«Тупые придурки!» – подумал Сигурд. Сроду до этого ему не приходилось чувствовать себя умнее кого-то, но эта толпа выглядела так, словно всем им и впрямь мозги вынули.
Внезапно из коридора послышалось негромкое жужжание. Сигурд замер: руки на коленях, спина прямая. Застыла и Руна…
Первым в проеме появился бородач. Он парил в воздухе, схваченный под мышки железными руками терракотера. На лице бородача – бессмысленная улыбка. Сигурд успел оценить разницу между незнакомцем и Своном, с которым он его первоначально сравнил: чужак в кости потоньше, да и ростом поменьше.
Вот вкатился и сам терракотер. Вблизи он казался гигантом. Сигурд отвел взгляд и с безразличием уставился на стену. Он был готов к драке. Немного мешало напряжение, исходившее от спутницы. Сигурд чувствовал запах страха, охватившего албианку. Что, как и железяка это слышит?
Терракотер наполз железной скалой и со слабым гудением прокатился мимо, на ходу плавно опуская человека. Ноги бородача коснулись пола. Краем глаза Сигурд заметил, что, разворачивая мужика, железяка использовала все три «змееруки». Усадив человека, терракотер отъехал назад, минуту постоял, затем развернулся всеми кругами и стремительно покинул помещение. Еще несколько мгновений ступни Сигурда продолжали ощущать вибрацию.
Минуту или две Сигурд и Руна сидели неподвижно. В это время любопытный мальчишка снова встал, боком подобрался к Руне, остановился в трех шагах. Мальчишка молчал и только тупо таращился на ее волосы.
– Сиг, послушай, – шепнула Руна. – Там, в соседнем помещении, еще люди. Голые… совсем. Там прозрачные перегородки… И стеллажи с одеждой… Там ее на сотни… нет, тысячи человек!
За дверью снова зашуршало, Руна отпрянула. Терракотер прокатился мимо входа. Дождавшись, пока звук утихнет, Руна быстро повернулась к Сигурду:
– Какая-нибудь ужасная лаборатория. Мы пропали.
– Хватит, ты! – Сигурда охватила ярость. – Железяка нас не засекла.
Какие еще лаборатории? Белобрысая – дура. Да и сам идиот: пожалел, не убил… А эти… Кто такие? Чужаки. Странно пахнут. Он видел их. Видел пищу, одежду, машину… она их увозит. Куда? Да чхарь его знает.
Руна прижалась к нему. Он оттолкнул ее. Он готов был стукнуть албианку. Стоило труда, чтобы подавить злость.
– Железяка… – прошептала албианка. – Тот терракотер, он был просто охранником… За людьми следят не терракотеры… датчики…
Сигурда что-то кольнуло в пупок. Нож. Сунул руку за пазуху, поправил.
Пользуясь тем, что внимание большого человека отвлечено, мальчишка снова потянулся к белым прядям женщины.
– Нет… – Руна откинула их за спину. – Ну сядь же.
Мальчишка повторил одними губами: «Ну. Сядь. Же».
Сосед справа громко испортил воздух и печально вздохнул.
Сигурд осторожно вынул нож, нащупал на поясе брюк небольшую петлю, сунул в нее лезвие. Нож повис, накренился: чуток привстанешь – тут же вывалится. «Выкинь», – заныл внутренний голос. Нет, еще чего! Оружие… оно три года было товарищем. Вытащил нож, задрал штанину, попробовал запихнуть за голенище бутса – лезвие оцарапало косточку.
Руна махнула рукой, гоня от себя назойливого мальчишку; снова негромко хохотнул рыжебородый. Из соседнего помещения – хлопки. Кто-то там взвыл, словно от боли, и тут же бухнуло упавшее тело.
– Ну же, топай на место, – шикнула Руна и пригрозила мальчишке пальцем.
Сигурд распахнул жилет. На внутренней поверхности – карман. Ага! – то, что надо… Сунул туда лезвие, аккуратно прорезал дно. Нож лег удобно, острие – где-то на уровне пояса, но в кожу не упирается.
Разобравшись с ножом, он вскочил, взял маленького приставалу за шиворот и понес в дальний угол. Мальчишка не брыкался. Сигурд опустил его на стул. Тут в переходе зашуршали круги. Терракотер! Сигурд повалился на первое попавшееся место, раскинул ноги. Надо бы рожу поглупее сделать…
Въехал терракотер, в двух руках была кипа одежды, третьей он вел за собой низенького голого человечка: член маленький, как у ребенка. Поставив его около стены, терракотер бросил одежду на пол, положил одну из «змеерук» человечку на голову, словно бы измеряя рост. Затем подобрал что-то из вещей, стал ловко натягивать на него. Сигурд отвел взгляд, продолжая наблюдать боковым зрением.
Въехал еще один терракотер, ведя за собой двоих – мужчину и женщину. Подтолкнув их к куче тряпья, стал одевать. Одетых железяки гнали к свободным местам, затем уезжали и через минуту возвращались с голыми новичками. Когда заканчивалась одежда, терракотеры подвозили еще ворох. Весь процесс длился не меньше часа. За это время людей в помещении заметно прибавилось. Стало шумно. Люди толкали друг друга, некоторые поднимались с мест, раскачивались, переваливаясь с ноги на ногу, гудели, всхлипывали, бродили вдоль стен, жевали пищу, которую находили в окошках.
Вернуться к белобрысой или не стоит? Сигурд решил, что изображать сидячего идиота проще, чем движущегося.
Внезапно по стенам и полу прошла дрожь. Снаружи долетел низкий протяжный гул, точно где-то там огромный, как гора, великан испустил тяжелый вздох. Гомонящая толпа на секунду притихла, но тут же зашумела вновь.
Сигурд вскочил, быстро отыскал глазами албианку, сидевшую в противоположном конце ряда.
Руна вертела головой по сторонам: она, как и он, силилась понять, что происходит. Их взгляды встретились. «Что нам делать, Сиг?» – спросили ее глаза.
«Надо таки пробираться к ней», – подумал Сигурд, но тут же вспомнил, что он слишком заметен. Как ни крути, а он на голову выше самого высокого мужика из толпы. Чтобы не привлекать лишнего внимания, он снова уселся на сиденье рядом с долговязым парнем и уставился на стену.
Тем временем оба терракотера завершили одевание новичков и принялись наводить порядок. Через несколько минут большинство людей сидели на местах. Один из терракотеров укатил, другой не спеша двинулся вдоль ряда, удерживая «змееруки» так же, как и тот терракотер, что на входе. По пути он время от времени выбрасывал одну из рук, подталкивая замешкавшихся людей к сиденьям.
Сигурд зевнул, демонстративно вывалил язык, повесил голову. Сердце билось ровно. В минуты опасности Сигурда всегда охватывало особое спокойствие – из этого состояния легче было делать скачок.
Железяка приближалась. Ох, и здоровущая, зараза… Вон та квадратная пластину на корпусе – на вид, вроде бы, хлипко. Ежели железяка кинуться вздумает, он в мгновение ока войдет в скачок, выхватит нож – и прямо в пластину!
Рот Сигурда наполнился терпкой слюной. Так бывало всегда за мгновение до прыжка на жертву. Он медленно вдохнул…
Терракотер прогудел мимо, ни на секунду не замедлив движения. Доехав до конца ряда и, видно, убедившись, что никто из людей устраивать дебош не собирается, он возвратился к выходу и остановился.
