— Когда? — заерзал Вик.
— Был рабочий момент, — посерьезнел Игорь.
Значит, про баллончик лака для волос Измайлов ни сном, ни духом? О, телохранитель…
— Что же ты нас так незатейливо заложил, Игорь? Всего лишь полковнику Измайлову, — не стала размякать я, представив себе предыдущие судороги на крючке этого фээсбэшника. — Мог бы свое учреждение задействовать.
«Всего лишь полковник» Вика не вдохновил, но он сдержался. Любопытно, честно заслуженную зарплату от мужа Игорь в детский дом перечисляет, или как? Как у них вообще это устроено? И не он ли изуродовал моего бывшего ненаглядного?
— Ни черта не боится, — пробормотал экс-главный охранник с неприятной гримасой.
Боюсь, Игорь, и тебя боюсь. Но не показывать же этого. Страх — самое интимное в человеке. А я женщина скромная.
— Вы зарвались, ребята, — повысил голос Игорь.
Я зыркнула на Валеру. Он был далек от солидарности с начальником.
— Мы справляли свои частные нужды, сударь, — сказала я.
— Вы зарвались, — заело Игоря. — Вы начали мешать. Не полковнику Измайлову, ему вы давно пакостите. Мне. Полина, что произошло на пресс-конференции, к примеру? К чему было настораживать подполковника Самойлова и спускать на него всех собак?
Оперативность повышенная, как бы это ни звучало. Надо отбиваться.
— Самойлов — скотина. Журналисты — не собаки.
Крайнев полез в задний карман, возможно, за носовым платком. Я погрозила ему пальцем. Зачем провоцировать вооруженных? Наша пантомима выглядела глупо, но эффектно. И дала мне возможность подзавести себя:
— Я не разобрала, вам мешать, ваше величество?
— Мне.
Ладно, тебе, так тебе. Проглочу, но прожевав.
— А где был ты и твои сослуживцы, когда Валерию наркоту подбрасывали? Когда вышвыривали в тартарары? Кто тогда мешал вам разбираться? Действовать? Мы с Крайневым? Ты сейчас намекаешь, будто следишь за Самойловым и не хочешь, чтобы его вспугнули. Так ведь годы идут. Сколько судеб он еще сломает? Сколько героина позволит продать?
Игорь рассвирепел до нервного тика. Его верхние веки прямо в пляс пустились. Измайлов, ты все-таки меня любишь. Потому что не позволил ему открыть рот в таком состоянии. Бросил сварливо:
— Не стоит, капитан. Когда девушка проезжалась по нашей организации, вы отнеслись к этому благодушно. А когда по вашей, расстроились. Ее не проймешь комплиментами о порушении мафии, она очень молода и очень самоуверенна. Пусть уж взрослеет естественно, без моральных оплеух от щедрот ФСБ.
Игорь в ответ скривился, но потом улыбнулся:
— Договорились, Виктор Николаевич. Вы покровительствуете Полине?
— Это выше моих сил. Но она дружна с моим сотрудником.
— Вот оно что, — слегка разочаровался Игорь. — Тем не менее, договорились.
Сколько ты за меня должен? Что-то в этом роде я спросила у мужа, когда он увез меня от Валентина Петровича. И внутри деловых, и внутри служивых одно и то же спрятано, да?
Крайнев с Балковым еще образовывали заслон.
— Я что, ворота соперника в момент штрафного? — взвыла я. — Расступитесь немедленно, никто меня не тронет.
Парни сделали по шагу в стороны.
— Игорь, надо думать, милицейскому расследованию не чужой? — ехидно осведомилась я.
— Разобраться в самоубийстве, происшедшем почти на моих глазах — дело чести, — уравновешенно отозвался капитан. — Ну и еще кое-какие точки соприкосновения есть.
— Крайнев расследованию вообще родня? — не отстал от меня Вик.
— Я за него ручаюсь, — сказал Игорь.
Мы с Балковым горячо присоединились. Надо было ковать железо, пока не остыло, так что я не медлила:
— Послушайте, люди. Когда я пришла к Алексею Шевелеву в марте, он сказал, что вода добывается на территории санатория «Дубрава» и называется «Дубравная». Тебе объяснять, о чем речь, Валерий?
— Я потом сам, — избавил меня от лишних слов Игорь.
— Потом он вдруг дал задний ход, дескать, до появления на прилавках время есть, может, переименуем. Ну, я ее окрестила родниковой и экологически чистой. И почему-то вбила себе в голову, что Шевелев менял название фирмы, а не продукции. Но в сентябрьский мой приход разговор касался конкретно санатория «Березовая роща».
— Сменили источник? — лениво поинтересовался капитан
— Нет. После стрельбы администрация решила, что с «Дубравой» у отдыхающих связаны дурные ассоциации. Осмотрелись, дубов не обнаружили, зато берез оказалось в избытке. Пока обоснования и заявки мотались по инстанциям, пока заказывали новые бланки путевок и документов, прошло три года. И вот коммерсантам воду разливать, а у главврача новость.
— Погоди, Полина, — взмолился Сергей Балков. — «Дубрава» — санаторий, где расстреляли совещавшихся бизнесменов. Теперь он называется «Березовая роща». И на его территории добывают воду, так?
— Так. Добывают, очищают и разливают в бутыли… Сергей, Валерий, да сядьте же, наконец.
Ребята сели рядком на диван.
— Достаньте мне путевку в этот санаторий, — добралась я до основного. — Хочется отдохнуть от всех вас. Нервы подлечить.
— Там желудки врачуют, — проинформировал Балков, несколько дней назад не чаявший, как поскорей забыть об этой «Дубраве».
— И желудки болят от нервов. У кого сейчас нет гастрита, колита, язвы?
— У тебя, — не вытерпел Измайлов. — Ты с совершенно другим диагнозом резвишься. Какая связь между убийством четырехлетней давности и водой?
— Никакой. Но если совпало, я не виновата.
Мужчины сосредоточенно замолчали. Каждый думал о своем, это было очевидно. Труднее всего приходилось Крайневу. Его лоб стал складчатым, он даже закусил изнутри щеки. Предложить бы им поесть, но мой холодильник был моделью Арктики — морозно и пусто.
Первым отвлекся от своих размышлений капитан ФСБ:
— Полина, можно тебя на пару слов?
— Пойдем в кухню.
— Я насчет «своего учреждения», — сразу заговорил Игорь. — Мой отец с детства мечтал быть разведчиком. Но получилось армейским офицером. Он сотрудничал с КГБ. Когда ему стали указывать, на кого и какой именно компромат собирать, чуть ли не сочинять, отец застрелился. А мне завещал работать в органах.
— Всюду драмы, извини меня. Конечно, нельзя валить на человека промахи всех людей. Я на тебя свалила.
Мне необходимо было как-то выразить ему свое расположение.
— Давай выпьем, Игорь.
Наверное, я снова не то ляпнула. Капитан воззрился на меня одновременно недоверчиво, строго и весело. Такой вот взглядовый коктейльчик. Потом прыснул:
— Мне много чего предлагали, но выпить… А, давай.
Когда мы с Игорем выбрались из кухни после дежурной рюмки мира, занюхивая рукавами, милиционеры расступились.
— С вами, Виктор Николаевич, мы встретимся завтра, — тоном Дон Жуана пообещал Игорь. И уже властно: — Крайнев, подбрось меня в коттедж.
Валерий не двинулся с места.
— Мы прочитаем записи по поводу воды и тоже исчезнем, — успокоил его Сергей.
— Счастливо, Валера. Они без нас не обойдутся, — внесла я свою лепту в тяжкое дело утешения Крайнева.
Он мотнул головой и вышел с Игорем. Следом на цыпочках слинял Банков. Измайлов приблизился ко мне на расстояние, которое безопасным мог считать только неисправимый оптимист. Полина, лучшая защита — это нападение. Ты у себя дома. Не трусь.
— Конечно, Вик, ты вправе меня поколотить. Но во всяком конфликте повинны обе стороны, учти.
Измайлов орал. Полчаса… Сорок минут… Сорок три! Лексические запасы впечатляли, но зачем так часто обзываться? Многого же я о себе не знала. Самое приятное, что бестолочь. Однако как-то неуловимо и неуклонно интерес полковника сужался до единственной проблемы: что у меня было с Крайневым помимо разъездов. И с Игорем помимо обыска коттеджа. Это меня ужаснуло. Потому что узлы трудовых споров редко рубятся по-македонски. А вот любовных и бытовых… Что, полковник милиции не мужчина? И он упрекал меня в ревности! Как мало справедливости на свете! Мои колюще-режущие предметы в кухне? Вроде. Зато тяжелых в комнате хоть отбавляй. Полина, пора принимать меры. А то Шекспир в гробу шебуршится, жалея, что упускает классный сюжет. «Отелло»! Елки, «Измайлов» — это вещь.
— Вик, ну как мне тебе доказать, что ничего у меня не было ни с Крайневым, ни с Игорем? Мне нужен ты.
И поскольку варианта доказательств Измайлов не предложил, я занялась отсебятиной. Я занималась ею долго и с удовольствием. Утром Измайлов был заметно заторможен, но верил уже всему.
Поскольку есть у меня было нечего, завтракать мы отправились к Вику. Не успели расположиться за столом, как в дверь позвонили.
— Пришел некто славный, — сонно сообщил Вик.
— Примета?
— Примета, Поленька.
Сказав это, Измайлов не шевельнулся. Впускать гостя предстояло мне.
Борис Юрьев, как заморский принц, осанисто шагнул через порог.
— Сбежал из больницы, мерзавец? — гаркнул вмиг оживившийся полковник.
— Сбежал, мочи нет, — доложил Борис.
И подмигнул мне. Слава Богу, значит, не очень сердит. А двигается так странно из-за туго перевязанной грудной клетки.
Понятно, что от угощения он не отказался. Неплохо подлечили, получается.
— Я валялся и думал, — осторожно затянулся сигаретой насытившийся Борис. — Связаны все преступления между собой, хоть режьте. Только мы никак не улавливаем связи.
— Я тоже так считаю, — подхватила я.
Но моя поддержка лишь охладила пыл Юрьева.
— Полина, тебе безумно пойдет кляп, — сказал Вик.
А они не геи? Как соберутся вместе, мне слова вставить не удается. И что будет, если я поделюсь с ними своим предположением? Нет, Полина, заткнись. Еще раз так восстанавливать добрые отношения с Виком можно не ранее, чем через месяц. Ты же не из синтетики сработана.
— Борис, Виктор Николаевич категорически отказывается предполагать, что убийства Лизы, Шевелева, наше похищение и проба оружия на черепе бывшего мужа — одно дело. Но он еще не в курсе, что вчера меня вызывали в редакцию. Валентин Петрович.
— И ты скрытничаешь? Черт знает что вытворяешь, а о важном молчишь? — крикнул Вик.
Насчет черта в ночном контексте… Я обиделась.
— Поля, — осознал свою бестактность Измайлов, — не злись, я имел в виду, что Бориса надо питать сведениями, чтобы поскорее включился.
Ломаться не стоило, Борис чуть не погиб из-за меня. Я рассказала все.
— Недурно было бы прокатиться по дорогим сердцу местам, во-первых. И позвонить от имени подруги Лизы Валентину Петровичу, во-вторых, — зашевелил мозгами заморенный эскулапами Борис.
— Громилы из иномарки дали Полине сбежать, — вломился в процесс Вик.
Если Измайлову что-нибудь втемяшилось, выбить невозможно. Но я попыталась.
— Смысл? Утащить из города, припугнуть, ладно, но отпустить! Грязную, в синяках…
— Может, они Валентина Петровича ждали?
— Симпатичное предположение, — одобрила я.
Хотя согласиться с тем, что мои скачки по полю были запланированы бандюгами, оказалось непросто.
— Я вам опишу происшедшее, как представляю, — посулил Юрьев.
Измайлов возликовал. Есть старинное слово — любимче. Вот Борис для Вика — это самое. Балков слишком приземлен, скучен, сер. А по мне, ребята именно тандемом привлекательны.
— Кто-то заказывает музыку и платит, — увлеченно приступил к повествованию Борис. — Либо Валентин Петрович, либо муж Поли, либо оба вместе.
Да, мальчик, рановато ты из палаты вырвался.
— Вы, Виктор Николаевич, исходили из того, что Валентин Петрович мог получить у Лизы любые данные. А вдруг нет? Вдруг они с Полиной выяснили нечто, сулящее им выгоду? Прибыль?
— И кто их снабдил такими данными, Борис?
— Шевелев.
— С какой стати?
— Проболтался.
— Те, кто имел привычку пробалтываться, давно дрыхнут на кладбище. Шевелев не ребенок.
— Тем не менее, на кладбище он угодил.
— Стоп, но Полина-то перед нами.
Эта мелочь сильно раздосадовала Юрьева.
— Шевелев ничего особенного не говорил, — испортила я ему пролог. — Мы обеспечивали рекламу. Десятки других то же от нас получают. И все целы и невредимы.
— Виктор Николаевич, а не левый ли спирт они в бутыли закачивают? — воскликнул Юрьев. — Прошерстить бы их заводец, а?
Измайлову версия понравилась. А мне нет.
— Боря, так Шевелев через меня Лизе про спирт трепанулся? Она — намеками Валентину Петровичу, я — мужу. Затем мы принялись душить и стрелять. Кстати, я окурок нашла. В кармане плаща лежит. Курить в своем кабинете Лиза могла позволить только близкому-преблизкому человеку. Либо она была мертва, когда там смолили. Если чинарик не позже на стеллаже очутился.
— Детектив, — уничижительно хмыкнул Борис.
— Прекратите ссориться, — велел Вик, протягивая мне фотографию.
На ней было лето, море, люди. Вот Лиза, ее супруг, главный редактор и высокая темноволосая женщина. Ого.
— Собираясь на свидание к Валентину Петровичу, я старалась походить на нее.
— Это жена главного редактора, Поля.
— Но почему же по описанию вахтерши никто ее не опознал?
— Возможно, потому, что в день убийства Лизы она ходила в парикмахерскую. Постриглась и покрасилась в этакий одуванчиковый цвет.
— Не слишком ли банально?
— Все на земле банально, Поля. Мы ищем оригинальности и сложности, а Иванушка-дурачок обставляет и обставляет нас напропалую.
— Короче, она задушила Лизу, подозревая неутихшую страсть в муже? Как выражался полунинский Асисяй: «Детектива — это любов»? Тогда почему она не уничтожила снимок?
— Мы взяли его дома у Лизы. Дама утверждает, что в редакции не была. Но в парикмахерской не в состоянии вспомнить время ее прихода — ухода. Никто.
— Не сердись, Измайлов. Старая жена может укокошить молодую. А наоборот…
— Поспорим?
— Не отважусь. У тебя ворох случаев из практики. Итак, тайна второй посетительницы раскрыта. Правда, Валентин Петрович чудит. Но это же несущественно. И пусть жена главного была у Лизы. Ты попробуй докажи, что она ее убила.
— Полина, ты мне завидуешь.
— Нет. Я не могу подобрать выражений. Но у нас самих столько накрутилось в последние дни вокруг ревности или на нее, что, по-моему, у тебя в сознании сдвиг. Ты забыл про головорезов из зеленой иномарки.
— Ладно, допускаю, что дама покрывает благоверного, который задушил прежнюю жену за то, что она смешала его с мусором на службе. Но у тебя самой сдвиг на почве головорезов из иномарки. Все хочешь расквитаться за себя и Бориса.
— Поехали, что толку спорить, — призвал Юрьев. — Виктор Николаевич, не доказывайте вы ничего Полине. Она же вам назло рассуждает.
— Если бы, Борис. Она рассуждает назло себе.
Я сочла это достаточным аргументом в свою защиту.
За городом было по-осеннему просторно и роскошно. Мы с Борисом наперебой живописали Вику детали похищения. На сей раз ни капли дождя не пролилось здесь, и мы нашли мои туфли, вмурованные в высохший земляной ком.
— Больно было удирать босиком? — посочувствовал Борис.
— Почему босиком? В колготках…
Конечно, похохотать эти Пинкертоны горазды. Но я привыкла. Теперь предстояло навсегда усвоить, что Вик умный. Ибо с острого клина опушки дивно просматривалось шоссе. Если уж подстраивать побег, то только тут.
Глава 13
— Был рабочий момент, — посерьезнел Игорь.
Значит, про баллончик лака для волос Измайлов ни сном, ни духом? О, телохранитель…
— Что же ты нас так незатейливо заложил, Игорь? Всего лишь полковнику Измайлову, — не стала размякать я, представив себе предыдущие судороги на крючке этого фээсбэшника. — Мог бы свое учреждение задействовать.
«Всего лишь полковник» Вика не вдохновил, но он сдержался. Любопытно, честно заслуженную зарплату от мужа Игорь в детский дом перечисляет, или как? Как у них вообще это устроено? И не он ли изуродовал моего бывшего ненаглядного?
— Ни черта не боится, — пробормотал экс-главный охранник с неприятной гримасой.
Боюсь, Игорь, и тебя боюсь. Но не показывать же этого. Страх — самое интимное в человеке. А я женщина скромная.
— Вы зарвались, ребята, — повысил голос Игорь.
Я зыркнула на Валеру. Он был далек от солидарности с начальником.
— Мы справляли свои частные нужды, сударь, — сказала я.
— Вы зарвались, — заело Игоря. — Вы начали мешать. Не полковнику Измайлову, ему вы давно пакостите. Мне. Полина, что произошло на пресс-конференции, к примеру? К чему было настораживать подполковника Самойлова и спускать на него всех собак?
Оперативность повышенная, как бы это ни звучало. Надо отбиваться.
— Самойлов — скотина. Журналисты — не собаки.
Крайнев полез в задний карман, возможно, за носовым платком. Я погрозила ему пальцем. Зачем провоцировать вооруженных? Наша пантомима выглядела глупо, но эффектно. И дала мне возможность подзавести себя:
— Я не разобрала, вам мешать, ваше величество?
— Мне.
Ладно, тебе, так тебе. Проглочу, но прожевав.
— А где был ты и твои сослуживцы, когда Валерию наркоту подбрасывали? Когда вышвыривали в тартарары? Кто тогда мешал вам разбираться? Действовать? Мы с Крайневым? Ты сейчас намекаешь, будто следишь за Самойловым и не хочешь, чтобы его вспугнули. Так ведь годы идут. Сколько судеб он еще сломает? Сколько героина позволит продать?
Игорь рассвирепел до нервного тика. Его верхние веки прямо в пляс пустились. Измайлов, ты все-таки меня любишь. Потому что не позволил ему открыть рот в таком состоянии. Бросил сварливо:
— Не стоит, капитан. Когда девушка проезжалась по нашей организации, вы отнеслись к этому благодушно. А когда по вашей, расстроились. Ее не проймешь комплиментами о порушении мафии, она очень молода и очень самоуверенна. Пусть уж взрослеет естественно, без моральных оплеух от щедрот ФСБ.
Игорь в ответ скривился, но потом улыбнулся:
— Договорились, Виктор Николаевич. Вы покровительствуете Полине?
— Это выше моих сил. Но она дружна с моим сотрудником.
— Вот оно что, — слегка разочаровался Игорь. — Тем не менее, договорились.
Сколько ты за меня должен? Что-то в этом роде я спросила у мужа, когда он увез меня от Валентина Петровича. И внутри деловых, и внутри служивых одно и то же спрятано, да?
Крайнев с Балковым еще образовывали заслон.
— Я что, ворота соперника в момент штрафного? — взвыла я. — Расступитесь немедленно, никто меня не тронет.
Парни сделали по шагу в стороны.
— Игорь, надо думать, милицейскому расследованию не чужой? — ехидно осведомилась я.
— Разобраться в самоубийстве, происшедшем почти на моих глазах — дело чести, — уравновешенно отозвался капитан. — Ну и еще кое-какие точки соприкосновения есть.
— Крайнев расследованию вообще родня? — не отстал от меня Вик.
— Я за него ручаюсь, — сказал Игорь.
Мы с Балковым горячо присоединились. Надо было ковать железо, пока не остыло, так что я не медлила:
— Послушайте, люди. Когда я пришла к Алексею Шевелеву в марте, он сказал, что вода добывается на территории санатория «Дубрава» и называется «Дубравная». Тебе объяснять, о чем речь, Валерий?
