Сникет Лемони. Изуверский интернат

   — Кроме того, — продолжал он, — вы трое стали худшими из учеников, с какими имела дело Пруфрокская подготовительная школа. Вайолет, мистер Ремора жаловался, что ты пренебрегла тестом. Клаус, миссис Басс жаловалась, что ты не отличаешь одного конца линейки от другого. А ты, Солнышко, как я заметил, не сделала пока ни одной скобки! Мистер По говорил мне, что вы умные и трудолюбивые дети, но вы оказались компанией кексолизов!
   Тут Бодлеры не могли больше сдерживаться.
   — Мы пренебрегаем уроками, потому что у нас нет сил! — закричала Вайолет.
   — А сил нет потому, что мы каждую ночь делаем пробежки! — закричал Клаус.
   — Галука! — выкрикнула Солнышко, желая сказать: «Так что ругайте Учителя Чингиза, а не нас!»
   Завуч Ниро осклабился, довольный тем, что наконец может ответить в своей излюбленной манере.
   — Мы пренебрегаем уроками, потому что у нас нет сил! — пропищал он. — А сил нет потому, что мы каждую ночь делаем пробежки! Галука! Хватит, мне надоело слушать ерунду! Пруфрокская подготовительная школа обязалась дать вам превосходное образование, и вы его получите! А Солнышко получила превосходную работу помощника администратора. Я поручил мистеру Реморе и миссис Басс устроить вам завтра общеобразовательные экзамены — обширные тесты по абсолютно всему, чему вас здесь за это время обучали. Вайолет, советую тебе вспомнить все подробности рассказов мистера Реморы. Клаус, тебе советую вспомнить длину, ширину и высоту всех предметов, принесенных миссис Басс, иначе я исключу вас из школы. Кроме того, я нашел стопку бумаг, которые завтра надо скрепить. Солнышко, ты пробьешь их скобками, которые сделаешь вручную, или я тебя уволю. Первым делом завтра утром вам предстоят экзамены и скрепление бумаг. И если вы двое не заработаете «отлично», а Солнышко не изготовит достаточное количество скобок, вы покинете Пруфрокскую школу. На ваше счастье, Учитель Чингиз готов вам дать домашнее образование. Это означает, что он будет вашим тренером, учителем и опекуном одновременно. Предложение очень великодушное, и на вашем месте я бы сделал подарок и ему тоже. Правда, в его случае сережки, на мой взгляд, неуместны.
   — Мы не собираемся ничего дарить Графу Олафу! — вырвалось у Вайолет. Клаус со страхом посмотрел на сестру.
   — Вайолет хотела сказать «Учителю Чингизу», — поторопился исправить дело Клаус.
   — Нет, не хотела! — закричала Вайолет. — Клаус, наше положение настолько безнадежно, что невозможно дольше притворяться, будто мы его не узнали!
   — Хифиджу! — подтвердила Солнышко.
   — Да, ты, наверное, права, — согласился Клаус. — Что нам терять?
   — Что нам терять? — передразнил Ниро. — О чем вы говорите?
   — Мы говорим об Учителе Чингизе, — ответила Вайолет. — На самом деле его зовут не Чингиз. И он даже не учитель гимнастики. Он — замаскированный Граф Олаф.
   — Чепуха! — воскликнул Ниро.
   Клаусу очень хотелось повторить «Чепуха!» точно таким же противным тоном, как Ниро, но он прикусил язык.
   — Нет, это правда, — сказал Клаус. — Он надвинул тюрбан на свою единственную бровь и прикрыл татуировку высокими кроссовками, но он все тот же Граф Олаф.
   — Тюрбан он носит по религиозным причинам, — возразил Ниро, — а кроссовки — потому что он тренер. Посмотрите-ка. — Он шагнул к компьютеру и нажал кнопку. Экран опять засветился зеленоватым цветом, точно страдал морской болезнью, и снова показал изображение Графа Олафа.