Сигурд перевел дыхание.
Тут снаружи что-то протяжно загудело. Сигурд навострил уши, но в эту минуту снова защелкало, захлопало в соседнем помещении, глуша другие звуки.
Вскорости и второй терракотер вернулся. Оба выехали на середину помещения, постояли, точно решая, что делать, и вдруг, развернувшись, двинулись прямо на Сигурда.
Нужно время, чтобы изучить противника. Сигурд не знал, насколько сильны железяки, но он усвоил с детства: нельзя недооценивать соперника. Неясны помыслы надвигавшихся терракотеров, но глупо выдавать себя до того, как соперник сделает первый шаг. Было бы нелепо потерять жизнь, ввязавшись в рискованную драку с двумя гигантами.
Сигурд дал себе установку не подпускать железяк ближе, чем на семь футов, до тех пор, пока не выяснит их намерений.
Испуганно отпрянул в сторону мальчишка, не вовремя оказавшийся на пути железяк. Один из терракотеров подхватил его и, повернув, мягко опустил в стороне. Второй заставил подняться молодую женщину, подтолкнул к мальчишке. «Змееруки» замелькали, собирая людей в кучу.
Зачем? Наверняка их повезут в город! Раз так, то и он с ними! Это шанс! Там как-нибудь притаится, обживется, ведь нынче же выходит прикидываться одним из них. Авось там ему пофартит узнать, где у железяк слабое место… Вот тогда-то и наступит час отмщения! За дядю Огина! За всех погибших бигемов!
Когда очередь дошла до сидящего рядом темноволосого парня, Сигурд расслабился. После того, как парень перекочевал к другим отобранным, змееруки метнулись к нему, защекотали подмышками, обхватили туловище – бережно, мамаша берет свое дитя. Сигурд взлетел в воздух, пронесся над краем платформы терракотера, приземлился и вот он в толпе. Слишком высокий, слишком напряженный… Чуть присел, ссутулился… Делая как другие, намерился уйти, и тут мягкий толчок «змееруки» вернул его на место.
Один из терракотеров объехал группу людей, стал подталкивать сзади, второй загородил путь к сиденьям, куда хотели вернуться некоторые «тупые». Повинуясь толчкам «змеерук», толпа повалила к выходу.
Сигурд чувствовал взгляд албианки, но в ее сторону не смотрел.
На выходе случилась небольшая давка, но терракотеры в два счета растолкали людей. Через минуту все стояли у выхода перед сверкающей в солнечных лучах машиной с прозрачными стенами и такими же зелеными боками и низом, как у той, что уже увезла куда-то группу людей.
Автобус!
Сигурд огляделся и обмер. Того огромного крестообразного сооружения и след простыл! Гладкое пустое поле! Поверхность опустевшей территории поражала своей гладкостью. Сигурд вспомнил протяжный гул, заставивший вздрогнуть стены. Что за сила смогла оторвать единым махом от земли громадину и переместить ее, не прорвав сетчатого ограждения и не переломав деревьев в округе? Отмахнувшись от этих мыслей, Сигурд сосредоточился на происходящем. Он согнул ноги, чтобы меньше выделяться в толпе.
На месте водителя сидел терракотер. А может, это и не терракотер: слишком уж похож он на одного из этих людей.
Сигурд осмотрел спутников, стараясь выглядеть равнодушным. «Тупые придурки» больше походили на албов, лишь у двоих-троих волосы щетинились как у бигемов. У того парня, что сидел по соседству, были маленькие, близко посаженные глаза – характерная бигемовская черта, но темные волосы, к тому же завивающиеся колечками, делали его странным, забавным и уродливым. Пухлый мальчишка своим круглым лицом, усеянным коричневыми крапинами, вовсе не походил ни кого из виденных Сигурдом за свою жизнь людей.
Куда их везут? Для чего железякам «тупые»? Сигурд стал воображать, как этих людей и его в их числе превращают в рабов – точно так же, как бигемы превращали в рабов подлых албов. Тут терракотеры принялись загонять их одного за другим в автобус, и он снова отвлекся от мыслей.
Мальчишка, которого затолкнули первым, прошел по проходу между сиденьями, свернул и, плюхнувшись на одно из них, придвинулся к окну. Он схватил кусок ткани, которым было завешено окно, принялся его немилосердно теребить. Мужчины и женщины, вошедшие следом, не садились, а продолжали толпиться в проходе, толкая друг друга, постанывая и вздыхая. Сигурд, войдя в автобус, также остался стоять. Потолок был низким, голову приходилось наклонять, и затылок упирался в прогибавшуюся крышу. Левую руку Сигурд прижал к груди, осторожно ощупал нож. В тесноте автобуса он чувствовал себя не достаточно уверенно.
Отцепившись от платформы, в автобус забрался терракотер. Он быстро распределил всех по местам и вернулся, чтобы загнать оставшихся. Вскоре все места были заняты. Рядом с Сигурдом опустилась старая женщина и почти тут же задремала. Продолжая разыгрывать ненормального, Сигурд стал таращиться в окно.
Пустота на месте крестообразного сооружения выла на неземном, безмолвном языке о небывалой мощи терракотеров, о странной судьбе «тупых», о неясном будущем взбунтовавшегося бигема…
6
Часть вторая
1
Внезапно из коридора послышалось негромкое жужжание. Сигурд замер: руки на коленях, спина прямая. Застыла и Руна…
Первым в проеме появился бородач. Он парил в воздухе, схваченный под мышки железными руками терракотера. На лице бородача – бессмысленная улыбка. Сигурд успел оценить разницу между незнакомцем и Своном, с которым он его первоначально сравнил: чужак в кости потоньше, да и ростом поменьше.
Вот вкатился и сам терракотер. Вблизи он казался гигантом. Сигурд отвел взгляд и с безразличием уставился на стену. Он был готов к драке. Немного мешало напряжение, исходившее от спутницы. Сигурд чувствовал запах страха, охватившего албианку. Что, как и железяка это слышит?
Терракотер наполз железной скалой и со слабым гудением прокатился мимо, на ходу плавно опуская человека. Ноги бородача коснулись пола. Краем глаза Сигурд заметил, что, разворачивая мужика, железяка использовала все три «змееруки». Усадив человека, терракотер отъехал назад, минуту постоял, затем развернулся всеми кругами и стремительно покинул помещение. Еще несколько мгновений ступни Сигурда продолжали ощущать вибрацию.
Минуту или две Сигурд и Руна сидели неподвижно. В это время любопытный мальчишка снова встал, боком подобрался к Руне, остановился в трех шагах. Мальчишка молчал и только тупо таращился на ее волосы.
– Сиг, послушай, – шепнула Руна. – Там, в соседнем помещении, еще люди. Голые… совсем. Там прозрачные перегородки… И стеллажи с одеждой… Там ее на сотни… нет, тысячи человек!
За дверью снова зашуршало, Руна отпрянула. Терракотер прокатился мимо входа. Дождавшись, пока звук утихнет, Руна быстро повернулась к Сигурду:
– Какая-нибудь ужасная лаборатория. Мы пропали.
– Хватит, ты! – Сигурда охватила ярость. – Железяка нас не засекла.
