После этого заявления Вайолет больше не могла хранить молчание.
— Ширли не регистратор! — воскликнула она. — Она даже не Ширли! Она Граф Олаф!
— Ну а уж эта часть истории, — сказал Сэр, — настолько невероятна, что я ей не верю! Я встречался с этой молодой женщиной, и она вовсе не похожа на Графа Олафа! Да, у нее одна бровь вместо двух, но множество замечательных людей обладают той же отличительной чертой!
— Вы должны простить детей, — сказал мистер По. — Они имеют склонность повсюду видеть Графа Олафа.
— Потому что он и есть повсюду! — с горечью в голосе сказал Клаус.
— Ну-ну, — сказал Сэр. — Здесь, в Полтривилле, его не было. Мы ведь его искали, помнишь?
— Велиф! — крикнула Солнышко. Она имела в виду нечто вроде: «Но он, как обычно, переоделся!»
— Может быть, нам стоит взглянуть на эту особу, я хочу сказать — на Ширли, — робко предложил Чарльз. — Дети уверены, что не ошибаются. Если бы мистер По смог взглянуть на эту регистраторшу, нам бы удалось прояснить дело.
— Я поместил Ширли и Мастера Флакутоно в библиотеку и велел Филу за ними приглядывать, — сказал Сэр. — Наконец-то библиотека Чарльза принесет хоть какую-нибудь пользу: послужит тюрьмой, пока мы разберемся в этом деле.
— Библиотека уже принесла пользу, Сэр, — сказала Вайолет. — Если бы я не нашла материалы о гипнозе, ваш компаньон Чарльз был бы мертв.
— Ты действительно очень умный ребенок, — сказал Чарльз.
— Да, — согласился Сэр. — В интернате ты прекрасно себя проявишь.
— В интернате? — спросил мистер По.
— Конечно, — ответил Сэр, кивая облаком дыма. — Уж не думаете ли вы, что после всех неприятностей, которые они учинили на лесопилке, я оставлю их у себя?
— Но они случились не по нашей вине! — крикнул Клаус.
— Это не имеет значения, — возразил Сэр. — Мы заключили сделку. Она состояла в том, что я должен стараться держать Графа Олафа подальше отсюда, а вы — не устраивать больше аварий. Вы свою часть не выполнили.
— Хеч! — возмутилась Солнышко, что означало: «А вы не выполнили свою!» Сэр будто не слышал.
— Ну что ж, пойдемте посмотрим на эту женщину, — сказал мистер По. — Тогда мы раз и навсегда сможем решить, был здесь Граф Олаф или нет.
Трое взрослых кивнули, и трое детей проследовали за ними по коридору к двери библиотеки, перед которой на стуле сидел Фил с книгой в руках.
— Привет, Фил, — сказала Вайолет. — Как ваша нога?
— О, нога поправляется, — сказал Фил, указывая на гипс. — Дверь я сторожу, Сэр, и ни Ширли, ни Мастер Флакутоно не сбежали. Ах, кстати, я читаю вот эту книгу, «Конституция Полтривилля». Не все слова мне понятны, но, похоже, платить людям зарплату только купонами незаконно.
— Об этом мы поговорим позже, — буркнул Сэр. — У нас кое-какие дела к Ширли.
Он протянул руку, открыл дверь, и все увидели Ширли и Мастера Флакутоно, которые спокойно сидели за двумя столами у окна. В одной руке Ширли держала книгу доктора Оруэлл, а второй махала детям.
— Привет, детки! — крикнула она поддельно высоким голосом. — Я так о вас беспокоилась!
— И я тоже, — сказал Мастер Флакутоно. — Слава Богу, я вышел из гипноза и поэтому больше не буду так плохо с вами обращаться!
— Вы тоже были под гипнозом? — спросил Сэр. — Конечно, и он, и я! — воскликнула Ширли. Она наклонилась и погладила детей по голове. — Иначе мы никогда не были бы так жестоки, да еще с такими замечательными маленькими детьми!
Из-под накладных ресниц блестящие глаза Ширли смотрели на детей с таким выражением, словно она собиралась съесть их при первой возможности.
