Страница:
Несмотря на ранний час, в вагоне-ресторане весь штат был уже на ногах. Директор-буфетчик сидел за столом рядом с плакатиком "Ничто не стоит нам так дешево и не ценится так дорого..." с тетрадью, бутылкой "Айвазовской" и большими конторскими счетами. Меньше всего ожидал он визита инспектора, хотя и пытался это скрыть.
- Могу быть полезен?.. - Он придвинул Денисову "Айвазовской", поднялся за стаканом.
Денисов огляделся. Свидетелей можно было разместить в первом салоне, собаку отправить в тамбур. Во втором салоне ящиков с водой заметно убавилось: под окном тихо побрякивали напольные весы, подвязанные к поручню.
- Дело в том... - начал Денисов. - Мы предполагаем накормить завтраком человек десять - пятнадцать. В Астрахани их встречает следователь.
Директор обнажил два ряда золотых зубов, печальными глазами посмотрел на Денисова.
- Можно.
- Пригласим их заранее, чтобы не собирать потом по всему поезду.
- Всегда рады... - Он хлопнул в ладоши, из кухни показалась официантка. - Два десятка пакетов по норме "Завтрак туриста". - Руки у него были короткие, на тыльной стороне кисти мелькнула синяя, наполовину выведенная татуировка. - Кофе?
- Минеральной воды.
- "Айвазовской" ящик!
- Спасибо. - Денисов не спешил покинуть ресторан. - Как с планом?
- Портвейн хорошо шел, марочный, - директор сразу почувствовал себя в своей стихии. - Еще "Алиготэ". "Марсалы" было немного.
Верзила Феликс показался из кухни. Он кивнул Денисову, сел за свободный столик.
- После отправления из Москвы, ночью, ресторан работал? - спросил Денисов.
- Нет.
- Полностью исключено?
Денисов дал понять, что не торопит с ответом, оглядел напольные весы, плакатик, призывавший получать дивиденды с вежливости, которая якобы непредубежденному человеку ничего не стоит, а некоторыми чудаками ценится втридорога.
- Исключено полностью... Не завтракали еще? - Директор не понял его медлительности. - Можно кое-что организовать...
- Залом, полузалом? - Денисов заинтересовался.
Директор покачал головой.
- Пузанок? Астраханской сельди, конечно, нет. А икорка найдется.
- Спасибо! Мне стакан сметаны, капитану Сабодашу - бутылку кефира... Вы совершенно уверены, что ночью продажи не производилось?
Денисов оглянулся: лицо официанта было желтым, Феликс снова был близок к обмороку.
Когда Денисов шел назад по составу, всюду из купе выносили коврики, пустые бутылки. Денисов обратил внимание на выставленный ряд стеклянной тары. Впереди с большим отрывом шел марочный "Дербент", "Алиготэ" держалось на третьем месте, после "Айвазовской".
Проводницы пересчитывали полотенца, готовились сдать белье, чтобы сразу по прибытии уйти домой.
В служебке девятого Денисов увидел электромонтера, он разговаривал со Шпаком. Рита по обыкновению отсутствовала. Где-то в конце вагона плакал ребенок.
В десятом, в тамбуре, стоял Ратц.
- Доброе утро, - старик поднял на Денисова глаза.
"Антон сам объявит ему насчет вагона-ресторана, - подумал Денисов, этому свидетелю, по-моему, торопиться некуда".
Антон, как и предполагал Денисов, уже начал обход - купе было заперто. Марина у окна малого коридора кивнула Денисову как человеку, с которым ничего не связывает.
Денисов прошел дальше. Большинство пассажиров томились у окон, некоторые еще спали.
В тринадцатом вагоне Денисов увидел магаданца. Попутчики его играли в карты, за их спинами Денисов различил в купе натянутую жилку с темно-золотистыми копчеными рыбинами.
Магаданец узнал Денисова.
- Рыбу в Астрахань? - Денисов показал в купе.
- А что? В Астрахани есть рыба? - возразил магаданец. - Какая, позвольте узнать?
Попутчик магаданца - пожилой со шрамом - бросил карты, натужно засмеялся.
- Белуга, осетр, - Денисов пожал плечами.
- Каспийская минога?
- Ну нет. Стерлядь.
- Вы еще скажите: сом!
- Семга.
- Это с Белого моря привозят, - магаданец оказался докой. - Да еще с Дальнего Востока - муксун, чавычу, пыжьян...
- Пыжьян - отличная вещь.
Он прошел дальше.
В малом тамбуре Пятых считала наволочки, подменная проводница держала мешок и бирку. В раздувшийся наматрасник, казалось, уже ничего нельзя было вместить.
- Хотели что-нибудь? - Галя перестала считать.
- "Кассу" на минутку...
Она поправила венчавшую ее потное лицо пилотку.
- Так в ящичке же!
Денисов отыскал в "кассе" билеты магаданца и его попутчиков. У всех оказались стандартные бланки московской автоматизированной системы "Экспресс".
- Нашли? - Пятых поняла, кем он интересуется. - С рыбных промыслов едут. С Востока. И рыба у них...
- Как они? - спросил Денисов.
- Ничего. Только выпить не любят...
- Жажда?
Она засмеялась.
- Всю ночь сидели! Даже без света...
"Это когда пробки чинили", - понял он.
Действуя ключом-"вездеходом", Денисов прошел в конец состава. Количество пустой посуды нигде существенно не менялось, равно как и соотношение выпитых в пути алкогольных и тонизирующих напитков. Бутылок из-под "Марсалы", заметил Денисов, нигде не было.
За окном показался одноэтажный вокзал, обсаженный мелколистными вязами. Перрон был выложен ровными рядами арбузов. В коридоре началась беготня.
- Баскунчак!
Дух распродажи витал над бахчевым Клондайком.
- Ввиду опоздания поезда... - предупредило радио на перроне.
Беготня за окном усилилась. Первые арбузы застучали в тамбуре: кто-то "своим ходом" гнал их по коридору в купе.
Антон посмотрел на Денисова:
- Минуты нас не устроят, правда?
Они вышли на платформу.
- Настоящий восточный базар!
Минуя продавцов, Денисов прошел в вокзал. Внутри было пусто: автоматические камеры хранения, против двери стенд: "Их разыскивает милиция". Денисов вернулся на платформу, мимо прошли Лариса и Костя с арбузом. Поодаль электромонтер продолжал начатый в служебке разговор со Шпаком. Бородатый Шпак снисходительно поглядывал на знатока футбольных схем.
Время стоянки истекло.
- Вечно опаздывает, - Суркова обтирала поручень. - Как к Верблюжке подъезжать, обязательно стоим...
- Последняя ездка, - успокоили из соседнего тамбура.
- Жара...
- Арбузу хорошо!