Какие еще лаборатории? Белобрысая – дура. Да и сам идиот: пожалел, не убил… А эти… Кто такие? Чужаки. Странно пахнут. Он видел их. Видел пищу, одежду, машину… она их увозит. Куда? Да чхарь его знает.
Руна прижалась к нему. Он оттолкнул ее. Он готов был стукнуть албианку. Стоило труда, чтобы подавить злость.
– Железяка… – прошептала албианка. – Тот терракотер, он был просто охранником… За людьми следят не терракотеры… датчики…
Сигурда что-то кольнуло в пупок. Нож. Сунул руку за пазуху, поправил.
Пользуясь тем, что внимание большого человека отвлечено, мальчишка снова потянулся к белым прядям женщины.
– Нет… – Руна откинула их за спину. – Ну сядь же.
Мальчишка повторил одними губами: «Ну. Сядь. Же».
Сосед справа громко испортил воздух и печально вздохнул.
Сигурд осторожно вынул нож, нащупал на поясе брюк небольшую петлю, сунул в нее лезвие. Нож повис, накренился: чуток привстанешь – тут же вывалится. «Выкинь», – заныл внутренний голос. Нет, еще чего! Оружие… оно три года было товарищем. Вытащил нож, задрал штанину, попробовал запихнуть за голенище бутса – лезвие оцарапало косточку.
Руна махнула рукой, гоня от себя назойливого мальчишку; снова негромко хохотнул рыжебородый. Из соседнего помещения – хлопки. Кто-то там взвыл, словно от боли, и тут же бухнуло упавшее тело.
– Ну же, топай на место, – шикнула Руна и пригрозила мальчишке пальцем.
Сигурд распахнул жилет. На внутренней поверхности – карман. Ага! – то, что надо… Сунул туда лезвие, аккуратно прорезал дно. Нож лег удобно, острие – где-то на уровне пояса, но в кожу не упирается.
Разобравшись с ножом, он вскочил, взял маленького приставалу за шиворот и понес в дальний угол. Мальчишка не брыкался. Сигурд опустил его на стул. Тут в переходе зашуршали круги. Терракотер! Сигурд повалился на первое попавшееся место, раскинул ноги. Надо бы рожу поглупее сделать…
Въехал терракотер, в двух руках была кипа одежды, третьей он вел за собой низенького голого человечка: член маленький, как у ребенка. Поставив его около стены, терракотер бросил одежду на пол, положил одну из «змеерук» человечку на голову, словно бы измеряя рост. Затем подобрал что-то из вещей, стал ловко натягивать на него. Сигурд отвел взгляд, продолжая наблюдать боковым зрением.
Въехал еще один терракотер, ведя за собой двоих – мужчину и женщину. Подтолкнув их к куче тряпья, стал одевать. Одетых железяки гнали к свободным местам, затем уезжали и через минуту возвращались с голыми новичками. Когда заканчивалась одежда, терракотеры подвозили еще ворох. Весь процесс длился не меньше часа. За это время людей в помещении заметно прибавилось. Стало шумно. Люди толкали друг друга, некоторые поднимались с мест, раскачивались, переваливаясь с ноги на ногу, гудели, всхлипывали, бродили вдоль стен, жевали пищу, которую находили в окошках.
Вернуться к белобрысой или не стоит? Сигурд решил, что изображать сидячего идиота проще, чем движущегося.
Внезапно по стенам и полу прошла дрожь. Снаружи долетел низкий протяжный гул, точно где-то там огромный, как гора, великан испустил тяжелый вздох. Гомонящая толпа на секунду притихла, но тут же зашумела вновь.
Сигурд вскочил, быстро отыскал глазами албианку, сидевшую в противоположном конце ряда.
Руна вертела головой по сторонам: она, как и он, силилась понять, что происходит. Их взгляды встретились. «Что нам делать, Сиг?» – спросили ее глаза.
«Надо таки пробираться к ней», – подумал Сигурд, но тут же вспомнил, что он слишком заметен. Как ни крути, а он на голову выше самого высокого мужика из толпы. Чтобы не привлекать лишнего внимания, он снова уселся на сиденье рядом с долговязым парнем и уставился на стену.
Тем временем оба терракотера завершили одевание новичков и принялись наводить порядок. Через несколько минут большинство людей сидели на местах. Один из терракотеров укатил, другой не спеша двинулся вдоль ряда, удерживая «змееруки» так же, как и тот терракотер, что на входе. По пути он время от времени выбрасывал одну из рук, подталкивая замешкавшихся людей к сиденьям.
Сигурд зевнул, демонстративно вывалил язык, повесил голову. Сердце билось ровно. В минуты опасности Сигурда всегда охватывало особое спокойствие – из этого состояния легче было делать скачок.
Железяка приближалась. Ох, и здоровущая, зараза… Вон та квадратная пластину на корпусе – на вид, вроде бы, хлипко. Ежели железяка кинуться вздумает, он в мгновение ока войдет в скачок, выхватит нож – и прямо в пластину!
Рот Сигурда наполнился терпкой слюной. Так бывало всегда за мгновение до прыжка на жертву. Он медленно вдохнул…
Терракотер прогудел мимо, ни на секунду не замедлив движения. Доехав до конца ряда и, видно, убедившись, что никто из людей устраивать дебош не собирается, он возвратился к выходу и остановился.
Сигурд перевел дыхание.
Тут снаружи что-то протяжно загудело. Сигурд навострил уши, но в эту минуту снова защелкало, захлопало в соседнем помещении, глуша другие звуки.
Вскорости и второй терракотер вернулся. Оба выехали на середину помещения, постояли, точно решая, что делать, и вдруг, развернувшись, двинулись прямо на Сигурда.
Нужно время, чтобы изучить противника. Сигурд не знал, насколько сильны железяки, но он усвоил с детства: нельзя недооценивать соперника. Неясны помыслы надвигавшихся терракотеров, но глупо выдавать себя до того, как соперник сделает первый шаг. Было бы нелепо потерять жизнь, ввязавшись в рискованную драку с двумя гигантами.
Сигурд дал себе установку не подпускать железяк ближе, чем на семь футов, до тех пор, пока не выяснит их намерений.
Испуганно отпрянул в сторону мальчишка, не вовремя оказавшийся на пути железяк. Один из терракотеров подхватил его и, повернув, мягко опустил в стороне. Второй заставил подняться молодую женщину, подтолкнул к мальчишке. «Змееруки» замелькали, собирая людей в кучу.
Зачем? Наверняка их повезут в город! Раз так, то и он с ними! Это шанс! Там как-нибудь притаится, обживется, ведь нынче же выходит прикидываться одним из них. Авось там ему пофартит узнать, где у железяк слабое место… Вот тогда-то и наступит час отмщения! За дядю Огина! За всех погибших бигемов!
Когда очередь дошла до сидящего рядом темноволосого парня, Сигурд расслабился. После того, как парень перекочевал к другим отобранным, змееруки метнулись к нему, защекотали подмышками, обхватили туловище – бережно, мамаша берет свое дитя. Сигурд взлетел в воздух, пронесся над краем платформы терракотера, приземлился и вот он в толпе. Слишком высокий, слишком напряженный… Чуть присел, ссутулился… Делая как другие, намерился уйти, и тут мягкий толчок «змееруки» вернул его на место.
Один из терракотеров объехал группу людей, стал подталкивать сзади, второй загородил путь к сиденьям, куда хотели вернуться некоторые «тупые». Повинуясь толчкам «змеерук», толпа повалила к выходу.
