Она легко дотронулась веером до руки сэра Фрэнсиса, но тот отшатнулся от этого прикосновения и снова обратился к ее мужу.
   – Минхеер, я считаю, что вам нужно проводить жену в ее каюту.
   Катинка встала между ними, словно не слыша, и подозвала Зельду.
   – Поставь мой стул здесь в тени. – Она аккуратно расправила юбки, села и кокетливо сказала сэру Фрэнсису: – Я буду сидеть так тихо, что вы забудете обо мне.
   Сэр Фрэнсис сердито посмотрел на губернатора, но тот в знак беспомощности театрально развел руками.
   – Вы знаете, каково это, минхеер, когда красивая женщина чего-то хочет.
   Он встал за Катинкой и покровительственно и снисходительно положил руки ей на плечи.
   – Я не несу ответственности, если это зрелище оскорбит чувствительность вашей супруги, – мрачно предупредил сэр Фрэнсис, испытывая облегчение по крайней мере от того, что его люди не поняли сказанного: разговор шел на голландском, и они не знают, что капитан вынужден был уступить пленникам.
   – Думаю, вам не о чем беспокоиться. У моей жены крепкий желудок, – сказал Ван де Вельде. Во время деловой поездки по Канди и Тринкомали его жена ни разу не пропустила казней, которые регулярно совершались на плацу в крепости. В зависимости от тяжести преступления жертв сжигали на костре, душили гарротой или обезглавливали. Даже в те дни, когда она страдала от тропической лихорадки и в соответствии с распоряжениями врача должна была оставаться в постели, Катинка всегда заставляла принести себя в носилках на излюбленное место и наблюдала за казнью.
   – В таком случае под вашу ответственность, минхеер. – Сэр Фрэнсис коротко кивнул и снова повернулся к Дэниелу. – Продолжайте наказание, мастер Дэниел, – приказал он.
   Дэниел отвел плеть далеко за плечо, и многоцветные татуировки, украшавшие его мощные бицепсы, зажили своей жизнью.
   Плеть запела и опустилась.
   – Три! – крикнул экипаж.
   Катинка напряглась и слегка наклонилась вперед на своем стуле.
   – Четыре!
   Она вздрогнула от хлопка плети и последовавшего полного боли крика. Лицо ее медленно побледнело, став цвета воска.
   – Пять!
   Тонкие алые змеи извивались на спине жертвы, кровь испятнала низ платья. Катинка прикрыла глаза длинными ресницами, чтобы скрыть их блеск.
   – Шесть!
   Катинка почувствовала, как на нее, словно капля теплого тропического дождя, упала капелька алой жидкости. Она оторвала взгляд от дергающегося, стонущего тела и посмотрела на свою руку.
   На ее указательный палец, сорвавшись с плети, упала капля крови. На белой коже она сверкала, как рубин в оправе. Катинка прикрыла каплю рукой и огляделась, не видел ли кто. Но никто не мог оторваться от страшного зрелища. Никто не видел, как на нее капнула кровь. И никто сейчас не смотрел на нее.
   Она, словно в невольном жесте отчаяния, поднесла руку к губам. Мелькнул розовый кончик языка, слизывая каплю с пальца.
   Катинка наслаждалась металлическим соленым вкусом крови. Этот вкус напомнил ей сперму любовника, и она ощутила сладострастную влагу меж ног, так что, когда сжала их, они склеились, скользкие, как совокупляющиеся угри.
 
   Пока «Решительный» будет лежать на боку, его днище – очищаться от наростов, а древесина осматриваться в поисках вредителей, понадобится временное жилье на берегу.
   Сэр Фрэнсис поручил Хэлу руководить строительством поселка, где было бы удобно заложникам. Особенно внимательно Хэл отнесся к хижине, где будет жить жена губернатора; он сделал эту хижину просторной и удобной, предусмотрев возможность побыть в одиночестве и не опасаться нападения диких зверей. Под его присмотром весь поселок окружили изгородью из колючих кустарников.
   Когда в первый день пришлось из-за темноты прекратить работу, Хэл спустился на пляж и погрузился в теплую солоноватую воду. Потом принялся натирать тело влажным песком, пока не начала гореть кожа. Но избыть впечатление от утреннего наказания никак не мог. И только когда над водой поплыли из корабельного камбуза запахи разогретых сухарей, настроение Хэла изменилось, он оделся и побежал, чтобы успеть на полубаркас, отваливающий от берега.
   Пока он был на берегу, отец записал для него на грифельной доске несколько навигационных задач. Хэл сунул доску под мышку, прихватил кружку слабого пива, миску рыбной похлебки, взял в зубы горячий сухарь и побежал в свою каюту – единственное место на корабле, где он мог сосредоточиться над задачами.
   Неожиданно он поднял голову: в соседней каюте лилась вода. В камбузе он заметил на печи ведро со свежей речной водой и рассмеялся, когда кок пожаловался, что такую хорошую воду нагревают и тратят на мытье. Теперь Хэл понял, для кого грели воду. Он слышал гортанный голос Зельды, бранившей Оливера, слугу его отца. Оливер язвительно ответил:
   – Я ни слова не понял, грязная старая сука. Но если ты недовольна, наполняй эту проклятую ванну сама.
   Хэл улыбнулся про себя – забавляясь и предвкушая, задул лампу и наклонился убрать деревянную затычку из своего глазка. Он увидел, что каюту наполняют облака пара, который туманил зеркало, так что обзор у Хэла был ограничен. Когда Хэл прижался глазом к отверстию, Зельда выталкивала Оливера из каюты.
   – Ладно, ладно, старая шлюха, – говорил Оливер, вытаскивая пустые ведра. – У тебя нет ничего такого, что заставило бы меня хоть на минуту задержаться.
   Когда Оливер ушел, Зельда прошла в главную каюту и заговорила с хозяйкой. Минутой позже она пропустила в дверь Катинку. Катинка остановилась у ванны, над которой курился пар, и коснулась пальцем воды. Резко вскрикнула и отдернула руку. Зельда с извинениями подбежала и добавила холодной воды из ведра, стоявшего рядом с ванной. Катинка снова проверила температуру. На этот раз она довольно кивнула и села на стул. Зельда встала за ней, обеими руками приподняла великолепный каскад сверкающих волос, закрепила его на голове и заколола, как сноп спелой пшеницы.
   Катинка наклонилась вперед и кончиками пальцев протерла на затуманенной поверхности зеркала небольшое окошко. И принялась рассматривать свое отражение в этом кружке. Высунула язык, проверяя, нет ли на нем белой пленки. Язык походил на розовый лепесток. Затем она широко раскрыла глаза и всмотрелась в их глубину, касаясь кончиками пальцев кожи под ними.
   – Смотри, какие ужасные морщины! – воскликнула она.
   Зельда категорически отвергла эти слова:
   – Нет ни единой!
   – Не хочу стареть и становиться уродливой.
   На лице Катинки появилось трагическое выражение.
   – Тогда вам лучше умереть прямо сейчас! – ответила Зельда. – Это единственный способ избежать старости.
   – Какие ужасные вещи ты говоришь. Ты так жестока со мной, – пожаловалась Катинка.
   Хэл не понимал, о чем они говорят, но ее голос тронул его до глубины души.
   – Послушайте, – уговаривала Зельда. – Вы сами знаете, что раскрасавица.
   – Правда, Зельда? Ты на самом деле так считаешь?
   – Да. И вы тоже. – Зельда подняла ее на ноги. – Но если сейчас не выкупаетесь, будете вонючая раскрасавица.
   Она расстегнула платье хозяйки, встала за ней, сняла платье через голову, и Катинка осталась перед зеркалом нагая. Невольный возглас Хэла заглушила переборка и легкие поскрипывания корабельного корпуса.
   От стройной шеи до тонких лодыжек тело Катинки образовало поразительно красивую чистую линию. Ягодицы выступали двумя симметричными полушариями, как два страусиных яйца, которые Хэл видел на рынке в Занзибаре. Под коленями были детские, уязвимые ямочки.
   Отражение Катинки в зеркале было неотчетливым, и она на нем не задержалась. Отвернулась от зеркала и встала лицом к Хэлу. Он увидел ее груди. Большие для таких узких хрупких плеч. Каждая заполнила бы его горсть, но они не абсолютно круглые, как он думал.
   Он смотрел на них, пока у него не начали слезиться глаза и не пришлось моргнуть. Тогда он опустил взгляд, скользнул по очаровательному животу к завиткам волос между бедрами. В свете лампы они блестели чистым золотом.
   Катинка долго, дольше, чем он смел надеяться, стояла так, глядя в ванну, пока Зельда из бутылочки наливала туда и размешивала рукой ароматное масло. Катинка продолжала стоять, перенеся тяжесть тела на одну ногу, так что ее стан соблазнительно изогнулся; на ее лице появилась легкая улыбка; Катинка медленно сжала один сосок большим и указательным пальцами. На мгновение Хэлу показалось, что она смотрит прямо на него, и он начал виновато отодвигаться от глазка.
   Но потом понял, что это иллюзия: Катинка перевела взгляд на толстую маленькую розовую ягоду, что торчала из ее пальцев.
   Она медленно разминала сосок, и на глазах у изумленного Хэла тот начал менять цвет и форму. Сосок разбух, затвердел и потемнел. Хэл ничего подобного и представить себе не мог: это маленькое чудо должно было вызвать у него преклонение, но вместо этого словно когтями терзало его промежность.
   Зельда подняла голову от ванны и, увидев, что делает хозяйка, резко ей выговорила. Катинка рассмеялась и показала язык, но отняла руку и ступила в ванну. Со вздохом наслаждения она опустилась в горячую ароматную воду, так что над краем виднелись только ее золотые волосы.
   Зельда хлопотала над ней, натирала мылом фланелевую тряпочку, потом принялась мыть хозяйку, бормоча похвалы и хихикая в ответ на реплики Катинки. Неожиданно она откинулась и сказала что-то Катинке; та встала, и мыльная вода каскадом полилась с ее тела. Теперь она стояла спиной к Хэлу, ее ягодицы порозовели от горячей воды. Она послушно поворачивалась, позволяя Зельде по очереди натирать мылом ее длинные ноги.
   Наконец Зельда распрямилась и вышла из каюты. Как только она исчезла, Катинка, по-прежнему стоя в ванне, посмотрела в зеркало. И Хэлу снова показалось, что она смотрит прямо ему в глаза. Но это длилось всего мгновение; Катинка медленно и сладострастно наклонилась. Ее ягодицы при этом изменили форму. Катинка заложила руки за спину.
   Она взяла ягодицы этими маленькими белыми руками и медленно развела их в стороны. На этот раз, увидев открывшуюся его взгляду глубокую щель, Хэл не смог сдержать возглас.
   В каюту вернулась Зельда с грудой полотенец. Катинка распрямилась, и зачарованное ущелье исчезло, его тайны вновь скрылись от глаз Хэла. Катинка вышла из ванны, и Зельда набросила ей на плечи полотенце, свисавшее до лодыжек. Распустила волосы хозяйки и расчесала их, потом сплела в длинный толстый золотой канат. Встала за Катинкой и подняла платье, чтобы надеть через голову хозяйки, но Катинка покачала головой и отдала какой-то категорический приказ. Зельда возразила, но Катинка настаивала, и служанка повесила платье на спинку стула и с явным недовольством вышла из каюты.
   Как только она вышла, Катинка уронила полотенце на пол и, снова нагая, подошла к двери и закрыла ее на засов. Потом повернулась и исчезла из поля зрения Хэла.
   Он видел в зеркале неясные движения, но не мог понять, что она делает, но вдруг к его испугу и изумлению ее розовые губы по ту сторону оказались в дюйме от отверстия, и она злобно прошипела:
   – Грязный маленький пират!
   Она говорила по-латыни, и он отшатнулся, словно на него выплеснули котелок кипятка.
   Даже в смятении он почувствовал себя оскорбленным и, не задумываясь, ответил:
   – Я не пират. У моего отца каперское свидетельство.
   – Не смей возражать.
   Она то и дело переходила с латыни на датский или английский. Но ее голос звучал резко, как бич.
   И снова он стесненно ответил:
   – Я не хотел вас оскорбить.
   – Когда мой благородный муж узнает, что ты подглядывал за мной, он пойдет к твоему отцу-пирату, и тебя высекут на треножнике, как секли сегодня утром.
   – Я не подглядывал…
   – Лжец! – Она не дала ему закончить. – Грязный лживый пират.
   На миг у него перехватило дыхание от потока оскорблений.
   – Я только хотел…
   Ее ярость вспыхнула снова.
   – Я знаю, что ты хотел. Ты хотел посмотреть на мою катти … – он знал, что по-голландски это кошечка, – а потом взять свой кук в руки и ласкать его.
   – Нет! – почти закричал Хэл. Откуда она знает его позорную тайну? Он был в ужасе.
   – Тише! Зельда услышит, – снова зашептала она. – Если тебя поймают, тебя ждет плеть.
   – Пожалуйста, – шептал он в ответ. – Я не хотел ничего плохого. Простите меня. Я не хотел.
   – Тогда покажи мне. Докажи свою невиновность. Покажи мне твой кок.
   – Не могу.
   Его голос дрожал от стыда.
   – Встань. Прижми его к отверстию, чтобы я увидела, лжешь ли ты.
   – Нет. Не заставляйте меня это делать.
   – Быстрей… или я закричу и позову мужа.
   Он медленно встал. Глазок был точно на уровне его измученных болью гениталий.
   – Теперь покажи. Раскрой брюки, – приказывал ее голос.
   Медленно, стыдясь и робея, он поднял парусину; не успел он это сделать, как его пенис выпрыгнул наружу, словно распрямившаяся упругая ветвь. Он знал, что Катинка потеряла дар речи от отвращения, увидев такое. Через минуту напряженного молчания, самую долгую минуту в жизни, он начал опускать парусину.
   Она немедленно остановила его дрожащим (он решил, что от отвращения) голосом, так что он с трудом понимал ее ломаную английскую речь.
   – Нет. Не прикрывай срам. Эта твоя штука выдает тебя. Ты по-прежнему утверждаешь, что невиновен?
   – Нет, – жалобно признался он.
   – Тогда тебя следует наказать, – сказала она. – Придется рассказать твоему отцу.
   – Пожалуйста, не надо, – взмолился он. – Отец убьет меня собственными руками.
   – Хорошо. Я накажу тебя сама. Приблизь твой кок.
   Он послушно придвинулся.
   – Ближе, чтобы я могла дотянуться. Еще ближе.
   Он почувствовал, как пенис коснулся грубой древесины, окружавшей глазок, а потом к кончику пениса притронулись поразительно прохладные пальцы. Он попытался отшатнуться, но она сжала сильней и резко приказала:
   – Не двигайся!
   Катинка наклонилась к переборке и протащила его член сквозь отверстие, к свету лампы. Он так разбух, что едва входил в отверстие.
   – Нет, не убирай, – сказала она по-прежнему строго и сердито, плотнее беря член в руку. Хэл послушно расслабился и поддался настойчивым прикосновениям ее пальцев, позволяя ей полностью протянуть член сквозь отверстие.
   Катинка зачарованно смотрела на него. Она не думала, что у мальчика таких лет он будет таким огромным. Разбухшая головка стала пурпурной, как зрелая слива. Катинка отвернула крайнюю плоть, нависавшую, как монашеский капюшон, и отодвинула ее как можно дальше. Головка еще больше выросла; казалось, она вот-вот разорвется; Катинка чувствовала, как стержень дергается в ее руках.
   Она повторила движение – вначале медленно вперед, потом назад – и услышала за стеной его стон. Странно, но она почти забыла о мальчишке. То, что она держала в руках, обладало собственной жизнью, собственным существованием.
   – Вот твое наказание, грязный бесстыдный мальчишка.
   Она слышала, как он ногтями скребет дерево, а сама продолжала двигаться по всей длине члена, как будто работала челноком на ткацком станке.
   Это произошло раньше, чем она ожидала. Горячая липкая жидкость ударила ей в чувствительные груди; напор был мощный и поразил ее, но она не отодвинулась.
   Немного погодя она сказала:
   – Не думай, что я забыла, как ты поступил со мной. Твое наказание только началось. Ты понял?
   – Да.
   Голос его звучал хрипло и неровно.
   – Ты должен проделать тайное отверстие в этой стене. – Она мягко постучала по стене костяшками пальцев. – Ты должен отодвигать панель, чтобы приходить ко мне, тогда я накажу тебя еще строже. Ты понял?
   – Да, – выдохнул он.
   – Отверстие нужно будет скрыть. Никто не должен о нем знать.
 
   – По моим наблюдениям, – говорил сэр Фрэнсис Хэлу, – грязь и болезни проявляют странное тяготение друг к другу. Не знаю почему, но это так.
   Он отвечал на осторожный вопрос сына, почему необходимо проводить трудное и тягостное окуривание корабля. Теперь, когда груз был снят и почти весь экипаж очутился на берегу, сэр Фрэнсис вознамерился избавить корпус корабля от вредителей. Казалось, каждая щель в нем кишела вшами, а в трюмах было полно крыс. Повсюду валялись их испражнения, а Нед Тайлер докладывал, что в нескольких бочках с водой нашли разбухшие крысиные тушки.
   С первого дня прихода в лагуну особая команда пережигала дерево, выщелачивала пепел, чтобы добыть щелок, а сэр Фрэнсис отправил Аболи в лес с заданием найти травы, с помощью которых племя Аболи избавлялось от паразитов в хижинах. И теперь группа моряков ждала на палубе, вооруженная ведрами с едким веществом.
   – Нужно выскрести каждую щель и каждое соединение в корпусе, но будьте осторожны, – предупреждал моряков сэр Фрэнсис. – Щелок может сжечь кожу на руках…
   Он неожиданно замолчал. Все на борту повернули головы к входу в лагуну, на берегу все прервали свои занятия и замерли, прислушиваясь.
   – Это сигнал тревоги от наблюдателей на утесах, капитан, – крикнул Нед Тайлер и показал туда: над укреплениями, охранявшими вход в лагуну, повис белый дымок. У всех на глазах на вершину импровизированного флагштока взлетел черный шар и развернулся в вымпел с раздвоенным хвостом. Это был сигнал общей тревоги, и означать он мог только одно: появился незнакомый корабль.
   – Все наверх, мастер Дэниел! – резко приказал сэр Фрэнсис. – Отрыть ящики с оружием и раздать его экипажу. Я отправляюсь ко входу. Четыре гребца в лодку, остальным занять боевые позиции на берегу.
   Хотя лицо его оставалось бесстрастным, сэр Фрэнсис был в ярости оттого, что позволил застать себя врасплох, когда мачта снята и все орудия на берегу. Он повернулся к Неду Тайлеру:
   – Перевезите пленных на берег и поместите под строжайшую охрану, подальше от пляжа. Узнав, что появился чужой корабль, они могут попытаться привлечь внимание.
   Подбежал Оливер с плащом сэра Фрэнсиса на руке. Пока он расправлял плащ на плечах хозяина, капитан отдавал приказы. Потом повернулся и направился к трапу, у которого его ждала шлюпка. Хэл поджидал отца там, где тот не сможет его не заметить и не взять с собой.
   – Хорошо! – выпалил сэр Фрэнсис. – Пойдешь со мной. Мне могут понадобиться твои глаза.
   Хэл раньше отца спустился по тросу и отчалил в то мгновение, когда отец ступил на борт.
   – Гребите что есть мочи! – велел сэр Фрэнсис гребцам, и лодка полетела по лагуне. Сэр Фрэнсис спрыгнул за борт и побрел к берегу вброд; вода заливалась за отвороты его высоких сапог. Хэлу пришлось бежать по слоновьей тропе, чтобы догнать отца.
   Он оказался на выходящей на океан вершине в трехстах футах над лагуной. Хотя на высоте ударил ветер и поверхность океана покрылась волнами, острое зрение Хэла позволило ему увидеть точки, держащиеся поверх волн, прежде чем их указал наблюдатель.
   Сэр Фрэнсис посмотрел в подзорную трубу.
   – Что скажешь о нем? – спросил он у Хэла.
   – Я вижу два корабля, – ответил Хэл.
   – А я – только один. Нет, подожди! Ты прав. Есть еще один, чуть восточнее. Это фрегат, как ты думаешь?
   – Три мачты. – Хэл заслонил глаза. – И все оснащены парусами. Да, я бы сказал, что это фрегат. Второй корабль слишком далеко. Не могу определить, что это за судно. – Хэлу не хотелось признаваться в этом, и он напрягал зрение, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь детали. – Оба корабля прямо против нас.
   – Если они направляются к мысу Доброй Надежды, то очень скоро должны миновать нас, – задумчиво произнес сэр Фрэнсис, не опуская подзорную трубу. Все тревожно ждали.
   – Возможно, это корабли Голландской Вест-Индской компании, идущие на запад, – выразил свою надежду Хэл.
   – Тогда почему они так близко подошли к наветренному берегу? – спросил сэр Фрэнсис. – Нет, похоже, они направляются прямо к входу. – Он захлопнул трубу. – Пошли. – Они бегом спустились к берегу, где их ждала шлюпка. – Мастер Дэниел, гребите к батарее на противоположном берегу. Примете команду над ней. Не открывайте огонь, пока не начну я.
   Они посмотрели, как шлюпка пересекла пролив и люди Дэниела втащили ее в узкую бухточку, так что ее не стало видно. Потом сэр Фрэнсис прошел вдоль ряда орудий на утесе и отдал несколько коротких приказов. Моряки стояли у кулеврин с горящими фитилями в руках.
   – По моей команде стрелять по первому кораблю. Один залп из всех орудий. Цельтесь в ватерлинию. Потом зарядите шрапнелью и спустите их паруса. Они не захотят маневрировать в узком проливе с половиной парусов.
   Он вскочил на бруствер укрепления и посмотрел на море через узкий вход в пролив, но приближающиеся корабли еще были скрыты утесами.
   Внезапно из-за западного края скалы показался корабль, идущий на всех парусах. Он находился всего в двух милях от берега и на глазах у оцепеневших от ужаса моряков изменил курс, убрал часть парусов и направился прямо в пролив.
   – Их пушечные порты открыты, значит, они настроены драться, – мрачно сказал сэр Фрэнсис, спрыгивая с бруствера. – И мы дадим им бой, парни.
   – Нет, отец! – воскликнул Хэл. – Я знаю этот корабль.
   – Кто…
   Сэр Фрэнсис не успел задать вопрос. На грот-мачте корабля развернулся длинный вымпел. Алый и снежно-белый, он извивался и хлопал на ветру.
   – Крест Ордена, – сказал Хэл. – «Морейская чайка». Это лорд Камбре, отец.
   – Клянусь Господом, это так. Как рыжебородый мясник узнал, что мы здесь?
   За кормой «Морейской чайки» появился и второй корабль. Он тоже убрал часть парусов и изменил курс, следуя за Канюком, который уже входил в пролив.
   – Я знаю и этот корабль, – крикнул Хэл; его голос относил ветер. – Смотрите! Я даже узнаю фигуру у него на бушприте. Это «Богиня». Не знаю в этом океане другого корабля с обнаженной Венерой на бушприте.
   – Да, это капитан Ричард Лестер, – согласился сэр Фрэнсис. – Теперь я испытываю облегчение. Он хороший человек, хотя, видит Бог, я никому из них не стал бы доверять.
   Проплывая мимо утесов, на которых стояли орудия, Канюк, должно быть, заметил яркий плащ сэра Фрэнсиса на фоне замшелых скал, потому что приветственно приспустил флаг.
   Сэр Фрэнсис в ответ приподнял шляпу, но сквозь зубы сказал:
   – Я бы с радостью приветствовал тебя залпом шрапнели, шотландский ублюдок. Почуял запах добычи? Пришел просить или красть? Но как ты узнал?
   – Отец! – снова крикнул Хэл. – Посмотри возле снасти у шпангоута. Я узнал этого улыбающегося мерзавца. Вот откуда они узнали. Он привел их.
   Сэр Фрэнсис повернул трубу.
   – Сэм Боуэлз. Кажется, даже акулы не способны переварить такую падаль. Зря мы не позволили экипажу расправиться с ним, пока была такая возможность.
   «Чайка» прошла мимо них, постепенно убирая паруса по мере углубления в лагуну. «Богиня» следовала за ней на благоразумном удалении. На ее мачте тоже был крест Ордена вместе с крестом Святого Георгия и британским флагом. Ричард Лестер тоже рыцарь Ордена. Они видели его маленькую фигурку на полуюте; он подошел к поручню и что-то крикнул, но голос заглушил ветер.
   – У тебя странное общество, Ричард.
   Хотя валлиец не мог его услышать, сэр Фрэнсис в ответ помахал шляпой. Лестер был с ним, когда они захватили «Хеерлике Нахт», и они по-дружески разделили добычу. Сэр Фрэнсис считал капитана Лестера своим другом. Все эти месяцы скучной блокады мыса Игольный он должен был быть с ними, с сэром Фрэнсисом и Канюком. Однако он не явился к месту встречи, в Порт-Луис на острове Маврикий. Подождав с месяц его прибытия, сэр Фрэнсис вынужден был уступить требованиям Канюка, и они отплыли вдвоем.
   – Что ж, придется состроить приятную мину лица и встречать незваных гостей, – сказал сэр Фрэнсис Хэлу и пошел вниз, туда, где уже ждала шлюпка, приведенная Дэниелом с противоположного берега пролива.
   Когда они вернулись в лагуну, два новых корабля уже стояли на якоре, «Морейская чайка» всего в полукабельтове за кормой «Решительного». Сэр Фрэнсис приказал Дэниелу грести прямо к «Богине». Когда они с Хэлом поднялись на борт, у трапа их встретил Ричард Лестер.
   – Клянусь адским пламенем, Фрэнки! Я слышал, что ты взял у голландцев большой приз. И теперь сам вижу его на якоре. – Ричард пожал ему руку. Он не так высок и широк в плечах, как сэр Фрэнсис, но пожатие у него крепкое. Он принюхался большим красным носом и продолжал с певучим кельтским акцентом: – Это пахнет пряностями, верно? Проклинаю себя за то, что не нашел вас в Порт-Луисе.
   – Но где ты был, Ричард? Я тридцать два дня ждал твоего прихода.
   – Как ни печально, попал в ураган южнее Мартиники. У меня снесло мачты, а корабль отогнало к побережью острова Святого Лаврентия.
   – Это, должно быть, тот же шторм, что повредил голландца. – Сэр Фрэнсис показал на галеон. – Когда мы его захватили, он шел с временной мачтой. А как ты встретился с Канюком?
   – Как только «Богиня» была готова к плаванию, я решил поискать тебя у мыса Игольный на случай, если ты еще там. И встретил его. А он привел меня сюда.
   – Что ж, рад видеть тебя, старый друг. Но скажи, нет ли вестей из дома?
   Это всегда первый вопрос, который задают, встречаясь здесь, за Линией. Они могут ходить к далеким берегам не нанесенных на карты морей, но сердце их всегда стремится домой. Уже почти год сэр Фрэнсис не получал никаких известий из Англии.
   На лице Ричарда Лестера появилось серьезное выражение.
   – Через пять дней после выхода из Порт-Луиса я встретился с «Песней ветра», одним из фрегатов ее величества. Он шестьдесят дней назад вышел из Плимута и направлялся к Коромандельскому берегу.