— Я потом сам, — избавил меня от лишних слов Игорь.
— Потом он вдруг дал задний ход, дескать, до появления на прилавках время есть, может, переименуем. Ну, я ее окрестила родниковой и экологически чистой. И почему-то вбила себе в голову, что Шевелев менял название фирмы, а не продукции. Но в сентябрьский мой приход разговор касался конкретно санатория «Березовая роща».
— Сменили источник? — лениво поинтересовался капитан
— Нет. После стрельбы администрация решила, что с «Дубравой» у отдыхающих связаны дурные ассоциации. Осмотрелись, дубов не обнаружили, зато берез оказалось в избытке. Пока обоснования и заявки мотались по инстанциям, пока заказывали новые бланки путевок и документов, прошло три года. И вот коммерсантам воду разливать, а у главврача новость.
— Погоди, Полина, — взмолился Сергей Балков. — «Дубрава» — санаторий, где расстреляли совещавшихся бизнесменов. Теперь он называется «Березовая роща». И на его территории добывают воду, так?
— Так. Добывают, очищают и разливают в бутыли… Сергей, Валерий, да сядьте же, наконец.
Ребята сели рядком на диван.
— Достаньте мне путевку в этот санаторий, — добралась я до основного. — Хочется отдохнуть от всех вас. Нервы подлечить.
— Там желудки врачуют, — проинформировал Балков, несколько дней назад не чаявший, как поскорей забыть об этой «Дубраве».
— И желудки болят от нервов. У кого сейчас нет гастрита, колита, язвы?
— У тебя, — не вытерпел Измайлов. — Ты с совершенно другим диагнозом резвишься. Какая связь между убийством четырехлетней давности и водой?
— Никакой. Но если совпало, я не виновата.
Мужчины сосредоточенно замолчали. Каждый думал о своем, это было очевидно. Труднее всего приходилось Крайневу. Его лоб стал складчатым, он даже закусил изнутри щеки. Предложить бы им поесть, но мой холодильник был моделью Арктики — морозно и пусто.
Первым отвлекся от своих размышлений капитан ФСБ:
— Полина, можно тебя на пару слов?
— Пойдем в кухню.
— Я насчет «своего учреждения», — сразу заговорил Игорь. — Мой отец с детства мечтал быть разведчиком. Но получилось армейским офицером. Он сотрудничал с КГБ. Когда ему стали указывать, на кого и какой именно компромат собирать, чуть ли не сочинять, отец застрелился. А мне завещал работать в органах.
— Всюду драмы, извини меня. Конечно, нельзя валить на человека промахи всех людей. Я на тебя свалила.
Мне необходимо было как-то выразить ему свое расположение.
— Давай выпьем, Игорь.
Наверное, я снова не то ляпнула. Капитан воззрился на меня одновременно недоверчиво, строго и весело. Такой вот взглядовый коктейльчик. Потом прыснул:
— Мне много чего предлагали, но выпить… А, давай.
Когда мы с Игорем выбрались из кухни после дежурной рюмки мира, занюхивая рукавами, милиционеры расступились.
— С вами, Виктор Николаевич, мы встретимся завтра, — тоном Дон Жуана пообещал Игорь. И уже властно: — Крайнев, подбрось меня в коттедж.
Валерий не двинулся с места.
— Мы прочитаем записи по поводу воды и тоже исчезнем, — успокоил его Сергей.
— Счастливо, Валера. Они без нас не обойдутся, — внесла я свою лепту в тяжкое дело утешения Крайнева.
Он мотнул головой и вышел с Игорем. Следом на цыпочках слинял Банков. Измайлов приблизился ко мне на расстояние, которое безопасным мог считать только неисправимый оптимист. Полина, лучшая защита — это нападение. Ты у себя дома. Не трусь.
— Конечно, Вик, ты вправе меня поколотить. Но во всяком конфликте повинны обе стороны, учти.
Измайлов орал. Полчаса… Сорок минут… Сорок три! Лексические запасы впечатляли, но зачем так часто обзываться? Многого же я о себе не знала. Самое приятное, что бестолочь. Однако как-то неуловимо и неуклонно интерес полковника сужался до единственной проблемы: что у меня было с Крайневым помимо разъездов. И с Игорем помимо обыска коттеджа. Это меня ужаснуло. Потому что узлы трудовых споров редко рубятся по-македонски. А вот любовных и бытовых… Что, полковник милиции не мужчина? И он упрекал меня в ревности! Как мало справедливости на свете! Мои колюще-режущие предметы в кухне? Вроде. Зато тяжелых в комнате хоть отбавляй. Полина, пора принимать меры. А то Шекспир в гробу шебуршится, жалея, что упускает классный сюжет. «Отелло»! Елки, «Измайлов» — это вещь.
— Вик, ну как мне тебе доказать, что ничего у меня не было ни с Крайневым, ни с Игорем? Мне нужен ты.
И поскольку варианта доказательств Измайлов не предложил, я занялась отсебятиной. Я занималась ею долго и с удовольствием. Утром Измайлов был заметно заторможен, но верил уже всему.
Поскольку есть у меня было нечего, завтракать мы отправились к Вику. Не успели расположиться за столом, как в дверь позвонили.
— Пришел некто славный, — сонно сообщил Вик.
— Примета?
— Примета, Поленька.
Сказав это, Измайлов не шевельнулся. Впускать гостя предстояло мне.
Борис Юрьев, как заморский принц, осанисто шагнул через порог.
— Сбежал из больницы, мерзавец? — гаркнул вмиг оживившийся полковник.
— Сбежал, мочи нет, — доложил Борис.
И подмигнул мне. Слава Богу, значит, не очень сердит. А двигается так странно из-за туго перевязанной грудной клетки.
Понятно, что от угощения он не отказался. Неплохо подлечили, получается.
— Я валялся и думал, — осторожно затянулся сигаретой насытившийся Борис. — Связаны все преступления между собой, хоть режьте. Только мы никак не улавливаем связи.
— Я тоже так считаю, — подхватила я.
Но моя поддержка лишь охладила пыл Юрьева.
— Полина, тебе безумно пойдет кляп, — сказал Вик.
А они не геи? Как соберутся вместе, мне слова вставить не удается. И что будет, если я поделюсь с ними своим предположением? Нет, Полина, заткнись. Еще раз так восстанавливать добрые отношения с Виком можно не ранее, чем через месяц. Ты же не из синтетики сработана.
— Борис, Виктор Николаевич категорически отказывается предполагать, что убийства Лизы, Шевелева, наше похищение и проба оружия на черепе бывшего мужа — одно дело. Но он еще не в курсе, что вчера меня вызывали в редакцию. Валентин Петрович.
— И ты скрытничаешь? Черт знает что вытворяешь, а о важном молчишь? — крикнул Вик.
Насчет черта в ночном контексте… Я обиделась.
— Поля, — осознал свою бестактность Измайлов, — не злись, я имел в виду, что Бориса надо питать сведениями, чтобы поскорее включился.
Ломаться не стоило, Борис чуть не погиб из-за меня. Я рассказала все.
— Недурно было бы прокатиться по дорогим сердцу местам, во-первых. И позвонить от имени подруги Лизы Валентину Петровичу, во-вторых, — зашевелил мозгами заморенный эскулапами Борис.
— Громилы из иномарки дали Полине сбежать, — вломился в процесс Вик.
Если Измайлову что-нибудь втемяшилось, выбить невозможно. Но я попыталась.
— Смысл? Утащить из города, припугнуть, ладно, но отпустить! Грязную, в синяках…
— Может, они Валентина Петровича ждали?
— Симпатичное предположение, — одобрила я.
Хотя согласиться с тем, что мои скачки по полю были запланированы бандюгами, оказалось непросто.
— Я вам опишу происшедшее, как представляю, — посулил Юрьев.
Измайлов возликовал. Есть старинное слово — любимче. Вот Борис для Вика — это самое. Балков слишком приземлен, скучен, сер. А по мне, ребята именно тандемом привлекательны.
— Кто-то заказывает музыку и платит, — увлеченно приступил к повествованию Борис. — Либо Валентин Петрович, либо муж Поли, либо оба вместе.
Да, мальчик, рановато ты из палаты вырвался.
— Вы, Виктор Николаевич, исходили из того, что Валентин Петрович мог получить у Лизы любые данные. А вдруг нет? Вдруг они с Полиной выяснили нечто, сулящее им выгоду? Прибыль?
— И кто их снабдил такими данными, Борис?
— Шевелев.
— С какой стати?
— Проболтался.
— Те, кто имел привычку пробалтываться, давно дрыхнут на кладбище. Шевелев не ребенок.
— Тем не менее, на кладбище он угодил.
— Стоп, но Полина-то перед нами.
Эта мелочь сильно раздосадовала Юрьева.
— Шевелев ничего особенного не говорил, — испортила я ему пролог. — Мы обеспечивали рекламу. Десятки других то же от нас получают. И все целы и невредимы.
— Виктор Николаевич, а не левый ли спирт они в бутыли закачивают? — воскликнул Юрьев. — Прошерстить бы их заводец, а?
Измайлову версия понравилась. А мне нет.
— Боря, так Шевелев через меня Лизе про спирт трепанулся? Она — намеками Валентину Петровичу, я — мужу. Затем мы принялись душить и стрелять. Кстати, я окурок нашла. В кармане плаща лежит. Курить в своем кабинете Лиза могла позволить только близкому-преблизкому человеку. Либо она была мертва, когда там смолили. Если чинарик не позже на стеллаже очутился.
— Детектив, — уничижительно хмыкнул Борис.
— Прекратите ссориться, — велел Вик, протягивая мне фотографию.
На ней было лето, море, люди. Вот Лиза, ее супруг, главный редактор и высокая темноволосая женщина. Ого.
— Собираясь на свидание к Валентину Петровичу, я старалась походить на нее.
— Это жена главного редактора, Поля.
— Но почему же по описанию вахтерши никто ее не опознал?
— Возможно, потому, что в день убийства Лизы она ходила в парикмахерскую. Постриглась и покрасилась в этакий одуванчиковый цвет.
— Не слишком ли банально?
— Все на земле банально, Поля. Мы ищем оригинальности и сложности, а Иванушка-дурачок обставляет и обставляет нас напропалую.
— Короче, она задушила Лизу, подозревая неутихшую страсть в муже? Как выражался полунинский Асисяй: «Детектива — это любов»? Тогда почему она не уничтожила снимок?
— Мы взяли его дома у Лизы. Дама утверждает, что в редакции не была. Но в парикмахерской не в состоянии вспомнить время ее прихода — ухода. Никто.
— Не сердись, Измайлов. Старая жена может укокошить молодую. А наоборот…
— Поспорим?
— Не отважусь. У тебя ворох случаев из практики. Итак, тайна второй посетительницы раскрыта. Правда, Валентин Петрович чудит. Но это же несущественно. И пусть жена главного была у Лизы. Ты попробуй докажи, что она ее убила.
— Полина, ты мне завидуешь.
— Нет. Я не могу подобрать выражений. Но у нас самих столько накрутилось в последние дни вокруг ревности или на нее, что, по-моему, у тебя в сознании сдвиг. Ты забыл про головорезов из зеленой иномарки.
— Ладно, допускаю, что дама покрывает благоверного, который задушил прежнюю жену за то, что она смешала его с мусором на службе. Но у тебя самой сдвиг на почве головорезов из иномарки. Все хочешь расквитаться за себя и Бориса.
— Поехали, что толку спорить, — призвал Юрьев. — Виктор Николаевич, не доказывайте вы ничего Полине. Она же вам назло рассуждает.
— Если бы, Борис. Она рассуждает назло себе.
Я сочла это достаточным аргументом в свою защиту.
За городом было по-осеннему просторно и роскошно. Мы с Борисом наперебой живописали Вику детали похищения. На сей раз ни капли дождя не пролилось здесь, и мы нашли мои туфли, вмурованные в высохший земляной ком.
— Больно было удирать босиком? — посочувствовал Борис.
— Почему босиком? В колготках…
Конечно, похохотать эти Пинкертоны горазды. Но я привыкла. Теперь предстояло навсегда усвоить, что Вик умный. Ибо с острого клина опушки дивно просматривалось шоссе. Если уж подстраивать побег, то только тут.
Глава 13
— Излагай, Полина, — возжелал поразвлечься и скрасить себе обратный путь Вик.
— Чего изволите, Виктор свет Николаич?
— Всего.
— Воля ваша. В субботу утром в редакции Лизу навестил главный, по совместительству первый муж, затем его жена, возможно, выслеживавшая предполагаемого изменника, и, наконец, сволочи из иномарки. Я считаю душителями их, вы, полковник, — одного из членов редакторской семьи. А вдруг Борис ближе к истине, чем мы оба?
— Ты не простыла? — забеспокоился Юрьев. — В кои веки отозвалась обо мне по-человечески.
Я проигнорировала его выпад. За первым порывом следует шквал, проверено.
— Что, если Шевелев о чем-то проболтался Лизе? Вы не допускаете, что у них помимо меня свои дела могли быть? Потом он опомнился и заказал ее.
— Сволочам из иномарки? — хохотнул Вик.
— Нет, голубчики. Своей супруге. Тоже высокая тощая брюнетка, между прочим. Пусть любовник обеспечил ей алиби на время убийства Алексея. А начало ее уик-энда вы проверяли?
— Вот это поворотец, — крякнул Измаилов.
— Я способная, — закляла я себя на случай новых насмешек. — А бойфренд Лизы, которому она успела растрепать секрет Шевелева, в ночь с субботы на воскресенье прикончил коммерсанта на даче.
— Поля, тогда выходит, что этот оборотистый бойфренд — твой муженек. Не щипайся, пожалуйста. Пистолет его? Его.
— Не факт.
— У тебя все фактами и не пахло, мы терпели. Ты делала последнюю рекламу для Шевелева. Злые дяди по наущению твоего бывшего тебя попугали, а добрый Валентин Петрович попробовал выяснить, не просочилась ли к тебе какая-нибудь информация.
— Далее мужу стало нестерпимо стыдно за организацию мерзостей, и он совершил попытку саморасстрела…
— Нельзя ли без элементов противостояния? — фигурально развел нас с Виком по разным углам Борис. — У меня еще не все ладно с мозгами, пожалейте.
— Ладно. В воскресенье нас с тобой похитили люди, которые последними посещали редакцию. Ты им был без надобности. Меня побили и позволили выбраться на шоссе. Валентин Петрович, покочевряжившись для вида, опоил кофе с какой-то дрянью, транспортировал к себе и приступил к расспросам. Но не успел ничего толком выяснить, меня забрал муж. Добился он своего вчера, узнав про байку Шевелева. Перед этим он удивительным образом отреагировал на звонок якобы шантажистки: попросил зашиты у милиции, но солгал про время встречи.
— Поля, а главный редактор не оставлял вас с этим Валентином Петровичем один на один в кабинете? — уточнил Борис.
— Нет.
— Значит, либо он в курсе, либо просто ждал, когда его попросят удалиться.
— А я вот просто жду, когда мне сообщат, что мужа пытались убить. Господин полковник, его Игорь приканчивал?
Вик выпустил руль. Потом стиснул его и искоса посмотрел на меня. Из расширившихся зрачков сочились изумление и виноватость.
— Игорь — телохранитель? — спросил Борис, которому Измайлов, кажется, без поблажек загружал в больнице сотрясенные мозги.
— Он еще и капитан ФСБ, — подсуетилась я.
Юрьев парень воспитанный, но ругнуться, как выяснилось, умеет многоэтажно. Правда, после извиняется.
— Их что, в ФСБ стрелять не учат? — вырвалось у него.
От повторного «прости» я отмахнулась. В сущности, вопрос Бориса был неплохим ответом. Тут Измайлов собрался с духом:
— Поленька, расстраивать тебя невмоготу, раз. Твой бывший прекрасно знал, кого пасет Игорь, и предоставлял ему возможность работать в обмен, сама соображаешь, на отпущение кое-каких старых грешков, два. Капитан не возражал против доведения до тебя этого. Чтобы дальше нос не совала. Не было Игорю резона рубить сук. Вот остальными охранниками он сейчас вплотную занимается. И я им не завидую. Капитан — мужик лютый.
— А стерва?
— Действительно в саду прогуливалась, мигрень по ветру развеивала. Но откуда тебе известно…
— Какой же кретин станет палить себе за ухо, а не в висок?
— Милая, — нежно и вкрадчиво шепнул Вик, — у тебя не многовато подробностей?
Надеялся поймать на слове? Меня?
— Его подруга ткнула меня пальцем туда, где была дырка. Ощущение гадкое.
— Ах вот оно что.
Вик то ли обрадовался, то ли разочаровался, но продолжил ровным тоном:
— Поля, некто приблизился сзади. Видимо, жертва начала поворачивать голову на звук шагов. Пришлось нажать на курок.
— За чем же они охотятся? Два трупа, травмы Бориса, ранение…
— При любом раскладе объект один — деньги. А ты, оказывается, в состоянии держать язык за зубами.
Возразить было нечего. Мы опустошенно безмолвствовали. Но Измайлову не терпелось:
— Борис, ты предлагал пораздражать Валентина Петровича.
— Есть идея, — согласился Юрьев и не скрыл ее от нас.
В рабочем кабинете Измайлова собрались Вик, Балков, Юрьев и Игорь, который сурово сообщил, что «приобщен к делу». Я потребовала до кучи в компанию Крайнева, на меня шикнули. Мне было велено устрашить Валентина Петровича. Советовали все, и наперебой, и по очереди. На слух это было даже остроумно, однако почти сразу стало очевидно — мы проигрываем. Всухую. Разговаривая с ним в первый раз из автомата, я хулиганила, совершенно не хотела его видеть, но у меня получалось. Теперь же, в присутствии четверых нервничающих мужчин, я никак не могла взять в толк, почему Валентин Петрович не «клюет» на грозные намеки о грядущем разоблачении. Знает сказку Алеши Шевелева? Тогда я обречена на неудачу. Ему уже плевать и на Лизу, и на посетительниц редакции, что бы они там ни натворили.
— Але, похохмили, — словно впрыснул он порцию издевки мне в ухо. — Кладу трубку. Швыряю, дура.
— Секунду, недоумок, — окликнула я.
На другом конце провода замерли. Давненько правдой не парили, миллиардер хренов?
Я отвернулась от экзаменаторов, проявляющих общеизвестные признаки коллективной паники, и небрежно свалила на Валентина Петровича кирпич очередной истины:
— Я твою Лизу знать не знаю. Сорока на хвосте принесла, что ты с ней водился и что ее убили. Для затравки наших с тобой контактов этого было довольно.
Сзади хрустнул, будто всхлипнул, карандаш. Или кто-то руки себе заламывал? Нет, ломал. Наверное, так они мешали друг другу до меня, ослушницы, дотянуться.
— Ты чокнутая? — с надеждой спросил Валентин Петрович.
Я представила себе, как четыре головы сейчас согласно кивнули за моей спиной. Но принять от дяди Вали столь лаконичное определение своей безграничной натуры не смогла.
— Сам чокнутый. Был у меня приятель, Лешенька Шевелев. И мечтал он на мне жениться, раздобыв баксов за какой-то товар. Мы бы с ним улетели на край света и купили себе сказку. Но теперь его нет, я в горе и без гроша. И есть у меня знакомая рекламщица, почти вдова. Девица забавная. Она смущена твоими проверками, гадает, бедолага, не собрался ли ты ей должностишку предложить. Жалеет, что не выбила из Шевелева историйку о живой воде, на которую ты ни с того ни с сего запал. Так вот, я могу тебе ее поведать, вместе сочиняли. Но ты не там ищешь. И не то, следопыт.
Валентин Петрович мерзко заурчал. Подрагивающие от предвкушения грубых, но вожделенных манипуляций пальцы Вика сомкнулись на моей шее. Как здорово, что не лебединая, иначе свернул бы молниеносно. Но в наушнике полковника забился глас Валентина Петровича. И Измайлов благоразумно отстранился.
— И продашь ты, оставшаяся на бобах, цель поиска за?..
В миллиметре от моего носа просвистел золотисто-волосатый кулак Игоря с запиской: «Требуй долю». Ну и методы, окочуриться можно. Как такое принято требовать, а?
— Я пока сомневаюсь. Если деньгами, легко продешевить, потому что нам с Лешей до конца дней должно было на двоих хватить. Если долю…
Глагол обязателен? Впрочем, ну ее, родную речь в красе. Смысл бы выразить.
— Мне нужны гарантии, Валентин. Давай встретимся и поговорим. Ты же не гангстер, не обездолишь сироту. Представь, каково мне примерять нынешнюю шкуру. После любви. После забугорных перспектив.
— Не дрейфь, малышка, со мной не пропадешь, — скупо плеснул он елея в интонацию.
— Тогда в пять в кафе «Привет».
— Усаживайся за крайний левый столик на улице и залей чем-нибудь одиночество. Угощаю.
— О'кей. Не перевелись еще джентльмены. За мартини расплатишься?
— За все расплачусь, — пообещал он судейским голосом. — До встречи.
Сыщики валялись на стульях, словно боксеры перед последним раундом: взмокшие, слегка обезумевшие и вряд ли управляемые.
— Я к нему не пойду, — предупредила я. — Он меня угробит.
Мой протест нырнул в их хоровые непарламентские выражения и не выплыл более. Весом был, ох, весом.
— Это тот редкостный случай, когда все будут на его стороне, — заунывно пропел Вик. — У тебя нет выбора. Или он тебя угробит, или мы. Ты что себе позволяешь? Договорились же напирать на гибель Лизы.
— Ну, не напиралось, не напиралось, вы же слышали. А у Валентина Петровича домработница ему под стать, противная, — объяснила я.
— Домработница? — опешил Измайлов. — Какая связь?
— Нет тут связи. Я вчера однозначно выразился — она все всем порушит, — туго вспомнил Игорь.
— Я уже полгода однозначно выражаюсь, — не уступил первенства честолюбивый Борис.
— Поля, ты молоток, — подытожил дискуссию Сергей. — Раскрутила ведь мужика. А уж как упирался.
Стало тихо. Спасибо, Сережа.
— Хм, давайте обсудим…
Ага, Измайлов, отступаешь! И парней за собой тащишь. Но вообще-то до меня еще, пардон, не дошло, куда повело. Обсуждайте, ребята, а я пока оклемаюсь. Почему я наплела этакого? С чего потянуло на мелодраму? Надо перед сном стаканами хлебать успокоительное. Ибо сотрудничество с милицией гармонии с микро — и макрокосмом не способствует.
— Я сразу скажу, чтобы потом не отвлекаться, — внял призыву Измайлова реактивный Игорь. — Отпечатки на солонке и пакете с героином принадлежат мадам.
— Быстро вы оборачиваетесь, нам бы так, — позавидовал Борис.
— У меня личные связи, — ухмыльнулся Игорь. — Следовательно, версия Полины о прикармливании хозяина без его ведома не пуста.
— Чего изволите, Виктор свет Николаич?
— Всего.
— Воля ваша. В субботу утром в редакции Лизу навестил главный, по совместительству первый муж, затем его жена, возможно, выслеживавшая предполагаемого изменника, и, наконец, сволочи из иномарки. Я считаю душителями их, вы, полковник, — одного из членов редакторской семьи. А вдруг Борис ближе к истине, чем мы оба?
— Ты не простыла? — забеспокоился Юрьев. — В кои веки отозвалась обо мне по-человечески.
Я проигнорировала его выпад. За первым порывом следует шквал, проверено.
— Что, если Шевелев о чем-то проболтался Лизе? Вы не допускаете, что у них помимо меня свои дела могли быть? Потом он опомнился и заказал ее.
— Сволочам из иномарки? — хохотнул Вик.
— Нет, голубчики. Своей супруге. Тоже высокая тощая брюнетка, между прочим. Пусть любовник обеспечил ей алиби на время убийства Алексея. А начало ее уик-энда вы проверяли?
— Вот это поворотец, — крякнул Измаилов.
— Я способная, — закляла я себя на случай новых насмешек. — А бойфренд Лизы, которому она успела растрепать секрет Шевелева, в ночь с субботы на воскресенье прикончил коммерсанта на даче.
— Поля, тогда выходит, что этот оборотистый бойфренд — твой муженек. Не щипайся, пожалуйста. Пистолет его? Его.
— Не факт.
— У тебя все фактами и не пахло, мы терпели. Ты делала последнюю рекламу для Шевелева. Злые дяди по наущению твоего бывшего тебя попугали, а добрый Валентин Петрович попробовал выяснить, не просочилась ли к тебе какая-нибудь информация.
— Далее мужу стало нестерпимо стыдно за организацию мерзостей, и он совершил попытку саморасстрела…
— Нельзя ли без элементов противостояния? — фигурально развел нас с Виком по разным углам Борис. — У меня еще не все ладно с мозгами, пожалейте.
— Ладно. В воскресенье нас с тобой похитили люди, которые последними посещали редакцию. Ты им был без надобности. Меня побили и позволили выбраться на шоссе. Валентин Петрович, покочевряжившись для вида, опоил кофе с какой-то дрянью, транспортировал к себе и приступил к расспросам. Но не успел ничего толком выяснить, меня забрал муж. Добился он своего вчера, узнав про байку Шевелева. Перед этим он удивительным образом отреагировал на звонок якобы шантажистки: попросил зашиты у милиции, но солгал про время встречи.
— Поля, а главный редактор не оставлял вас с этим Валентином Петровичем один на один в кабинете? — уточнил Борис.
— Нет.
— Значит, либо он в курсе, либо просто ждал, когда его попросят удалиться.
— А я вот просто жду, когда мне сообщат, что мужа пытались убить. Господин полковник, его Игорь приканчивал?
Вик выпустил руль. Потом стиснул его и искоса посмотрел на меня. Из расширившихся зрачков сочились изумление и виноватость.
— Игорь — телохранитель? — спросил Борис, которому Измайлов, кажется, без поблажек загружал в больнице сотрясенные мозги.
— Он еще и капитан ФСБ, — подсуетилась я.
Юрьев парень воспитанный, но ругнуться, как выяснилось, умеет многоэтажно. Правда, после извиняется.
— Их что, в ФСБ стрелять не учат? — вырвалось у него.
От повторного «прости» я отмахнулась. В сущности, вопрос Бориса был неплохим ответом. Тут Измайлов собрался с духом:
— Поленька, расстраивать тебя невмоготу, раз. Твой бывший прекрасно знал, кого пасет Игорь, и предоставлял ему возможность работать в обмен, сама соображаешь, на отпущение кое-каких старых грешков, два. Капитан не возражал против доведения до тебя этого. Чтобы дальше нос не совала. Не было Игорю резона рубить сук. Вот остальными охранниками он сейчас вплотную занимается. И я им не завидую. Капитан — мужик лютый.
— А стерва?
— Действительно в саду прогуливалась, мигрень по ветру развеивала. Но откуда тебе известно…
— Какой же кретин станет палить себе за ухо, а не в висок?
— Милая, — нежно и вкрадчиво шепнул Вик, — у тебя не многовато подробностей?
Надеялся поймать на слове? Меня?
— Его подруга ткнула меня пальцем туда, где была дырка. Ощущение гадкое.
— Ах вот оно что.
Вик то ли обрадовался, то ли разочаровался, но продолжил ровным тоном:
— Поля, некто приблизился сзади. Видимо, жертва начала поворачивать голову на звук шагов. Пришлось нажать на курок.
— За чем же они охотятся? Два трупа, травмы Бориса, ранение…
— При любом раскладе объект один — деньги. А ты, оказывается, в состоянии держать язык за зубами.
Возразить было нечего. Мы опустошенно безмолвствовали. Но Измайлову не терпелось:
— Борис, ты предлагал пораздражать Валентина Петровича.
— Есть идея, — согласился Юрьев и не скрыл ее от нас.
В рабочем кабинете Измайлова собрались Вик, Балков, Юрьев и Игорь, который сурово сообщил, что «приобщен к делу». Я потребовала до кучи в компанию Крайнева, на меня шикнули. Мне было велено устрашить Валентина Петровича. Советовали все, и наперебой, и по очереди. На слух это было даже остроумно, однако почти сразу стало очевидно — мы проигрываем. Всухую. Разговаривая с ним в первый раз из автомата, я хулиганила, совершенно не хотела его видеть, но у меня получалось. Теперь же, в присутствии четверых нервничающих мужчин, я никак не могла взять в толк, почему Валентин Петрович не «клюет» на грозные намеки о грядущем разоблачении. Знает сказку Алеши Шевелева? Тогда я обречена на неудачу. Ему уже плевать и на Лизу, и на посетительниц редакции, что бы они там ни натворили.
— Але, похохмили, — словно впрыснул он порцию издевки мне в ухо. — Кладу трубку. Швыряю, дура.
— Секунду, недоумок, — окликнула я.
На другом конце провода замерли. Давненько правдой не парили, миллиардер хренов?
Я отвернулась от экзаменаторов, проявляющих общеизвестные признаки коллективной паники, и небрежно свалила на Валентина Петровича кирпич очередной истины:
— Я твою Лизу знать не знаю. Сорока на хвосте принесла, что ты с ней водился и что ее убили. Для затравки наших с тобой контактов этого было довольно.
Сзади хрустнул, будто всхлипнул, карандаш. Или кто-то руки себе заламывал? Нет, ломал. Наверное, так они мешали друг другу до меня, ослушницы, дотянуться.
— Ты чокнутая? — с надеждой спросил Валентин Петрович.
Я представила себе, как четыре головы сейчас согласно кивнули за моей спиной. Но принять от дяди Вали столь лаконичное определение своей безграничной натуры не смогла.
— Сам чокнутый. Был у меня приятель, Лешенька Шевелев. И мечтал он на мне жениться, раздобыв баксов за какой-то товар. Мы бы с ним улетели на край света и купили себе сказку. Но теперь его нет, я в горе и без гроша. И есть у меня знакомая рекламщица, почти вдова. Девица забавная. Она смущена твоими проверками, гадает, бедолага, не собрался ли ты ей должностишку предложить. Жалеет, что не выбила из Шевелева историйку о живой воде, на которую ты ни с того ни с сего запал. Так вот, я могу тебе ее поведать, вместе сочиняли. Но ты не там ищешь. И не то, следопыт.
Валентин Петрович мерзко заурчал. Подрагивающие от предвкушения грубых, но вожделенных манипуляций пальцы Вика сомкнулись на моей шее. Как здорово, что не лебединая, иначе свернул бы молниеносно. Но в наушнике полковника забился глас Валентина Петровича. И Измайлов благоразумно отстранился.
— И продашь ты, оставшаяся на бобах, цель поиска за?..
В миллиметре от моего носа просвистел золотисто-волосатый кулак Игоря с запиской: «Требуй долю». Ну и методы, окочуриться можно. Как такое принято требовать, а?
— Я пока сомневаюсь. Если деньгами, легко продешевить, потому что нам с Лешей до конца дней должно было на двоих хватить. Если долю…
Глагол обязателен? Впрочем, ну ее, родную речь в красе. Смысл бы выразить.
— Мне нужны гарантии, Валентин. Давай встретимся и поговорим. Ты же не гангстер, не обездолишь сироту. Представь, каково мне примерять нынешнюю шкуру. После любви. После забугорных перспектив.
— Не дрейфь, малышка, со мной не пропадешь, — скупо плеснул он елея в интонацию.
— Тогда в пять в кафе «Привет».
— Усаживайся за крайний левый столик на улице и залей чем-нибудь одиночество. Угощаю.
— О'кей. Не перевелись еще джентльмены. За мартини расплатишься?
— За все расплачусь, — пообещал он судейским голосом. — До встречи.
Сыщики валялись на стульях, словно боксеры перед последним раундом: взмокшие, слегка обезумевшие и вряд ли управляемые.
— Я к нему не пойду, — предупредила я. — Он меня угробит.
Мой протест нырнул в их хоровые непарламентские выражения и не выплыл более. Весом был, ох, весом.
— Это тот редкостный случай, когда все будут на его стороне, — заунывно пропел Вик. — У тебя нет выбора. Или он тебя угробит, или мы. Ты что себе позволяешь? Договорились же напирать на гибель Лизы.
— Ну, не напиралось, не напиралось, вы же слышали. А у Валентина Петровича домработница ему под стать, противная, — объяснила я.
— Домработница? — опешил Измайлов. — Какая связь?
— Нет тут связи. Я вчера однозначно выразился — она все всем порушит, — туго вспомнил Игорь.
— Я уже полгода однозначно выражаюсь, — не уступил первенства честолюбивый Борис.
— Поля, ты молоток, — подытожил дискуссию Сергей. — Раскрутила ведь мужика. А уж как упирался.
Стало тихо. Спасибо, Сережа.
— Хм, давайте обсудим…
Ага, Измайлов, отступаешь! И парней за собой тащишь. Но вообще-то до меня еще, пардон, не дошло, куда повело. Обсуждайте, ребята, а я пока оклемаюсь. Почему я наплела этакого? С чего потянуло на мелодраму? Надо перед сном стаканами хлебать успокоительное. Ибо сотрудничество с милицией гармонии с микро — и макрокосмом не способствует.
— Я сразу скажу, чтобы потом не отвлекаться, — внял призыву Измайлова реактивный Игорь. — Отпечатки на солонке и пакете с героином принадлежат мадам.
— Быстро вы оборачиваетесь, нам бы так, — позавидовал Борис.
— У меня личные связи, — ухмыльнулся Игорь. — Следовательно, версия Полины о прикармливании хозяина без его ведома не пуста.