– В чем, собственно, проблема? Работа обычная – выяснить подробности из жизни женщины. Она не киллер, не политик, не знаменитость и не криминальный авторитет. Что тебя беспокоит?
   – Артем, я очень редко вмешиваюсь в твои дела. Правда?
   – Правда.
   – И очень редко настаиваю, чтобы ты сделал по-моему. Правда?
   – И это правда. Что…
   – Выслушай! – перебила его Динара. – Я не хочу, чтобы ты следил за этой дамой.
   – Ты что, ревнуешь?
   Он улыбнулся и попытался поцеловать жену, но та уклонилась.
   – Не говори глупостей! – рассердилась она. – Я не шучу! Эта женщина… тебе не нужно связываться с ней. Вообще никак! Понимаешь?
   – Стараюсь…
   Похоже, ревность вспыхнула, как вулкан. Цыганская кровь! Лучше не дразнить Динару. Придется сделать вид, что послушался, решил Артем. Иначе не миновать семейного скандала.
   – Я все понял, дорогая, – дурашливо поднимая руки кверху, сказал он. – Сдаюсь, сдаюсь. В конце концов, слежка – давно не мое амплуа.
   – Дай мне слово, что не будешь вмешиваться в жизнь этой дамы ни под каким предлогом! – сверкая глазами, потребовала Динара.
   Здорово ее проняло! Ишь, глаза горят, как у пантеры! Бешеный темперамент жены приводил Пономарева в умиление.
   На работу они ехали молча.
   – У тебя есть сигареты? – спросила Динара уже в офисе.
   – Для тебя, любовь моя, все, что угодно, – поклонился Артем, подавая ей пачку «Давидофф».
   – Чем ты собираешься заняться?
   – Почитаю кое-какую писанину… потом поеду, поговорю с Сашей Мерцаловым. Давно не виделись. Закуришь?
   Она покачала головой, отказываясь от зажигалки, заботливо поднесенной супругом.
   – Покурю у себя в кабинете, в тишине. Хочу подумать…
   – Тоже правильно, – неопределенно хмыкнул Артем, скрываясь за своей дверью. – И мне есть о чем подумать.
   Он приказал секретарше никого к нему не впускать, закрылся и достал из сейфа записки маньяка. Прежде чем углубиться в темные глубины чужой души, Пономарев завел маленький будильник, который должен был позвонить ровно через час. Уже десять утра, а на полдвенадцатого у него назначена встреча с Мерцаловым…
 
   …Тот незабываемый момент перевернул мою жизнь, – я потерял интерес к живым женщинам. Противные, жеманные притворы или злобные ведьмы – вот кем они стали для меня. Только мертвые они становятся настоящими, какими должны были быть по замыслу Божьему – покорными, нежными и безмолвными. Никаких лишних жестов и пустой болтовни – полное, безоговорочное послушание. А какими они делаются красивыми, спокойными и безмятежными. Им ничего больше не надо, кроме любви – ни денег, ни славы, ни детей, ничего важнее меня, из-за чего они могли бы изменить мне. Предательство – вот что заключено в каждой женщине. Это предательство незаметно зреет, готовое свершиться в любую минуту! Но покойница лишена и этого, – она уже не предаст, не изменит. Она моя и только моя.
   Странно, что моя страсть так долго не проявлялась в полную силу. Она как будто заснула после первой брачной ночи с Принцессой в темном и холодном морге… Я вел обычную жизнь, неотличимую от жизни сотен, тысяч моих сверстников. Я ходил на работу, гулял, иногда посещал вечеринки. По вечерам я зубрил предметы, которые предстояло сдавать в институт. Я был порядочным молодым человеком, без вредных привычек, как принято говорить. К алкоголю и сигаретам равнодушен, к наркотикам тем более. Разгульная жизнь меня не прельщала. Женщины! У меня к ним особая, ни с чем не сравнимая любовь, чистая, как у Грэя, который приплыл к Ассоль на алых парусах…
   Отец с матерью еще не знали, что я отказался от карьеры медика. Я решил не расстраивать их раньше времени. Почему профессия врача перестала меня привлекать? Затрудняюсь ответить. Может быть, потому, что медицина не приветствует смерть и даже некоторым образом пытается с ней бороться. У меня же другое отношение к Смерти. Она – моя союзница, наперсница моей любви. Я не могу действовать против нее. Она – волшебница, превращающая подделку в истинную драгоценность.
