — проговорила она, косясь на Альвареса. — вот моя. Тебе ясно?
Альварес побледнел и отодвинулся от нее подальше. Грета кинула по сторонам несколько быстрых взглядов и спрятала “флиггер” обратно в карман.
— Ну что же, — резюмировал Учитель, захлопывая журнал. — Все здесь. Никто не отсутствует. И это хорошо, потому что у нас сегодня — очень интересная тема. Нет, записывать ничего не надо. Просто послушайте.
Он неторопливо обвел глазами притихший класс. Грета мельком взглянула на Дона. Тот замер от напряженного внимания, приоткрыв слюнявый рот. Грета усмехнулась. Она прекрасно понимала, какую власть должен иметь над начинающим Бродягой взрослый парень с длинными волосами.
Учитель, наверняка, был кумиром Дона Альвареса.
— Что вы знаете о Боге? — спросил он, останавливаясь возле доски. — Что Он добрый и немного похож на вашего папу? Я рассажу вам о Боге. Когда-то давно Бог приходил в этот мир, но люди распяли Его. Бог умер. Но, перед тем, как умереть, Он обещал, что вернется. Проходили века, Его все не было, и люди привыкли жить без Бога. Они утратили свою веру. Они забыли, что Он умер за их грехи, и перестали быть Ему за это благодарны. Они искривили свои пути, и их души стали наполняться тьмой, все больше и больше. Но были среди них те, кто помнил заповеди Бога и жил сообразно Его заветам. Эти избранные хранили свет истинной веры посреди всеобщей ереси и всеобщего забвенья. Разрушительный хаос не коснулся их душ, они не потеряли путей своих, потому что Имя Божие сияло над этими путями… Эти избранные сделали все, чтобы Он вернулся. И вот, сорок восемь лет назад, Он вернулся.
Альварес шумно сглотнул.
“Он вернулся, но уже без лица”, - мысленно проговорила Грета, как всегда, споря с Учителем. —
“Откуда Он вернулся? Где Он был все время, пока Его не было? Ты же знаешь! Расскажи мне!”
— Он вернулся, чтобы больше не оставлять нас никогда, — продолжал Учитель посреди гробовой тишины, и когда Грета думала о Монстроборце, по ее спине пробегал холодок. — Он вечен, и Он всегда будет с нами. Тот, кто верен Ему, сам будет жить вечно… Но, чтобы жить вечно, надо сначала умереть, как Он доказал нам своим примером. Каждый из вас, — так смотрят через прицел перед тем, как нажать на курок, — однажды умрет. И каждый однажды воскреснет. Мы все — плоть от плоти нашего Бога… И ты, Бонга, тоже!
По классу прошелестел смех. Грета увидела, как Бонга прячет в пакет недожеванный бутерброд и начинает дико краснеть.
— С чем бутерброд? — поинтересовался Учитель.
Бонга давился, пытаясь жевать и отвечать одновременно, крошки сыпались у него изо рта. Класс засмеялся громче.
— Иди за дверь, прожуй и возвращайся, — небрежно взмахнул рукой Учитель, повелительным жестом отпуская Бонгу. Тот торопливо вышел, зажимая рот руками. Ему тоже было смешно.
— Сначала надо умереть. — Учитель подождал, пока Бонга закроет за собой дверь, и спросил: — Вы знаете, как умирал наш Бог? Конечно, знаете! У всех были церковные комиксы?
Дон Альварес закивал головой.
“У тебя-то точно были!” — подумала Грета, косясь на него. Альварес случайно перехватил ее взгляд и растерянно заморгал. Грета снова поглядела на Учителя.
— Помните, что там было нарисовано? Сначала они схватили Его, потом пытали, потом судили, и, наконец, распяли. На все это им потребовалась ровно неделя. В воскресенье они схватили его.
Поэтому сегодня — Жертвенное Воскресенье. Сегодня Бог ждет от нас очистительную жертву.
Очень плохого человека. Либо серийного убийцу, либо террориста, либо еретика. Все пойдут сегодня на Площадь Милосердия?
— Да! — весело закричали все вокруг.
