Ирина с интересом разглядывала Смирнова, пока он шел к ней навстречу.
– А вы в отличной форме!
– Ну, до вас мне далеко, – усмехнулся сыщик.
Жена Руднева опустила глаза.
– Я хочу объяснить, почему отказалась разговаривать с вами у себя дома. Не желательно, чтобы нашу беседу прослушивали. Все эти шутки с «жучками» могут иметь реальную подоплеку. Во всяком случае, я предпочитаю отвечать на ваши вопросы на открытом воздухе.
– Техника не стоит на месте, – сказал Смирнов. – Если кто-то задастся целью, он услышит нас и здесь. Впрочем, раз вы так решили…
– Да! – перебила его Руднева. – Я так решила. Будем разговаривать в парках, на улицах, где угодно… только не в нашей квартире.
– Вы напуганы? Вам есть, что скрывать?
Ирина растерялась. Как у всякой красивой женщины, у нее были тайны.
– Вы гарантируете конфиденциальность? – волнуясь, спросила она. – Мой муж и свекровь не должны ничего узнать. Обещайте! Или я не скажу ни слова.
– Обещаю. Все останется между нами, – заверил ее Всеслав. – Это условие моей работы. Люди доверяют мне самое сокровенное, как врачу или психоаналитику. Иначе я не смогу помочь им. Не поставив диагноз, не вылечишь болезнь.
Он произносил банальные, примитивные фразы, но Рудневу это успокоило.
– Конечно, – кивнула она царственно посаженной головой. – Меня очень пугает то, что творится вокруг нас. Пусть все поскорее закончится.
Она шла, нервно покусывая губы; за ней тянулся воздушный шлейф французского аромата.
– Кто, по-вашему, терроризирует вашу семью? – спросил сыщик. – У вас есть подозрения, не так ли?
Она пожала точеными плечами, обдав спутника волной запаха духов.
– Если у вас хватит терпения, я расскажу вам историю моей жизни – вероятно, обыкновенную для вас, но драматическую для меня. Я ведь провинциалка, из Ставрополья, там училась, росла… потом потянуло меня в столицу. В классе я была самая некрасивая – большегубая, скуластая, тощая и длинная. Мальчики в мою сторону не смотрели, девчонки поднимали на смех, дразнили. Спасал балет. После уроков я собирала сумку с трико, пуантами и шла в зал – готова была пропадать там сутками. Усердие себя оправдало – меня заметили, взяли в детский ансамбль «Сударушка». Когда выросла, встал вопрос: кем быть? Я уже тогда грезила танцами, а отец уперся, требовал, чтобы я поступала в институт. Все равно, какой – лишь бы получить диплом о высшем образовании. Я честно пробовала сдать экзамены в торгово-экономический, провалилась… и уехала в Москву.
– Вот так прямо взяли и уехали? – удивился Смирнов. – Без денег? Без знакомств? Без возможности у кого-нибудь остановиться?
– Денег мне едва хватило на билет, – призналась Ирина. – А знакомства? Был у меня в Москве знакомый – Олег Загладин. Ансамбль «Сударушка» разъезжал с гастролями по всей стране, в том числе однажды мы выступали и в столице на молодежном фестивале. Этот Олег руководил взрослым танцевальным коллективом, он ходил на наши репетиции, подбирал себе перспективных девочек. Я ему приглянулась, но возрастом не вышла. Он тогда со мной поговорил, адрес свой дал, телефон в Москве. «Если надумаешь, – сказал, – приезжай ко мне, помогу устроиться». Ну… после провала на экзаменах в институт я его и вспомнила. Позвонила, он с трудом сообразил, кто я такая, но в помощи не отказал. Приезжай, мол, о деньгах не думай – на первых порах поддержу, потом сама начнешь работать. Я наивная была, глупая. Поверила… думала, он мои способности оценил, а он оказался птицей другого полета: падким на юных длинноногих девчонок, притом обязательно девственниц. Что было дальше, вы можете догадаться… Явилась провинциальная девица в Москву – жить негде, средств на существование нет, один бог и царь – Олег Загладин. В первый же день он отобрал и спрятал мой паспорт, поселил у себя на даче. Прежде, чем получить работу, мне пришлось переспать не только с ним, но и с дюжиной его дружков – таких же похотливых подонков. Вытворяли они со мной такое… язык не поворачивается говорить! Но хоть не обманули, пристроили в балетную группу «Арабеск», больше похожую на стриптиз на пуантах. Экзотика! И мужиков заводит. В этом «Арабеске» я промучилась год, потом мне повезло – случайно заметил меня один человек, познакомил со своим другом, руководителем «Фуэте». Еле я от Загладина вырвалась! Но зла на него не держу – сама виновата. Возвращаться в Ставрополь не хотелось, идти учиться – тоже. Куда? За какие деньги? Я танцевать люблю, а не мозги напрягать. Вы меня презираете?
– Нет, – искренне ответил Всеслав. – А в «Фуэте» тоже царят… э-э… легкие нравы?
– В общем, да. Но тут хоть никого ни к чему не принуждают – все по доброй воле, а не от безысходности. И платят хорошо. Если женщина замужем, как я, например, к этому относятся с пониманием. Если она просто не желает вступать в интимную связь, это ее право. Выступления в ночных клубах бывают на грани приличия, но не переходят ее. Кстати, в одном из таких ночных заведений я и познакомилась с Рудневым. Влюбилась сразу без памяти, ни о каком расчете речь не шла. Имя его меня поразило – Гордей, первый раз встретила мужчину с таким именем. И вообще… все у нас с ним в первый раз – любовь, свадьба, ребенок… Он до меня тоже не был женат.
– Вы любите своего мужа?
Ирина помолчала, глядя на волны, бегущие по мутной воде.
– Очень. Он меня ни о чем не спрашивал… я имею в виду, о прошлом. Никогда словом не обмолвился, какую жизнь я вела. Хотя догадывался, наверное. И я ему за это благодарна. Иногда я думаю, что у меня вовсе не было прошлого, что моя жизнь началась с чистого листа, когда мы с Рудневым познакомились. Он дал мне все, о чем я даже не мечтала.
– А почему вы настояли на том, чтобы продолжать работать в «Фуэте»? – поинтересовался сыщик. – Разве муж вас не обеспечивает?
– Разумеется, обеспечивает. Гордей ни в чем мне не отказал, ни разу. Но… я не могу быть полностью зависимой от мужчины, пусть даже самого любимого и любящего. Мой опыт приезда в Москву и ужасного, почти рабского существования у Загладина оставил глубокую зарубку. Человек должен быть в состоянии иметь крышу над головой, прокормить себя, одеть. Мне такую возможность дает танец – больше я ничего профессионально делать не умею. «Фуэте» – знакомый мне коллектив, неплохие люди; в общем, меня пока устраивает. С возрастом придется подумать о смене работы. Не представляю себе, что это могло бы быть.
– Вы полагаете, происходящее в вашей семье связано с вашей работой?
Ирина отвернулась, смахивая слезы. Ее аккуратно подведенные глаза размазались. Она вытащила зеркальце и принялась вытирать потеки краски.
– С самого рождения меня преследуют неудачи! – горько воскликнула она. – Или наоборот – я счастливая. Как это назвать? Моя мать рано умерла, зато у меня оказалась чудесная бабушка. Я не поступила в институт, зато переехала в Москву. Здесь мне пришлось туго, но я все-таки получила работу, выжила, встретила Руднева, мы полюбили друг друга. У меня сложилась прекрасная семья, родился здоровый ребенок… и снова надвигаются тучи. Неужели черные полосы у судьбы никогда не кончаются?
Смирнов развел руками.
– Жизнь испытывает нас на прочность, – сказал он. – Наверное, так или иначе, это происходит со всеми.
Ирина привела в порядок лицо, успокоилась.
– Выходя замуж, я ужасно боялась, что Гордей станет попрекать меня прошлым. Вряд ли он заблуждался насчет девушек, подобных мне. Но распущенность – не мой стиль! Думаю, он намеренно обходил и продолжает избегать говорить, размышлять об этом. Он просто закрыл глаза на эту часть моей биографии, не будучи уверен в том, что сможет принять всю правду обо мне. Лучше сделать вид, словно этого не было. Мы оба притворяемся! И судьба нас наказывает за малодушие.
– Вас кто-то шантажирует? – догадался Всеслав.
– Когда я ушла от Загладина, у него начались серьезные проблемы. Он ведь выпивал, баловался наркотиками… и на чем-то попался. То ли у него нашли травку, то ли получился скандал из-за какой-то малолетки – слухи ходили разные. Олег вынужден был скрываться, уехал… я уже забыла о нем. Шесть лет мы не виделись. И вдруг: иду с репетиции к такси и встречаю его на улице, случайно. То есть я тогда подумала, что случайно, а на самом деле Олег интересовался мной, узнал, что я вышла замуж за обеспеченного человека, и решил поживиться. Он специально поджидал меня у выхода… Я не сразу его узнала – небритый, опустившийся… худой.
– Что он у вас потребовал?
– Денег, конечно, – вздохнула Ирина. – Чего же еще? Он напомнил мне о том, как помог устроиться в Москве, и сказал, что долг платежом красен и что теперь моя очередь помочь ему. Сумма, которую он попросил, была незначительной, и я охотно согласилась, только бы он отстал.
– Вы дали ему денег?
Жена Руднева понуро кивнула.
– Я надеялась, он оставит меня в покое… но через пару дней он появился опять и потребовал уже гораздо большую сумму. Пригрозил, что покажет мужу кино, которое он снимал у себя на даче… ну, вы понимаете! Меня будто ледяной водой окатили – я вспомнила, что он любил снимать ужасные сцены «развлечений» на видео и потом просматривал эти кассеты со своими дружками. Представляете, если бы Руднев это увидел?! Я снова дала Олегу денег: у меня были собственные накопления, заработанные в «Фуэте». Когда он в очередной раз явился и потребовал денег, я ему отказала. Своих у меня больше не было, а у мужа я брать не собиралась. Загладин жутко разозлился, проклинал меня на все лады, обзывал… видно, здорово его припекло. «Ты еще пожалеешь! – вопил. – Еще приползешь ко мне на коленях! Будешь в ногах валяться!»
Лицо Ирины покрылось красными пятнами, но она не заплакала.
– Когда вы первый раз после длительного перерыва встретили Загладина? – уточнил Смирнов.
– Зимой… в конце января. Я запомнила. После того, как я не дала ему денег, начались телефонные звонки с угрозами.
[3] триллер! – глубокомысленно изрек Ершов, криво улыбнулся. – А я здесь при чем?
– Ну… вы писали, что вашу маму тоже запугивали.
– Это совсем другое дело, милая барышня, – нахмурился журналист.
– Да? Ей не звонили по телефону?
– Ей присылали письма…
Ева молча обдумывала услышанное. Неужели чутье подвело ее? Не может быть! Во время чтения заметки «Нелепая смерть» она отчетливо ощутила внутренний толчок: щелк! – ситуации Ершовых и Рудневых взаимосвязаны. Неизвестно, как и чем. Это она собиралась выяснить у автора материала.
– Какие письма? – спросила Ева, собравшись с мыслями.
– Чудовищно глупые и страшные, в духе черной магии. Будто бы сами Силы Тьмы явились из преисподней, дабы отправить душу моей матери в ад, обречь ее на вечные муки. А чтобы она не задерживалась на этом свете, против нее был произведен заговор на смерть, обряд с использованием кладбищенской пыли… и прочее. Письма изобиловали жуткими подробностями магических ритуалов – гробовыми гвоздями, могильными червями, проклятиями типа… «пусть отступится от тебя Ангел-Хранитель, твой избавитель… землю с трех могил мешаю, тебя проклинаю…». Что-то подобное. Ну и «сувениры» соответственные подкладывались – то пучки волос, перевязанные черной ниткой, то гвоздь ржавый, якобы из гроба, то осиновые щепки, то… словом, нарочно не придумаешь. Мать у меня была верующая, очень из-за всего этого переживала, сильно боялась, заболела даже. Особенно после того, как соседский пес Марсик издох.
– Марсик? – удивилась Ева.
– Да. Сначала нам подбросили фигурку собаки из воска, проколотую насквозь иглой… а потом Марсик… ну, вы понимаете. Мама ужасно расстроилась, она решила, что собака пострадала из-за нее. Представляете? Я потом узнал, что в городе эпидемия чумки, в том числе это коснулось и нашего двора. Сдох не только Марсик, а еще пара бездомных собак, которые ютились в нашем подвале.
– Вы пытались все объяснить матери?
– Много раз, – кивнул Ершов. – Она вроде бы слушала, соглашалась, но страх был сильнее. Вскоре после смерти Марсика мы нашли в почтовом ящике восковую фигурку женщины, проколотую иглой. Мама как ее увидела, сразу в обморок… слегла, и больше не встала. Вот чем закончились «магические» шутки!
– А что сказали врачи? Они назвали причину смерти вашей матери?
Ершов подавленно развел руками.
– Какая разница? Мама раньше болела бронхитом, пневмонией… у нее было слабое здоровье. Участковый врач сказал, что на почве нервного перевозбуждения возникла легочная недостаточность, потом паралич сердца… в общем, зачем вам такие грустные подробности?
– Я дотошная, – сказала Ева. – Хочу сделать вывод на основании большего количества фактов. Каким образом попадали к вам эти ужасные письма?
– Их бросали в наш почтовый ящик. Они были в простых конвертах без обратного адреса. Насколько я могу судить, текст писем набирали на компьютере, потом распечатывали. К сожалению, мама их сразу сжигала: она была уверена, что таким образом нейтрализует вредное воздействие.
– Жаль…
– Чего? – встрепенулся журналист. – Писем?
– Жаль, что нельзя на них посмотреть, – вздохнула Ева.
– А что вы ожидали увидеть? Настоящие колдовские атрибуты? Уверяю вас, бумага была самая обыкновенная, для принтера… шрифт тоже не готический и не похожий на каббалистические символы; почтовый конверт, какой можно приобрести в любом отделении связи. Ничего сверхъестественного.
– Фигурки из воска вы тоже уничтожили?
– Тем же способом, – подтвердил Ершов. – После смерти матери я решил написать об этом злодеянии в газете. Вдруг кто-то еще стал жертвой подобных «шуток»?
– Можно, я вам позвоню, если понадобится? – спросила Ева.
– Конечно. Вы первая, кого заинтересовала моя заметка. Люди привыкли проходить мимо чужой беды.
Ева поблагодарила журналиста и побежала к метро. Ей не терпелось позвонить Славке.
Паутинки летали в остывающем воздухе, невесомые, свободные от людских печалей.
* * *
День Рудольфа Межинова начался как обычно – ранний подъем, разминка, душ, легкий завтрак. Подполковник поддерживал свое тело в хорошей физической форме.
– Ты куда? – спросила жена, когда он, стоя перед зеркалом в прихожей, причесывался.
Коротко подстриженные волосы не желали ложиться ровно.
– На работу.
– Рано еще…
Он смерил Светлану таким взглядом, что следующий вопрос застрял у нее в горле.
Межинов вышел на улицу – во дворе распускалась сирень: ее запах напомнил ему Карину, ее влажные черные глаза, опушенные длинными ресницами, ее нежную грудь, ее сильные стройные ноги…
– Рудольф Петрович!
Черт! Как неудобно получилось – задумавшись, Межинов прошел мимо служебной машины, которая уже ждала его. Водителю пришлось окликнуть начальника.
Подполковник не любил субординацию – он предпочитал ходить в штатском, если условия позволяли, и приучил подчиненных обращаться к нему по имени-отчеству.
– Подбрось-ка меня на Осташковскую, – сказал Межинов, не глядя на водителя.
– Разве мы не в управление?
– Нет.
Парень молча выехал на шоссе – время от времени начальник просил отвезти его на Осташковскую улицу, выходил и отпускал машину. Водитель подозревал, что там живет любовница Межинова. Мужчина он еще молодой, видный – почему бы ему не закрутить роман на стороне? Впрочем, это были только догадки.
Впереди ехала поливальная машина. От мокрого асфальта поднимался пар.
– Останови здесь.
– Так ведь мы…
Парень хотел сказать: «Мы еще не доехали», – но Рудольф Петрович уже хлопнул дверцей, не оглядываясь, зашагал по тротуару. Здесь неподалеку жила Карина. Однокомнатную квартиру на Осташковской улице ей купил отец, предприниматель Игнат Серебров, занимающийся продажей компьютерных игр и программ. Его фирма «Интерком» пошла в гору.
Можно было бы подумать, что Карину обеспечивает отец. Но это не соответствовало действительности, Межинов проверял. Отношения Серебровых с дочерью складывались тяжело – она редко встречалась с родителями, отказывалась брать у них деньги и вела независимый образ жизни. Квартиру – и то приняла скорее по необходимости иметь отдельное жилье, чем по родственным мотивам.
Межинов увидел ее дом, замедлил шаг и спрятался в кустах. Вернее, занял удобную позицию для наблюдения. Карине в голову не могло прийти, что он иногда следит за ней. Узнай она о сих неблаговидных поступках, скандал устроила бы грандиозный. Разругались бы насмерть! Рудольф опасался разоблачения, но не справлялся со своим жгучим интересом к «неуловимому любовнику», не выдерживал и в очередной раз оказывался рядом с домом Карины. Что он рассчитывал увидеть?
Он досконально изучил ее рабочий график в «Анастазиуме» – в те дни, когда ему удавалось проследить за ней, маршрут Карины был один и тот же: дом, работа, изредка магазины, дом. Все. Казалось, она ведет строгую, почти монашескую жизнь. Однако Межинов прекрасно знал, какой вулкан бурлит под этим обманчиво спокойным покровом.
В периоды потепления в их отношениях Карина приглашала Рудольфа к себе домой. Стены ее квартиры были оклеены обоями под шелк, мебель и все предметы обихода тщательно подбирались и стоили немалых денег. Он молча рассматривал это великолепие, но вопросов не задавал. Боялся услышать откровенный, безжалостный ответ.
– Что ты так вздыхаешь? – однажды спросила она. – Не нравится?
– Наоборот, – притворно улыбнулся он. – Прикидываю, сколько средств пошло на такой телевизор, кресла, столик в мавританском стиле, узорный паркет.
– Чужие деньги не считают, – холодно отрезала Карина.
– Тебе отец помогает?
Она молча повернулась, сверкнула глазами, как раскаленными угольями. Будто прижгла к месту. Слова были не нужны, Межинов все понял.
Паутинка попала ему в лицо, вернула к действительности. И вовремя. По аллее шла Карина – она торопилась на работу: сегодня у нее первая смена.
Сердце Рудольфа замерло и неистово забилось, дыхание перехватило. Ее появление всегда заставало его врасплох. Она была безукоризненно одета: тонкая юбка до колен, в обтяжку, блуза с воланами, туфли на маленьких каблуках. Движения ее бедер, ее походка… сразу вызвали у Межинова желание, от которого он до ломоты сжал зубы. Что она с ним делает?!
Он пригнулся. Карина прошла мимо, оставляя за собой запах тропической зелени – ее постоянных духов. У подполковника закружилась голова, он с трудом взял себя в руки. Теперь он наблюдал за ней сзади: прямая спина, вьющиеся локоны, белая полоска шеи между волосами и воротником… Если бы он мог прикоснуться к ней губами!
Карина поймала машину. Конечно, у нее достаточно денег раскатывать по городу на такси. Денег ее любовника! Проклятая, божественная женщина… она сведет его с ума!
Межинов подошел к тому месту, где Карина только что садилась в такси – в груди у него болезненно заныло. Он остановил следующую машину, показал водителю служебное удостоверение, уселся рядом.
– Езжайте прямо, пожалуйста.
Тот молча двинулся за такси, которое везло Карину. Ничего интересного и на сей раз не произошло. Дама приехала к Киевскому вокзалу, велела водителю ждать, а сама куда-то направилась. «Наверное, собирается отдохнуть недельку на юге, – подумал Рудольф. – Интересуется билетом на поезд». Выходить из машины он не рискнул: на вокзале потеряться – раз плюнуть. Раз Карина не отпустила такси, значит, скоро вернется. Так и случилось. Она вынырнула из толпы приезжих, села в авто и поехала к фитоцентру «Анастазиум», вышла, перед ней открылись, впустили и закрылись раздвижные стеклянные двери здания.
– Ну что, я больше не нужен? – раздраженно спросил шофер у Межинова. – Могу быть свободен?
Подполковник рассеянно кивнул. Он был занят невеселыми мыслями. Уже несколько раз Карина ездила на Иссык-Куль, не одна, наверное. Восторженно делилась впечатлениями.
– Ненавижу заграничные курорты, – искренне говорила она. – Все эти сусальные, пряничные домики, неестественную чистоту, ухоженность каждого клочка земли, хлорированные бассейны, пресную пищу, безвкусную воду. То ли дело – горные хребты Тянь-Шаня, необозримые просторы, ущелья Ала-Тоо, белоснежные вершины, родники, запах полыни и лаванды… прозрачный, как слеза, воздух.