Всеслав медленно, со скрипом, отрабатывал окружение Руднева – родственников, приятелей, коллег, конкурентов, бывших женщин, соседей. Зацепиться было не за что. Многие могли иметь зуб на Руднева и наверняка его имели, но как среди них вычислить одного? Дело осложнялось и тем, что Гордей Иванович вырос не в Москве, а в подмосковном Абрамцеве, и корни старинной неприязни могли тянуться еще оттуда. Загородная поездка, предпринятая сыщиком, ничего существенного к уже известным фактам не прибавила. Рудневы жили скромно, особым достатком или талантами не выделялись. Супруг Екатерины Максимовны попивал, и она с ним развелась, как только сын окончил школу, уехал трудиться и учиться в столицу. Жила одна, работала продавцом в гастрономе, с трудом сводила концы с концами. Потом Гордей выучился на архитектора, занялся бизнесом, пошел вверх, начал помогать матери, женился, а когда у него родился сын Антоша, вызвал мать к себе, нянчить внука. Вот, собственно, и вся история. Из родни у Рудневых, кроме отставного папаши, были старшая, ныне покойная, сестра Екатерины Максимовны и две ее дочери, проживающие в Волоколамске. Обе, насколько удалось выяснить Смирнову, замужние женщины, погрязшие в семейных хлопотах.
Газетная заметка Ершова не произвела на сыщика должного впечатления. Ему ли не знать, сколько похожих случаев на поверку оказываются ничем не связанными между собой. Но… за неимением выбора придется хвататься за ту соломинку, которая должна спасти утопающего.
– Что тебе сказал этот Ершов? – без интереса спросил он у Евы.
– Его мать получала анонимные письма… уведомлявшие ее об обрядах черной магии. Кто-то наводил на нее порчу, подбрасывал фигурки из воска, ржавые гвозди и все такое.
– Какие гвозди?
– Те, которыми гроб заколачивали.
– Чей? – удивился Смирнов.
– Откуда я знаю?! Гроб с покойником! – разозлилась Ева. – Есть ритуал, понимаешь? «Как гвоздь забит, так и тебе не жить!» Что-то подобное.
– Ну и чепуха! – разочарованно пробормотал Всеслав. – Бред сивой кобылы!
– Напрасно ты столь пренебрежительно отзываешься о черной магии, – тоном учительницы начальных классов заявила Ева. – Это не шутки. Мать Ершова, между прочим, умерла, как ее и предупреждали.
– Все рано или поздно умирают, – резонно заметил сыщик. – Сколько лет было бабульке? Небось, к возрасту прилагался пышный букет заболеваний. Чему удивляться-то?
Ева закусила губу – она допустила промах: не спросила у журналиста о возрасте его матери. И насчет болезней Славка попал в точку: Ершов упоминал о слабом здоровье умершей.
– А собака?
Смирнов насторожился. Ротвейлер Дик не выходил у него из головы.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он. – Ершовы держат пса?
– Не совсем. Ершова получила фигурку собаки из воска, проткнутую иглой, а потом… соседский пес Марсик приказал долго жить. И еще несколько дворняжек последовали за ним.
– Боже мой! – простонал сыщик. – Ветеринар мне объяснил, что в городе свирепствует эпидемия чумки, только и всего. С таким подходом любое событие можно истолковать, как черную магию. Муха упала в варенье – происки колдуна! Тараканы появились – кто-то порчу навел! Кот подхватил лишай – ищи злой умысел «темных сил»!
– Не стоит иронизировать. Хочешь сказать, это ветеринары пугают бабушек-пенсионерок?
– Нет, сам Вельзевул разгуливает по Москве и выбирает своими жертвами пожилых дам! Ева, умоляю тебя, будь же благоразумна!
Она надулась.
– Ты неисправим! – буркнула, насупившись. – Посмотрим, куда тебя приведут ум и логика! Что они подсказывают? А? Когда ты избавишь Рудневых от злобного «шутника»?
Всеслав не сразу нашелся, что ответить. В словах Евы был резон.
– Кстати, он что-то почувствовал… этот клоун: притих, и ни гугу, – вздохнул Смирнов. – И я понятия не имею, как к нему подобраться.
– Без колдовства тут не обошлось! – заявила Ева. – Поезжай к Ершову, поговори с ним по-своему. Вдруг появится ниточка?
Смирнов нехотя кивнул. Все равно, никаких версий, предположений и догадок у него не было. Почему бы не встретиться с журналистом? Он позвонил Ершову, представился частным детективом.
– Я расследую случай, похожий на тот, что произошел с вашей матерью. Мы можем поговорить? Желательно у вас дома. Мне необходимо увидеть место происшествия.
Ершов поколебался, но не отказал. В кои-то веки люди заинтересовались его публикацией – это льстило самолюбию. А Ершов был невероятно, болезненно самолюбив.
– Хорошо, – согласился он. – У меня скоро обеденный перерыв, я приеду домой. Записывайте адрес.
Ева довольно улыбнулась. Она-таки уговорила Смирнова.
– Надеюсь, ты не пожалеешь, – прошептала она, закрывая за ним дверь.
На улице похолодало. Пахло цветами, подсыхающей после дождя землей. Дети пускали в большой луже бумажные кораблики. Несколько дворняг нежились на солнышке.
– Девушка! – окликнул сыщик присматривающую за малышами девицу в джинсах и легком свитере.
Та подняла голову, недоуменно уставилась на него.
– Вы меня?
– Ага! – кивнул Всеслав, достал из кармана пачку сигарет. – Покурим?
– При малых не буду, – отказалась девица. – Я возьму две, можно?
Она осторожно вытащила две сигареты, спрятала в пристегнутую к поясу сумочку.
– Как собаки во дворе, не болеют? – вдруг спросил Смирнов.
Девица распахнула и без того огромные, навыкат, глазищи. Оглянулась на дворняжек.
– Вроде нет. А что?
– Говорят, мор на собак напал. Не слышали?
Девица чувствовала себя неловко, переминалась с ноги на ногу и посматривала в сторону детей. Странные вопросы ей задают!
– Я подрабатываю, – объяснила она. – Гуляю с детьми. Три часа в день, оплата приличная, и опыт приобретается. Я на факультете дошкольного воспитания учусь, привыкаю общаться с малышней. Они забавные.
– А как насчет собак? Хочу щенка взять, да ветеринар пока не советует. Болеют братья наши меньшие. Эпидемия у них.
Девица пожала угловатыми плечами.
– Пуделя каждый день во двор выводят, – сказала она. – И добермана, и двух далматинцев. Ничего, вид у них здоровый. Дворняги вон тоже не жалуются.
Смирнов поблагодарил ее и пошел к машине. Девица покраснела, глядя ему вслед. Заигрывает он с ней, что ли?
Через сорок минут сыщик уже поднимался на лифте на пятый этаж, к Ершову. Тот открыл дверь, в нос ударил запах разварившихся пельменей.
– Входите, – пробормотал журналист и ринулся на кухню. – Пельмени сбежали! – на ходу пояснил он. – Вы присаживайтесь в гостиной, я сию минуту.
Квартира Ершовых была обставлена на церковный манер: много икон, лампад, календарей с религиозной символикой, желтых свечек, парчовых подушек. Запах воска и ладана, казалось, пропитал стены. Через окно в комнату косо падали солнечные лучи, в них танцевали пылинки. В кухне хозяин громыхал посудой. Управившись с пельменями, он явился в гостиную.
– Ну-с, я готов, – доложил Ершов, уселся напротив гостя. – Чем могу помочь?
– Расскажите подробнее, что привело вашу матушку в нервное расстройство, а затем и…
Смирнов притворился, что ему больно произносить ужасные слова о смерти. Ершов состроил скорбную мину и рассказал о письмах, жутких осиновых щепках, гвоздях, кладбищенской пыли и прочих атрибутах черной магии.
– Это свело мою мать в могилу. Перед смертью у нее даже разум помутился, страшно было слушать ее речи! – трагически воскликнул он, и веснушки на его лице стали в три раза ярче. – Некого призвать к ответу за совершенное убийство. Не к кому обратиться!
– Убийство? – переспросил сыщик.
– А что же еще? Как назвать подобное злодеяние?
– Вам знакома фамилия Рудневых? – уклонился от ответа Всеслав. – Гордей Руднев? Ирина Руднева?
– Н-нет, – замотал головой журналист. – Не приходилось знать таких.
Он помолчал, подумал и подтвердил первый ответ. Рудневых он не знает.
– А кто была по профессии ваша мать? Как ее звали, кстати?
– Мавра Ильинична, – сказал Ершов. – Она работала швеей в ателье. Неплохо умела кроить, подрабатывала дома шитьем на заказ. До самой смерти… – он шмыгнул носом, глаза за стеклами очков покраснели.
– У вас не осталось вещественных доказательств?
– Чего, простите?
– Ну… восковых фигурок, гвоздей?
Журналист вскочил и замахал руками.
– Мама все уничтожила! Все! Разве такую гадость можно держать в доме? Это значит впустить сатану в свое жилище! Мама так говорила.
– Вы верующий? – Смирнов выразительно взглянул на иконы.
Ершов поник, успокоился и сел.
– Без фанатизма, – признался он. – Это все мамино: иконы, свечи, молитвенники. Я редко хожу в церковь. Верю во что-то высшее, как и другие. Но истинно верующим меня назвать нельзя.
Всеслав не знал, о чем еще спрашивать.
– У вас есть семейный альбом с фотографиями? Дайте посмотреть, – попросил он.
– Ради бога, – Ершов с готовностью метнулся к полке с толстыми, скорее всего, религиозными книгами, взял альбом. – Вот, пожалуйста.
Фотографий было мало, большинство – любительские, плохого качества.
– Это ваши родители? – сыщик показал на снимок, где сидели, обнявшись, молодые мужчина и женщина.
– Да, – кивнул Ершов.
– А где ваш отец?
– Умер много лет назад. Я был еще ребенком. Мама так и не вышла замуж второй раз.
Смирнову попалась фотография, где молодая Мавра Ильинична держала на руках маленького мальчика.
– Это вы?
Ершов отрицательно покачал головой.
– Нет. Здесь мама с моим старшим братом. Он тоже умер. А вот я! – журналист показал гостю снимок: он рядом с матерью, с портфелем и букетиком астр стоит на ступеньках какого-то здания. – Это школа. Я иду во второй класс.
* * *
Карине было тесно в ее однокомнатной квартире – каждое утро, просыпаясь, она видела одно и то же: белоснежный ровный потолок; изысканно закрученные рожки люстры; обои, отливающие шелком персикового цвета; тщательно подобранную мебель красного дерева; телевизор…
Когда становилось невмоготу, она отправлялась бродить по городу – в Сокольники, Филевский парк или на набережную Москвы-реки, ища простора и не находя его. Отпуск всегда казался ей чрезмерно коротким, а возвращение в город – тягостной необходимостью. Что продолжало держать ее здесь? Неутоленная страсть? Неисполненное предназначение? Нереализованная цель?
– Мои цели ничтожны, – признавалась она себе. – То, что я делаю, не дает мне полного удовлетворения. А то, что кипит во мне, требуя выхода, приходится подавлять. Мне не интересен «Анастазиум», не интересен досуг, заполняемый скучным чтением или просмотром пустых, трескучих телевизионных программ. Театр, кино, музеи, выставки – не более чем жалкая попытка уйти от самого себя, скрыться в каменном лесу от преследующих химер. Я словно в клетке, прутья которой свиты из безысходности. Иногда мне кажется, что сама жизнь является оковами, которые связывают меня. Свобода же для меня еще более губительна…
Поездки на Иссык-Куль давали ей тот глоток разреженного горного воздуха, который позволял дышать еще многие месяцы. Она вспоминала торжественные, необозримые синие просторы озера, с едва обозначенными в туманной дымке заснеженными вершинами Тянь-Шаня, и у нее захватывало дух. Здесь она не чувствовала своих цепей, и ее мысли свободно парили над сапфировой гладью воды, прозрачной и соленой, как слезы. Дневная жара сменялась прохладными ночами. Блестящая лунная дорожка тянулась по черной воде, теряясь в густом мраке. Величественное, загадочное молчание гор таило в себе странную тревогу.
Однажды ночью Карине приснился сон: на огромной отвесной скале, уходящей вершиной в облака, сидит и плачет Демон. В его волосах запутались звезды, а его слезы падают в озеро… сверкающие капли из очей нездешнего существа…
Она встала и подошла к окну. Из ее гостиничного номера как раз была видна высоченная скала. В лунном свете клубящиеся над ней обрывки туч создавали причудливую игру света и тени, похожую на фигуру сидящего Демона. Крупные яркие звезды стояли в воде, и казалось, небо и зеркальная гладь озера поменялись местами… пространство перевернулось, время замерло… До слуха Карины донесся слабый, протяжный звук, исходящий из самого сердца гор – стон Демона, он проник в нее, заполнил каждую клеточку ее тела…
Карина проснулась утром, не в силах разъединиться с ночным видением. Она не могла бы с уверенностью сказать: вставала ли она, подходила ли к окну? Явь и сон смешались, отрывая ее от повседневных восприятий жизни, внедрились в ее сознание и поселились там в виде прекрасной и жуткой фигуры плачущего Демона.
У Карины появилась странная мысль: «Ему тоже тесно здесь! Он тоже страдает!» Она даже подумала, что образ этого существа сродни ее… любви? Какие темные, дикие ощущения бродят в ее сердце! Оторопь берет, если приглядеться, прислушаться к себе. Не зря отец говорил ей: «Не смотри на меня, у тебя демоны в глазах!» И она прятала взгляд…
Чтобы не сходить с ума, Карина решала развлечься. Каждый раз она придумывала что-то новенькое, порой излишне экстравагантное. В последний отпуск она флиртовала направо и налево. В соседнем номере жил молодой человек, который давно приглашал ее покататься на катере по Иссык-Кулю. Он привез с собой кучу всяких приборов для поиска кладов и снаряжение для подводного плавания, расхаживал с деловитым видом, изучал карту побережья, прилегающих к озеру ущелий.
– Это не простой водоем! – с пафосом восклицал он. – На его дне покоится тайна ариев. Отсюда за двенадцать веков до Рождества Христова началось великое переселение народов. Здесь спрятаны несметные сокровища! А во время гражданской войны «черный барон» Унгерн фон Штернберг закопал на берегу озера сундуки с золотом и драгоценностями.
– В самом деле? – удивлялась Карина.
Она приехала на Иссык-Куль с практической и вполне определенной целью, надеясь успешно осуществить ее в ближайшие дни. Почему бы ей не присоединиться к молодому кладоискателю? Это отвлечет от беспокоящих навязчивых мыслей и, возможно, доставит удовольствие. Поиск сокровищ – весьма романтическое приключение.
Молодой человек пришел в восторг, когда она выразила желание составить ему компанию.
– Я думал, вы никогда не согласитесь, – признался он.
Погода была ясная – ни ветерка, ни облачка, катер, заказанный кладоискателем, уже стоял у причала. Им управлял угрюмый, загорелый до черноты небритый киргиз-рулевой. Ему за время летнего туристического сезона успели изрядно надоесть ныряльщики, археологи и прочие джентльмены удачи, охотящиеся за золотом Иссык-Куля.
Катер легко скользил вдоль живописных берегов, рассекая темную синь озера. Карина, не отрываясь, смотрела на воду.
– Много веков назад Иссык-Куль затопил расположенные на его побережье и островах города, – рассказывал кладоискатель. – Любезнейший, отвези-ка нас к замку тамплиеров!
Рулевой молча кивнул. Болтовня пассажира раздражала его.
– И тамплиеры были здесь? – скептически усмехнулась Карина. – Их-то какими судьбами занесло на Тянь-Шань?
– Рыцари искали, куда бы спрятать сокровища ордена, и не придумали ничего лучше, как построить на одном из здешних островов свой замок. В его подвалы они тайно перевезли накопленные богатства. А что? Местность непроходимая, особенно в те времена… добраться до озера мог далеко не каждый.
Рулевой сердито хмыкнул. Он замедлил ход, заглушил мотор и буркнул:
– Смотрите вниз. Ряби нет, видимость отличная.
Кладоискатель сейчас же наклонился над водой, пристально всматриваясь в глубину. Карина последовала его примеру. В прозрачно-синей толще воды происходило какое-то движение… от напряжения глаз стало казаться, будто на дне проступают очертания развалин – крепостная стена, башня…
– Вот он! Замок тамплиеров! – закричал молодой человек. – Видите? А я не взял с собой акваланг! Какая жалость!
Он схватил фотоаппарат и лихорадочно защелкал, пытаясь запечатлеть фантастическую картину.
– Зря это все, – ухмыльнулся киргиз. – Ничего не получится.
Карина наклонилась ниже, подводный вид заворожил ее. Неужели на дне озера действительно…
Она не додумала мысль, ее отвлекло другое: размытые пятна и линии сложились вдруг в черты лица… будто кто-то невидимый смотрел сверху в глубину, отражаясь в ней, как в мутном зеленовато-синем зеркале. Демон?.. Его губы тронула жуткая, едва заметная улыбка…
– А-ааа! А-а-аа! – закричала Карина, отпрянула назад, зажмурилась.
– Что случилось? – всполошился кладоискатель. – Что вы там увидели? Карина! Что там было?!
Он перегнулся через борт и неистово щелкал фотоаппаратом, торопясь уловить ее видение.
– Сокровища Иссык-Куля охраняет дракон, – захохотал рулевой, надвигая войлочную шляпу на глаза. – Он своего нипочем не отдаст.
Карина застыла, пораженная. У нее напрочь отбило интерес к сокровищам и затопленным городам.
– Поедемте назад, – попросила она киргиза. – Мне нехорошо.
– Это от солнца, – суетился возле нее молодой человек. – Надо было вам шляпу надеть, киргизскую, из тонкого войлока. Отличная защита от солнечных лучей. Вы перегрелись.
Он велел рулевому поворачивать. Акваланг кладоискатель оставил в номере, так что нырнуть сегодня не удастся. Да и пленки не терпелось поскорее проявить.
В гостинице царила прохлада. Карина купила бутылку минералки и закрылась у себя, легла. Перед глазами стояла улыбка Демона… Что с ней? Солнечный удар?
Она провалилась в забытьи, а проснулась от стука в дверь. Это пришел поделиться горем кладоискатель.