— В понедельник… Да тише вы! В понедельник к Нему привели того, кто Его предал, чтобы тот повторил свои обвинения. И Бог простил его. Поэтому понедельник называется “Понедельник Прощения”. Вы знаете, что надо делать в Понедельник? — Учитель пристально поглядел на Марека и Пола. — Марек, Пол, вы знаете об этом?
— Надо прощать своих врагов, — полувопросительно сказал Марек, вежливо привстав. Он был высокого роста, с очень светлыми волосами, забранными в аккуратный хвост. Он ходил в костюме с запонками, чем бесил всех друзей Греты.
— Не только, — улыбнулся Учитель. — Пол, ты не хочешь дополнить ответ твоего… одноклассника?
Пол выпрямился рядом с Мареком.
— В Понедельник Прощения следует просить прощения у своих врагов.
Когда Пол улыбается ТАК, он становится похожим на Маленького Ангела из комиксов Дона Альвареса, подумала Грета, он может обмануть кого угодно, когда он улыбается ТАК.
— Садитесь, — разрешил Учитель. — Ваши товарищи совершенно правы. Прощать и просить прощения, раскаиваться и очищать душу искупительными слезами. Это будет в понедельник. Во вторник к Богу применили первые пытки. Его не кормили и не давали пить весь день, и поэтому вторник называется “Голодным”. Что это означает, Бонга? — спросил он у вошедшего Бонги.
— Вторник называется “Голодным” потому, что во Вторник запрещается есть, — с серьезным видом ответил толстяк. В классе снова засмеялись.
— Иди, садись. И не только есть — пить тоже запрещаеся.
Потом наступила среда. Грета, что ты можешь рассказать нам про среду?
Грета встала, и все посмотрели на нее.
— Кровавая Среда, — просто сказала она. — Бога били кнутом, и вся одежда на Нем пропиталась кровью.
— Правильно. — Учитель посмотрел на нее и чуть-чуть улыбнулся. Его взгляд потеплел. Грета почувствовала, что краснеет. — Всю ночь Бог пролежал на холодных каменных плитах своей камеры. Поэтому в Кровавую Среду вы должны наказывать себя телесно. Если не можете сами — попросите ваших родителей, они с удовольствием помогут вам… ремнем. Верно? Садись, Грета. В четверг… Алдыбей, что произошло в четверг?
— В четверг Бога мыли, — громко сказал Алдыбей. И тут же последовал взрыв хохота.
— Какое потрясающее богохульство, — восхитился Учитель. — Какой дерзкий полет мысли! Мыли!.. Четверг назван “Чистым” оттого, что Бог очищал свою душу исповедью. И в Чистый Четверг нужно исповедоваться в грехах и причащаться. Вам всем знакома эта процедура, так что начинайте вспоминать. Пятница называется “Темной” не потому, что Бог спал, если следовать логике Алдыбея… Он сражался с демоном, искушающим Его свободой. Поэтому в Пятницу запрещено выходить из дома, кроме как в школу, а также спать, есть и пить. И смотреть визор! Все меня слышат?.. А надлежит молиться, стоя на коленях, с утра и до вечера, до самых первых звезд. А что у нас с субботой? Клайс?
Грета повернула голову и взглянула на брата.
— Суббота называется “Светлой”, потому что Бог одержал победу над демоном, — рассудительно сказал Клайс, слегка приподнявшись.
— Правильно, — согласился Учитель. — Бог победил демона и низверг его в пучину Ада. Но и это не самое главное. Бог боролся прежде всего с самим собой. Он мог просто встать и уйти из темницы, Он знал, что никто из живущих не сможет остановить Его, не сможет воспротивиться Его воле. Но Он остался, чтобы искупить грехи этого мира. В воскресенье был праздник. Пасха, если кто не знает. В воскресенье Бога распяли, и Он умер. Но Он оставил заповеди, по которым надлежало жить, ожидая Его возвращения. И сейчас Альварес нам их перечислит, все пять.
Прыщавый Альварес подскочил рядом с Гретой от неожиданности. Он выпрямился, не отрывая испуганного взгляда от глаз Учителя.
