– Скоро год, как ты овдовела, – поразмыслив, заявил он. – Вероятно, тебе нужен мужчина. Чтобы он согрел твою постель и твое сердце. Эти сны – твои эротические фантазии…
   – Если ты обратил внимание, сны приходят ко мне с детства! – напомнила Глория.
   – А что, детям не снится эротика?
   Она вздохнула и потянулась к кофейнику. Глоток холодного кофе с лимоном привел ее в чувство. Не то Лавров услышал бы в свой адрес много нелестного.
   – Расскажи подробнее, – попросил он. – Я читал, что образы в снах навеяны подсознанием. Тебе не хватает элементарного!
   – Уж не секса ли? – усмехнулась она. – Хочешь предложить себя в любовники?
   – Зачем же так прямолинейно, в лоб? – поморщился Лавров.
   – А чего вилять?
   У него пересохло в горле. Предложить себя в любовники? Почему бы нет?.. С одной стороны – он только об этом и мечтал. С другой – выходит, он сам напросился. Каково это – быть любовником Глории? От сладких мыслей закружилась голова…
   Лавров завидовал ее мужу, когда тот был жив, и перестал завидовать, когда тот погиб, разбился на своем крутом «мерсе». Каждому – свое. Так сложилось, что вдова осталась на его попечении. В бизнесе он мало смыслил и не лез туда. Но безопасность Глории обеспечивал он. Правда, в последнее время она как будто перестала нуждаться в его услугах. Кто мог угрожать ей в лесной глухомани? Разве что перебравшие самогону деревенские мужики вздумают заглянуть на огонек… и то вряд ли. Дом колдуна пользовался дурной славой, и даже деревенские буяны обходили его за версту.
   – Ты слушаешь? – донеслось до него.
   – А? Да… слушаю. Ты говори…
   – Так вот… снится мне пригожий молодой человек… – продолжала Глория.
   Начало Лавров пропустил и теперь старался уловить нить ее повествования.
   – Стоит он в окружении двух красавиц… одна совершенно нагая, с цветами в распущенных волосах; вторая – с головы до пят укутанная в платье. Бедный парень никак не может выбрать между ними…
   – Видишь, я угадал. Это эротика! – ввернул начальник охраны.
   – У тебя одно на уме, – прищурилась Глория. – А я серьезно спрашиваю. Ты бы какую выбрал?
   Вопрос поставил Лаврова в тупик. Скажи он, что выбрал бы голую женщину… Глория сочтет его сексуально озабоченным. Предпочти он одетую – бог знает, как она это расценит.
   Он молчал, потирая затылок.
   – Сверху над сей замечательной троицей парит Архангел, – добавила она.
   – Архангел? – растерянно повторил Лавров.
   – Вижу, ты в затруднении! – хихикнула Глория…
Москва
   Сима сидела в приемной доктора Оленина и обзванивала пациентов.
   – Юрий Павлович срочно улетел на симпозиум, – важно заявляла она. – Его не будет до конца недели. На какое число перенести ваш сеанс?
   Она свято верила, что говорит правду. Именно это сообщил ей Оленин рано утром по телефону. Его голос показался Симе каким-то больным.
   «Вы здоровы?» – бестактно брякнула девушка.
   «Я плохо спал перед перелетом, – недовольно отозвался доктор. – Голова тяжелая».
   «А… куда вы летите?»
   Она проклинала себя за любопытство, но ничего не могла с этим поделать. Оленин стал ее кумиром, звездой первой величины на ее небосклоне. Ее увлечение стремительно перерастало в обожание и поклонение. Страсть смешивалась с благоговением и почитанием, которые подогревали ее безрассудную влюбленность в доктора.
   «В Европу…» – неохотно ответил тот. Хотя мог бы не отвечать. Он не обязан давать отчет ассистентке.
   «Значит, я ему не безразлична! – с замиранием сердца ликовала Сима. – Возьмите меня с собой! Я вам пригожусь! – этот невысказанный крик души она подавила и промямлила: – Счастливого пути…»
   «Поработай до обеда, предупреди пациентов… и можешь идти домой», – распорядился доктор.
   Оставшись одна на телефонах, она могла краситься в свое удовольствие, делать маникюр и пить чай. Но без Оленина макияж, лак для ногтей и новое модное платье в обтяжку показались ей неуместными.
   Ах, каким счастьем, каким наслаждением было бы сидеть рядом с доктором в салоне авиалайнера и, потягивая холодный сок, наблюдать в иллюминаторе облака!..
   К полудню Сима устала, проголодалась и засобиралась домой. Она всех обзвонила и с чувством выполненного долга выпорхнула на улицу. Весны не ощущалось. Серое небо, грязный снег на газонах, скользкие тротуары. Сима чуть не упала на своих шпильках. Высокие каблуки она надевала для Оленина, хотя тот, казалось, не замечал стараний девушки.
   Симу посещали ревнивые мысли. «Может, он влюблен в какую-нибудь пациентку? – гадала она. – К нему на прием ходят такие красивые и состоятельные дамы, что не каждый мужчина устоит…»
   Она почти доковыляла до остановки, когда услышала настойчивые сигналы клаксона. Сигналили ей.
   Сима повернулась и увидела черную иномарку. Опустив стекло, водитель высунулся и помахал ей рукой.
   – Олег, ты? – обрадовалась девушка. – Куда едешь?
   – Садись, подвезу, – предложил парень. – Только быстрее, здесь нельзя парковаться.
   Сима не любила метро, и толкаться в троллейбусе ей тоже не нравилось. Она с удовольствием воспользовалась предложением приятеля.
   – Ты все хорошеешь, – искренне восхитился Олег, с которым они когда-то жили в одном дворе.
   Сима порозовела от удовольствия. Вот если бы Оленин делал ей такие же комплименты!
   – Ты машину купил?
   – Пока что подержанную. Нравится?
   – Угу…
   – Скоро на новую заработаю, – похвастался он.
   В детстве Сима была «гадким утенком», но к совершеннолетию расцвела, округлилась, длинные тонкие ноги-спички обрели соблазнительную форму, белобрысые кудряшки превратились в пшеничные локоны до плеч. Если бы не веснушки, она считала бы себя неотразимой. Каких только средств она не перепробовала, чтобы вывести ненавистные коричневые пятнышки. Напрасно! Впрочем, парни и без того не обделяли ее своим вниманием. Только Оленин оказался неподдающимся…
   Взять хоть бы Олега Карташина. Они жили по соседству, и все детство Сима страдала от его подтруниваний. Олег был постарше, водился с уличной шпаной и не упускал случая подразнить тощую голенастую девчушку. Она вздохнула с облегчением, когда Олег с родителями переехал в другой район.
   Они как будто вновь познакомились в молодежном клубе, где подруга Симы отмечала день рождения.
   «Сима-серафима, ты ли это? – изумленно воскликнул Олег, пристально вглядываясь в ее лицо. – Глазам не верю!»
   Олег не отходил от нее весь вечер, приглашал танцевать, угощал дорогими коктейлями, осыпал комплиментами. Потом вызвал такси и подвез девушку до дома. Оказалось, Олег – совладелец клуба «Пони», популярного среди студентов заведения.
   «У тебя уже свой бизнес? – польстила ему Сима. – Молодец. А я думала, ты хулиган!»
   «Я был хулиганом, – засмеялся Карташин. – Немного баловался рэкетом, чуть не попал в банду, но это в прошлом. Теперь я законопослушный предприниматель. Делаю бабки. Не хочу прозябать, как мои родаки. Мать болеет, папаша спился…»
   Он много рассказывал о себе – о своих сомнительных похождениях, о ссорах с матерью, о том, как решил начать собственное дело. Сима слушала рассеянно, от выпитого с непривычки кружилась голова, подташнивало.
   «Хочешь, возьму тебя официанткой в бар? – напоследок предложил он. – Будешь зарабатывать себе на шмотки и на карманные расходы. Чтобы у мамаши не клянчить. У тебя мамаша кто? Училка? Небось живете от зарплаты до зарплаты?»
   Олег был прав. Мать Симы неудачно вышла замуж и пожинала плоды своего выбора. Супруг-музыкант оказался бездарным и ленивым, перебивался случайными заработками, любил пофилософствовать и норовил залезть в кошелек жены. Будучи ребенком, Сима этого не замечала, а по мере взросления все сильнее стеснялась отца и не раз советовала матери развестись. Но та терпела, чтобы на старости лет не оставаться одной. Она так и говорила Симе: «Ты выпорхнешь из родительского гнезда и забудешь о матери, а мне что, с ума сходить в четырех стенах?»
   На самом деле скорее можно было сойти с ума с таким мужем. Однако Сима не настаивала. Она понимала, что мать имеет право сама решать, как и с кем ей жить.
   «Ну что, пойдешь ко мне в бар? – напомнил о себе Олег. – Деньгами не обижу. И вообще… возьму под свое крыло».
   «Нет, спасибо, – отказалась Сима. – Я на врача учиться хочу. Буду в университет поступать. Учиться дорого, но я сначала поработаю по своей профессии. Вдруг разочаруюсь в медицине? Надо попробовать!»
   С тех пор Олег начал ей звонить, предложил встречаться. Сима не говорила ни да, ни нет. Они изредка танцевали в клубе, потом поклонник провожал ее домой, преподносил скромные презенты – духи, сумочку, бижутерию. Набивался в гости, но Сима не приглашала. Было неловко за убогую квартиру, старую мебель, неряшливого, брюзгливого отца, вечно замотанную мать.
   – Ты чего грустная? – спросил Олег, выруливая на перекресток. – Случилось что-нибудь?
   – Нет…
   – Может, деньги нужны? Ты говори, не бойся. Я одолжу, сколько требуется.
   – Мне зарплаты хватает, – вздохнула Сима.
   – Поступать готовишься?
   – Не-а…
   – Почему? Ты же хотела.
   Он нетерпеливо поглядывал на светофор. Видимо, торопился куда-то.
   – Платить за учебу много, – сказала Сима, подавляя вспыхнувшее раздражение. – Маме в этом году часы в школе сократили, а отец дома сидит, баклуши бьет.
   – Слушай, надо твою проблему решать. Коренным образом.
   – Это как, интересно?
   – А выходи за меня! – не глядя на девушку, выпалил Олег. – Я сам неуч, зато жена будет образованная. Бабло на университет я обеспечу. Заживешь по-человечески, Сима-серафима, ангелица ты моя шестикрылая! Согласна?
   – Нету такого слова – ангелица…
   – Как это – нету? Должно быть. Как же тогда называть ангела женского пола?
   Сима насупилась и замолчала. О замужестве она не думала. Вот если бы Оленин ее замуж позвал, тогда…
   Карташин добиваться от нее немедленного ответа не стал, сделал вид, что ничего не было.
   – Вот ты у знаменитого доктора работаешь, – не выдавая своей обиды, сказал он. – Видишь, какие он деньги гребет. Почесал языком час-другой и в шоколаде. Ходят слухи, бабы от него просто сатанеют. Правда, что ль?
   – Юрий Павлович – светило психотерапии. Он… гений. Ты Фрейда читал?
   – Это мужик, который все к сексу сводит? Любые проблемы? Слыхал!.. Типа девочка подсознательно жаждет совокупиться с отцом, а мальчик – с матерью. Гнусная теория, не находишь?
   – Ты просто не понимаешь. Психоанализ… это неисчерпаемый метод. Юрий Павлович открыл совершенно новый аспект, он защитил диссертацию…
   Олег сбавил скорость и перестроился в крайний ряд. Кажется, они угодили в пробку. Он со злобной ухмылкой повернулся к Симе.
   – По-моему, твой Оленин – обыкновенный жулик, который дурачит пациентов и пудрит им мозги. Рубит капусту! Хорошо устроился. Работенка непыльная, а зелень течет рекой. И все в карманы доктора. Тебе небось крохи перепадают?
   – Я только ассистентка…
   – Которая по счету? – съязвил Олег. И поскольку девушка молчала, сам ответил: – Четвертая! Угадал?
   – Ну и что? Юрий Павлович – профессионал высочайшей квалификации, – горячо вступилась за него Сима. – Естественно, он предъявляет особые требования к сотрудникам. С ним нелегко… зато престижно.
   – Престижно! – хмыкнул Карташин. – Он каждую пациентку укладывает к себе в постель? Или через одну? Тебя уже пробовал завалить на кушетку?
   – Не мели чепухи. Существует же врачебная этика…
   Олег неожиданно захохотал. Сима покраснела и не знала куда себя деть. Не признаваться же, что она бы рада, да Оленин в ее сторону не глядит.
   – Ты, часом, не втюрилась в своего врачишку?
   – Прекрати…
   Сима чуть не плакала. Тогда как в Карташина словно бес вселился.
   – Ты хотя бы поинтересуйся, что делает Оленин со своими ассистентками! Никогда не задумывалась? Куда они деваются?
   – Как это… деваются? – похолодела Сима. – Ты на что намекаешь?
   – Я не намекаю… я боюсь за тебя. Знаешь, какие слухи ходят о твоем докторе?
   – Никакой он не мой…
   Девушка потребовала остановить машину, но Олег не слушал ее. Он говорил, и от его слов волосы шевелились на голове Симы…

Глава 5

   Оленин, разумеется, не улетел на симпозиум. Он затворился в своей большой квартире и зализывал раны. Его снедал страх. В гулких комнатах, которые он не успел полностью обставить, пахло белилами и паркетной доской. Доктор только-только закончил ремонт. После избиения в собственном парадном у него пропало желание ездить по магазинам, выбирать мебель и предметы домашнего обихода. Теперь это потеряло актуальность.
   Доктор днем и ночью ломал голову, кто мог затаить на него злобу и воспылать жаждой мести. Голос человека, который угрожал ему расправой, до сих пор стоял у Оленина в ушах. Он не помнил этого голоса. Значит, злоумышленник – не из числа бывших или нынешних пациентов доктора. К тому же мужчины редко обращались за психологической помощью. В основном контингент Оленина составляли дамы.
   «Тогда кто он? – гадал пострадавший. – Муж, любовник, брат или воздыхатель какой-нибудь пациентки? И за что возненавидел меня? Что он предпримет дальше? Новое избиение? Или на сей раз прикончит без лишних церемоний?»
   Судя по голосу и силе ударов, нападавший был молод, крепок и не собирался сразу убивать доктора. Не то бы Оленин умер на месте. Неизвестный враг умел избивать так, чтобы не нанести серьезных увечий, зато вывести на время из строя. Какую цель он преследовал? Чего добивался? Хотел испугать доктора? Заставить уехать из города? Скрыться? Отказаться от практики? А может, психоаналитик стал жертвой какого-нибудь завистника или сумасшедшего?
   Оленину хватило ума не заявлять в полицию. Его профессия требовала тишины и конфиденциальности. Шумиха вокруг его имени отпугнет пациентов. Кому захочется фигурировать в уголовном расследовании? А полицейские, как водится, начнут именно с окружения доктора, с его друзей, знакомых и клиентуры. Последнее являлось совершенно неприемлемым.
   Доктор представил первый же вопрос, который задаст ему следователь: «Кого вы подозреваете в нападении на себя?»
   Он никого не подозревал. Никого… и каждого. Любой мог желать ему зла и выместить на нем накопленную обиду. В своей врачебной практике Оленин не раз сталкивался с неудержимым стремлением наказать кого-то за свою неудавшуюся любовь, карьеру, за отсутствие денег, наконец. Человек склонен искать причины провалов не в себе, а в других.
   «Выходит, ты сам виноват в том, что тебя избили! – посмеивался над ним внутренний критик. – Все горазды учить, но попробуй-ка сам применить к себе свою теорию!»
   Оленин лежал, прикладывал к местам ушибов лед и примочки, пил обезболивающее и мучительно размышлял. Чем он навлек на себя чужой гнев? Мысли скакали с одного на другое… и неизменно возвращались к Айгюль.
   Доктор любил использовать в сеансах так называемый «ассоциативный ряд». Он предлагал пациенту поискать связь между проблемой и, казалось бы, посторонними вещами, которые приходят на ум.
   Что вам это напоминает?
   Избиение в подъезде напоминало Оленину красавицу-пери, которая увлекала его в мир странных, порой жестоких эротических грез…
   Неужели его неприятности связаны с Айгюль? Похоже на то. Ум может заблудиться в коридорах ложных заключений. Подсознание не ошибается.
   Он вспомнил, как Айгюль рассказывала про Зобеиду… любимую жену шаха, которая в его отсутствие устраивала оргии и удовлетворяла свою неистовую страсть с мужчиной-рабом. Пациентка выкладывала такие подробности, что у доктора, привыкшего ко всему, уши горели.
   В какой-то момент он начал ощущать себя как бы в середине описываемых событий, чуть ли не воочию наблюдая вакханалию, устроенную Зобеидой и ее распутными служанками. В разгар оргии, предупрежденный верным сановником, вернулся обманутый муж и застал…
   Нетрудно догадаться, что он застал. Восточные правители умеют мстить. Всех участников вакханалии постигла изощренная смерть. Только на молодую жену не поднялась у шаха рука. Он не мог казнить ее… и медлил, глядя в ее подернутые любовной истомой глаза…
   Обагренные кровью роскошные покои сераля, агонизирующие тела, которые недавно трепетали от наслаждения, еще сильнее возбуждали Зобеиду. Ее грудь волновалась, ее ноздри вдыхали запах гибели… Эрос и Танатос[6] сплелись в невыразимом вожделении, невыносимом для слабой человеческой плоти…
   «Давай же! Сделай это… – наступала на мужа Зобеида. – Убей меня! Вонзи в меня свой кинжал!»
   Ее слова звучали жарко и двусмысленно. Шах попятился… Зобеида показалась ему прекрасной, словно птица, залетевшая в его дворец из райского сада. Он будто впервые увидел ее, постиг ее неутолимую женскую сущность, которая никогда не насытится. Казалось, если она коснется его, то обожжет…
   «Не можешь? – захохотала Зобеида и приблизилась к мужу, показывая на убитого любовника. – Не можешь… А он смог бы! Он был лучше тебя! Теперь на его губах стынет поцелуй смерти… и я хочу испытать то же. Уста смерти слаще человеческих губ…»
   На ее шее билась под тонкой кожей синеватая жилка, рот приоткрылся, волосы шелком струились по обнаженным плечам…
   Все помутилось в голове владыки, пальцы дрогнули, кинжал выпал из них… и тут же, на лету, был подхвачен Зобеидой.
   «Смотри! – простонала она, ударяя себя лезвием в грудь. – Теперь ты надо мной не властен…»
   С этой фразой Айгюль полезла в сумочку, достала самый настоящий кинжал, молнией блеснувший в свете ламп, и…
   Оленин оказался быстрее. Он бросился к ней, схватил за руку. Она смеялась, нарочито сопротивляясь и норовя прильнуть к нему всем своим разгоряченным телом. От нее пахло крепкими сладкими духами… ее волосы щекотали доктору лицо.
   Кинжал был таким острым, что Айгюль порезалась. Она слизнула выступившую на ладони капельку крови и подняла на Оленина томный взор блудницы.
   – Испугался?..
   Они не переходили на «ты». Доктор считал это недопустимой фамильярностью. Однако он смолчал, едва переводя дух. Ему удалось отобрать у нее опасное орудие. Оленин с трудом успокоился.
   – Впредь попрошу на мои сеансы приходить без колющих и режущих предметов, – твердо заявил он.
   – Станете обыскивать мою сумочку? И меня?
   Айгюль забавлялась его смятением и ничуть не стыдилась своей выходки.
   – Хотите оставить кинжал себе? – В уголках ее губ пряталась язвительная усмешка.
   – Нет, конечно…
   Он с некоторой дрожью вернул ей оружие, стараясь сохранять спокойствие. Не хватало, чтобы она заметила его страх.
   Тогда ему впервые пришла в голову мысль проследить за ней. Узнать о ней побольше. Может, она догадалась об этом? И решила наказать не в меру любопытного лекаря?
   Оленин со вздохом посмотрел в зеркало. Отек вокруг глаз не сошел, ссадины не зажили. О том, чтобы в таком виде идти на работу, не могло быть и речи. Как минимум еще неделю ему придется побыть «на симпозиуме».
   А потом? Как ему жить дальше? Уехать из Москвы? Нанять телохранителя?
Черный Лог
   После завтрака Глория спустилась в мастерскую, посидела за столом, бездумно глядя на песочные часы, в которых пересыпался мелкий, как тысячелетняя пыль, песок. Казалось, она слышит шорох песчинок, напевающих заунывную песню вечности…
   Карлик не зря пользовался только песочными часами: он вкладывал во все особый, понятный ему одному смысл. Хорошо бы и ей понять, почему он выбрал ее своей преемницей.
   Пузатые кувшины, запечатанные «Сулеймановой печатью», возбуждали у Глории неуемное любопытство. Неужели там, внутри, таится неведомая опасная сила, укрощенная и заключенная в медные сосуды? Что будет, если выпустить эту силу наружу? Сможет ли она обуздать ее и загнать обратно?
   Кувшин с эмалевой вставкой в виде птицы казался Глории самым безобидным. Хотя и к нему она боялась прикасаться. Сулейман, «волею Всевышнего», получил власть над джиннами… а ей такой власти никто не давал. Она даже не знает, как вызвать обитателя кувшина, не говоря уже обо всем прочем.
   На ум Глории приходил один и тот же кадр из старого детского фильма «Волшебная лампа Аладдина»: красивый юноша в чалме трет лампу, оттуда вырывается столб дыма… обретает форму человека и вопрошает, чего угодно обладателю лампы. Выслушав пожелание хозяина, джинн отвечает: «Слушаю и повинуюсь…» Дальше начинаются чудеса. Но ведь то сказка! А тут явь…
   Должно быть, семь кувшинов на постаментах – остроумная шутка бывшего хозяина дома, которому было не чуждо чувство юмора.
   Глория только вознамерилась углубиться в чтение «Тысячи и одной ночи», как в дверь поскребся Санта.
   – К вам гости, – зычно сообщил он. – Пускать?
   – Кто?
   – Пока неизвестно. Машина стоит за воротами, сигналит. Вам-то сюда не слышно.
   Цокольное помещение, где карлик устроил мастерскую, было без окон, глухое и темное. Если потушить свет, оказываешься отрезанным от мира.
   – Какая машина?
   – Джип… сюда на другой не доберешься. Грунтовка раскисла. Разве что грузовик пройдет.
   – Это не Лавров, часом?
   Слуга сделал отрицательный жест:
   – Чужой внедорожник. Похоже, «Туарег».
   Санта, в отличие от хозяйки, хорошо разбирался в марках автомобилей.
   – Гостей привечать надобно, – добавил он. – Если человек в распутицу сюда приехал, видать, у него важное дело.
   – Тогда открывай ворота, – вздохнула Глория.
   Она поднялась наверх, быстро переоделась в темный джемпер и шаровары, пригладила волосы и отправилась в каминный зал, где по заведенной Агафоном традиции принимали гостей.
   В кресле сидела совсем молодая девушка, длинноволосая и длинноногая, в брюках-дудочках и ярко-зеленом гольфике. Она робко поздоровалась, комкая в руках ремешок сумочки.
   – Мне нужен Агафон, – растерянно вымолвила она. – А вы кто?
   – Агафон умер…
   – Как умер? Дедушка дал мне его адрес. Деревня Черный Лог, крайний дом у леса… из красного кирпича…
   – Все правильно, – подтвердила Глория, усаживаясь напротив. – Дом вы нашли, только хозяин скончался почти год назад.
   Из глаз посетительницы, едва тронутых краской, полились слезы.
   – Как же так? Дедушка мне сказал… он меня обнадежил…
   – Может, я смогу заменить Агафона? – с улыбкой предложила Глория.
   – А разве вы…
   Девушка смешалась, вцепившись в ремешок сумки, словно утопающий, хватающийся за соломинку.
   – А разве вы… – повторила она, лихорадочно подыскивая подходящее слово, которое не оскорбило бы хозяйку и в то же время выразило суть дела.
   – Я занимаюсь тем же, что и Агафон, – пришла ей на выручку Глория.
   – Да?..
   В глазах гостьи мелькнули недоверие и страх. Она заехала черт знает куда… дом стоит на отшибе, вокруг ни души… только лес, слежавшийся снег и топкая грязь.
   – Здесь вам нечего бояться, – мягко сказала Глория. – Никто не причинит вам вреда.
   – Я не боюсь…
   – Вы ведь не одна приехали?
   – С водителем, – кивнула гостья. – Я не умею ездить за рулем. И могу заблудиться. Он сам еле дорогу отыскал.
   – Видите, у вас есть защитник.
   – Он остался в машине и ждет меня. Это водитель деда.
   – Как вас зовут?
   – Серафима… можно просто Сима… – нервно выпалила девушка.
   Обстановка зала наводила на нее ужас – преобладание красных тонов напоминало ей свежую и запекшуюся кровь. Зев камина пугал беззубым черным оскалом. Чадящие ароматические палочки, зажженные Сантой, вызывали тошноту. Сима была слишком напряжена, слишком озабочена предстоящим разговором. То, что Агафон умер, показалось ей дурной приметой.
   – Вы… такая же, как и он? – дрожащим голосом спросила гостья. – Я имею в виду… простите…
   Девушка достала из сумочки бумажный платок и вытерла мокрое от слез лицо. Плакать ей расхотелось. Сейчас она думала о том, как выпутаться из щекотливого положения.
   – Мой дед когда-то обращался к Агафону, и тот помог ему, – сказала она уже спокойнее. – Я тоже надеялась… Дед дал мне машину и сказал, чтобы я ехала в Черный Лог. У меня проблема…
   – Необычного свойства? – подсказала Глория.
   – Да… довольно необычного…
   – Ваш дед неглупый человек.
   – Что вы? Он очень умный. И богатый.
   – Он не дал бы вам плохого совета.
   – Он любит меня, – вздохнула Сима. – Я его единственная внучка. С мамой у них полный разлад.
   – Из-за вашего отца?
   Девушка подняла на Глорию удивленные глаза.
   – Да. Как вы догадались?
   – Я такая же, как Агафон, – вырвалось у нее.
   Порой Глория поражалась, откуда берутся фразы, которые она произносит. Не успела подумать, а ответ готов. Но так происходило не всегда.
   Сима по-другому посмотрела вокруг. Каминный зал теперь показался ей куда гостеприимнее. Вишневые шторы и мебель красного бархата придавали просторной комнате уют, а запах индийский курений оказался приятным. Чего она так нервничала? Хозяйка дома – вежливая улыбчивая особа, совершенно не похожая на колдунью. Дед предупреждал ее, что Агафон имеет ужасную внешность, проще говоря, он урод. А эта дама выглядит красивой…
   Сима осмелела и успокоилась. Она ничего не потеряет, если расскажет даме о своих проблемах. Деньги у нее есть, чтобы заплатить за услуги: дед снабдил. Сумма приличная, но счастье внучки того стоило. У матери Сима даже не просила. Той негде взять такие бабки. С дедом они давно горшки побили, еще до рождения Симы. Мама к нему ни ногой, и тот держит характер, не общается с дочерью. Пусть живет со своим музыкантом, раз вышла за него без отцовского благословения.