– Да ладно… – недоверчиво протянула Глория. – Мог бы джип напрокат взять, если уж приспичило.
   – Мне это даже в голову не пришло, – признался он. – Я баран…
   Она понимала, что Лавров говорит половину правды. У него действительно возникла острая нужда поговорить с ней. Но это не было связано с чувствами. От начальника охраны фонило страхом…
   – Что тебя испугало? – убрав улыбку, спросила она.
   Лавров взялся за сердце, что удивило ее еще больше, чем явно выраженный испуг. Здоровый, как молодой жеребец, начальник охраны вспоминал, где расположены внутренние органы, только после драки или ушибов.
   – «Пластилиновый мальчик»… – глухо вымолвил он, покосившись на дверь.
   – У Санты нет привычки подслушивать, – заверила его Глория. – Какой такой мальчик?
   – А ты это… – Лавров повел в воздухе пальцами. – Включи свое видео!
   Она молча уставилась на него, ощущая, как уже ее сердце начинает биться чаще.
   – Да в чем дело?
   Она бы хотела понять его проблему, но «видео» отказывалось включаться. К сожалению, Глория не умела управлять этим непостижимым явлением. Картины либо возникали в ее сознании, либо нет.
   – Ничего не чувствуешь? – осторожно поинтересовался Лавров. – Никакого вредоносного воздействия?
   – Ах, это!..
   – На меня навели порчу, – шепотом сообщил ей начальник охраны.
   И как только его язык повернулся говорить подобную чушь? Но – повернулся. Надо же как-то спасаться? Кулаками тут не помашешь. Бесполезно. И лекарства не помогут. Он кое-что читал об африканском колдовстве и слышал, что русские умельцы успешно перенимают опыт заморских коллег.
   Сбиваясь и переводя дух, он поведал ей о пластилиновой кукле, которую обнаружил у себя в кабинете после летучки.
   Вопреки ожиданиям, на Глорию это не произвело должного впечатления. Она едва сдерживала смех.
   – С каких пор ты веришь в порчу и сглаз? – вместо выражения сочувствия осведомилась она.
   – Черт бы побрал все это! – он почему-то махнул рукой в сторону портрета на стене каминного зала. – Все эти ваши фигли-мигли!
   – Это не фигли-мигли, а портрет графа Сен-Жермена[5].
   – Вот-вот! С кем поведешься, от того и наберешься.
   К удивлению Лаврова, ему стало легче дышать, и боли в области сердца прекратились. Видимо, само присутствие Глории оказывало лечебный эффект. Она же врач, в конце концов. Не даст ему умереть.
   – Я не знал… что это Сен-Жермен, – вымолвил он, прислушиваясь к своему состоянию. – Думал, просто… картина известного художника.
   – Художник как раз неизвестен.
   Граф Сен-Жермен – упитанный мужчина с самодовольным лицом, обрамленным пышными локонами, с залихватски подкрученными вверх усами, одетый в бархатный камзол, красный плащ и меховую шапку с пером, – насмешливо взирал со стены на Лаврова. В его глазах читался язвительный вопрос: «Проняло, братец? То-то! Негоже подвергать осмеянию тонкие материи…»
   – Я не подвергаю, – малодушно соврал начальник охраны.
   Глория засмеялась.
   «Здесь даже портреты разговаривают», – подумал Лавров и состроил обиженную мину.
   – Хорошо тебе смеяться…
   Между тем к нему с каждой минутой возвращались силы и самообладание. Не прошло и получаса, как его самого развеселили недавние страхи.
   – Как ты мог поддаться панике? – мягко укоряла его Глория. – Ай-яй-яй! Такой умный, храбрый, рассудительный мужчина… и вдруг испугался какой-то куклы.
   – Не какой-то! – смущенно возражал начальник охраны. – Это был я. И у меня в груди торчала булавка!