У подножки топтались пассажиры. Черный дог Судебского ни на минуту не прекращал ворчливого бурчания, но Судебский с поводком-удавкой и намордником был начеку.
- Гу-ляй, Дарби! Гу-ляй! Хор-рошо!
Впереди загудел встречный, Суркова спрятала тряпку.
- Теперь недолго.
Дополнительный двинулся, прибавив к расчетному весу не менее десяти тонн.
Денисов подобрал вместе телеграммы, полученные в пути следования. Условно их можно было разделить на две группы. К наиболее важным он отнес сообщение о личности потерпевшего, его прошлом и настоящем.
"Пятидесятых годах отбывал наказание за преступления совершенные
период 1941 - 1942 гг. территории временно оккупированной
фашистами Хмельницкой бывшей Каменец-Подольской области...
последняя судимость за нанесение опасного для жизни ножевого
ранения..."
Телеграмма свидетельствовала о том, что у уголовника по кличке Лука были основания опасаться мести со стороны людей, в свое время пострадавших от его преступлений.
"Но кто эти люди? Едут ли они в этом поезде?" - подумал Денисов.
Однако список версий этим не исчерпывался.
Весьма странным было и поведение некоего Карунаса, с которым младший инспектор Апай-Саар имел разговор на платформе:
"...во время посадки записал пассажира который поставил сумку
окно нерабочей стороны состава..."
Тот же Карунас подходил к Судебскому, у него был железнодорожный ключ-"вездеход", которым он открыл дверь в тамбур для Судебского и его дога.
"Молодожены видели Карунаса неподалеку от себя, когда разговаривали на перроне с Полетикой-Голеем..." - Денисов присовокупил к первой группе телеграмм сообщение о Карунасе.
Подборка документов получилась изрядная.
"...Проверкой касс возврата железнодорожных билетов установлено
Голей течение недели ежедневно сдавал билеты количестве пяти
четыре вместе один отдельно на поезд нр сто шестьдесят седьмой
дополнительный..."
"...внутренней поверхности кошелька обнаружены множественные
следы бурого цвета..."
"...исследованием остатков содержимого изъятой купе бутылки
шампанского установлено наличие снотворного вещества..."
"Куда, интересно, отнести телеграмму, касающуюся Вохмянина? - подумал Денисов. - О том, что завлабораторией скрывает дату приезда..."
Антон за столиком напротив помечал в блокноте свидетелей, которых следовало еще до прибытия в Астрахань собрать в салоне вагона-ресторана.
- Из бригады я приглашаю Пятых... - Сабодаш пометил в блокноте.
Денисов поднял голову.
- ...Пятых, Шалимова.
- Шалимову я объявил.
- Судебский?
- Тоже знает.
- Из девятого - Рита, Шпак...
Отчаянные скрипы и стук свидетельствовали о героических усилиях локомотива войти в график. Стоянки были сокращены, мелькали названия станций - Мартовский, Богдо, Чернобыльский. И вот Верблюжье - палисадничек вдоль маленького домика-вокзала, в клочке тени гладиолусы, львиный зев.
- Верблюжье, за ним Чапчачи, - сказал Денисов.
Огромный песчаный карьер был полон света. Голубая гладь и редкая клочковатая растительность смыкались на горизонте. За чертой домов, в глубине песчаного карьера, пылила машина. Там была Ахтуба.
- Ратц... - сказал Антон. - Я пока не говорил с ним.
- Меня в облпотребсоюзе хорошо знают, - снова сообщил о себе бухгалтер, - сорок семь лет стажа... В двадцать третьем году кончил курсы счетоводов!
- А во время войны где вы были? - спросил Антон, он уже объявил старику, что в Астрахани свидетелей ждет следователь. Ратц принял сообщение спокойно.
- Как все, - острые лопатки забегали у него под пижамой. - Воевал.
- На Украине?
- Под Моздоком, - он оживился. - На линии Прохладная - Гудермес... После войны работал под Днепропетровском.
Денисов не вмешивался в разговор.
- В Кировоградской области тоже бывали? - спросил Антон.
- А как же? Днепропетровская, рядом Кировоградская...
Сабодаш курил, тщательно направляя дым в окно. Дым, однако, не отлетал, тут же втягивался назад в купе.
- ...Наших пять колхозов было: Новоподольский, рядом Нововиленский. Мужики крепкие. Мой отец девяносто три года прожил, дядя девяносто семь. Хозяйства - дай бог! А рядом немецкая колония. Меня там многие знали...
Случайное, на первый взгляд, повествование Ратца обрело некий стержень. Денисов не сразу его обнаружил. Голос Ратца неожиданно окреп, даже надтреснутость на время исчезла.
- ...Когда фашисты подходили, бухгалтер из немецкой колонии даже бричку дал. "Езжай", - говорит. Лошади, правда, двухлетки. Необъезженные. А других уже не было: фашисты вот-вот нагрянут. - Ратц помолчал. Подъехал к дому, кое-что успели вынести. Говорю жене: "Беги с детьми к мосту! А я жнивьем, чтобы лошадей притомить... - Он посмотрел на Антона, пояснил: - Жара, и ветра совсем нет. Гоню их жнивьем. К мосту выехал, лошади уже в мыле. А день ясный, как сегодня... У моста жена ждет, дети. Ратц показал рукой на уровне стола, - мальчик и девочка. А по мосту нововиленские овец гонят, романовскую породу... - Он снова отвлекся. Красноармейцы торопят. Войска должны подойти... Говорю жене: "Давай детей, будем переправляться..."
Голос старика стал совсем спокойным.
- ...Небо глубо-о-кое, не видел такого никогда. Речка... Вдруг б-бабах! И еще, еще! Двухлетки мои шарахнулись - да на мост! Красноармеец винтовку сорвал: "Куда-а?" А я ничего сделать не могу!
Он кротко взглянул на Антона.
- Как во сне! Перелетел на эту сторону, оглянулся. А сзади ничего уже не разберешь! Горит мост! Где возы? Где что? Дым, крики. И танки идут. А немцы уже вот, совсем близко! - Он поскреб подбородок, помолчал. - Бричку я потом бросил, а сбрую сменял. Хорошая сбруя, совсем новая...
В глазах Ратца было больше неподдельного удивления, чем скорби крайний предел человеческой тоски.
- Так больше не встретили своих? - Антон поставил точку над "i". - Я имею в виду семью...
- Не встретил. Только во сне. Вот и в ту ночь...
Рядом с вагоном показался поднятый над землей узкий тротуарчик платформа и квадратный с плоской крышей домик - вокзал. В глубине желтых крыш горбились залежи силикатного кирпича - там шло строительство. Высоко на тонкой мачте алел флажок.
Антон поднялся.
- Чапчачи! Может, есть новости... - У дверей он обернулся. - Между прочим, ты решил свой тест, Денис?
- Насчет распределительного щита?
- Да.
- Решил.
Антон просиял:
- Ночью?
- Как сказать? Под утро!..
- И к какому выводу пришел?
- Щит вывел из строя сам Полетика-Голей... - Пока Денисов выговаривал эти слова, ему казалось, что предательская самодовольная улыбка гуляет у него по лицу. - Зачем? Чтобы вызвать в вагон электрика. Или бригадира-механика.
- Шалимова? - Антон был разочарован: казалось, все должно было проясниться, как только Денисов найдет отгадку. На деле же все еще больше запуталось.
Лейтенант милиции прошел мимо окна, Денисов проводил его взглядом. Антон выскочил в коридор.
Радио пробормотало:
- Стоянка поезда... Ввиду опоздания...
Дополнительный двинулся, Антон вошел в купе.
Телеграмм было несколько:
"Карунас Петр Игнатович прошлом судим хранение огнестрельного оружия месту жительства отношений не поддерживает якобы часто находится командировках различных городах Союза настоящее время материалами не располагаем..."
Антон тоже проявил интерес:
- Мы о нем знаем?
Денисов поколебался. Вводить ли его в суть собственных неясных полунамеков-полувыводов?
- В сером костюме, с сумкой... Тот, кто сначала подходил к молодоженам, затем к Судебскому. Открыл дверь с нерабочей стороны...
- Дверь Судебскому открыл, а сумку поставил в окно!
- Именно. А потом показал... - Денисов поднял вверх два вытянутых пальца.
- "Виктория"! "Победа"... - Антон взглянул на вторую телеграмму. Странно...
"Вохмянин Игорь Николаевич проживает гор Новосибирске сентября сего года место последнего жительства уточняется..."
Еще несколько телеграмм расширяли уже известные сведения о Полетике-Голее и содержали новые:
"...Сообщенный потерпевшим Полетиком-Голеем телефон 2610002 индивидуальной абонентской сети не значится стол заказов междугородной телефонной станции..."
"...Данным штаба московского управления транспортной милиции возможна качестве рабочей гипотезы версия причастности Полетики-Голея делу Мостового (Стоппера) обнаруженные деньги могли быть частью суммы предназначенной Стопперу и присвоенной Полетикой-Голеем до 25 августа сего года..."
- Интересно, - заметил Денисов.
Еще телеграмма посвящалась Ратцу:
"Связи пережитым потрясением отмечались признаки депрессии которые провоцировались неблагоприятными жизненными ситуациями в состоянии аффекта может совершать неадекватные поступки..."
Местность за окном выглядела выгоревшей. Солнечный шар висел уже довольно высоко над промелькнувшим глиняным мазаром. Насколько хватало глаз, тянулась солончаковая степь. Где-то недалеко от этих мест Волго-Уральские пески переходили в пески Батпайгыр.
Одно сообщение непосредственно дела Полетики-Голея не касалось:
"Избыточная оперативная информация..."
"...Помощью Гранда станции Ярославль-главный задержан поличным дополнительный соучастник преступной группы Мостового-Стоппера имевший при себе большое количество груза"
Упомянутый в телеграмме Гранд был питомцем отдела служебного собаководства, прошедшим специальную подготовку по обнаружению наркотиков.
Последняя телеграмма имела отношение лично к Денисову и Сабодашу:
"...Ввиду неблагоприятных метеорологических условий утром 27 августа аэропорт Астрахань временно закрыт прилет оперативной группы задерживается..."
- Газимагомедова к нашему прибытию не успеет... Непогода!
- Я, пожалуй, пойду. - Антон поправил китель, взял со стола газеты. Свидетели, наверное, уже собираются в ресторане.
Денисов подумал.
- Мы упустили из вида магаданца...
- Магаданца?
- Того, что пил из неоткупоренной бутылки... Магаданца и его попутчиков пригласи тоже в ресторан.
Антон ушел. Денисов уложил телеграммы, собрал вещи.
Он не принадлежал к людям, для которых гипотеза ненадежна уже потому, что ее нельзя предъявить, выложить на стол.
"Распределительный щит в одиннадцатом вывел из строя Полетика-Голей, чтобы ночью в неосвещенный вагон заманить электрика. Или Шалимова..."
"...Лука не добивался темноты в коридоре - призрачные сумерки тянулись от одного фонарного столба к другому, не требовалась Полетике-Голею и темнота в купе - он сам протестовал против шторы..."
Денисов по-прежнему был горд своим открытием. Как и в тесте с карликом, самым сложным было обнаружить промежуточное звено логической цепи, где тезис "Для чего выводят из строя распределительный щит?" незаметно подменяется похожим, но совершенно другим: "Зачем в пути следования преступник оставляет вагон без света?"
Впереди раздался предупредительный гудок локомотива, Денисов посмотрел на часы. Он не вполне представлял себе свою роль на это ближайшее время, прежде чем Газимагомедова и ее оперативная группа возьмут все полномочия в свои руки. Наташа могла не одобрить того, что Денисов мог осуществить.
"Что ж, - подумал он. - Пора собираться..."
9
Вагон-ресторан покачивало, но не сильно. Прозрачный свет пустыни стоял в окнах.
К приходу Денисова почти все столы были заняты - Антон, Шалимов, соседи Полетики-Голея по купе; кто видел или разговаривал с ним в поезде; молодожены, Прудниковы, Феликс.
Официантка разнесла завтрак, посудомойка, не выпуская из губ сигарету, открывала "Айвазовскую".
По знаку Антона Феликс освободил Денисову место у двери. Рядом директор что-то считал в тетради. По другую сторону прохода сидели Вохмянин и Марина. Дальше, за ними, устроился Ратц. Четвертый стул, у окна, пустовал.
"Сложись иначе обстоятельства, - подумал Денисов, - его занимал бы сейчас Лука..."
Вохмянин что-то писал в общей тетради. Пока Денисов смотрел на него, он не поднял головы.
Первенствовал Судебский.
- ...В каждом деле надо знать тонкости! Если кинолог - собаку хорошо знай, чтобы мог сказать, выгуленный пес или нет... Если следователь или инспектор, наблюдай - кто чего стоит!
Хозяин Дарби обращался к Прудниковым, они занимали места в середине, за тем же столом сидели Шпак и проводница девятого Рита. Прудниковы-младшие играли во втором салоне. Дальше, в нерабочем тамбуре, маялся дог.
В салон вошли еще люди. Проводницы двенадцатого и десятого никого не видели, но, по модели Денисова, должны были быть допрошены - вместе с электриком прошли в середину, к попутчикам магаданца. Сам магаданец устроился между Судебским и Пятых.
До Астрахани оставалось недолго. Если бы погода благоприятствовала, на вокзале, под желто-красной крышей, очень скоро их ждала бы группа Газимагомедовой.
Денисов вернулся к событиям на московском вокзале в момент отправки дополнительного.
"Карунаса, который подходил к Судебскому перед посадкой, не интересовал рацион дога. Это так ясно!.."
"Подошел, поинтересовался: "Чей дог? - рассказал Судебский. - Каких родителей? Чем кормим? Они думают, если собака большая - ей наварил полведра супу..."
Денисов снял часы, положил на столик рядом с авторучкой и записной книжкой "Фише-Бош", подвинул бутылки с "Айвазовской" - возникла некая композиция.
"Ответы Судебского, должно быть, успокоили Карунаса, он своим ключом открыл Судебскому дверь в вагон и только позднее, перед самым отправлением, оставшись один, поставил в окно с нерабочей стороны свою сумку. Это заметил младший инспектор... - Денисов переместил записную книжку, возникла новая и, как ему показалось, более динамичная композиция. - Карунас в случае допроса должен будет объяснить, кому предназначался груз. Или, по крайней мере, откуда сам он его получил!"
Денисова отвлек хриплый голос Судебского:
- Кошелек потерпевшего с пятнадцатью червонцами тоже исчез! Я никого не подозреваю, однако... - Он метнул взгляд куда-то в сторону двери.
Ехавшие в купе с убитым молчали. Вохмянин оставил доклад, присматривался к холодной трубке, точно видел ее впервые.
- Как честный человек... - прохрипел Судебский. - Предлагаю! Пусть каждый предъявит свою наличность.
В салоне стало тихо.
- Деньги? - спросил кто-то.
- Ну!
- Ерунда! - Молчавший все это время Рати повернул скорбное лицо. - Не думайте, что каждый здесь в одиночку. Слава богу, у меня есть глаза...
Антон согласился:
- Лишнее!
- А мы добровольно! Я первый... Вот! - Судебский стад демонстративно выворачивать карманы - на пол посыпались талоны на бензин, корешки каких-то квитанций. - Ни одной десятки!
Феликс, магаданец и еще двое последовали его примеру. У Феликса оказались четыре новенькие десятки, магаданец был, что называется, гол как сокол.
- Обещали выдать на месте...
- Все или никто! - гремел Судебский, снова рассовывая содержимое по карманам.
Директор вагона-ресторана оторвался от счетов:
- Червонец - купюра ходовая...
- Главное: как определить, какие купюры краденые? - спросил Шалимов.
Сабодаш, простая душа, подлил масла в огонь:
- Вообще-то деньги узнать нетрудно. - Он потемневшим платком вытер лоб. - Кошелек найден. Внутренняя поверхность оказалась в высохших бурых пятнах: кровь! Значит, на деньгах тоже...
- Хватились! - Прудников усмехнулся. - Разменял - и дело с концом!
- Показывай, Прудников! - прервала его жена.
В это время Марина поднялась, поправила очки. В руке у нее была пачка десяток.
- Проверьте, - она положила деньги на стол перед Антоном. На некоторых действительно были какие-то пятна.
У Вохмянина вырвался досадливый жест. Похожая на жужелицу пассажирка под литографией астраханского Кремля громко вздохнула.
- Вы везете деньги из Сум? - спросил Антон.
- Часть денег я разменяла по дороге...
Электрик из угла заметил резонно:
- Убийца мог выбросить деньги, а кто-то поднять!
Поколебавшись, Антон переправил лежавшую перед ним пачку на стол к Денисову.
- Ашулук! - объявил Шалимов.
Земля за окном выглядела рассохшейся, словно покрытой древними письменами. Сероземы, серо-фиолетовая клочковатая сушь. Станции еще не было, но вдоль полотна тянулись четкие следы протекторов.
Вдоль пути вскоре замелькали невысокие строения. Сабодаш кого-то увидел, поднялся к окну. Какой-то человек бежал к поезду.
В ту секунду, когда колеса дополнительного замерли, в руке Антона был пакет.
- Спасибо, - сказал Антон. Не вскрывая, передал пакет Денисову.
- Пять минут стоянка, - сообщил Шалимов.
Магаданец спросил:
- А следующая?
- Селитренский.
"Должно быть, последняя телеграмма", - подумал Денисов.
"...Направленный экспертизу нож красной пластмассовой ручкой
орудием преступления не являлся..."
От него не ускользнуло:
"Обнаружены два ножа, и оба не являлись орудием убийства... Основное вещественное доказательство не найдено..."
Разговоры прекратились, когда Денисов стал откладывать лежавшие перед ним купюры, имевшие следы перегиба. Было заметно: прежде чем попасть в общую пачку, часть купюр была сложена вчетверо.
Все думали об одном.
"Кошелек Полетики-Голея небольшой, квадратный, купюры сгибались несколько раз..."
Однако Денисова беспокоило другое:
"В отсутствие Наташи Газимагомедовой и оперативной группы вправе ли я повести дальнейший розыск преступника так, как считаю нужным?"
Он отложил последнюю десятку, теперь перед ним лежала тонкая стопка купюр со следами перегибов.
- Пятнадцать! - прохрипел со своего места Судебский. - Я считал!
На него неприязненно оглянулись, Денисов смешал купюры: "С деньгами в последнюю очередь..."
Солнце припекало. Антон тревожно следил за Денисовым, все чаще стирал пот с лица.
Денисов нашел глазами магаданца и его спутников, выглядевших весьма живописно, - пожилого, со шрамом, и второго, в тельняшке, с металлической пластинкой у кисти. Он знал об этих людях меньше, чем об остальных участниках уголовного дела.
"Магаданец и его спутники, - подумал Денисов, - не жители Дальнего Востока..."
Подозрение укрепилось, когда Денисов увидел билеты, взятые от Москвы. Кроме того, перечисляя дальневосточных рыб, магаданец назвал подряд "муксуна", "чавычу" и "пыжьяна", что рыбак сделал бы едва ли: "муксун" и "пыжьян" были речными рыбами, а поставленная между ними через запятую "чавыча" - морскою.
"Но в купе действительно висела на жилке рыба..."
Магаданеп выглядел бывалым, привыкшим к шумному командировочному братству, крепкому словцу. Держался он независимо.
- В командировку? - спросил Денисов.
- Ну!
Денисов узнал интонации Подмосковья.
- Наверно, связаны с рыбным хозяйством?
Магаданец хотел отшутиться, но его спутник, пожилой, со шрамом, вклинился в разговор:
- Москва, фирма "Океан".
- Понимаю... Консервы! "Чавыча", "пыжьян"...
- И рыба! Горбуша, кета. Все ценные породы.
Денисов вспомнил характеристику проводницы: "Ничего. Только выпить не любят... Всю ночь сидели! Даже без света..."
Денисов оглядел салон: Феликс чувствовал себя не в своей тарелке, пока он, Денисов, разговаривал с рыбаками.
- А почему Магадан? - Антон воспользовался паузой.
- Девушки больше уважают! - Магаданец подмигнул Пятых, проводница вспыхнула, поправила пилотку.
- Могу быть полезен?.. - Он придвинул Денисову "Айвазовской", поднялся за стаканом.
Денисов огляделся. Свидетелей можно было разместить в первом салоне, собаку отправить в тамбур. Во втором салоне ящиков с водой заметно убавилось: под окном тихо побрякивали напольные весы, подвязанные к поручню.
- Дело в том... - начал Денисов. - Мы предполагаем накормить завтраком человек десять - пятнадцать. В Астрахани их встречает следователь.
Директор обнажил два ряда золотых зубов, печальными глазами посмотрел на Денисова.
- Можно.
- Пригласим их заранее, чтобы не собирать потом по всему поезду.
- Всегда рады... - Он хлопнул в ладоши, из кухни показалась официантка. - Два десятка пакетов по норме "Завтрак туриста". - Руки у него были короткие, на тыльной стороне кисти мелькнула синяя, наполовину выведенная татуировка. - Кофе?
- Минеральной воды.
- "Айвазовской" ящик!
- Спасибо. - Денисов не спешил покинуть ресторан. - Как с планом?
- Портвейн хорошо шел, марочный, - директор сразу почувствовал себя в своей стихии. - Еще "Алиготэ". "Марсалы" было немного.
Верзила Феликс показался из кухни. Он кивнул Денисову, сел за свободный столик.
- После отправления из Москвы, ночью, ресторан работал? - спросил Денисов.
- Нет.
- Полностью исключено?
Денисов дал понять, что не торопит с ответом, оглядел напольные весы, плакатик, призывавший получать дивиденды с вежливости, которая якобы непредубежденному человеку ничего не стоит, а некоторыми чудаками ценится втридорога.
- Исключено полностью... Не завтракали еще? - Директор не понял его медлительности. - Можно кое-что организовать...
- Залом, полузалом? - Денисов заинтересовался.
Директор покачал головой.
- Пузанок? Астраханской сельди, конечно, нет. А икорка найдется.
- Спасибо! Мне стакан сметаны, капитану Сабодашу - бутылку кефира... Вы совершенно уверены, что ночью продажи не производилось?
Денисов оглянулся: лицо официанта было желтым, Феликс снова был близок к обмороку.
Когда Денисов шел назад по составу, всюду из купе выносили коврики, пустые бутылки. Денисов обратил внимание на выставленный ряд стеклянной тары. Впереди с большим отрывом шел марочный "Дербент", "Алиготэ" держалось на третьем месте, после "Айвазовской".
Проводницы пересчитывали полотенца, готовились сдать белье, чтобы сразу по прибытии уйти домой.
В служебке девятого Денисов увидел электромонтера, он разговаривал со Шпаком. Рита по обыкновению отсутствовала. Где-то в конце вагона плакал ребенок.
В десятом, в тамбуре, стоял Ратц.
- Доброе утро, - старик поднял на Денисова глаза.
"Антон сам объявит ему насчет вагона-ресторана, - подумал Денисов, этому свидетелю, по-моему, торопиться некуда".
Антон, как и предполагал Денисов, уже начал обход - купе было заперто. Марина у окна малого коридора кивнула Денисову как человеку, с которым ничего не связывает.
Денисов прошел дальше. Большинство пассажиров томились у окон, некоторые еще спали.
В тринадцатом вагоне Денисов увидел магаданца. Попутчики его играли в карты, за их спинами Денисов различил в купе натянутую жилку с темно-золотистыми копчеными рыбинами.
Магаданец узнал Денисова.
- Рыбу в Астрахань? - Денисов показал в купе.
- А что? В Астрахани есть рыба? - возразил магаданец. - Какая, позвольте узнать?
Попутчик магаданца - пожилой со шрамом - бросил карты, натужно засмеялся.
- Белуга, осетр, - Денисов пожал плечами.
- Каспийская минога?
- Ну нет. Стерлядь.
- Вы еще скажите: сом!
- Семга.
- Это с Белого моря привозят, - магаданец оказался докой. - Да еще с Дальнего Востока - муксун, чавычу, пыжьян...
- Пыжьян - отличная вещь.
Он прошел дальше.
В малом тамбуре Пятых считала наволочки, подменная проводница держала мешок и бирку. В раздувшийся наматрасник, казалось, уже ничего нельзя было вместить.
- Хотели что-нибудь? - Галя перестала считать.
- "Кассу" на минутку...
Она поправила венчавшую ее потное лицо пилотку.
- Так в ящичке же!
Денисов отыскал в "кассе" билеты магаданца и его попутчиков. У всех оказались стандартные бланки московской автоматизированной системы "Экспресс".
- Нашли? - Пятых поняла, кем он интересуется. - С рыбных промыслов едут. С Востока. И рыба у них...
- Как они? - спросил Денисов.
- Ничего. Только выпить не любят...
- Жажда?
Она засмеялась.
- Всю ночь сидели! Даже без света...
"Это когда пробки чинили", - понял он.
Действуя ключом-"вездеходом", Денисов прошел в конец состава. Количество пустой посуды нигде существенно не менялось, равно как и соотношение выпитых в пути алкогольных и тонизирующих напитков. Бутылок из-под "Марсалы", заметил Денисов, нигде не было.
За окном показался одноэтажный вокзал, обсаженный мелколистными вязами. Перрон был выложен ровными рядами арбузов. В коридоре началась беготня.
- Баскунчак!
Дух распродажи витал над бахчевым Клондайком.
- Ввиду опоздания поезда... - предупредило радио на перроне.
Беготня за окном усилилась. Первые арбузы застучали в тамбуре: кто-то "своим ходом" гнал их по коридору в купе.
Антон посмотрел на Денисова:
- Минуты нас не устроят, правда?
Они вышли на платформу.
- Настоящий восточный базар!
Минуя продавцов, Денисов прошел в вокзал. Внутри было пусто: автоматические камеры хранения, против двери стенд: "Их разыскивает милиция". Денисов вернулся на платформу, мимо прошли Лариса и Костя с арбузом. Поодаль электромонтер продолжал начатый в служебке разговор со Шпаком. Бородатый Шпак снисходительно поглядывал на знатока футбольных схем.
Время стоянки истекло.
- Вечно опаздывает, - Суркова обтирала поручень. - Как к Верблюжке подъезжать, обязательно стоим...
- Последняя ездка, - успокоили из соседнего тамбура.
- Жара...
- Арбузу хорошо!
У подножки топтались пассажиры. Черный дог Судебского ни на минуту не прекращал ворчливого бурчания, но Судебский с поводком-удавкой и намордником был начеку.
- Гу-ляй, Дарби! Гу-ляй! Хор-рошо!
Впереди загудел встречный, Суркова спрятала тряпку.
- Теперь недолго.
Дополнительный двинулся, прибавив к расчетному весу не менее десяти тонн.
Денисов подобрал вместе телеграммы, полученные в пути следования. Условно их можно было разделить на две группы. К наиболее важным он отнес сообщение о личности потерпевшего, его прошлом и настоящем.
"Пятидесятых годах отбывал наказание за преступления совершенные
период 1941 - 1942 гг. территории временно оккупированной
фашистами Хмельницкой бывшей Каменец-Подольской области...
последняя судимость за нанесение опасного для жизни ножевого
ранения..."
Телеграмма свидетельствовала о том, что у уголовника по кличке Лука были основания опасаться мести со стороны людей, в свое время пострадавших от его преступлений.
"Но кто эти люди? Едут ли они в этом поезде?" - подумал Денисов.
Однако список версий этим не исчерпывался.
Весьма странным было и поведение некоего Карунаса, с которым младший инспектор Апай-Саар имел разговор на платформе:
"...во время посадки записал пассажира который поставил сумку
окно нерабочей стороны состава..."
Тот же Карунас подходил к Судебскому, у него был железнодорожный ключ-"вездеход", которым он открыл дверь в тамбур для Судебского и его дога.
"Молодожены видели Карунаса неподалеку от себя, когда разговаривали на перроне с Полетикой-Голеем..." - Денисов присовокупил к первой группе телеграмм сообщение о Карунасе.
Подборка документов получилась изрядная.
"...Проверкой касс возврата железнодорожных билетов установлено
Голей течение недели ежедневно сдавал билеты количестве пяти
четыре вместе один отдельно на поезд нр сто шестьдесят седьмой
дополнительный..."
"...внутренней поверхности кошелька обнаружены множественные
следы бурого цвета..."
"...исследованием остатков содержимого изъятой купе бутылки
шампанского установлено наличие снотворного вещества..."
"Куда, интересно, отнести телеграмму, касающуюся Вохмянина? - подумал Денисов. - О том, что завлабораторией скрывает дату приезда..."
Антон за столиком напротив помечал в блокноте свидетелей, которых следовало еще до прибытия в Астрахань собрать в салоне вагона-ресторана.
- Из бригады я приглашаю Пятых... - Сабодаш пометил в блокноте.
Денисов поднял голову.
- ...Пятых, Шалимова.
- Шалимову я объявил.
- Судебский?
- Тоже знает.
- Из девятого - Рита, Шпак...
Отчаянные скрипы и стук свидетельствовали о героических усилиях локомотива войти в график. Стоянки были сокращены, мелькали названия станций - Мартовский, Богдо, Чернобыльский. И вот Верблюжье - палисадничек вдоль маленького домика-вокзала, в клочке тени гладиолусы, львиный зев.
- Верблюжье, за ним Чапчачи, - сказал Денисов.
Огромный песчаный карьер был полон света. Голубая гладь и редкая клочковатая растительность смыкались на горизонте. За чертой домов, в глубине песчаного карьера, пылила машина. Там была Ахтуба.
- Ратц... - сказал Антон. - Я пока не говорил с ним.
- Меня в облпотребсоюзе хорошо знают, - снова сообщил о себе бухгалтер, - сорок семь лет стажа... В двадцать третьем году кончил курсы счетоводов!
- А во время войны где вы были? - спросил Антон, он уже объявил старику, что в Астрахани свидетелей ждет следователь. Ратц принял сообщение спокойно.
- Как все, - острые лопатки забегали у него под пижамой. - Воевал.
- На Украине?
- Под Моздоком, - он оживился. - На линии Прохладная - Гудермес... После войны работал под Днепропетровском.
Денисов не вмешивался в разговор.
- В Кировоградской области тоже бывали? - спросил Антон.
- А как же? Днепропетровская, рядом Кировоградская...
Сабодаш курил, тщательно направляя дым в окно. Дым, однако, не отлетал, тут же втягивался назад в купе.
- ...Наших пять колхозов было: Новоподольский, рядом Нововиленский. Мужики крепкие. Мой отец девяносто три года прожил, дядя девяносто семь. Хозяйства - дай бог! А рядом немецкая колония. Меня там многие знали...
Случайное, на первый взгляд, повествование Ратца обрело некий стержень. Денисов не сразу его обнаружил. Голос Ратца неожиданно окреп, даже надтреснутость на время исчезла.
- ...Когда фашисты подходили, бухгалтер из немецкой колонии даже бричку дал. "Езжай", - говорит. Лошади, правда, двухлетки. Необъезженные. А других уже не было: фашисты вот-вот нагрянут. - Ратц помолчал. Подъехал к дому, кое-что успели вынести. Говорю жене: "Беги с детьми к мосту! А я жнивьем, чтобы лошадей притомить... - Он посмотрел на Антона, пояснил: - Жара, и ветра совсем нет. Гоню их жнивьем. К мосту выехал, лошади уже в мыле. А день ясный, как сегодня... У моста жена ждет, дети. Ратц показал рукой на уровне стола, - мальчик и девочка. А по мосту нововиленские овец гонят, романовскую породу... - Он снова отвлекся. Красноармейцы торопят. Войска должны подойти... Говорю жене: "Давай детей, будем переправляться..."
Голос старика стал совсем спокойным.
- ...Небо глубо-о-кое, не видел такого никогда. Речка... Вдруг б-бабах! И еще, еще! Двухлетки мои шарахнулись - да на мост! Красноармеец винтовку сорвал: "Куда-а?" А я ничего сделать не могу!
Он кротко взглянул на Антона.
- Как во сне! Перелетел на эту сторону, оглянулся. А сзади ничего уже не разберешь! Горит мост! Где возы? Где что? Дым, крики. И танки идут. А немцы уже вот, совсем близко! - Он поскреб подбородок, помолчал. - Бричку я потом бросил, а сбрую сменял. Хорошая сбруя, совсем новая...
В глазах Ратца было больше неподдельного удивления, чем скорби крайний предел человеческой тоски.
- Так больше не встретили своих? - Антон поставил точку над "i". - Я имею в виду семью...
- Не встретил. Только во сне. Вот и в ту ночь...
Рядом с вагоном показался поднятый над землей узкий тротуарчик платформа и квадратный с плоской крышей домик - вокзал. В глубине желтых крыш горбились залежи силикатного кирпича - там шло строительство. Высоко на тонкой мачте алел флажок.
Антон поднялся.
- Чапчачи! Может, есть новости... - У дверей он обернулся. - Между прочим, ты решил свой тест, Денис?
- Насчет распределительного щита?
- Да.
- Решил.
Антон просиял:
- Ночью?
- Как сказать? Под утро!..
- И к какому выводу пришел?
- Щит вывел из строя сам Полетика-Голей... - Пока Денисов выговаривал эти слова, ему казалось, что предательская самодовольная улыбка гуляет у него по лицу. - Зачем? Чтобы вызвать в вагон электрика. Или бригадира-механика.
- Шалимова? - Антон был разочарован: казалось, все должно было проясниться, как только Денисов найдет отгадку. На деле же все еще больше запуталось.
Лейтенант милиции прошел мимо окна, Денисов проводил его взглядом. Антон выскочил в коридор.
Радио пробормотало:
- Стоянка поезда... Ввиду опоздания...
Дополнительный двинулся, Антон вошел в купе.
Телеграмм было несколько:
"Карунас Петр Игнатович прошлом судим хранение огнестрельного оружия месту жительства отношений не поддерживает якобы часто находится командировках различных городах Союза настоящее время материалами не располагаем..."
Антон тоже проявил интерес:
- Мы о нем знаем?
Денисов поколебался. Вводить ли его в суть собственных неясных полунамеков-полувыводов?
- В сером костюме, с сумкой... Тот, кто сначала подходил к молодоженам, затем к Судебскому. Открыл дверь с нерабочей стороны...
- Дверь Судебскому открыл, а сумку поставил в окно!
- Именно. А потом показал... - Денисов поднял вверх два вытянутых пальца.
- "Виктория"! "Победа"... - Антон взглянул на вторую телеграмму. Странно...
"Вохмянин Игорь Николаевич проживает гор Новосибирске сентября сего года место последнего жительства уточняется..."
Еще несколько телеграмм расширяли уже известные сведения о Полетике-Голее и содержали новые:
"...Сообщенный потерпевшим Полетиком-Голеем телефон 2610002 индивидуальной абонентской сети не значится стол заказов междугородной телефонной станции..."
"...Данным штаба московского управления транспортной милиции возможна качестве рабочей гипотезы версия причастности Полетики-Голея делу Мостового (Стоппера) обнаруженные деньги могли быть частью суммы предназначенной Стопперу и присвоенной Полетикой-Голеем до 25 августа сего года..."
- Интересно, - заметил Денисов.
Еще телеграмма посвящалась Ратцу:
"Связи пережитым потрясением отмечались признаки депрессии которые провоцировались неблагоприятными жизненными ситуациями в состоянии аффекта может совершать неадекватные поступки..."
Местность за окном выглядела выгоревшей. Солнечный шар висел уже довольно высоко над промелькнувшим глиняным мазаром. Насколько хватало глаз, тянулась солончаковая степь. Где-то недалеко от этих мест Волго-Уральские пески переходили в пески Батпайгыр.
Одно сообщение непосредственно дела Полетики-Голея не касалось:
"Избыточная оперативная информация..."
"...Помощью Гранда станции Ярославль-главный задержан поличным дополнительный соучастник преступной группы Мостового-Стоппера имевший при себе большое количество груза"
Упомянутый в телеграмме Гранд был питомцем отдела служебного собаководства, прошедшим специальную подготовку по обнаружению наркотиков.
Последняя телеграмма имела отношение лично к Денисову и Сабодашу:
"...Ввиду неблагоприятных метеорологических условий утром 27 августа аэропорт Астрахань временно закрыт прилет оперативной группы задерживается..."
- Газимагомедова к нашему прибытию не успеет... Непогода!
- Я, пожалуй, пойду. - Антон поправил китель, взял со стола газеты. Свидетели, наверное, уже собираются в ресторане.
Денисов подумал.
- Мы упустили из вида магаданца...
- Магаданца?
- Того, что пил из неоткупоренной бутылки... Магаданца и его попутчиков пригласи тоже в ресторан.
Антон ушел. Денисов уложил телеграммы, собрал вещи.
Он не принадлежал к людям, для которых гипотеза ненадежна уже потому, что ее нельзя предъявить, выложить на стол.
"Распределительный щит в одиннадцатом вывел из строя Полетика-Голей, чтобы ночью в неосвещенный вагон заманить электрика. Или Шалимова..."
"...Лука не добивался темноты в коридоре - призрачные сумерки тянулись от одного фонарного столба к другому, не требовалась Полетике-Голею и темнота в купе - он сам протестовал против шторы..."
Денисов по-прежнему был горд своим открытием. Как и в тесте с карликом, самым сложным было обнаружить промежуточное звено логической цепи, где тезис "Для чего выводят из строя распределительный щит?" незаметно подменяется похожим, но совершенно другим: "Зачем в пути следования преступник оставляет вагон без света?"
Впереди раздался предупредительный гудок локомотива, Денисов посмотрел на часы. Он не вполне представлял себе свою роль на это ближайшее время, прежде чем Газимагомедова и ее оперативная группа возьмут все полномочия в свои руки. Наташа могла не одобрить того, что Денисов мог осуществить.
"Что ж, - подумал он. - Пора собираться..."
9
Вагон-ресторан покачивало, но не сильно. Прозрачный свет пустыни стоял в окнах.
К приходу Денисова почти все столы были заняты - Антон, Шалимов, соседи Полетики-Голея по купе; кто видел или разговаривал с ним в поезде; молодожены, Прудниковы, Феликс.
Официантка разнесла завтрак, посудомойка, не выпуская из губ сигарету, открывала "Айвазовскую".
По знаку Антона Феликс освободил Денисову место у двери. Рядом директор что-то считал в тетради. По другую сторону прохода сидели Вохмянин и Марина. Дальше, за ними, устроился Ратц. Четвертый стул, у окна, пустовал.
"Сложись иначе обстоятельства, - подумал Денисов, - его занимал бы сейчас Лука..."
Вохмянин что-то писал в общей тетради. Пока Денисов смотрел на него, он не поднял головы.
Первенствовал Судебский.
- ...В каждом деле надо знать тонкости! Если кинолог - собаку хорошо знай, чтобы мог сказать, выгуленный пес или нет... Если следователь или инспектор, наблюдай - кто чего стоит!
Хозяин Дарби обращался к Прудниковым, они занимали места в середине, за тем же столом сидели Шпак и проводница девятого Рита. Прудниковы-младшие играли во втором салоне. Дальше, в нерабочем тамбуре, маялся дог.
В салон вошли еще люди. Проводницы двенадцатого и десятого никого не видели, но, по модели Денисова, должны были быть допрошены - вместе с электриком прошли в середину, к попутчикам магаданца. Сам магаданец устроился между Судебским и Пятых.
До Астрахани оставалось недолго. Если бы погода благоприятствовала, на вокзале, под желто-красной крышей, очень скоро их ждала бы группа Газимагомедовой.
Денисов вернулся к событиям на московском вокзале в момент отправки дополнительного.
"Карунаса, который подходил к Судебскому перед посадкой, не интересовал рацион дога. Это так ясно!.."
"Подошел, поинтересовался: "Чей дог? - рассказал Судебский. - Каких родителей? Чем кормим? Они думают, если собака большая - ей наварил полведра супу..."
Денисов снял часы, положил на столик рядом с авторучкой и записной книжкой "Фише-Бош", подвинул бутылки с "Айвазовской" - возникла некая композиция.
"Ответы Судебского, должно быть, успокоили Карунаса, он своим ключом открыл Судебскому дверь в вагон и только позднее, перед самым отправлением, оставшись один, поставил в окно с нерабочей стороны свою сумку. Это заметил младший инспектор... - Денисов переместил записную книжку, возникла новая и, как ему показалось, более динамичная композиция. - Карунас в случае допроса должен будет объяснить, кому предназначался груз. Или, по крайней мере, откуда сам он его получил!"
Денисова отвлек хриплый голос Судебского:
- Кошелек потерпевшего с пятнадцатью червонцами тоже исчез! Я никого не подозреваю, однако... - Он метнул взгляд куда-то в сторону двери.
Ехавшие в купе с убитым молчали. Вохмянин оставил доклад, присматривался к холодной трубке, точно видел ее впервые.
- Как честный человек... - прохрипел Судебский. - Предлагаю! Пусть каждый предъявит свою наличность.
В салоне стало тихо.
- Деньги? - спросил кто-то.
- Ну!
- Ерунда! - Молчавший все это время Рати повернул скорбное лицо. - Не думайте, что каждый здесь в одиночку. Слава богу, у меня есть глаза...
Антон согласился:
- Лишнее!
- А мы добровольно! Я первый... Вот! - Судебский стад демонстративно выворачивать карманы - на пол посыпались талоны на бензин, корешки каких-то квитанций. - Ни одной десятки!
Феликс, магаданец и еще двое последовали его примеру. У Феликса оказались четыре новенькие десятки, магаданец был, что называется, гол как сокол.
- Обещали выдать на месте...
- Все или никто! - гремел Судебский, снова рассовывая содержимое по карманам.
Директор вагона-ресторана оторвался от счетов:
- Червонец - купюра ходовая...
- Главное: как определить, какие купюры краденые? - спросил Шалимов.
Сабодаш, простая душа, подлил масла в огонь:
- Вообще-то деньги узнать нетрудно. - Он потемневшим платком вытер лоб. - Кошелек найден. Внутренняя поверхность оказалась в высохших бурых пятнах: кровь! Значит, на деньгах тоже...
- Хватились! - Прудников усмехнулся. - Разменял - и дело с концом!
- Показывай, Прудников! - прервала его жена.
В это время Марина поднялась, поправила очки. В руке у нее была пачка десяток.
- Проверьте, - она положила деньги на стол перед Антоном. На некоторых действительно были какие-то пятна.
У Вохмянина вырвался досадливый жест. Похожая на жужелицу пассажирка под литографией астраханского Кремля громко вздохнула.
- Вы везете деньги из Сум? - спросил Антон.
- Часть денег я разменяла по дороге...
Электрик из угла заметил резонно:
- Убийца мог выбросить деньги, а кто-то поднять!
Поколебавшись, Антон переправил лежавшую перед ним пачку на стол к Денисову.
- Ашулук! - объявил Шалимов.
Земля за окном выглядела рассохшейся, словно покрытой древними письменами. Сероземы, серо-фиолетовая клочковатая сушь. Станции еще не было, но вдоль полотна тянулись четкие следы протекторов.
Вдоль пути вскоре замелькали невысокие строения. Сабодаш кого-то увидел, поднялся к окну. Какой-то человек бежал к поезду.
В ту секунду, когда колеса дополнительного замерли, в руке Антона был пакет.
- Спасибо, - сказал Антон. Не вскрывая, передал пакет Денисову.
- Пять минут стоянка, - сообщил Шалимов.
Магаданец спросил:
- А следующая?
- Селитренский.
"Должно быть, последняя телеграмма", - подумал Денисов.
"...Направленный экспертизу нож красной пластмассовой ручкой
орудием преступления не являлся..."
От него не ускользнуло:
"Обнаружены два ножа, и оба не являлись орудием убийства... Основное вещественное доказательство не найдено..."
Разговоры прекратились, когда Денисов стал откладывать лежавшие перед ним купюры, имевшие следы перегиба. Было заметно: прежде чем попасть в общую пачку, часть купюр была сложена вчетверо.
Все думали об одном.
"Кошелек Полетики-Голея небольшой, квадратный, купюры сгибались несколько раз..."
Однако Денисова беспокоило другое:
"В отсутствие Наташи Газимагомедовой и оперативной группы вправе ли я повести дальнейший розыск преступника так, как считаю нужным?"
Он отложил последнюю десятку, теперь перед ним лежала тонкая стопка купюр со следами перегибов.
- Пятнадцать! - прохрипел со своего места Судебский. - Я считал!
На него неприязненно оглянулись, Денисов смешал купюры: "С деньгами в последнюю очередь..."
Солнце припекало. Антон тревожно следил за Денисовым, все чаще стирал пот с лица.
Денисов нашел глазами магаданца и его спутников, выглядевших весьма живописно, - пожилого, со шрамом, и второго, в тельняшке, с металлической пластинкой у кисти. Он знал об этих людях меньше, чем об остальных участниках уголовного дела.
"Магаданец и его спутники, - подумал Денисов, - не жители Дальнего Востока..."
Подозрение укрепилось, когда Денисов увидел билеты, взятые от Москвы. Кроме того, перечисляя дальневосточных рыб, магаданец назвал подряд "муксуна", "чавычу" и "пыжьяна", что рыбак сделал бы едва ли: "муксун" и "пыжьян" были речными рыбами, а поставленная между ними через запятую "чавыча" - морскою.
"Но в купе действительно висела на жилке рыба..."
Магаданеп выглядел бывалым, привыкшим к шумному командировочному братству, крепкому словцу. Держался он независимо.
- В командировку? - спросил Денисов.
- Ну!
Денисов узнал интонации Подмосковья.
- Наверно, связаны с рыбным хозяйством?
Магаданец хотел отшутиться, но его спутник, пожилой, со шрамом, вклинился в разговор:
- Москва, фирма "Океан".
- Понимаю... Консервы! "Чавыча", "пыжьян"...
- И рыба! Горбуша, кета. Все ценные породы.
Денисов вспомнил характеристику проводницы: "Ничего. Только выпить не любят... Всю ночь сидели! Даже без света..."
Денисов оглядел салон: Феликс чувствовал себя не в своей тарелке, пока он, Денисов, разговаривал с рыбаками.
- А почему Магадан? - Антон воспользовался паузой.
- Девушки больше уважают! - Магаданец подмигнул Пятых, проводница вспыхнула, поправила пилотку.