ГЛАВА 24
НОЧНАЯ ЧЕХАРДА
На проезжей части дороги у тротуара стояла черная "Лада" с открытой передней дверцей со стороны пассажира. Водитель, ожидая товарища, слегка нагнулся, всматриваясь в их сторону. Александр икнул, закрыл глаза и стал ждать выстрела. Когда хлопок выстрела прозвучал, снова икнул и встал. Открыл глаза. "Лада" рванулась с места, водитель спешил так, что даже не закрыл дверцу, которая, впрочем, захлопнулась на ходу. А возле лавки, где уже успокоился Павел Андреевич, дергался, умирая, бандит. Пуля попала ему в висок. Обычное дело. Стала собираться толпа. Александр икал и тупо смотрел на распрашивавших его людей. Зевак становилось все больше. Кто-то стал убеждать, что стреляли из автомата, очередью, вон в лавке сплошняком идут дыры, и щепки везде. На Александра перестали обращать внимание. Продолжая икать, он потихоньку выбрался из толпы и, приследуемый звуками милицейской сирены, двинулся прочь. Мучительно заболела от икоты грудь, надо было, по старинному рецепту балерин Мариинского театра, выпить, не дыша, стакан воды (или пива), причем выгибая грудь вреред. Он, минуя ресторан, шел к столикам ближайшего летнего кафе, помня только о том, что необходимо купить бутылку боды, нет, лучше пива, а шедший рядом Меченый, только что возникший, успокаивал его не так смыслом слов, как интонацией. Мол, ничего страшного, пройдет и это, просто слишком много событий, и нервы не справились, ничего не поделаешь, это с непривычки, ничего не поделаешь. Они сели за свободный столик. Меченый куда-то ушел и вновь возник с двумя почти полными стаканами, один из которых подвинул к Александру вместе с услужливо сломанной на квадратики плиткой шоколада. Александр выпил содержимое своего стакана; коньяк неожиданно обжег горло и заставил прийти в себя. Очнувшись, долго и тупо разглядывал фанерный контур американского ковбоя, услужливо-наглым видом призывавшего прохожих присоединяться к миру спиртного, сигарет и прочей романтики. И он изумился спокойствию сидевших за соседним столиком людей. Как же так можно?! Как же они все не чувствуют того, что чувствует он сейчас?! И почему у Меченого такое постное лицо с утомленной такой улыбкой, словно он понимает, что занимается делом хоть и глупым, - успокаивает нервного мальчишку, - но сейчас необходимым. - Что же ты думал, - они пасли тебя все время от дома Воронова. Я ехал следом, хотелось узнать, есть ли другие гаврики? Немного отвлекся, каюсь, но ведь ты жив. Опять повезло. Честно говоря, может я и потому не торопился, что продолжаю верить в твою звезду. Ну и видишь, опять не ошибся. - Так его из-за меня убили?.. - Мужика этого что с тобой был? Ну да. Дали очередь по тебе, ты нагнулся, а мужика задело. Не повезло, - ухмыльнулся он. - А кто он был? - А я думал, они его по машине отыскали. Он сказал, что его видели мельком на вилле Алишера. Он репортаж делать ездил. - Журнались, что ли? Ну тогда может и за дело. До чего не люблю эту братию, этих папараци!.. Хуже ментов. Это ты ему сказал? Зачем? Глупо. Александр позволил отвести себя к джипу Меченого, и скоро они уже подъезжали к особняку Воронова. Меченый высадил у ворот Александра, а сам отбыл по неизвестным делам. Александр поднялся к себе. Пошел в крыло Станислава Сергеевича проверить обстановку, но Мария Степановна все ещё возилась в кабинете хозяина. Александр вернулся к себе, лег на кровать. Он все время прислушивался, и это напряжение чувств сказывалось странным образом: он как-будто сам превратился в этот огромный дом, рецепторы его прорасли и в сад, и к охранникам с их собаками, и в половину Воронова, где сейчас хозяйничала Мария Степановна и где в темном уголке затаился враг - беспощадный и кровожадный Санек. Опять Александр словно бы спал, но и бодрствовал, улавливая по звукам, или наметкам звуков, что где происходит. Через некоторое время Александр вновь сходил в хозяйское крыло. Мария Степановна уже с кабинетом закончила, но что-то делала в ярко освещенном коридоре, который преодолеть незаметно было трудно. Сущестовала ещё реальная опасность быть обнаруженным Санькой, и, судя по характеристикам, которые Александр слышал на него от разных людей, это было бы не намного хуже, чем оказаться вновь гостем кавказских джигитов. Лимузин Воронова прохрустел по гравийной дорожке уже в двенадцатом часу. Звонкий голосок Лены что-то отвечал немому собеседнику, немного погодя каблучки застучали в соседней комнате, и Лена, щурясь в полумрак его спальни, освещенной только настольной лампой, счастливым шепотом сообщила, что сегодня ничего не выйдет, сегодня у неё критический день... неожиданно. Стук каблучков смолк вдали, и он остался один. "Критический день! - подумал он устало, - это у него критический день". И если бы Лена не опередила его, пришлось бы самому выдумывать что-нибудь физиологическое, дабы остаться одному. Он смотрел все время на настенные часы, отметив себе границу ночи, дальше которой оставаться здесь все равно уже не имел сил. Наконец, мелодия звонко отстучала серебряными молоточками, и он встал. Тишина. Дом погружен во тьму. Чтобы не издавать самому случайных звуков, он шел босиком, что при наличие ковровых дорожек, делало его поступь бесшумной, как у последних могикан. Когда он подошел к двери кабинета Воронова, мысль, что дверь будет заперта, чуть не привела его в панику. Но обошлось: доверие к жильцам было здесь безграничным. Александр, стоя