   Итак, через год я объявил, что хочу получить техническое образование. Надо отдать должное моим родителям – они с честью выдержали удар. Мама робко заикнулась о факультете журналистики, отец грозно молчал целую неделю, делая вид, что не замечает меня. В конце концов они оттаяли. Я, как мог, объяснил им, почему изменил свои планы. Сказал, что желаю быть на переднем крае строительства прекрасного будущего, и они меня поняли.
   Я поступил в институт и стал примерным студентом – активистом, отличником и неизменным участником стройотрядов. Погружаясь в учебу или работу, я забывал о своей тоске, о любви к несуществующей Принцессе. Безделье сводило меня с ума, и я превратился в трудоголика. После института отец помог мне устроиться на работу, а мама начала регулярно заводить разговоры о женитьбе. Я и слышать об этом не хотел. Но потом все же решился на брак с милой, тихой девушкой. Вопреки терзавшим меня опасениям, семейная жизнь потекла обыкновенно, как у всех. Близость с женой волновала меня не больше, чем прогноз погоды, но я честно исполнял супружеские обязанности.
   Отец мой к тому времени скончался – он был фанатиком своей работы и отдал ей все силы. Мама вернулась в Москву, где у нее оставались родственники; столичную квартиру разменяли на однокомнатную в Москве для мамы и отдельную квартиру для нас, в Питере.
   Новая квартира поначалу принесла много радости. Но скоро жена моя, женщина добрая и покладистая, начала невероятно раздражать меня. Между нами то и дело возникали мелкие стычки, вспыхивали ссоры. По ночам я видел в снах Принцессу и уже не мог сдерживать желание снова пережить то незабываемое ощущение, тот неповторимый экстаз! Кафель стен и холод возбуждали меня, вызывая в памяти помещение морга и наслаждение, пережитое тогда. Я страдал… Жажда мертвой плоти стала сильнее меня. С утра до вечера я был поглощен тем, что искал женщину, которая подарит мне то, о чем я мечтал.
   Веронику Лебедеву я увидел в театре, куда меня потащила жена, и с тех пор потерял покой. Я ходил на спектакли с ее участием. Я пожирал ее глазами, а по ночам писал стихи, посвященные ей. Я не мог думать ни о чем, кроме нее…
   Конечно, не имело смысла ухаживать за такой красавицей, как Лебедева. Она актриса – не только на сцене, но и в жизни. Я уже знал, что это такое. Только мертвая она полюбила бы меня. И все же я сделал попытку… бесплодную, как когда-то с Принцессой. Я дождался Лебедеву после выступления, чтобы передать ей букет, куда была вложена моя поэма о любви. Она, не глядя, взяла букет из моих рук, небрежно кивнула и торопливо пошла к машине. По дороге листок со стихами выпал, Лебедева наступила на него, садясь в ожидающее ее такси, и уехала.
   Когда все разошлись, я поднял из лужи свою поэму и порвал ее на мелкие клочки. Разбрасывая обрывки, я придумывал способ, как можно лишить женщину жизни без ущерба для ее красоты. Работа в морге не прошла для меня даром, и скоро способ был найден. Дома я не мог изготовить орудие убийства – моя жена, любопытная, как ворона, всюду совала свой нос и могла заподозрить неладное; пришлось делать это на работе.
   Итак, я взял самую толстую иглу, которую смог раздобыть, прочно припаял ее к наперстку – и мое оружие было готово. С виду оно напоминало огромную булавку, которую я мог прятать за подкладкой или во внутреннем кармане пиджака. В нужный момент наперсток легко надевался на указательный палец. Чтобы не вышло осечки, я долго тренировался, нанося удары иглой. Наконец я приобрел необходимый навык.
   Теперь мне нужно было проследить за Вероникой Лебедевой, узнать ее адрес, потому что наша брачная ночь должна состояться в ее спальне. Именно там все и произойдет!..
 
   Пронзительный звонок будильника вывел Артема из скитаний по мрачному миру убийцы. Через полчаса он должен быть у Мерцалова.
   Динара консультировала клиента, и Артем не стал отвлекать ее. Он вышел и направился к автомобилю, припаркованному в закрытом дворике позади офиса. Стоял теплый летний день. Тополя шелестели серебристой от пыли листвой.
   Пономарев медленно выехал на проспект и встроился в поток машин. Ему удалось добраться до конторы Мерцалова быстрее, чем он ожидал.
   Адвокат обретался там же, где и десять лет назад, только интерьер его приемной и кабинета стал гораздо шикарнее. Стекло и дерево, картины на стенах, кожаная мебель ласкали глаз.
   – Тема! – радушно приветствовал он Пономарева. – Страшно рад тебя видеть! Пошли, выпьем по поводу встречи. Я приготовил пиво и креветок. Видишь, я помню твои вкусы.
   Мерцалов облысел, раздобрел, его движения приобрели достоинство и плавность. Мужчины расположились в кабинете, где на столе стояло пиво, креветки и нарезанная ломтиками семга.
   – Я вообще-то по делу, – сказал Артем. – Но сначала отдам должное угощению. Ты все такой же гурман.
   – Одна из радостей жизни! – добродушно захохотал Мерцалов. – Водки мне теперь нельзя… так что приходится довольствоваться малым.
   – Чего вдруг?
   – Язва, давление… – вздохнул адвокат. – Это все работа! Сплошные нервы. Ну, давай.
   Он сразу выпил половину запотевшего стакана.
   – Теперь можно и о деле.
   – Ты Салахова давно знаешь? – спросил Артем.
   – Я так и думал, – отправляя в рот кусочек семги, сказал Мерцалов. – Тебя что-то настораживает?
   – Извини… но почему ты сам не взялся помочь ему?
   – У него просьба связана с сыском, наружным наблюдением, как я понял. Это не мое. Я адвокат, моя область – право.
   – Но у тебя же есть люди…
   – Брось! – Мерцалов махнул пухлой рукой. – Какие это специалисты? Так… мальчики на подхвате. А ты – профессионал. Не буду же я рекомендовать уважаемому человеку кого попало? Я должен блюсти репутацию. Юрий Арсеньевич оч-чень серьезный мужчина, с ним шутки плохи.
   – Что же он со своей женой разобраться не может?
   – У каждого свои слабости, мой друг! – назидательно произнес Мерцалов. – Женщины… они, брат, существа из иного мира. Нам с ними бывает ох как непросто.
   Только сейчас Артем заметил на толстом пальце адвоката обручальное кольцо.
   – Саша! Ты женился?!
   Мерцалов откинулся на спинку кресла всем своим тучным телом и мечтательно закатил глаза.
   – Представь себе, Тема! Рискнул на старости лет… Сколько можно одному куковать?
   – Никитского помнишь? – как бы между прочим спросил Артем и заметил, что адвокат сразу напрягся.
   – Как не помнить? А почему интересуешься?
   – Просто захотелось поговорить о старых знакомых…
   – Никитский! – фыркнул адвокат. – Вечно вокруг него неприятности. Причем смолоду. Помнишь, его подозревали в убийстве Авроры?
   Артем кивнул.
   – Так вот. Это с ним не впервые! Будучи студентом, Дима встречался с одной девушкой… а потом ее убили.