Сигурд чувствовал взгляд албианки, но в ее сторону не смотрел.
На выходе случилась небольшая давка, но терракотеры в два счета растолкали людей. Через минуту все стояли у выхода перед сверкающей в солнечных лучах машиной с прозрачными стенами и такими же зелеными боками и низом, как у той, что уже увезла куда-то группу людей.
Автобус!
Сигурд огляделся и обмер. Того огромного крестообразного сооружения и след простыл! Гладкое пустое поле! Поверхность опустевшей территории поражала своей гладкостью. Сигурд вспомнил протяжный гул, заставивший вздрогнуть стены. Что за сила смогла оторвать единым махом от земли громадину и переместить ее, не прорвав сетчатого ограждения и не переломав деревьев в округе? Отмахнувшись от этих мыслей, Сигурд сосредоточился на происходящем. Он согнул ноги, чтобы меньше выделяться в толпе.
На месте водителя сидел терракотер. А может, это и не терракотер: слишком уж похож он на одного из этих людей.
Сигурд осмотрел спутников, стараясь выглядеть равнодушным. «Тупые придурки» больше походили на албов, лишь у двоих-троих волосы щетинились как у бигемов. У того парня, что сидел по соседству, были маленькие, близко посаженные глаза – характерная бигемовская черта, но темные волосы, к тому же завивающиеся колечками, делали его странным, забавным и уродливым. Пухлый мальчишка своим круглым лицом, усеянным коричневыми крапинами, вовсе не походил ни кого из виденных Сигурдом за свою жизнь людей.
Куда их везут? Для чего железякам «тупые»? Сигурд стал воображать, как этих людей и его в их числе превращают в рабов – точно так же, как бигемы превращали в рабов подлых албов. Тут терракотеры принялись загонять их одного за другим в автобус, и он снова отвлекся от мыслей.
Мальчишка, которого затолкнули первым, прошел по проходу между сиденьями, свернул и, плюхнувшись на одно из них, придвинулся к окну. Он схватил кусок ткани, которым было завешено окно, принялся его немилосердно теребить. Мужчины и женщины, вошедшие следом, не садились, а продолжали толпиться в проходе, толкая друг друга, постанывая и вздыхая. Сигурд, войдя в автобус, также остался стоять. Потолок был низким, голову приходилось наклонять, и затылок упирался в прогибавшуюся крышу. Левую руку Сигурд прижал к груди, осторожно ощупал нож. В тесноте автобуса он чувствовал себя не достаточно уверенно.
Отцепившись от платформы, в автобус забрался терракотер. Он быстро распределил всех по местам и вернулся, чтобы загнать оставшихся. Вскоре все места были заняты. Рядом с Сигурдом опустилась старая женщина и почти тут же задремала. Продолжая разыгрывать ненормального, Сигурд стал таращиться в окно.
Пустота на месте крестообразного сооружения выла на неземном, безмолвном языке о небывалой мощи терракотеров, о странной судьбе «тупых», о неясном будущем взбунтовавшегося бигема…
6
Гладкая серая полоса, по которой катится автобус, пролегает по узкой лесистой долине между холмов, огибая их, порой взбираясь вверх и снова спускаясь вниз. На поворотах полосу ограничивают ряды столбцов. Через несколько миль от поселка терракотеров вдоль полосы среди высоких елей и сосен начинают попадаться прямоугольные щиты с яркими изображениями женских лиц и фигур и неизвестных предметов. Когда холмы заканчиваются, автобус выезжает к месту, где полосу пересекает другая, вдвое шире. Автобус сворачивает влево и движется на северо-запад. В маленькое зеркальце отражается приветливое лицо водителя. На водителе синяя одежда – точь-в-точь такая же, как и на том, первом. Возможно, албианка все-таки обманулась насчет того, что водитель терракотер: хоть оба они и похожи, как братья, да только больно уж этот тип на обычного парня смахивает. Пожалуй, водитель единственное существо, которое может контролировать в автобусе рабов. Стало быть, снова есть свобода выбора. Вряд ли стоит особого труда прикончить парня в синей одежде. Скажем, это можно сделать на одном из поворотов, когда автобус будет ехать медленнее. Затем, разбив окно, можно выскочить наружу.
Ладно, пускай пока тебе будет достаточно того, что ты осознаешь эту свободу.
Время от времени рука машинально нащупывает через ткань жилета рукоять ножа. Проклятье… ты ведешь себя как зверь, которого загнали в ловушку. Кончай дергаться.
Сигурд оглядывается на дремлющих спутников. Да уж, чахлый народец… Чхарь его знает, для какой это грязной работы железяки собираются использовать полоумных рабов.
Пухлый мальчишка вертит головой, глазея то на ярко-зеленую внутреннюю обшивку автобуса, то на разноцветные щиты за окном. Темноволосый парень пытается улечься на сидении; не найдя удобного положения, он растягивается прямо в проходе.
– Ма-лах… – бубнит во сне соседка. – Пу-ту-лух…
Неожиданно она вскрикивает и, дернувшись, просыпается. Медленно поворачивает лицо к Сигурду. От идиотского выражения старухи ему становится тошно до кислого вкуса во рту. Сигурд пихает ее локтем, отворачивается к окну.
Лес редеет, впереди виднеются серо-зеленые луга. В отдалении то там, то здесь торчат столбы, явно рукотворные, а по ним тянутся тонкие нити.
На вершине невысокого холма белеет сооружение. Полоса, огибая пологую низину с поблескивающим водоемом, ведет к тому холму. Чем ближе, тем отчетливее вырисовывается здание с двумя маленькими оконцами – и стоит оно почему-то на столбах. Под зданием возится человеческая фигура в оранжевой одежде. Дорога идет по дуге. Когда автобус подкатывает ближе, Сигурд замечает толстуху. Теперь становится ясно: она прибирает участок. Под столбами – невысокое белое ограждение, оно подпирает густые кустарники. Между домом и дорогой торчит наклонившаяся жердь с красно-белыми полосками.
«Стало быть, это ее жилище. Прямо под открытым небом». До чего же нелепая мысль, и все же Сигурд прекрасно знает: так оно и есть!
Толстая баба в яркой оранжевой одежде без крышки да еще среди белого дня – настоящее диво, но, похоже, ему придется привыкать и к более странным вещам.
Автобус поворачивает. А это еще что такое? – дорогу за столбом пересекают несколько узких металлических полос – прямых, одинаковых, невероятно длмнных, но не хватает времени толком их рассмотреть – деревья заслоняют вид.
Перед тем, как проехать мимо дома с толстухой, автобус замедляет движение. Баба поднимает голову, смотрит на автобус пустым взглядом, снова принимается за работу. Бабе автобус не в диковинку. Сигурд едет дальше, и тут он видит нечто поразительное. Четыре убегающих вдаль металлических полосы лежат на нескончаемых рядах серых одинаковых камней правильной формы. Это за пределами понимания Сигурда, и у него невольно отвисает челюсть. Автобус несколько раз ощутимо встряхивает. Чтобы не выдавать себя, Сигурд отводит взгляд от полос и смотрит вдаль.
Поверхность земли сглаживается, постепенно превращаясь в равнину. Вдали кое-где темнеют редкие перелески. Впереди, в нескольких милях, видна россыпь светлых построек разной формы и величины. Разветвленные цепи домов, укутанных бледной осенней растительностью, облегают застывшую волну горизонта.
