Смирнов Алексей Константинович. Мемуриалки - 2

   Теперь я знаю, почему дети боятся темноты. Я знаю, ЧТО бродит в ночи за моими окнами, заглядывая в мусорные баки и принюхиваясь к мертвечине.
   В ожидании Годо
   Картина: с трепетом жду Грузчиков. Они должны доставить мне важный Груз.
   Я очень боюсь этой публики.
   У меня ощущение, будто им известно нечто основополагающее, судьбоносное, недоступное мне.
   У меня есть старый приятель, который живет в роскошных апартаментах можно сказать, в Родовых с большой буквы. Там и шторы, и тумбы, и лики пращуров, и всякий тебе фарфор, и пыльные фолианты - одним словом, настоящее Дворянское Гнездо.
   Там слушают скрипку и бардов, едят разные диковинные вещи - например, мясо кенгуру; к нему ходят рыбницы и молочницы, залетают синицы, шастают всякие тени.
   Как-то, помню, я пришел к нему, разлегся в кресле, сорвал с бутылки пластмассовый колпачок и машинально, не раздумывая, поставил его себе вместо пепельницы. Не успел я потрусить туда папиросой, как друг мой замахал на меня руками в какой-то опереточной экзальтации, побежал, принес дорогую серебряную пепельницу, едва ли не бриллиантами инкрустированную, а колпачок с омерзением выкинул.
   Так вот: однажды он сидел, облачившись в домашний халат (!) и, конечно, что-то писал, а может, читал или рассматривал в лупу, хотя и без нее видно. И в дверь позвонили; он чинно прошел в коридор и на вопрос "Кто там? " услышал: "Специалисты! "
   Вошли два марсианина в сапогах, ватниках и строительных шлемах, вооруженные серьезным ломом. Ни слова не говоря, они прошли в святая святых, в кабинет, посреди которого остановились, прицелились и трахнули ломом в потолок. "Не, здесь не пройдет, " - сказал один марсианин. И они так же молча вышли, не снисходя до объяснений.
   Было дело, что мы даже пытались задобрить равнодушных пришельцев. Я купил имбирную настойку. Друг, снаряжая меня в магазин, наказывал: бери все, что угодно, но только не имбирную настойку. Разумеется, ее-то я и купил. Пить это дело было невозможно, хотя мы честно смешивали его со всевозможными вкусностями: вареньем, медом, просто сахаром - все без толку.
   Конечно, мы и в мыслях не держали ее вылить, а потому пришли в полную растерянность. Тут за окном показался Космический Корабль. Это была штукатурная люлька, в которой катался суровый космический волк, бывалый шкипер с бесстрастным лицом. Мы постучали в стекло, из-за окна послышался невразумительный рык. Мы, отчасти владея космолингвой, разобрали два слова: "Чего надо? "
   "Вот! " - мы показали ему бутылку. И состоялся контакт. "Давай! " прохрипел гуманоид, взял бутылку, и его аппарат пошел на снижение, и больше не поднимался.
   Сейчас у меня нет бутылки.
   Я жду.
   Потираю руки: они холодные.
   НЛО
   Люди редко обращают взор к небесам.
   А я обращаю.
   Поэтому летом 2001 года, на станции Васкелово, я видел НЛО.
   Народ смотрел, кто куда: в пивной ларек, на автобусную остановку, себе под ноги. Никто не удосужился поднять глаза и восхититься увиденным. Между тем НЛО висел - очень далеко и высоко, совершенно неподвижно. Сначала мне казалось, что это прозрачный шар, но после я рассмотрел в его центре некую пустоту, превращавшую сферу в кольцо.
   Оно провисело, не двигаясь ни на дюйм, около четырех часов.
   Наверное, насыщалось информацией и просвечивало лучами билетную кассу и пивной шалман с плакатом, на котором был изображен Барон Мюнхаузен верхом на ядре и с пивной кружкой в руках. На ядре тот сидел, словно в гинекологическом кресле.