— Давай, перечисли нам эти заповеди, — в мягком голосе Учителя прозвучал приказ.
— Нельзя убивать, — гнусаво и нудно затянул Альварес. — Нельзя отнимать чужое… Нельзя колдовать… Нельзя предавать…
— И? — вопросительно протянул Учитель, опасаясь, что Дон надолго замолчит.
— И… Э… — кажется, у Дона начался ступор. Грете было знакомо это состояние — когда вроде и помнишь правильный ответ, да только его никак не сформулировать. Но жалости она не чувствовала никакой. Альварес тяжело вздохнул, как бы давая понять, что сдается.
— Ну, назови пятый! — потребовал Учитель.
Дон Альварес снова вздохнул. Он начисто забыл последний грех, и теперь умоляюще обводил глазами класс, надеясь на подсказку.
— Нельзя дышать, — еле слышно проговорила Грета, стараясь не двигать губами.
— И нельзя дышать! — радостно выпалил Дон, прежде, чем успел подумать.
Класс просто взвыл от хохота. Смеялся даже Учитель. Грета поглядела на Клайса. Тот догадался о ее проделке, в значении его взгляда ошибиться было невозможно.
Учитель что-то сказал, и оживление начало затихать.
— Нельзя лгать, — повторил Учитель в наступившей тишине. — Пятый грех — это ложь. Вы когда- нибудь лгали?
Молчание.
“Конечно, лгали!” — подумала Грета. — “Миллионы раз!”.
Учитель переводил свой цепенящий взгляд на каждого из них. Вот его глаза остановились на Грете, и у нее замерло сердце.
— Надо всегда говорить только правду, — подвел он черту, и класс вздохнул свободнее.
— Садись, Альварес, — Учитель махнул рукой. Грета просто тащилась от этого жеста — повелительно-небрежного, позволяющего измерить глубину культурной пропасти между Учителем и этим прыщавым ничтожеством. — Садись и думай в следующий раз своей головой. Кстати, тебе ведь кто-то подсказал неправильный ответ? Верно?
Снова наступила тишина. Грета чувствовала, как горло сковывают тиски. В животе противно заныло от напряжения.
— Кто тебе подсказал неверный ответ? Скажи, и я не стану тебя наказывать… за ересь.
Альварес поднялся. Он сделал это очень медленно, и Грета заметила, что его руки дрожат.
— Да, за ересь, — повторил Учитель. — Потому что не знать в вашем возрасте пять смертных грехов — это ересь. Поглядите на Альвареса. Он сейчас находится в двойственном положении. С одной стороны, он не может солгать, и обязан назвать того, кто ему подсказал. А с другой — он не может предать своего школьного товарища, потому что предательство — тоже смертный грех. Как же ему быть? Ну? Какие есть варианты?
Тишина.
— Грета, что ты об этом думаешь?
Грета поднялась, вставая рядом с Альваресом.
— Это я подсказала Альваресу, — сказала она. — Я хотела пошутить. Простите меня.
Учитель улыбнулся.
— Молодец. Садитесь оба. Продолжим…
Альварес тяжело дышал, когда опускался на соседний стул. По его виску текла капля пота, оставляя влажный след.
— Ты за это ответишь, — услышала Грета его зловещий шепот.
— Завтра начинается Неделя Очищения, — снова заговорил Учитель. — Завтра мы все отправимся в путь, по стопам Бога, чтобы очиститься ото всех-превсех грехов. День за днем, в течение недели…
— Ты ответишь за Патчера… И за Ильзе… — продолжал Альварес клацать зубами в запоздалом страхе.
— …Вы будете очищаться страданием. Потому что все мы грешим, так или иначе. Пусть хотя бы в мыслях, например, когда желаем зла своим ближним… — теперь голос Учителя звучал ласково, как и всегда.
— Ведь это Монахи заманили их в яму?.. Я ненавижу вас всех… — злобный шепот Дона проникал прямо в мозг. Грету начинала захлестывать ярость. Только не сейчас…
— Заткнись, — прошипела она сквозь зубы.
— Я знаю, это сделали твои сраные друзья! — Альвареса понесло. Его взгляд загорелся безумием. Долбаный псих…
— После школы… я разрежу тебя на куски… — с каменным лицом пообещала Грета.
Альварес издал непонятный звук, видимо, сдерживая собственную ярость. И замолчал. Грета смотрела в парту, на неприличное слово, нацарапанное поверх точно таких же бессмысленных слов и выражений. Патчер и Ильзе… Вот как их звали… Парня, сломавшего ей руку, звали иначе.
И почему всегда страдают невинные?
Марек подошел к ней сам, пока она собирала свой бэг. Учитель уже покинул класс, компания Бродяг ошивалась возле входа.
“Наверное, пасут за коридором”, - подумала Грета. Она, не подавая вида, что заметила лидера Бродяг, кидала левой рукой в свой рюкзак письменные принадлежности.
— Они сделали это из-за тебя, — негромко произнес Марек, и Грете пришлось посмотреть на него.
Лицо Марека выражало крайнюю усталость, пополам… с отчаяньем?
— Это уже война, — сказал он, прилагая видимые усилия, чтобы оставаться спокойным. — Но вы ведь хотели именно этого?
И, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к выходу.
— Что он тебе сказал? — шепотом осведомился Пол, тут же оказавшийся рядом.
— Объявил войну… — Грета закрыла бэг, подняла глаза на Пола. — Нам всем надо поговорить.
— Не здесь, — Пол, слегка задев ее локтем, отправился следом за Мареком. Грета вздохнула и накинула лямки рюкзака на левое плечо.
4
Новая куртка Бонги оказалась на редкость кричащей, но это его ничуть не смущало.— В оптический прицел тебя можно разглядеть с десяти километров, — сказал ему Клайс, когда они шли по аллее в сторону Космического проспекта. — Ты специально ее надел?
— Просто тебе завидно, что у тебя нет такой куртки, — снисходительно объяснил ему Бонга. — А мне ее папа привез. Здесь таких курток не купишь. Видишь, что написано? “Дифле”! Понял?
- “Дифле”! — фыркнул Пол. — Бонга носит “Дифле”! Посмотрите на него!
— Давай, завидуй! — огрызнулся тот.
— Да хватит уже, — попросила Грета. — Надоело! Скажите лучше, что здесь происходит?
— А ты не знаешь? — тут же откликнулся Бонга, и Грета успела перехватить взгляд, которым наградил его Пол.
— Что случилось? — повторила она.
— Мы не хотели тебе говорить… — медленно произнес Пол. — Вернее, не так. Клайс просил тебе не говорить этого.
— Но ты все равно бы узнала, — добавил Клайс.
— Бонга, что случилось? — Грета удержала толстяка за ярко-желтый рукав. — Говори!
— Один из этих… Ну, которые попали в яму… Он сейчас в реанимации. И он никакой не Бродяга, а так просто…
— Он двоюродный братец Марека, — вздохнув, прибавил Пол. — Приехал на Святую Неделю…
Получается, что мы нарушили Правило.
— Собачье дерьмо! — вырвалось у Греты. Она отпустила рукав Бонги и обхватила себя руками, как если бы ей стало вдруг очень холодно.
— Однажды это должно было произойти, — пожал плечами Пол. — К этому все шло.
— Взрослым что-нибудь известно?
— Нет, конечно! На полигоне всякого говна… — Клайс пнул ногой пустую сигаретную пачку. — Могла оказаться и яма с кольями, а что здесь такого?
— Думаешь, все в порядке?
— Я подслушал разговор двух Бродяг, — признался неожиданно Бонга. — Они думают, что ихний шаман сделает нас всех одной левой. Они сказали, что никто из нас не видел его, и ему будет проще расправиться со всеми нами…
Пол засмеялся.
— Они так и сказали: “На фига нам заморачиваться, если у нас есть шаман”! — крикнул Бонга.
— Кто это сказал?
— Мартин и Эни, я все слышал собственными ушами!
— Эни? — переспросил Пол. — Мальчик-Девочка?
— Говорят, что Эни видели с накрашенными губами, — подключился Клайс. — На взрослой дискотеке, с каким-то мужиком…
— Что ты знаешь про шамана? — спросила Грета у Бонги, и тот буквально расцвел.
— Он не из нашей школы, живет где-то за Каналом, — быстро затараторил он. — Бродяги подцепили его на Полигоне. Говорят, он отметелил сразу четверых… Потом они подружились. Еще он играет на гитаре, такой же волосатый, как и весь этот сброд… Слушает “Кодекс Эм”, это как пить дать.
Пол легко улыбнулся, услышав название запрещенной группы от осторожного Бонги. Однажды кассета с записью “Кодекса” попала к Грете, но Пол категорически отказался слушать “эту ересь”, и вовсе не из страха перед смертью. “Инквизиторы не слушают “Кодекс Эм”, - сказал он тогда.
— Вот что я знаю про шамана, — закончил Бонга.
— Говоришь, живет за Каналом? — переспросила Грета.
За Каналом находились трущобы, и считалось, что там живут одни отбросы.
— Заканальный шаман, — повторила Грета. Бонга захохотал.
— Эй, подождите! — послышался голос Лейз за спиной, и Клайс обернулся. Они остановились.
Длинноногая Лейз торопливо семенила по заснеженной аллее, и это не выглядело смешно или нелепо — двигалась она удивительно пластично.
— Твоя новая девушка? — равнодушно спросила Грета. Клайс неопределенно хмыкнул. Грета отметила, что его волосы вот-вот достигнут критической длины, после которой — прямая дорога в Бродяги.
— Тебе надо подстричься, — бросила она.
— И правда, — поддакнул Пол. — Скоро нас совсем перестанут уважать из-за таких, как Клайс.
— Клайс, я забыла отдать тебе конспект, — Лейз, лучась улыбкой, остановилась, не дойдя пары шагов. Клайс подошел к ней.
— Ты пойдешь на праздник? — спросила Лейз ОСОБЕННЫМ голосом. — Может, и я с вами?
Теперь она смотрела на Грету.
— Вряд ли, — сказала та с максимально холодными интонациями.
— А что ты наденешь? — не успокаивалась Лейз, и теперь Грета понимала, отчего она так бежала за ними. Лейз напрашивалась на неприятности. Грета поглядела на нее более внимательно. На лице Лейз светилась ТА САМАЯ улыбочка.
— Ты так и пойдешь в этих уродливых ботинках? Да, Грета?
Клайз уже убрал конспект. Лейз оказалась совсем рядом с ним, практически вплотную, и улыбалась она совершенно иначе.
— Встретимся завтра? — донеслось ее воркование. — Ты это хотел сказать?
Клайс что-то нерешительно промямлил. Лейз напоследок бросила на Грету уничтожающий взгляд и отправилась восвояси. Клайс какое-то время глупо таращился ей вслед, пока Грета не привлекла его внимание.
— Может, пойдем?
— Что, хочешь трахнуть Лейз? — заговорщицки подмигнул Бонга.
— Заткнись, — попросил Клайс.
— Хочешь залезть ей в трусы? — не унимался Бонга. — Пощупать ее киску? Примерить варежку?
Клайс попытался нанести ему удар кулаком, но Бонга ожидал чего-то подобного и с легкостью увернулся. Он выплясывал вокруг разъяренного Клайса, подпрыгивая, как разноцветный мячик.
— Дорогая, давай примерим твою варежку, — старательно кривлялся он. — Как насчет того, чтобы примерить…
Клайс не выдержал и погнался за ним. Бонга с хохотом понесся по аллее, проявляя скорость и ловкость, несопоставимую со своими размерами.
— Значит, Бродяги объявили войну, — задумчиво проговорил Пол.
— А шаман закрыл все дороги, ведущие на их сторону, — дополнила Грета. Эта мысль бесила ее, не давая покоя.
— Надо вычислить этого типа, — предложил Пол. — И проломить ему башку. Вот что я обо всем этом думаю. Война так война.
Клайс все же догнал Бонгу и теперь набивал ему за шиворот снег. Толстяк, не переставая хохотать, выкрикивал что-то про варежку.
— Война так война, — повторила Грета.
5
Густые весенние сумерки окутали паперть, и свечи за узенькими окошками Окраинного Храма горели вдвое уютнее, чем обычно. Грета стояла рядом с Клайсом, молча глядя на небо. Звезды были слишком высоко, или просто сумерки еще недостаточно окрепли. Клайс пошевелился, посмотрел на часы.— Мы слишком рано пришли, — буркнула Грета. Клайс сунул руку обратно в карман и выдохнул облачко пара.
— Я начинаю замерзать.
— Расскажи мне то, что обещал, — попросила Грета.
Перед тем, как они пришли домой, Клайс обещал, что расскажет про Канал. Вернее, про то, что находится ЗА Каналом. И теперь это время настало.
— У меня мало информации, я был там всего один раз, — сказал он.
— У меня информации еще меньше, — тут же откликнулась Грета. — Я не была там ни разу!
— Как же я буду рассказывать, если ты меня перебиваешь?
— Хорошо, я буду молчать.
— Случилась какая-то авария в метро, — заговорил Клайс, — и часть воды из Канала ушла. Тогда затопило несколько станций, ты наверняка про это помнишь. Их просто закрыли, ремонтировать не стали. Говорят, что частично они затоплены, а частично — нет. Можно пройти всю ветку, если знаешь дорогу. Можно даже пробраться в Подземный Город, но в это я, если честно, не верю. Слишком похоже на приманку для идиотов. Еще там есть неработающий завод. Вот там я был.
— Ты не рассказывал…
— Я поклялся хранить секрет, а потом забыл рассказать, это было двести лет назад… Мы лазили туда с Хайноком, еще до того, как… Неважно. Этот завод — самое странное место, какое я когда- либо видел. Даже удивительнее, чем комбинат “Огоньки”. Представь себе такую железную громадину с вот такенной домной, с омуденными поршнями, которые чего-то там нагнетают, а вместо земли там сплошной бетон… И люки… Открытые люки, в несколько рядов. Грохнешься в такой — и баиньки. Не достать. Говорят, там раньше делали что-то вредное, для космоса. Что-то вроде графитовых стержней, похожую срань. Мы видели уцелевшие витражи, на них — ракеты, еще древние, первые. Жутко старый завод. Мы там нашли какие-то светящиеся круги, потом их первоклашкам на патроны поменяли… — Клайс улыбнулся воспоминаниям. — А рекламы в тех районах практически нет, и вообще, света мало. Темно, и грязи по колено. И ничего хорошего и прекрасного, а такое впечатление, что все время длится вечная ночь.
— Может, там — изнанка мира? — предположила Грета. — Темная сторона?
— Может быть… Ты погляди, Бонга помирился с Алдыбеем!
Это была правда. Бонга и Алдыбей приближались, яростно споря о чем-то важном. Грета услышала высокий голос Алдыбея: “А вот и выйдет!”, и издевательский смешок Бонги.
Они почти подошли, так что стало слышно, о чем идет речь.
— Да у меня целый килограмм этого добра! — размахивал руками Алдыбей. — Там не то, что дверь, там всю стену разворотит!
Грета поняла, в чем дело. Это был старый проект Алдыбея, он давно уже собирался вскрыть заброшенный бункер при помощи взрыва.
— Надо посоветоваться с Полом, вот что, — подвел черту Бонга. — Привет! А где Пол?
— Чего так поздно? — спросил Клайс, переминаясь с ноги на ногу.
— Надо было теплее одеваться, — когда Бонга что-либо советовал, в его голосе появлялись покровительственные интонации. — И почему ты не скажешь родителям, чтобы они купили тебе новую куртку?
— Такую же, как у тебя? — презрительно прищурился Клайс.
— Такую же они тебе не купят. Такие здесь не продаются. — Бонга выдул розовый пузырь жевательной резинки.
— Откуда у тебя взрывчатка? — поинтересовалась Грета, подходя к Алдыбею.
— Откуда надо, — буркнул тот. — Но иначе нам его не вскрыть. Понимаешь, да?
— Ты действительно веришь, что там полно автоматов?