Смит Уилбур. Когда пируют львы

   – Здравствуй, Шон.
   Шон хмыкнул в ответ. Девочка пошла рядом с ним, стараясь не отставать.
   – Хорошие были каникулы?
   Шон не обращал на нее внимания – она всегда пытается с ним разговаривать, даже когда его друзья смотрят.
   – У меня большая жестянка песочного печенья, Шон. Хочешь?
   В глазах Шона вспыхнул интерес; он почти повернулся к Энн – печенье миссис Ван Эссен пользовалось заслуженной известностью во всей округе, – но вовремя спохватился и мрачно продолжил путь к общежитию.
   – Можно, я буду в классе сидеть с тобой, Шон?
   Шон яростно повернулся к ней.
   – Нет, нельзя! И уходи – я занят.
   И он начал подниматься по ступенькам. Энн осталась внизу; выглядела она так, будто вот-вот заплачет, и Гаррик застенчиво остановился рядом с ней.
   – Можешь сидеть со мной, если хочешь, – тихо предложил он.
   Она посмотрела на него, потом на его деревянную ногу. И захихикала.
   Ох, какая она красивая!
   Приблизившись к Гаррику, она сказала:
   – Деревянная нога.
   И снова засмеялась.
   Гаррик сильно покраснел, на глаза навернулись слезы. Энн зажала рот руками, продолжая смеяться, потом повернулась и побежала к подругам, которые стояли перед девичьим отделением общежития. Пунцовый Гаррик стал подниматься за Шоном; он держался за перила.
   В дверях спальни мальчиков стояла фрейлейн. Стальная оправа очков и седые волосы придавали ее лицу дополнительную строгость, но вот она узнала Шона, и выражение ее лица смягчилось.
   – Ах, мой Шон, ты пришел.
   На самом деле она сказала это на искаженном немецком.
   – Здравствуйте, фрейлейн.
   Шон подарил ей лучшую из своих улыбок.
   – Ты еще больше вырос. – Фрейлейн смерила его взглядом. – Ты все время растешь, уже стал самым высоким мальчиком в школе.
   Шон настороженно следил за ней, готовый увернуться, если она попытается его обнять – иногда она была не в состоянии сдерживать свои чувства. Смесь очарования, красоты и высокомерия Шона окончательно покорили ее тевтонское сердце.
   – Быстрей распаковывайся. Уроки вот-вот начнутся.
   Она перенесла внимание на остальных детей, и Шон с облегчением повел свою свиту в спальню.
   – Па обещал, что в следующие выходные я смогу стрелять по добыче, а не только по целям, – попробовал вернуться к прежней теме Карл.
   – Деннис, положи чемодан Гаррика на кровать.
   Шон сделал вид, что не слышит слов Карла.
   Вдоль стен стояли тридцать кроватей, рядом с каждой – шкафчик. Комната была аккуратной и скучной, как помещения в тюрьме или школе. В дальнем конце сидели и разговаривали пять-шесть мальчиков. Они посмотрели на вошедших, но не поздоровались. Это были противники.
   Шон сел на свою кровать и попробовал подпрыгнуть – она была жесткой, как доска. Деревянная нога Гаррика стучала по полу, когда он подходил, и глава противников Ронни Пай обронил что-то приятелям; все они рассмеялись, разглядывая Гаррика. Гаррик снова покраснел и быстро сел на кровать, чтобы спрятать ногу.
   – Наверно, я сначала подстрелю антилопу-дукера, а потом папа разрешит мне поохотиться на куду или бушбока,^[5] – заявил Карл.
   Шон нахмурился.
   – Интересно, как новый учитель? – спросил он.
   – С виду обычный, – ответил один из мальчиков. – Мы с Джимми видели его вчера на станции. Худой, усатый. И редко улыбается.
   – Наверно, в следующий уик-энд па возьмет меня на охоту за Тугелу, – агрессивно заявил Карл.
   – Надеюсь, он не очень любит грамматику и тому подобные штуки, – сказал Шон. – И не начнет снова эти десятичные дроби, как прежний – Ящерица.