Город…
Да, железяка в печенку, самый настоящий! Нет нужды в подтверждениях. Достаточно один раз взглянуть. Сотни… тысячи домов – тех самых, о которых говорила албианка, – рассыпались по всей равнине. Их настроили терракотеры. Вот для этих тупых придурков.
Соседка что-то промычала.
– Когда ты заткнешься? – шепотом огрызнулся Сигурд.
Как же он ненавидит своих попутчиков. Той самой ненавистью, что и раньше в нем была: теперь она обращена на тех, кого он назвал тупыми. Зачем этим идиотам город? Бигемы, которых убили железяки, – не лучше ли им жить в этих домах?
Осознание несправедливости внезапно стало сводить Сигурда с ума. Ему захотелось пихнуть женщину так, чтобы та оказалась в проходе. Он уже вообразил, как она падает, но заставил себя сдержаться. За два дня знакомства с Руной Сигурд все-таки кое-что уяснил. Ярость укрощать надо – будь ты на охоте, перед броском или в обычной жизни.
Шевели мозгами, бигем! Ты ведь не считаешь, что твое бешенство всюду тебя выручит. Переборщи с этим – бед не оберешься. А коли считаешь, что это не так, вспомни Гатта…
Да уж, когда ярости в тебе через край, можно все потерять. Ты уж лучше сперва разберись, что долбаные железяки задумали. Разберись!
Ты – охотник. Силач, ловкач. Сумеешь удрать, спрятаться, защитить себя и прокормить. Ты веришь только в себя, обязан верить, ведь ежели веру потеряешь – пропадешь. Но какими бы ни были твои сила и ловкость, понять разум железяк они едва ли помогут. В голове не укладывается, зачем железякам убивать бигемов, которые умеют думать и говорить, и при этом давать одежду и дома каким-то дурачкам, что только мычат да гогочут.
Вот дерьмо! Внезапно Сигурд понял, как сильно не хватает албианки. Так сильно, что он сам с собой разговаривать начал. Скверно, что она там осталась. В паре-то все-таки было проще.
В конце концов, Сигурд решил, что Руну, скорее всего, подвезут следующим автобусом. А пока, хочешь – не хочешь, придется в засаде пересидеть. Когда она прибудет, он ее встретит, и дальнейший путь они продолжат вдвоем.
Город тем временем приближался, странные его очертания постепенно менялись. Хотелось бы знать, есть ли там, между домами, хвойный лес, пещеры?.. Через несколько дней листья облетят, схорониться можно будет только в елях и соснах. Приедет Руна, и он соорудит для них временное жилье. Впрочем, наверняка албианка тоже что-нибудь подскажет… Тут Сигурд окончательно рассердился на себя: слишком быстро стал он прислушиваться к мнению чужачки, из-за которой Толстяка Уилла ненавидел и которую прикончить хотел.
Тут, нечаянно встретившись взглядом с водителем, он принялся как мог корчить из себя безумного, поглядывая час от часу в окно.
Неожиданно среди дальних деревьев мелькнуло ярко-оранжевое пятно. Это оказался еще один автобус, правда, другой формы. Он катил по дороге, пересекавшей ту, по которой ехал Сигурд. Через пару минут оба автобуса должны были проехать друг мимо друга.
Подкатившись к перекрестью дорог, водитель остановил автобус, пропуская второй, мчавшийся, не снижая скорости. Он был набит людьми. Сигурд успел их разглядеть. Тупые – сомнений не было.
Вдали показалась еще одна машина – синяя. Размерами она заметно уступала автобусам. Рассмотреть ее не хватило времени: автобус повернул и двинулся вслед за оранжевым. Было видно, как сидевшая сзади девчонка развернулась и прильнула носом к окну.
Через четверть часа город остался справа. Автобусы один за другим съехали с широкой дороги на узкую. Впереди белело маленькое поселение – несколько невысоких зданий, окруженных каменным ограждением. Автобусы подъехали, и ворота сами собой открылись.
Внутреннее пространство было ухоженным, деревья росли вдоль зданий правильными рядами.
Человек в длинной белой одежде заметил приближающийся автобус. Обернувшись, он что-то крикнул.
Первый автобус остановился возле входа. Второй прокатился мимо, доехал до следующего сооружения, замедлил движение и тоже остановился. Из здания быстро вышли двое мужчин в белом. У каждого в руках – короткая черная палка. Но что с их лицами? Гладкие и неподвижные, как у мертвецов.
Дверь автобуса с шумом распахнулась. Один из них заскочил внутрь и первым делом бросился к лежавшему на полу парню. Он коснулся парня своей палочкой, и тот, продрав глаза, заорал на весь автобус. Мужчина что-то сказал и, схватив парня за шиворот, заставил его подняться, а затем вытолкнул из автобуса. Напарник немедленно загнал его в темный дверной проем.
Сигурд огляделся. Глухие стены зданий, вдали справа и слева – ограды. Сбежать прямо сейчас – не задача, но будет переполох, а надо еще дождаться Руну, и неизвестно, приедет ли она следующим автобусом или придется торчать тут целый день. Как ни крути, а придется покориться обстоятельствам.
Сигурду не удалось избежать болезненного прикосновения палочки – не настолько болезненного, чтобы вопить, как тот парень, но все же малоприятного. Выскочив из автобуса, он двинулся вслед за остальными.
В здании их ожидало еще несколько человек в белом – в основном мужчины и среди них две женщины. Люди в белом брали входящих под руки и уводили по двое. Сигурд оказался в паре с той самой старухой, с которой сидел в автобусе. Крепкий мужчина схватил их за локти и поволок по зеленому переходу. Подведя к одной из открытых дверей, он подтолкнул прибывших.
Пол и стены помещения выстилали блестящие квадраты – гладкие, точно выпиленные изо льда, безупречно правильные. Два ложа, сиденье в углу, непонятные устройства, провода, тумбы. Две женщины в белом с лицами-масками двинулись навстречу, взяли спутницу Сигурда за плечи, подвели к сидению и усадили. Одна из них подошла к странной штуковине, стоявшей на трех тонких ногах, другая взяла старуху за подбородок, повернула лицом к этой штуковине, отошла. Вспышка! Старуха дернулась, ее тут же подняли с сидения, подвели к ложу, помогли взобраться.
Настала очередь Сигурда оказаться на сидении. Женщина шагнула к нему и, ухватив за бороду, развернула к странному световому устройству. На Сигурда уставился немигающий блестящий глаз. Проклятье! Ослепить надумали! Сигурд понял, что сейчас выдаст себя криком, и зажмурился. Женщина что-то проворчала. Тут же подскочил мужчина, встряхнул Сигурда. Злобный чхарь! Перебить людей в белом – это ж раз плюнуть. Сигурд взял себя в руки: рано драться. Он выпрямил спину, мужчина и женщина отстранились. Щелчок – и в глазах Сигурда побелело, а затем наступила ночь – вся в переливающихся пятнах.
Он стиснул зубы, чтобы не взвыть. Его схватили подмышки и заставили подняться.
«Терпи, бигем, – велел себе. – Зрение вернется… вскорости будешь видеть…»
Его уложили на ровную поверхность, к вискам и лбу прислонили какие-то прохладные штуки.
Коли хотели бы убить, наверняка бы давно уже сделали это. Стали бы так далеко везти его – до самого города?
Сигурд на секунду открыл глаза. На белом мерцающем поле двигались, переплетаясь две тени. Он снова зажмурился. В эту минуту на запястьях и голенях разом защелкнулось несколько ремней. Где-то над головой что-то клацнуло, затем ровно тихо загудело, – этот звук увлек бигема в беспросветную темноту.
Ладно, пускай пока тебе будет достаточно того, что ты осознаешь эту свободу.
Время от времени рука машинально нащупывает через ткань жилета рукоять ножа. Проклятье… ты ведешь себя как зверь, которого загнали в ловушку. Кончай дергаться.
Сигурд оглядывается на дремлющих спутников. Да уж, чахлый народец… Чхарь его знает, для какой это грязной работы железяки собираются использовать полоумных рабов.
Пухлый мальчишка вертит головой, глазея то на ярко-зеленую внутреннюю обшивку автобуса, то на разноцветные щиты за окном. Темноволосый парень пытается улечься на сидении; не найдя удобного положения, он растягивается прямо в проходе.
– Ма-лах… – бубнит во сне соседка. – Пу-ту-лух…
Неожиданно она вскрикивает и, дернувшись, просыпается. Медленно поворачивает лицо к Сигурду. От идиотского выражения старухи ему становится тошно до кислого вкуса во рту. Сигурд пихает ее локтем, отворачивается к окну.
Лес редеет, впереди виднеются серо-зеленые луга. В отдалении то там, то здесь торчат столбы, явно рукотворные, а по ним тянутся тонкие нити.
На вершине невысокого холма белеет сооружение. Полоса, огибая пологую низину с поблескивающим водоемом, ведет к тому холму. Чем ближе, тем отчетливее вырисовывается здание с двумя маленькими оконцами – и стоит оно почему-то на столбах. Под зданием возится человеческая фигура в оранжевой одежде. Дорога идет по дуге. Когда автобус подкатывает ближе, Сигурд замечает толстуху. Теперь становится ясно: она прибирает участок. Под столбами – невысокое белое ограждение, оно подпирает густые кустарники. Между домом и дорогой торчит наклонившаяся жердь с красно-белыми полосками.
«Стало быть, это ее жилище. Прямо под открытым небом». До чего же нелепая мысль, и все же Сигурд прекрасно знает: так оно и есть!
Толстая баба в яркой оранжевой одежде без крышки да еще среди белого дня – настоящее диво, но, похоже, ему придется привыкать и к более странным вещам.
Автобус поворачивает. А это еще что такое? – дорогу за столбом пересекают несколько узких металлических полос – прямых, одинаковых, невероятно длмнных, но не хватает времени толком их рассмотреть – деревья заслоняют вид.
Перед тем, как проехать мимо дома с толстухой, автобус замедляет движение. Баба поднимает голову, смотрит на автобус пустым взглядом, снова принимается за работу. Бабе автобус не в диковинку. Сигурд едет дальше, и тут он видит нечто поразительное. Четыре убегающих вдаль металлических полосы лежат на нескончаемых рядах серых одинаковых камней правильной формы. Это за пределами понимания Сигурда, и у него невольно отвисает челюсть. Автобус несколько раз ощутимо встряхивает. Чтобы не выдавать себя, Сигурд отводит взгляд от полос и смотрит вдаль.
Поверхность земли сглаживается, постепенно превращаясь в равнину. Вдали кое-где темнеют редкие перелески. Впереди, в нескольких милях, видна россыпь светлых построек разной формы и величины. Разветвленные цепи домов, укутанных бледной осенней растительностью, облегают застывшую волну горизонта.
Город…
Да, железяка в печенку, самый настоящий! Нет нужды в подтверждениях. Достаточно один раз взглянуть. Сотни… тысячи домов – тех самых, о которых говорила албианка, – рассыпались по всей равнине. Их настроили терракотеры. Вот для этих тупых придурков.
Соседка что-то промычала.
– Когда ты заткнешься? – шепотом огрызнулся Сигурд.
Как же он ненавидит своих попутчиков. Той самой ненавистью, что и раньше в нем была: теперь она обращена на тех, кого он назвал тупыми. Зачем этим идиотам город? Бигемы, которых убили железяки, – не лучше ли им жить в этих домах?
Осознание несправедливости внезапно стало сводить Сигурда с ума. Ему захотелось пихнуть женщину так, чтобы та оказалась в проходе. Он уже вообразил, как она падает, но заставил себя сдержаться. За два дня знакомства с Руной Сигурд все-таки кое-что уяснил. Ярость укрощать надо – будь ты на охоте, перед броском или в обычной жизни.
Шевели мозгами, бигем! Ты ведь не считаешь, что твое бешенство всюду тебя выручит. Переборщи с этим – бед не оберешься. А коли считаешь, что это не так, вспомни Гатта…
Да уж, когда ярости в тебе через край, можно все потерять. Ты уж лучше сперва разберись, что долбаные железяки задумали. Разберись!
Ты – охотник. Силач, ловкач. Сумеешь удрать, спрятаться, защитить себя и прокормить. Ты веришь только в себя, обязан верить, ведь ежели веру потеряешь – пропадешь. Но какими бы ни были твои сила и ловкость, понять разум железяк они едва ли помогут. В голове не укладывается, зачем железякам убивать бигемов, которые умеют думать и говорить, и при этом давать одежду и дома каким-то дурачкам, что только мычат да гогочут.
Вот дерьмо! Внезапно Сигурд понял, как сильно не хватает албианки. Так сильно, что он сам с собой разговаривать начал. Скверно, что она там осталась. В паре-то все-таки было проще.
В конце концов, Сигурд решил, что Руну, скорее всего, подвезут следующим автобусом. А пока, хочешь – не хочешь, придется в засаде пересидеть. Когда она прибудет, он ее встретит, и дальнейший путь они продолжат вдвоем.
Город тем временем приближался, странные его очертания постепенно менялись. Хотелось бы знать, есть ли там, между домами, хвойный лес, пещеры?.. Через несколько дней листья облетят, схорониться можно будет только в елях и соснах. Приедет Руна, и он соорудит для них временное жилье. Впрочем, наверняка албианка тоже что-нибудь подскажет… Тут Сигурд окончательно рассердился на себя: слишком быстро стал он прислушиваться к мнению чужачки, из-за которой Толстяка Уилла ненавидел и которую прикончить хотел.
Тут, нечаянно встретившись взглядом с водителем, он принялся как мог корчить из себя безумного, поглядывая час от часу в окно.
Неожиданно среди дальних деревьев мелькнуло ярко-оранжевое пятно. Это оказался еще один автобус, правда, другой формы. Он катил по дороге, пересекавшей ту, по которой ехал Сигурд. Через пару минут оба автобуса должны были проехать друг мимо друга.
Подкатившись к перекрестью дорог, водитель остановил автобус, пропуская второй, мчавшийся, не снижая скорости. Он был набит людьми. Сигурд успел их разглядеть. Тупые – сомнений не было.
Вдали показалась еще одна машина – синяя. Размерами она заметно уступала автобусам. Рассмотреть ее не хватило времени: автобус повернул и двинулся вслед за оранжевым. Было видно, как сидевшая сзади девчонка развернулась и прильнула носом к окну.
Через четверть часа город остался справа. Автобусы один за другим съехали с широкой дороги на узкую. Впереди белело маленькое поселение – несколько невысоких зданий, окруженных каменным ограждением. Автобусы подъехали, и ворота сами собой открылись.
Внутреннее пространство было ухоженным, деревья росли вдоль зданий правильными рядами.
Человек в длинной белой одежде заметил приближающийся автобус. Обернувшись, он что-то крикнул.
Первый автобус остановился возле входа. Второй прокатился мимо, доехал до следующего сооружения, замедлил движение и тоже остановился. Из здания быстро вышли двое мужчин в белом. У каждого в руках – короткая черная палка. Но что с их лицами? Гладкие и неподвижные, как у мертвецов.
Дверь автобуса с шумом распахнулась. Один из них заскочил внутрь и первым делом бросился к лежавшему на полу парню. Он коснулся парня своей палочкой, и тот, продрав глаза, заорал на весь автобус. Мужчина что-то сказал и, схватив парня за шиворот, заставил его подняться, а затем вытолкнул из автобуса. Напарник немедленно загнал его в темный дверной проем.
Сигурд огляделся. Глухие стены зданий, вдали справа и слева – ограды. Сбежать прямо сейчас – не задача, но будет переполох, а надо еще дождаться Руну, и неизвестно, приедет ли она следующим автобусом или придется торчать тут целый день. Как ни крути, а придется покориться обстоятельствам.
Сигурду не удалось избежать болезненного прикосновения палочки – не настолько болезненного, чтобы вопить, как тот парень, но все же малоприятного. Выскочив из автобуса, он двинулся вслед за остальными.
В здании их ожидало еще несколько человек в белом – в основном мужчины и среди них две женщины. Люди в белом брали входящих под руки и уводили по двое. Сигурд оказался в паре с той самой старухой, с которой сидел в автобусе. Крепкий мужчина схватил их за локти и поволок по зеленому переходу. Подведя к одной из открытых дверей, он подтолкнул прибывших.
Пол и стены помещения выстилали блестящие квадраты – гладкие, точно выпиленные изо льда, безупречно правильные. Два ложа, сиденье в углу, непонятные устройства, провода, тумбы. Две женщины в белом с лицами-масками двинулись навстречу, взяли спутницу Сигурда за плечи, подвели к сидению и усадили. Одна из них подошла к странной штуковине, стоявшей на трех тонких ногах, другая взяла старуху за подбородок, повернула лицом к этой штуковине, отошла. Вспышка! Старуха дернулась, ее тут же подняли с сидения, подвели к ложу, помогли взобраться.
Настала очередь Сигурда оказаться на сидении. Женщина шагнула к нему и, ухватив за бороду, развернула к странному световому устройству. На Сигурда уставился немигающий блестящий глаз. Проклятье! Ослепить надумали! Сигурд понял, что сейчас выдаст себя криком, и зажмурился. Женщина что-то проворчала. Тут же подскочил мужчина, встряхнул Сигурда. Злобный чхарь! Перебить людей в белом – это ж раз плюнуть. Сигурд взял себя в руки: рано драться. Он выпрямил спину, мужчина и женщина отстранились. Щелчок – и в глазах Сигурда побелело, а затем наступила ночь – вся в переливающихся пятнах.
Он стиснул зубы, чтобы не взвыть. Его схватили подмышки и заставили подняться.
«Терпи, бигем, – велел себе. – Зрение вернется… вскорости будешь видеть…»
Его уложили на ровную поверхность, к вискам и лбу прислонили какие-то прохладные штуки.
Коли хотели бы убить, наверняка бы давно уже сделали это. Стали бы так далеко везти его – до самого города?
Сигурд на секунду открыл глаза. На белом мерцающем поле двигались, переплетаясь две тени. Он снова зажмурился. В эту минуту на запястьях и голенях разом защелкнулось несколько ремней. Где-то над головой что-то клацнуло, затем ровно тихо загудело, – этот звук увлек бигема в беспросветную темноту.
Часть вторая
Город Алгирск
1
«Любить географию – это одно, а преподавать ее нынешним сомолфедам – совсем другое», – к такому выводу пришел Орест Крофович Зубров, проработав три месяца и одну неделю в средней школе номер один города Алгирска.
Когда три года назад в кабинете привинчивали доску – узкую, скользкую, с браком, – Зубров учился в Багровском Университете, и плотники не могли знать о том, что однажды этот кабинет перейдет в его распоряжение. Тем более, вряд ли они догадывались о поразительных габаритах будущего географа, за которые ученики дадут ему прозвище Бульдозер. Зубров и сам неожиданно понял, что до последнего времени словно и не замечал своих невероятных размеров, и теперь, внезапно ощутив их, никак не мог совладать с этим большим телом. Как бы там ни было, доска висела на обычном, стандартном уровне, и, когда, загораживая ее наполовину, молодой учитель писал, ему приходилось скукоживаться и приседать, и всякий раз это зрелище вызывало приступ веселья у сидящих в классе.
Зубров выбрал кусок мела покрупнее.
– А теперь запишем название этого массива, – сказал он.
Держа мел как щепотку соли, он стал выводить неровными буквами:
Корявый, блуждающий почерк Зуброва был предметом насмешек. Памятуя об этом, он старался писать аккуратно, как мог, но все же мел в руке, даже самому ему напоминавшей ковш экскаватора, уже на первой букве угрожающе затрещал. Когда Зубров подчеркивал надпись, обломок окончательно раскрошился, и вышло так, что конец черты он намалевал большим пальцем.
– Мел экономь…те, – напомнил Контиков, сидевший на задней парте. – Государственное добро.
– Не хухры-мухры, – лениво добавил Гудастов, его сосед.
Послышались смешки – злобные, ждавшие своего часа. В ту же минуту что-то неожиданно стукнулось о толстый рукав пиджака – то ли бумажный комок, то ли ластик. «Началось», – подумал Зубров, досадуя на собственную беспомощность. Тут же по привычке он принялся себя убеждать: «Успокойся. Они не должны видеть, что тебе худо».
До февраля, пока учитель химии и классный руководитель десятого «А» Жанна Генриховна не вернется с курсов, Зубров за неимением других кандидатур был временно назначен на ее место. В десятом «А» учились отпрыски известных в Алгирске людей – завгороно, завунивермага, второго секретаря горкома партии, и, самое главное, любимец всей школы Ард Локков – сын секретаря Алгирского обкома.
Зубров не мог понять этих странных, жестоких подростков. Семь-восемь лет назад, когда он сам сидел на школьной скамье, все представлялось иначе, и сомолфеды были другими. Всех его бывших товарищей можно было, не кривя душой, назвать достойными членами славной организации, имя которой они носили: Союза Молодежи Федерации. Вместе учились, пели песни, ходили на лыжах, играли в хоккей… Что же изменилось? Ведь прошло всего несколько лет, а как будто – целое столетие. Зуброву казалось, что в сегодняшних подростках странным образом соединены ребячья беспечность и взрослая умудренность. Он их боялся, а, когда боялся, становился малолдушным. Стоя перед ними, он чувствовал себя смешным, несведущим и – самое главное – в чем-то повинным. С одной стороны нынешние сомолфеды умели достаточно ловко прихвастнуть знанием федерационных кодексов и были политически подкованы, что, несомненно, являлось плюсом. С другой – они хоть убей не желали учить школьные предметы, носили длинные спутанные волосы, брюки-клеш и какую-то нелепейшую атрибутику в виде обручей и разукрашенных амулетов, что было сущей ересью. Даже Локков (да что там «даже» – он-то в особенности!) вытворял что-то немыслимое со своим внешним видом, точно пытался себя в скомороха превратить. И вот эти ряженные подростки целый день занимались тем, что с напыщенным видом перекидывались фразами о политической обстановке в мире, а если кто запускал тему о новой моде или заграничных музыкантах, то ее тут же подхватывали и начинали развивать. И в этой всеядности нынешних сомолфедов был страшный, непостижимый парадокс, сводивший Зуброва с ума.