   О пропаже людей не сообщали, хотя за посетителей шалмана я не ручаюсь.
   Я, понимая, что лучше меня контактеров поблизости нет, пытался наладить телепатию. Подмигивал кольцу, улыбался, показывал средний палец руки. Очевидно, этих сведений было достаточно. Через четыре, как я уже сказал, часа НЛО, удовлетворенный, стал уменьшаться и вскоре пропал.
   Напитавшись окрестным сознанием, он, многим подобно, полетел в Москву искать правды.
   Об этом после усиленно врали по ТВ, где всячески оскорбляли НЛО, называя его то зондом, то воздушным шариком, за которым, однако, военные следили еще с границы.
   Потом тему быстро замяли.
   Я уверен, что НЛО сбили и заспиртовали на Лубянке вместе с анацефалами, Двуглавым Орлом и военными преступниками.
   Танатос
   Наш кот, уже привыкший к дому и не подозревавший о существовании иных измерений, был взят на поводок и перемещен в Зимнюю Сказку.
   Поскольку снега он в жизни не видел, Сказка ему не понравилась. Вместо того, чтобы восхититься инопланетным пейзажем и задуматься над загадками бытия, он сразу начал выискивать всякую мерзость.
   Движимый силами Танатоса, он устремился к продуктам распада: рвался к помойке, изучал собачье дерьмо.
   Те же силы правят и человеком. Я немедленно получил тому наглядное подтверждение.
   Ко мне подошло чудовище, одетое в подобие пальта и шапки. У чудовища был искусственный глаз и мало зубов, оно явно направлялось за боярышником.
   - Привет, - сказало оно.
   - Ты кто? - спросил я настороженно.
   - Ну, как же, - ответило чудовище.
   Оно рассказало, что давно меня знает и хорошо помнит.
   Я пожал плечами, и чудовище ушло.
   Судя по всему, в прошлом со мной происходили многие вещи, которые не запомнились по причине общего хмельного дурмана.
   А сколького я еще не знаю?
   Движимый означенными силами, я устремлялся к распаду и попадал в орбиту интересов странных существ.
   Мне даже страшно представить себе вещи, которые могли нас объединить.
   Дог-Шоу: Если Хозяин с Тобой
   На задворках Павловской лаборатории, что при Институте Экспериментальной Медицины, стоит единственный в мире памятник собаке. Он очень маленький и невзрачный, его не сразу заметишь. Собака изготовлена в натуральную величину, и, может быть, она вовсе не памятник, а настоящая, просто с ней сделали что-то неслыханное и невиданное, а после, заметая следы, водрузили на постамент.
   Это очень возможно, если принять во внимание изощренность и размах собачьего холокоста.
   Однажды, на четвертом курсе, с нами занимался нервными болезнями один фрукт.
   Он был ассистентом при кафедре и носил фамилию, созвучную с напитком "Тархун", этикетка от которого хранилась у него под настольным стеклом.
   Ученый объявил нам об очередной годовщине Опыта Стенона. Насколько я сейчас помню, этот древний опыт заключался в перевязке каких-то собачьих артерий, которые питают спинной мозг, и без которых развивается паралич задних лап. Или всех четырех.
   - И вот, - наш учитель мечтательно завел глаза, - Стенон поужинал и вышел в сад. Там бегало какое-то животное - может, собака, или что-то другое; он поймал его, нашел ремень и перетянул эти самые артерии. Тот день вошел в историю, и у нас на кафедре его празднуют ежегодно. Вчера мы с профессором Богородинским вспомнили о годовщине, пошли и, как всегда, успешно, по доброй традиции, повторили Опыт Стенона.
   Тита, Настоящий Полковник
   Я много написал про больных и совершенно забыл об их родственниках.
   Между тем, это занятная публика, которая не всегда убивается и не всегда заламывает руки. Только что я наткнулся на стихи, не подлежащие цитированию - в них, право слово, нет ничего примечательного, кроме общих обстоятельств написания.