   — Видите? Учитель Чингиз не имеет ничего общего с Графом Олафом, и моя усовершенствованная компьютерная система это доказывает.
   — Ушило! — крикнула Солнышко, желая сказать: «Это ничего не доказывает!»
   — Ушило! — передразнил Ниро. — Кому я должен верить? Усовершенствованной компьютерной системе или двум детям, пренебрегающим школой, и маленькой девчонке, которая так глупа, что не способна изготовить скобки для скрепления бумаг? Все, хватит тратить мое время попусту! Завтра я лично буду присутствовать на общеобразовательном экзамене, и происходить он будет в Сиротской лачуге! Советую вам показать отличный результат, иначе поездка за счет Учителя Чингиза вам обеспечена. Сайонара, Бодлеры!
   «Сайонара» — по-японски значит «до свидания», и я уверен, все и каждый из миллионов жителей Японии сочли бы себя опозоренными, если бы услышали родное слово произнесенным столь отталкивающей личностью. Но бодлеровским сиротам некогда было предаваться международным размышлениям. Они пересказывали Квегмайрам последние новости.
   — Какой ужас! — воскликнул Дункан. Все пятеро брели по лужайке и свободно могли обсуждать происходящее, не боясь быть услышанными. — Вам ни за что не получить отлично на экзаменах, тем более если бегать по ночам!
   — Какой кошмар! — воскликнула Айседора. — И скобок вам тоже не сделать! Не успеете оглянуться, как вас заберут для домашнего обучения!
   — Учитель Чингиз не собирается обучать нас дома, — сказала Вайолет, глядя вперед, где на лужайке их ждал фосфоресцирующий нуль. — Он учинит что-нибудь гораздо, гораздо более ужасное. Вы понимаете теперь? Для этого он и заставлял нас все ночи бегать! Он знал, что мы выбьемся из сил. Знал, что будем пренебрегать уроками и не сможем выполнять секретарские обязанности. Он знал, что нас исключат из Пруфрокской подготовительной и тогда мы попадем к нему в руки.
   Клаус застонал:
   — Мы всё ждали, когда откроется его план, и вот план раскрыт. Но, возможно, уже поздно.
   — Нет, не поздно, — твердо сказала Вайолет. — Общеобразовательные экзамены состоятся не раньше завтрашнего утра. К тому времени мы должны выработать свой план.
   — План! — повторила Солнышко.
   — План будет непростой, — сказал Дункан. — Надо подготовить Вайолет к тесту мистера Реморы, а Клауса — к тесту миссис Басс.
   — И надо изготовить скобки, — дополнила Айседора. — Но при этом Бодлерам еще предстоят пробежки.
   — И бессонная ночь, — добавил Клаус.
   Бодлеры посмотрели друг на друга, а потом на лужайку. Солнце стояло еще высоко, но дети знали, что скоро оно зайдет за дома-надгробия и наступит черед для ОСПА. Времени у них оставалось немного. Вайолет подвязала волосы лентой, чтобы не лезли в глаза. Клаус протер очки и снова надел их на нос. Солнышко поскрипела зубами, желая убедиться, что они достаточно остры для любой предстоящей работы. А двое тройняшек достали из карманов записные книжки. Злодейский план Учителя Чингиза стал виден сквозь призму опыта Бодлеров и Квегмайров, и теперь им предстояло употребить свой опыт на то, чтобы выработать собственный план.

Глава десятая

   Трое Бодлеров и двое Квегмайров сидели в Сиротской лачуге, которая еще никогда не выглядела менее непривлекательной. Все пятеро надели изобретенные Вайолет шумные башмаки, поэтому отстаивающих территорию крабов было не видать. Соль высушила капающую светло-коричневую плесень, превратив ее в твердую бежевую корку. Вид у корки был не слишком приятный, но по крайней мере детям не приходилось то и дело увертываться от плюхающей жидкости. Поскольку с появлением Учителя Чингиза им пришлось сосредоточить свою энергию на борьбе с его коварством, пятеро сирот так ничего и не предприняли по поводу зеленых стен с розовыми сердечками. Но в остальном у Сиротской лачуги с появлением в ней Бодлеров несколько поубавилось слоновьего и прибавилось мышиного. Для того чтобы превратиться в уютное жилье, ей было еще далеко, но как место для разрабатывания в критическую минуту плана она вполне годилась.