На эти маскарады и ереси ни директриса Табитта Цвяк, ни завуч Гера Омовна, ни другие учителя прямо не указывали. Они лишь порой как бы мимоходом касались вопроса этакими замысловатыми намеками, вроде «Мы, конечно, не лучшие, но и не худшие» или «Знайте меру, товарищи, но если что, спрашивать с вас будут». Однако Зубров прекрасно понимал, что под выражением «планомерное строительство психологической матрицы современного школьника», которое директриса и завуч повторять любили, они понимали не что иное, как необходимость борьбы с элементами чуждой идеологии в школьной среде. «Почему же не сказать прямо?» – удивлялся он про себя поначалу.
Да уж, это, конечно, неприятность, что сын секретаря обкома и его приятели заграничной заразе подвержены, но ведь они только подростки, и все еще исправить можно. Тем не менее, он и сам поддерживал эту странную игру и о противоречивом поведении учеников вслух никогда не говорил. Все же Зубров добросовестно ломал голову над тем, как противостоять «заграничной дряни», как он в мыслях это называл. Но, будучи от природы осторожным, он не спешил высказывать своих взглядов перед классом – слишком много сомнений возникало у него по ходу раздумий.
Когда три года назад в кабинете привинчивали доску – узкую, скользкую, с браком, – Зубров учился в Багровском Университете, и плотники не могли знать о том, что однажды этот кабинет перейдет в его распоряжение. Тем более, вряд ли они догадывались о поразительных габаритах будущего географа, за которые ученики дадут ему прозвище Бульдозер. Зубров и сам неожиданно понял, что до последнего времени словно и не замечал своих невероятных размеров, и теперь, внезапно ощутив их, никак не мог совладать с этим большим телом. Как бы там ни было, доска висела на обычном, стандартном уровне, и, когда, загораживая ее наполовину, молодой учитель писал, ему приходилось скукоживаться и приседать, и всякий раз это зрелище вызывало приступ веселья у сидящих в классе.
Зубров выбрал кусок мела покрупнее.
– А теперь запишем название этого массива, – сказал он.
Держа мел как щепотку соли, он стал выводить неровными буквами:
В студенческие времена это слово по непостижимой причине вызывало в нем благоговейный трепет – тот самый, который в альпинистах, должно быть, вызывает название Эверест. Кто знает, возможно, именно из-за этого подсознательного влечения Зубров на последнем курсе обратился в деканат с просьбой распределить его в Алгирск, расположенный в тридцати километрах от Трапезуса. Но сейчас в душе молодого учителя не было места для переживаний подобного рода, – стоя у доски, он терял в себе уверенность.ТРАПЕЗУС
Корявый, блуждающий почерк Зуброва был предметом насмешек. Памятуя об этом, он старался писать аккуратно, как мог, но все же мел в руке, даже самому ему напоминавшей ковш экскаватора, уже на первой букве угрожающе затрещал. Когда Зубров подчеркивал надпись, обломок окончательно раскрошился, и вышло так, что конец черты он намалевал большим пальцем.
– Мел экономь…те, – напомнил Контиков, сидевший на задней парте. – Государственное добро.
– Не хухры-мухры, – лениво добавил Гудастов, его сосед.
Послышались смешки – злобные, ждавшие своего часа. В ту же минуту что-то неожиданно стукнулось о толстый рукав пиджака – то ли бумажный комок, то ли ластик. «Началось», – подумал Зубров, досадуя на собственную беспомощность. Тут же по привычке он принялся себя убеждать: «Успокойся. Они не должны видеть, что тебе худо».
До февраля, пока учитель химии и классный руководитель десятого «А» Жанна Генриховна не вернется с курсов, Зубров за неимением других кандидатур был временно назначен на ее место. В десятом «А» учились отпрыски известных в Алгирске людей – завгороно, завунивермага, второго секретаря горкома партии, и, самое главное, любимец всей школы Ард Локков – сын секретаря Алгирского обкома.
Зубров не мог понять этих странных, жестоких подростков. Семь-восемь лет назад, когда он сам сидел на школьной скамье, все представлялось иначе, и сомолфеды были другими. Всех его бывших товарищей можно было, не кривя душой, назвать достойными членами славной организации, имя которой они носили: Союза Молодежи Федерации. Вместе учились, пели песни, ходили на лыжах, играли в хоккей… Что же изменилось? Ведь прошло всего несколько лет, а как будто – целое столетие. Зуброву казалось, что в сегодняшних подростках странным образом соединены ребячья беспечность и взрослая умудренность. Он их боялся, а, когда боялся, становился малолдушным. Стоя перед ними, он чувствовал себя смешным, несведущим и – самое главное – в чем-то повинным. С одной стороны нынешние сомолфеды умели достаточно ловко прихвастнуть знанием федерационных кодексов и были политически подкованы, что, несомненно, являлось плюсом. С другой – они хоть убей не желали учить школьные предметы, носили длинные спутанные волосы, брюки-клеш и какую-то нелепейшую атрибутику в виде обручей и разукрашенных амулетов, что было сущей ересью. Даже Локков (да что там «даже» – он-то в особенности!) вытворял что-то немыслимое со своим внешним видом, точно пытался себя в скомороха превратить. И вот эти ряженные подростки целый день занимались тем, что с напыщенным видом перекидывались фразами о политической обстановке в мире, а если кто запускал тему о новой моде или заграничных музыкантах, то ее тут же подхватывали и начинали развивать. И в этой всеядности нынешних сомолфедов был страшный, непостижимый парадокс, сводивший Зуброва с ума.
На эти маскарады и ереси ни директриса Табитта Цвяк, ни завуч Гера Омовна, ни другие учителя прямо не указывали. Они лишь порой как бы мимоходом касались вопроса этакими замысловатыми намеками, вроде «Мы, конечно, не лучшие, но и не худшие» или «Знайте меру, товарищи, но если что, спрашивать с вас будут». Однако Зубров прекрасно понимал, что под выражением «планомерное строительство психологической матрицы современного школьника», которое директриса и завуч повторять любили, они понимали не что иное, как необходимость борьбы с элементами чуждой идеологии в школьной среде. «Почему же не сказать прямо?» – удивлялся он про себя поначалу.
Да уж, это, конечно, неприятность, что сын секретаря обкома и его приятели заграничной заразе подвержены, но ведь они только подростки, и все еще исправить можно. Тем не менее, он и сам поддерживал эту странную игру и о противоречивом поведении учеников вслух никогда не говорил. Все же Зубров добросовестно ломал голову над тем, как противостоять «заграничной дряни», как он в мыслях это называл. Но, будучи от природы осторожным, он не спешил высказывать своих взглядов перед классом – слишком много сомнений возникало у него по ходу раздумий.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента