Собачий Х.. Сломанная Головоломка

   Мишенька стал разливать водку. Она почему-то не лилась.
   - Извини, - сказал Паша. - Мне кажется, что в бутылке уже ничего нет. Так и оказалось. Все, кроме Степана Самойловича, встали и осторожно, хватаясь, чтобы не упасть, за стены и мебель, двинулись в комнату.
   В полутемном коридоре у вешалки стояла Лена, держась одной рукой за рукав своего плаща и бессмысленно глядя куда-то в угол, на сваленную кучей обувь.
   - Лена пришла! - радостно закричал Паша.
   - Она уже приходила, - поправил его Мишенька. - Раньше!
   Юра хотел спросить Лену, что опять стряслось, почему она такая хмурая, но она вдруг, закрыв лицо руками, убежала в ванную и заперла дверь изнутри.
   В комнате было теперь совсем темно, торшер выключили, только в своем углу сидели Лариса, Костя и Илья - в мерцающем свете пустого телевизионного экрана они, почти касаясь друг друга лбами, разглядывали что-то на полу. И вдруг - захохотали. Илья просто завыл от смеха, Костя повалился на спину и задрыгал ногами.
   Ни Зои, ни Сережи, конечно же, в комнате не было.
   Не было больше и водки.
   Мишенька лег на диван. Паша, опрокинув что-то на столе, втиснулся в кресло. Юра, сев в ногах Мишеньки, закрыл глаза. Теперь, с закрытыми глазами, начал медленно вращаться он сам - на этот раз уже в другую сторону, по часовой стрелке.
   - Кошмар, - испуганно вскрикнул вдруг Паша.
   Помолчав, объяснил дрожащим голосом: - Совсем вдруг страшно стало: помните, я говорил, что мои родители - на самом-то деле совсем чужие люди, взявшие меня из роддома. Но ведь как они могли узнать тогда, кого им брать? Все младенцы - они же на одно лицо. Они запросто могли перепутать... Вдруг они взяли не меня? А я - так и остался там!..
   - А еще - знаешь, что может быть? - вяло, не открывая глаз, спросил Мишенька. - Вдруг твой папа - сексуальный маньяк, страшнее Чикатило... Его дети ведь тоже ни о чем не догадывались. И вот твой папа сейчас, ночью...
   - Баррикады на улицах Сараево. - громко крикнул Костя, они втроем опять, совершенно по-идиотски, захохотали.
   "Дерьмо", - мысленно произнес Юра. Ни о чем, так, вообще. Абстрактно. "Дерь-мо. Мо-дерь... Дерь-модерь-модерь..."
   Вошла заплаканная Лена, включила показавшийся после темноты ослепительным свет, нашла под креслом свою сумочку: - Я пошла, - мрачно сказала она. - Опять... дела дома. Извините... - у нее дрожали губы. Она выбежала из комнаты, хлопнула входная дверь.
   Освещенная комната показалась огромной. Откинувшись на спинку дивана, Юра медленно переводил взгляд с предмета на предмет. Всюду торчали цветы ("Оранжевые, как те орхидеи. Которые теперь - неизвестно где..."), прямо напротив - полка с большими яркими книгами. "TOLOUSE-LAUTREC" - прочел Юра большущую надпись на корешке. На французском. Вспомнил, что Зоя собирается уезжать, страшно выругался про себя. Потом поглядел немного на вазочку с недоеденными грибочками. Отвел глаза и увидел свой потерянный дипломат. Вернее - просто точно такой же, Зоин.
   "Театр абсурда! Страшный театр абсурда... Всюду вокруг". Опять захотелось плакать.
   - Из гарнизона не уйдем, заявили офицеры в Латвии! - опять заорал Костя. И опять - взрыв отвратительного, животного хохота. "Все потихоньку сходят с ума..." Паша и Мишенька даже не пошевелились. Мишенька только пробормотал что-то во сне.
   "И ужас этого абсурда невыразим, - закрыв глаза, думал Юра, поглаживая рукой дипломат. - Это так страшно, что никакие слова не подойдут. Какими словами можно выразить, что... что..."
   - Инфляция ищет новые жертвы! - простонал, корчась от смеха Костя. Лариса - уже только тихонько повизгивала...
   "Существует ли Бог? Что обозначается этим словом?.. И почему он тогда... такой?" - попробовал, блуждая взглядом по комнате, подобрать слова Юра. Слова показались ему не менее неприятными, чем и все вокруг. "Существует. Ли. Бог. Бог. Существует. Ли". Каждое слово звучало как-то мерзко. "Бох!.. Бох!.. Су-сче-ству-етт... Ли-и-и..." Юра опять закрыл глаза.
   "Разве это я закрыл глаза? Мои веки состоят из белка, воды, еще чего-то такого. Все электрончики и протончики носятся по своим орбиткам, каждый по каким-то своим законам. Теперь переместились по своим траекториям в другое место. Разве это я сделал?" Он опять открыл и закрыл глаза. "А даже если сказать, что я: что от этого изменится?"
   В голове родилась новая фраза: "Мы все умрем. Мы. Все. Умрем." Ему опять захотелось плакать. "Мы все умрем". Лозунги к первомайской демонстрации.
   "Человек, товарищи, все равно не может мыслить иначе, чем он это может делать! Он обречен на это!" Ур-а-а!..
   Юра вдруг представил себе их коробочку-комнату - одну из тысячи в этажерке-здании, представил себе их дом на краю огромного грязного города. Этот город: пятнышко плесени на гигантской, ползущей куда-то тысячелетиями плите Среднерусской возвышенности... Эту плиту - кляксу на кожуре гигантского вертящегося глобуса... Горошинку Земли, вертящуюся вокруг крошечного Солнца. Миллионы таких песчинок-звездочек, скукожившихся в червячок-галактику. Пришла курица и склевала всех червячков.
   "Мы - обречены - жить - здесь". Юра опять стал вращаться, быстрее, чем в прошлый раз. "Мы. Здесь. Жить. Обречены".
   Вспомнился тупой заголовок из газеты на кухне: "Один на один со Вселенной".
   - Один. На один. Со Вселенной! - как проклятие произнес Юра вслух.
   Костя, Лариса и Илья от этого захохотали. Голос Ларисы, осипший от смеха, раздался вдруг совсем рядом: - Ты тоже играешь?! Как здорово! Пойдем, - она взяла его за руку. Рука у нее была теплой. - Ох!.. Один на один со Вселенной!.. Не могу... У-у-у...
   Открыв глаза, Юра удивленно уставился на Ларису. Та вытирала слезы. Юра понял, что и у него щеки - мокрые от слез.
   - Ну, пошли! - Лариса потянула его за руку. Юра встал.
   Костя и Илья перебирали газеты. - Каждому дагестанцу по пистолету! заорал радостно Илья, Лариса запищала от восторга.
   - Он с нами будет играть, - сказала она, переведя дух.
   - Правила знаешь? - засмеялся Костя. - Берешь газету. Представляешь себе как мужик трахает бабу. И читаешь: "Министерство связи расколото надвое". А?! - все захохотали. Юра ошалело молчал.
   - Или вот: "Возрождение российских единоборств"! Юра улыбнулся. Потом засмеялся. И смеялся с этой секунды не переставая.
   "ООН предъявляет ультиматум Багдаду!"
   "Куда вложить ваучер?"
   "Наслаждение от подлинного искусства".
   - А вот так? - вытирая слезы, сказал Юра. Взяв с полки книгу он прочел (наугад! честно! Вы, конечно, не поверите, но вправду наугад!):
   "Бытие определяет сознание"...
   От воя и хохота проснулись Паша с Мишенькой. Они морщились, хлопали глазами и ничего не могли понять. Пришла Зоя - тоже с заспанными глазами.
   - Вы что, сдурели?.. - улыбаясь, спросила она. Ответить ей никто не мог, все только тихонько всхлипывали. Мишенька и Паша удивленно молчали.
   Лариса наконец поднялась с пола, куда недавно опять упала, обняла Зою, зачем-то поцеловала, еще раз засмеялась. Потом сказала:
   - Да, Сережа извинялся, ему завтра дочку в сад отводить, рано-рано...
   - А я заснула! Представляете? Слышь, Юра, пошла понюхать твои гладиолусы, или как их там? Задумалась...
   - А вот еще, - сказал Юра. - "Гегель перевернул диалектику с ног на голову..."
   Костя, Илья и Лариса плакали, у них болели от смеха животы.
   - И Ленка, что ли, ушла? - спросила Зоя у удивленных Мишеньки и Паши, пока остальные валялись по полу.
   - Схватила сумку и, чуть не плача, убежала. Что там у нее?..
   Зоя махнула рукой. - Пойдемте, чаю, что ли, попьем?..
   Степан Самойлович еще спал, поджав под стул ноги, сложив руки на животе и свесив голову набок. Во сне он улыбался, хмурился, бормотал что-то. Все тихонько расселись вокруг. Степан Самойлович подвигал вдруг руками и ногами, сказал: - Нет, я быстрее... - опять улыбнулся.
   - Степа, а Степа? - Зоя потрясла его за плечо. Степан Самойлович сразу открыл глаза, удивленно огляделся. - Чаю не хочешь? С тортом, спросила Зоя.
   - С тортом?.. - он еще ничего не понял. - С каким тортом?
   - Чаю. С тортом.
   - Хочу, - неуверенно сказал он. - А я тут уснул, похоже. Фу... Так о чем ты говорил, Юра? О том, что человеческое сознание устроено...
   Юра засмеялся. Степан Самойлович очень удивился.
   Паша опять спросил у Зои: - Так что с Ленкой-то?!.. Мы помочь ничем не можем?.. Серьезно.
   - Да нет. У нее... - Зоя не могла понять, рассказывать, или нет. Потом засмеялась. - Только вы ей не говорите, ладно? Она психует жутко, просила, чтобы я молчала... Пришла, в общем, сегодня самая первая, мы с ней выпили здесь на кухне. И вдруг она посмотрела на чайник - и как подскочит! Вспомнила, что электрочайник дома не выключила. Помчалась домой. И оказалось - что выключила...
   - И вот из-за этого - она так раскисла? Ох...
   - Вначале - из-за этого. А потом - еще хуже... Она засомневалась... Ну, в общем, что, все-таки, выключила. Не была уверена.
   Все замолчали.
   - Можно ее понять, - сказал наконец Паша. - У нас однажды такой чайник за два часа прожег крышку стола и потом еще два ящика. Почти до полу опустился...
   Степан Самойлович посмотрел, оглянувшись, на закипающий чайник и недовольно, с осуждением, покачал головой.
   Юра, оглянувшись, тоже взглянул - и засмеялся. Сам не мог понять почему. Паша, Мишенька и Степан Самойлович удивленно смотрели на него. Лариса не выдержала первой, прыснула и тоже засмеялась. Посмотрев на нее, заулыбались и Костя с Ильей.
   - Да, случай - серьезная вещь, - вздохнув, сказал Мишенька. - Но, с другой стороны, против судьбы не попрешь... Понятие судьбы...
   Юра, перегнувшись пополам, обхватив себя за плечи руками, смеялся, крутил во все стороны головой. Мишенька обиженно замолчал. Юра вдруг вскочил, поднял палец. - Еще идея! - закричал он, вытирая слезы. - Другую игру вспомнил!..
   Выбежав из кухни, он тут же вернулся с какой-то книгой.
   - Объясняю. Все видели, как в книгах принято обозначать пропуски в цитатах? Идет цитата, потом - там где пропуск - три точки, потом опять дальше, да? В точности так же - и нецензурные выражения, например: "п", три точки, "а", да? Точки - по количеству пропущенных букв. Значит, очень легко можем восстановить все пропуски в цитатах! Ну вот, например: "Процесс бля смыслообразования неподвластен закону бля причинности, равно как бля и всем прочим."
   - А мы по-другому играли! - закричала Лариса. - Вместо запятой вставляли слово "боком", а вместо точки - "раком".
   - Проверяем, - засмеялся Юра. Все затаили дыхание.
   "Смертность человека боком употребляемая в качестве примера абсолютной боком непреложной истины боком ставит многих скептиков в тупик раком раком раком." Извините, тут в конце три точки...
   - Бля!.. - хором крикнули Костя, Илья и Лариса, а чайник присвистнул.
   У КОГО ЧТО
   для чтения вслух
   Идет как-то заяц по лесу. Вдруг ему навстречу - тигренок.
   Говорит: - У меня - полоски.
   Заяц подумал и отвечает: - Уши.
   Тигренок дальше пошел. Встречает он слоненка, тот говорит:
   - У меня - хобот, вот, смотри.
   - А у зайца - уши, - отвечает ему тигренок.
   И добавляет: - Полоски!!!
   Слоненок идет своей дорогой, навстречу ему паук. Говорит слоненку: - У меня - паутина.
   Слоненок ему отвечает: - У зайца - уши. У тигренка - полоски.
   Потом подумал и говорит: - Хо-о-бот!
   Паук дальше пошел, видит - навстречу ему тот самый заяц. Заяц увидел паука и говорит: - У меня уши!
   Паук в ответ: - Знаю! У зайца - уши. У тигренка - полоски. У слоненка - хобот.
   А потом про себя: - Паутина!..
   Заяц дальше пошел. Ему навстречу опять тигренок, подошел и говорит: У меня - полоски!!!
   Заяц отвечает: - У зайца - уши. У тигренка - полоски. У слоненка хобот. У паука - паутина! - и добавляет: - Уши!
   Тигренок кивнул и дальше пошел. Встречает слоненка. Слоненок ему: - У меня - хобот!
   Тигренок отвечает: - У зайца - уши. У тигренка - полоски. У слоненка - хобот. У паука - паутина! У зайца - уши!
   Подумал, и опять про себя: - Полоски! Полоски! Полоски! - и на спине их показывает.
   Слоненок, запомнил. Идет дальше, а навстречу ему - опять паук! Подошел и говорит: - Слоненок! У меня - паутина! Ты запомнил?
   Слоненок ему в ответ: - У зайца - уши, у тигренка - полоски, у слоненка - хобот, у паука - паутина. У зайца - уши! У тигренка полоски!!!
   И потом добавил: - Хобот!
   Паук дальше пошел. И опять, во второй раз, повстречал зайца! Тот сразу говорит ему: - У меня - уши!
   Паук отвечает: - У зайца - уши, у тигренка - полоски, у слоненка хобот, у паука - паутина, у зайца - уши, у тигренка - полоски. У слоненка - хобот.
   И добавляет: - Паутина!
   Заяц дальше пошел. Ему навстречу - тигренок, в третий раз! И сразу кричит: - У меня полоски!
   Заяц отвечает: - У зайца уши, у зайца уши. У тигренка полоски, у тигренка полоски. У слоненка - хобот, у слоненка хобот. У паука паутина, у паука паутина. - И добавляет: - Уши!!! Смотри, тигренок, какие уши!
   Тигренок встречает слоненка, тот опять свое: - У меня - хобот!
   Тигренок в ответ: - У зайца уши, у зайца уши, у зайца уши! У тигренка полоски, у тигренка полоски! У слоненка хобот, у слоненка хобот! У паука паутина, у паука паутина!..
   Собрались они все вечером на поляне, сели в кружок:
   - У зайца уши, у зайца уши, у зайца уши, у зайца уши... - говорит тигренок.
   - У тигренка полоски, у тигренка полоски, у тигренка полоски, у тигренка полоски... - говорит слоненок.
   - У слоненка хобот, у слоненка хобот, у слоненка хобот, у слоненка хобот... - говорит паук.
   - У паука паутина, у паука паутина, у паука паутина, у паука паутина, у паука паутина, у паука паутина... - говорит заяц.
   Вдруг подходит к ним медведь и как зарычит:
   - Что за галдеж?!!
   Тут они все и замолчали.
   ОДИН ИСТОЧНИК И ОДНА СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ МАРКСИЗМА
   Сидит как-то Иммануил Кант и пишет письмо Ницше, вдруг в дверь стучатся. Он спрашивает: "Кто там?", не отвечают, только какое-то взволнованное пыхтение. Выглядывает - а там стоит медвежонок Винни-Пух и дрожит. Набрался смелости наконец, говорит: - Здравствуйте, Иммануил Кант, меня зовут Винни-Пух!.. - от страха даже зажмурился.
   Кант очень удивился, говорит: - Заходите, Винни-Пух, чем обязан в столь поздний час?
   Винни испугался еще сильнее, говорит: - Ой, а вы уже спать собрались?
   - Что вы, - отвечает философ, - заходите, заходите, раз уж пришли. У вас, наверное, какие-то вопросы ко мне?
   А сам улыбки сдержать не может, хоть и неприлично над гостями смеяться. Винни тоже разулыбался, лапки о коврик вытер, вошел в кабинет, примостился на краешке скамеечки, а начать боится. Кант сел напротив в вольтеровское кресло, глядит на него внимательно. Решил издалека начать: - Вы к нам издалека приехали? - говорит.
   - Нет, что вы, не волнуйтесь! Я так просто, мимо проходил. Я только спросить чего-то хотел.
   - Спрашивайте, спрашивайте, что же вы, боитесь словно! Я с вами с удовольствием побеседую. Вы такой необыкновенный гость, вероятно расскажете много интересного!
   - Я? - испугался Винни-Пух. - Я ничего не знаю. Я просто... А так я пойду... Мне нужно тут...
   Слезает со скамеечки и, перепугано пыхтя - к дверям!
   - Да стойте же!.. - Кант ему кричит. - Какой вы стеснительный! Ведь вы, похоже, медведь, а такой трусишка! Садитесь вот сюда на диван, чай сейчас подадут...
   - С вареньем?..
   Винни-Пух остановился у самых дверей, почесал лапой ухо и задумался.
   - Конечно, конечно с вареньем! У нас в Кенигсберге варят замечательное варенье. И мед есть, тоже очень вкусный! - смеется хозяин. Ему все это ужасно понравилось, такой необычный гость!..
   Винни-Пух подумал немного и сказал: - Ладно. Я остаюсь.
   Он влез с лапками на скамеечку и спросил: - А варенья хватит? - как будто волновался, не стесняет ли он хозяев. - И меда хватит?..
   Он определенно повеселел и освоился.
   Подали чай. Кант внимательно наблюдал, как Винни-Пух ест смородиновое варенье и все больше удивлялся. Даже улыбаться перестал.
   - Очень вкусное варенье. - сказал Винни. - Мое любимое. Как здорово, что оно у вас завалялось.
   - И мед тоже очень вкусный, я очень люблю такой мед, - сказал он через несколько минут, вылизывая блюдце. - А сгущенка у вас в Кенигсберге тоже есть?
   - Нет, - ответил Иммануил Кант. - Сгущенки у нас не бывает.
   Он ждал, что же спросит у него такое чудо. Винни сидел и молчал. Потом побарабанил слегка по столику, опять задумался. Потом вдруг сказал:
   - Да, это плохо, что у вас в Кенигсберге не бывает сгущенки... Опять, оперев голову на лапы, задумался о чем-то, потом посмотрел на часы, вскочил со стульчика и сказал: - Ну, мне пора. Спасибо, было очень вкусно!
   - Вы же хотели что-то спросить у меня?! - воскликнул удивленный философ. Такого оборота он не ожидал, даже рассердился немного.
   - Да? - очень удивился Винни-Пух и почесал ухо. - Вы уверены?.. уточнил он на всякий случай. Кант молчал.
   - А вы не знаете, о чем это я хотел вас спросить? - попытался выкрутиться Пух. Он очень расстроился. Вечно с ним приключались такие истории.
   - Ну, может быть, о смысле жизни?.. Или об ограниченности человеческой способности адекватного отображения мира?..
   - Вот-вот!!! - обрадовался Пух. - Именно! Об этом самом, ква-кватном кружении! Очень сложный вопрос. Но вы знаете, я, кажется, догадался, как оно там!.. - он почесал себя за ухом. - Вот когда чай пил, да. Очень, очень сложный ответ! Да. Спасибо еще раз! Заходите как-нибудь!.. Буду рад!..
   Когда Винни-Пух ушел, Кант пошел на кухню, съел полное блюдце варенья, но все равно настроение у него не улучшилось, ночью он бредил и помер.
   ПРЕДЫСТОРИЯ СКАНДАЛЬНО ЗНАМЕНИТОЙ ЭКСКУРСИИ В БУРЯТИЮ
   ВОПРОС: Признаете ли вы
   свое преступно-моральное
   разложение?
   ОТВЕТ: Есть немного...
   В этом я виноват...
   (Из протокола допроса)
   Регистрация участников затянулась. Антон Васильевич Сорокин подошел к окну покурить. Через минуту рядом с ним остановилась высокая рыжеволосая женщина в строгом черном костюме. Она закурила "Марльборо", улыбнулась Антону Васильевичу и спросила:
   - Ну и как вам это? - она обвела взглядом холл гостиницы, где прохаживались, негромко беседовали, просто сидели в кожаных креслах, перелистывая учредительные документы, пожилые, очень солидного вида люди. Уже, наверное, человек сто!
   - Никто, похоже, не думал, что столько народа соберется. Регистрация уже полчаса назад должна была закончиться...
   - Как вы думаете, много самозванцев?
   - Я читал где-то - там высмеивали цифру 720 человек, - что это как со штурмом "Зимнего" было - с каждым годом все больше героев... А на самом деле... Минимум, вроде бы, по материалам следствия - человек девяносто. А максимум... Ну, если прикинуть физиологически... Впрочем... Не знаю, не знаю! - Антон Васильевич улыбнулся, женщина вскинула брови и тоже громко засмеялась. У нее были ослепительно белые, ровные зубы. Если бы не лучики морщинок в углах зеленых глаз, никто, пожалуй, не дал бы ей ее лет стройная, чуть даже худощавая, но с очень красивой фигурой... Антон Васильевич, отводя взгляд, почувствовал какую-то странную перемену в настроении. Вся эта затея как-то незаметно переставала казаться ему глупой.
   - Антон Васильевич! - улыбнувшись, представился он. И неожиданно добавил: - Можно просто Антон.
   - Оля, - улыбнулась в ответ женщина. - Ольга Егоровна Остапенко.
   - Вы замужем? - опять неожиданно для самого себя спросил Антон Васильевич.
   - Ого!.. - Ольга Егоровна засмеялась.
   - Сам удивляюсь. - признался Антон Васильевич. - Наверное... э... обстановка располагает.
   На этот раз они засмеялись вдвоем, оглядываясь на прохаживающихся по залу людей.
   Ольга Егоровна махнула рукой: - Пойдемте, - сказала она, беря его под руку. - Кажется, уже начинают.
   Легкая и изящная рука, Антон Васильевич сквозь рукав ощутил ее тепло.
   Зал был почти полон. Они нашли два места в последнем ряду, у выхода. Почти сейчас же на сцену поднялся президиум.
   - Интересно, их выбирали по старшинству? - тихонько спросила Ольга Егоровна.
   Гул постепенно стих. К микрофону подошел седой полковник, летчик. Откашлявшись, он громко произнес:
   - Дорогие братья и сестры!..
   Остальные слова слышны уже не были - в зале поднялся крик. Кто-то выбежал из зала на сцену и пытался отнять у полковника микрофон, кто-то кричал, встав в проходе.
   Ольга Егоровна, покачивая головой и улыбаясь, оглядывалась во все стороны. Антон Васильевич смотрел на ее лицо, шею, руки и тоже улыбался.
   Полковнику удалось, наконец, перекричать зал. Услышав слово "списки", все немного поутихли.
   Списки участников пообещали раздать сразу после обеда.
   - Слово предоставляется специально приглашенному для прояснения методов идентификации участников консультанту из Академии МВД...
   Старичок в тройке вышел к микрофону и стал говорить что-то совершенно непонятное, тихо, монотонно... В зале опять стало шумно.
   Антон Васильевич положил ладонь на руку Ольги Егоровны, та ничего будто и не заметила. Потом, все так же вглядываясь в лица вокруг, накрыла его ладонь своей, тихонько погладила.
   - Знаешь, много красивых лиц. Неожиданно много... - сказала она.
   Антон засмеялся - в эти секунды он восхищенно разглядывал ее лицо в профиль. Ольга взглянула на Антона, поняла в чем дело, тоже засмеялась и, на секунду сжав крепко его ладонь, повторила: - Правда! Кроме меня - смотри сколько еще симпатичных людей!
   Сидевшая перед ними женщина оглянулась и улыбнулась: - Я тоже как раз об этом думаю! - невысокая, восточного типа, немного широкоскулая, черноволосая, полненькая, она заметила вдруг их соединенные руки. Удивившись на какую-то долю секунды, она тут же опять, еще сильнее, улыбнулась, взглянув им каждому в глаза.
   - Я думаю, - опять раздался громкий голос полковника, - что сейчас продолжать смысла нет!..
   Раздались одобрительные возгласы.
   - Будем сегодня до обеда работать... э... по секциям! Назовем это так. Те, кого интересуют формальные моменты - остаются здесь. Фарид Мухаммедович, - старичок-криминалист поклонился, - подробно ответит на все вопросы... Геномная дактилоскопия и все такое прочее...
   Остается ли кто-то, понять было сложно - встали, зашумели, пошли по проходам к выходу. Ольга и Антон тоже встали.
   - Остальные, - продолжал полковник, - могут получить необходимую информацию в холле - там сейчас развешиваются стенды. Будет стенд юридической секции. Стенд секции психологической помощи...
   В холле было шумно и тесно. То и дело попадались улыбающиеся лица. Антон и Ольга, взявшись за руки, пошли в сторону лифтов.
   - А меня Галина зовут! - услышал Антон знакомый голос у самого уха и одновременно почувствовал на талии чью-то руку. Это была их соседка по залу.
   - Не возражаете, если и я немного к вашему кавалеру попристаю? весело спросила она у Ольги.
   Та засмеялась в ответ, поцеловала ее в щеку и представилась:
   - Оля! А наш кавалер...
   - Антон! - гордо ответил Антон, поклонился и, обхватив своих спутниц за плечи, проследовал по холлу, раскланиваясь со встречными парами. Его девушки хохотали, встречные столь же церемонно кланялись в ответ; многие, впрочем, сразу не выдерживали и начинали хохотать, прежде, чем кланялись...
   А вообще в холле теперь смеялись уже практически все.
   - Музыку бы сюда! - сказала Ольга.
   - И шампанского!.. - добавила Галина.
   - Сделаем, - ответил Антон, крепко прижимая их к себе.
   - Мне давно так не хотелось праздника, как сейчас.
   На послеобеденное заседание они не пошли. Ольга, разметав свои рыжие красивые волосы, спала - она уснула прямо на ковре. И во сне она не перестала улыбаться. Антон накинул на нее покрывало с кровати, чтобы не продуло, подложил под голову подушку. Галина, сидя голышом на подоконнике, загорала.
   Степа и Катенька хохотали в ванной. Вторая Катенька целовалась на кровати с Еленой Кирилловной.
   Полковник Винокуров - так, оказывается, его звали - стоял, тоже голый, обняв Антона за плечо, и прищурившись смотрел, поверх склоненной Галиной головы, в окно на дрожащую от потоков горячего воздуха панораму Москвы.
   - Какая дымка над городом, - говорил он негромко. - У нас в Бурятии - даже в Улан-Уде - такого никогда еще не бывает... Ну а в горах! Ох!.. Ты видел когда-нибудь буддистский храм на фоне восходящего сиреневого солнца?
   Антон отрицательно покачал головой.
   - Всем устрою экскурсию! Как у нас хорошо, братцы, сестрички вы мои! - он погладил Антона по плечу и поцеловал Галю. Потом еще. Отпустил Антона, обнял Галю за плечи, взял на руки, не переставая целовать, пронес по комнате, положил на кровать рядом с Катей и Еленой Кирилловной, сам лег рядом. Антон сел на пол, осторожно погладил спящую Олю по голове. Тихонько сидящий в углу у стены голый старичок спросил шепотом: - Выпьете?
   Антон Васильевич кивнул.
   Старичок - Захар Тимофеевич - протянул ему запотевший бокал. Антон Васильевич подсел к Захару Тимофеевичу поближе, положил голову ему на плечо.
   - За вас, молодых, - грустно сказал Захар Тимофеевич.
   - Да бросьте вы! Не горюйте, ведь не в этом счастье.
   Захар Тимофеевич засмеялся: - А все равно хотелось попробовать, думал: вдруг - вдруг! - еще что-то получится... Да что вы переживаете за меня так?!. - он с силой хлопнул Антона по колену, - Все же отлично!.. Отлично! Господи... - он улыбнулся, откинув голову и закрыв глаза.
   - Правда, - Антон Васильевич посмотрел на Ольгу, потом улыбнулся, посмотрев на Катю, Елену Кирилловну, Галю и полковника Винокурова, обнимавшихся вчетвером на кровати. - Вы посмотрите, ведь правда же - так хорошо... Я никак не могу во все это поверить. Это должно бы быть... казаться... каким-то... А я - смотрю, и так легко на душе, как, кажется, еще никогда не было. Понимаете?
   Захар Тимофеевич улыбался. В дверь осторожно постучались. Полный высокий бородач из соседнего номера и две худенькие женщины, одна, та, что повыше - брюнетка, в белых трусиках, другая, пониже - блондинка, совсем без ничего; и у каждого в руках по бутылке шампанского, пришли познакомиться с новыми родственниками.