   – В том-то и беда, что ты принял «пластилинового мальчика» за себя. На это и был расчет. Булавку воткнули в пластилин, а не в твое сердце. У куклы вообще нет сердца, говорю тебе это как врач.
   Лавров понимал, что выглядит идиотом в глазах Глории, но ничего уже нельзя было исправить.
   – Значит, со мной все в порядке?
   – В полном, – заверила она. – Хочешь, пойди сделай кардиограмму. Спорим, она будет как у космонавта.
   – А что же я чувствовал? Меня скрутила жуткая боль!
   – Психосоматическое явление…
   – Чего?
   – Боль сначала возникла у тебя вот здесь, – Глория постучала согнутым пальцем по его лбу. – А потом ты ее ощутил физически. Это воображаемое недомогание, которое, впрочем, может перейти в настоящее… если ты на нем зациклишься.
   – Не зациклюсь. У меня уже все прошло. А… что мне делать с куклой?
   – Выбросить в мусорную корзину.
   – Лучше сразу на помойку!
   – Можно и так.
   Лавров нервно заерзал в кресле. Он все еще боялся прикасаться к «пластилиновому мальчику».
   – Не верю! – Глория с улыбкой покачала головой. – Неужели ты не справишься с куском пластилина и портняжной булавкой?
   – Справлюсь… – неуверенно промямлил он.
   – Ладно. Давай я поеду с тобой и сделаю это сама.
   Лавров окончательно расстроился. Меньше всего ему хотелось выглядеть перед этой женщиной трусом. Но… чертова кукла наводила на него суеверный ужас.
   – Хочешь узнать, кто принес в твой кабинет «пластилинового мальчика»? – спросила она.
   – Это возможно?
   – Только в том случае, если ты перестанешь дрожать от страха.
   – Я не дрожу…
   – Возьми себя в руки, Рома. У тебя перестало болеть сердце?
   – Да… но по дороге я едва не скончался…
   – Боль породило твое сознание, отравленное страхом. Ты ведь ничего не чувствовал, пока не увидел куклу. Так?
   – Ну… – Лавров сдвинул брови от усердия, вспоминая, как все началось. – В общем, ты права…
* * *
   Москва
   Господин Морозов нервничал. Утром он никак не мог дозвониться до заказчика, с которым подписал договор на крупную поставку леса. День прошел сумбурно, бестолково. За ужином они повздорили с женой. Такого с ними давненько не случалось.
   – Лера, сколько раз я тебя просил не пересаливать рыбу? – возмутился он, отодвигая тарелку.
   Хозяйством у Морозовых занималась домработница, но приготовление пищи Валерия Михайловна не доверяла никому. Она бросила работу после рождения дочери и с тех пор жила интересами мужа и ненаглядной Лиленьки. Поэтому, даже озабоченная приготовлениями к свадьбе, не могла не заметить изменений в поведении и настроении супруга.
   – Я положила мало соли, – ответила она, с тревогой вглядываясь в лицо мужа. – Ты не распробовал.
   – Мне не хочется есть…
   С этими словами он поднялся из-за стола, забыв поблагодарить жену, и зашагал через просторную кухню-столовую к лестнице, которая вела на второй этаж их двухъярусной квартиры. Сейчас он запрется у себя в комнате и просидит допоздна за ноутбуком или за бумагами.
   Вообще он как-то внезапно осунулся, помрачнел, плохо спит… говорит невпопад. Что с ним? Кризис среднего возраста?
   Ее неприятно поразило, что муж поставил на компьютер пароль. Валерия Михайловна редко пользовалась компьютером, но иногда заходила в Интернет, просматривала последние новости моды и кулинарные рецепты. А третьего дня с удивлением обнаружила, что ноутбук заблокирован.
   У мужа ее безобидный вопрос вызвал неожиданную агрессию.
   «У нас достаточно денег, чтобы каждый обзавелся собственным компом, – отрезал он. – Я много раз предлагал купить тебе ноутбук. Однако ты отказывалась».