у двери, прислушался. Все было тихо. Потянул дверь на себя, зашел внутрь, и вновь некоторое время стоял, не зная на что решиться: включиить большой свет у входа, или пробираться в темноте к сейфу. Он не особенно запомнил расположение стульев, кресел и прочей мелкой мебели. Перспектива загреметь на весь дом упавшей вазой (где-то стояла эта дрянная ваза, он, кажется, видел её в прошлый раз), была не лучше и не хуже, чем возможность выдать себя светом. Все же, выбрал свет. В последнее мгновение вдруг ясно представил, как вместе со светом появившийся полукруг вражеских бойцов будет поливать его боевым свинцом. Тотчас забившееся в горле сердце показало, что дело не столько в воображении, сколько в истончившихся нервах, за последние дни переместившихся из теплого нутра на поверхность его кожи. Бандиты растаяли, как дым, оставив покрытые коврами пол и стены, какие-то картины на обоях, затем, картину, прикрывавшую сейф, огромный старый, весь в бесполезных, но эффектных виньетках письменный стол, деревянное, с очень высокой резной спинкой кресло... Александр огибал уже стол, когда раздались новые, отнюдь не виртуальные звуки. Он сразу взмок от дикого предчувствия, что план его, казалось бы продуманный детально, как раз нес изъян в собственном совершенстве; получалось, что любое изменение тщательно выверенной формы обрекало его на провал, как врожденный нарост на совершенном овале куриного яйца в конце концов покрывал скорлупу трещинками, губя возможно готового вылупиться птенца. Он резво метнулся за тяжелую штору, со стороны окон закрывавшую едва ли не всю стену кабинета. Между шторой и стеной было не меньше полуметра, окно - на таком же расстоянии справа, и бояться, что из сада увидят его длинный силуэт на фоне стекол по этой причине не приходилось, а кроме того оставалась вертикальная щель между тяжелыми половинками ткани, очень удобная для обозрения всего кабинета, а сейчас - входивших Санку и Лену. Санька был раздражен, Лена оправдывалась. В пылу ссоры они даже не обратили внимание на свет в кабинете. Александр отметил, что их, с Санькой, личное сходство, ещё с утра заметное, сейчас исчезло. Оно и понятно. Санек, по всей видимости, безвылазно отсиживался в доме, это ему, Александру, пришлось побывать везде, утратив прежний лоск. Короче, у Саньки была только одна старая повязка, закрывавшая лоб, а у него, Александра, бинтов стало поболее. - Мне эта комедь начинает надоедать. Вот она уже у меня где, - для наглядности чиркнул Санек себе ребром ладони по горлу. - И чего Воронюга темнит, почему эта тварь ещё живая? - Ну чем ты недоволен? Все равно тебе придется отсиживаться ещё долго в любом случае. Какая тебе разница: мертвый он или ещё живой? - А ты сука, небось и рада: то с одним, то с другим, а может и с третьим. Я из тебя выбью эту дурь, ты у меня, тварь поганая, ещё получишь! - Да что я такого сделала? - воскликнула Лена с отвлеченным отчаянием. Нужно, что ли, мне все это? Ты обещал, что мы сразу поженимся, только реквизируем Алишера счета, а сам уже и раздумал. - Вот дура! Да когда же мы могли бы успеть жениться, если дело так завертелось? А ты сама! Что-то тебе общество Ворона понравилось? - Как ты можешь? - вновь вскричала обиженная Лена, мимолетно заглядывая в настенное, обрамленное красивой деревянной рамкой зеркало. Она поправила растрепанный локон. - Как ты можешь, он же твой отец, хоть и приемный! Лена остановилась и стала тщательнее осматривать в зеркале всю себя, закутанную в длинный бардовый халат, красивший её чрезвычайно. - Вот ещё отец! То-то, что приемный. Он и фамилию мне свою не дал, а уж в завещании не упомянул точно. А после приезда этого московского идиота все вообще перестало мне нравится. И Меченый что-то не то делает. Ну смотрите, если до утра московита не шлепнут, я сам завтра с ним разберусь. - С кем, с Меченым? - Да при чем тут Меченый! С твоим новым любовничком. - Саня! Как ты можешь?! Я с ним ни разу, ты что? - А о ком ты сразу подумала, сука? Может ты и в самом деле и с тем и с тем, может ты нимфоманка. Ладно, хватит болтать, - сказал он резко и взмахнул рукой. Иди, пробуй открыть сейф, а я пока перехвачу что-нибудь, в глотке вновь пересохло. Стоял он совсем рядом с Александром - руку протяни, - так что тяжелый запах перегара доносился явственно. Санька, видимо, вынужденный находиться в пределех стен этого дома, от скуки и обездвиженности беспробудно пил, опух весь, из под повязки торчала нечесанная шевелюра, и, глядя на него из-за занавески, Александр подумал, что видит свою собственную, но худшую половину, сейчас являющую все то неприятное, что он всю жизнь пытался поглубже спрятать в себе, и что сейчас, в другом, кололо глаза: лень, пьянство, тщеславие, жестокость, эгоизм - полный набор. Александр, несмотря на свое положение не мог не усмехнуться, подумав, что обстоятельство скоро сделают из него праведника (или покойника), если уж он стал задумываться о вреде пороков. И все равно, страшно захотелось хотя бы вот тем литым пресс-папье долбануть сейчас своего двойника по нечесанной голове. Странно то, что здесь примешивалась ещё и обида на несраведливость: он, Александр, уже который день принимает удары Судьбы, предназначенные этому непросыхающему от водки идиоту, а тот и в ус не дует - продолжает пить и, возможно, спать в промежутках с Леной. От злобы у Александра потемнело в глазах, захотелось, действительно, сделать эти пару шагов до стола, схватить, например, вот эту чугунную чернильницу с кавказским орлом, распластавшим крыла, и этой птицей по кумполу!.. - Ну что ты возишься, не можешь простое слово на восемь букв родить? - шипел Санька, только что вылакавший полстакана из кабинетных запасов и потому взбодрившимся. - Сам бы попробовал, - огрызнулась Лена, уже несколько минут проворно набиравшая неведомое слово. - Я не могу, у меня руки трясутся, - буркнул Санек. - Пить надо меньше, - буркнула Лена и вдруг повернула испуганное лицо к двери. Ах ты, тварь, ты ещё мне указывать будешь! - в бешенстве крикнул Санек, но Лена, не слушая его, с обезьянним проворством сделала все одновременно: прикрыла сейф картиной, пролетела полкомнаты до серванта, уставленным бокалами и бутылками, схватила первый попавшийся ей под руку сосуд пузатый цветной бокал, сейчас пустой. Тут же дверь распахнулась. В дверном проеме, в китайском халате поверх домашних брюк и рубашки, тяжело оглядывая кабинет черным блестящим глазом, возник сам хозяин. Воронов ступил в кабинет и ещё раз хмуро оглядывая мебель и - как застывшее продолжение обстановки - повернувшихся к нему молодых людей. Воронов, выдержав паузу, сказал: - Выпить заглянули? Александр даже не узнал его голоса, налитого плохо сдерживаемой яростью. Ничего не отражалось на лице, но голос явно выдавал его чувства - густой звук, которого прежде не слышал в его голосе. И Александр, положение которого за шевелящейся шторой становилось все более незавидным, жадно, однако, приник к своей смотровой щели, впитывая эту сцену: ярко освещенный кабинет, Лена и Санек, плохо изображавшие непринужденность, сам Воронов в драконовом шелковом халате, бледный, как и угол рубашки на груди - глаза блестят, черные бабочка усов над ядовито-искривленной губой. - Стас!.. Станислав Сергеевич! - быстро сказала Лена. - Мы вас искали, Санек все по поводу москвича тревожится... вот, выпить решили. - Вот что, друзья-хорошие, - вдруг брызнул хозяин, - раз сами здесь оказались, прошу садиться. Расставим все точки над "и". Лена первая поспешила сесть. За ней, злобно хмурясь, сел на диван Санек. - Ну, с чем пожаловали? Какие у тебя претензии, Александр? - спросил Воронов, и Александр за портьерой вздрогнул. - Я хочу знать, когда захоронят москвича. - А зачем это тебе знать? - с легким презрением спросил Воронов. - Что может дать тебе знание, если ты по природе своей не способен усваивать и использовать знания? - Я всегда знал, что вы меня недолюбливаете, - с вызовом вскинулся Санек. Лена попыталась удержать его порыв за руку. Ничего, пусть говорит, - сказал Воронов. - Давно пора все прояснить. - Я хочу знать, почему вы меня держите взаперти, а этот гад продолжает спокойно ходить по городу. Вы же обещали, что его через сутки уберут, и я буду свободен. - Я же говорил, что ты не способен усваивать информацию, - с презрением сказал Воронов, - Ты все равно в ближайшие недели не сможешь высовываться в любом случае. Ты должен привыкнуть, что ты мертвец. Мы тебя только через несколько месяцев сможем воскресить. И то, только когда покончим с бандой Алишера. Которого, кстати, ты сам с нашей красивой, но тоже не очень сообразительной Ленулей довел до крайности. - Но он же убит! - вмешалась Лена, - может быть... - Ничего не может, - жестко оборвал её Воронов и, зайдя за стол, вел в кресло. Александр из своей, все расширяющейся порьерной амбразуры видел, как Воронов скользнул глазом по медвежьей картине, но не стал дальше проявлять интерес к сейфу. Вынув порсигар, он закурил. Лена и Санек терпеливо ждали, чувствуя, как тот разгневан. - Вы что, не понимаете, как нам оказался полезен наш московский гость? Если даже не считать тех ублюдков, включая вашего любимого Алишера, которого он лично ликвидировал, он ещё вывел из тени всех, кто переметнулся от нас под давлением людей Алишера и его брата Руслана. Уже за это мы должны быть ему благодарны. Ну хорошо, - сказал он, видя вспыхнувшие возражения Санька. - Хорошо, завтра утром ещё соберемся и решим все вопросы. Может быть, действительно, пора закругляться. Он оглядел опухшего и даже сейчас потягивающего спиртное Санька и презрительно ухмыльнулся. Ничего не сказал. Перевел взгляд на Лену, сразу будто уменьшившуюся. - Ты тоже хочешь смерти этого парня? - А то как же! - встрепенулся Санек. - Не тебя спрашивают, сынок, - с невыразимым презрением сказал Воронов и вновь посмотрел на Лену. - Ну, не знаю... - неуверенно сказала она. - Он, вообще-то, милый. - Она быстро оглянулась на Саньку. - И если бы можно его оставить... - Ладно, вон отсюда, - внезапно сказал Воронов. - Завтра утром, обещаю, подвести итоги. Молодежь поднялась и пошла к двери. - Кстати, сказал вслед Воронов, - гость наш не просто милый... Если бы ты, Александр, был хоть немного похожь на него, мне не стыдно было бы называть тебя своим приемным сыном. После этой странной тирады, Воронов махнул рукой, выметая Лену и кипятящегося Саньку за дверь и остался в кабинете один. Не считая Александра за шторой, страх которого, хоть и не ослабел, но отошел на второй план, оттесненный разыгрываемым перед ним действием. - Вот так-то, решительно и глухо сказал Воронов и раздавил окурок в пепельнице. - Завтра со всем разберемся. Он встал, прошел мимо Александра, пахнув табачным угаром и ещё чем-то парфюмерным, у входа выключил свет и вышел.
ГЛАВА 25
АРХИВ
Сразу же за этим у Александра едва не подкосились ноги; оказывается он не ощущал все вермя напряженность ситуации и сейчас вот, когда его враги ушли, ослабел. Выйдя из своего укрытия, он сделал два неверных шага и опустился в ближайшее кресло. Сидел некоторое время в темноте, прислуживаясь к затихающим звукам. Темнота медленно проявлялась, выделяя сумрачные контуры предметов. Однако, раз он здесь и его пока не поймали, надо было воспользоваться ситуацией и завершить задуманное дело. Дотянувшись до настольной лампы, он щелкнул выключателем. Зеленоватый абажурный свет отпугнул полумрак, отпрянувший в дальние углы. Он встал, подошел к стене за креслом и отодвинул картину с медведями. Коснулся пальцами диска набора букв. В последний момент он испугался, что докадка его не верна. Никто из ближайшего окружения Воронова не мог отгадать, а он, видите ли, в промежутках между ковбойской стрельбой, все резво раскрывает. Справившись с дрожью в пальцах, он набрал слово и, услышав щелчок, открыл толстую дверцу, за которой обнаружилась коробка, изящный маленький автомат незнакомого вида и пачки долларов, уложенный стопками в глубине сейфа. Он вынул коробку. В ней были СДромные диски. Александр положил коробку на стол, вынул первый попавшийся диск и шагнул к компьюетру у стены. Конечно, разумнее было бы уносить ноги, но он, почему-то, был уверен, что беспокойные хождения хозяев уже прекратилось, так что решил рискнуть. Тем более, что необходимо было убедиться, что нашел именно то, что было у всех на языке - архив Воронова. Он включил компьютер и вставил диск в приемное устройство. Меню файлов, отображенное на экране, ни о чем ему не говорило: какие-то незнакомые имена. Он отметил курсором первую попавшуюся фамилию Кукушкин, и через несколько секунд имел удовольствие ознакомиться с биографией упомянутого Кукушкина, его бизнесом и отступлением от норм закона и морали. Последнее было проилюстрированно снимками. Было ещё растление малолетних, судя по показанным девочкам и мальчикам, показанным тут же. В общем, обычный компромат, тщательно подобранный и, судя по количеству дисков в коробке, довольно обширный. Так или иначе, но учитывая ажиотаж вокруг данного архива, ценность он представлял немалую. Александр вынул диск и отключил компьютер. Положил к остальным дискам в коробку, на вид от каких-то туфель. Хотелось закурить. Он пошарил по карманам, в надежде обнаружить пачку, и тут услышал приближающиеся шаги. Проиграл! Он успел забраться в старое убежище и надеялся, что портьера колышется не сильео. Это как в старом анекдоте, где опоздавшй врач спрашивает у родственников, потел ли покойный перед смертью и, услышав положительный ответ, замечает,что это хорошо. Да, колыхание портьеры могут и не заметить, но вот открытый сейф!..дискеты!.. - Вот старый козел! - вдруг громко прозвучал Санькин голос. - Точно, пора и его в расход, раз сейф уже забывает закрыть. Александр приблизил глаза к свету; в кабинете стоял один Санька и чертыхался. На вид он был ещё пьянее, чем только что уходил. Вдруг осознание, что из-за этого пьяного кретина рухнули все его планы, заставило Александра отпрянуть к стене; он сжал кулаки в отчаянии. Надо было сразу уходить. Теперь единственная надежда - выбраться из этого сумасшедшего дома и уехать куда глаза глядят, подальше... И только не в Москву. Стать зайцем - не тем, фигуральным, что ловят в транспорте, но настоящим, - за которым время от времени (пока, возможно, не забудут) будет охотиться весь клан Воронова. Или соглашаться на невозможное - становиться подручным палача, этого отмеченного Сатаной Жоры. Санька в комнате тихонько скулил от восторга, изучая содержимое коробки на столе. Сразу смекнул, гад, что здесь самое ценное. Впрочем, знал, конечно. От злости у Алексадра вдруг стало так тесно, так жарко в груди... Он вновь приник к щели... затылок, склонившегося к столу Саньки... взъерошенный пух волос в двух шагах... Александр не понял что делает... Он просто делал: шагнул раз, другой... шорох штор прозвучал, как грохот Ниагарского водопада, а шаги босых ступней... Руки Александра, дотянувшись, схватили пресс-папье - взгляд успел заметить чистую промокательную поверхность - и с размаху, изо всех сил ударил по, наконец-то встревожившемуся затылку. Раз, другой, третий!.. Санька сполз со стола и не двигался. Александр опустил руку, разжал пальцы; пресс-папье упало на пол. Что делать, что делать? Санька лежал на ковре и не двигался. Неужели убил?! Александр схватил коробку и метнулся к двери. Остановился у порога: мысль, что надо выключить свет, едва не погнала обратно. Выскочил в темноту и махнул в сторону своих комнат. Темнота оберегала - никто не встретился. У себя в спальне схватил валявшийся на стуле покет, в котором Лена вчера приносила фрукты, запихнул туда коробку с дисками... что еще?.. Сумку оставил, вещи не нужы, пусть, кто заглянет, думают что он где-то здесь.