   Эти стихи написал один полковник в отставке.
   Сколько же ненужной, дрянной информации без пользы засело в моей башке! Я ведь помню зачем-то, что этот полковник приехал лечиться 1 июля 1993 года. Почему я это запомнил? Загадка.
   Он, конечно, приехал не только лечиться, чего не доверил бы никому, даже мне, имея собственные виды на вещи, полезные для его здоровья. Мне же он доверил свою жену, в прошлом - видную и особенно яростную работницу здравоохранения. Она принадлежала к административному звену, чем вышибла из меня остатки сочувствия, так что коллегой я ее не считал. С ней (не поэтому) случился удар, и все, что она могла говорить, сидя в коляске, было "ита-ита", в различных интонационных вариантах.
   После проведенного лечения я настойчиво доказывал, что ей стало лучше, потому что она уже говорила "тита-тита".
   - Вы представляете, сколько нервных клеток пришлось оживить ради одной лишней буквы? - втолковывал я полковнику.
   - Да, да, у нее и риторика изменилась, - соглашался тот.
   Риторика, однако, менялась по другим причинам, о которых он знал гораздо лучше меня.
   - Тита! Тита! Тита!! - такими воплями встречало меня больничное утро. Я бежал в палату (двухместную, для парного с мужем существования). Администраторша сидела вне себя от ярости и тыкала здоровой рукой в подушку.
   - Тита!!
   Расследование показывало, что настоящий полковник стянул кошелек с деньгами и отправился получать процедуры, которые сам себе прописал.
   Процедуры оказывали на него замечательное воздействие. В нем просыпался поэт.
   Он писал длинные поэмы, посвящая их лично мне, моему шефу, докторам, старшей сестре, массажистке - все получили по своему экземпляру. Поэмы были разные, в каждой указывались какие-то достоинства адресата. Уж не помню, чем пленил его я (свою-то поэму я как раз потерял). По-моему - живостью, кареглазостью, предприимчивостью. Эти произведения, вынужденно дружелюбные по форме, дышали затаенной солдатской агрессией.
   При различном содержании подпись всегда была одна и та же.
   Вот какая:
   Николаев, полковник в отставке, ветеран Отечественной войны, участник блокады Санкт-Петербурга.
   Атлетический Мемуар
   Кофе литрами и дым кубометрами - это вредно, как ни крути.
   Однажды я побежал за трамваем и почувствовал, что все, отбегался. А ведь когда-то выдерживал столько, что страшно подумать.
   Когда я только поступил в институт и угодил в замечательный колхоз, о котором уже когда-то писал, мне удалось оттуда удрать. Я отпросился в город, в институтский здравпункт, и там рассказал старенькой бабушке в халате про то, как я теряю сознание, и какой у меня бывает беспричинный плач. Как ни странно, это сработало. Но когда я начал петь ту же песню спортивному доктору, тот людоедски осклабился: "Очень хорошо! Мы от этого как раз и лечим физкультурой! "
   И вкатил мне основную группу, тогда как все мои буйволообразные товарищи попали в другую, специальную-лечебную, где спьяну кидали теннисные мячики и таращились на девиц. А мне было не до девиц. Помню, я отжимался, так мой сосед, припавши к полу, сподобился настроить свой нос на особенную волну, исходившую от трудившейся перед ним однокурсницы, весьма дебелой. Отжаться он не смог и так и остался лежать, ловя ртом потяжелевший эфир.
   Так что я оказался в безраздельной власти существ, напоминавших своим видом роботов, которых зачали по пьяному делу, а хладнокровием подобных рептилиям. "Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре", - пели они, механически выкидывая ноги на шарнирах.
   Они погнали меня сдавать лыжный кросс, но я спрятался среди березок.
   Это вскрылось, и мне пригрозили расстрелом. К концу марта, благо кросс был не пройден, дело запахло порохом. Я уговорил приятеля побегать за меня, и мы отправились очень далеко за город, на лыжную базу, 31 марта. Искали ее полдня, проваливаясь по грудь то в снег, то хуже, а когда нашли, никого там не обнаружили, и ветер свистал, и скрипели ворота. Мы выпили красного вина и поехали домой.
   В конце мая лыжи все еще не были сданы.
   Мне повязали мешок на голову, поставили к стенке и сосчитали до двух с половиной.
   Потом меня заставили бегать.
   Каждое утро, до начала занятий, я приезжал на стадион, где меня уже ждал патологический робот с выпуклыми, рачьими глазами. И каждое утро я делал по шесть километров.
   Я был один, стадион стоял пустынный. Со стороны меня наверняка можно было принять за особого оздоровительного человека, сжигаемого идеей.
   Теперь, случись такое, я бы умер на середине первого круга.
   Морда
   Лет пять-шесть назад мы заметили, что наш ребенок весьма возбужден, встревожен и упорно твердит про какую-то "Морду".
   По всему выходило, что Морда эта обитает во дворе, и от нее все неприятности.
   Наконец, я решил разобраться и специально повел дочку на улицу искать эту морду. Все разъяснилось очень быстро.
   В нашем дворе стоит трансформаторная будка. И вот на этой будке кто-то и впрямь нарисовал нечто среднее между гориллой, бойцом ОМОНа и автопортретом. На это ушло буквально несколько штрихов, но истинному художнику больше не нужно.
   Мы посмеялись, я сочинил про Морду сказку, подвел ребенка к Морде, заставил потрогать, пнуть, показать язык. В общем, справились кое-как.
   Потом Морду закрасили и заменили каким-то номером - как на могиле неизвестного горемыки, расстрелянного за изнасилование колхозного стада.
   И вот вчера я снова увидел Морду. Я даже остановился.
   Морда была цветная, в профиль. Это была большая фотография Конкретного Человека: стрижка ежиком, глубокомысленный взор, многопотентный живот, обтянутый красным свитером. Для протокола не хватало черно-белых шашечек.
   И я догадался: старую Морду никто не закрашивал, она просто-напросто сошла ночью с будки и где-то шлялась, нагуливая жир и зарабатывая авторитет, торговала цветными металлами. Теперь вернулась в статусе кандидата-депутата.
   Над Мордой было написано: "Я желаю счастья вам".
   Далеко от народа
   Сцена из прошлой жизни, рассказанная моим дядей.
   Хмурое утро. Крик воронья. Далекий осатанелый лай.
   В винном магазине дают популярное вино под названием "Сахра": "квадрат" - 16 градусов на 16 процентов сахара.
   Окрестный люд выстроился, будто к ленину.
   Ассортимент в магазинчике небогат: помимо "Сахры", которую в народе зовут "сахара" (с ударением на последнем слоге), есть коньяк за 14 рублей.
   И вот стоит в этой очереди пышная и культурная дама, в немыслимых мехах.
   Приличные люди берут себе "сахара" и отходят, временно счастливые.
   А эта, когда подходит ее очередь, волнуется и говорит:
   - Мне, пожалуйста, коньяк.
   Какой-то мужичок не выдерживает:
   - Коньяк ей подавай! "Сахара" брать не хочет! Сейчас коньяк сожрёт и "сахара" просить станет! И хер кто нальет! . .
   Меч
   Жил да был один мой знакомый, затаившийся сионист и вообще душа-человек.
   Охоч был до женского пола, не дурак выпить, да впридачу - мастер на все руки. И вот однажды он сделал одному маленькому мальчику большой деревянный меч, просто чудо.
   На меч же тот, если мне не изменяет память, положил Боевое Сионистское Начертание, смысл которого был открыт ребенку и переводился так: "Меч моего народа".
   Мальчик, крошка совсем, торчал с этим мечом на автобусной остановке, мама его куда-то везла.
   К ним подошел добрый славянин из мирной семьи народов, с открытой душой. Он приветливо, зла не тая и худого не мысля, спросил:
   - А что же это у тебя за меч, мальчик?
   На что дитя дало ему огнедышащий ответ:
   - Это - меч моего народа.
   Мышиный вопрос
   Однажды перед сном я долго размышлял о Мышке.
   Я вспомнил наши микробиологические штудии. Для наглядной демонстрации гибельного влияния микробов нас заставили взять Белую Мышку и сделать ей укол в живот. В шприце содержалась культура бактерий. И все это сделали, и я в том числе.
   А теперь я думаю: почему я это сделал?
   Между прочим, я повторил действия уничтожителя мышек из старого фильма про всяких живодеров. Фильм назывался "Кому он нужен, этот Васька? " и в 7-летнем возрасте довел меня до совершенно невменяемого состояния. Пожалуй, это было первое знакомство с Мировым Злом. И вот, тринадцатью годами позже, я предпринял нечто намного худшее.
   Мы ведь могли отказаться. Никто не сомневался, что для Мышки это закончится плачевно, и никакие доказательства здесь были не нужны. Пусть не все - я один мог отказаться. Вооруженный не мышиной, а лошадиной дозой микробов, я отлично понимал, что цель опыта вовсе не в том, чтобы что-то доказать. Я должен был научиться переступить через себя для пользы дела. И, сознавая эту необходимость, я напустил на себя полное равнодушие и ликвидировал Мышку.
   Теперь же меня не то, чтобы мучило раскаяние - скорее, вопрос. Для пользы какого дела была устроена эта демонстрация?
   Получается, что дохтур должен уметь наплевать на разные тонкости, когда перед ним поставлена важная задача.
   Итак, вопрос: к выполнению какой задачи готовят дохтура, когда велят ему истребить живую тварь без всякой на то необходимости? И через что ему предстоит переступить?
   Я догадываюсь, конечно. Но нет, не может быть, чтобы вот так, заранее.
   Рождественская сказка
   Жил да был на свете Самый Главный Водопроводчик по прозвищу Архетип.
   Он был очень добросовестным работником, менял прокладки подтекающим домохозяйкам и пил при этом совсем чуть-чуть, и то по будням.
   Дьявол, видя такое усердие, затаил злобу, а потом изготовил Дьявольскую Батарею.
   Однажды, когда Водопроводчик Архетип пришел ее чинить, батарея взорвалась на тысячу кусков. Один из осколков, самый чугунный и ржавый, пробил Водопроводчику череп и засел в задней черепной ямке. После этого Водопроводчику все стало видеться в дурном свете.
   Он подружился со Снежной Королевой, побывал в ее царстве, а когда вернулся, разбил в окрестных домах все стекла и перекрыл все трубы.
   Я долго скитался, разыскивая его, и пережил много опасных приключений, расспрашивая о нем во дворцах и разбойничьих притонах.
   Наконец, я нашел его на полу нашего РЭУ. Он сидел, раскинувши ноги, и складывал из ржавых болтов слово "Вечность".
   - О, пробудись! - и я простер к нему руки. - Неужели твое сердце заледенело? Ведь бабушка мерзнет!
   Я долго говорил, веруя в живость его сокровенного душевного родника.
   Водопроводчик внимательно слушал. Через восемь часов глаза его увлажнились, а живой родник прорвался фонтаном. Повалил горячий пар, и все заволокло. Горячая вода забила гейзером и бьет до сих пор.
   Про водопроводчика
   И кто же их не склонял?
   Я вызвал водопроводчика.
   Но он не пришел.
   Одна знакомая поделилась опытом удачного общения с этой спецслужбой: их надо встречать в халатике.
   Итак, я нацепил халатик, завился, подкрасился, побрил ноги, но не лицо, желая соблюсти модный нынче гарлемский стиль; снял обручальное кольцо и начал ждать.
   Дроля, однако, не появился.
   Тогда я надел шапку, взял пистолет и пошел в так называемый ЖАКТ.
   Оказалось, что вероломный дроля уже расписался в амбарной книге, указав там, что навестил меня накануне и выложился на полную катушку, сумев оправдать мои самые сокровенные желания - даже те, о которых я не подозревал.
   И я стал ждать его дальше, готовый устроить семейную сцену, обломать рога и наставить новые.
   Но вот он явился: через неделю.
   Это был печальный человек в вязаной шапочке. Судя по запаху, грусть его была вызвана употреблением чего-то невкусного, причем он это не только употребил, но и выделил.
   Дальше он повел себя как доктор, который вылечил насморк, но рак победить не сумел.
   Я, например, когда сам был доктором, всегда старался вселить в клиента какой-нибудь необоснованный оптимизм.
   Но нельзя же так вот, без всякой надежды оставить!
   Глядя на мои ржавые трубы, он качал головой и причмокивал так, как чмокал бы гинеколог, глядя на трубы фаллопьевы, пораженные гонореей.
   Он поручил мне купить новую, двухметровую трубу для выполнения пластической операции.
   Поменял прокладку, в чем выразилась аналогия с излечением насморка.
   Потом, по моей настоятельной просьбе, приблизился к холодной батарее. Так приближаются к постели умирающего.
   - У-у-у! - сказал он, прикоснувшись ко лбу больного. И начал сыпать латынью.
   Потом строго перевел:
   - Это надо делать летом.
   Анатомический Мемуар
   Люди гораздо выносливее и черствее, чем о них думают.
   Стоит заговорить про мединститут, как сразу слышишь: ах, анатомичка!
   Между прочим, у нас на курсе было 500 человек, девиц среди них - две трети. И на моей памяти только одну отчислили за то, что ей не хотелось препарировать пятки. Да, впрочем, она сама ушла, никто ее не гнал.
   Что до меня, то я всегда смотрел на тамошних покойников с раздражением, потому что должен был вызубрить, из чего они состоят. Других чувств у меня не возникало. Они же совершенно безобидны, эти заспиртованные головы немецко-фашистских захватчиков и врагов народа - на вырез, с демонстрационными разрезами-"окошками" на лбу и щеках. Может быть, эти мелкие дефекты - вообще прижизненного происхождения.
   При виде больших костно-мышечных статуй со специально подкрашенными сосудистыми и нервными пучками мне всегда хотелось узнать, что думают об этом их неупокоившиеся души, которые, конечно же, так и порхают в анатомических залах, нашептывая студенчеству вредные, неправильные ответы. Хотелось бы мне так вот стоять, безымянным? Нет, только с указанием прожитых лет и литературных заслуг.
   Самые веселые занятия - это, разумеется, когда изучаются сами знаете, какие органы.
   Мрачный, но добрый грузин Каха угрюмо топчется. Перед ним - мошонка, по-латыни - скротум.
   - Назовите орган по латыни!
   - Скриптум.
   - Нет.
   - Скроптум.
   - Балл долой за скриптум, балл долой за скроптум.
   Поднос передвигается к его соседке. На подносе лежит черный от тьмы веков, заслуженный орган, внушающий невольное уважение. Похоже, что он, пожалуй, даже и не человеческий, а лошадиный какой-нибудь, забытый в лошади конем.
   - Расположите орган по отношению к себе!
   Тут надо дать пояснение: все органы, которые нам давали, полагалось располагать во фронтальной плоскости перед собой, как если бы они были наши собственные.
   Девушка не смущается, нет. Уже одно то, как она принимает орган в руки, говорит о многом. Но секундное замешательство при попытке расположить орган по отношению к себе вызывает всеобщее ликование.
   Поднос едет дальше.
   Айболит-79
   Вспоминается картинка: она мне очень понравилась в свое время и чем дальше, тем все больше нравится.