   Послышались одобрительные возгласы, и Гаррик сделал затравку для разговора.
   – Десятичные дроби – это же просто.
   Все молча посмотрели на него.
   – Я могу даже застрелить льва, – настаивал Карл.

Глава 10

   Мальчики и девочки разного возраста занимались в одном помещении. Двойные парты, несколько карт на стенах, большая таблица умножения и портрет королевы Виктории. Мистер Энтони Кларк с помоста разглядывал своих учеников. Чувствовалось напряженное ожидание; одна из девочек нервно хихикнула, и преподаватель принялся отыскивать источник звука, но тут же остановился.
   – Моя неприятная обязанность – попытаться обучить вас, – провозгласил он. Он не шутил. Давным-давно его чувство профессионального долга сменилось ненавистью к ученикам, и теперь он думал только о жалованье. – Ваша столь же неприятная обязанность – учиться с напряжением, какое только возможно, – продолжал он, с отвращением глядя на сияющие молодые лица.
   – О чем он говорит? – прошептал Шон, не шевеля губами.
   – Ш-ш-ш, – взмолился Гаррик.
   Взгляд мистера Кларка остановился на нем. Учитель медленно подошел, взял двумя пальцами прядь волос на виске у Гаррика и дернул ее вверх. Мальчик вскрикнул, и мистер Кларк вернулся на свое возвышение.
   – Начнем. Первая группа, откройте учебники правописания на первой странице. Вторая группа – страница пятнадцать.
   Он продолжал распределять задания.
   – Больно было? – выдохнул Шон.
   Гаррик еле заметно кивнул, и брат сразу возненавидел учителя.
   Шон пристально посмотрел на мистера Кларка. Тот был немного старше тридцати лет, худ, и его костюм-тройка подчеркивал этот факт. На бледном лице постоянно присутствовало скорбное выражение, из-за висячих усов ноздри выдавались вперед, словно стволы дробовика-двустволки. Учитель поднял глаза от списка и нацелил ноздри точно на Шона. На несколько секунд они встретились взглядами. «Шалопай, – подумал мистер Кларк – он определял их безошибочно. – Сломать его, прежде чем он пустится во все тяжкие».
   – Мальчик, как тебя зовут?
   Шон демонстративно оглянулся.
   Когда он повернулся к учителю, мистер Кларк слегка покраснел.
   – Встань.
   – Кто, я?
   – Да, да.
   Шон нехотя поднялся.
   – Как тебя зовут?
   – Кортни.
   – Сэр.
   – Кортни, сэр.
   Они смотрели друг на друга. Мистер Кларк ждал, когда Шон опустит глаза, но тот не опустил. «Изрядный шалопай, гораздо хуже, чем мне показалось сначала», – решил он и вслух сказал:
   – Хорошо, садись.
   Напряжение в комнате почти ощутимо спало. Шон чувствовал уважение других учеников – они гордились тем, как он себя вел. Шон почувствовал прикосновение к плечу. Это была Энн – она сидела за ним, так близко, насколько это было возможно. Обычно ее внимание раздражало его, но сегодня только усилило ощущение довольства собой.
   Урок для Шона тянулся очень медленно. Он нарисовал на полях учебника ружье, потом тщательно стер рисунок и какое-то время наблюдал за Гарриком. Поглощенность брата заданием раздражала его.
   – Зубрила, – прошептал он, но Гаррик не обратил на это внимания.
   Шону стало скучно. Он беспокойно поерзал и посмотрел на шею Карла – там сидел спелый прыщ. Шон взял линейку, чтобы ткнуть в этот прыщ. Но не успел – Карл завел руку за плечо, словно собираясь почесаться, в его пальцах был листок бумаги. Шон опустил линейку и прочел записку.
   На ней было написано лишь одно слово: «Москиты».
   Шон улыбнулся. Его умение подражать гудению москитов было одной из причин ухода предыдущего учителя. Шесть месяцев старый Ящерица верил, что в классе есть москиты, потом еще шесть месяцев знал, что никаких москитов нет. Он испробовал все уловки, пытаясь найти преступника, и в конце концов это доконало его. Каждый раз, как только начиналось монотонное гудение, нервный тик на лице учителя становился все заметнее.
   Шон откашлялся и загудел.
   Класс мгновенно заполнился сдержанными смешками.
   Все, включая Шона, уставились в книги. Рука мистера Кларка дрогнула – он что-то писал на доске, – потом спокойно продолжила выводить буквы.
   Подражание было прекрасным: Шон, ослабляя и усиливая гудение, создавал впечатление, что комар летает по комнате. Единственный внешний признак причастности к происходящему – легкое дрожание горла.
   Мистер Кларк закончил писать и повернулся лицом к классу.
   Шон не допустил ошибки – он не прекратил гудеть и позволил комару полетать еще немного, прежде чем сесть.
   Мистер Кларк покинул свой помост и двинулся по ряду, самому дальнему от Шона. Раз или два учитель останавливался, проверяя работу учеников. Он дошел до конца класса и направился назад по ряду Шона. Задержался у парты Энн.
   – Не обязательно делать такую петлю у «л», – произнес он. – Я тебе покажу. – Он взял у нее карандаш и написал. – Видишь, что я имею в виду? Рисоваться в письме так же плохо, как и в повседневном поведении.
   Он вернул Энн карандаш, развернулся на пятке и сильно шлепнул Шона по голове открытой ладонью. Голова Шона дернулась, удар прозвучал в затихшей комнате очень громко.
   – У тебя на ухе сидел комар, – сказал мистер Кларк.

Глава 11

   Следующие два года Шон и Гаррик из детей постепенно превращались в мужчин. Эти годы были похожи на плавание в сильном течении, которое несет тебя по реке жизни.
   Некоторые участки реки отличались спокойствием – например, все, связанное с матерью. Всегда понимающая, Ада была неизменна в своей любви к мужу и семье.
   Другой такой участок – Уэйт. В его немного волосах прибавилось седины, но тело, смех и состояние души оставались внушительными.
   Кое-где река текла быстрее. На ее берегах имелись разнообразные ориентиры. Какие-то совсем небольшие, вроде груды камней на берегу; другие размером с утес.
   В конце концов река преодолела последний водопад и вынесла мальчиков в море взрослой мужской жизни.
   Гаррик постоянно зависел от Шона. С каждым проходящим месяцем он нуждался в брате все больше, потому что Шон стал его щитом. Если рядом не было брата, Гаррик прибегал к последнему средству – заползал в себя, в теплый темный туман сознания.

* * *

   Ребята отправились воровать персики: близнецы, Карл, Деннис и еще двое. Сад мистера Пая окружала плотная ограда; персики росли на противоположном краю и были размером с мужской кулак. Сладкие, как мед, они становились еще слаще, если их стянуть.
   – К саду подойдем через заросли акации. Не снимайте слишком много с одного дерева! – приказал Шон. – Старик Пай сразу заметит.
   Шон отыскал в ограде дыру.
   – Гарри, оставайся здесь и карауль. Если кто-нибудь покажется, свистни.
   Гаррик попытался не выдать своего облегчения – у него не хватало смелости для таких вылазок. А Шон продолжал:
   – Мы будем передавать персики тебе, но ты не ешь их, пока мы не закончим.
   – А почему он не идет с нами? – спросил Карл.
   – Потому что он не может бежать, вот почему. Если его поймают, сразу поймут, кто с ним был, и тогда нам всем достанется.
   Карл успокоился. Шон на четвереньках пролез в дыру, и остальные один за другим последовали за ним. Гаррик остался один.
   Он стоял близко к изгороди, ее защита успокаивала. Шли минуты, Гаррик нервно поглядывал в ее сторону. Что-то ребята слишком долго.
   Неожиданно послышались голоса – кто-то направлялся в его сторону под деревьями. Гаррика охватила паника, он прижался к изгороди, стараясь стать незаметным. Он даже не вспомнил о том, что должен предупредить остальных.
   Голоса приближались, и вскоре сквозь деревья Гаррик увидел Ронни Пая; с ним были два приятеля. Каждый был вооружен рогаткой, и все вертели головами в поисках птиц.
   Какое-то время казалось, что Гаррика не заметят, но когда все уже было прошли мимо, Ронни повернул голову. Парни смотрели друг на друга с расстояния в десять шагов, и удивление на лице Ронни постепенно сменилось хитрым и коварным выражением. Он быстро огляделся, желая убедиться, что Шона нет поблизости.
   – Да это хромоногий, – заявил он, и его друзья вернулись и остановились. – Что ты здесь делаешь, Деревянная Нога? Тебе крысы отгрызли язык, Деревянная Нога?
   – Нет, ему термиты обглодали ногу.
   Смех, рассчитанный на то, чтобы обидеть.
   – Поговори с нами, Деревянная Нога.
   У Ронни Пая уши торчали, как вееры. Для своего возраста он был мал ростом и поэтому злым. К тому же он был рыжим.
   – Давай, поговори с нами, Деревянная Нога.
   Гаррик облизнул губы, на глаза уже навернулись слезы.
   – Эй, Ронни, пусть он походит перед нами. Вот так.
   И приятели старательно изобразили хромающего Гаррика.
   Смеясь все громче и увереннее, они окружили парнишку. Гаррик поворачивал голову в надежде на спасение.
   – Твоего брата здесь нет, – насмехался Ронни. – Незачем искать его, Деревянная Нога.
   Он схватил Гаррика за рубашку и оттащил от ограды.
   – Покажи нам, как ты ходишь.
   Гаррик напрасно старался вырваться из рук Ронни.
   – Отпусти меня, я все расскажу Шону! Расскажу, если не отпустишь.
   – Хорошо, я тебя отпущу, – согласился Ронни и обеими руками толкнул Гаррика в грудь. – Пошел прочь, убирайся!
   Гаррик отшатнулся.
   Один из приятелей Ронни был к этому готов.
   – Ко мне ни ногой!
   Ребята образовали вокруг Гаррика кольцо и толкали его друг к другу.
   – Иди отсюда! Давай туда!
   Слезы текли по щекам Гаррика.
   – Пожалуйста, пожалуйста, прекратите!
   – Пожалуйста, пожалуйста, – передразнивали его.
   И тут Гаррик с огромным облегчением ощутил, как все перед ним начало сереть, лица мучителей расплывались, он едва замечал прикосновения их рук. Гаррик упал, ударился лицом о землю, но боли не почувствовал. Двое наклонились, чтобы поднять его; теперь на щеках Гаррика слезы смешались с грязью.
   И тут позади них из дыры в ограде выполз Шон. Рубашка у него на животе оттопыривалась. Секунду он сидел на корточках, вникая в происходящее, затем распрямился и помчался вперед. Ронни услышал это и выпустил Гаррика.
   – Ты воровал папины персики! – закричал он. – Я ему скажу!
   Шон ударил его в нос, и Ронни рухнул на землю. Шон обернулся к двоим другим, но те уже убегали. Он сделал несколько шагов за ними, потом вернулся к Ронни, но опоздал. Пай уже мелькал между деревьями, зажимая рубашкой окровавленное лицо.
   – Как ты, Гарри?
   Шон нагнулся, пытаясь своим несвежим носовым платком стереть грязь с лица Гаррика.
   Шон помог ему подняться. Гаррик стоял, слегка покачиваясь, с открытыми глазами и странной пустой улыбкой на лице.
 
   Уэйт Кортни уставился на Шона через обеденный стол, так и не донеся до рта вилку с яйцом и жареной бараниной.
   – Повернись лицом к окну, – с подозрением в голове попросил он. Шон послушался. – Какого дьявола ты сделал со своим лицом?
   – Что? – Шон провел рукой по лицу.
   – Когда ты в последний раз мылся?
   – Не говори ерунду, дорогой. – Ада под столом коснулась его ноги. – Это не грязь, это усы.
   – Усы?
   Уэйт всмотрелся внимательнее и заулыбался; он открыл рот, собираясь заговорить. Ада мгновенно поняла, что сейчас он отпустит одну из своих «утонченных» шуточек, и это глубоко ранит формирующуюся мужскую суть Шона. Она сразу вмешалась.
   – Думаю, нам следует купить ему бритву.
   Уэйт забыл подготовленную шутку, хмыкнул и положил яйцо в рот.
   – Я не хочу их сбривать, – сказал Шон и покраснел до корней волос.
   – Они быстрей отрастают, если сначала их сбреешь, – пояснила Ада.
   Гаррик, сидя напротив Ады, печально коснулся своей верхней губы.
 
   Уэйт забрал братьев из школы на декабрьские каникулы. В суматохе приготовлений, погрузки багажа в коляску и последних прощаний с фрейлейн и приятелями, многих из которых они увидят только через шесть недель, близнецы не заметили, что Уэйт ведет себя странно.
   Только позже, видя, что они возвращаются домой вдвое быстрее обычного, Шон спросил:
   – Из-за чего спешка, па?
   – Увидишь, – откликнулся Уэйт, и оба – и Гаррик, и Шон – с интересом взглянули на него. Вопрос Шона был совершенно обычным, но загадочные слова Уэйта немедленно заинтриговали братьев. Уэйт улыбнулся и на последовавший град вопросов отвечал неопределенно. Он наслаждался. К моменту появления в Тёнис-краале близнецы сгорали от любопытства.
   Уэйт остановил коляску перед домом, и один из конюхов подбежал и взял вожжи. На веранде ждала Ада, и Шон выпрыгнул из коляски и помчался к ней. Он быстро поцеловал ее и умоляюще спросил:
   – Что случилось? Па не говорит…
   – …но мы знаем – что-то произошло. – Гаррик взбирался по ступеням.
   – Расскажи, – попросил Шон. Он схватил Аду за руку и потянул.
   – Не знаю, о чем вы, – рассмеялась Ада. – Лучше узнайте у отца.
   Уэйт поднялся вслед за сыновьями, обнял Аду одной рукой и прижал к себе.
   – Не знаю, откуда они это взяли, – сказал он, – но почему бы им не пойти в спальню и не посмотреть? Могут же они в этом году получить свои рождественские подарки чуть раньше.
   Шон оказался у дверей спальни намного раньше Гаррика.
   – Подожди меня, – в отчаянии крикнул Гаррик. – Пожалуйста, подожди.
   Шон затромозил у порога.
   – Иисус Христос! – прошептал он самое крепкое известное ему выражение. Гаррик остановился за его спиной, и вдвоем они взирали на пару кожаных чехлов, лежавших на столе в центре комнаты – длинных плоских чехлов из прочной лоснящейся кожи с уголками, обитыми медью.
   – Ружья! – выдохнул Шон. Он медленно подкрался к чехлам, словно ожидая, что они в любой момент могут исчезнуть. – Гляди! – Он показал на золотые буквы, вытисненные на коже. – На них наши имена. – Шон расстегнул замки и раскрыл ближайший чехол. В гнезде из зеленой байки, смазанная оружейным маслом, сверкала поэма из стали и дерева.
   – Иисус Христос! – повторил Шон. Потом через плечо посмотрел на брата. – Ты не будешь открывать свой?
   Гаррик прохромал к столу, стараясь скрыть разочарование: ему так хотелось получить собрание сочинений Диккенса.
   На реке встречаются водовороты.
 
   Последнюю неделю рождественских каникул Гаррик пролежал в постели со своей обычной простудой. Уэйт Кортни отправился в Питермарицбург на собрание Ассоциации скотоводов, и на ферме в этот день почти не было работы. После того как Шон напоил больных животных в санитарном загоне и осмотрел южный участок, он вернулся на ферму, с час поговорил с конюхами и пошел домой. Гаррик спал, а Ада в молочной сбивала масло. Шон попросил у Джозефа перекусить и ел, стоя на кухне. За едой он думал, чем заполнить день. Тщательно взвесил возможные альтернативы: взять ружье и попытаться отыскать дукера на откосе или двинуть на пруды за Белыми Водопадами и половить там угрей. Он закончил есть, все еще не приняв окончательного решения, поэтому прошел через двор и заглянул в прохладную молочную.
   Ада у сепаратора улыбнулась ему.
   – Здравствуй, Шон. Наверно, хочешь позатракать?
   – Джозеф уже покормил меня, спасибо, ма.
   – Джозеф уже накормил меня, – машинально поправила Ада. Шон повторил за ней и принюхался. Ему нравился сырный запах свежего масла и мягкий дух коровьего навоза, покрывавшего пол.
   – Чем займешься сегодня?
   – Я как раз пришел тебя спросить, что нужно: мясо или угри. Не знаю, куда мне пойти – охотиться или рыбачить.
   – Угри не помешали бы, я бы приготовила их завтра на обед, когда приедет отец.
   – Принесу полное ведро.
   Шон оседлал пони, подвесил к седлу жестянку с червями и с удочкой на плече поехал в сторону Ледибурга. Пересек мост через Бабуиновый ручей и повернул, чтобы вдоль ручья добраться до водопадов.
   Огибая рощу акаций ниже фермы Ван Эссенсов, он понял, что зря выбрал этот маршрут. Из-под деревьев, подобрав юбки до колен, выскочила Энн. Шон пришпорил пони и смотрел прямо перед собой.
   – Шон, эй, Шон! – Она была чуть впереди него и двигалась наперерез.
   Избежать встречи было невозможно, и он остановил пони.
   – Здравствуй, Шон. – Энн раскраснелась и тяжело дышала.
   – Здравствуй, – проворчал он.
   – Куда ты?
   – Да так…
   – Рыбачить? Можно, я пойду с тобой? – Она умоляюще улыбнулась. Зубы у нее были мелкие и очень белые.
   – Нет, ты слишком много болтаешь – распугаешь мне всю рыбу. – Шон тронул пони с места.
   – Пожалуйста, я буду молчать. Честно. – Энн бежала рядом с ним.
   – Нет. – Он дернул узду и поскакал прочь. Проехав сотню ярдов, оглянулся. Девочка по-прежнему бежала за ним, ее черные волосы развевались на ветру. Шон остановил пони, и Энн догнала его.
   – Я знала, что ты остановишься, – сказала она, едва переведя дыхание.
   – Иди домой! Я не хочу, чтобы ты тащилась за мной.
   – Честно, я буду тихой как никогда.
   Он знал, что она все равно увяжется за ним до верха откоса, и сдался.
   – Хорошо, но если произнесешь хоть слово, одно-единственное, я отправлю тебя домой!
   – Обещаю. Помоги мне, пожалуйста.
   Шон посадил ее на спину пони, и Энн обхватила его за талию. Они поднялись на откос. Дорога проходила совсем рядом с Белыми Водопадами; путники чувствовали, как их обдает мелкими брызгами.
   Энн держала слово, пока не удостоверилась, что они отъехали достаточно далеко и Шон теперь не сможет выполнить обещание. И сразу снова заговорила. Когда ей нужен был ответ – впрочем, это бывало нечасто, – она стискивала его талию, и Шон хмыкал.
   Добравшись до места, он стреножил пони и оставил под деревьями у воды, седло и упряжь спрятал в норе муравьеда и через тростники направился к пруду. Энн бежала впереди, и когда Шон подошел, она бросала в воду камешки.
   – Эй, перестань! Ты распугаешь рыбу! – крикнул он.
   – Ой, прости. Я забыла. – Она села и зарылась пальцами ног в песок.
   Шон насадил наживку и забросил удочку в зеленую воду, течение потащило поплавок по дуге к противоположному берегу. Оба серьезно следили за этим.
   – Здесь как будто совсем нет рыбы, – заметила Энн.
   – Нужно иметь терпение. Нельзя ожидать, что поймаешь сразу.
   Энн чертила пальцами ног линии на песке. Медленно прошли пять минут.
   – Шон.
   – Ш-ш-ш!
   Еще пять минут.
   – Рыбалка – ужасно глупое занятие.
   – Тебя сюда никто не звал.
   – Здесь жарко.
   Шон ничего не ответил. Высокий тростник ограждал ребят от ветра, а белый песок концентрировал солнечный жар. Энн встала и принялась беспокойно расхаживать вдоль воды. Подобрала несколько длинных копьеобразных листьев и сплела.
   – Мне скучно, – объявила она.
   – Ну так иди домой.
   – И жарко.
   Шон вытащил удочку, осмотрел наживку и забросил снова. Энн за спиной показала ему язык.
   – Давай искупаемся, – предложила она.
   Шон не обратил на ее слова внимания. Он воткнул удилище в песок, надвинул шляпу на глаза, чтобы защититься от солнечного света и, опираясь на локоть, вытянул ноги. Он слышал, как позади скрипит песок под ногами Энн, потом снова наступила тишина. Он забеспокоился – что она там делает? Но, если оглянуться, это будет проявлением слабости.
   «Девчонки!» – с горечью подумал он.
   Послышался топот.
   Шон быстро сел и начал поворачиваться. Мимо него пронеслось ее белое тело и с плеском, словно в речке играла форель, погрузилось в воду. Шон вскочил.
   – Эй, ты что?!
   – Купаюсь, – рассмеялась Энн, стоя по пояс в зеленой воде. Мокрые волосы падали ей на плечи и груди. Шон посмотрел на эти груди, белые, как яблочная мякоть, и на темно-розовые, почти красные, соски. Энн легла на спину и ногами добела взбила воду.
   – Разбегайтесь, рыбки! – захихикала она.
   – Эй, не нужно, – нерешительно произнес Шон.
   Вид ее грудей вызывал какое-то необычное ощущение внизу живота, но Энн сидела по подбородок в воде. Однако он и в воде видел ее груди. И хотел, чтобы она снова встала.
   – Здесь замечательно! Что ты там сидишь?
   Она легла на живот и погрузилась с головой; над водой показались овалы ее ягодиц, и в животе у Шона снова возникло напряжение.
   – Идешь? – спросила она, обеими руками стряхивая воду с лица.
   Шон пребывал в нерешительности – за несколько секунд в его отношении к ней произошел настоящий переворот. Ему не терпелось оказаться в воде рядом со всеми этими замечательными выпуклостями, но он смущался.
   – Боишься! Что, духу не хватает? – насмехалась она.
   Вызов подстегнул его.
   – Я не боюсь.
   – Ну, тогда иди.
   Он еще несколько мгновений колебался, потом сбросил шляпу и расстегнул рубашку. Встал спиной к Энн, снимая брюки, потом повернулся к ней и нырнул в воду, радуясь возможности укрыться в ее толще. Вынырнул, но Энн притопила его за голову. Он зашарил в воде, нащупал ноги Энн, дернул и опрокинул ее на спину. Потом потянул на мелкое место, где вода не могла укрыть ее. Энн била руками и ногами и радостно визжала. Шон споткнулся о камень и упал, выпустив ее; прежде чем он смог подняться, она прыгнула на него и села ему на спину.
   Он мог бы сбросить девчонку, но ему нравилось прикосновение ее нагого тела к своей спине, теплого в холодной воде и влажного. Она взяла горсть песка и стала втирать его Шону в волосы. Парень делал вид, что сопротивляется. Энн обхватила его руками за шею и всем телом прижалась к его спине. Напряжение переместилось в грудь, Шон попытался схватить Энн. Он перевернулся и потянулся к ней, но она выскользнула у него из рук и снова нырнула. Шон бросился следом, но хохочущая Энн держалась поодаль.
   Наконец по шею в воде они остановились лицом друг к другу. Шон начал сердиться. Ему хотелось обнять ее. Она заметила перемену в его настроении, выбралась на берег, подошла к его одежде, взяла рубашку и вытерла ею лицо, обнаженная, не стыдясь своей наготы – у нее было слишком много братьев, чтобы стесняться. Шон видел, как изменилась форма ее грудей, когда Энн подняла руки, он оглядел ее тело и заметил, что еще недавно худые ноги пополнели; ее бедра сходились у самого низа живота, а там, в его основании, темнел треугольник – знак ее женственности. Энн расстелила рубашку на песке, села на нее и взглянула на Шона.