   «Я так редко им пользуюсь, что в этом нет необходимости…»
   «Тогда не устраивай сцену!»
   Валерия Михайловна обиженно поджала губы. Морозов бывал груб с нею в исключительных случаях. Может, у него неприятности с бизнесом?
   «Что происходит, Коля?»
   «Оставь меня в покое, – едва сдерживая готовую прорваться злость, процедил он. – Ноутбук нужен мне для работы. Понимаешь? Для развлечений купи себе свой. У тебя на карточке полно денег!»
   «Коля! – изумленно вымолвила супруга, не узнавая обычно уравновешенного и корректного Морозова. – Ты хорошо себя чувствуешь?»
   Это было последней каплей. Морозов взорвался и наговорил ей дерзостей. День они не разговаривали. Потом он остыл и извинился.
   Теперь вот «пересоленная рыба» послужила поводом для размолвки.
   «Что-то тут не так! – думала Валерия Михайловна, пробуя запеченного с овощами лосося. Тот оказался совершенно пресным на вкус. – Морозов в последние дни сам не свой. Из-за Лили переживает? Жених ему не нравится? Мог бы со мной поделиться своими сомнениями…»
   С этими мыслями она встала и отправилась следом за мужем. Дверь в комнату, которая служила ему одновременно кабинетом и библиотекой, была закрыта. Валерия Михайловна, ужасаясь своему поступку, прильнула ухом к щели между лудкой и дверным полотном, и замерла.
   Морозов с кем-то разговаривал по телефону. До сих пор у него не было от жены никаких секретов. Она догадывалась, что речь идет не о бизнесе…

ГЛАВА 7

   Поселок Роща
   Марианна выглянула в окно. По вымощенной камнем дорожке к дому приближался следователь. Опять! Да когда же это кончится?
   Было слышно, как кухарка открыла ему дверь и пригласила в гостиную.
   – Вытрите ноги, пожалуйста, – попросила она.
   Следователь потоптался по расстеленному у входа половичку.
   Марианна заложила волосы за уши, мельком глянула на себя в зеркало и спустилась к нему на первый этаж. Ей даже не пришлось придавать себе скорбный вид, она и так выглядела не лучшим образом. Щеки совсем ввалились, под глазами черно, ключицы торчат. Обручальное кольцо сегодня слетело с ее пальца, и она решилась наконец снять его. Навсегда.
   – Здравствуйте, Марианна, – привстал с кресла следователь.
   Он был среднего роста, полноватый, с круглым, обманчиво добродушным лицом. В его глазах пряталась хитринка. Он не верил ни одному слову вдовы погибшего.
   Марианна молча кивнула и опустилась в кресло напротив, сложила руки на коленях. Он сразу обратил внимание на отсутствие кольца на ее пальце и пробормотал, будто бы сам себе:
   – Ну да… ну да…
   – Есть новости? – с опаской спросила она.
   – Есть, есть… утешительные или нет, не берусь судить.
   Марианна хотела предложить ему чаю или кофе, но передумала.
   – У вашего мужа э-э… были проблемы со здоровьем?
   – В каком смысле?
   Она подумала, что следователя интересует, все ли в порядке было у Ветлугина с головой. Но тот имел в виду другое.
   – В прямом, голубушка. Не жаловался ли он на боли в сердце? Он вообще лечился где-нибудь?
   – Нет… насколько мне известно, – с недоумением ответила вдова. – А что?
   – Покойный был уже не молод, позволю заметить. Что же, он ни разу не обращался к врачам?
   – При мне ни разу…
   – Странно, однако. Да-с!
   – Не вижу в этом ничего странного, – вырвалось у Марианны. – Трифон следил за собой. Он не ел мяса, занимался йогой. По-вашему, люди обязательно должны болеть?
   – Вот именно. Следил за собой… не пренебрегал физическими упражнениями…
   – Не понимаю, к чему вы клоните.
   – А к тому, голубушка, что у вашего мужа было слабое сердце. Вскрытие показало, что он умер от инфаркта…
   Глаза Марианны сделались большими, и следователь увидел, какого они редкого василькового оттенка. Яркие, чистые. Очень красивые.
   – Трифон не жаловался на сердце… – только и вымолвила она.
   – Супруг был значительно старше вас. Какая у вас разница в возрасте, простите?
   – Двадцать лет…
   – Хм!
   До нее, казалось, не сразу дошел смысл сказанного следователем. Или она искусно притворялась. С такими глазами ей легко обвести мужчину вокруг пальца.
   – Как… от инфаркта? – запоздало среагировала вдова. – Вы что-то путаете…
   – Я-то, может, и путаю. Чего не скажешь о патологоанатоме. У нас чрезвычайно опытный и квалифицированный судмедэксперт, – смакуя каждое слово, заявил следователь. – Вскрытие показало, что резать горло господину Ветлугину было э-э… совершенно излишне. Это уж вандализм какой-то! Надругательство над трупом. Его сначала довели до инфаркта, а потом – чик…
   Он провел указательным пальцем по собственной шее. И, выдержав эффектную паузу, добавил:
   – Это ж как надо ненавидеть человека!.. Впрочем, убийца мог не разбираться в медицинских тонкостях… и для верности решил перерезать лежащему Ветлугину артерию. Чтобы наверняка его прикончить. А сердечко-то уже перестало биться, потому и крови было меньше, чем обычно при такой ране…
   – П-прекратите…
   У Марианны потемнело в глазах, тело стало ватным и чуть не завалилось на бок. Усилием воли она заставила себя вцепиться руками в подлокотники кресла. Не хватало брякнуться в обморок перед этим мужланом.
   Следователь заметил неладное и метнулся к графину с водой, который стоял на журнальном столике. Марианна едва шевелила губами.
   – Это… водка… – выдавила она.
   Ее мучитель сам унюхал пары спирта и растерянно застыл со стопкой в пухлых коротких пальцах.
   – Водка? О, черт… Эй! – крикнул он в сторону двери. – Воды принесите! Скорее!
   Его приказание, очевидно, относилось к кухарке. Голос разнесся по гулкому пространству первого этажа. Повторять не пришлось. Через минуту в гостиную влетела Клавдия со стаканом воды в руке.
   – Ой, мамочка…
   По-детски причитая, она склонилась над хозяйкой. Та сделала пару глотков и отвела от себя стакан.
   – Не надо… мне уже лучше…
   Клавдия оставила воду на столе и, сердито покосившись на следователя, удалилась. Но дверь в гостиную оставила приоткрытой. Из любопытства или по небрежности?
   Следователь сел, ожидая, пока Ветлугина придет в себя. Неужели ее так огорчили подробности вскрытия? Еще бы! Если это она мужа прикончила… выходит, зря рисковала. Он бы и без ее помощи отдал Богу душу. Интересно, что его так испугало? Собственная супруга с серпом наперевес?
   Эксперт установил, что рана погибшему была нанесена закругленным лезвием, похожим на серп или небольшую косу.
   – У вас в хозяйстве есть серп или коса? – спросил он, когда на щеки вдовы вернулись краски.
   – Весь садовый инвентарь у Бориса. Вы говорили с ним?
   – Думаю, стоит еще раз побеседовать с вашим садовником. Что он за человек?
   Марианна вяло пожала плечами:
   – С ним больше муж общался.
   – Он приходит к вам каждый день?
   – Да. Летом у него много работы. Зимой меньше… расчистить снег, вымыть машину, навести порядок в гараже…
   Ее раздражала непонятная дотошность следователя. Чего он прицепился? Подозревает Бориса? Зачем тому убивать хозяина, который ему щедро платил? Они отлично спелись. По крайней мере Марианна не замечала, чтобы они повздорили или Ветлугин делал выговор садовнику. Казалось, они понимали друг друга с полуслова.
   – Ладно, – вымолвил следователь, поправляя ворот свитера. – Занятно… Да-с!
   Отсутствие орудия преступления осложняло его задачу. После вскрытия гибель Ветлугина уже нельзя было квалифицировать как убийство. Скорее это умышленное доведение до смерти… с последующим надругательством над трупом.
   Доказать, что преступник просто не поверил в смерть жертвы и добил беспомощного человека, будет сложно. Опять же слово «добил» – спорное. Нельзя добить труп. Хороший адвокат сумеет обернуть это обстоятельство в пользу обвиняемого. Разумеется, если такового удастся посадить на скамью подсудимых.
   В поисках «орудия убийства» оперативники везде заглядывали, в том числе и в сарай, где садовник хранил свои рабочие инструменты. Следов крови на них не обнаружили. Правда, серпа там не было. Коса точно имелась – большая, остро наточенная, с длинной ручкой. Однако нанести ею такой разрез, как на горле Ветлугина, не представлялось возможным. Слишком уж громоздкая и неуклюжая штуковина. Да и спрятать ее сложно. Особенно второпях.
   Прочесывать же близлежащие окрестности криминалисты поленились. На это требовалась уйма времени и куча людей. Бегло пошарили по кустам вдоль тропинки, у которой лежало тело, на том и успокоились.
   Так же бегло осмотрели дом. Что там могло быть? На первый взгляд, смерть Ветлугина выгодна одному человеку – его жене. Но она не настолько глупа, чтобы принести улику домой. Оперативники прошлись по комнатам и подсобным помещениям, ничего существенного не нашли. Зато немало удивились.
   Одна из комнат на втором этаже, примыкающая к спальне, поразила их воображение.
   – Вы часто занимались сексом со своим мужем? – спросил следователь.
   Вдова, не поднимая глаз, качнула головой.
   – Какое это имеет отношение к делу?
   – Может статься, имеет.
   – Что значит часто, по-вашему? – блеснула она синевой из-под ресниц. – Каждый день?
   – Ну, допустим…
   – Нет. После сорока мужчины не так активны.
   – У покойного были проблемы с сердцем, – напомнил следователь.
   – С чего вы взяли?
   – Здорового человека не просто довести до инфаркта.
   – Полагаю, да.
   – Однако же если в возрасте господина Ветлугина злоупотреблять сексом…
   – На что вы намекаете? – вспыхнула Марианна.
   – Он принимал какие-нибудь э-э… специальные средства?
   Вдова молча закусила губу и смотрела в окно на мокрую после дождя черемуху. Запах черемухи, свежий, с горчинкой, проникал через приоткрытые рамы в эту унылую гостиную в черно-белых тонах.
   – Я задаю нескромные вопросы, – сказал следователь. – Такова моя работа. Вы отказываетесь мне помочь?
   – Да, иногда он принимал…
   – Возбуждающие препараты?
   Она кивнула, не разжимая губ.
   – Это могло отразиться на его здоровье.
   – Он прибегал к этому только изредка. Я уже говорила, он следил за собой. Ел вегетарианскую пищу, каждый день ходил на прогулки.
   – Именно по той тропинке, где его…
   – Да, – кивнула Марианна.
   – Чего он мог испугаться до смерти? Как вы думаете?
   – Понятия не имею…
   – А что за комната примыкает к вашей спальне? – следователь показал пальцем на потолок, с которого свешивалась дорогущая люстра с лампочками, имитирующими свечи. – Там полно всяких э-э… пикантных приспособлений…
   Марианна потупилась и не проронила ни слова. От нее он не дождется интимных признаний.
   – Кто из вас грешил э-э… подобными наклонностями? Вы? Или покойный?
   Женщина продолжала молчать. В ее васильковых глазах закипали слезы. Ветлугин умер, а ее теперь вынуждают выворачивать душу наизнанку…
   – У вашего мужа были враги?
   – Я даже не знаю, были ли у него друзья. Мы вели уединенную жизнь. Он ни с кем меня не знакомил.
   – Вас не удивляло, что Ветлугин не работает, не занимается бизнесом… и тем не менее живет припеваючи, – следователь обвел выразительным взглядом итальянскую мебель, картины на стенах. – Вы не интересовались источником его доходов?
   – Я не смела. Как-то он обмолвился, что получил наследство. Хотя я его ни о чем не спрашивала.
   – У него были богатые родители?
   – Не знаю. Я не видела никого из его родственников. Оказалось, что их просто нет.
   – Благодаря чему вы – единственная наследница…
* * *
   Черный Лог
   Лавров повеселел. Боль в сердце прошла, дурнота отступила. Он за обе щеки уплетал приготовленную Сантой картошку и поджаристые, с корочкой, котлеты с грибной начинкой.
   – Грибами-то я у соседа разжился, – хвалился великан. – У деда Василия. Он всю осень в лесу пропадал, насушил, насолил и белых, и маслят, и лисичек. Запасливый мужик. И цену не ломает.
   – Очень вкусно, – искренне восхищался начальник охраны.
   Глория молча пила чай, размышляя о предстоящем разговоре. Морозов дал добро на привлечение к его делу помощника. А им, естественно, будет Роман. Главное – посвятить его в суть вопроса… и не сказать ничего лишнего.
   «Лишним» Глория считала свои догадки и домыслы. То, что Марианна Ветлугина – родная дочь Морозова, не вызывало у нее сомнений. Зато по поводу убийства у нее такой ясности не было. За кончиной неизвестного господина Ветлугина скрывалось нечто большее, чем семейная драма. Да и смерть ему выпала какая-то двойная. Одна от страха, вторая – от железа. Разве люди умирают дважды?
   «Но это ведь не Марианна его… – Морозов не смог вымолвить «убила» и замялся. – Скажите, что не она!»
   Как объяснишь человеку то, что самой не совсем понятно? Глория не стала обнадеживать посетителя. Хотя он обещал удвоить ее гонорар, она отказалась от рискованных предположений. Подозрение в убийстве требует доказательств, обоснований. Ее видения таковыми не являются. Нужны серьезные улики, а их нет. Одними «пророчествами» тут не обойдешься.
   Вчера среди бумаг бывшего хозяина дома ей попалось изречение, обведенное двойной рамкой красного цвета. Оно принадлежало знаменитому старцу Авелю[6].
   Отвечая одной весьма знатной даме на просьбу открыть будущее, сей монах ответствовал, «что он-де не провидец, и что он токмо тогда предсказывает, когда вдохновенно было велено ему что говорить». В своих записках Авель недвусмысленно заявляет: «Сказано, ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям… то брать тех людей под секрет и самого Авеля, и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкою стражею… Я согласился ныне лучше ничего не знать, да быть на воле, нежели знать, да быть в тюрьмах и под неволею».
   Это высказывание покойный Агафон не зря обвел красным маркером. Рамка успела выцвести, но сами слова заставили Глорию крепко задуматься. Видимо, для Агафона они тоже были предметом размышлений. Листок с записью выглядел затертым, – похоже, карлик часто к нему обращался.
   Глория сделала вывод, что следует быть осторожной в словах. И если существует малейшая неуверенность или колебания, то лучше промолчать, нежели ввести кого-либо в опасное заблуждение. Опасное не только для клиента, но и для самого «прорицателя».
   – Проселок не скоро просохнет, – бубнил великан, убирая посуду. – Обратно ехать на «опеле» нельзя. Опять застрянете.
   – Знаю, что нельзя, – кивнул разморенный сытостью Лавров. – А как быть-то? Я на работе. Колбин уже наверняка рвет и мечет, что меня нет. Звонит, а связь тю-тю.
   – Мы тебя отвезем в Москву, – сказала вдруг Глория, которая казалась занятой своими мыслями. – Да, Санта? «Аутлендер» одолеет мокрую грунтовку?
   – Если аккуратно ехать, одолеет, – пророкотал слуга.
   – Заодно я хочу поговорить с Колбиным.
   – О чем?
   – Попрошу, чтобы он дал тебе неделю отпуска, Рома. Ты мне нужен.
   Начальник охраны растерянно поднял на нее глаза, не веря своему счастью. Если он ей нужен, зачем ехать в Москву?
   – Не для того, что ты подумал!
   Она безжалостно спустила его с небес на землю. Санта с ехидной улыбочкой отправился в кухню мыть тарелки. Было слышно, как звенят приборы и шумит вода.
   Лавров молчал, комкая в руках салфетку. Вот так всегда… поманит и обманет. А он даже разозлиться на нее толком не может. Проглотил обиду и сидит, ждет дальнейших указаний.
   – Твои услуги будут хорошо оплачены, – улыбнулась Глория. – У нас – новый клиент. Господин Морозов. Сделал деньги на торговле лесом. Слышал о таком? Если нет, придется навести справки.
   – И что ему нужно от тебя?
   – Его дочь подозревают в убийстве собственного мужа.
   Лавров присвистнул, что вызвало недовольство Глории. Свистеть в доме – дурной тон.
   – Дело усугубляется тем, что Морозов не знал о существовании старшей дочери, – пояснила она. – У него сейчас другая семья. В общем, он хочет избежать огласки… и в то же время помочь дочери выпутаться. Родная кровь, как-никак.
   – От первого брака дочь?
   – От первой любви…
   И Глория рассказала Лаврову об этом все, что сочла необходимым.
   – Я хочу отправить тебя в Рощу, где живет вдова Ветлугина… чтобы ты проследил за ней. И за всеми остальными обитателями дома. На это понадобится время.
   – Только проследил?
   – И отыскал в окрестном лесу предмет, похожий на косу…
   – Следственная бригада небось уже все прочесала.
   – Теперь наша очередь, – усмехнулась Глория. – Вернее, твоя.
   – Бесполезно искать, – покачал головой Лавров. – Это я тебе как бывший опер говорю. Если бы там что-то было, давно бы нашли.
   – Я так не думаю…

ГЛАВА 8

   Жена Морозова ехала по городу на своей серой «тойоте-камри».
   Она нервничала, ее шея затекла, ладони взмокли, и Валерия Михайловна то и дело вытирала руки бумажной салфеткой. Несколько раз ей сигналили возмущенные водители, дважды она чуть не проехала на красный… словом, госпожа Морозова извелась, пока добралась до Академической, где располагался центральный офис компании «ИнтерЛес».
   На парковке она с трудом втиснулась между темным «мини-вэном» и белой «ауди». С этого места ей был виден вход в здание. Она надеялась, что не пропустит момента, когда ее муж выйдет садиться в машину.
   Впервые за все годы их брака Валерия Михайловна решила проследить за ним. Раньше он не давал ей повода для ревности. Но в последние дни поведение Морозова показалось ей настолько странным, что она отважилась на слежку.
   Прошел час, минул второй. Валерия Михайловна вспомнила, что не успела позавтракать. Сначала у нее не было аппетита, а потом она слишком торопилась. Возможно, она напрасно теряет время, но мерить шагами квартиру и ломать себе голову, что творится с мужем, было невыносимо.
   Неужели у Морозова – любовница? Этот вопрос мучил ее днем и лишал сна ночью. Николай как раз достиг опасного возраста, некоего переходного рубежа. В пятьдесят у мужчин начинается ломка: они осознают, что не за горами старость, а они еще не все испробовали, не все испытали. Дают о себе знать болезни, посещают мысли о смерти. Хочется урвать у жизни последние радости, отпраздновать последний пышный банкет, а там… будь что будет.