   Я успешно закончил восьмой класс: сдал последний экзамен и потому отправился погулять в Таврический Сад.
   День был погожий, в Саду стоял шум и гам. Привлеченный фанфарами и трубами, я, буратине подобный, пошел к летней эстраде. Там давали разудалое представление под названием "Доктор Айболит".
   Площадка перед эстрадой заполнена детворой. Многие были с мамами, иные даже в колясках.
   Царила атмосфера мирного праздника.
   По сцене метались обезьяны и прочие твари, предводительствуемые не вполне адекватным доктором.
   Уже не помню, как повернулся искалеченный сюжет, но в какой-то момент с эстрады стали кричать:
   - Разбойники! Разбойники! Где вы?
   Рядом со мною, голые руки скрестив, стояли два опасных лба, бритых налысо. Они жевали жвачку и снисходительно следили за действием.
   Один улыбнулся и крикнул:
   - Мы здесь!
   Достигая невозможного
   Я надеюсь, что мой ребенок вырастет пробивным человеком.
   К тому есть задатки.
   Повел я ее в поликлинику, выписываться в школу. Приходим, а там все прекрасно: детский плакат с коровой в шляпке и подписью "Кады-мады, неси воды! Корове пить! Тебе - водить". А еще - очередь на пятьдесят человек, и все, как один, в польтах, ибо гардероб не работает по причине зимы.
   Короче, я ворвался в какую-то каморку, пал ниц, назвался невропатологом и сказал, что от моего немедленного приезда зависит жизнь полутысячи человек с бытовой травмой головы.
   Выписали.
   Я и раньше бывал расторопен. В детстве мама свела меня в зоопарк покататься на пони. Там была очередь часа на три, и мама, разобравшись с порядком стояния в ней, вдруг выяснила, что я уже еду. Я просто пошел и сел в тележку. И некий тип, при орденских планках, стал всячески ветеранствовать и вещать, что вот, мол, уже с таких малых лет, и так далее, и тому подобное.
   На пони, однако, был я, а он стоял и пускал завистливую, бешеную слюну.
   По материнской линии у моей дочки тоже все неплохо.
   Однажды, на заре перестройки, ее мама приобрела без очереди сапоги, за которые убивали.
   А тесть мой вообще совершил невозможное, прямо на моих глазах геракнулся тринадцатым подвигом.
   Пошли мы, помнится, за пивом, с двумя трехлитровыми банками. Было это году в 1988. В унылой ноябрьско-мартовской мгле торчали два пивных очка; одно из них сомкнулось навсегда, другое же трудилось на износ, питая надежды очень, очень длинной и молчаливой очереди. Она выгибалась больной загогулиной, страдая.
   Тесть оставил меня следить, а сам привалился к ларьку, как бы ни в чем не участвуя. Он просто пришел посмотреть и постоять, ни к чему не стремясь. Он сделался маленьким, униженным и неожиданно доброжелательным ко всякой твари. Вскоре ему удалось завязать серьезный разговор с фигурами, которые тоже, по причине предвкушения, уже начинали наполняться благодатью. Я опомниться не успел, как тесть уже бежал ко мне с двумя полными банками.
   "Быстро! Быстро! " - приговаривал он. Оказалось, что пиво на нем закончилось и не досталось людям, с которыми он разговаривал про былое и думы.
   Очередь еще только начала ворочаться, плохо понимая, что произошло, а мы уж были далеко.
   Чрезвычайно-Полномочный Мемуар
   В годы работы на благо всеобщего здоровья, творившегося в моей славной пригородной больнице, мне удалось заполучить Мандат.
   Дело в том, что наше отделение занималось старыми травмами и болячками, то есть так называемой реабилитацией.
   К нам же из других больниц спроваживали Бог знает, кого.
   Гниющих заживо, с трубками в животе, с грибковым поражением всего, что бывает.
   Реабилитироваться. Острый период, дескать, миновал.