   – Что-о? – удивился Пономарев. Такого поворота он не ожидал. – Убийцу нашли?
   – Нет… Кажется, это была групповуха. Девушку изнасиловали и убили. Произошло все поздно вечером или ночью. Куда она шла и как попала на окраину города, я уже не помню. Но… Диму тогда долго таскали в милицию. Доказать ничего не смогли. Экспертиза показала, что нападавших было несколько, и от Никитского отстали. Он был примерным студентом, с плохими компаниями не водился… в общем, его оставили в покое. Все поверили, что он ни при чем. Кроме меня…
   – Почему?
   – Видишь ли… та девушка была подругой моей первой жены, Насти. Знаешь, как девчонки дружат – никаких секретов друг от друга. Как-то Настя мне призналась, что погибшая боялась Димы. Будто бы он хотел ее убить. Бред, конечно! Я тогда не придал значения ее словам. И вспомнил об этом, только когда погибла Аврора и мы с Димой оба оказались под подозрением. Мне сразу пришло в голову, что он убийца. Признаюсь, ошибся. Ведь убийства прекратились! Значит, маньяк либо умер, либо уехал. А Никитский продолжает жить в Питере, на той же улице, руководит той же фирмой.
   – Да, странно…
   – Что, опять всплыла старая история? Кого-то убили?
   – Пока нет.
   – Ф-фу… как ты меня напугал, – вытирая салфеткой пот со лба, сказал Мерцалов.
   – Саша, а почему ты тогда мне не рассказал всего?
   Мерцалов вскочил с кресла и начал шагать по кабинету из угла в угол, размахивая руками и отдуваясь.
   – Я же адвокат, Тема! И прекрасно понимал, как мои показания могут отразиться на следствии. Ведь тогда, в молодости, вина Никитского не была доказана. Девушку убивала группа! Зачем ворошить прошлое?
   Артем вышел от Мерцалова с тяжелым сердцем. Тени страшных событий омрачали и без того хмурое петербургское лето…
   «Нужно снова заняться Никитским, – решил Артем уже в машине, возвращаясь на работу. – Галина Павловна, моя клиентка, – сотрудница его фирмы…».

Глава 10

   Корреспонденцию, адресованную лично шефу, никто не имел права просматривать. Поэтому Любочка отнесла полученное вчера вечером письмо на стол Юрию Арсеньевичу и положила на видное место.
   Она пребывала в некоторой растерянности по поводу Салахова. Радостная надежда, загоревшаяся в ней, когда он пригласил ее поужинать вместе, медленно угасала. Они поехали в ресторан гранд-отеля «Европа». Элегантная роскошь ресторана действовала на Любочку подавляюще.
   Метрдотель проводил их к изящно сервированному столику в углу зала. Салахов отчего-то чувствовал себя скованно. Он сделал заказ, рассеянно глядя по сторонам, забыв предоставить выбор блюд даме. Любочка сидела ни жива ни мертва, замирая от предвкушения того, чем может закончиться для нее этот вечер. В такие шикарные заведения женщину просто так, от скуки, не приглашают.
   – Здесь бывали Билл Клинтон и принц Чарльз, – сказал Юрий.
   Он понимал, что должен поддерживать светскую беседу, развлекать даму, но ничего путного, как назло, не приходило на ум. Любочкины огромные глаза, наполненные ожиданием, начали раздражать его. Чего она уставилась?
   – Выпьем?
   Она послушно кивнула, не спуская с него глаз. Ее пальцы с безукоризненным маникюром мелко дрожали.
   «Что за черт? – подумал Юрий. – Зачем я здесь, с чужой, ненужной мне женщиной? Я не могу дать ей то, чего она ждет от меня. Почему она такая испуганная? Анна другая – она везде умеет чувствовать себя хозяйкой… Она могла бы прийти в этот ресторан без прически и в дырявом платье, но каждый официант безошибочно распознал бы в ней королеву и счел бы за честь служить ей. А эта…»
   Он, скрывая брезгливую гримасу, окинул секретаршу взглядом. Вырядилась, как на подиум! Небось и в парикмахерскую сбегала. Под платьем у нее кружевное французское белье… это обязательно. А в сумочке наверняка презервативы со вкусом банана. Боже, как глупо!