НОЧНАЯ ЧЕХАРДА
На проезжей части дороги у тротуара стояла черная "Лада" с открытой передней дверцей со стороны пассажира. Водитель, ожидая товарища, слегка нагнулся, всматриваясь в их сторону. Александр икнул, закрыл глаза и стал ждать выстрела. Когда хлопок выстрела прозвучал, снова икнул и встал. Открыл глаза. "Лада" рванулась с места, водитель спешил так, что даже не закрыл дверцу, которая, впрочем, захлопнулась на ходу. А возле лавки, где уже успокоился Павел Андреевич, дергался, умирая, бандит. Пуля попала ему в висок. Обычное дело. Стала собираться толпа. Александр икал и тупо смотрел на распрашивавших его людей. Зевак становилось все больше. Кто-то стал убеждать, что стреляли из автомата, очередью, вон в лавке сплошняком идут дыры, и щепки везде. На Александра перестали обращать внимание. Продолжая икать, он потихоньку выбрался из толпы и, приследуемый звуками милицейской сирены, двинулся прочь. Мучительно заболела от икоты грудь, надо было, по старинному рецепту балерин Мариинского театра, выпить, не дыша, стакан воды (или пива), причем выгибая грудь вреред. Он, минуя ресторан, шел к столикам ближайшего летнего кафе, помня только о том, что необходимо купить бутылку боды, нет, лучше пива, а шедший рядом Меченый, только что возникший, успокаивал его не так смыслом слов, как интонацией. Мол, ничего страшного, пройдет и это, просто слишком много событий, и нервы не справились, ничего не поделаешь, это с непривычки, ничего не поделаешь. Они сели за свободный столик. Меченый куда-то ушел и вновь возник с двумя почти полными стаканами, один из которых подвинул к Александру вместе с услужливо сломанной на квадратики плиткой шоколада. Александр выпил содержимое своего стакана; коньяк неожиданно обжег горло и заставил прийти в себя. Очнувшись, долго и тупо разглядывал фанерный контур американского ковбоя, услужливо-наглым видом призывавшего прохожих присоединяться к миру спиртного, сигарет и прочей романтики. И он изумился спокойствию сидевших за соседним столиком людей. Как же так можно?! Как же они все не чувствуют того, что чувствует он сейчас?! И почему у Меченого такое постное лицо с утомленной такой улыбкой, словно он понимает, что занимается делом хоть и глупым, - успокаивает нервного мальчишку, - но сейчас необходимым. - Что же ты думал, - они пасли тебя все время от дома Воронова. Я ехал следом, хотелось узнать, есть ли другие гаврики? Немного отвлекся, каюсь, но ведь ты жив. Опять повезло. Честно говоря, может я и потому не торопился, что продолжаю верить в твою звезду. Ну и видишь, опять не ошибся. - Так его из-за меня убили?.. - Мужика этого что с тобой был? Ну да. Дали очередь по тебе, ты нагнулся, а мужика задело. Не повезло, - ухмыльнулся он. - А кто он был? - А я думал, они его по машине отыскали. Он сказал, что его видели мельком на вилле Алишера. Он репортаж делать ездил. - Журнались, что ли? Ну тогда может и за дело. До чего не люблю эту братию, этих папараци!.. Хуже ментов. Это ты ему сказал? Зачем? Глупо. Александр позволил отвести себя к джипу Меченого, и скоро они уже подъезжали к особняку Воронова. Меченый высадил у ворот Александра, а сам отбыл по неизвестным делам. Александр поднялся к себе. Пошел в крыло Станислава Сергеевича проверить обстановку, но Мария Степановна все ещё возилась в кабинете хозяина. Александр вернулся к себе, лег на кровать. Он все время прислушивался, и это напряжение чувств сказывалось странным образом: он как-будто сам превратился в этот огромный дом, рецепторы его прорасли и в сад, и к охранникам с их собаками, и в половину Воронова, где сейчас хозяйничала Мария Степановна и где в темном уголке затаился враг - беспощадный и кровожадный Санек. Опять Александр словно бы спал, но и бодрствовал, улавливая по звукам, или наметкам звуков, что где происходит. Через некоторое время Александр вновь сходил в хозяйское крыло. Мария Степановна уже с кабинетом закончила, но что-то делала в ярко освещенном коридоре, который преодолеть незаметно было трудно. Сущестовала ещё реальная опасность быть обнаруженным Санькой, и, судя по характеристикам, которые Александр слышал на него от разных людей, это было бы не намного хуже, чем оказаться вновь гостем кавказских джигитов. Лимузин Воронова прохрустел по гравийной дорожке уже в двенадцатом часу. Звонкий голосок Лены что-то отвечал немому собеседнику, немного погодя каблучки застучали в соседней комнате, и Лена, щурясь в полумрак его спальни, освещенной только настольной лампой, счастливым шепотом сообщила, что сегодня ничего не выйдет, сегодня у неё критический день... неожиданно. Стук каблучков смолк вдали, и он остался один. "Критический день! - подумал он устало, - это у него критический день". И если бы Лена не опередила его, пришлось бы самому выдумывать что-нибудь физиологическое, дабы остаться одному. Он смотрел все время на настенные часы, отметив себе границу ночи, дальше которой оставаться здесь все равно уже не имел сил. Наконец, мелодия звонко отстучала серебряными молоточками, и он встал. Тишина. Дом погружен во тьму. Чтобы не издавать самому случайных звуков, он шел босиком, что при наличие ковровых дорожек, делало его поступь бесшумной, как у последних могикан. Когда он подошел к двери кабинета Воронова, мысль, что дверь будет заперта, чуть не привела его в панику. Но обошлось: доверие к жильцам было здесь безграничным. Александр, стоя у двери, прислушался. Все было тихо. Потянул дверь на себя, зашел внутрь, и вновь некоторое время стоял, не зная на что решиться: включиить большой свет у входа, или пробираться в темноте к сейфу. Он не особенно запомнил расположение стульев, кресел и прочей мелкой мебели. Перспектива загреметь на весь дом упавшей вазой (где-то стояла эта дрянная ваза, он, кажется, видел её в прошлый раз), была не лучше и не хуже, чем возможность выдать себя светом. Все же, выбрал свет. В последнее мгновение вдруг ясно представил, как вместе со светом появившийся полукруг вражеских бойцов будет поливать его боевым свинцом. Тотчас забившееся в горле сердце показало, что дело не столько в воображении, сколько в истончившихся нервах, за последние дни переместившихся из теплого нутра на поверхность его кожи. Бандиты растаяли, как дым, оставив покрытые коврами пол и стены, какие-то картины на обоях, затем, картину, прикрывавшую сейф, огромный старый, весь в бесполезных, но эффектных виньетках письменный стол, деревянное, с очень высокой резной спинкой кресло... Александр огибал уже стол, когда раздались новые, отнюдь не виртуальные звуки. Он сразу взмок от дикого предчувствия, что план его, казалось бы продуманный детально, как раз нес изъян в собственном совершенстве; получалось, что любое изменение тщательно выверенной формы обрекало его на провал, как врожденный нарост на совершенном овале куриного яйца в конце концов покрывал скорлупу трещинками, губя возможно готового вылупиться птенца. Он резво метнулся за тяжелую штору, со стороны окон закрывавшую едва ли не всю стену кабинета. Между шторой и стеной было не меньше полуметра, окно - на таком же расстоянии справа, и бояться, что из сада увидят его длинный силуэт на фоне стекол по этой причине не приходилось, а кроме того оставалась вертикальная щель между тяжелыми половинками ткани, очень удобная для обозрения всего кабинета, а сейчас - входивших Санку и Лену. Санька был раздражен, Лена оправдывалась. В пылу ссоры они даже не обратили внимание на свет в кабинете. Александр отметил, что их, с Санькой, личное сходство, ещё с утра заметное, сейчас исчезло. Оно и понятно. Санек, по всей видимости, безвылазно отсиживался в доме, это ему, Александру, пришлось побывать везде, утратив прежний лоск. Короче, у Саньки была только одна старая повязка, закрывавшая лоб, а у него, Александра, бинтов стало поболее. - Мне эта комедь начинает надоедать. Вот она уже у меня где, - для наглядности чиркнул Санек себе ребром ладони по горлу. - И чего Воронюга темнит, почему эта тварь ещё живая? - Ну чем ты недоволен? Все равно тебе придется отсиживаться ещё долго в любом случае. Какая тебе разница: мертвый он или ещё живой? - А ты сука, небось и рада: то с одним, то с другим, а может и с третьим. Я из тебя выбью эту дурь, ты у меня, тварь поганая, ещё получишь! - Да что я такого сделала? - воскликнула Лена с отвлеченным отчаянием. Нужно, что ли, мне все это? Ты обещал, что мы сразу поженимся, только реквизируем Алишера счета, а сам уже и раздумал. - Вот дура! Да когда же мы могли бы успеть жениться, если дело так завертелось? А ты сама! Что-то тебе общество Ворона понравилось? - Как ты можешь? - вновь вскричала обиженная Лена, мимолетно заглядывая в настенное, обрамленное красивой деревянной рамкой зеркало. Она поправила растрепанный локон. - Как ты можешь, он же твой отец, хоть и приемный! Лена остановилась и стала тщательнее осматривать в зеркале всю себя, закутанную в длинный бардовый халат, красивший её чрезвычайно. - Вот ещё отец! То-то, что приемный. Он и фамилию мне свою не дал, а уж в завещании не упомянул точно. А после приезда этого московского идиота все вообще перестало мне нравится. И Меченый что-то не то делает. Ну смотрите, если до утра московита не шлепнут, я сам завтра с ним разберусь. - С кем, с Меченым? - Да при чем тут Меченый! С твоим новым любовничком. - Саня! Как ты можешь?! Я с ним ни разу, ты что? - А о ком ты сразу подумала, сука? Может ты и в самом деле и с тем и с тем, может ты нимфоманка. Ладно, хватит болтать, - сказал он резко и взмахнул рукой. Иди, пробуй открыть сейф, а я пока перехвачу что-нибудь, в глотке вновь пересохло. Стоял он совсем рядом с Александром - руку протяни, - так что тяжелый запах перегара доносился явственно. Санька, видимо, вынужденный находиться в пределех стен этого дома, от скуки и обездвиженности беспробудно пил, опух весь, из под повязки торчала нечесанная шевелюра, и, глядя на него из-за занавески, Александр подумал, что видит свою собственную, но худшую половину, сейчас являющую все то неприятное, что он всю жизнь пытался поглубже спрятать в себе, и что сейчас, в другом, кололо глаза: лень, пьянство, тщеславие, жестокость, эгоизм - полный набор. Александр, несмотря на свое положение не мог не усмехнуться, подумав, что обстоятельство скоро сделают из него праведника (или покойника), если уж он стал задумываться о вреде пороков. И все равно, страшно захотелось хотя бы вот тем литым пресс-папье долбануть сейчас своего двойника по нечесанной голове. Странно то, что здесь примешивалась ещё и обида на несраведливость: он, Александр, уже который день принимает удары Судьбы, предназначенные этому непросыхающему от водки идиоту, а тот и в ус не дует - продолжает пить и, возможно, спать в промежутках с Леной. От злобы у Александра потемнело в глазах, захотелось, действительно, сделать эти пару шагов до стола, схватить, например, вот эту чугунную чернильницу с кавказским орлом, распластавшим крыла, и этой птицей по кумполу!.. - Ну что ты возишься, не можешь простое слово на восемь букв родить? - шипел Санька, только что вылакавший полстакана из кабинетных запасов и потому взбодрившимся. - Сам бы попробовал, - огрызнулась Лена, уже несколько минут проворно набиравшая неведомое слово. - Я не могу, у меня руки трясутся, - буркнул Санек. - Пить надо меньше, - буркнула Лена и вдруг повернула испуганное лицо к двери. Ах ты, тварь, ты ещё мне указывать будешь! - в бешенстве крикнул Санек, но Лена, не слушая его, с обезьянним проворством сделала все одновременно: прикрыла сейф картиной, пролетела полкомнаты до серванта, уставленным бокалами и бутылками, схватила первый попавшийся ей под руку сосуд пузатый цветной бокал, сейчас пустой. Тут же дверь распахнулась. В дверном проеме, в китайском халате поверх домашних брюк и рубашки, тяжело оглядывая кабинет черным блестящим глазом, возник сам хозяин. Воронов ступил в кабинет и ещё раз хмуро оглядывая мебель и - как застывшее продолжение обстановки - повернувшихся к нему молодых людей. Воронов, выдержав паузу, сказал: - Выпить заглянули? Александр даже не узнал его голоса, налитого плохо сдерживаемой яростью. Ничего не отражалось на лице, но голос явно выдавал его чувства - густой звук, которого прежде не слышал в его голосе. И Александр, положение которого за шевелящейся шторой становилось все более незавидным, жадно, однако, приник к своей смотровой щели, впитывая эту сцену: ярко освещенный кабинет, Лена и Санек, плохо изображавшие непринужденность, сам Воронов в драконовом шелковом халате, бледный, как и угол рубашки на груди - глаза блестят, черные бабочка усов над ядовито-искривленной губой. - Стас!.. Станислав Сергеевич! - быстро сказала Лена. - Мы вас искали, Санек все по поводу москвича тревожится... вот, выпить решили. - Вот что, друзья-хорошие, - вдруг брызнул хозяин, - раз сами здесь оказались, прошу садиться. Расставим все точки над "и". Лена первая поспешила сесть. За ней, злобно хмурясь, сел на диван Санек. - Ну, с чем пожаловали? Какие у тебя претензии, Александр? - спросил Воронов, и Александр за портьерой вздрогнул. - Я хочу знать, когда захоронят москвича. - А зачем это тебе знать? - с легким презрением спросил Воронов. - Что может дать тебе знание, если ты по природе своей не способен усваивать и использовать знания? - Я всегда знал, что вы меня недолюбливаете, - с вызовом вскинулся Санек. Лена попыталась удержать его порыв за руку. Ничего, пусть говорит, - сказал Воронов. - Давно пора все прояснить. - Я хочу знать, почему вы меня держите взаперти, а этот гад продолжает спокойно ходить по городу. Вы же обещали, что его через сутки уберут, и я буду свободен. - Я же говорил, что ты не способен усваивать информацию, - с презрением сказал Воронов, - Ты все равно в ближайшие недели не сможешь высовываться в любом случае. Ты должен привыкнуть, что ты мертвец. Мы тебя только через несколько месяцев сможем воскресить. И то, только когда покончим с бандой Алишера. Которого, кстати, ты сам с нашей красивой, но тоже не очень сообразительной Ленулей довел до крайности. - Но он же убит! - вмешалась Лена, - может быть... - Ничего не может, - жестко оборвал её Воронов и, зайдя за стол, вел в кресло. Александр из своей, все расширяющейся порьерной амбразуры видел, как Воронов скользнул глазом по медвежьей картине, но не стал дальше проявлять интерес к сейфу. Вынув порсигар, он закурил. Лена и Санек терпеливо ждали, чувствуя, как тот разгневан. - Вы что, не понимаете, как нам оказался полезен наш московский гость? Если даже не считать тех ублюдков, включая вашего любимого Алишера, которого он лично ликвидировал, он ещё вывел из тени всех, кто переметнулся от нас под давлением людей Алишера и его брата Руслана. Уже за это мы должны быть ему благодарны. Ну хорошо, - сказал он, видя вспыхнувшие возражения Санька. - Хорошо, завтра утром ещё соберемся и решим все вопросы. Может быть, действительно, пора закругляться. Он оглядел опухшего и даже сейчас потягивающего спиртное Санька и презрительно ухмыльнулся. Ничего не сказал. Перевел взгляд на Лену, сразу будто уменьшившуюся. - Ты тоже хочешь смерти этого парня? - А то как же! - встрепенулся Санек. - Не тебя спрашивают, сынок, - с невыразимым презрением сказал Воронов и вновь посмотрел на Лену. - Ну, не знаю... - неуверенно сказала она. - Он, вообще-то, милый. - Она быстро оглянулась на Саньку. - И если бы можно его оставить... - Ладно, вон отсюда, - внезапно сказал Воронов. - Завтра утром, обещаю, подвести итоги. Молодежь поднялась и пошла к двери. - Кстати, сказал вслед Воронов, - гость наш не просто милый... Если бы ты, Александр, был хоть немного похожь на него, мне не стыдно было бы называть тебя своим приемным сыном. После этой странной тирады, Воронов махнул рукой, выметая Лену и кипятящегося Саньку за дверь и остался в кабинете один. Не считая Александра за шторой, страх которого, хоть и не ослабел, но отошел на второй план, оттесненный разыгрываемым перед ним действием. - Вот так-то, решительно и глухо сказал Воронов и раздавил окурок в пепельнице. - Завтра со всем разберемся. Он встал, прошел мимо Александра, пахнув табачным угаром и ещё чем-то парфюмерным, у входа выключил свет и вышел.
ГЛАВА 25
АРХИВ
Сразу же за этим у Александра едва не подкосились ноги; оказывается он не ощущал все вермя напряженность ситуации и сейчас вот, когда его враги ушли, ослабел. Выйдя из своего укрытия, он сделал два неверных шага и опустился в ближайшее кресло. Сидел некоторое время в темноте, прислуживаясь к затихающим звукам. Темнота медленно проявлялась, выделяя сумрачные контуры предметов. Однако, раз он здесь и его пока не поймали, надо было воспользоваться ситуацией и завершить задуманное дело. Дотянувшись до настольной лампы, он щелкнул выключателем. Зеленоватый абажурный свет отпугнул полумрак, отпрянувший в дальние углы. Он встал, подошел к стене за креслом и отодвинул картину с медведями. Коснулся пальцами диска набора букв. В последний момент он испугался, что докадка его не верна. Никто из ближайшего окружения Воронова не мог отгадать, а он, видите ли, в промежутках между ковбойской стрельбой, все резво раскрывает. Справившись с дрожью в пальцах, он набрал слово и, услышав щелчок, открыл толстую дверцу, за которой обнаружилась коробка, изящный маленький автомат незнакомого вида и пачки долларов, уложенный стопками в глубине сейфа. Он вынул коробку. В ней были СДромные диски. Александр положил коробку на стол, вынул первый попавшийся диск и шагнул к компьюетру у стены. Конечно, разумнее было бы уносить ноги, но он, почему-то, был уверен, что беспокойные хождения хозяев уже прекратилось, так что решил рискнуть. Тем более, что необходимо было убедиться, что нашел именно то, что было у всех на языке - архив Воронова. Он включил компьютер и вставил диск в приемное устройство. Меню файлов, отображенное на экране, ни о чем ему не говорило: какие-то незнакомые имена. Он отметил курсором первую попавшуюся фамилию Кукушкин, и через несколько секунд имел удовольствие ознакомиться с биографией упомянутого Кукушкина, его бизнесом и отступлением от норм закона и морали. Последнее было проилюстрированно снимками. Было ещё растление малолетних, судя по показанным девочкам и мальчикам, показанным тут же. В общем, обычный компромат, тщательно подобранный и, судя по количеству дисков в коробке, довольно обширный. Так или иначе, но учитывая ажиотаж вокруг данного архива, ценность он представлял немалую. Александр вынул диск и отключил компьютер. Положил к остальным дискам в коробку, на вид от каких-то туфель. Хотелось закурить. Он пошарил по карманам, в надежде обнаружить пачку, и тут услышал приближающиеся шаги. Проиграл! Он успел забраться в старое убежище и надеялся, что портьера колышется не сильео. Это как в старом анекдоте, где опоздавшй врач спрашивает у родственников, потел ли покойный перед смертью и, услышав положительный ответ, замечает,что это хорошо. Да, колыхание портьеры могут и не заметить, но вот открытый сейф!..дискеты!.. - Вот старый козел! - вдруг громко прозвучал Санькин голос. - Точно, пора и его в расход, раз сейф уже забывает закрыть. Александр приблизил глаза к свету; в кабинете стоял один Санька и чертыхался. На вид он был ещё пьянее, чем только что уходил. Вдруг осознание, что из-за этого пьяного кретина рухнули все его планы, заставило Александра отпрянуть к стене; он сжал кулаки в отчаянии. Надо было сразу уходить. Теперь единственная надежда - выбраться из этого сумасшедшего дома и уехать куда глаза глядят, подальше... И только не в Москву. Стать зайцем - не тем, фигуральным, что ловят в транспорте, но настоящим, - за которым время от времени (пока, возможно, не забудут) будет охотиться весь клан Воронова. Или соглашаться на невозможное - становиться подручным палача, этого отмеченного Сатаной Жоры. Санька в комнате тихонько скулил от восторга, изучая содержимое коробки на столе. Сразу смекнул, гад, что здесь самое ценное. Впрочем, знал, конечно. От злости у Алексадра вдруг стало так тесно, так жарко в груди... Он вновь приник к щели... затылок, склонившегося к столу Саньки... взъерошенный пух волос в двух шагах... Александр не понял что делает... Он просто делал: шагнул раз, другой... шорох штор прозвучал, как грохот Ниагарского водопада, а шаги босых ступней... Руки Александра, дотянувшись, схватили пресс-папье - взгляд успел заметить чистую промокательную поверхность - и с размаху, изо всех сил ударил по, наконец-то встревожившемуся затылку. Раз, другой, третий!.. Санька сполз со стола и не двигался. Александр опустил руку, разжал пальцы; пресс-папье упало на пол. Что делать, что делать? Санька лежал на ковре и не двигался. Неужели убил?! Александр схватил коробку и метнулся к двери. Остановился у порога: мысль, что надо выключить свет, едва не погнала обратно. Выскочил в темноту и махнул в сторону своих комнат. Темнота оберегала - никто не встретился. У себя в спальне схватил валявшийся на стуле покет, в котором Лена вчера приносила фрукты, запихнул туда коробку с дисками... что еще?.. Сумку оставил, вещи не нужы, пусть, кто заглянет, думают что он где-то здесь.