— Вот видите? — сказал Сэр мистеру По. — Что ж тут странного, что Мастер Флакутоно и Ширли совершали все эти ужасные поступки. Конечно, она не Граф Олаф!
— Граф кто? — спросил Мастер Флакутоно. — Никогда не слышал о таком человеке.
— Я тоже не слышала, — сказала Ширли, — но я только регистраторша.
— Возможно, вы не только регистраторша, — сказал Сэр. — Возможно, вы еще и мать. Что скажете, мистер По? Ширли действительно хочет взять этих детей на воспитание, а для меня они слишком, слишком большая обуза.
— Нет! — закричал Клаус. — Она Граф Олаф, а не Ширли!
Мистер По долго кашлял в белый носовой платок, и трое Бодлеров напряженно ждали, когда он кончит и что-нибудь скажет. Наконец он убрал платок от лица и сказал Ширли:
— Мне очень неприятно вам это говорить, мэм, но дети убеждены, что вы мужчина по имени Граф Олаф, переодетый регистраторшей.
— Если желаете, — сказала Ширли, — я могу отвести вас в приемную доктора Оруэлл… покойной доктора Оруэлл… и показать табличку с моим именем. На ней ясно сказано: «Ширли».
— Боюсь, этого недостаточно, — сказал мистер По. — Не будете ли вы любезны показать нам вашу щиколотку?
— Но ведь смотреть дамам на ноги невежливо, — ответила Ширли. — Вам это, разумеется, известно.
— Если на вашей левой щиколотке нет татуированного глаза, — сказал мистер По, — то вы определенно не Граф Олаф. Глаза Ширли ярко-ярко заблестели, и она всеми зубами улыбнулась тем, кто находился в комнате.
— А если есть? — спросила она, слегка приподнимая юбку. — Что если на ней есть татуированный глаз?
Глаза всех присутствующих обратились к щиколотке Ширли, и им ответил взгляд одного глаза. Этот глаз был похож на здание доктора Оруэлл, которое, как казалось бодлеровским сиротам, следило за ними с самого их прибытия в Полтривилль. Он был похож на глаз с обложки книги доктора Оруэлл, который, как казалось бодлеровским сиротам, наблюдал за ними с тех пор, как они начали работать на лесопилке «Счастливые Запахи». И уж конечно, он ничем не отличался от татуировки Графа Олафа, каковой и был, и, как ощущали бодлеровские сироты, постоянно следил за ними после смерти родителей.
— В таком случае, — сказал мистер По после некоторой паузы, — вы не Ширли. Вы Граф Олаф, и вы арестованы. Я приказываю вам снять этот нелепый маскарадный костюм!
— Мне тоже снять мой смехотворный маскарадный костюм? — спросил Мастер Флакутоно и одним взмахом руки сорвал с головы седой парик.
Детей не удивило, что он лыс — с первого взгляда на него они поняли, что его нелепый седой парик именно парик, — но в форме его лысого черепа что-то показалось им очень знакомым. Сверкая на сирот глазами-бусинками, мастер вцепился пальцами в хирургическую маску и стянул ее с лица. Нос, который до этого момента маска плотно прижимала к лицу, скакнул вниз, и дети мгновенно увидели перед собой одного из помощников Графа Олафа.
— Это лысый! — закричала Вайолет.
— С длинным носом! — закричал Клаус.
— Племо! — закричала Солнышко, что означало: «Который работает на Графа Олафа!»
— Полагаю, сегодня нам посчастливилось схватить двух преступников, — суровым голосом сказал мистер По. — Даже трех, если считать доктора Оруэлл, — уточнил (и какое облегчение называть его так, а не Ширли) Граф Олаф.
— Прекратите нести вздор, — сказал мистер По. — Граф Олаф, вы арестованы за многочисленные убийства и покушения на убийства, многочисленные мошенничества и покушения на мошенничества, многочисленные презренные деяния и покушения на презренные деяния, а вы, мой лысый длинноносый друг, арестованы за помощь ему.
Граф Олаф пожал плечами, швырнул парик на пол и улыбнулся Бодлерам улыбкой, которая, к несчастью, была им хорошо знакома. Такая улыбка появлялась на губах Графа Олафа, когда казалось, что он попался, когда казалось, что он шутит, и улыбку эту сопровождал яркий блеск глаз и яростная работа его злобного мозга.
— Эта книга сослужила вам неплохую службу, сироты, — сказал Граф Олаф, поднимая «Передовую окулярную науку» доктора Оруэлл высоко над головой. — А теперь она послужит мне.
Граф Олаф повернулся и изо всей своей гнусной силы швырнул тяжелую книгу в одно из окон библиотеки. Послышался звон стекла, окно разбилось, и в нем образовалась порядочного размера дыра. Размер дыры был как раз таков, что человек мог через нее спокойно выпрыгнуть, чем лысый и воспользовался, сморщив перед сиротами свой длинный нос, словно от них дурно пахло. Граф Олаф расхохотался леденящим душу резким смехом, после чего последовал за своим товарищем из окна — и из Полтривилля.
— Я вернусь за вами, сироты! — крикнул он. — Вернусь за вашими жизнями! Готовьтесь к скорой встрече!
— Черт возьми! — сказал мистер По, употребляя выражение, которое здесь означает «Ой-ой, он сбежал!».
Сэр быстро шагнул к окну и, высунувшись наружу, проводил взглядом Графа Олафа и лысого, которые бежали со всех своих тощих ног. — Не возвращайтесь! — завопил Сэр им вслед. — Сирот здесь не будет, так что не возвращайтесь сюда!
— Что значит «сирот здесь не будет»? — сурово спросил мистер По. — Вы заключили сделку и не выполнили свою часть! Граф Олаф здесь все-таки был!
— Это не важно, — ответил Сэр, небрежно махнув рукой. — Где бы эти Бодлеры ни появились, случаются всякие неприятности, и я этого больше не потерплю.
— Но, Сэр, — сказал Чарльз, — они такие хорошие дети.
— Я не желаю обсуждать этот вопрос, — сказал Сэр. — На моей табличке написано «Босс», и босс — это я. Боссу принадлежит последнее слово, и последнее слово таково: дальнейшее присутствие этих детей на лесопилке «Счастливые Запахи» нежелательно.
Вайолет, Клаус и Солнышко переглянулись. «Дальнейшее присутствие этих детей на лесопилке „Счастливые Запахи" нежелательно», конечно, не последнее слово, а много слов, и дети, конечно, знали, что, говоря «последнее слово», Сэр имел в виду не одно слово, а окончательное мнение относительно создавшейся ситуации. Но все пережитое ими на лесопилке «Счастливые Запахи» было столь ужасно, что Полтривилль они покинули бы без всякого сожаления. Даже интернат казался им лучше, чем дни, проведенные с Мастером Флакутоно, доктором Оруэлл и злобной Ширли. Мне неприятно говорить, что сироты ошибались, полагая, будто в интернате им будет лучше, но в эту минуту они ничего не знали о грядущих бедах, зато слишком хорошо знали о бедах минувших и о бедах, которые только что выпрыгнули в окно.
— Что если обсудить этот вопрос позже, а сейчас позвонить в полицию? — спросила Вайолет. — Может быть, Графа Олафа еще удастся поймать.
— Отличная идея, — сказал мистер По, хотя ему, конечно, самому следовало до нее додуматься, причем гораздо раньше. — Сэр, пожалуйста, проводите меня к вашему телефону, чтобы мы могли связаться с властями. — О да, разумеется, — проворчал Сэр. — Но запомните, это мое последнее слово. Чарльз, приготовь мне молочный коктейль. Меня мучит жажда.
— Да, Сэр, — сказал Чарльз и, прихрамывая, пошел следом за Сэром и мистером По, которые уже вышли из библиотеки. Однако на полпути от двери он остановился и виновато улыбнулся Бодлерам.
— Мне жаль, — сказал он, — что мы больше не встретимся. Но Сэру, пожалуй, виднее.
— Нам тоже жаль, Чарльз, — сказал Клаус. — И извините за неприятности, которые я вам доставил.
— Ты не виноват, — ласково сказал Чарльз, когда у него из-за спины, прихрамывая, вышел Фил.
— Что случилось? — спросил Фил. — Я слышал звон стекла.
— Граф Олаф сбежал, — сказала Вайолет, и при мысли, что это правда, у нее защемило сердце. — Ширли на самом деле была переодетым Графом Олафом, и он, как всегда, сбежал.
— Если смотреть с хорошей стороны, то вы и впрямь счастливчики, — сказал Фил, и сироты с любопытством посмотрели сперва на Фила, потом друг на друга. Когда-то они были счастливыми детьми, настолько довольными своей жизнью, что даже не понимали, как они счастливы. Потом случился страшный пожар, и с тех пор в их жизни, казалось, не было ни одного хорошего момента, а уж целой хорошей стороны и подавно. Они переезжали из дома в дом и везде встречали беды и несчастья, и вот сейчас человек, который был причиной всех этих бед и несчастий, снова сбежал. Счастливчиками они себя определенно не чувствовали.
— Что вы имеете в виду? — тихо спросил Клаус.
— Хм, дайте подумать, — ответил Фил и на мгновение задумался.
Издалека до детей доносился приглушенный голос мистера По, который давал кому-то по телефону описание Графа Олафа.
— Вы живы, — сказал наконец Фил. — Потому и счастливчики. Уверен, что можно найти что-то еще. Бодлеры посмотрели друг на друга, потом на Чарльза и Фила, единственных людей в Полтривилле, которые были к ним добры. Скучать по общежитию, ужасной запеканке и изнурительному труду на лесопилке сироты, конечно, не будут, но этих добрых людей им будет недоставать. И, подумав о том, кого еще им будет недоставать, они пришли к выводу, что, если бы с ними произошло что-нибудь еще более страшное, им бы очень недоставало друг друга. Что если бы Солнышко проиграла поединок? Что если бы Клаус навсегда остался загипнотизированным? Что если бы Вайолет натолкнулась на пилу вместо доктора Оруэлл? Бодлеры посмотрели на солнечный свет, струящийся в разбитое окно, через которое бежал Граф Олаф, и с содроганием подумали о том, что могло бы случиться. То, что они просто живы, никогда не казалось им счастьем, но, мысленно оглядываясь на ужасные дни, проведенные под опекой Сэра, дети поразились тому, как много раз за это время счастье им улыбалось.
— Мы счастливчики, — тихо призналась Вайолет, — потому что Клаус так быстро что-то изобрел, хотя он вовсе не изобретатель.
— Мы счастливчики, — тихо признался Клаус, — потому что Вайолет догадалась, как вывести меня из гипноза, хотя она вовсе не исследователь.
— Кройф! — тихо призналась Солнышко, — что означало нечто вроде: «Мы счастливчики, потому что я смогла защитить нас от шпаги доктора Оруэлл, раз я сама говорю об этом».
Дети вздохнули и с надеждой улыбнулись друг другу. Граф Олаф на свободе и обязательно попытается отобрать у них состояние, но в этот раз он потерпел неудачу. Они были живы и, стоя у разбитого окна, думали о том, что последним словом в этой истории могло бы быть слово «счастливчики», слово, которое, впервые появившись на этих страницах, принесло им столько бед. Бодлеровские сироты были живы, и казалось, что, может быть, им и впрямь отпущено непомерное счастье.
Моему любезному издателю.
— Ширли не регистратор! — воскликнула она. — Она даже не Ширли! Она Граф Олаф!
— Ну а уж эта часть истории, — сказал Сэр, — настолько невероятна, что я ей не верю! Я встречался с этой молодой женщиной, и она вовсе не похожа на Графа Олафа! Да, у нее одна бровь вместо двух, но множество замечательных людей обладают той же отличительной чертой!
— Вы должны простить детей, — сказал мистер По. — Они имеют склонность повсюду видеть Графа Олафа.
— Потому что он и есть повсюду! — с горечью в голосе сказал Клаус.
— Ну-ну, — сказал Сэр. — Здесь, в Полтривилле, его не было. Мы ведь его искали, помнишь?
— Велиф! — крикнула Солнышко. Она имела в виду нечто вроде: «Но он, как обычно, переоделся!»
— Может быть, нам стоит взглянуть на эту особу, я хочу сказать — на Ширли, — робко предложил Чарльз. — Дети уверены, что не ошибаются. Если бы мистер По смог взглянуть на эту регистраторшу, нам бы удалось прояснить дело.
— Я поместил Ширли и Мастера Флакутоно в библиотеку и велел Филу за ними приглядывать, — сказал Сэр. — Наконец-то библиотека Чарльза принесет хоть какую-нибудь пользу: послужит тюрьмой, пока мы разберемся в этом деле.
— Библиотека уже принесла пользу, Сэр, — сказала Вайолет. — Если бы я не нашла материалы о гипнозе, ваш компаньон Чарльз был бы мертв.
— Ты действительно очень умный ребенок, — сказал Чарльз.
— Да, — согласился Сэр. — В интернате ты прекрасно себя проявишь.
— В интернате? — спросил мистер По.
— Конечно, — ответил Сэр, кивая облаком дыма. — Уж не думаете ли вы, что после всех неприятностей, которые они учинили на лесопилке, я оставлю их у себя?
— Но они случились не по нашей вине! — крикнул Клаус.
— Это не имеет значения, — возразил Сэр. — Мы заключили сделку. Она состояла в том, что я должен стараться держать Графа Олафа подальше отсюда, а вы — не устраивать больше аварий. Вы свою часть не выполнили.
— Хеч! — возмутилась Солнышко, что означало: «А вы не выполнили свою!» Сэр будто не слышал.
— Ну что ж, пойдемте посмотрим на эту женщину, — сказал мистер По. — Тогда мы раз и навсегда сможем решить, был здесь Граф Олаф или нет.
Трое взрослых кивнули, и трое детей проследовали за ними по коридору к двери библиотеки, перед которой на стуле сидел Фил с книгой в руках.
— Привет, Фил, — сказала Вайолет. — Как ваша нога?
— О, нога поправляется, — сказал Фил, указывая на гипс. — Дверь я сторожу, Сэр, и ни Ширли, ни Мастер Флакутоно не сбежали. Ах, кстати, я читаю вот эту книгу, «Конституция Полтривилля». Не все слова мне понятны, но, похоже, платить людям зарплату только купонами незаконно.
— Об этом мы поговорим позже, — буркнул Сэр. — У нас кое-какие дела к Ширли.
Он протянул руку, открыл дверь, и все увидели Ширли и Мастера Флакутоно, которые спокойно сидели за двумя столами у окна. В одной руке Ширли держала книгу доктора Оруэлл, а второй махала детям.
— Привет, детки! — крикнула она поддельно высоким голосом. — Я так о вас беспокоилась!
— И я тоже, — сказал Мастер Флакутоно. — Слава Богу, я вышел из гипноза и поэтому больше не буду так плохо с вами обращаться!
— Вы тоже были под гипнозом? — спросил Сэр. — Конечно, и он, и я! — воскликнула Ширли. Она наклонилась и погладила детей по голове. — Иначе мы никогда не были бы так жестоки, да еще с такими замечательными маленькими детьми!
Из-под накладных ресниц блестящие глаза Ширли смотрели на детей с таким выражением, словно она собиралась съесть их при первой возможности.
— Вот видите? — сказал Сэр мистеру По. — Что ж тут странного, что Мастер Флакутоно и Ширли совершали все эти ужасные поступки. Конечно, она не Граф Олаф!
— Граф кто? — спросил Мастер Флакутоно. — Никогда не слышал о таком человеке.
— Я тоже не слышала, — сказала Ширли, — но я только регистраторша.
— Возможно, вы не только регистраторша, — сказал Сэр. — Возможно, вы еще и мать. Что скажете, мистер По? Ширли действительно хочет взять этих детей на воспитание, а для меня они слишком, слишком большая обуза.
— Нет! — закричал Клаус. — Она Граф Олаф, а не Ширли!
Мистер По долго кашлял в белый носовой платок, и трое Бодлеров напряженно ждали, когда он кончит и что-нибудь скажет. Наконец он убрал платок от лица и сказал Ширли:
— Мне очень неприятно вам это говорить, мэм, но дети убеждены, что вы мужчина по имени Граф Олаф, переодетый регистраторшей.
— Если желаете, — сказала Ширли, — я могу отвести вас в приемную доктора Оруэлл… покойной доктора Оруэлл… и показать табличку с моим именем. На ней ясно сказано: «Ширли».
— Боюсь, этого недостаточно, — сказал мистер По. — Не будете ли вы любезны показать нам вашу щиколотку?
— Но ведь смотреть дамам на ноги невежливо, — ответила Ширли. — Вам это, разумеется, известно.
— Если на вашей левой щиколотке нет татуированного глаза, — сказал мистер По, — то вы определенно не Граф Олаф. Глаза Ширли ярко-ярко заблестели, и она всеми зубами улыбнулась тем, кто находился в комнате.
— А если есть? — спросила она, слегка приподнимая юбку. — Что если на ней есть татуированный глаз?
Глаза всех присутствующих обратились к щиколотке Ширли, и им ответил взгляд одного глаза. Этот глаз был похож на здание доктора Оруэлл, которое, как казалось бодлеровским сиротам, следило за ними с самого их прибытия в Полтривилль. Он был похож на глаз с обложки книги доктора Оруэлл, который, как казалось бодлеровским сиротам, наблюдал за ними с тех пор, как они начали работать на лесопилке «Счастливые Запахи». И уж конечно, он ничем не отличался от татуировки Графа Олафа, каковой и был, и, как ощущали бодлеровские сироты, постоянно следил за ними после смерти родителей.
— В таком случае, — сказал мистер По после некоторой паузы, — вы не Ширли. Вы Граф Олаф, и вы арестованы. Я приказываю вам снять этот нелепый маскарадный костюм!
— Мне тоже снять мой смехотворный маскарадный костюм? — спросил Мастер Флакутоно и одним взмахом руки сорвал с головы седой парик.
Детей не удивило, что он лыс — с первого взгляда на него они поняли, что его нелепый седой парик именно парик, — но в форме его лысого черепа что-то показалось им очень знакомым. Сверкая на сирот глазами-бусинками, мастер вцепился пальцами в хирургическую маску и стянул ее с лица. Нос, который до этого момента маска плотно прижимала к лицу, скакнул вниз, и дети мгновенно увидели перед собой одного из помощников Графа Олафа.
— Это лысый! — закричала Вайолет.
— С длинным носом! — закричал Клаус.
— Племо! — закричала Солнышко, что означало: «Который работает на Графа Олафа!»
— Полагаю, сегодня нам посчастливилось схватить двух преступников, — суровым голосом сказал мистер По. — Даже трех, если считать доктора Оруэлл, — уточнил (и какое облегчение называть его так, а не Ширли) Граф Олаф.
— Прекратите нести вздор, — сказал мистер По. — Граф Олаф, вы арестованы за многочисленные убийства и покушения на убийства, многочисленные мошенничества и покушения на мошенничества, многочисленные презренные деяния и покушения на презренные деяния, а вы, мой лысый длинноносый друг, арестованы за помощь ему.
Граф Олаф пожал плечами, швырнул парик на пол и улыбнулся Бодлерам улыбкой, которая, к несчастью, была им хорошо знакома. Такая улыбка появлялась на губах Графа Олафа, когда казалось, что он попался, когда казалось, что он шутит, и улыбку эту сопровождал яркий блеск глаз и яростная работа его злобного мозга.
— Эта книга сослужила вам неплохую службу, сироты, — сказал Граф Олаф, поднимая «Передовую окулярную науку» доктора Оруэлл высоко над головой. — А теперь она послужит мне.
Граф Олаф повернулся и изо всей своей гнусной силы швырнул тяжелую книгу в одно из окон библиотеки. Послышался звон стекла, окно разбилось, и в нем образовалась порядочного размера дыра. Размер дыры был как раз таков, что человек мог через нее спокойно выпрыгнуть, чем лысый и воспользовался, сморщив перед сиротами свой длинный нос, словно от них дурно пахло. Граф Олаф расхохотался леденящим душу резким смехом, после чего последовал за своим товарищем из окна — и из Полтривилля.
— Я вернусь за вами, сироты! — крикнул он. — Вернусь за вашими жизнями! Готовьтесь к скорой встрече!
— Черт возьми! — сказал мистер По, употребляя выражение, которое здесь означает «Ой-ой, он сбежал!».
Сэр быстро шагнул к окну и, высунувшись наружу, проводил взглядом Графа Олафа и лысого, которые бежали со всех своих тощих ног. — Не возвращайтесь! — завопил Сэр им вслед. — Сирот здесь не будет, так что не возвращайтесь сюда!
— Что значит «сирот здесь не будет»? — сурово спросил мистер По. — Вы заключили сделку и не выполнили свою часть! Граф Олаф здесь все-таки был!
— Это не важно, — ответил Сэр, небрежно махнув рукой. — Где бы эти Бодлеры ни появились, случаются всякие неприятности, и я этого больше не потерплю.
— Но, Сэр, — сказал Чарльз, — они такие хорошие дети.
— Я не желаю обсуждать этот вопрос, — сказал Сэр. — На моей табличке написано «Босс», и босс — это я. Боссу принадлежит последнее слово, и последнее слово таково: дальнейшее присутствие этих детей на лесопилке «Счастливые Запахи» нежелательно.
Вайолет, Клаус и Солнышко переглянулись. «Дальнейшее присутствие этих детей на лесопилке „Счастливые Запахи" нежелательно», конечно, не последнее слово, а много слов, и дети, конечно, знали, что, говоря «последнее слово», Сэр имел в виду не одно слово, а окончательное мнение относительно создавшейся ситуации. Но все пережитое ими на лесопилке «Счастливые Запахи» было столь ужасно, что Полтривилль они покинули бы без всякого сожаления. Даже интернат казался им лучше, чем дни, проведенные с Мастером Флакутоно, доктором Оруэлл и злобной Ширли. Мне неприятно говорить, что сироты ошибались, полагая, будто в интернате им будет лучше, но в эту минуту они ничего не знали о грядущих бедах, зато слишком хорошо знали о бедах минувших и о бедах, которые только что выпрыгнули в окно.
— Что если обсудить этот вопрос позже, а сейчас позвонить в полицию? — спросила Вайолет. — Может быть, Графа Олафа еще удастся поймать.
— Отличная идея, — сказал мистер По, хотя ему, конечно, самому следовало до нее додуматься, причем гораздо раньше. — Сэр, пожалуйста, проводите меня к вашему телефону, чтобы мы могли связаться с властями. — О да, разумеется, — проворчал Сэр. — Но запомните, это мое последнее слово. Чарльз, приготовь мне молочный коктейль. Меня мучит жажда.
— Да, Сэр, — сказал Чарльз и, прихрамывая, пошел следом за Сэром и мистером По, которые уже вышли из библиотеки. Однако на полпути от двери он остановился и виновато улыбнулся Бодлерам.
— Мне жаль, — сказал он, — что мы больше не встретимся. Но Сэру, пожалуй, виднее.
— Нам тоже жаль, Чарльз, — сказал Клаус. — И извините за неприятности, которые я вам доставил.
— Ты не виноват, — ласково сказал Чарльз, когда у него из-за спины, прихрамывая, вышел Фил.
— Что случилось? — спросил Фил. — Я слышал звон стекла.
— Граф Олаф сбежал, — сказала Вайолет, и при мысли, что это правда, у нее защемило сердце. — Ширли на самом деле была переодетым Графом Олафом, и он, как всегда, сбежал.
— Если смотреть с хорошей стороны, то вы и впрямь счастливчики, — сказал Фил, и сироты с любопытством посмотрели сперва на Фила, потом друг на друга. Когда-то они были счастливыми детьми, настолько довольными своей жизнью, что даже не понимали, как они счастливы. Потом случился страшный пожар, и с тех пор в их жизни, казалось, не было ни одного хорошего момента, а уж целой хорошей стороны и подавно. Они переезжали из дома в дом и везде встречали беды и несчастья, и вот сейчас человек, который был причиной всех этих бед и несчастий, снова сбежал. Счастливчиками они себя определенно не чувствовали.
— Что вы имеете в виду? — тихо спросил Клаус.
— Хм, дайте подумать, — ответил Фил и на мгновение задумался.
Издалека до детей доносился приглушенный голос мистера По, который давал кому-то по телефону описание Графа Олафа.
— Вы живы, — сказал наконец Фил. — Потому и счастливчики. Уверен, что можно найти что-то еще. Бодлеры посмотрели друг на друга, потом на Чарльза и Фила, единственных людей в Полтривилле, которые были к ним добры. Скучать по общежитию, ужасной запеканке и изнурительному труду на лесопилке сироты, конечно, не будут, но этих добрых людей им будет недоставать. И, подумав о том, кого еще им будет недоставать, они пришли к выводу, что, если бы с ними произошло что-нибудь еще более страшное, им бы очень недоставало друг друга. Что если бы Солнышко проиграла поединок? Что если бы Клаус навсегда остался загипнотизированным? Что если бы Вайолет натолкнулась на пилу вместо доктора Оруэлл? Бодлеры посмотрели на солнечный свет, струящийся в разбитое окно, через которое бежал Граф Олаф, и с содроганием подумали о том, что могло бы случиться. То, что они просто живы, никогда не казалось им счастьем, но, мысленно оглядываясь на ужасные дни, проведенные под опекой Сэра, дети поразились тому, как много раз за это время счастье им улыбалось.
— Мы счастливчики, — тихо призналась Вайолет, — потому что Клаус так быстро что-то изобрел, хотя он вовсе не изобретатель.
— Мы счастливчики, — тихо признался Клаус, — потому что Вайолет догадалась, как вывести меня из гипноза, хотя она вовсе не исследователь.
— Кройф! — тихо призналась Солнышко, — что означало нечто вроде: «Мы счастливчики, потому что я смогла защитить нас от шпаги доктора Оруэлл, раз я сама говорю об этом».
Дети вздохнули и с надеждой улыбнулись друг другу. Граф Олаф на свободе и обязательно попытается отобрать у них состояние, но в этот раз он потерпел неудачу. Они были живы и, стоя у разбитого окна, думали о том, что последним словом в этой истории могло бы быть слово «счастливчики», слово, которое, впервые появившись на этих страницах, принесло им столько бед. Бодлеровские сироты были живы, и казалось, что, может быть, им и впрямь отпущено непомерное счастье.
Моему любезному издателю.
Прошу извинить меня за оборванные края этой записки. Я пишу Вам из лачуги, где были вынуждены жить бодлеровские сироты 6о бремя их пребывания в Пруфрокской подготовительной школе, и боюсь, крабы пытались утащить мои писчебумажные принадлежности.
В воскресенье вечером купите, пожалуйста, билет (место 10-Д) на представление оперы «FautedeMieux» («За неимением лучшего») вСумасбродном Оперном театре. Во бремя пятого акта воспользуйтесь острым ножом, чтобы вскрыть сиденье Вашего кресла. Там Вы найдете мою рукопись «Изуверский интернат» — описание горестной половины семестра, проведенной детьми в школе-интернате, а также поднос из школьного кафетерия, несколько сделанных Бодлерами вручную металлических скобок для скрепления бумаг и (поддельный) драгоценный камень из тюрбана учителя Чингиза. А также негатив снимка двух тройняшек Квегмайр, который мистер Хенквист (Беломлинский) может использовать для своих иллюстраций.
Помните, Вы моя последняя надежда на то, что история бодлеровских сирот будет наконец рассказана широкой публике.
Со всем должным уважением
Лемони Сникет.