   А для Бодлеров критическая минута, несомненно, настала. Если они проведут еще одну изнурительную ночь, бегая по кругу, они не справятся с общеобразовательными экзаменами и секретарской работой, тогда Учитель Чингиз увезет их из Пруфрокской подготовительной школы неизвестно куда, и при мысли об этом они буквально ощущали, как костлявые пальцы Чингиза выдавливают из них жизнь. Квегмайры так волновались за своих друзей, что тоже ощущали себя как в тисках, хотя им прямая опасность не угрожала — так они, во всяком случае, думали.
   — Не могу понять, как мы не сумели разгадать план Чингиза раньше, — мрачно проговорила Айседора, перелистывая записную книжку. — Мы с Дунканом провели такое тщательное расследование и все-таки не сообразили, в чем дело.
   — Не расстраивайся, — ободрил ее Клаус. — Мы с сестрами столько раз имели с ним дело, и всегда разгадать его умысел было очень трудно.
   — Мы пытались выяснить биографию Графа Олафа, — добавил Дункан. — В Пруфрокской библиотеке накопилось большое количество старых газет. Нам пришло в голову, что, если мы узнаем про какие-то прежние его деяния, мы разгадаем и нынешний план.
   — Неплохая идея, — задумчиво протянул Клаус. — Я о таком и не подумал.
   — Мы исходили из того, что Олаф совершал злодейства и до встречи с вами, — продолжал Дункан, — поэтому и взялись за старые газеты. Подходящих статей нашлось не так много, ведь он, как вы знаете, каждый раз действует под новым именем. И все же мы нашли одного человека, похожего по описанию на Олафа, в «Бангкокской газете», его арестовали за то, что он задушил епископа. Но он тут же бежал из тюрьмы.
   — Очень похоже на него, — подтвердил Клаус.
   — И еще в веронской «Дейли ньюз», — продолжал Дункан, — какой-то тип сбросил со скалы богатую вдову. На щиколотке у него был вытатуирован глаз. Ему, однако, удалось ускользнуть из рук полиции. Потом мы нашли газету вашего родного города, там говорилось…
   — Мне не хотелось бы тебя прерывать, — вмешалась Айседора, — но, по-моему, пора перестать думать о прошлом и начать думать о настоящем. Перерыв на ланч подходит к концу, нам до зарезу нужен план действий.
   — Ты не заснула? — спросил Клаус старшую сестру, которая давно молчала.
   — Нет, что ты, — ответила Вайолет. — Просто я сосредоточенно размышляю. Кажется, я могу изобрести кое-что для изготовления скобок. Но не могу сообразить, как мне одновременно сооружать приспособление и готовиться к экзаменам. С тех пор как начались ОСПА, я не записала как следует ни одного рассказа мистера Реморы, так что не имею возможности их вспомнить.
   — Ну, об этом не беспокойся. — Дункан поднял вверх свою темно-зеленую записную книжку. — Я записывал все его истории. Тут у меня сплошь скучные подробности.
   — А я записывала длину, ширину и высоту всех предметов, которые приносила миссис Бас. — Айседора показала свою записную книжку. — Ты можешь учить по моей книжке, Клаус, а ты, Вайолет, — по Дункановой.
   — Спасибо, — сказал Клаус, — но вы кое-что забываете. Мы вечером должны делать пробежки. Мы не сможем читать ваши записи.
   — Таркур, — подтвердила Солнышко. Что означало: «Ты, конечно, прав. ОСПА всегда продолжаются до рассвета, а экзамены начнутся прямо с утра».
   — Вот бы нам помог кто-нибудь из великих изобретателей, — сказала Вайолет. — Интересно, как поступил бы Никола Тесла.
   — Или кто-то из великих журналистов, — подхватил Дункан. — Как бы вела себя Дороти Паркер в этой ситуации?
   — Интересно, чем бы помог нам древний вавилонянин Хаммурапи? — продолжил Клаус. — Он был одним из величайших исследователей.
   — Или великий поэт лорд Байрон, — сказала Айседора.
   — Акула. — Солнышко с задумчивым видом постучала зубами об зубы.
   — Кто знает, как все эти люди или рыбы поступили бы на нашем месте? — подытожила Вайолет.
   Дункан прищелкнул пальцами, но не потому, что подзывал официанта, и не потому, что вспомнил любимый мотив, а потому, что в голову ему пришла мысль.
   — На нашем месте! — сказал он. — Вот оно!
   — Что — оно? — осведомился Клаус. — Чем тебе понравилось наше место?
   — Нет-нет, — ответил Дункан, — не об этом речь. Когда Вайолет сказала «на нашем месте», у меня возникла идея. Я знаю, ты имела в виду «в нашем положении». Но что если действительно кто-то другой займет ваше место? Что если мы выдадим себя за вас? Тогда мы стали бы делать пробежки, а вы готовиться к общеобразовательным экзаменам.
   — Выдадите себя за нас? — удивился Клаус. — Вы двое — копия друг дружки, но вы совсем не похожи ни на кого из нас.
   — Ну и что? — не сдавался Дункан. — Ночью будет темно. Когда мы следили за вами из-за арки, то видели только две бегущие темные фигуры и одну ползущую.
   — Это верно, — подтвердила Айседора. — Если я возьму у тебя, Вайолет, ленту, а Дункан возьмет у Клауса очки, то, спорим, Учитель Чингиз издали не различит, кто это.
   — Мы даже обменяемся обычными башмаками, так что звук шагов на траве будет такой же, — добавил Дункан.
   — А как быть с Солнышком? — спросила Вайолет. — Двое никак не могут выдать себя за троих.
   Лица у Квегмайров вытянулись.
   — Если б только Куигли был здесь… — сказал Дункан. — Я точно знаю, он бы с радостью переоделся малышкой, чтобы помочь вам.
   — А что если взять небольшой куль с мукой? — предложила Айседора. — Солнышко ведь не выше куля муки. Не обижайся, Солнышко.
   — Денада. — Солнышко пожала плечами.
   — Мы украдем муку в столовой, — сказала Айседора, — и будем таскать куль за собой, когда будем бегать по кругу. Издалека он, возможно, сойдет за Солнышко и не вызовет подозрений.
   — Все-таки выдать себя за нас — чрезвычайно опасный план, — с сомнением произнесла Вайолет. — Если он провалится, то не только мы попадем в беду, но и вы тоже. Кто знает, что с вами тогда сделает Учитель Чингиз?
   Именно этот, как позднее выяснилось, вопрос будет неотступно преследовать Бодлеров в течение долгого времени. Но Квегмайры почти не обратили на ее слова внимания.
   — Об этом не беспокойся, — заявил Дункан. — Главное — чтобы вы не попали ему в руки. План, может, и рискованный, но только это мы и смогли придумать — занять ваше место.
   — И придумывать что-то другое времени у нас не остается, — добавила Айседора. — Надо спешить, если мы хотим стянуть в столовой куль муки и не опоздать в класс.
   — Нам еще понадобится веревка или что-то вроде, чтобы тащить за собой куль, как будто это ползет Солнышко, — добавил Дункан.
   — Мне тоже надо кое-что раздобыть, — сказала Вайолет, — чтобы сделать приспособление для выделки скобок.
   — Нидоп, — заключила Солнышко, что означало нечто вроде: «Тогда пошли».
   Дети вышли из Сиротской лачуги, предварительно сняв шумные башмаки и надев обычные, и двинулись через лужайку к столовой. Они шли и нервничали — прежде всего потому, что не полагается тайно прокрадываться в столовую и похищать разные предметы, и еще потому, что их план в самом деле был очень рискованный. Нервничать — неприятное занятие, и я не пожелал бы никаким маленьким детям нервничать больше, чем нервничали Бодлеры и Квегмайры, когда шли в столовую. Однако, должен сказать, нервничали они недостаточно. И это относится не к тому, что им предстояло прокрасться в столовую, что делать запрещалось, и не к тому, что им предстояло стащить разные разности, тем более что их не поймали. Нет, им следовало нервничать гораздо больше из-за своего плана и из-за того, что случится ночью, когда сядет солнце, на бурой лужайке станет темно и засветится фосфоресцирующий круг. Сейчас, когда каждый был на своем месте, им следовало здорово нервничать из-за того, что случится, когда они поменяются местами.

Глава одиннадцатая

   Если вы когда-нибудь наряжались на Хэллоуин или были на маскараде, вы знаете, что, надев маскарадный костюм, испытываешь какое-то особое волнение, смесь возбуждения и предчувствия опасности. Однажды я попал на один из знаменитых балов, которые устраивала герцогиня Виннипегская, и то был один из самых опасных и волнующих вечеров в моей жизни. В костюме тореадора я незаметно проскользнул во дворец и замешался в толпу гостей, между тем как за мной гнались дворцовые стражники, переодетые скорпионами. В тот момент, когда я вошел в бальный зал, я почувствовал, что Лемони Сникет перестал существовать. На мне была одежда, какой я никогда прежде не носил: алая шелковая треуголка, шитый золотом жилет и плотно прилегающая черная маска. Мне казалось, что это уже не я, а кто-то другой. И оттого что я ощутил себя другим, я осмелился подойти к женщине, к которой мне запрещено было приближаться. Она стояла на веранде из полированного серого мрамора одна («веранда» — это такое модное слово вместо слова «балкон»), одетая в костюм стрекозы, в сверкающей зеленой маске, с огромными серебристыми крыльями. Пока мои преследователи сновали между гостями, стараясь опознать меня, я незаметно вышел на веранду и сообщил ей то, что безуспешно пытался передать ей последние пятнадцать долгих одиноких лет.
   — Беатрис! — вскричал я в тот миг, когда скорпионы узнали меня. — Граф Олаф — это…
   Не буду продолжать. Вспоминая тот вечер и последующие мрачные, беспросветные годы, я плачу. Да и вам наверняка хочется поскорее узнать, что происходило дальше с бодлеровскими сиротами и тройняшками Квегмайрами вечером после обеда.
   — Все-таки здорово интересно, — проговорил Дункан, надевая очки Клауса. — Я знаю, причины у нас серьезные, но все равно захватывает.
   Айседора, завязывавшая на голове ленту Вайолет, продекламировала:

 
Быть может, все это не очень уместно,
Но ведь маскарад — это так интересно!
 

   Стихи не безупречны, но в наших обстоятельствах сойдет. Ну и как мы вам?
   Бодлеровские сироты отступили на шаг и внимательно оглядели Квегмайров. Только что закончился обед, все пятеро стояли перед входом в Сиротскую лачугу и поспешно приводили свой план в действие. Они ухитрились проникнуть в столовую и утащить из кухни куль муки размером с Солнышко, воспользовавшись моментом, когда кухонные работники в металлических масках стояли к ним спиной. Вайолет также стянула вилку, несколько чайных ложек протертого шпината и небольшую картофелину — все это ей требовалось для очередного изобретения. Оставалось всего несколько минут до того, как Бодлерам, вернее, Квегмайрам под видом Бодлеров надлежало явиться на лужайку. Дункан и Айседора отдали свои записные книжки Бодлерам, чтобы те могли готовиться к общеобразовательным экзаменам, и надели их обычные башмаки, чтобы шаги звучали, как у них. И теперь, когда оставались считанные секунды, Бодлеры осмотрели замаскированных Квегмайров. И тут же осознали, насколько опасен их план.
   Айседора и Дункан были просто очень не похожи на Вайолет и Клауса. Глаза у Дункана не такого цвета, как у Клауса, волосы у Айседоры не такого цвета, как у Вайолет, хоть и завязаны так же. Будучи тройняшками, Квегмайры были одинакового роста, но Вайолет-то, как старшая, была выше Клауса, сооружать же маленькие ходули для Айседоры, чтобы увеличить рост, не оставалось времени. Но не эти мелкие физические детали делали маскарад таким неубедительным. Все дело в том, что Бодлеры и Квегмайры были совершенно разными людьми и лента, очки и башмаки не могли превратить их друг в друга, равно как женщина в костюме стрекозы не могла взлететь и тем избежать поджидающей ее гибели.
   — Я знаю, мы не очень на вас похожи, — проговорил Дункан после того, как Бодлеры продолжали стоять, не произнося ни слова. — Но помните, на лужайке будет совсем темно. Свет исходит только от круга. Мы постараемся опускать голову пониже, чтобы лица нас не выдали. Мы не скажем ни слова Учителю Чингизу, чтобы не выдали голоса. На нас ваши лента, очки и башмаки — они тоже не выдадут.
   — Не обязательно осуществлять этот план, — тихо сказала Вайолет. — Мы ценим вашу помощь, но не обязательно одурачивать Чингиза. Мы могли бы просто взять и убежать, прямо сейчас. Мы стали такими хорошими бегунами, что успеем опередить Учителя Чингиза. — Можно позвонить мистеру По откуда-нибудь из автомата, — добавил Клаус.
   — Зубу, — дополнила Солнышко, желая сказать: «Или поступим в другую школу под другими именами».
   — Все ваши предложения никуда не годятся, — сказала Айседора. — Насколько мы знаем из ваших рассказов, от мистера По помощи мало. А Граф Олаф находит вас везде, куда бы вы ни поехали, так что другая школа не спасение.
   — Да, наш план — единственная возможность, — заключил Дункан. — Если вы сдадите экзамены, не возбудив подозрения у Чингиза, вы спасены, и тогда мы займемся разоблачением мнимого учителя гимнастики.
   — Наверное, вы правы, — согласилась Вайолет. — Просто мне не нравится, что вы ради нас подвергнете свою жизнь большой опасности.
   — Для чего же существуют друзья? — задала вопрос Айседора. — Мы не собираемся сидеть на дурацком концерте, пока вы там бегаете, обрекая себя на гибель. Вы трое оказались первыми, кто в Пруфрокской школе не дразнил нас за то, что мы сироты. Ни у нас, ни у вас нет родителей, так что мы должны держаться вместе.
   — Давайте мы хотя бы проводим вас до лужайки, — предложил Клаус, — а потом последим из-за арки, чтобы убедиться, удалось ли вам обмануть Чингиза.
   Дункан покачал головой:
   — У вас нет времени на подглядывание. Вам надо делать скобки из металлических проволочек и готовиться к двум общеобразовательным экзаменам.
   — Ох! — спохватилась вдруг Айседора. — А как мы потащим за собой куль с мукой? Нужна веревка или что-то вроде.
   — Можно поддавать его ногой, — предложил Дункан.
   — Нет-нет, — запротестовал Клаус. — Если Учитель Чингиз увидит, как вы пинаете маленькую сестру, он заподозрит неладное.
   — Знаю! — Вайолет протянула руку и пробежала пальцами по груди Дункана, по его толстому вязаному свитеру, и наконец нащупала то, что искала, — торчащую нитку. Вайолет потянула за нее, вытаскивая из свитера, пока у нее в руках не оказалась длинная нитка пряжи. Тогда Вайолет оторвала ее и обвязала одним концом куль с мукой. Другой конец она вручила Дункану.
   — Это должно сработать, — сказала она. — Прости, что испортила тебе свитер.
   — Ничего, ты наверняка сумеешь изобрести вязальную машину, когда мы все будем вне опасности, — отозвался Дункан. — Ну что ж, Айседора, нам пора. Учитель Чингиз будет ждать. Счастливо позаниматься.
   Бодлеры смотрели на своих друзей во все глаза. Им вспомнился день, когда, помахав рукой своим родителям, они отправились на пляж. Тогда они, конечно, не знали, что находятся в их обществе в последний раз, но впоследствии каждый из детей еще и еще возвращался мыслями к тому дню и жалел, что не сказал им на прощание какие-нибудь другие слова, кроме небрежного «пока». Вайолет, Клаус и Солнышко глядели на двух тройняшек и надеялись, что здесь этого не случится и люди, к которым они привязались, не исчезнут навсегда из их жизни. А что если случится?
   — Если мы больше не уви… — Вайолет замолкла, проглотила ком в горле и начала снова: — Если что-то пойдет не так…
   Дункан взял Вайолет за обе руки и посмотрел ей прямо в лицо. Вайолет увидела за стеклами очков Клауса серьезный взгляд широко раскрытых глаз Дункана.
   — Все пойдет как надо, — сказал он твердо, хотя, конечно, в эту минуту он ошибался. — Ничего не сорвется. Увидимся утром, Бодлеры.
   Айседора с серьезным видом кивнула и последовала за братом и кулем муки. Бодлеровские сироты наблюдали, как они удаляются в сторону лужайки, до тех пор, пока они не превратились в два пятнышка плюс еще одно рядом.
   — А знаете, — сказал Клаус, — издали, в неясном свете, они очень похожи на нас.
   — Абакс, — подтвердила Солнышко.
   — Хочу надеяться на это, — пробормотала Вайолет. — Очень хочу надеяться. А теперь перестаем думать про них и приступаем к нашей части разработанного плана. Надеваем шумные башмаки и идем в лачугу.
   — Не представляю, каким образом ты собираешься изготовить скобки, — сказал Клаус, — из вилки, нескольких чайных ложек пюре из шпината и небольшой картофелины. Это больше похоже на ингредиенты для гарнира, а не на инструмент для выделывания скобок. Надеюсь, твои изобретательские способности не притупились от недосыпания.
   — Думаю, что нет, — ответила Вайолет. — Поразительно, какая появляется энергия, когда в голове рождается план. И потом, мне необходимы не только утащенные предметы, но еще и краб из Сиротской лачуги и шумные башмаки. Так, надеваем башмаки, а дальше следуйте моим инструкциям.
   Как ни были озадачены младшие Бодлеры, они привыкли полностью доверять старшей сестре, когда дело касалось изобретений. Не так давно она изобрела крюк, отмычку, сигнал бедствия, а сейчас во что бы то ни стало (здесь имеется в виду «с помощью вилки, нескольких чайных ложек пюре из шпината, небольшой картофелины, живого краба и шумных башмаков») она собиралась изобрести прибор для выделывания скобок.
   Трое Бодлеров в своих шумных башмаках, следуя указанию Вайолет, вошли в лачугу. Как всегда, по полу шныряли маленькие крабы, пользуясь отсутствием хозяев и пугающего их шума. В большинстве случаев Бодлеры, войдя, сразу начинали дико топать, и крабы ныряли под кипы сена и в другие укромные места. Но на этот раз Вайолет распорядилась, чтобы брат и сестра ступали осторожно, в строго определенном порядке, так, чтобы загнать самого сердитого краба с самыми большими клешнями в угол лачуги. Остальные крабы разбежались кто куда, но этот оказался в ловушке и, как ни боялся шумных башмаков, деваться ему было некуда.