   У него свело скулы от невыносимого желания встать и уйти, не прощаясь, не оглядываясь.
   – Когда-то я видел здесь Катрин Денев, – сказал Юрий, изо всех сил стараясь играть роль кавалера.
   – Она уже старая… – Любочка кокетливо повела накрашенными глазками. – Какая она вблизи?
   – Потрясающе, ослепительно прекрасная! – с искренним восхищением ответил Салахов. – Каждая ее морщинка – это поэма о затаенной страсти и обещании любви. Она великолепна!
   – В ее-то возрасте? – удивилась Любочка.
   – У истинной женственности нет возраста…
   – Говорят, у нее веснушки, – хихикнула секретарша.
   «Как она вдохновенно, девственно глупа! – подумал Юрий. – Даже смеяться не хочется. Пустышка в красивой обертке… Но почему я сижу с ней за одним столиком, разговариваю?»
   – Потанцуем? – предложил он, чтобы хоть чем-то заполнить время.
   Любочка с готовностью вскочила, не дожидаясь, пока он отодвинет ее стул. Она вся дрожала от возбуждения. Медленные звуки танго напомнили Юрию, как он десять лет назад танцевал с Анной… волнуясь, словно перед прыжком в небытие… Те минуты упоения остались в памяти столь же острыми, незабываемо трепетными. Ни годы, ни привычка оказались не властны над ними. Впрочем, разве он привык к Анне? Его отношение к ней можно назвать как угодно, но только не привычкой…
   – Во что она была одета? – спросила Любочка.
   Юрия словно окатили ведром холодной воды.
   – Кто?
   Он думал об Анне, представляя ее лиловое платье, фиалки в надушенных волосах.
   – Ну, Катрин Денев!
   – Точно не помню, – буркнул Юрий. – Кажется, в черное платье.
   – А драгоценности на ней были? Бриллианты?
   – Нет. Ничего – только длинное черное платье.
   Любочка была разочарована. Знаменитости – самые обычные люди. Чего вокруг них столько шумихи?
   Юрий догадался, о чем она думает. Ему захотелось возразить.
   – Катрин Денев так хороша, что любое украшение блекнет перед ее красотой.
   Секретарша смотрела на него с наивным недоумением.
   «Она ничего не понимает, – думал Салахов, обнимая в танце ее горячее тело. – Наверное, решила, что я умираю от желания переспать с ней, за тем и пригласил сюда. Что-то вроде предоплаты. Фу, как нелепо вышло!»
   Танец кончился, и Юрий проводил Любочку к столику. Говорить было не о чем, поэтому после десерта господин Салахов предложил проехаться по городу. Она с радостью согласилась.
   «Наконец-то! – замирая от восторга, думала Любочка. – Наступает миг, о котором я мечтала все эти годы!»
   По дороге Юрий подал знак водителю остановиться и вышел. Вернувшись с букетом роз, он преподнес цветы секретарше. Надо же как-то сгладить ситуацию. Женщина ждет, что они сейчас поедут в гостиницу, закроются в номере и…
   Словом, надеждам Любочки не суждено было сбыться, во всяком случае, в этот вечер. Салахов проводил ее домой, поблагодарил за приятно проведенное время и… уехал. Она не спала всю ночь, теряясь в догадках, чем не угодила шефу. Слезы текли ручьями. Ну что за невезение? Все так замечательно складывалось – пригласил на ужин, повез в «Европу», подарил обалденные розы и… ничего?!
   Под утро Любочке удалось убедить себя, что Юрий Арсеньевич не кобель какой-нибудь, а приличный, интеллигентный мужчина, и тащить даму в постель после первого же свидания ему не пристало. У них все еще впереди – и признания, и прогулки при луне, и поцелуи, и секс…
   Но Салахов как будто забыл о проведенном вместе вечере, и не то что не ухаживал, а даже избегал Любочки. Она кусала напомаженные губки и сдерживала готовые вот-вот хлынуть слезы.
 
   Юрий действительно старался поменьше общаться с секретаршей, испытывая некоторую неловкость. Он не понимал, что за порыв заставил его провести вечер с Любочкой. Не иначе, бес попутал!
   Вот и сегодня он норовил быстрее миновать приемную и закрыться в кабинете. Но Любочка поднялась ему навстречу, вышла из-за стола и, понизив голос, сообщила:
   – Вам пришло письмо, Юрий Арсеньевич…
   – Давайте! – коротко бросил он, изображая занятость.
   – А… я его вам на стол положила…
   Секретарша стремилась хоть чем-то привлечь его внимание и исключительно из этих соображений сказала о письме. Было обидно, что шеф держится отчужденно. Может, его «старуха» что-нибудь пронюхала и устроила скандал? Такую возможность не стоит сбрасывать со счета.
   – Спасибо… – пробормотал Салахов и скрылся в своем кабинете.
   Он подошел к столу и сразу увидел письмо. То, что оно оказалось без обратного адреса, неприятно поразило Юрия. По спине прокатился забытый холодок. Разрезая конверт, он почувствовал, как дрогнула рука.
   На обыкновенной белой бумаге было напечатано следующее:
   «Уважаемый Юрий Арсеньевич! Считаю своим долгом сообщить Вам о поведении Вашей супруги, которая позорит Вашу фамилию и наносит оскорбление Вашей чести и достоинству. При таком муже, как Вы, она позволяет себе иметь любовника, которого снабжает деньгами. Вашими деньгами! Подумайте, стоит ли женщина, которая так легко идет на измену и предательство, Вашего внимания и любви? Сердце кровью обливается, когда видишь подобный обман, которому не может быть прощения».
   «Что это? – растерялся Юрий и бросил на стол письмо, как будто оно обожгло ему пальцы. – Продолжение старого кошмара? Или начало нового?»
   Возможно, если бы не давняя история с анонимными угрозами и таинственной дамой, требующей у Салаховых неизвестно чего, это послание не произвело бы на Юрия такого гнетущего впечатления.
   Снова письма! Все повторяется… Правда, здесь нет ни угроз, ни требований. Зато есть назойливое любопытство и желание досадить.
   Салахов вспомнил, как девять лет назад, перед самым отъездом в Англию, ему позвонил Горин.
   – Кто вы? – спросил Юрий.
   После свадьбы он словно нырнул в глухой омут, где, кроме Анны, ничего не было. Дни летели стремительно и жарко, как пустынный ветер, а ночи и того быстрее. Странно, но Юрий забыл, зачем вообще познакомился с Левитиной. Звонок Горина немного отрезвил его.
   – Вы меня не узнаете? – возмутился пенсионер. – Сами приходили, расспрашивали про вашего дедушку…
   – А-а! Горин! – спохватился Юрий. – Друг деда?
   – Он самый, – обрадовался старик. – А то я подумал, вы уже не интересуетесь бумагами Платона.
   – Какими бумагами? Вы же сказали, что у вас ничего нет?
   Горин вздохнул, помолчал немного. Слышно было, как он тяжело дышит.
   – Болею я… расхворался совсем. Возраст… Ну, и решил Платошины бумаги вам отдать. Хотя он и не велел.
   – Почему не велел? – удивился Салахов.
   – Я не так выразился. Перед смертью Платон пришел ко мне и попросил взять у него на хранение две тетради. Тут, говорит, история нашего рода и нашего безумия. Я ничего расспрашивать не стал, взял тетради и положил их на антресоли – спрятал, значит. Они были завернуты в пакет, а по краю заклеены. Выходит, Платон не желал, чтобы я их читал. Его воля для меня закон.
   – Вы хотите сказать, что в тех тетрадях…
   – Что в них, я не знаю. Не читал. Платон наказал мне хранить их и никому не показывать. А потом… если он умрет, то еще год тетради держать у себя. Пока кто-то из родственников о них не спросит.
   – А если спросит?
   – Тогда я должен их отдать.
   – Я же вас спрашивал! – возмутился Юрий. – Почему вы меня обманули?
   – Когда вы ко мне приходили, год еще не минул…
   – Черт бы вас побрал, Горин!
   Старик искренне, без тени обиды, расхохотался.
   – Узнаю Салаховых! – сказал он. – Темпераментный вы, однако, Юрий Арсеньевич, в деда уродились. Что ж, это приятно. Приезжайте, заберите тетради. Может, в них что-то важное. Не зря Платоша их у меня оставил. Наверное, опасался чего-то. Или не хотел раньше времени вас тревожить. А теперь время пришло…
   – Откуда вы знаете?
   – Чувствую. На пороге смерти интуиция обостряется. – Горин усмехнулся. – Так придете?
   – Конечно! Сегодня же заеду.
   Юрий еле дождался вечера, чтобы увидеться с Гориным. Правда, старик оказался несловоохотливым. Он уже сообщил все, что хотел, по телефону.
   – Я плохо себя чувствую, – заявил он. – Хочу лечь. Вот, возьмите, – он протянул Юрию тетради. – И прощайте!..
* * *
   Кора Танг едва пристроила светлый «фольксваген» в проходном дворе. На сиденье лежал морской бинокль, который она выпросила у Фарида. Частный детектив обошелся ей очень дорого, поэтому Кора решила, что следить за «меценаткой» может сама. Она не позволит какой-то избалованной, ошалевшей от скуки матроне отбить у нее Фарида. К тому же не мешает узнать, откуда у этой бабенки прорва денег. Скорее всего, она тайком обирает своего муженька…
   Эти доллары не давали Коре покоя. Деньги сломали ее спортивную карьеру, разрушили ее честолюбивые мечты, она ненавидела их и одновременно страдала от их отсутствия. В ее голове блуждали смутные мысли о шантаже. Если источник «меценатки» не совсем чист или в ее жизни есть «темные пятна», Кора Танг установит истину. А потом придумает, как использовать добытые сведения.
   Детектив показал ей дом, где жили Салаховы: комфортабельный особняк, отреставрированный, с консьержем, белым и черным мрамором в холле.
   – Салаховы живут на втором этаже, – сказал детектив. – Их окна выходят во двор. За домом маленький парк с фонтаном. Кстати, жена Салахова в браке оставила свою девичью фамилию. Она Левитина.
   Детектив сообщил Коре, когда примерно госпожа Левитина выходит из дому, во что бывает одета, какие у нее рост и фигура.
   – Один раз увидите, больше не ошибетесь, – добавил он. – Дамочка обычно вызывает такси, что тоже является опознавательным знаком. В этом доме у всех свои тачки, так что если подъезжает такси, можно быть почти уверенным, что в него сядет именно Левитина.
   – У Салахова что, нет машины?
   – Есть, и не одна.
   – Тогда в чем дело?
   Детектив пожал плечами.
   – Думаю, она просто не хочет, чтобы муж знал, куда она ездит.
   – Вы хоть раз проследили ее маршрут?
   – У меня такого задания не было, – ответил сыщик. – Вы мне заплатили только за информацию о том, кто она, где живет, чем занимается.
   На этом Кора распрощалась с детективом и взялась за дело сама. То, что она услышала, вдохновляло. Раз Левитина ездит на такси, значит, ей есть что скрывать.
   Стоял на редкость теплый, ясный летний день. Утренний туман уже рассеялся, несколько воробьев, шумно чирикая, купались в пыли у самых колес «фольксвагена».
   Кора погрузилась в свои раздумья и чуть не пропустила, как к дому, за которым она наблюдала, подъехало такси. Какая удача! В первый же день ей повезло! Она сняла темные очки и поднесла к глазам бинокль.
   В особняке был только один подъезд. Из него, не спеша, вышла женщина в светлой длинной юбке, просторной белой блузке и шляпе. Мягкие, широкие поля шляпы закрывали лицо, и Коре не удалось как следует рассмотреть даму. Судя по описанию, это Левитина. Мелькнули белые туфли, когда дама садилась на переднее сиденье, и такси тронулось с места.
   Времени на колебания и раздумья не оставалось. Кора Танг выехала на дорогу, пропустила вперед одну машину, как ее учил детектив, и поехала за желтым такси. Она была не очень хорошим водителем и постоянно ерзала от страха, что потеряет объект. У нее вспотели ладони, сильно билось сердце. «Чего я так нервничаю? – злилась она, стараясь не выпускать из виду такси. – Не сегодня, так завтра, но я узнаю, куда ездит эта сексуально озабоченная старуха». И тут Кору осенило. «Старуха» слишком молодо выглядела! По словам сыщика, ей было пятьдесят с хвостиком, а по виду… от силы лет тридцать. Возраст выдает не только лицо, которое скрывала шляпа: это и походка, и осанка, и манера одеваться, и многое другое, неуловимое, что безошибочно позволяет отличать молодость от зрелости. Хотя… при современных ухищрениях можно и в пятьдесят выглядеть неплохо.
   А может, это не она? Кора засомневалась. Но одежда подходит под описание, опять же такси… Нет! Скорее всего, в машину села все-таки Левитина.
   Кора Танг выследила, куда направляется дама. Это оказалось до банальности просто и совсем не таинственно. Такси остановилось у «Самсона», одного из агентств по недвижимости. Дама вышла и скрылась за массивной дверью с огромной, до блеска начищенной медной ручкой. Такси проехало немного вперед и припарковалось. Из приоткрытого окна высунулась рука водителя с сигаретой, стряхивающая пепел. Видимо, он устроился ждать пассажирку.
   Кора нервничала – ее «фольксваген» стоял у самого перехода, и долго так продолжаться не могло. К счастью, дама в шляпе скоро вышла, опять села в такси и отправилась к театральному дому. Это Кору не удивило. В конце концов, у Левитиной здесь квартира, и то, что она сюда приехала, подтверждает, что это именно она и никто другой.
   У театрального дома повторилось то же самое, что и у «Самсона». Левитина вышла, поднялась к себе в квартиру, пробыла там не больше пятнадцати минут, села в такси и поехала домой.
   Кора Танг, испытывая муки голода и жажды, простояла около часа в облюбованном ею проходном дворе, ничего интересного больше не дождалась и решила ехать в «Самсон».
   С помощью различных уловок ей удалось узнать, что дама в шляпе ищет с целью приобретения небольшой загородный домик в тихом, удаленном от шума и суеты месте.
   Кора негодовала. Старуха собирается устроить уютное гнездышко для мерзких любовных утех! Конечно, вдали от чужих глаз и втайне от своего глупого мужа!..

Глава 11

   …О театр! Упоительное лицедейство, полное музыки, света и фальшивых страстей. Вероника блистала в нем, затмевая собою сияние софитов и красоту молоденьких балерин. Зрители смотрели только на нее. Им было все равно, Сильву, Марицу или Елену играла Лебедева – они боялись пропустить хотя бы одно ее движение, один перелив голоса! Самым горячим поклонником среди них был, конечно, я. Замирая от восторга, я рукоплескал вместе со всеми, бросал на сцену цветы, предвкушая наше первое и последнее любовное свидание. Припаянная к наперстку игла всегда была при мне, приколотая с изнанки к пиджаку. Она грела мне сердце, даря обещание бросить певицу к моим ногам…
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента